Глава VII
Гермиона, закрыв глаза, покорно осталась сидеть на месте, стараясь закрыться как можно сильнее. Она ждала, что Малфой сорвёт с неё простыню, но ничего не происходило. Потом она почувствовала мимолётное прикосновение к щеке.
— Больно?
Он ещё спрашивал об этом?
— Да.
И снова никаких действий. Девушка приоткрыла глаза. Малфой смотрел не на неё, а куда-то в другую сторону.
— Ладно, тогда продолжим завтра.
— Лучше сейчас.
Пусть делает с ней, что угодно этой ночью, а потом отпустит. Но уйти отсюда сегодня, зная, что придётся вернуться, было самой ужасной пыткой.
— Ты думаешь, что это на одну ночь, Грейнджер? — он повернулся к ней, но ничего нельзя было прочитать на его лице. — Я тоже так думал. Но мне этого мало.
— Ты так сильно хочешь меня мучить? — её голос дрогнул.
— Я совсем не хочу тебя мучить. Я просто исполняю свои желания.
— Даже если они причиняют другим боль?
Он снова отвернулся, не ответив.
— Сколько… Сколько это продлится? — ей надо знать срок. Два дня? Неделя? Месяц?
— Пока мне не надоест.
Малфой стал одеваться: собранно, не торопясь. Уже полностью одетый, он остановился около двери. Даже его причёска выглядела как всегда безупречной.
— И хочу предупредить, Грейнджер: если кто-то коснётся тебя рукой, то этой руки у него больше не будет. Двумя руками — значит, останется без обеих рук. А если кто-то тебя трахнет… Думаю, ты поняла, какой части твой рыжий щенок лишится в этом случае.
Будто она могла бы лечь в постель с кем-то после подобного.
Уже взявшись за ручку двери, Малфой добавил:
— И последнее: я хочу, чтобы завтра ты воспользовалась теми же духами, что и на Хэллоуин.
Он ушёл, не дожидаясь никакого ответа. Как если бы был уверен, что она не посмеет ослушаться. А она посмеет?
Ей нужна ванная. Ей нужно смыть с себя кровь, сперму и самое главное — чужой запах. Но она не могла подняться. Гермиона свернулась калачиком под тонкой простынёй, тихо скуля от безысходности.
***
— Кто знает, какие у этого зелья могут быть побочные эффекты? Никто? Может, вы, мисс Грейнджер? Мисс Грейнджер?
— Что? Ох, извините, профессор. Вы что-то спросили?
— Я спросил про побочные эффекты зелья, мисс Грейнджер.
— М-м-м, вы не могли бы напомнить, о каком зелье идёт речь, профессор?
Блейз повернулся к Драко и сказал:
— С ней что-то явно не так.
— Разве? — он покосился на девушку, которая сегодня против обыкновения сидела очень тихо, ни разу не подняв руку.
— Она такая все три урока.
— Ты за ней наблюдаешь?
— Дафна сказала мне, что в своей спальне она не ночевала. И не говори, что ты не наблюдаешь тоже — ты же всё время держишь её в поле зрения: в Большом зале, на всех лекциях, в том числе и сейчас!
— Не понимаю, о чём ты.
Но он действительно наблюдал — не выкинет ли Грейнджер какую-нибудь глупость. Пока нет. И ей хватило ума свести синяки со всех видимых частей тела, и привести себя в порядок. Ну, или относительный порядок.
Блейз тряхнул друга за плечо:
— Драко, блядь, что у вас с ней происходит?
— Почему ты вообще думаешь, что есть какое-то «у нас с ней»?
— Потому что если ты не спускаешь с неё взгляда, то она ни разу не посмотрела в твою сторону. Но всё её тело напрягается, когда ты оказываешься за её спиной. Будто она чувствует твоё присутствие.
Вот как? Ты чувствуешь, Грейнджер?
— Хорошо, тебе я скажу. Помнишь ты сказал, что если я хочу трахнуть Грязнокровку, то просто должен это сделать?
— О нет… — Блейз прикрыл глаза, откинувшись на спинку стула.
— Начинаем приступать к первому этапу приготовления. Возьмите, пожалуйста, все нужные ингредиенты из шкафа… — донёсся до них голос Слизнорта.
Драко встал и тоже подошёл к шкафу — прямо за Грейнджер. А ведь она действительно напряглась. Сжалась. Уронила банку с сушёными жуками. Она так сильно его боится? Так сильно боится того, что повторится сегодня?
Малфой поднял с пола и протянул ей банку, но Гермиона вернулась на своё место, не прикасаясь к ней. Она никогда ничего не возьмёт из его рук.
Зелье, конечно, не получится без этого ингредиента. Ну и что с того? Для чего ей отвар улучшения внимания? Чтобы точно не пропустить никакие детали, когда Малфой будет её снова насиловать?
Она смогла встать с постели только утром. Ей потребовался час, чтобы быть уверенной — на её теле не осталось ни одного синяка или укуса, ни единого следа прошедшего кошмара. Она выпила зелье, заглушившее боль в теле и успокаивающий настой. И только тогда смогла выйти из Выручай-комнаты.
Но она всё ещё ощущала все прикосновения Малфоя. Всё ещё чувствовала как горит кожа в тех местах, которые он трогал. Во рту оставался привкус — крови и его дыхания. В голове снова и снова по кругу прокручивались все его слова.
Постоянно находится рядом с Малфоем, безошибочно угадывать расстояние, которое их разделяет (и каким бы большим оно не было, их объединяет) — это было ужасно. Но ей ещё предстояло главное испытание: разговор с Гарри и Джинни. Разговор с Роном. Как объяснить, что между ними всё кончено, не называя истинной причины? Как встретить его чистый влюблённый взгляд теперь, когда она запятнана несмываемой отвратительной грязью? И как ей продолжать жить, когда больше всего на свете хочется умереть.
***
— Ты знаешь, что я никогда не даю тебе советы, Драко…
— Так не давай их и сейчас, Блейз.
Они сидели в своей гостиной в дальнем углу, наблюдая за тем, как Монтегю разыгрывает сценку «как я сбил с метлы малышку Уизли».
— В тебе что-то изменилось. Я с трудом узнаю своего друга.
— Не понимаю тебя, Блейз.
— Можно, я расскажу тебе одну историю?
Драко закатил глаза.
— Я всё равно расскажу. Моя мать всегда выращивала розы в саду. Особый сорт, который совсем не имел шипов. И я часто играл среди этих цветов. А однажды, когда мы пошли в гости, и я остался поиграть в чужом саду… Там тоже были розовые кусты. И я полез в них. И очень удивился, когда вдруг шипы укололи моё тело.
— Что? И к чему это? Я то надеялся, в кустах тебе встретилась какая-нибудь очень соблазнительная дриада, научившая юного Блейзи всем…
— Драко, — друг прервал его, не дав договорить. — Я хочу сказать, что сейчас я удивлён точно так же. Я не ожидал, что у тебя есть такие острые шипы.
«Ты хочешь поговорить серьёзно, Блейз? Хочешь узнать, что во мне изменилось? Всё. Я никогда раньше не убивал. А теперь я сижу и продумываю детали плана, итогом которого станет моё первое убийство. Первое — но далеко не последнее. Я никогда раньше не трахал девушек, которые меня не хотели. Я выбирал лучших из тех, кто с готовностью раздвигал передо мной свои длинные ножки. А теперь я затаскиваю в постель упирающуюся Грязнокровку. И это ахуенно. Это неразбавленная квинтэссенция наслаждения.
Я чувствую, как что-то рвётся у меня изнутри: желание владеть. Желание властвовать. Желание быть первым. И я им стану. Хочешь, чтобы я сказал тебе правду, Блейз?»
— Я тоже не знал о своих шипах.
***
Первой, кого увидела Гермиона в библиотеке, была Джинни.
— Гермиона, хорошо, что ты здесь! Я никак не могу понять, что за трава может использоваться одновременно для лечения магических животных, приготовления сыворотки правды, и ещё… — Джинни оторвалась от своего пергамента и запнулась. — Гермиона?
— Скорее всего речь идёт о диоцинтусе.
— Пофиг на этот диоцинтус. Ты выглядишь так, будто прошла все задания Турнира Трёх Волшебников в один день.
— Так плохо? — попыталась улыбнуться Гермиона. Наверное, вышло не очень удачно, потому что Джинни посмотрела на неё с ещё большим беспокойством.
— Ты опять не спала всю ночь?
— Спала, — если считать сном те короткие минуты, когда она проваливалась в пустоту, не в силах оставаться в сознании.
— Не похоже. Что с тобой? И не смей пудрить мне мозги рассказами, что ты упала с лестницы, я не мой брат!
Что ей сказать?
«Он меня изнасиловал, Джинни. И будет продолжать это делать. Столько раз, сколько захочет. Столько раз, пока ему это не надоест. Столько раз, пока от меня не останется одна оболочка прежней Гермионы. Пока я не умру. Или пока я не убью его.»
— Мне очень плохо, Джинни, — и она разрыдалась в объятиях подруги.
Наверное, на неё смотрели сейчас все ученики, находившиеся в библиотеке. Смотрели озадаченно, в недоумении, но потом опускали глаза и возвращались к своим делам. Ведь их жизнь продолжалась. У них было всё в порядке.
— Ладно, ладно. Поплачь, если тебе нужно. А потом расскажи мне всё. Мы тебе поможем. Вытащим из любого дерьма.
Но только не из этого, Джинни.
Наконец, выплакав все свои слёзы, Гермиона отстранилась и попыталась привести свой внешний вид в порядок.
— А теперь говори. Я пойму.
— Я… Я не могу больше встречаться с Роном.
— И поэтому ты так убиваешься, дурочка? — недоверчиво посмотрела на неё Джинни. — Конечно, он мой брат и всё такое… Но если он тебе не нравится, то ты не должна это делать. Он переживёт.
— Я не могу сама сказать ему это.
— Значит, я поговорю с ним. Люди постоянно начинают встречаться, а потом расстаются. Это не трагедия. Просто для тебя это первые отношения, и ты так переживаешь. Я тоже переживала, когда расставалась с Дином. Но ты имеешь право быть счастливой с тем, с кем хочешь.
— Спасибо, Джинни.
А потом холодок пробежал по её спине, будто она попала в порыв ледяного ветра. И ей не надо было поворачиваться, чтобы понять: он зашёл в библиотеку, он подходит к ней, он стоит прямо за её спиной.
— Снейп просил нас зайти по поводу собрания старост. Ты не забыла, Грейнджер?
***
Они молча шли к Выручай-комнате. Она впереди, он следовал за ней.
— Только… не та спальня.
—Что, гриффиндорские кровати слишком хороши для этого, Грейнджер? Будь по-твоему.
Драко прищурился, обдумывая внешний вид комнаты. Потом повернул ручку появившейся перед ними двери. Огромная кровать с чёрным шёлковым постельным бельём занимала всю центральную часть, подчёркивая, зачем они здесь.
— Так тебя устраивает?
Грейнджер ничего не ответила. Просто стояла, опустив голову. Драко поднял её подбородок и поцеловал.
Это было совсем не то, чего хотел хищник внутри него. Чёрт, да в дохлой рыбе больше жизни, чем в девушке, которая стояла перед ним с таким покорным видом.
«Ты что, так быстро сломалась, Грейнджер? И что мне теперь с тобой делать? Избить? Пытать? Притащить сюда этого недоноска Уизли и наставить на него волшебную палочку, чтобы ты разозлилась? Чтобы увидеть хоть какие-то эмоции на твоём лице.»
— Ты не могла бы добавить больше… страсти?
— Страсти? — она выплюнула это слово, впервые поднимая на него взгляд. Взгляд, в котором зажглись первые огоньки гнева.
Уже лучше, Грейнджер.
— И я говорил тебе вчера про духи…
— Вот тебе твои чёртовы духи, подонок! — она достала из кармана флакончик и с силой швырнула его на пол. Густой, тяжёлый запах ванили заполнил комнату.
Да, так гораздо лучше, Грейнджер.
— Я куплю тебе новые. Кстати, не хочешь яблоко?
Гермиона не понимала вообще ничего. Он… улыбается? И зачем он протягивает ей яблоко? С подозрением она уставилась на фрукт в его руках. Он его отравил? Накачал зельем подчинения? Нет, это просто смешно.
Она взяла из его рук красный плод — как ты можешь что-то брать у него, Гермиона?! — и повернула другой стороной. Зелёной стороной. Это был намёк?
— Что тебе от меня ещё надо?
Малфой наклонил голову влево.
— Я же знаю, что в тебе это тоже есть, Грейнджер. Этот зверь тоже сидит внутри тебя. Эта страсть. Эта жажда. И раз ты ничего не можешь изменить, так почему бы тебе не дать своему зверю свободу?
Потому что тогда она будет уже ненавидеть не его, а себя. Потому что это будет означать, что она не просто позволяет ему делать — она сама делает.
— Во мне этого нет, Малфой.
— И именно поэтому твой пульс так участился?
— Это страх.
— И поэтому твоё дыхание стало таким прерывистым?
— Это страх!
— И поэтому ты так смотришь на меня? Так ждёшь, когда я снова тебя поцелую?
— Это просто страх, ублюдок!
— Ты хочешь меня, Грейнджер. Твоё тело хочет меня. Твоё тело знает, как идеально подходит к моему. Не сопротивляйся ему.
— Я. Никогда. Тебя. Не. Захочу!
Она кричала. Она была в ярости.
«Не смей это делать, Малфой! Не смей делать из меня шлюху, которая идёт к тебе добровольно. Не смей даже говорить, что я могу хотеть этого, несмотря на боль, которую ты причинил мне вчера. Не смей даже думать об этом!»
— Тогда попробуй оттолкнуть меня снова, Грейнджер.
Его поцелуй был не похож на предыдущие. Такой же голодный, жадный, ищущий. Но в этот раз — ещё более глубокий, ещё более интимный. И уже знакомый. И в какой-то маленькой, крошечной, практически незаметной степени — нежный.
«Ударь меня. Швырни на кровать. Разорви одежду. Ворвись в меня, наплевав на мою боль. Только не целуй. Не целуй вот так. Не смей этого делать, Малфой…»
Яблоко упало на пол, когда её рука потянулась к его волосам.
Она отвечала. Так робко и неуверенно, сомневаясь в том, что вообще имеет такое право. И он уступал, сбавляя напор, стараясь её не спугнуть.
Её руки взъерошили его волосы, нежными движениями спустились на его спину. Её язык ласкал его губы. И это было так мучительно сладко, что он испугался.
Испугался, что готов не просто взять то, что она предлагала ему уже совсем добровольно, но и отдать что-то взамен.
Драко подхватил её за талию и уложил на кровать. Расстёгивал пуговицы на её блузке, оголяя всё больше и больше кожи, словно светившейся на фоне чёрных простыней. Коже, к которой его притягивало как магнитом.
Она позволяла. Позволяла ему касаться её ключиц, ложбинки между грудей, плоского живота…
Драко встал и стянул с неё юбку, чтобы увидеть такие простые беленькие трусики. Так невинно, несмотря на вчерашний вечер. Так невинно, как будто он не видел её кровь, пролившуюся по его вине.
«Знаешь, как ты сейчас прекрасна, Грейнджер? Как ты прекрасна в своей невинности, словно любая грязь просто не может существовать рядом с тобой.»
Он медленно стягивал трусики всё ниже, наслаждаясь её полувздохом-полустоном.
Она заставила себя забыть, запереть все мысли в голове, полностью отключится от реальности, закрыть глаза и не думать, чьи руки её раздевают.
Попробуй оттолкнуть меня снова, Грейнджер.
Она позволила себе почувствовать, что эти руки больше не причиняли боли — они дарили. Они дарили удовольствие.
Попробуй оттолкнуть меня.
Она выгнулась, когда горячая волна пробежала внизу её живота. Застонала. Едва слышно, не разжимая губ.
Попробуй.
Она протянула пальцы к его рубашке, чтобы тоже прикоснуться к нему.
Она раздевала его в ответ. Так чувственно и плавно. Он почти забыл обо всём, лишь в последний момент остановив её, когда она уже хотела снять расстёгнутую рубашку с его плеч.
Взглянул в её глаза в поисках ответа: посмеет ли она пойти дальше? Но нет, видимо, брюки в этот раз он снимет сам. В этот раз. Потому что потом будет ещё много и много раз. И однажды она это сделает. На этот раз он не будет торопиться.
Он вошёл в неё осторожно, стараясь не доставить лишней боли. Он видел, что она всё равно морщилась, но не отталкивала его, не пыталась отодвинуться.
Первый толчок — и тихий вздох.
Второй толчок — ещё один. Мощнее. Глубже. Быстрее. И — её стон, который он поймал губами. Не заглушил — испил до дна.
«Теперь ты чувствуешь это, Грейнджер? Так было предназначено. Ты чувствуешь, Грейнджер? Это пламя теперь горит в нас обоих.»
Он ушёл от неё через час, снова бросая одну. Снова потерянную, снова испуганную. Ушёл, не сказав ни слова, не бросив прощального взгляда. Вообще ничего.
Вот он был рядом: на ней, в ней, вокруг неё, а потом встал, оставляя после себя такую непривычную звенящую пустоту. Оделся, снова становясь самим собой. Закрыл дверь, будто подвёл чёрту.
Аромат ванили всё ещё висел в воздухе, но так и не мог перебить лёгкий неуловимый запах Малфоя.
«Я не должна была. Я не имела
право. Я его ненавижу за то, что он меня заставлял. Я ненавижу себя за то, что ему не пришлось заставлять. Я ненавижу, потому что не знаю, что будет дальше.»
Он смотрел, как дверь комнаты, из которой он только что вышел, растворялась. У него было ещё одно незаконченное дело этой ночью. Первая часть плана.
«Я надеюсь, тебе понравилось так же сильно, как мне.
Но не забывай: у этих роз очень длинные шипы, Грейнджер.»