На первых полосах

Возвращение в Лондон ощущается как резкое пробуждение. Самолёт приземляется мягко, но в груди ощущается тяжесть. Париж остался позади с его фонарями, вкусом фастфуда на двоих и нежными прикосновениями, от которых кружилась голова.

Теперь — снова холодный офис, лязг клавиатур, тусклый свет ламп и слишком громкий голос главного редактора. Гермиона сидит напротив Марлоу. Пальцы сжаты в кулак под столом, но голос — ровный.

— Я больше не хочу продолжать. Не хочу встречаться с Малфоем и копаться в его жизни, пытаясь найти грязь. Этот материал — не моё. Я не... — она делает паузу и резко выдыхает, — Я не собираюсь предавать его доверие.

Марлоу медленно откидывается на спинку кресла, смотрит на неё как на непослушного ребёнка.

— Ты сошла с ума, Грейнджер, — бросает она, едва сдерживая ярость. — Мы потратили столько времени. Доступ, который у тебя есть — мечта любого журналиста! И ты... решила отступить сейчас?

— Я просто не хочу становиться тем, кем никогда не была, — тихо говорит она. — Это против моих принципов.

— Принципы, — презрительно повторяет она. — Со своими принципами ты окажешься на бирже труда, если не очнёшься сейчас. Ты правда думаешь, что он будет с тобой? Что у него серьёзные намерения? Милая моя, открой уже глаза. Он поиграет — и выбросит. А когда ты вылетишь из моей редакции, то не сможешь больше устроиться никуда...

Гермиона смотрит прямо. В глазах горит огонь. Слова редактора колют, но она не ощущает боли. Лишь лёгкое предвкушение, как звезда, что наконец решает сгореть ярким огнём. Освобождение от этой грязи и... старых цепей.

— Ну и пусть. Но я уйду с чистой совестью.

На мгновение воцаряется тишина. Марлоу смотрит на неё так, будто не узнаёт. А потом — резко поворачивается к окну, махнув рукой.

— Делай, как знаешь, Грейнджер. Только потом не приходи и не умоляй меня взять тебя обратно.

Грейнджер встаёт. Выпрямляет спину. Сердце бешено стучит, но в душе — тишина. Потому что впервые за долгое время она чувствует, что поступает правильно.

***

Утро тянется вязко, как мед. Гермиона открывает дверь офиса, вдыхает знакомый запах кофе и бумаги — и чувствует, как всё внутри сжимается. Её шаги звучат громче обычного. Коллеги, заметив её, замирают на долю секунды, а потом снова углубляются в экраны, будто ничего не происходит. Но она чувствует их взгляды, слышит шёпот за спиной. Подозрение и интерес.

Марлоу уже стоит в холле, будто поджидает её.

— Отрабатывать не надо, — бросает она сухо. — Считай, что ты уволена с сегодняшнего дня. Расчёт получишь до конца недели. Собери свои вещи.

Ни крика. Ни сцен. Только холод. Её грудь сжимается, но она молча кивает.

Гермиона проходит в редакцию, стараясь не смотреть ни на кого. Садится за свой стол и открывает ящики. Каждое движение — как в замедленной съёмке. Чашка с треснутым краем, блокнот с пометками, ручка, которую она носила с собой ещё с университета. Всё — в коробку.

Кто-то шепчется у кофейного автомата. Кто-то украдкой бросает взгляды. Но никто не подходит. И это хуже, чем любая поддержка или осуждение. Это пустота.

Она встаёт, берёт коробку и медленно направляется к выходу. Не оглядывается. Сердце стучит в горле. Грудь сжимает тихая, болезненная грусть — ведь всё это было частью её жизни. Карьерой, мечтой, даже убеждением...

Но за пределами офиса её встречает тёплый ветер и слабое солнце. Она останавливается, вдохнув поглубже, и впервые за этот день улыбается. Совсем чуть-чуть. Потому что, несмотря на всё... она поступила правильно.

***

Гермиона стоит у окна, разглядывая город, утопающих в огнях. Пентхаус Драко всё такой же сдержанный, строгий, но пугающе родной. Высокие окна, стекло и бетон, оттенённые редкими тёплыми штрихами.

Драко внимательно смотрит на неё, не торопится говорить, будто чувствует — что-то случилось. Она усталая. В глазах — тень. Ни намёка на тот огонёк, к которому он так привык.

— Может, вина? — предлагает он после короткой паузы.

Она кивает. Он молча идёт на кухню, достаёт бокалы и бутылку. Красное, терпкое. Наливает ей и себе. Протягивает. Гермиона берёт бокал обеими руками, как будто греется.

— Ты расстроена, — всё же решает сказать он. — Что-то случилось?

Она усмехается одними уголками губ и садится на диван.

— Меня сегодня уволили.

Он резко поворачивает голову.

— Что?

— Ну, технически, я сама ушла. Но итог тот же.

— Почему?

Она делает глоток, потом смотрит на него через край бокала. Сказать правду она не может, поэтому приходится врать. Девушка говорит тихо:

— Я больше не хочу копаться в чужих жизнях ради заголовков и рейтингов.

Он замирает. Смотрит на неё долго. Глубоко. И без привычной иронии.

— Это из-за меня?

Гермиона замирает, а затем качает головой и делает довольно большой глоток вина.

— Это из-за меня. Я просто наконец поняла, что не могу жить в мире, где предаю себя ради карьеры.

Тишина. Только слабый гул города за окнами. Он медленно садится рядом, немного ближе, чем раньше.

— Тогда ты гораздо смелее, чем я думал, — произносит он негромко. — Всё к лучшему.

Она не отвечает. Только делает ещё один глоток и чуть прижимается к нему плечом. В его груди что-то ёкает, и в этом молчании, полном невысказанных слов, есть нечто гораздо более ценное, чем любые признания. И в этот момент, когда их дыхание сливается, а тишина становится почти осязаемой, он не может больше удержаться. Он наклоняется, обнимает её за талию, и её губы встречают его в нежном, но горячем поцелуе.

Его руки обвивают её, притягивая к себе ещё ближе. Она чувствует его тепло, его сердце, которое бьётся в унисон с её собственным. Он осторожно прижимает её к себе, словно боясь, что может повредить, хотя на самом деле она чувствует только его силу, но в её объятиях он становится мягким, как никогда.

Губы, которые только что были полны страсти и желания, теперь становятся мягкими и нежными, как лёгкий шелк, касающийся её кожи. Его поцелуй — не требовательный, не стремящийся к власти, а наоборот, будто он спрашивает у неё разрешения раствориться в этом моменте. Она отвечает ему тем же, закрывая глаза, позволяя себе погрузиться в этот момент, в эту безмолвную уверенность, что они здесь и сейчас — только вдвоём.

Её руки находят его лицо, пальцы скользят по его скулам, запоминают каждую линию, каждый изгиб. Она нежно тянет его к себе, целуя ещё глубже, как если бы пыталась передать всё, что было до этого: все сомнения, все страхи и все сдерживаемые чувства. Теперь между ними только нежность — настоящая, тихая, умиротворяющая.

Тишина вокруг них становится всё глубже, и единственный звук — это их дыхание, которое с каждым мгновением становится всё более синхронным.

Словно не решая спешить, он медленно снимает с неё платье, сначала медленно расстёгивая застёжку на спине, его пальцы осторожно касаются её кожи, оставляя за собой шлейф волнения. Он ощущает каждое её дыхание, каждое движение, как будто пытается запомнить этот момент, каждую деталь её тела.

Она поднимает взгляд, встречая его с лёгкой улыбкой, и чувствует, как её грудь неровно вздымается от волнения. Его пальцы, скользя по её коже, нежно обнажают её, раскрывая перед ним её уязвимость. Он целует её шею, его губы скользят по бархатной коже, и она сдерживает тихий вздох, чувствуя его тепло, его пристальный взгляд.

Его поцелуи становятся всё более настойчивыми, губы не просто касаются её кожи — они ласкают её, оставляют на теле мягкие, едва ощутимые следы, как напоминания. Он целует её плечо, медленно перемещая поцелуи вдоль её ключицы, мягко, но уверенно. Его руки скользят по её спине, помогая ей освободиться от бюстгальтера, обнажая её полностью.

Её сердце бьётся всё быстрее, когда его губы спускаются ниже, обвивая её тело нежностью, заставляя её чувствовать, как каждая клеточка её тела откликается на его прикосновения. Он целует её живот, его губы касаются её кожи, оставляя за собой тепло и мягкость, как отпечаток. Гермиона медленно ложится на диван под его натиском и с её губ срывается стон, когда он целует её прямо через ткань кружевных трусиков.

Он не торопится. Он мягко обхватывает её бёдра, целуя, и с каждым его движением Гермиона чувствует, как всё вокруг теряет значение. Она перестаёт думать о чём-либо, кроме него, когда он медленно стягивает с неё трусики, оставляя её совершенно обнажённой.

Гермиона закрывает глаза, чувствуя, как её тело наполняет мягкое тепло, когда его губы накрывают её клитор. Каждое прикосновение вызывает в ней волны ощущений, будто она теряет контроль над временем и пространством. В груди пульсирует что-то хрупкое и глубокое, что она давно не ощущала. Руки, дрожащие от волнения, инстинктивно тянутся к нему, пальцы зарываются в его волосах, и она чувствует, как его язык настойчивее ласкает её, проникая внутрь и огибая складки, даря ей совершенно новые ощущения, от которых голова идёт кругом.

Сердце бьется быстро, резко, а дыхание выходит прерывистым. Всё остальное теряет значение, растворяется в этих мгновениях. Она не может перестать стонать и дрожать, не может контролировать своё тело, которое так отзывается на каждое его движение, на каждое его прикосновение. Взгляд становится расплывчатым, мысли перемешиваются, но одно ясно — она чувствует себя живой, как никогда.

Эмоции переполняют её, и она не пытается сдерживать их. Она стонет ещё громче, сильнее сжимая его волосы в своих пальцах. Выгибается навстречу его языку и кончает, неразборчиво шепча его имя.

Драко оставляет поцелуй на её животе и приподнимается, смотря на неё сверху вниз. Он задерживает взгляд на её теле, которое выглядит изысканно уязвимым и в то же время невероятно притягательным. Она лежит в лёгкой растерянности, её грудь тяжело вздымается, словно в такт её ритму, а волосы, растрёпанные, касаются её плеч, придавая её облику что-то дикие и одновременно нежное.

Он остаётся на месте, не спеша. Её выражение лица, её красота в этом моменте — всё, что он видит, кажется таким живым, таким настоящим. Она в этом состоянии — будто застыла, полностью его, полностью здесь, в этом моменте. И это заставляет его сердце биться чуть быстрее, заставляет его понять, что эта сцена — одна из самых красивых, что он когда-либо видел.

Не отрывая от неё глаз, Драко медленно избавляется от одежды, каждое его движение уверенно и неспешно. Рубашка, освобождая его грудь, скользит на пол, брюки следуют за ней, исчезая в темноте. Он не торопится. Его взгляд не отходит от её лица, его глаза изучают её реакцию, внимательно наблюдая, как она, затянутой в темноте и освещенная лишь мягким светом уличных фонарей, смотрит на него.

Гермиона видит его контуры в полумраке, его силуэт, обрамлённый светом, который проникает сквозь окна. Она тянется руками к его члену и проводит по нему рукой, вызывая у Драко тихий вздох удовольствия. Зубами он открывает упаковку с презервативом и натягивает его на себя, не отрывая затуманенного взгляда с девушки.

— В спальне было бы удобнее, — тихо говорит Гермиона, смотря на него с горящими от возбуждения глазами.

— Впереди ещё вся ночь, мисс Грейнджер, — отвечает ей Драко и устраивается между её ног, упираясь членом в пульсирующее лоно.

Гермиона тихо усмехается в ответ на это, а Драко осторожно толкается внутрь, входя в неё лишь наполовину. Он двигается медленно, как будто сам момент не требует спешки. Наклоняется ближе к её лицу и ощущает её дыхание, её присутствие, разглядывает каждую черту её лица. И в его глазах появляется что-то большее, чем просто влечение — что-то, что вырывается наружу, едва сдерживаемое.

Драко мягко касается её губ, как будто боится потревожить этот момент. Его пальцы с первого касания плавно скользят по её щеке, осторожно, почти благовейно, как если бы он исследовал каждую черту её лица. Его прикосновения такие мягкие, они будто растворяются в воздухе, но каждое движение несёт в себе необъяснимую силу. Он смотрит на неё с таким взглядом, который кажется одновременно страстным и бережным.

Её кожа — теплая, мягкая, и его ладонь ощущает каждую её неровность, каждую линию, как если бы он пытался запомнить её навсегда. Он не спешит, мягко и медленно движется в ней, позволяя себе забыть о времени, погружаясь в каждый момент их близости. Его пальцы опускаются к её подбородку, плавно его обхватывает, чтобы она могла встретиться с его взглядом.

Затем, не отрывая взгляда, Драко наклоняется, его губы касаются её губ, втягивая в горячий и медленный поцелуй. Он скользит по её коже, оставляя лёгкие поцелуи вдоль шеи, осторожно и неторопливо, как если бы каждое прикосновение было попыткой передать ей свои чувства, свои самые сокровенные мысли. Его губы задерживаются на её ключице, потом медленно спускаются ниже, оставляя за собой след из горячих поцелуев, оставляя её с лёгким трепетом.

Она замирает, когда он обхватывает губами её сосок. Дыхание прерывается, когда она ощущает, как он вбирает его в рот и посасывает, вызывая дрожь в её теле.

— Драко... — тихо стонет она, обхватывая его спину и впиваясь в неё ногтями.

— Громче, — просит он и уделяет внимание другому её соску, облизывая его и посасывая.

Толчки становятся быстрее, и Гермиона выполняет его просьбу, начиная стонать ещё громче, потому что просто не может не делать этого, когда одновременно ощущает сразу столько всего.

— Вот так, умница, — хвалит её Драко, ускоряя движения и тянет руку к её клитору, начиная аккуратно его поглаживать, пока его член продолжает быстро двигаться внутри неё.

Гермиона закатывает глаза от удовольствия и тяжело дышит, ощущая приближение очередного оргазма.

— Боже... Д-Драко, — неразборчиво произносит Гермиона и цепляется пальцами за диван под собой, срываясь почти на крик.

Она бурно кончает, сжимая его внутри себя так сильно, что у него из глаз сыпятся искры. Драко тихо стонет и замедляется, не отрывая восхищенного взгляда от неё. Он кончает следом и с тихим стоном накрывает её своим телом, оставляя поцелуй в уголке её губ, всё ещё оставаясь внутри неё так, будто, не готов ещё отстраниться.

***

Утром сквозь щели в шторах пробивается мягкий свет. Город за окном постепенно просыпается, шумит машинами и обещаниями нового дня.

Гермиона лежит в постели, укрывшись одеялом по грудь, одна. Волосы растрёпаны, глаза ещё сонные. В ванной — шум воды. Драко в душе. Она коротко улыбается и выбирается из постели. Совершенно голая идёт к ванной, продолжая хитро улыбаться. Она открывает дверь, радуясь, что она не заперта и без промедления движется к душевой кабине, которая покрылась паром из-за горячей воды.

— Гермиона? — удивлённо спрашивает Драко, оборачиваясь.

— Доброе утро, — улыбаясь, говорит Гермиона и забирается к нему в душевую кабину.

Она оставляет поцелуй на его губах и разглядывает его подтянутое крепкое тело, по которому сейчас соблазнительно стекает пена геля для душа.

— Действительно, доброе, — произносит Малфой и притягивает её к себе, проводя руками по её тонкой талии. — Хочешь, чтобы я опоздал на работу?

— Я хочу, чтобы ты вообще никуда не уходил, — признаётся Грейнджер и приближается, чтобы оставить несколько поцелуев на его шее.

Драко пытается держать себя в руках, но это оказывается сложнее, поскольку Гермиона довольно настойчива. Его член реагирует моментально — и уже в следующую секунду девушка соблазнительно улыбается, когда ощущает его эрекцию.

— Чёрт, Гермиона... Ты не оставляешь мне выбора, — тихо произносит Драко и толкает её к стене, в которую она упирается ладонями.

Драко становится позади неё, обхватывая рукой свой уже вставший член. Он проводит им по ягодицам девушки, дразня её. Гермиона сбивчиво дышит и выгибается в спине, заводя руку за спину, чтобы обхватить его член и направить в себя. Однако Драко перехватывает инициативу и делает это сам — сразу же толкается в неё, такую влажную и узкую, обхватывая её бёдра. Затуманенные возбуждением они совершенно не думают о контрацепции. Это всё становится вдруг неважно для Драко, который обычно относился к этому вопросу очень ответственно.

Звук воды не заглушал несдержанных стонов Гермионы и шлепки их мокрых тел. Пар постепенно заполнял всё вокруг, слегка скрывая очертания их обнажённых тел, создавая атмосферу страсти и похоти, словно их отдельный мир, где всё становится более интимным...

***

Гермиона выходит из ванной первой, обёрнутая в белоснежное полотенце, с чуть розоватыми щеками и опухшими от поцелуев губами. На прикроватной тумбочке вдруг коротко вибрирует телефон Драко, экран загорается. Затем ещё одна вибрация и Гермиона не выдерживает. Подходит ближе и берёт телефон, смотря в экран. Два сообщения от некой Амелии.

Я так соскучилась по тебе ❤️

Когда ты приедешь?

Гермиона сначала даже не двигается. Просто стоит и смотрит на экран, как загипнотизированная. В груди — будто провал. Какое-то мерзкое, липкое чувство. Она даже не хочет знать, кто такая Амелия. Но это сердечко... Её фантазия рисует высокую блондинку с выдающимися формами.

Её ладони холодеют.

Словно мир снова рассыпается на куски. Она моргает, отворачивается, потом вновь глядит на экран, как будто он может объясниться сам. Но телефон гаснет, будто ничего не было.

В голове грохочет. Сердце сжимается. Глупо. Глупо было верить, что всё может быть иначе. Что он честен. Что она — не просто ещё одна игрушка. Марлоу была права... Да и в глубине души она сама знала это.

Звук выключающегося душа отвлекает её. Гермиона резко кладёт телефон обратно на тумбу. Она сжимает полотенце в пальцах. Грудь поднимается неровно. И в голове только один вопрос, растущий с каждым шагом приближающегося Драко:

Кто такая, чёрт возьми, Амелия?

Драко выходит из ванной, волосы ещё влажные, полотенце небрежно обвивает бёдра.

— Ты коварная девушка, Гермиона, — произносит он легко.

Он выглядит спокойным, даже немного довольным, и, посмотрев на Гермиону, стоящую посреди комнаты, склоняется, чтобы поцеловать её в губы.

Но она отстраняется.

Движение резкое. Почти инстинктивное. Она откидывает полотенце и начинает быстро одеваться, не глядя в его сторону. Подбирает с пола блузку, натягивает джинсы. Руки дрожат.

— Что случилось? — спрашивает он, сбитый с толку, но голос пока ещё мягкий.

Она молчит. Её лицо застывает, взгляд скользит по комнате, избегая его. Пальцы суетливо застёгивают пуговицы блузки.

— Гермиона, — он делает шаг вперёд и берёт её за руку. — Эй. Посмотри на меня. Объясни.

Она поднимает глаза. И в них — не злость. Скорее, боль. Обида, тщательно спрятанная под иронией.

— Тебе написала Амелия, — произносит она с ледяной сдержанностью. — Она очень соскучилась.

Он замирает. Мгновение — как вечность. В лицо будто бьёт невидимый порыв холодного воздуха. Его выражение лица меняется: сначала непонимание, затем — осознание.

Тишина густеет.

Гермиона чуть хмыкает, отводя взгляд. Влажная прядь падает на лицо, и она откидывает её с раздражением.

— Я так и знала, — бросает она тихо, с горькой усмешкой. — Всё это... Было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Чёрт... А ведь Марлоу была права, когда говорила, что ты поиграешь и бросишь...

— Это не то, что ты думаешь, — наконец говорит он, голос чуть хрипловатый, будто ему трудно говорить.

Он делает шаг ближе, но она отстраняется и берёт в руки свою сумку.

Гермиона усмехается — коротко, безрадостно, будто эта сцена повторяется не в первый раз, хотя на деле она переживает нечто подобное впервые. Горечь перекрывает здравый смысл, и слова льются сами:

— Как банально. Мог бы придумать что-то оригинальнее, — бросает она, не оборачиваясь. — Хотя... нет. Ты не обязан оправдываться. Мы же не обещали ничего друг другу, верно?

Драко делает шаг вперёд, проводит рукой по лицу, выдыхает тяжело — будто сдерживает бурю внутри.

— Гермиона, прошу... просто сядь. Дай мне всё объяснить.

Но она уже взвинчена слишком сильно. Не слышит его или не хочет слышать. На щеках — румянец, но теперь уже от обиды и ярости. В груди всё сжимается, будто сердце упало вниз, к животу.

— Объяснить? — переспрашивает она, вскидывая голову. — Что тут объяснять? Сообщение, где какая-то женщина шлёт тебе сердечки и пишет, что скучает, — это какая-то ошибка?

Он снова тянется к ней, но она делает шаг назад, поднимает руку между ними, выстраивая барьер.

— Я не идиотка, Малфой. Я... — голос дрожит, она сглатывает. — Я и так сделала ради тебя слишком много. Дала нам с тобой шанс, прекрасно зная, что ты довольно непостоянный... Предала свои принципы. И, чёрт побери, я действительно влюбилась в тебя. А ты...

Он опускает голову, плечи напряжены. Он пытается говорить, но слова не идут. Её признание ошарашивает. Оно звучит громче, чем всё, что она могла бы сказать.

— Если это была игра, — продолжает она, тише, но всё так же яростно, — То поздравляю. Ты победил.

Она сжимает в руках свою сумку. И в этот раз действительно идёт к двери.

Драко остаётся позади Гермионы, его взгляд неотрывно сосредоточен на её спине. Пентхаус наполнен напряжённым молчанием, каждое движение кажется слишком громким в этой тишине.

Когда Гермиона касается ручки двери, Драко глубоко вздыхает и, с тяжестью в голосе, произносит:

— Амелия — это моя дочь.