На первых полосах

Он раскрывает перед ней дверцу машины, как истинный джентльмен. Она садится, ощущая, как от него всё ещё исходит тепло, даже когда он обходит капот.

Когда он оказывается рядом, в замкнутом пространстве салона, тишина становится плотной, как бархат. Шум бара остаётся где-то позади — теперь остаются только они.

— Поехали к тебе, — произносит она, опираясь затылком на подголовник, и поворачивается к нему.

Он не даёт команду водителю сразу. Просто смотрит на неё — долго. Слишком долго. Как будто взвешивает все «за» и «против».

— Ты пьяна, — вдруг говорит он, почти шёпотом.

Гермиона хмыкает:

— Ты тоже.

— Но я всё ещё слишком трезв, чтобы позволить себе сделать что-то глупое, — говорит он, словно обдумывая каждое слово, как бы проверяя её реакцию. Он наклоняется чуть ближе, не касаясь, но чувствуя, как она замирает. — Последний шанс сказать «нет», Грейнджер.

Она изучает его лицо. Спокойное и красивое. Тени от уличных фонарей режут скулы и лоб, а в глазах — всё то, чего она боялась и к чему, кажется, была готова.

— Тогда не трать время, Малфой. Поехали к тебе.

Он кивает водителю, и машина мягко трогается с места, унося их в ночь.

Пентхаус Малфоя в ночи — как декорация из дорогого фильма. Высокие потолки, панорамные окна, свет большого города, играющий отражениями в стекле. Тишина здесь почти роскошна — никакой музыки, никакой суеты. Только их шаги, глухие на мраморном полу.

Гермиона оглядывается. Она снимает пальто — он берёт его из её рук, не спрашивая. Вешает в шкаф. И задерживается рядом.

— Я не признала это в первый раз, но здесь красиво, — говорит она, чтобы хоть как-то разрядить напряжение, которое сгустилось между ними.

— Я редко кого сюда приглашаю, тем более ночью, — отвечает он. — Ты, должно быть, исключение.

Он подходит ближе. Медленно. Ровно настолько, чтобы она почувствовала тепло его тела.

— Уверена, ты говоришь это каждой, — пытается съязвить Гермиона, но голос выдаёт её — слишком тихо, слишком сбито.

Малфой улыбается, но не спешит отвечать. Он просто смотрит. И снова между ними это напряжение, тяжелое, как гроза перед дождём.

— Хочешь воды? — наконец спрашивает он, отводя взгляд первым.

— Да, — кивает она, внезапно осознавая, как сушит горло.

Он уходит на кухню — всё так просто, почти буднично. А у неё сердце колотится, как у школьницы. Она касается пальцами прохладной кожи ключиц — пульс стучит прямо под подушечками.

Когда он возвращается, у неё в голове только один вопрос: что будет дальше?

Он протягивает стакан. Их пальцы соприкасаются. И в этой точке — ток.

Гермиона делает глоток. Он не отводит взгляда.

— Почему ты молчишь? — шепчет она.

Он подходит ближе. Очень близко. Их разделяют сантиметры.

— Потому что боюсь, что если заговорю... — его голос становится ниже, почти хриплый, — То всё испорчу.

И прежде чем она успевает ответить, он касается её щеки, осторожно, как будто боится спугнуть. И Гермиона знает — он точно ничего не испортит.

Она делает шаг к нему. Потом ещё. Ближе. Почти не оставляя расстояния между ними. Её пальцы тянутся к пуговице на его рубашке.

— Гермиона, — голос Драко становится тише, хриплее. — Не сейчас.

— Почему? — она продолжает бороться с пуговицами, будто, не слышит. Или не хочет слышать. — Ты ведь хочешь этого. Я вижу. Я чувствую.

Он ловит её запястья и мягко, но уверенно отводит руки от своей груди. Смотрит на неё серьёзно, совсем не так, как в баре или в машине.

— Я хочу, — признаёт он. — Но я не хочу, чтобы ты потом проснулась и пожалела. Или подумала, что я воспользовался моментом.

— Не пытайся казаться лучше, чем ты есть, Малфой, — её голос дрожит — не от гнева, от обиды. От разочарования. От смущения.

— А я и не пытаюсь, — спокойно отвечает он. — Просто... я хочу, чтобы ты захотела этого на трезвую голову. Без алкоголя. Чтобы ты была в себе, потому что для меня это важно.

Она замирает.

— Ты... правда сейчас меня отшиваешь?

— Нет, — он чуть усмехается. — Я откладываю. Есть разница.

— Всё-таки ты всё испортил.

— Завтра ты поменяешь своё мнение, — уверенно заявляет Малфой и бережно касается её щеки. Аккуратно. Слишком осторожно.

Она медлит, смотрит на него долго — и впервые не чувствует себя отвергнутой. Только немного растерянной. Завтра ей, определённо, будет стыдно за свою смелость, за слова, за прикосновения и недвусмысленные намёки. Но сейчас, в этом странном полуночном вакууме, где всё приглушено: свет, звуки, страхи — ей просто спокойно.

Позже он провожает её в просторную прохладную спальню, предлагает свою футболку в качестве пижамы и заботливо накрывает её одеялом после того, как она переодевается. Он ставит стакан воды рядом с кроватью и гасит свет. Он уже хочет уйти, но она вдруг ловит его за запястье.

— Останься со мной ещё немного, — просит она одними губами. Голос дрожит, неуверенный, почти детский.

Он не улыбается. Не делает резких движений. Просто садится на край кровати, так, чтобы не задеть её. Его запястье всё ещё в её руке, и она медленно отпускает пальцы, словно боясь испортить что-то хрупкое.

— Я не помню, — произносит она тихо, — Чтобы кто-то вёл себя со мной так... бережно.

Он смотрит на неё долго. Внимательно.

— Может, потому что ты привыкла быть сильной. И не давала шанса другим позаботиться о тебе?

Она вздыхает. Это почти похоже на правду.

— А тебе следует дать шанс? — вдруг спрашивает она, не веря, что сказала это вслух.

Он не отвечает сразу. Только медленно тянет руку, убирает прядь волос с её щеки. И говорит очень тихо, почти на грани шёпота:

— Определённо.

Пауза. Гермиона растягивает губы в улыбке, которую он находит очень красивой.

— Твоя улыбка... всё-таки лучше вживую, чем на фото.

Он не ждёт ответа. Просто исчезает за дверью, оставляя после себя ощущение тепла и чего-то тревожно нового.

***

Гермиона просыпается медленно, будто неохотно возвращается в реальность. Потолок над головой незнакомый, белоснежный. Простыни мягкие, слишком комфортные, а футболка на ней пахнет... им.

Она привстаёт, опираясь на локти. Солнце заливает спальню приглушённым светом. Голова гудит от боли и от воспоминаний: вечер, танцы, бар, дерзкое сообщение, и — он. Драко Малфой. Флирт, обмен улыбками и вот... Она у него дома.

Гермиона с ужасом вспоминает, как прижималась к нему, как близко они были друг к другу... А дальше — провал. Память отказывается выдавать подробности, только разрозненные вспышки, как кадры из сна.

И тут её щёки вспыхивают от осознания. Она совершила ошибку. Чёрт... они переспали.

Всё внутри сжимается.

Она откидывает одеяло — на ней всё ещё его футболка. Ноги голые. Простыни — не идеальные, но и не настолько, чтобы... Нет, она не уверена. Её бросает то в жар, то в холод. Если это и был секс — она ничего не помнит. И это пугает больше всего.

На тумбочке — стакан воды и аккуратно сложенное платье. Рядом — записка на плотной бумаге:

Уехал на встречу. Завтрак на кухне.

P.S. Тебе идёт моя футболка. Можешь оставить её себе.

Она поджимает губы. Уголки её рта нервно дёргаются. Пальцами оттягивает ткань, оглядывая себя — как будто это докажет что-то, даст ответ. Никаких следов. Ничего компрометирующего. Но ощущение стыда, тревоги и непонимания — живое, липкое, сидит под кожей.

Дерьмо. Ей хочется провалиться сквозь землю. Или перемотать время назад. Или — ещё лучше — убить подруг, которые с такой лёгкостью отпустили её с Малфоем, зная, в каком состоянии она была. Зная, что между ними уже напряжение, искра, химия — чёрт возьми, называйте как хотите...

Она тяжело выдыхает и сбрасывает ноги на нагретый солнцем пол. Мозг понемногу начинает проясняться. И тут — как будто ответ из пустоты — она вспоминает: его голос, ровный и тихий. Его руки, осторожные. Как он остановил её. Как он сказал: «Не хочу, чтобы ты жалела».

Гермиона замирает. Медленно опускается обратно на край кровати. Сердце всё ещё бьётся быстро, но теперь это другой ритм. Не паника. Облегчение? Или — хуже — благодарность?

На кухне что-то щёлкает — автоматическая кофемашина. Она слышит, как капает кофе, чувствует, как запах обволакивает квартиру. Чисто. Тихо. Просторно. Он ушёл, не разбудив её. А вчера ушёл, не воспользовавшись её состоянием.

И теперь ей почему-то хочется плакать. От стыда. От нежности. От ощущения, что всё могло быть совсем по-другому.

На телефоне — сообщение. От него. Она не открывает сразу. Сначала просто сидит и смотрит на экран. А потом, будто нехотя, свайпает:

Сегодня буду ждать тебя в ресторане Aurum. Мой водитель заедет за тобой в семь вечера.

И Гермиона снова улыбается. Потому что внутри всё дрожит — от смущения и растерянности. Теперь ей определённо стыдно будет смотреть ему в глаза...

***

Когда Гермиона наконец возвращается домой, часы показывают почти полдень. Она чувствует себя опустошённой: всё внутри будто выжжено недосказанностью и сомнениями.

Голова всё ещё немного гудит, волосы спутаны, а в руках — его футболка, которую она так и не захотела оставлять. Она идёт по коридору босиком, стараясь ступать как можно тише, но Лина всё равно оказывается у двери буквально через минуту.

— Гермиона Джин Грейнджер, — начинает соседка с драматической серьёзностью, скрестив руки на груди. — Где ты была всю ночь?

— Я... — она проходит внутрь, не глядя. — Спала.

— Спала? — Лина захлопывает дверь и идёт за ней по пятам. — С Малфоем?

— Нет! — резко отвечает Гермиона, сбрасывая сумку на стул. — В смысле... да, я была у него. Но мы не... ничего не было, Лина.

Лина присвистывает, садится на подлокотник дивана и, прищурившись, разглядывает подругу.

— Подожди. Ты хочешь сказать, что Малфой... Чёртов Драко Малфой забрал тебя из бара, увёз в свой пентхаус — и даже не трахнул?

— Именно, — выдыхает Гермиона и устало прикрывает глаза. — Он предложил мне воду, дал свою футболку и, чёрт возьми, укрыл одеялом.

— Заботливая сволочь, — бормочет Лина, покачивая головой. — Теперь ты точно влюбишься.

— Замолчи, — умоляет Гермиона и, не дожидаясь продолжения, уходит в ванную.

Позже, уже вечером, Гермиона стоит у шкафа и перебирает платья с неестественным вниманием. Он пригласил её в ресторан. Не в бар. Не на кофе. А в настоящий, дорогой ресторан. И после вчерашнего... она не может просто отмахнуться. Она должна выглядеть безупречно. Уверенно. Взросло.

В итоге выбор падает на элегантное чёрное платье с открытыми плечами и тонкими бретельками. Ткань струится по телу, подчёркивая талию и оставляя ключицы открытыми. Макияж — сдержанный, но выразительный. Волосы она собирает в небрежный пучок, оставляя несколько прядей у лица.

У зеркала она задерживается дольше, чем нужно. Прикусывает губу. Смотрит себе в глаза.

— Просто ужин, — шепчет она. — Главное не облажаться.

Но внутри всё трепещет от волнения, и она знает — это далеко не просто.

***

Ресторан расположен на последнем этаже отеля с видом на вечерний Лондон. Панорамные окна, мягкий свет, приглушённые разговоры персонала и приглушённо звучащий джаз — всё говорит о статусе, деньгах, безупречном вкусе. «Aurum» как написано изящным шрифтом у входа, — один из тех ресторанов, куда не заходят «простые» люди.

Гермиона появляется у входа чуть раньше, чем нужно, и пока её проводят к столику, сердце бьётся неестественно быстро. Он уже там. Сидит спокойно, расслабленно, с бокалом в руке, наблюдая, как она приближается. В глазах — ни тени неловкости. Ни капли. Улыбка лёгкая, уместная. Кроме них и персонала в ресторане никого нет и Гермиона с ужасом осознаёт, что это его рук дело.

Он встаёт, протягивает ей шикарный букет. Великолепные пионы — её любимые. Она на секунду теряется, принимая цветы, затем тихо улыбается:

— Спасибо. Они... очень красивые.

Он ничего не отвечает, только наблюдает, как она чуть склоняется к букету, втягивает знакомый аромат, позволяя себе короткую слабость — почувствовать тепло в груди. В этот момент она забывает, что должна быть сдержанной. Пусть всего на пару секунд.

— Ты пришла, — говорит он и подходит ближе, чтобы помочь ей со стулом.

— Я... конечно, — отвечает она, чувствуя, как щеки едва заметно предают её волнением. — Было бы странно игнорировать личное приглашение Драко Малфоя.

Он усмехается — коротко, почти беззвучно.

— Ну, учитывая, что ты любишь игнорировать мои сообщения, я бы не удивился.

Гермиона резко поднимает взгляд. И снова этот тон — лёгкий, почти насмешливый, но не злой. Просто... его.

— Я была занята. И... — она делает паузу. — И смущена.

Он наклоняется чуть ближе, облокотившись на стол.

— Смущена?

Она моргает. Вот оно. Это приходится выговорить вслух.

— Из-за вчерашнего. Я... вела себя, как полная идиотка. Флирт... Потом это предложение уехать. И то, как я... к тебе прижималась. Я не в состоянии даже вспомнить всё чётко, но...

— Гермиона, — перебивает он, спокойно. — Всё в порядке.

— Это не похоже на меня, — продолжает она, будто не слышит его. — Я не привыкла терять контроль. Не привыкла бросаться на мужчин, как...

— Я не вижу в этом ничего ужасного.

Она хочет рассмеяться, но комок в горле не позволяет. Он не смеётся над ней. И именно это сбивает её с толку.

— Ты просто... отказался. Деликатно, да. Но всё равно.

Он смотрит на неё чуть дольше обычного. Потом делает глоток вина.

— Я не хотел, чтобы ты пожалела. Ты заслуживаешь уважения.

Она замирает. На миг не знает, что сказать.

— И всё же ты пригласил меня сюда, — наконец выдыхает она.

— Я хотел показать, что не играю в двойные игры, — говорит он тихо. — И, возможно, дать тебе шанс сделать шаг... на трезвую голову.

Она улыбается — едва, но это настоящая улыбка. И впервые за весь вечер чувствует, как ледяное напряжение в груди чуть отступает.

— Один шаг. Не больше, — говорит она.

Он поднимает бокал.

— Не спеши. У нас впереди ещё много ужинов в ресторанах.

Несколько мгновений они просто смотрят друг на друга. Гермионе хочется отвернуться, уставиться в меню или в бокал с вином, но что-то в его взгляде удерживает её на месте. Он смотрит не нагло — нет. А будто честно и без стеснения хочет понять, кто она, что в ней такого, почему именно она сейчас перед ним.

— Ты всегда так смотришь? — спрашивает она наконец, стараясь сделать голос лёгким.

— Мне нравится на тебя смотреть, — отвечает он спокойно.

Она чуть откидывается на спинку стула, стараясь скрыть дрожь пальцев. Ей становится немного легче дышать — не потому что напряжение исчезло, а потому что Малфой не торопит, не подталкивает, не превращает всё в игру. Он просто... рядом.

— А почему... — начинает она, оглядывая пустой зал. — Здесь никого нет. Только мы и персонал. Это... довольно необычно.

Он делает глоток вина, а потом отвечает с ленивой уверенностью:

— Я не хотел, чтобы нам мешали.

Она моргает, не зная, что ответить. Не от смущения — скорее, от странной, обволакивающей нежности в этой фразе. Как будто её, привычную быть на втором плане, кто-то поставил в центр внимания. И это немного пугает. Но ещё больше — притягивает.

— Ты так всегда делаешь? — спрашивает она, будто невзначай. — Выкупаешь целые рестораны?

— Вообще-то, впервые, — произносит он, не отводя взгляда.

Гермиона чувствует, как жар расползается по коже — от щёк к шее, к ключицам. Его голос спокоен, но в этой простоте что-то ускользающе-личное. И оттого — ещё более разоружающее.

Она делает вид, что изучает меню, пряча глаза, хотя давно уже определилась. В конце концов, они делают заказ — изысканные блюда, которые официант проговаривает чуть торжественно, будто сам вечер требует этого. Салат с грушей и сыром, телятина с ягодным соусом для неё. Для него — морской окунь и бокал вина. Для Гермионы — только вода. Голова всё ещё помнит минувшую ночь.

Они ждут, и тишина между ними снова становится почти комфортной. Она украдкой смотрит на его запястье, где часы едва выглядывают из-под рукава, и думает, какой он чужой — и одновременно... странно знакомый. Словно что-то в ней уже давно знает его.

— Я забрала твою футболку. Надеюсь ты не против? — спрашивает она, чтобы разрядить напряжение.

— Нет, конечно, я же сам предложил это, — спокойно отвечает он, не сводя взгляда. — Тебе она идёт больше, чем мне.

Она усмехается, опуская глаза. Вино могло бы оправдать её тепло в груди, но она трезва, и это почти пугает. Всё, что происходит — по-настоящему.

Еда приносится почти неслышно. Официант расставляет тарелки, и воздух заполняется ароматами соусов, специй, жареных орехов. Гермиона берёт вилку, делает первый кусочек, чтобы спрятать лёгкую дрожь в пальцах.

— И всё же, — говорит она спустя минуту, пока они едят, — Зачем тебе это всё? Ты срываешься в бар посреди ночи, потом возишься со мной пьяной... Мы ведь почти не знаем друг друга.

Он кладёт столовые приборы, смотрит на неё — долго, слишком долго, как будто взвешивает, что можно сказать, а что — нет.

— А если мне достаточно того, что я уже знаю о тебе?

Она замирает. Несколько секунд просто смотрит на него, не дыша. И где-то внутри, глубоко, под сомнениями, под страхами, под голосом разума — зарождается желание ответить взаимностью. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы сегодня. Но она не может. Не должна себе позволять расслабляться. Изначальный план рушится, ведь она забывает, что Малфой — это её ключ к повышению.

— Ты многого не знаешь обо мне, — сдавленно произносит Грейнджер.

— Ты тоже, — отвечает он. — Для этого и существуют свидания, Гермиона.

***

После ужина Драко оплачивает счёт, легко поднимается из-за стола и смотрит на неё через плечо:

— Ты не против прогуляться?

Гермиона колеблется долю секунды, но кивает.

— Почему бы и нет.

На улице уже стемнело. Лондон укутан мягкой влажной прохладой. Фонари размыто горят сквозь лёгкий туман, огни витрин отражаются в мокром асфальте. Они идут молча, шаг в шаг. Он держит руки в карманах, она — крепко прижимает к себе сумку.

Между ними спокойствие. Неловкость постепенно растворяется в воздухе. Гермиона чувствует, как с каждым шагом становится легче дышать.

Они доходят до моста, где над рекой нависают светящиеся гирлянды. Под ними — пустынно, только далёкий шум машин. Город звучит глухо, как будто отдалённо. Ни толпы, ни надоедливых репортёров. Только вода под ногами и отражения в ней.

Гермиона останавливается, смотрит вниз. Её волосы чуть растрепал ветер, щеки порозовели. Она чувствует, как он стоит рядом, очень близко, и его взгляд скользит по ней — не торопливо, не жадно, а как будто изучающе. Он не говорит ничего. Только смотрит. И в этой тишине будто всё между ними замирает.

— О чём ты думаешь? — спрашивает она, не поворачивая головы.

— О том, что мне хочется тебя поцеловать, — отвечает он тихо. — И что, возможно, сейчас подходящий момент.

Она медленно поворачивает голову. Их взгляды встречаются — и Гермиона не отводит глаз. Впервые — не прячется, не делает вид, что не чувствует. Потому что чувствует. Слишком много.

— Тогда поцелуй меня, — шепчет она.

Он приближается — медленно, будто давая ей последний шанс отступить. Но она не отступает. Малфой касается её щеки — большим пальцем, чуть грубовато, чем планировал. А потом второй рукой обводит линию подбородка, поднимая её лицо так, чтобы она смотрела прямо в него.

— Гермиона, — произносит он, почти беззвучно, будто впервые осмеливается назвать её по имени так просто, без маски и фразовых игр.

Она не отводит взгляда. На секунду замирает — а потом делает шаг вперёд. Маленький, но ощутимый. Его пальцы замирают у линии её шеи, и в этом приближении больше, чем в прикосновении.

— Ты такая красивая, — шепчет он, наклоняясь чуть ниже.

Она открывает губы, намереваясь поблагодарить его, но он не позволяет, накрывая её губы поцелуем. Целует сначала осторожно. Неуверенно, будто всё ещё даёт ей шанс передумать. Его губы касаются её губ несмело, но с той самой внутренней жаждой, которая копилась уже давно. Всё, что они не сказали друг другу, всё напряжение между ними — растворяется в этом прикосновении.

Она тянется ближе, отвечает. И в этом ответе — вызов, тепло, и удивление. Его рука скользит по её талии, притягивая ближе. А другая всё ещё держит её лицо — бережно, почти трепетно.

Поцелуй становится глубже. Медленно, как будто у них вся ночь впереди. Её пальцы оказываются у него на груди, ощущают биение сердца под тканью рубашки. Его дыхание сбивается, и она чувствует это. Чувствует, как он тоже теряет контроль.

Когда он отстраняется, её глаза всё ещё закрыты.

— Вот, — говорит он, совсем тихо. — Теперь мне легче.

Она открывает глаза и едва заметно улыбается.

— А мне — нет.

Он снова улыбается.

— Тогда, возможно, мне придётся поцеловать тебя ещё раз.

И целует. На этот раз — глубже, увереннее, с лёгкой настойчивостью, от которой у неё подкашиваются колени.

Город исчезает. Всё исчезает, кроме них и их чувств.