Глава 6. Семейные истории и неожиданное письмо
Я проснулась опять, где смех
Заменяет на время липкий страх,
Где при рождении ставят крест,
Где мера счастья - лишь суммы на счетах,
Здесь очень трудно найти себя
Среди воздушных замков и зеркал,
Но очень просто закрыть глаза
И перед смертью узнать, что жизнь проспал.
Здесь всегда знают все свои места.
Мыслей нет, мысли не нужны,
Когда ты только лишь одна деталь,
Когда ты осколок из стены.
Не бросай, здесь меня не оставляй,
Здесь с бедою боль обручена.
И глаза режут меня словно сталь,
Уведи отсюда меня, звезда!
Tractor bowling «Навсегда»
Гермиона проснулась на рассвете и сначала не смогла понять, где находится, но тут воспоминания нахлынули на нее отрезвляющей волной. Она повернулась на другой бок, желая снова заснуть, и желательно навсегда, но тут сквозь щелку полога увидела свою соседку по комнате.
Блез не задернула полог, и Гермиона могла видеть слизеринку, лежащую на боку, лицом к ней. Длинные черные волосы разметались по подушке, глаза ее были закрыты, а по щекам текли слезы.
— Пожалуйста... — вдруг прошептала она. — Возьмите лучше меня... умоляю вас... прекратите... я все сделаю, только перестаньте... пожалуйста...
Гермиона тихо встала с кровати и на цыпочках подошла к соседке. В этот момент Блез пронзительно закричала: «НЕЕЕТ!». Гермиона схватила Забини за плечи и начала трясти, приговаривая: «Просыпайся, Блез, ну, просыпайся же». Наконец, та перестала кричать, резко села и распахнула полные ужаса глаза. Увидев Гермиону, Блез вмиг успокоилась, словно не было недавнего кошмара. Сделав глубокий вдох, она откинулась на подушки. Гермиона открыла рот, чтобы сказать что-нибудь успокоительное, но слизеринка ее опередила.
— Прости, — сказала она, — я просто очень долго жила одна. Я должна была наложить заглушающие чары.
Гермиона открыла рот от удивления.
— Ты извиняешься за то, что тебе приснился кошмар?
— Конечно, я ведь разбудила тебя, — Блез была удивлена так же, как и Гермиона.
— Странные вы все-таки, слизеринцы, — Гермиона покачала головой и добавила: — Если бы я была сейчас на Гриффиндоре, то спросила бы, что тебе приснилось, и принялась бы тебя успокаивать. Но, видимо, на Слизерине это не принято. Да и ты, вроде как, спокойна.
— Раньше я жила с Фецилией, так она переехала, потому что ей надоели мои крики, — поведала Блез, проигнорировав слова Гермионы. — Она сейчас живет одна, может быть, тебе лучше переехать к ней.
— Нет! — воскликнула Гермиона. — Это было бесчеловечно и эгоистично со стороны Фецилии — так поступить. И я никогда не сделаю так же.
Блез засмеялась.
— Ты гриффиндорка до мозга костей, — сказала она. — Бесчеловечно, эгоистично... Здесь все думают только о себе, Гермиона. Но ты привыкнешь.
То же самое сказал ей Драко вчера. Однако Гермиона не думала, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этому. Точнее, она не хотела привыкать. Она не хотела становиться предательницей. Но чего же тогда она хотела? Чтобы всего этого не случалось. К сожалению, именно это желание было невозможным. Так может быть, тогда ей действительно лучше привыкнуть? Хотя бы попытаться. Или вовсе стать такой же слизеринкой, как Драко и Блез. Но сможет ли она перекроить себя настолько?
Вдруг в голову пришла одна мысль, и Гермиона, до этого изучавшая узор пододеяльника соседки, резко подняла голову. — Блез, я тут подумала, Беллатриса и Нарцисса ведь сестры, значит Драко мой кузен?
— Ну-у-у, — протянула слизеринка, — не совсем. То есть вы с ним вообще не кузены. Но это долгая история.
У Гермионы отлегло от сердца. Почему-то ей не хотелось, чтобы Малфой был ее кузеном, как будто было в этом что-то неправильное.
— Расскажи, — попросила Гермиона. — Сейчас только семь утра. У нас много времени.
— Ну, хорошо, — согласилась Блез и, устроившись поудобнее, начала рассказ:
«Эту историю знают многие чистокровные семьи, потому что в те времена она была одной из самых громких и скандальных. Все началось с Друэллы и Кигнуса Блэков, родителей Беллатрисы, Андромеды и Нарциссы. Они, как и заведено во всех чистокровных семьях, поженились по договору родителей, и никакой любви между ними не было. Спустя год после свадьбы Друэлла узнала, что Кигнус изменяет ей с Франсиной Забини – моей двоюродной бабушкой. Впрочем, Друэлле было все равно, и так бы оно и оставалось, если бы Франсина не забеременела.
Семнадцатилетняя дурочка так любила Кигнуса, что решила во что бы то ни стало родить этого ребенка. Поэтому она скрыла свою беременность от родителей, а когда они, наконец, узнали, девушка была на пятом месяце, и менять что-либо было уже поздно. Вскоре слухи разлетелись по всему магическому сообществу, а ведь Франсина была не замужем. Сразу же пошли разговоры среди знакомых, а какая-то мелкая газетенка даже осмелилась написать о беременности мисс Забини. А когда выяснилось, кто является отцом ребенка, случился настоящий скандал.
Но, как бы то ни было, время шло, Франсина позорила семью своим положением, и родителям девочки ничего не оставалось, кроме как отречься от дочери. Франсина покинула родной дом, а благородное имя Забини было очищено в глазах общественности. Спустя месяц стало известно, что Франсина умерла при родах. Как случилось, что маленькая Беллатриса оказалась в семье Блэков, известно мало кому. Кигнус дал девочке свою фамилию и велел Друэлле растить ее, как собственную дочь.
Шли годы, Беллатриса росла, у мистера и миссис Блэк родилась дочь Андромеда, а Друэлла так и не простила выходку мужа. Однажды Кигнус и Друэлла поехали на званый ужин к Селвинам. Мало кто знал, что Арчибальд Селвин был первой и единственной любовью миссис Блэк. И ее муж был не из их числа. Поэтому Кигнус оставил свою жену в одиночестве и отправился развлекаться. Арчибальд в то время еще не был женат, и поэтому, встретив свою бывшую девушку, недолго думая, решил воспользоваться тем, что она вспомнила былые чувства. Спустя несколько недель Друэлла узнала, что беременна. Она надеялась, что сможет выдать ребенка за сына или дочь Кигнуса, ведь он не знал о той ночи в поместье Селвинов и даже подумать не мог, что жена ему изменила. Но когда родилась Нарцисса, планы Друэллы рухнули в одночасье. Девочка была очень похожа на своего настоящего отца, и этого сходства нельзя было не заметить.
Общество сразу вспомнило о подвигах Кигнуса с покойной мисс Забини и сделало вывод, что муж и жена – два сапога пара. Имя Блэков снова было опозорено.
Друэлла умерла через несколько месяцев после родов при таинственных обстоятельствах. Тем временем Арчибальд Селвин женился на Лавинии Флинт, и у них родилась Эвелина – моя мать, и Гордон – отец Фецилии.
Белла, Андромеда и Нарцисса выросли, и отец выдал их замуж. Всех, кроме Андромеды. Она вышла замуж за какого-то магла. А сам Кигнус умер от отравления. Ходили слухи, что это ему отомстил Натаниэль – брат Франсины и мой дедушка со стороны отца.
Так и закончилась эта история. Сейчас мы стараемся не вспоминать о ней, и условно называем Нарциссу и Беллатрису сестрами, хотя все чистокровные знают правду».
Блез замолчала. Рассказ слизеринки заставил Гермиону о многом задуматься, и она погрузилась в свои мысли. Она думала о нелегкой судьбе внебрачных дочерей Нарциссы и Беллатрисы, о том, что Андромеда, которая была сестрой им обеим, в итоге оказалась от них дальше всех. Но Гермиона уловила еще одну заинтересовавшую ее фразу. Блез сказала, что в чистокровных семьях решение по поводу свадьбы принимают родители. И ее это взволновало. Ведь теперь правила чистокровных касались и ее. Гермиона никогда не думала, что выйдет замуж не по своему желанию и не за любимого. И тем более она не могла предположить, что выбор за нее будет делать Беллатриса Лестрейндж. Гермиона усмехнулась. А что из всего происходящего она МОГЛА предположить?
— Мерлин, до завтрака всего пятнадцать минут! — вдруг воскликнула Блез и кинулась в ванную.
Гермиона же встала с кровати соседки и подошла к зеркалу. Она взглянула на свое отражение и отшатнулась. На нее смотрели глаза Беллатрисы Лестрейндж. В этом не могло быть сомнения. Они были точно такие же, как и у нее: темно-карие и большие. А волосы... такие же спутанные, как и у ее матери, и всего на пару тонов светлее. Через несколько секунд наваждение прошло, и Гермиона поняла, что в зеркале она видит всего лишь саму себя. Только теперь девушка видела в себе черты Беллы. Как она могла не замечать все эти годы, что так похожа на Беллатрису? Ответ прост: Гермиона просто никогда не задумывалась об этом. Так же, как и ее друзья.
***
Блез стояла под струями горячей воды и думала о своей новой соседке. Бедная девочка — она ведь даже не представляет, что ее ждет. Или представляет? Раньше Забини всегда казалось, что гриффиндорцы наивные и открытые. Блез считала, что понять их не составит труда, но теперь она в этом сомневалась. Гермиона не хотела ничего говорить. Сначала слизеринка списала это на шок, но сейчас ей казалось, что Гермиона что-то задумала и не хочет об этом распространяться. И, скорее всего, это что-то очень глупое и опасное, к примеру, как ее попытка проникнуть в Хогвартс незамеченной. Все-таки Гермиона – самая настоящая гриффиндорка. Наивная, по-глупому храбрая и добрая. Как же сложно ей придется в этом слизеринском гадюшнике, среди эгоистичных хитрецов и беспринципных циников, скрывающих свои настоящие чувства.
Когда Блез вышла из ванной, то застала Гермиону за интересным занятием: девушка занавешивала зеркало какой-то черной тряпкой.
— Кто-то умер, пока я была в душе? — не сдержавшись, поинтересовалась Забини.
Гермиона обернулась — ее лицо было бледнее обычного, а в глазах стояли непролитые слезы. Она опустила руки и прошептала:
— Мы так похожи...
Блез все поняла. Она подошла к Гермионе и положила руку ей на плечо.
— Не так уж вы и похожи.
— Волосы... и глаза...
— Ты можешь постричься или перекраситься, а глаза можно по-другому накрасить, и все. Если хочешь, мы займемся всем этим после уроков. — Блез ободряюще улыбнулась. — Но если мы хотим успеть на завтрак, нам нужно спешить.
Гермиона покачала головой.
— Я никуда не пойду. Я не смогу встретиться с ними.
Под «ними» она, вероятно, имела в виду ее бывших друзей.
— Как я буду смотреть им в глаза после всего, — продолжала причитать Гермиона. — Нет, я не могу.
— Ты не виновата в случившемся, — отчеканила Блез. — И ты пойдешь!
Слизеринка бросилась к шкафу и, порывшись в нем, вынула темные очки и протянула их Гермионе.
— Надень, это поможет.Через несколько минут они вместе покинули комнату и начали подниматься по лестнице в слизеринскую гостиную. Гермиону ждал трудный день.
***
Драко не выспался и чувствовал себя уставшим и разбитым. До четырех часов ночи он ворочался и не мог заснуть, думая о своей новоявленной кузине. Кузиной, по сути, она ему не была, но вряд ли она об этом знала. Малфою было искренне жаль бывшую гриффиндорку. Она попала в совершенно чужой для нее мир лжи и обмана, но осталась такой же наивной девочкой. Судя по вчерашнему разговору, Гермиона собиралась скрыть известную ей информацию о Поттере от Темного Лорда. Ради этого она была готова терпеть пытки и даже умереть. Драко не понимал ее, ведь он своими ушами слышал, как мелкая Уизли сказала, что друзья ее бросили. Малфой после такого хотел бы отомстить им, а эта Грейнджер (черт, Лестрейндж!) готова защищать их любой ценой.
В конце концов, Драко списал этот парадокс на глупую гриффиндорскую натуру и переключился на другие мысли.
Его сон сбывался. Когда Драко увидел Гермиону в Большом зале, он чуть не открыл рот от изумления. Она была точно такой же, как и в его сне – растерянной и отчаявшейся. Ее взгляд точно так же перебегал с одного факультетского стола на другой. Малфой знал, что у него было не просто чувство дежа вю, он уже ВИДЕЛ именно эту сцену в своем сне.
«Только вот вещих снов мне не хватало!» — подумал он.
Нехорошее предчувствие, что это только начало, не желало покидать его голову. Драко вспомнил последнюю фразу Гермионы из сна: «Все изменится». Именно это он и сказал вчера реальной Гермионе. Малфой не любил изменения и его весьма нервировало то, что они должны были нагрянуть в его жизнь.
В итоге Драко решил, что подумает об этом завтра, а лучше лет через десять, или вообще не будет думать о всякой ерунде. И он уснул, но, не проспав и трех часов, услышал звон будильника.
Нехотя поднявшись, Драко отправился в душ. К тому времени, как он вышел оттуда, все его соседи уже с криками молотили в дверь. Не обращая на них внимания, Драко оделся и поднялся в слизеринскую гостиную.
Там толпились первокурсники. Пэнси нигде не было видно. Видимо, она решила поступить так же, как он: просто скинуть на него обязанности старосты и все. Драко тихо выругался и отправился к детям.
— Эй, мелкота, быстро все за мной! Кто отстанет, останется навсегда в страшных темных подземельях! — прикрикнул Малфой и направился к дверям. Первокурсники, испуганно сжавшись, последовали за ним.
***
Рона разбудил яркий луч солнца, врывающийся в комнату через узкую щель между тяжелыми темно-зелеными гардинами и светивший прямо ему в лицо. Уизли открыл глаза и, не спеша, поднялся с постели. Он подошел к письменному столу, выдвинул ящик и достал письмо, адресованное Гермионе. Уизли перечитал его и спрятал в нагрудный карман. Если все пойдет по плану, то его сову не будут проверять, а значит слишком заморачиваться с шифровкой необязательно. Но Рон все равно весь вчерашний вечер провел, сочиняя это послание. Для него было очень важно донести именно то, что он хотел ей сказать, и при этом не поставить Гермиону в неловкое положение, ведь он не знал, где и с кем она сейчас находится.
В последний раз окинув взглядом комнату, Рон отправился будить Гарри. Тот выглядел довольно плохо, словно не спал полночи. Вместе они спустились на кухню, где их уже ждал горячий кофе и сладкие булочки от Кикимера. Проглотив завтрак, они поднялись в вестибюль.
На верхнюю ступеньку крыльца они вышли с особой осторожностью — на окутанной туманом площади так и торчали двое Пожирателей смерти, зевающие в преддверии смены караула. Гарри и Рон вместе трансгрессировали под мантией-невидимкой и очутились в узеньком проулке, где должно было начаться выполнение первой части их плана. Если не считать двух мусорных баков, в проулке было пусто, первые сотрудники Министерства обычно появлялись здесь не раньше восьми утра.
— Ну, так, — взглянув на часы, сказал Гарри, — он будет минут через пять. И когда я его оглушу...
— Я знаю, Гарри, — твердо сказал Рон. — Подожди, я только открою дверь.
Он ткнул палочкой в запертую на висячий замок густо изрисованную дверь пожарного выхода, и она со скрежетом распахнулась. Темный коридор за ней вел, как выяснилось во время разведывательных вылазок, в пустой демонстрационный зал. Рон захлопнул дверь, чтобы та выглядела по-прежнему запертой, и нырнул под мантию. Они с Гарри стали ждать.
Через минуту с небольшим раздался тихий хлопок, и примерно в футе от них возник трансгрессировавший министерский работник. Гарри тотчас оглушил его. Вдвоем они затащили волшебника в темный, ведший за кулисы зала, коридор.
Рон выпил оборотное зелье и превратился в точную копию человечка за дверью. Они снова накинули мантию-невидимку. Прошло несколько минут, и в проулке с громким треском появился рослый мужчина в развевающейся мантии. Они оглушили его и спрятали там же, где и первого мага. Через минуту Гарри превратился в Ранкорна — имя они узнали, порывшись в портфеле волшебника. Там же они нашли жетоны, нужные для входа в Министерство.
Из проулка они вышли вместе. По тротуару двигалась масса людей, направляясь к ограде из черных металлических пик, возвышавшейся ярдах в пятидесяти отсюда, примыкая к двум лестничным маршам — один был обозначен буквой «М», другой буквой «Ж».
Гарри и Рон присоединились к множеству странновато одетых мужчин, спускавшихся в обычный на первый взгляд подземный общественный туалет с выложенными черной и белой плиткой стенами. Друзья вошли в смежные кабинки. Справа и слева от них слышались звуки сливаемой воды. Гарри присел на корточки, заглянул под не доходившую до пола перегородку — как раз вовремя, чтобы увидеть, как две ноги в сапогах влезают в унитаз, а, повернувшись налево, увидел ошалело моргающего Рона.
— Нам придется смывать себя в унитаз? — прошептал Уизли.
— Похоже на то, — пробормотал в ответ Гарри, обнаружив при этом, что голос у него теперь низкий и сиплый.
Они встали. Ощущая себя полным идиотом, Гарри втиснул обе ноги в унитаз.
И сразу понял, что все делает правильно — туфли, ноги и мантия остались совершенно сухими, хоть он и стоял в воде. Гарри протянул руку к цепочке, дернул, и в следующий миг, пролетев по короткому лотку, выкатился из камина Министерства магии.
Он неуклюже поднялся на ноги — тело его было непривычно большим. Огромный атриум казался более темным, чем тот, какой запомнился Гарри. Раньше в центре него бил золотой фонтан, отбрасывавший переливистые пятна света на полированный деревянный пол и на стены. Ныне над всем царила колоссальная статуя из черного камня. Выглядела она устрашающе — огромное изваяние колдуна и колдуньи, которые, сидя на украшенных резьбой тронах, взирали сверху вниз на выкатывавшихся из каминов чиновников Министерства. На цоколе статуи были выбиты слова, состоявшие из букв высотой в фут каждая: МАГИЯ — СИЛА.
Что-то больно ударило Гарри сзади по ногам — из камина за его спиной вылетел еще один чародей.
— Уйдите с дороги, вы что... О, извините, Ранкорн! — явно испугавшийся лысеющий волшебник поспешил исчезнуть. По-видимому, Ранкорна, которого изображал Гарри, здесь побаивались.
Они присоединились к потоку волшебников и волшебниц, направлявшихся к золотым воротам в дальнем конце вестибюля. Гарри наклонился и прошептал Рону на ухо:
— Что будем делать дальше?
Рон очень надеялся, что Гарри задаст этот вопрос, и ответ у него уже был готов.
— Давай разделимся. Я пойду в кабинет Амбридж, а ты следуй за ней самой. И лучше, если ты отдашь мне мантию.
— Отлично! Только где ты видишь эту жабу?
Вместо ответа Рон ткнул в маленькую толстую фигурку, стоящую у самых дверей в лифты. Гарри протянул Рону мантию и без дальнейших обсуждений двинулся в сторону Амбридж.
Рон незаметно спрятал ее за пазуху и направился к соседнему лифту. Он шагнул в только что подошедшую кабину. За ним последовало еще несколько министерских работников. Лифт быстро домчал его до первого уровня и Рон вышел из лифта. Золотые решетки лязгнули, закрываясь за его спиной. Накинув на себя мантию-невидимку, Рон двинулся в сторону, где предположительно находился кабинет Амбридж.
Внимательно вглядываясь в имена на табличках, Рон свернул за угол и, пройдя новый коридор до половины, оказался возле двери, на табличке которой значилось:
«Долорес Амбридж: Второй заместитель министра».
Рон посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую, проверяя, нет ли кого-нибудь в коридоре, но он был пуст — никто не мог увидеть странную картину: самооткрывающуюся и закрывающуюся дверь.
Рон повернул ручку, проскочил в кабинет Амбридж, закрыл за собой дверь, поднял палочку и негромко произнес:
— Акцио медальон.
Ничего не произошло, да Рон ничего и не ожидал. Он был почти на сто процентов уверен, что крестраж был сейчас на Амбридж. Во-первых, он видел, как блеснула цепочка на ее шее, а во-вторых, из выреза блузки выглядывал крупный предмет, похожий на медальон. Гарри этого не заметил, потому что когда Рон указал ему на Амбридж, она уже повернулась к ним спиной. А друг не собирался говорить ему об этом, потому что его задачей было поскорее избавиться от Гарри.
И все же Рон тщательно обыскал кабинет. Ведь он же мог и ошибиться. Но медальон все равно не нашелся. Уизли достал из-под мантии маленький пузырек с зельем, снял короткий волос с кресла Амбридж и кинул его во флакончик. Зелье окрасилось в темно-малиновый цвет. Рон выпил его и закашлялся. Точная копия Долорес Амбридж переоделась в ее одежду, найденную в шкафу, и накинула мантию-невидимку. Рон вынул из ящиков перья, конверт и печать с выдавленной буквой «М». Парень подписал письмо именем Амбридж и запечатал. Еще одним плюсом оборотного зелья было то, что почерк волшебника тоже изменялся. Закончив, Рон разложил все по местам и покинул кабинет.
Он направился в почтовую секцию. Ему было некомфортно в теле Амбридж, потому что она была намного меньше и толще Уизли, а еще он от всей души ее ненавидел. Однако Рон успокаивал себя тем, что делает все это ради Гермионы.
Приблизившись к предпоследнему коридору, Уизли скинул мантию-невидимку и направился к дверям, возле которых дежурили двое охранников. Они подобострастно поприветствовали его и распахнули двери совятни.
Взяв одну из министерских сов, он привязал письмо к ее лапке и выпустил в окно. Рон проводил взглядом удаляющуюся птицу и вышел из совятни. Не сказав ни слова охранникам, Уизли завернул за угол и снова накинул на себя мантию-невидимку.
После этого он достал еще один флакончик с недопитым зельем и вернул себе образ маленького волшебника из переулка. Рон понятия не имел, что делать дальше, и поэтому отправился в атриум. И, как оказалось, правильно сделал, потому что, едва выйдя из лифта, он увидел занимательную сцену под названием «Гарри Поттер спасает маглорожденных или снова валяет дурака».
Через весь атриум к каминам несся Гарри в теле Ранкорна, а за ним бежала кучка людей. При этом друг вопил: «Эти люди должны немедленно покинуть Министерство».
— Черт, его же сейчас разоблачат! — подумал Рон.
И точно, из соседнего лифта вылетел Яксли с воплем: «Немедленно перекрыть все камины!»
Рон кинулся к Гарри, который, похоже, не понимал, откуда взялся Пожиратель смерти и беспомощно озирался. Рон схватил друга, и они вместе прыгнули в камин. Несколько секунд их крутило так и этак, а затем оба вылетели из унитаза в кабинку. Гарри распахнул дверь.
— УХОДИМ! — заорал Рон и, схватив друга за руку, крутнулся на месте. Последнее, что он увидел, был Яксли, несущийся прямо на них.
Темнота, ощущение стягивающихся пут, но что-то было не так. Рука Гарри выскальзывала из ладони Рона. Сначала он не мог понять, что происходит, но потом догадался, что, наверное, это Яксли вцепился в другую руку друга. Рону казалось, что он вот-вот задохнется, дышать было нечем, он ничего не видел и понятия не имел, что делать. Рон успел подумать только: «Лес Дин», а потом его поглотила тьма.
***
Когда Гермиона и Блез вошли в гостиную, там уже никого не было. Все отправились на завтрак. Как только они покинули комнату, Гермиона заметила, как Блез изменилась. За долю секунды она превратилась из доброй и мягкой девушки в холодную и надменную слизеринку, роковую красотку, способную подчинить себе любого одним взглядом. Гермиона всегда знала Блез именно такой. Знала и даже немного боялась. Только теперь Гермионе открылось, какая Забини на самом деле, как ведет себя со своими друзьями. Бывшая гриффиндорка подумала, что никогда не сможет вот так менять свое настроение в один миг, надевать маску безразличия и холодности.
К счастью для Гермионы, они встретили всего несколько человек за время их пути к Большому залу. И никого из гриффиндорцев. Это немного обнадежило новоявленную Лестрейндж, но радовалась она недолго. Едва распахнулись двери Большого зала, как все взгляды устремились на них. Три четверти студентов смотрели с неприкрытой неприязнью.
Блез подняла изящный подбородок еще выше и, демонстративно взяв Гермиону под руку, повела ее к слизеринскому столу. Гермиона старалась не встречаться ни с кем взглядом. Блез оказалась права, — очки действительно помогали. Хоть Гермиона все равно ощущала сверлящие ее взгляды друзей, но теперь они словно отскакивали от темных стекол.
Они прошли по проходу мимо пуффендуйского стола и сели на слизеринскую скамью. Справа от Гермионы оказался Драко, а слева опустилась Блез. Гермиона поняла по разочарованному лицу Паркинсон и других слизеринцев, что они бы мечтали оказаться на месте Малфоя и Забини и были очень недовольны тем, что те не уделяют Гермионе достаточно внимания. Сама же Гермиона только мысленно поблагодарила обоих за это.
На завтрак была творожная запеканка и тыквенный сок, но Гермиона не притронулась к еде. Она просто сидела и смотрела на свои колени. Драко наклонился к Блез и озабоченно спросил:
— Почему вы опоздали?
— Я рассказывала Гермионе истории о наших благороднейших предках, — беззаботно ответила слизеринка и повернулась к Гермионе.
— Ты должна поесть, — начальственным тоном сказала она.
— Я не хочу, — чуть слышно ответила та, хотя это была неправда. На самом деле Гермиона очень хотела есть, ведь со вчерашнего утра во рту не было и маковой росинки. Но бывшая гриффиндорка решила устроить голодовку в знак протеста. Это было глупо и по-детски, но Гермионе так хотелось.
— Это глупо! — присоединился к Блез Драко. — Голодовка ничего тебе не даст.
— Я знаю, — твердо ответила Гермиона, — но я все равно не буду есть.
— Вы не имеете права заставлять ее, — вмешалась Пэнси, все это время внимательно слушавшая их беседу, — пусть делает, что хочет!
— Заткнись, Пэнси!
— Спасибо, Пэнси!
Сказали хором Гермиона и Драко.
— Вот видите! — победно воскликнула Паркинсон, — она мне благодарна! Это я ее настоящая подруга, а не ты, Забини, ясно?
Гермиона открыла рот от изумления. Ведь она поблагодарила Пэнси за то, что та ее поддержала, она и не ожидала, что слизеринка так отреагирует. Пока Гермиона думала, что сказать, заговорила Блез.
— Хороша подруга! Хочешь, чтобы она умерла с голоду, да? К твоему сведению, она не ела со вчерашнего утра! — вскинулась слизеринка.
— Я... нет, я совсем не это имела в виду! — пошла на попятную Паркинсон. — Я ведь не знала!
Все повернулись к Гермионе. Наконец, девушка сообразила, что от нее ждут какой-то реакции, и, тяжело вздохнув, сказала:
— Послушайте, я вовсе не хочу кого-то обидеть, но у меня больше нет друзей. Спасибо вам, что заботитесь обо мне, однако я теперь не могу считать кого-то другом. Понимаете?
Девушка с надеждой взглянула на своих собеседников. На лице Пэнси было написано разочарование.
— Я думала...— начала она, но Драко ее перебил.
— Пожалуйста, перестань повторять эту дурацкую фразу, — проговорил он сквозь зубы, — ты никогда не думаешь, Паркинсон! Не нужно врать людям!
— Да как ты смеешь....!
Пэнси вскочила со скамьи и кинулась прочь из зала.
— Не нужно быть таким жестким, Драко, — сказала Блез.
— Я не жесткий, я просто...
Конец фразы прервал неуверенный голос над их головами:
— Гермиона, мы можем поговорить?
Все трое обернулись и увидели Джинни Уизли. Она нервно кусала губу, а ее руки едва заметно дрожали. Гермиона встала. Блез и Драко поднялись вслед за ней.
— Да, Джинни, конечно...
— Нет, ты не можешь! — резко сказал Драко.
Гермиона с удивлением посмотрела на него. Малфой наклонился к ее уху и прошептал:
— Это навредит и ей, и тебе. Беллатриса не потерпит твоего общения с осквернителями крови. И если ты думаешь, что она не узнает, ты не права.
Гермиона растерялась, к глазам поступили слезы от осознания этой истины.
— Драко прав... Прости, Джинни, я действительно не могу.
Рыжеволосая гриффиндорка вмиг преобразилась, став похожей на яростную кошку. Ее глаза метали молнии, а волосы наэлектризовались.
— Драко прав... — передразнила она Гермиону. — Ты теперь слушаешь Малфоя, да? А эта стерва Забини - твоя подруга?
— Джинни, ты не понимаешь...
— Так объясни! Хотя нет, не надо, я и так все знаю. Я, знаешь ли, сначала подумала, что ты действительно не знала, кто твоя мать, но теперь я понимаю, что ты все знала и просто притворялась! Ты тайком поехала в школу! Тебе было западло сидеть с нами в одном купе, да? Ты всегда знала правду! А может быть, ты просто шпионила для НИХ! А мы ведь верили тебе! А сейчас, когда стало удобно быть чистокровной, ты и переметнулась на их сторону, так?
Все взгляды в зале были прикованы к ним. Джинни с каждым словом говорила все громче, а последнюю фразу буквально проорала на весь зал.
— Удобно? Удобно? Что ты несешь, Джинни! — Гермиона тоже кричала. — Да это всегда удобно - быть чистокровной! Как я, по-твоему, себя чувствовала, когда меня изо дня в день называли грязнокровкой? Разве я бы не отказалась от этого, если бы все знала с самого начала? И почему тогда шляпа распределила меня на Гриффиндор?
— Это ничего не меняет! Ты врала нам! По крайней мере, вчера утром ты уже точно знала, иначе, зачем тебе было ехать в Хогвартс? Ты могла нам рассказать, мы бы поняли тебя и поддержали! Но теперь...! Я ненавижу тебя!
И с этими словами Джинни Уизли кинулась к высоким дубовым дверям зала и скрылась за ними.
Несколько секунд Гермиона стояла, неспособная двигаться от шока. Затем она медленно пошла к выходу. С каждым шагом девушка шла все быстрее и, наконец, выбежав из Большого зала, кинулась, куда глаза глядят. Остановилась она только у озера. Гермиона села на высокий пень и спрятала лицо в руках. В голове снова и снова били набатом слова Джинни: "Я ненавижу тебя!"
Вдруг Гермиона услышала хлопанье крыльев над головой. В следующий миг огромная сипуха приземлилась ей на колени. Дрожащими руками Гермиона отвязала письмо. К ее огромному удивлению, печать не была сломана. Письмо не проверяли.Гермиона надавила на печать с тисненой буквой «М», и та раскололась надвое. Девушка прочитала надпись на конверте:
«Министерство магии. Долорес Амбридж. Второй заместитель министра».
«Что может писать мне эта жаба?» — подумала Гермиона.
Девушка разорвала конверт, вытащила письмо и принялась читать. Хуже уже не станет.
«Дорогая Гермиона,
Я пишу тебе, чтобы сообщить наши последние новости и попросить прощения за наш поступок. Я знаю, ты не ожидала этого, но у нас не было выхода. Хоть это и была идея Сохатого, но я с ним полностью согласен. Прошу, знай, что мы всего лишь пытаемся защитить тебя. Надеюсь, нам это удалось, и ты сейчас в безопасном месте.
Прости, что не написали раньше. У нас не было совы, и другие способы связи были нам не доступны. Если ты читаешь это письмо, значит, мой план удался. Мы узнали, где находится медальон, и сегодня идем в Министерство Магии. Оттуда я и отправлю это письмо. Хочется верить, что мы не поставим тебя в неловкое положение.
На самом деле, Сохатый не знает о том, что я придумала, но я уверена, он не был бы против. Мы оба очень любим тебя и скучаем. Скоро мы снова будем вместе, обещаю.Пожалуйста, не пытайся нас искать и не отвечай на это письмо. Это может быть опасно для всех нас.
И еще раз просим прощения. Пожалуйста, прости и пойми, если сможешь.
Твоя Долорес, Сохатый и думаю, ты уже догадалась кто».
Гермиона ошиблась. Хуже стало. Она сжимала в руках драгоценное письмо от Рона и Гарри. Рон назвал Гарри кличкой Джеймса. Сохатый. Так называли его друзья, мародеры.
Гермиона отметила, что письмо было составлено неплохо. Сразу отгадать отправителя незнакомому с шифрами читателю было бы непросто. К тому же, план Рона действительно осуществился, письмо не стали вскрывать.
Они все продумали. Ее друзья. Рон рисковал собой, чтобы отправить это письмо.
«Сохатый не знает о том, что я придумала, но я уверена, он не был бы против». А вот в этом она сомневалась. Гарри был всегда такой осторожный, тем более он бы не позволил Рону так рисковать.
«Знали бы вы, кто я такая! Стали бы вы тогда писать мне? Смогли бы понять меня и простить?» — думала Гермиона.Она опустила голову и разрыдалась. Спустя некоторое время она услышала шаги. Гермионе показалось, что она знает, кто это, и она попыталась скрыть слезы. Ей не хотелось снова предстать перед ним беззащитной и слабой.
Она постаралась перестать плакать, но у нее еще вырывались тихие всхлипы.
— Что может писать тебе Амбридж? — послышался удивленный голос Малфоя.
Именно это она подумала, когда увидела имя на конверте. Гермиона расплакалась с новой силой. Драко подошел ближе и обнял ее. Гермиона уткнулась лицом ему в грудь и продолжала плакать. Малфой не пытался успокоить ее, он просто обнимал и гладил по волосам. Драко понимал, что ей нужно выплакаться. Наконец, Гермиона затихла и отошла от него на несколько шагов. Малфой достал из кармана кипельно-белый платок и протянул ей. Гермиона тихонько высморкалась и посмотрела на Малфоя заплаканными глазами. В этот момент между ними не было шестилетней вражды. Не было слизерина и гриффиндора. Только Драко, который успокаивал Гермиону, которой было плохо и больно.
Гермиона первой нарушила молчание.
— Я намочила твою рубашку, — виновато сказала она.
— Хорошо, что мы все-таки волшебники, — улыбнулся Драко и высушил ее палочкой.
— Прости, что так расклеилась. Я обычно не такая плакса. Глупо вести себя так, ведь слезами делу не поможешь...— попыталась оправдаться Гермиона.
— А чем поможешь? — Малфою было интересно, в чем она видит решение этой проблемы.
— Не знаю, есть много вариантов. Астрономическая башня, попытка убить Волан-де-Морта, побег... Я еще не решила.
— Все, что ты назвала — глупо и безответственно. Ты так не поступишь. Ты другая, — покачал головой Драко. Ему стало немного не по себе от того, что она так спокойно говорила о попытках самоубийства и называла имя Темного Лорда.
— Другая? И какая же я, по-твоему?
— Правильная, ответственная, смелая и умная.
Гермиона мрачно рассмеялась.
— Вот что творит чистая кровь! Раньше я была тупой, не достойной внимания грязнокровкой, а теперь...
— Я всегда считал тебя такой. Просто раньше я не говорил об этом вслух. И ты никогда не была недостойной внимания. Одно то, что ты училась лучше меня, уже заставляло меня думать о тебе. Не говоря о том, что ты была лучшей подругой моего врага.
— Ну, тогда спасибо, — Гермиона неуверенно улыбнулась. — Я не знала.
— Не за что, — Драко пожал плечами. — Может, пойдем в замок? У нас ведь еще занятия.
— Ты иди... Мне нужно подумать... это письмо, — сказала Гермиона и посмотрела на лист бумаги, который она все еще сжимала в руках.
— Что в нем? Поздравления с новообретенной семьей? — с сарказмом спросил Драко.
— Поздравления? О, нет. Оно вообще не от Амбридж, — сказала Гермиона и захлопнула рот ладонью. Но сказанного было уже не вернуть. Брови Малфоя поползли вверх.
— Кто же пишет тебе от имени второго заместителя министра?
— Я... Это... это не важно...
Вдруг Драко пришла в голову безумная идея, он попытался отбросить ее, но почему-то ему казалось, что он прав.
— Этого не может быть, — чуть слышно прошептал он, но Гермиона все равно услышала.
— Чего не может быть?
— Это ведь не Поттер? Он не мог написать тебе от имени Амбридж, ведь так? Для этого ему надо было бы пробраться в ее кабинет и... нет, этого не может быть.
Гермиона замерла. «Мы узнали, где находится медальон, и сегодня идем в Министерство Магии». Они идут в Министерство Магии? Но ведь сейчас для них нет места на земле опаснее, чем Министерство! Что, если их поймают? Что, если их уже поймали? Живы ли они еще? Как она могла быть такой эгоисткой и не подумать об этом сразу?
Что же делать? Как узнать, что происходит? Пойти к Снейпу? Но с какой стати ему говорить ей правду, даже если ему что-то известно. Снейп — предатель, убивший Дамблдора! Нельзя об этом забывать! А ведь она это почти сделала... Она готова была бежать к первому, кто мог ей хоть что-то рассказать.
«Думай, Гермиона, думай!» — говорила она себе. Но ничего придумать ей так и не удалось. В любом случае, если Гарри и Рона поймали, об этом завтра напишут в «Ежедневном пророке». Оставалось только ждать. И это самое ужасное, ведь больше всего на свете Гермиона ненавидела ожидание.
***
Драко наблюдал за Гермионой, напряженно обдумывавшей его слова. Об этом свидетельствовало то, что она покусывала нижнюю губу и нервно теребила руками письмо.
За шесть лет их совместной учебы Малфой очень хорошо изучил золотое трио. Он знал, какие жесты выражают задумчивость, недовольство. Мог легко понять, что Гермиона расстроена, даже когда она пыталась скрыть это. Так же хорошо он знал Поттера и Уизли. Драко постоянно наблюдал за ними, анализировал их поведение в различных ситуациях. Именно это помогало ему задевать эту троицу за живое, выводить их из себя.
И вот сейчас Малфой почти слышал, как мысли буйно мечутся в ее голове. О чем же она думает? Гермиона ничего не сказала на теорию о том, что письмо написал Поттер, и Малфой понял, что это правда.
В который раз он поразился способностям Поттера. Как, ну как ему удалось проникнуть в Министерство Магии, когда он является «Нежелательным лицом № 1», и за его голову назначена тысяча галеонов? Как ему удалось обхитрить всех, да еще отправить письмо от имени Амбридж? Малфою это казалось невозможным.
И вдруг он понял, о чем думала Гермиона. Какой же он дурак! Да с чего он взял, что Поттеру (Поттеру!) удалось всех перехитрить? Его наверняка поймали. И что же дальше?
Драко Малфоя охватила злость. Да как Поттер смеет так подставляться! Разве он не должен придумывать хитроумный план по уничтожению Темного Лорда? А он чем занимается? Где-то шляется с этим придурком Уизли и пишет любовные письма своей подружке.
— Я думаю, нам действительно пора возвращаться в замок, — прозвучал тихий голос Гермионы.
Она была бледнее обычного и выглядела расстроенной и растерянной. И Малфою стало ее жалко. Злость ушла так же быстро, как и появилась.
Драко сделал несколько нерешительных шагов к Гермионе.
— Все с ними будет хорошо, — сказал он. — Это же Поттер, ему всегда удается выкрутиться.
— Многим кажется, что у Гарри все легко получается, он всегда выходит сухим из воды, но это не так. Ему тяжело. Нам всем тяжело. И мне, и Рону. Ты думаешь, что это легко, когда твой крестный умирает на твоих глазах? Когда люди, которым ты веришь, предают? Когда твои единственные родственники держат тебя в чулане и морят голодом? И я волнуюсь за него, ведь Гарри так заботится об окружающих его людях. И это не всегда доводит до добра.
Драко был ошеломлен. Он думал, что знает Поттера, как свои пять пальцев. Но оказалось, что он многого не знал. Например, о его родственниках и о том, что он действительно беспокоится о людях, а не просто рисуется.
— Ну, он хотя бы не один, Уизли, конечно, никчемный, но хоть какая-то компания, — Малфой решил не спорить с Гермионой по поводу достоинств Поттера. Он понимал, что сейчас она нуждается в поддержке, а не в ссоре.
— Откуда ты знаешь про Рона? — испуганно пробормотала Гермиона.
— Неважно, — отрезал Драко. Он не хотел говорить этой честной и ответственной гриффиндорке, что подслушивал.
— Это важно, Малфой! Если знает кто-то еще, то...— она была в отчаянии.
— Никто больше не знает, не волнуйся, — резко ответил Драко. Как же она заботится об этих Уизли! Просто смотреть тошно.
— Драко, пожалуйста, не говори никому, — ее голос звучал так жалобно, что Малфой просто не смог ей отказать.
— Ладно, не скажу. Но только ради тебя.
— Спасибо. Для меня это, правда, очень важно.
Малфоя так и тянуло наорать на нее, объяснить, что теперь всем на нее плевать, что Поттер с Уизли даже не подумали бы ей написать, если бы знали правду. Как она может так волноваться за них? Разве она не слышала, что сказала мелкая Уизли? Разве ее друзья не предали ее? Малфой не понимал ее, не мог понять. Но Драко не накричал на нее, он просто кивнул. Сегодня он был просто образцом вежливости и тактичности.
Гермиона смотрела на него, ожидая, что он скажет что-то еще, но Драко молчал. Тогда она повернулась спиной и зашагала к замку. Малфой последовал за ней.
Яркое солнце выплыло из-за туч и согревало их, бок о бок идущих к огромному старинному зданию.
