8 глава «Глубины откровений»
Ледяные воды Черного озера сомкнулись над головами чемпионов. Гермиона, затянутая в иллюзорные водоросли русалками после недолгой и яростной борьбы, ощущала холодную слизь веревок на коже и беспомощную тяжесть каменного постамента под ногами. Сквозь зеленоватую мглу она видела фигуры, мелькающие вдали: Гарри на своем причудливом гиппогрифе, Седрик с пузырьковой головой, Флёр, отчаянно прорубающую путь заклятиями. И его. Драко Малфоя.
Он двигался не как пловец, а как торпеда. Его тело окутывал пульсирующий серебристо-голубой ореол – сложное комбинированное заклятие, явно стоившее целое состояние. Жабры на шее дышали ровно (дорогущий концентрат жабротрава, усовершенствованный?), а от его ступней отталкивались вихревые спирали воды, придавая невероятную скорость ("Целестиальный Гребень", редкое заклятие астральной гидродинамики, прошептала мысль Гермионы, невольно впечатленная). В одной руке он держал изящный, но грозный на вид костяной трезубец, испускавший слабые волны отталкивания (артефакт? Наследственная реликвия Малфоев?). Он не просто плыл – он рассекал воду, целеустремленный и эффективный, как акула.
Он был одним из первых, кто достиг русалочьего города. Его глаза, за широкими стеклами маски (еще один артефакт – мультиспектральный анализ подводной среды?), сканировали привязанные фигуры. Нашел Пэнси Паркинсон. Увидел Гермиону.
Сначала – привычная гримаса. Губы под маской искривились в знакомой усмешке. Он даже замедлился, проплывая мимо нее, и его голос, искаженный водой, но усиленный заклятием, донесся до ее сознания как холодный шелест:
«Ну что, Грязнокровка? Даже под водой не можешь усидеть спокойно и ждешь, пока сильный мужчина придет спасать? Жаль, твой болван Крам явно заплутал.»
Гермиона хотела огрызнуться, но веревки сдавили горло. Она могла только метнуть в него яростный взгляд. Он усмехнулся и направился к Пэнси. Но что-то заставило его замедлить ход. Он снова взглянул на Гермиону. На веревки из черных водорослей, туго впивающиеся в ее кожу, оставляющие красные полосы на руках и шее. На ее взъерошенные волосы, плавающие вокруг бледного, напряженного лица. На выражение не столько страха, сколько яростного, беспомощного унижения.
Его усмешка исчезла. Сморщенное от презрения выражение сменилось... непониманием? Потом – внезапной, острой гримасой досады. Его взгляд скользнул на русалок, патрулирующих городок. Не на Гермиону, а на них. В его серых глазах вспыхнул неожиданный, чистый гнев. Он не просто злился – он был возмущен.
«Эй!» – его голос, теперь резкий и властный, прорвал толщу воды, заставив ближайших русалок вздрогнуть и обернуться. Он указал трезубцем на Гермиону. «Развяжите ее! Немедленно! Вы что, не видите, что веревки слишком тугие?»
Одна из русалок, старая, с морщинистым лицом и холодными глазами, проплыла ближе, издавая серию щелкающих звуков. "Правила... час времени... чемпион должен освободить..."
«Я знаю проклятые правила!» – рявкнул Драко, его ореол заколебался от силы эмоций. «Но вы не имеете права калечить! Ослабить веревки! Сейчас же!»
Русалка на мгновение заколебалась, почувствовав не детский гнев, а опасную, взрослую ярость аристократа, привыкшего повелевать. Она нехотя махнула рукой. Веревки на Гермионе ослабли, давление на горло ослабло. Она судорожно вдохнула пузырьками воздуха, смотря на Драко с немым шоком. Зачем? Почему он вмешался?
Драко не смотрел на нее. Он с яростью наблюдал, как русалки поправляют веревки, делая их менее жестокими. Потом его взгляд скользнул обратно к Гермионе. Он проплыл ближе, на расстояние вытянутой руки. Его глаза за стеклом маски были темными, нечитаемыми. Ни насмешки, ни презрения. Было что-то напряженное, почти... озабоченное? Он поднял руку, не трезубцем, а пустой, и быстрым, почти небрежным движением смахнул прядь водорослей, упавшую ей на лицо. Прикосновение было мимолетным, холодным от воды, но не грубым.
«Сиди тихо, Грейнджер,» – его голос снова донесся до нее, но теперь он звучал глухо, без прежней язвительности. «Не делай глупостей. Твой увалень Крам доплывет. Рано или поздно.»
Он не стал ждать ответа. Резко развернулся и мощным толчком направился к Пэнси Паркинсон. Его движения снова стали точными, быстрыми. Трезубец чиркнул по веревкам Пэнси – те разлетелись, как гнилые нитки. Он схватил ошеломленную слизеринку под руку, уже готовый рвануть к поверхности.
Но перед тем, как уплыть, он на миг замер. Повернул голову. Его взгляд снова нашел Гермиону, все еще привязанную, но уже не так отчаянно. Этот взгляд длился дольше, чем нужно. В нем не было торжества. Не было злорадства. Был... вопрос? Предостережение? Неловкость? Сложная смесь эмоций, которую не могла расшифровать даже Гермиона. Он смотрел прямо в ее глаза, как будто хотел что-то сказать, но слова застряли.
Потом он резко дернул Пэнси, и они исчезли в зеленой мгле, оставив за собой лишь завихрение воды и гулкое молчание русалок.
Гермиона осталась одна, если не считать других привязанных заложников. Холод озера вдруг показался менее важным, чем холодное недоумение внутри. Он помог ей. Вернее, заставил русалок помочь. Он рассвирепел из-за тугих веревок. Он... коснулся ее лица. И этот последний взгляд... Что это было? Презрение, смешанное с... ответственностью? Или просто раздражение, что его "спортивный инвентарь" повредили?
Адреналин схватки с русалками уступил место странному, тревожному волнению. Драко Малфой, только что демонстрировавший феноменальную магическую мощь и контроль, вдруг показал трещину. Трещину, в которой мелькнуло нечто совершенно не укладывающееся в образ надменного фанатика чистой крови. Что-то человеческое. Что-то, от чего у Гермионы сердце бешено колотилось уже не только от гнева и воды, а от совершенно новой, сбивающей с толку ноты в их вечной войне. Он уплыл с Пэнси, но его молчаливый вопрос повис в воде тяжелее любого якоря.