Ты делаешь мне больно, Грейнджер

– Грейнджер, – окликнул ее Драко, когда она уже собиралась аппарировать от ворот Мэнора после очередного сеанса.
Гермиона обернулась. Вечернее солнце окрашивало его платиновые волосы в оттенки старого золота, а тени в саду становились длинными и синими. Он выглядел уставшим, но в его глазах больше не было той затравленности, которая преследовала его в первые дни.
– Да, Малфой?
Он на мгновение замялся, словно подбирая слова. Это было так непохоже на того самоуверенного юношу, которого она знала в школе. Этот новый Драко был более осторожным, более вдумчивым.
– Мой отец... он чувствует себя значительно лучше. Во многом благодаря тебе. – Он сделал паузу, его взгляд скользнул по ее лицу. – Я хотел бы... отблагодарить тебя. По-человечески. Не как целителя, а как... просто тебя.
Сердце Гермионы пропустило удар.
– Не стоит, Малфой. Я уже говорила, это моя работа.
– Нет, – его голос стал тверже. – Ты приходишь в этот дом, зная, что он хранит для тебя худшие воспоминания. Ты работаешь с человеком, который был частью твоего кошмара. Это больше, чем работа. Позволь мне хотя бы угостить тебя ужином. Где-нибудь вдали отсюда. В Лондоне.
Приглашение было таким неожиданным, таким... нормальным, что Гермиона растерялась. Ужин. С Драко Малфоем. В маггловском Лондоне. Шесть лет назад она бы рассмеялась в лицо любому, кто предположил бы такое. Но сейчас... сейчас ей было любопытно. Ей хотелось увидеть его там, в ее мире, без мантий, без павлинов и без призраков прошлого, которые бродили по коридорам Мэнора.
– Хорошо, – вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.
На его лице промелькнуло удивление, быстро сменившееся плохо скрываемым облегчением.
– Правда?
– Да, – уже увереннее повторила она. – Почему бы и нет?
– Завтра? В восемь? – он говорил быстро, словно боялся, что она передумает. – Я знаю одно место. В Мэйфэйр. Тихое, маггловское. Тебе понравится. Я пришлю сову с адресом.
– Хорошо, – кивнула Гермиона, чувствуя, как на щеках проступает румянец. – Завтра в восемь.
– До завтра, Грейнджер.
– До завтра, Драко.
Она аппарировала, и последнее, что она унесла с собой, – это его редкая, почти незаметная, но искренняя улыбка.
Весь следующий день Гермиона не находила себе места. Она перерыла весь свой гардероб, отвергая одно платье за другим. Все казалось либо слишком строгим, как для заседания в Визенгамоте, либо слишком простым. Это же просто ужин, твердила она себе. Дружеский ужин в знак благодарности. Но предательский внутренний голос шептал, что это нечто большее.
В конце концов, она остановила свой выбор на элегантном темно-синем платье из шелка, которое мягко струилось по фигуре, оставляя открытыми плечи. Оно было сдержанным, но в то же время женственным. Она распустила волосы, позволив им лечь на плечи мягкими волнами, и нанесла лишь легкий макияж, подчеркнув глаза. Глядя на свое отражение, она с удивлением признала, что выглядит... хорошо. И, что было еще более странным, она хотела выглядеть хорошо. Для него.
Ресторан, который выбрал Драко, оказался маленьким и невероятно уютным. Приглушенный свет, тихая музыка, белые скатерти и всего несколько столиков, обеспечивающих полную приватность. Драко уже ждал ее, сидя за столиком в углу. Он поднялся, когда она вошла, и Гермиона невольно залюбовалась им. На нем был идеально скроенный маггловский костюм темно-серого цвета, без галстука, и белоснежная рубашка, верхняя пуговица которой была расстегнута. Он выглядел расслабленно и до неприличия элегантно.
– Грейнджер, – он улыбнулся, отодвигая для нее стул. – Ты выглядишь... потрясающе.
– Спасибо, Малфой, – она села, чувствуя, как щеки снова заливает краска. – Ты тоже... неплохо для бывшего Пожирателя Смерти.
Он усмехнулся, и напряжение, витавшее между ними, немного спало.
– Стараюсь соответствовать.
Они сделали заказ. Разговор поначалу тек легко и непринужденно. Они обсуждали последние новости из «Ежедневного Пророка», смеялись над новой эксцентричной статьей Риты Скитер, говорили о работе. Гермиона с удивлением узнала, что Драко не просто управляет семейными активами, но и вкладывает значительные средства в стартапы, занимающиеся разработкой новых зелий и артефактов, в том числе и для магглорожденных волшебников.
– Я пытаюсь очистить имя Малфоев, – просто объяснил он, заметив ее удивленный взгляд. – Не словами, а делами. Это долгий процесс, и многие мне никогда не поверят. Но я должен хотя бы попытаться.
Когда официант принес вино, Драко наполнил их бокалы и поднял свой.
– За тебя, Грейнджер. Спасибо. За все.
– Мы уже это проходили, – улыбнулась она, отпивая глоток. Вино было превосходным. – Но... пожалуйста.
Они помолчали, наслаждаясь едой и атмосферой.
– Ты счастлива, Гермиона? – неожиданно спросил он, назвав ее по имени. Это прозвучало так интимно в тишине ресторана.
Она подняла на него глаза. Вопрос был прямым, почти бесцеремонным, но в его голосе не было праздного любопытства. Была искренняя заинтересованность.
Гермиона вздохнула, положив вилку на тарелку.
– Я не знаю. У меня есть все, о чем можно мечтать после войны. Друзья, работа, мир. Но иногда мне кажется, что я просто... существую. Плыву по течению.
– А как же Уизли? – осторожно спросил он. – Я думал, вы...
Гермиона горько усмехнулась.
– Все так думали. И мы тоже. Мы пытались. Правда. Но война оставляет шрамы, которые не видно. Мы оба были сломлены, и каждый по-своему. Мы пытались склеить друг друга, но в итоге только ранили осколками.
Она сделала еще один глоток вина, собираясь с мыслями.
– Мы расстались около двух лет назад. Мирно, без скандалов. Просто в один вечер сели и поняли, что мы скорее брат и сестра, которых связывает общее травмирующее прошлое, чем влюбленные. Он сказал, что задыхается в Лондоне, в Министерстве. Что ему нужно что-то настоящее, что-то дикое. Он уехал в Румынию, помогать Чарли с драконами. И знаешь, что самое смешное? Он там счастлив. По-настоящему счастлив. А я... я рада за него.
Она замолчала, удивленная собственной откровенностью. Она никогда не говорила об этом так подробно ни с кем, даже с Джинни.
– С тех пор у меня никого не было, – тихо добавила она, глядя в свой бокал. – Я с головой ушла в работу. Так проще.
Драко молчал, внимательно глядя на нее. В его глазах было столько понимания и сочувствия, что Гермионе стало не по себе.
– А ты? – спросила она, чтобы сменить тему. – Я слышала, твоя помолвка с Асторией Гринграсс была расторгнута.
Он кивнул, его лицо на мгновение омрачилось.
– Астория – хорошая девушка. Очень добрая. Слишком добрая для меня. Она заслуживает кого-то цельного, не сломанного. А я... я не мог дать ей того, чего она хотела. Я не мог дать ей себя, потому что сам не знал, кто я такой. После войны, после суда... я был пустой оболочкой. И было бы нечестно тащить ее за собой в эту пустоту.
Они снова погрузились в тишину. Но теперь это была не неловкая тишина, а тишина, наполненная невысказанными признаниями и общим пониманием одиночества.
– Я был влюблен в тебя, – вдруг произнес он. Голос его был тихим, ровным, но эти слова взорвались в тишине ресторана, как бомба.
Гермиона замерла, ее рука с бокалом застыла на полпути ко рту. Она, должно быть, ослышалась.
– Что?
– В школе, – продолжил он, не глядя на нее, его взгляд был устремлен куда-то в глубину своего бокала. – Я был одержим тобой. Твоим умом, твоей силой, твоей... правильностью. Ты была всем, чем я не был. И меня это бесило. Я не знал, что делать с этим чувством, поэтому я превратил его в ненависть. Так было проще. Понятнее. Оскорблять тебя, унижать... это был единственный способ дотронуться до тебя, привлечь твое внимание. Жалко, правда?
Она не могла вымолвить ни слова. Ее мозг, такой логичный и рациональный, отказывался обрабатывать эту информацию. Драко Малфой. Влюблен в нее. Это было абсурдно. Невозможно.
– А потом... – его голос дрогнул, и он наконец поднял на нее глаза. В них была такая боль, что у Гермионы перехватило дыхание. – Потом началась война. И все игры закончились. Когда я увидел тебя в Мэноре... на полу... и моя тетка...
Он замолчал, его челюсти сжались так сильно, что на скулах заходили желваки.
– Я никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Таким ничтожным. Часть меня хотела выхватить палочку и убить ее. А другая часть, трусливая, была парализована страхом. Я стоял и смотрел, как она тебя мучает, и ненавидел ее, себя, своего отца, Темного Лорда... и весь этот проклятый мир.
Он сделал глубокий, прерывистый вдох.
– В тот момент я чувствовал твою боль, Гермиона. Каждое твое содрогание, каждый крик... они отзывались во мне. И самое страшное было не это. Самым страшным была мысль, которая билась у меня в голове: «Она никогда меня не простит». Не за то, что я был Пожирателем, не за всю ту грязь, что я говорил в школе. А за это. За то, что я стоял и ничего не сделал. За то, что я оказался слабым трусом в тот самый момент, когда должен был стать кем-то другим.
Слезы застилали ей глаза. Она видела перед собой не надменного аристократа, а сломленного человека, который нес в себе этот груз все эти годы. Его боль была почти осязаемой. Она протянула руку через стол и накрыла его ладонь, сжатую в кулак.
– Мы все были детьми, Драко, – прошептала она. – Испуганными детьми, которых втянули в войну взрослых. Я... я не виню тебя.
Его кулак под ее ладонью расслабился. Он перевернул свою руку и осторожно сжал ее пальцы.
– Но я виню, – тихо сказал он. – Каждый день.
Они сидели так, держась за руки, посреди дорогого лондонского ресторана, и весь мир перестал для них существовать. Существовали только они двое и правда, которая наконец-то была произнесена вслух.
Они почти не разговаривали по дороге к ее дому. Драко настоял на том, чтобы проводить ее. Они шли по тихим, спящим улицам, и его рука все так же крепко держала ее. Это было так правильно, так естественно, что пугало.
Они остановились у двери ее подъезда. Ночь была прохладной, но Гермионе не было холодно. Тепло его руки согревало ее.
– Спасибо за вечер, Драко, – тихо сказала она. – И за... откровенность.
– Это я должен тебя благодарить, – он шагнул чуть ближе, и теперь они стояли почти вплотную. Уличный фонарь освещал его лицо, делая его черты резкими и прекрасными.
Она посмотрела на него, и в ее сердце зародилось что-то новое, хрупкое и невероятно сильное. Надежда. Возможно, у них был шанс. Возможно, можно было оставить прошлое позади и начать все с чистого листа.
– Я рада, что мы поговорили, – улыбнулась она. – Мне кажется, я... я начинаю тебя понимать.
Он смотрел на нее, и выражение его лица изменилось. В его глазах появилась та же мука, что и в ресторане, но теперь она была еще глубже, еще отчаяннее.
– Не надо, – прошептал он.
– Что «не надо»? – не поняла она.
– Не смотри на меня так, – его голос был хриплым. – Не улыбайся мне так. Не прощай меня.
Он сделал еще один шаг, вторгаясь в ее личное пространство. Она чувствовала его дыхание на своей коже.
– Ты делаешь мне больно, Грейнджер.
Слова ударили ее, как пощечина, но в то же время заставили все внутри замереть в сладком предвкушении. Она не понимала, что он имеет в виду, но чувствовала, что за этими словами скрывается нечто огромное, нечто важное.
Ее сердце забилось как бешеное, отстукивая в ушах оглушительный ритм. Больно? Как ее доброта, ее прощение могли причинять ему боль?
Он смотрел на нее сверху вниз, его серые глаза потемнели, превратившись в два штормовых облака. И в их глубине она увидела ответ. Ему было больно от надежды, которую она ему давала. От света, который она несла в его тьму. Ему было больно от того, что он начинал чувствовать снова, после стольких лет заморозки. И эта боль была так похожа на любовь.