Тишина обретает голос
Два дня. Всего два дня отделяли ее от следующего визита в Малфой-Мэнор, но для Гермионы они тянулись, как вязкая патока. Ее уютная квартира, обычно бывшая для нее убежищем, вдруг показалась тесной. Книги, верные спутники всей ее жизни, лежали нетронутыми. Она пыталась читать, но строчки расплывались перед глазами, а мысли упрямо возвращались к темным коридорам, светлой библиотеке и серым глазам, в которых она увидела нечто большее, чем просто благодарность.
«С тобой... Мэнор кажется не таким пустым».
Эти слова, произнесенные тихим, хрипловатым голосом, эхом отдавались в ее голове. Они были простыми, но в них заключалась целая вселенная невысказанных чувств. Он не просто поблагодарил ее за помощь отцу. Он говорил о ней. О том, что ее присутствие меняло не только больного Люциуса, но и сам дом, и, возможно, его хозяина.
Гермиона встала и подошла к окну. Лондон жил своей обычной жизнью: красные двухэтажные автобусы скользили по мокрым от утреннего дождя улицам, люди спешили по своим делам, укрываясь под зонтами. Все было так нормально, так предсказуемо. И на фоне этой обыденности ее тайные визиты в поместье Малфоев казались чем-то сюрреалистичным, вырванным из другой реальности.
Ее размышления прервал настойчивый стук в дверь. Гермиона вздрогнула. Она никого не ждала.
На пороге стояла Джинни с маленьким Джеймсом на руках. Ее рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, а на лице сияла широкая улыбка.
– Сюрприз! – весело объявила она. – Мы с этим маленьким тираном решили, что тебе срочно нужна доза нашего общества. Он всю ночь не давал спать, так что теперь твоя очередь его развлекать.
Гермиона рассмеялась, искренне обрадовавшись визиту подруги. Она взяла на руки сонно моргающего Джеймса, вдохнув сладкий детский запах.
– Заходите, конечно. Я как раз собиралась пить чай.
Пока Гермиона возилась на кухне, Джинни устроилась в кресле, с любопытством оглядывая подругу.
– Ты какая-то... задумчивая, – заметила она, когда Гермиона поставила на стол чашки и тарелку с печеньем. – Все в порядке на работе?
– Да, все хорошо, – ответила Гермиона, стараясь говорить как можно беззаботнее. – Просто много дел. Новый проект.
Джинни прищурилась. Она знала Гермиону слишком хорошо, чтобы поверить в эту отговорку.
– Новый проект? – переспросила она. – Гарри говорил, что ты взяла частичный отпуск в Министерстве. И что тебя часто видят в Святом Мунго. А потом Рон где-то услышал, что ты лечишь Люциуса Малфоя. Это правда?
Гермиона вздохнула. Скрывать что-то от друзей было бесполезно.
– Да, это правда.
Джинни присвистнула.
– Ничего себе. Гермиона Грейнджер, спасительница Малфоев. Кто бы мог подумать. И как он, старый змей?
– Ему лучше, – осторожно сказала Гермиона. – Процесс идет, но это долгая история.
– Я так и знала, что ты не сможешь пройти мимо, – Джинни покачала головой, но в ее голосе не было осуждения, только удивление. – У тебя слишком доброе сердце. Но будь осторожна, Миона. Это все-таки Малфои.
– Я осторожна, – заверила ее Гермиона. – Это чисто профессиональные отношения.
– Профессиональные? – Джинни усмехнулась. – Значит, это по профессиональной необходимости ты вчера вернулась домой поздним вечером с таким видом, будто увидела привидение и одновременно выиграла в лотерею?
Гермиона покраснела.
– Я просто устала.
– Устала, – протянула Джинни, отпивая чай. – А с Драко ты тоже общаешься... профессионально?
Этот вопрос застал Гермиону врасплох. Она вспомнила его руку на своем локте, тихий голос в полумраке холла, их разговор в библиотеке.
– Он... присутствует на сеансах, – уклончиво ответила она. – Он помогает отцу. Он очень изменился, Джинни.
– О, в этом я не сомневаюсь, – кивнула Джинни, ее взгляд стал серьезнее. – Война всех изменила. Но он все еще Малфой. А ты – Гермиона Грейнджер. Мир волшебников не так быстро забывает старые обиды. Просто... береги себя.
Гермиона кивнула, мысленно благодаря подругу за заботу. Она и сама понимала всю сложность ситуации. Но что-то внутри нее, какая-то упрямая, иррациональная часть, не хотела слушать голос разума. Ей было интересно. Интересно узнать, кем стал тот мальчик с платиновыми волосами, который когда-то был ее врагом.
***
На следующий день, ровно в назначенное время, Гермиона аппарировала к воротам Малфой-Мэнора. На этот раз холод не показался ей таким пронизывающим. Или, может быть, она просто была к нему готова.
Драко уже ждал ее на крыльце. Он был одет в простую черную рубашку и брюки, без мантии, что делало его вид менее официальным.
– Грейнджер, – он спустился ей навстречу, и на его губах промелькнула тень улыбки. – Пунктуальна, как всегда.
– Некоторые вещи не меняются, Малфой, – ответила она, улыбнувшись в ответ.
Она заметила, что он смотрит на нее как-то по-особенному, дольше, чем требовалось для простого приветствия. Ей вдруг стало неловко, и она поправила ремешок сумки на плече.
– Как твой отец?
– Лучше. Он ждет тебя. Сегодня он даже пытался читать газету.
Они вошли в дом. Тишина больше не казалась гнетущей. Она была... спокойной. Словно дом, избавившись от своих темных тайн, наконец-то мог вздохнуть свободно.
Сеанс проходил в той же спальне. Люциус выглядел бодрее. Он встретил Гермиону вежливым кивком и даже попытался встать, но Драко мягко удержал его за плечо.
– Не стоит, отец. Тебе нужно беречь силы.
Сегодня Гермиона решила погрузиться в воспоминания, связанные с Нарциссой. Она чувствовала, что именно эти моменты могут стать ключом к восстановлению эмоционального фона Люциуса.
Она начала процедуру. Сознание Люциуса встретило ее уже не как враждебная, бурная река, а скорее как спокойное, глубокое озеро, под темной гладью которого скрывались и свет, и мрак. Гермиона осторожно повела его в прошлое, к солнечному дню в саду Мэнора.
Она увидела совсем маленького Драко, лет пяти, с такими же платиновыми волосами, как и сейчас. Он неуверенно стоял на крошечной игрушечной метле, которая едва отрывалась от земли. Рядом с ним, смеясь, стояла молодая Нарцисса. Она была ослепительно красива в своем светло-голубом платье, ее светлые волосы развевались на ветру.
– Ну же, милый, не бойся, – говорила она, ее голос был полон нежности. – Просто оттолкнись посильнее. Я тебя поймаю.
Люциус стоял чуть поодаль, у колоннады. Он не улыбался, его лицо было, как всегда, непроницаемым, но Гермиона, находясь внутри его сознания, чувствовала волну гордости и любви, которая захлестнула его, когда маленький Драко наконец оторвался от земли и пролетел несколько футов, восторженно взвизгнув. Нарцисса подхватила его на руки и закружила, их счастливый смех эхом разнесся по саду.
Картинка была такой яркой, такой живой, что Гермиона почувствовала укол грусти. Она посмотрела на реального Драко, который сидел рядом, сжав губы. Его глаза были прикованы к лицу отца, но она знала, что он тоже видит это. Он заново проживал этот счастливый, давно ушедший день.
Внезапно Гермиона почувствовала, как сознание Люциуса дрогнуло. Воспоминание начало тускнеть, подергиваться темной рябью боли. Это была боль утраты. Нарциссы больше не было. Ее смерть во время последних битв войны оставила в его душе незаживающую рану.
Гермиона попыталась стабилизировать воспоминание, наполнить его светом, но тьма была слишком сильна. Она почувствовала, как ее собственная энергия иссякает. И тут она ощутила знакомое прикосновение. Рука Драко легла на ее плечо. Но на этот раз это было не просто прикосновение поддержки. Она почувствовала, как через него проходит тонкая струйка магии – его магии. Он не пытался вмешаться, он просто делился своей силой, своей связью с этим воспоминанием, помогая ей удержать его.
Объединив усилия, они смогли отогнать тьму. Картина снова стала ясной. Смех Нарциссы снова зазвучал в их сознании, яркий и чистый.
Гермиона медленно вывела себя и Люциуса из транса. Она была совершенно измотана, но на душе было светло. Она посмотрела на Драко. Его лицо было бледным, а в глазах стояли слезы. Он быстро смахнул их тыльной стороной ладони.
– Спасибо, – прошептал он, его голос был сдавлен от эмоций.
Она ничего не ответила, только слабо улыбнулась. Она понимала его без слов.
***
– Тебе нужно на свежий воздух, – сказал Драко, когда они вышли из комнаты отца, оставив его отдыхать. – Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
Они спустились вниз и вышли в сад через боковую дверь. Солнце стояло уже высоко, его лучи пробивались сквозь листву вековых деревьев, создавая на дорожках причудливые узоры света и тени. Сад, некогда бывший символом холодного величия, теперь дышал тихой, умиротворенной жизнью.
– Моя мать любила этот сад, – тихо сказал Драко, глядя на кусты белых роз. – Она проводила здесь целые дни. Говорила, что только здесь, среди цветов, она может быть собой.
Они молча шли по извилистой тропинке. Воздух был наполнен ароматами цветов и влажной земли. Где-то вдали раздался резкий, надменный крик.
– О, только не они, – поморщился Драко.
Из-за поворота, распустив свои ослепительно белые хвосты, вышли два павлина. Они двигались с аристократической грацией, свысока поглядывая на незваных гостей.
– Павлины отца, – пояснил Драко с ноткой раздражения. – Символ чистоты крови и прочей чепухи. Терпеть их не могу.
Один из павлинов подошел ближе к Гермионе и угрожающе зашипел, распушив хвост еще шире.
– Пошел прочь, Альбус! – рявкнул на него Драко.
Павлин, казалось, обиделся. Он издал еще один возмущенный крик и, гордо вскинув голову, удалился.
Гермиона удивленно посмотрела на Драко.
– Ты назвал его Альбусом?
Драко смущенно кашлянул.
– Ну да. Он такой же напыщенный и уверенный в своей правоте. Второго зовут Северус. Он вечно прячется в тени и смотрит на всех с презрением.
Гермиона не выдержала и рассмеялась. Ее смех прозвенел в тишине сада, заставив Драко улыбнуться.
– Это... неожиданно, Малфой.
– В детстве я давал имена всему, что движется, – признался он, его щеки слегка порозовели. – Это было единственное развлечение в этом каменном мешке.
Они дошли до старой каменной скамьи, скрытой под плакучей ивой.
– Расскажи мне о своем детстве, Грейнджер, – неожиданно попросил он, когда они сели. – Каково это... расти в мире магглов, а потом узнать, что ты волшебница?
Гермиона задумалась. Никто никогда не спрашивал ее об этом так прямо.
– Это было похоже на чудо, – начала она. – Как будто вся моя жизнь до этого была черно-белой, а потом кто-то включил цвет. Но было и трудно. Я была другой. Я всегда чувствовала себя другой. А потом, в Хогвартсе, я снова стала другой. Заучкой. Грязнокровкой.
Она произнесла последнее слово без боли, просто как факт.
– Я был идиотом, – тихо сказал Драко, глядя на свои руки. – Я завидовал.
– Завидовал? – удивилась Гермиона. – Мне? Но у тебя было все: имя, деньги, положение...
– У меня не было друзей, – он посмотрел ей в глаза, и в его взгляде была такая тоска, что у Гермионы сжалось сердце. – Не настоящих. У меня были Крэбб и Гойл, которые смотрели на меня, как на вожака стаи. У меня был отец, который требовал от меня быть лучшим, быть наследником, быть Малфоем. А у вас... у вас были вы. Поттер, Уизли и ты. Вы были готовы умереть друг за друга. Я смотрел на вас и ненавидел. Потому что я хотел так же. Но не знал, как.
Это было самое откровенное признание, которое она когда-либо от него слышала. Она вдруг увидела за маской надменного аристократа одинокого мальчика, который отчаянно хотел быть любимым.
– Мы тоже были не идеальны, – мягко сказала она. – Мы ссорились, обижались. Но мы всегда знали, что можем положиться друг на друга. Это... это и есть дружба.
– Теперь я это понимаю, – кивнул он. – Слишком поздно.
– Никогда не поздно, Драко, – она впервые назвала его по имени, и это прозвучало так естественно.
Он вздрогнул и поднял на нее глаза. В них плескалось удивление и что-то еще, что-то теплое.
Они сидели в тишине, окутанные зеленым полумраком ивы. Время, казалось, остановилось. Гермиона чувствовала, как рушатся последние барьеры между ними. Они больше не были врагами. Они были просто двумя людьми, которые пережили войну и пытались найти свое место в новом мире.
Когда солнце начало клониться к закату, они медленно пошли обратно к дому.
– Мне пора, – сказала Гермиона у ворот.
– Я знаю, – ответил Драко.
Он не двигался, просто стоял и смотрел на нее. Ветер трепал ее волосы, и одна непослушная прядь упала ей на щеку.
Прежде чем Гермиона успела что-либо понять, Драко сделал шаг вперед. Он медленно поднял руку и очень осторожно, почти благоговейно, убрал прядь с ее лица. Его пальцы на мгновение задержались на ее коже. Прикосновение было легким, как крыло бабочки, но по телу Гермионы пробежала волна жара.
Она замерла, боясь дышать. Его лицо было так близко. Она видела золотистые искорки в его серых глазах, видела, как дрогнули его ресницы. Мир сузился до этого мгновения, до этого прикосновения.
Он наклонился еще ближе, и ей показалось, что он собирается ее поцеловать. Ее сердце пропустило удар. Она не знала, хочет она этого или боится.
Но он не поцеловал. Он просто смотрел на нее, и в его взгляде была вся нежность и тоска мира.
– Спасибо, – прошептал он. – Не только за отца. Спасибо, что... ты здесь.
Она не смогла ничего ответить. Слова застряли в горле.
– До... до послезавтра, – наконец выдавила она и, не дожидаясь ответа, сделала шаг назад и аппарировала.
Последнее, что она увидела, было его лицо – удивленное, растерянное и бесконечно одинокое.
***
Драко еще долго стоял у ворот, глядя на то место, где она только что исчезла. Воздух все еще хранил слабый аромат ее духов – что-то цветочное, с нотками ванили и старых книг. Он медленно поднял руку и посмотрел на свои пальцы, которые несколько мгновений назад касались ее кожи. Они все еще хранили ее тепло.
Он назвал ее грязнокровкой. Он желал ей зла. Он стоял и смотрел, как его сумасшедшая тетка пытает ее на полу его дома.
А теперь он ждал ее визитов, как узник ждет глотка свежего воздуха. Теперь ее присутствие делало этот проклятый дом живым. Теперь он хотел коснуться ее снова.
Он горько усмехнулся. Мерлин, как же все перевернулось.
Он повернулся и пошел обратно к огромному, темному дому. Но сегодня Мэнор не казался ему таким пустым. Тишина в его стенах обрела голос. И это был ее голос.