14
Утро выдалось отвратительным. После бессонной, бурной ночи Гермиона чувствовала себя разбитой — в теле не осталось ни капли сил, а разум всё ещё метался в лабиринтах тревожных мыслей. Несмотря на это, она поднялась рано, стараясь не привлечь к себе внимания. Ей не хотелось, чтобы кто-то видел её в таком состоянии — не собранную, растрёпанную, чужую самой себе.
ванную, надеясь, что там сможет хотя бы на мгновение вернуть себе равновесие. Щелкнул замок. Просторное помещение встретило её прохладой: мраморная плитка отдавала холодом в босые ноги, бежевые стены казались выцветшими от времени. Над раковинами — тонкими, изогнутыми, словно вырезанными из перьев, — висело старинное зеркало в узорчатой раме. Интерьер был по-своему изящным, почти романтичным, и казался совершенно неуместным в её текущем внутреннем состоянии.
Гермиона сняла с себя одежду и, не раздумывая, встала под ледяной поток воды. Она надеялась, что холод встряхнёт её, приведёт в тонус, избавит от тяжести, сжавшей грудь. Но вместо этого лицо вдруг обожгло — не от воды, а от слёз. Они были горячими, как огонь, и будто вытекали не из глаз, а из самой души. Она поклялась себе, что больше не будет плакать, что выдержит всё, что бы ни случилось... Но психика не подчинялась логике. Раны были слишком свежими, и она всё ещё не могла до конца осознать, принять то, что с ней произошло. Потеря, страх, вина — всё это продолжало грызть её изнутри.
Вода постепенно стала теплеть, и Гермиона стояла под душем, словно в коконе, пытаясь сосредоточиться. Что дальше? Какой следующий шаг? Она снова мысленно вернулась в тот день, когда вместе с Дереком они были в башне. Именно там она нашла старые документы и странный артефакт — диск, покрытый таинственными рунами. Он мерцал в её руках, словно реагируя на её прикосновение.
После возвращения с башни она не задержалась — быстро собрала свои вещи и начала искать информацию. Она ходила по библиотекам, в том числе и магловским, хотя понимала, что шансов найти упоминание об Ордене Змеи практически нет. И действительно, всё, что она находила, было поверхностным, ничтожным, бесполезным. Тогда она приняла решение: уехать из Сиднея и вернуться в Лондон.
Лондон встретил её холодом, серым небом и равнодушием. Две недели она провела в дешёвой гостинице, питаясь бутербродами и постоянным напряжением. Ежедневный Пророк, как и ожидалось, пестрел заголовками о победах Гарри Поттера, о восстановлении Министерства Магии, о торжествах. Но нигде, ни словом, не упоминалось о смерти её родителей.
И тогда ей вспомнились слова Дерека. Это было сказано как-то между делом, но отложилось глубоко в её памяти:
Дерек опустил взгляд в бокал с янтарной жидкостью, повертел его в пальцах.
— Не совсем. Но я знал, что ты на пределе. Вся магическая Британия знала о похоронах Грейнджеров... — он бросил на неё быстрый, короткий взгляд. — А я хорошо умею читать между строк. Искать тех, кто остался ни с чем. Таких, как ты. Таких, как я.
Эти слова не давали ей покоя.
Мысли метались, будто в клетке. Когда она наконец очнулась, поняла, что простояла под душем уже больше часа. Быстро приведя себя в порядок, она накинула одежду которую взяла с собой и вышла из ванной, не оглядываясь.
Теперь у неё была цель — хотя бы временная. Она направилась к Астрономической башне. Рано утром там обычно было пусто, и никто не должен был её побеспокоить. А ей так нужно было побыть наедине с собой... и, может быть, наконец понять, с чего начать этот путь заново.
Солнце окончательно поднялось над горизонтом, заливая башню мягким золотом. Гермиона в последний раз вдохнула прохладный воздух, как будто пыталась сохранить в себе эту тишину. Она поднялась на ноги, стряхнула пепел с мантии и поправила волосы, чуть влажные от утреннего тумана. Где-то глубоко в кармане мантии, прижатый к бедру, холодный металлический диск – тот самый, с рунами из Сиднейской башни – будто слабо дрогнул, отозвавшись на ее движение. Или ей показалось? Она резко засунула руку в карман, сжав артефакт в кулаке. Твердый, немилосердно холодный. Напоминание. Цель. Проклятая цель.
Больше сидеть здесь не имело смысла. Ничего не изменилось. Мир всё ещё был тем же. Только внутри неё теперь было чуть меньше дыма и чуть больше... чего? Не решимости. Заноза. Острая, гниющая заноза потерь и вопросов.
Она быстро спустилась по лестнице, тихо ступая по каменным ступеням. Пока замок ещё спал, Гермиона направилась к библиотеке. Ей нужно было занять голову. Работа, книги, страницы — хоть что-то, что придаст рутину и отвлечёт. Что не напомнит о похоронах, лжи и исчезновениях. Артефакт прожигал бедро сквозь ткань.
Дверь в библиотеку скрипнула, как старая кость. Гермиона вошла быстро и бесшумно, как будто кого-то преследовала или, наоборот, пыталась скрыться. Воздух здесь был сухим, плотным — пропитанным пылью веков и чернилами десятилетий. Идеальное место, чтобы на время спрятать свои мысли в строчки.
Она свернула в сторону раздела по древним символам и заклинаниям. Её пальцы уже скользнули по корешкам, когда сзади послышались шаги.
— Опять ты, — голос Малфоя был глухим, с лёгкой насмешкой.
— Приветствия больше не в моде, Грейнджер?
Гермиона выпрямилась, не оборачиваясь:
— Малфой, не сегодня. Я не в настроении.
Он не отступил. Напротив — подошёл ближе, вплотную. И прежде чем она успела сказать хоть слово, он резко прижал её к книжным полкам. Одна его рука легла рядом с её головой, другая — сжала её запястье. Книги чуть скрипнули от давления, словно протестуя.
— А когда ты вообще в настроении? — прошипел он, глядя прямо в её глаза. — Ты ходишь с лицом, будто весь мир обязан тебе извинения. Смотришь, как будто выше всех остальных. Но ты такая же, как мы, Грейнджер. Уставшая, запутавшаяся. Просто играешь в контроль.
Гермиона резко дёрнулась, но он держал крепко.
— Отпусти. Сейчас же.
— Или что? — он склонился ближе. — Превратишь меня в хорька? Зажжёшь волосы? Или будешь делать вид, что тебе плевать?
Она встретила его взгляд, дыша тяжело. Всё внутри будто закипало. Злость. Усталость. Напряжение, накапливаемое неделями. Месяцами. Годами.
— Отстань Малфой и уходи. — прошипела Гермиона. Он замер на мгновение, его бледное лицо, обычно столь надменное, было искажено чем-то диким – не просто злостью, а чем-то глубже, темным и усталым. Тени под его серыми глазами казались синяками. Он тоже не спал, мелькнуло у нее с странной ясностью. Но он уже отворачивался, направляясь к другой полке, движения резкие, будто он хотел сломать корешки книг.
Гермиона стояла, спиной прислонившись к полке. Книги позади словно давили на неё, как бетонная стена. Сердце било по рёбрам, дыхание сбилось. После того как Малфой ушёл вглубь библиотеки, она попыталась взять себя в руки — но не смогла. Всё внутри её выворачивалось: от бессонных ночей, от бессилия, от злости, что никто не говорит правду, и от того, что сама она уже не верит ни в одну чёртову строчку в своих записях. И от этого холодного диска, который сейчас, казалось, пульсировал у нее в кармане.
— Чёрт, — прошептала она, закрыв глаза.
Её пальцы сжались в кулаки.
— ЧЕ-ЁРТ! — вырвалось громче, срываясь с голоса. Голос сорвался в хрип, в нем было столько боли и ярости, что даже пыльные фолианты, казалось, замерли.
Она хотела заорать — во весь голос, так, чтобы сотряслись стены и разлетелись стёкла. Но прежде чем крик сорвался с её горла — он вернулся.
Резкий шаг. Сильная рука. Малфой снова оказался рядом. В одно движение он зажал ей рот — но не ладонью. Его губы врезались в её губы резко, грубо, почти яростно. Это не было желанием. Это было затычкой. Отчаянной попыткой заглушить не ее крик, а свой собственный – крик ужаса, который клокотал в нем с тех пор, как он нашел ту комнату.
Гермиона замерла. Вскинулась. Попыталась оттолкнуть — но пальцы вцепились в его мантию, как будто тело не могло решить, хочет ли оно отстраниться или вцепиться насмерть. Его рука легла ей на талию, вторую он всё так же держал у её лица, прижав её к себе. Губы его обжигали, а пальцы, вцепившиеся в ее запястье, были ледяными. В этом поцелуе-атаке не было нежности, только отчаяние и ярость, зеркально отражавшие ее собственные. На миг их боль – ее горе и его ужас – слились в один ослепляющий всполох.
Через секунду он отпрянул, и воздух между ними снова заполнился бешеным пульсом. Его глаза, широко распахнутые, мелькнули не только злостью, но и паникой, мгновенным осознанием того, что он натворил. Или того, что он открыл.
— Заткнись, Грейнджер, — прошептал он, не глядя в глаза, голос хриплый, сдавленный. — Просто... на секунду заткнись.
Он развернулся и пошёл прочь, исчезая между полками, оставив за собой только шлейф запаха — пыль, дым и что-то тревожно знакомое – горьковатый, металлический оттенок, которого раньше она у него не замечала.
Гермиона медленно опустилась на пол. Пальцы всё ещё дрожали. Губы горели, он прикусил ей нижнюю губу, и капля крови солоноватым привкусом смешалась с адреналином на языке. А внутри — будто кто-то выстрелил в неё молчаливым заклинанием. Оглушительная тишина. И почему-то... она не закричала. Она сидела, прижав ладонь к горящим губам, слушая, как ее сердце колотится о ребра, пытаясь понять этот странный, жгучий резонанс – его отчаяние отозвалось в ее собственной пустоте.
Драко.
Он вышел из библиотеки не как победитель, а как загнанный зверь, которого вытолкнула наружу чужая, темная воля. В груди сжимало, как будто под рёбра подсунули проклятие, а на губах горел привкус – ее крови? Или его собственного страха? Воздух казался густым, глухим — он будто проходил сквозь плотную пелену заклинаний, оставленных теми, кто ушёл, но так и не покинул эти стены. Он вытер рот тыльной стороной руки, жест резкий, почти яростный. Проклятье. Что он наделал? Глупость. Опасная, идиотская глупость. Теперь она точно... что? Что она теперь будет делать? Доносить? Насмехаться? Или... Почему он вообще думает о ней? Почему ее опустошенные глаза в Сиднее, на могиле родителей, врезались в память острее, чем слова отца в цепях?
Его шаги глухо отдавались в каменных коридорах, но мысленно он был не в Сиднее. Он был внизу, в самом сердце мрака Мэнора. В той комнате.
Комната, которую открывал старый, покрытый пылью ключ из рук Люциуса, она была спрятана на нижних уровнях — среди забытых залов, где паутина и тьма давно поглотили всё живое. Но когда Драко открыл дверь, его встретил не только запах сырости и пыли. Что-то тянуло оттуда — древнее, тяжёлое, как будто сама магия там была больной, зараженной. Воздух вибрировал низким, едва слышным гулом, от которого сводило зубы.
Он провёл в том помещении недели. Иногда — целые ночи напролет, зарывшись в бумаги, одержимый и напуганный. Никаких заклинаний на защиту, кроме старых символов, выгравированных на полу. Их чернила давно выцвели, но всё ещё пульсировали тусклым, язвенным светом — как вены, зараженные некрозом. Комната дышала прошлым. И в этом дыхании — ужас. И Яд. Он чувствовал его – липкую, невидимую паутину, оседающую на кожу, пытающуюся проникнуть в мысли. Иногда, выходя, он часами отмывался, но чувство скверны не уходило.
Сначала он нашёл схемы — сложные, изломанные, написанные безумной рукой. Странные конструкции, похожие на машины пыток, но с вкраплениями магических формул. Некоторые имели подписи: «Пограничный порог», «Контроль через глиф», «Механизм разрушения ядра личности». И везде – упоминание "Субстанции 'S'". "Яд Змеи".
Но самым страшным было не это.
Были письма. Пожелтевшие, многие — сожжённые по краям. Некоторые без подписи. Но по почерку, по стилю — Драко узнал. Лорд Волдеморт. И рядом — странный символ: змея, свёрнутая в восьмёрку и пронзённая клинком вокруг лилии..
«Орден Змеи».
Он видел упоминания о них лишь однажды — в дневнике предка, который случайно пролистал в старом архиве. Там говорилось, что даже Пожиратели боятся произносить это имя. Они не носили метки, не подчинялись, а наоборот управляли Тёмным Лордом . Они — были рядом. Смотрели. Управляли из-за кулис. Некоторые говорили, что Орден был старше самого Волдеморта. И сильнее. Им не нужны были армии. Им нужны были тайны. И души.
В одной из записей, исписанной рваными строчками, он нашёл слова:
«Эксперимент №47. Три дня введения 'S' – и сознание поддаётся. Яд активирует руны нанесенные на артефакт-носитель. Идёт искажение памяти, затем — личностное распадение. Отторжение души. Субъект начинает верить, что он другой. Вечность — достижима через растворение в Целом. Но цена — всё. Орден требует продолжения... Наши пайки 'S' ограничены. Источник... иссякает?»
Драко закрыл глаза, прислонившись к холодному камню коридора. Он чувствовал, как шевелится их тьма под его кожей. Всё это — было слишком близко. Слишком лично. Он нашел отчеты Люциуса. Его отец не просто знал об Ордене. Он поставлял им тестовых субъектов из числа "неугодных" или тех, кого можно было бесследно убрать. И он экспериментировал с "S" в этой самой комнате. Драко вспомнил странные периоды "болезни" отца, его необъяснимую ярость, стеклянный взгляд... Он тоже был под кайфом этого Яда? Или пытался создать свой? Знание обжигало.
Он нашёл и карту. Она была тонкой, почти прозрачной, исписанной крошечным почерком. На ней — сеть из точек: шахты, дома, заброшенные склады. И одна приписка, словно вырезанная когтями:
«Укрытие №13. Жертвы: 8. Цель: Временная магия. Выживших — нет. Утилизация через 'S'. Полное растворение.»
Он перевернул карту — и почти у самого края нашёл другую надпись, сделанную рукой Люциуса:
«Информация о родителях Грейнджер... Уничтожить. Угроза для Ордена. Ни она, ни свидетели — не должны выжить. Протокол 'Чистое Поле'.»
Вот он, удар. Гулкий, как колокол в голове. Сердце сжалось — как тогда, в ту ночь на кладбище, когда он видел ее, сгорбившуюся над свежей могилой, такую маленькую и сломленную, и понял, что его отец... причастен. Он резко встал, сбросив бумаги тогда, в подвале. Сейчас же он просто стоял, опираясь о стену, пытаясь загнать обратно поднимающуюся тошноту. Чистое Поле. Это касалось и ее. И его тоже, теперь.
— Хватит. Не сейчас. Не здесь, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, отталкиваясь от стены. Коридор встретил его ледяной тишиной. Казалось, замок слушал его дыхание, слушал биение его зараженного страхом сердца.
Драко шёл, не разбирая дороги, куда глаза глядят – лишь бы прочь от этой библиотеки, от памяти о ее глазах, полных слез и ярости, от правды, от самого себя. Но от себя, от этой новой, ужасной ноши, уйти было сложнее всего.
Убирая тягучие воспоминания и липкий страх, Драко Малфой с каменным лицом направился в Большой зал. Входя, он заметил, что уже начинает собираться народ — ученики сновали по залу, занимая места за длинными столами, оживлённо переговариваясь и готовясь к завтраку. Свет утренних свечей и окна, впускающие бледное солнце, наполняли зал мягким, но торжественным светом. Фальшивым светом.
Драко прокрутил в голове все детали расследования, стараясь отложить мрак и сосредоточиться на предстоящем дне. Он устремился к своему месту за Слизеринским столом, намереваясь просто пережить этот завтрак. Сгорбившись, он машинально потянулся к кувшину с соком. Его взгляд скользнул по залу – и наткнулся на нее.
Гермиона сидела за столом Гриффиндора, с тяжёлой сумкой книг у ног. Её шаг, должно быть, был лёгким, когда она шла сюда, но сейчас она сидела, отрешенно ковыряя вилкой еду на тарелке. Ее друзья что-то оживленно говорили ей, но она лишь кивала, взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, за окна Зала. На ее губе, в том самом месте... был крошечный, почти незаметный след – царапина? От его зубов. Драко резко отвел глаза, чувствуя, как жар стыда и злости снова подкатывает к горлу. Идиот.
В это же время Гермиона почувствовала на себе тяжелый взгляд. Она подняла глаза, встретившись с взглядом Пэнси Паркинсон, сидевшей неподалеку за Слизеринским столом. Пэнси смотрела на нее не с обычной презрительной усмешкой, а с каким-то... пристальным, изучающим любопытством. Как будто что-то заметила. Или знала? Гермиона быстро опустила глаза к тарелке. Паранойя? В сумке у ее ног холодный диск вдруг вибрировал – коротко, но отчетливо. Она замерла. Не воображение. Он откликался... на что? На ее страх? На присутствие чего-то еще?
Драко, опустив голову, вдруг заметил, что край его манжеты слегка пожелтел, будто прожженный кислотой. Как край одной из бумаг в той комнате. Он резко дернул руку под стол. 'S'. Он сглотнул комок страха, который внезапно встал в горле колом. Большой зал наполнялся звуками — звонкой болтовнёй, скрипом стульев и запахом свежих булочек, создавая ощущение жизни и движения. Но для Драко и Гермионы этот шум был лишь фоном для звенящей, отравленной тишины, нависшей между ними и над ними.