13
Гарри хотел подойти к Гермионе, сказать ей хоть что-то — простое "привет" или "рад тебя видеть", — но его ноги словно приросли к полу. Он стоял, будто вкопанный, не в силах оторваться от взгляда на неё. Она изменилась. Очень.
Профессор Макгонагалл, стоявшая рядом, мельком обернулась, и, заметив Гермиону, неожиданно тепло улыбнулась. Та ответила ей такой же лёгкой, почти невесомой улыбкой, в которой чувствовалось и уважение, и лёгкая нотка благодарности.
Подойдя к друзьям, Гермиона не колебалась ни секунды — она крепко обняла Рона, Джинни и Гарри, будто боялась, что, если не прижмёт их к себе, они исчезнут. Все трое растерянно улыбались, и только тогда Гарри почувствовал, как напряжение отступает.
Большой зал сиял ярче, чем когда-либо. Волшебные свечи парили в воздухе, играя светом на старинных стенах и витражах. За длинными столами снова сидели ученики, смеясь, болтая, наслаждаясь возвращением к нормальной, почти мирной школьной жизни. В воздухе витало чувство облегчения — всё плохое осталось позади.
— Гермиона, ты выглядишь... — Джинни осеклась, обводя подругу взглядом. — Ахуенно, — наконец выпалила она, не сдержавшись.
Гермиона улыбнулась загадочно, немного по-другому, чем раньше — в этой улыбке было больше свободы, уверенности. На ней была привычная школьная форма, но юбка была короче, чем предписывал устав Хогвартса. Её роскошные каштановые кудри исчезли — теперь волосы были окрашены в насыщенный чёрный цвет и подстрижены в стильное каре. Из-за природной волнистости кончики непокорно торчали, придавая ей дерзкий вид.
Когда она прошла мимо, подол юбки чуть приподнялся, и на бедре сверкнула татуировка — очертания драконьих лап, словно ожившие в магическом сиянии, когда на них падал свет. Было в этом что-то дикое, сильное и немного опасное.
— Я так рада вернуться к вам, — тихо сказала Гермиона, и в её голосе звучало нечто большее, чем просто радость — словно она прошла через что-то тяжёлое, но теперь, наконец, снова дома.
— Ты правда сделала татуировку... дракона? — Рон смотрел на Гермиону так, будто впервые в жизни видел её.
— Угу, — просто кивнула она, будто говорила о чём-то обыденном. — Хочешь — потом покажу поближе. Когда народу будет поменьше.
— Под юбкой? — Рон чуть не подавился тыквенным соком.
— Угу, — повторила она с такой же невозмутимостью. — Прямо на бедре. Лапы дракона. Когда на них попадает свет, они слегка сияют. Магия тату — полупостоянная. Если надоест, исчезнет. Но я не думаю, что надоест.
Гарри молча наблюдал за ней. Она изменилась — и дело было не только в новой прическе, короткой юбке и черных волосах, контрастирующих с её кожей. Что-то в ней стало другим. Более уверенным. Более дерзким. Более... свободным.
— Почему именно дракон? — наконец спросил он.
Гермиона посмотрела ему прямо в глаза и, впервые за весь вечер, не улыбнулась.
— Потому что я сгорела. А потом вылезла из пепла.
В этих словах была и боль, и гордость, и безумное упрямство. После войны у всех были шрамы, но она выбрала свои нанести осознанно — как заявление. Как метку силы.
— Ты изменилась, — сказал Гарри, почти с восхищением.
— А ты ожидал, что я вернусь прежней, после всего, что мы пережили? — её голос стал чуть тише, но твёрже. — Мы все в каком-то смысле умерли в ту ночь. Просто я решила не цепляться за старую себя.
Она говорила спокойно, но внутри было видно: буря. Раньше она была правильной, старательной, почти идеальной. А теперь — живой. Настоящей. Слишком настоящей.
— Гермиона, — Джинни хлопнула её по плечу. — Ты выглядишь... ахуенно. И это не просто юбка. Это вообще всё. Ты — как будто рок-звезда Хогвартса.
— Я и есть, — усмехнулась Гермиона. — Только без гитары.
Они все рассмеялись.
Большой зал сиял. Впервые за долгое время — не от магии, а от живой, искренней радости. Ученики возвращались. К жизни, к себе, друг к другу. Но в этой новой жизни каждый был уже немного другим.
И когда Гермиона подняла взгляд вверх, на парящие свечи и звёздное небо, нарисованное на потолке, она тихо сказала:
— Я рада вернуться. Не в прошлое. А сюда. К вам.
Толпа в Большом зале постепенно рассеялась. Старшие ученики, закончив обниматься, перешёптываться и обсуждать лето, начали собираться у главного выхода — по одному зову, который чувствовался где-то в воздухе.
Шестой и седьмой курсы, те, кто вернулись, чтобы закончить, а не просто продолжить, — знали: сегодня всё будет иначе.
Профессор Макгонагалл, в строгом, как всегда, платье в клетку и с волосами, стянутыми в идеально гладкий пучок, стояла у арки. Её глаза блестели немного мягче, чем обычно.
— Шестой и седьмой курсы — прошу за мной. Особые инструкции, особое размещение.
— Что значит "особое"? — прошептал Рон, наклоняясь к Гермионе.
— Наверное, снова дормитории перемешали, — ответила она, слегка пожав плечами. — После войны половина башен разрушена, некоторые студенты не вернулись. Логично, что переселят.
— Ага, логично, — пробормотал Гарри, — если ты Гермиона.
Смех пробежал по их маленькой группе, и они двинулись следом за Макгонагалл. По дороге к лестницам, ведущим в северное крыло замка, она обернулась на ходу:
— В этом году ученики шестого и седьмого курса всех факультетов будут жить вместе. Это решение Совета. Мы хотим, чтобы вы чувствовали себя не только частью факультета, но частью школы. Частью друг друга.
— Как мило, — скривилась Панси Паркинсон где-то сзади. — Значит, теперь мне с Поттером на одной лестнице жить?
— Увы, да, — усмехнулся Гарри. — Только не привыкай ко мне слишком быстро.
— Поттер, у тебя лицо как у мессии. Не переживай, я не из твоих фанаток.
— И слава Мерлину, — пробормотал Рон.
Они прошли по витой мраморной лестнице, которая на удивление не пыталась сбросить их, как раньше. Замок, казалось, и сам чувствовал перемены.
Наконец, Макгонагалл остановилась перед высокой аркой, за которой был широкий коридор, ведущий к совершенно новой башне — не той, что была раньше у любого факультета.
— Добро пожаловать в Объединённую башню, — сказала она. — Её отстроили заново этим летом. В ней — шесть этажей, по два на курс. Ваши комнаты уже распределены, но у вас будет общая гостиная, библиотека, тренировочный зал, маленький зимний сад и личное пространство для отдыха.
— Это всё... для нас? — удивился Невилл.
— Вы это заслужили, мистер Лонгботтом. И даже больше, — с мягкой улыбкой кивнула Макгонагалл. — За вами стоит не просто будущее школы. За вами стоит новая эпоха.
Она сделала шаг в сторону, и дверь открылась сама, впуская их внутрь.
Объединённая башня была светлой, просторной, пахла свежим деревом и, неожиданно, лавандой. Потолки были высокими, окна огромными, а витражи изображали сцены из истории школы — не только битвы, но и мирные моменты: ученики за книгами, ухаживающие за мандрагорами, смеющиеся на берегу Чёрного озера.
— Уау... — выдохнула Джинни.
— Это уже не просто Хогвартс, — сказал Гарри.
— Это наш Хогвартс, — поправила Гермиона, и на её губах появилась лёгкая, но настоящая улыбка.
Макгонагалл повернулась к ним в последний раз:
— У вас будет неделя адаптации. Занятия начнутся позже. Наслаждайтесь этим временем. Учитесь быть вместе. Не как гриффиндорцы, слизеринцы, пуффендуйцы или когтевранцы. А как выжившие. И как те, кто теперь строят заново.
Она ушла, оставив их внутри. И вдруг, тишина в Башне наполнилась новым смыслом.
— Ну что... — сказал Рон, оглядываясь по сторонам. — Кто первый займёт окно?
Внутри Башни царила полутёмная уютная атмосфера: стены из светлого камня были украшены гобеленами с нейтральными узорами, ни одного факультетского герба. Вместо них — общий символ: феникс, расправляющий крылья над Хогвартсом, в окружении четырёх стихий.
— Ну... красиво, — выдохнул Дин Томас. — Но как нам жить без диванов в цвет факультета? Я в синем не могу расслабиться, мне, как гриффиндорцу, требуется бордо.
— Переживёшь, — хмыкнула Луна Лавгуд, проходя мимо с абсолютно мечтательным лицом. — Цвет — это только оболочка. Главное — энергия пространства. Здесь она... м-м... мягкая. Как у совёнка.
— Окей... — Рон слегка отшатнулся. — Сова-терапия звучит... ново.
Тем временем к ним подошла молодая студентка, одетая в форму без значка факультета — похоже, она была из числа помощников Макгонагалл.
— Добрый вечер, — сказала она. — Меня зовут Мэйли, я буду вашим координатором на первую неделю. Комнаты распределены по принципу баланса: в каждой — представители разных факультетов. Девушки — на третьем и четвёртом, юноши — на пятом и шестом. Пары по комнатам уже назначены. Всё ради того, чтобы вы учились... доверять.
Рон тут же напрягся:
— Пожалуйста, пусть не Драко Малфой, пожалуйста, пусть не...
— У тебя Финниган, — сказала Мэйли, просматривая свиток. — А Малфой с Забини.
— О, блестяще, — пробормотал Гарри. — Коготь в коготь.
Гермиона слушала молча. Она поднялась по винтовой лестнице на третий этаж и остановилась перед дверью, где была выгравирована её фамилия — Грейнджер — и под ней — Паркинсон.
— Ну вот, — пробормотала она. — Этого ещё не хватало.
Гермиона толкнула дверь и шагнула внутрь. Комната была свежей, с запахом новизны и лёгкой пыли от старого замка. На одной из кроватей уже лежала сумка. Возле зеркала стояла Панси Паркинсон, накручивая чёрные волосы на палец.
— Прекрасно, — пробормотала Гермиона. — Просто охрененно. Из всех возможных соседок — именно ты.
Панси медленно повернулась, вскинув бровь:
— А я-то надеялась на кого-нибудь адекватного. А получила ходячую энциклопедию с понтами. Мечта, блин.
Гермиона с шумом поставила свою сумку на кровать и хмыкнула:
— Расслабься. Я не собираюсь с тобой разговаривать больше, чем нужно. Это просто место для сна, не группа поддержки для полусдохших слизеринок.
— Ой, какая дерзкая, — протянула Панси с натянутой усмешкой. — Выросла, сменила стиль, юбку укоротила, волосы перекрасила. Думаешь, если напялишь чёрное и набьёшь дракона на бедре, станешь клёвой?
— Лучше быть клёвой, чем стервой по умолчанию. Хотя ты, кажется, и не пытаешься быть кем-то другим, — фыркнула Гермиона и начала раскладывать вещи. — Удобно, когда стандарты и так на дне.
— Да мне вообще насрать, что ты обо мне думаешь, — отрезала Панси. — Только предупреждаю: если ты начнёшь ныть ночами или рыдать из-за Поттера — я просто наложу на тебя заглушающее заклятие. Спать хочу нормально.
— А если ты притащишь какого-нибудь слизеринского кретина в нашу комнату, я вызову огненного саламандра в твой шкаф, — спокойно ответила Гермиона, даже не оборачиваясь.
Между ними повисло молчание — плотное, тяжёлое, как воздух перед грозой.
— Ну, — сказала Панси наконец, — это будет весёлый учебный год. Соседство мечты.
— Будем считать, что обе в аду, — бросила Гермиона. — Придётся ужиться. Или сгореть вместе.
Панси усмехнулась уголком губ.
— Пфф. Я не против огня. Я вообще огонь. Ты просто ещё не привыкла.
Гермиона лишь усмехнулась в ответ, включая магическую лампу над кроватью.
— Знаешь что? Если не будешь меня бесить — возможно, даже выживешь.
Панси легла на кровать, закинув ногу на ногу:
— Ты только не влюбись. А то с этой твоей новой готичной темой — есть риск.
Гермиона закатила глаза.
— Только если потеряю последние нейроны.
Общая гостиная, вечер.
Потолок — высокий, арочный, с мерцающими заклинаниями, имитирующими ночное небо. Кресла, пуфы, ковры — всё в мягких, тёплых тонах, чтобы хоть как-то сбить чувство странной неловкости между бывшими врагами. Где-то в углу кто-то заколдовал чайник, и он глухо посвистывал.
Гарри сидел, закинув ноги на подлокотник кресла, с бутылкой сливочного элемёда в руке. Рядом устроились Гермиона и Джинни, на диване напротив развалились Блейз Забини и Панси Паркинсон. Невилл с Лавандой притихли у камина, обсуждая новый порядок в расписании. А Малфой, как обычно, откинулся в кресле с таким видом, будто его случайно занесло в эту "вечеринку для крестьян".
Повисла натянутая тишина, в которой слышались только потрескивания пламени.
Гарри откинул голову назад, хмыкнул и, не глядя ни на кого, сказал:
— Ну что, может... отметим, что мы вообще дожили, вернулись и ещё не убили друг друга? Хотя бы по этому поводу стоит поднять что-нибудь крепче, чем чай.
Панси склонила голову:
— Звучит почти как благословение. Или как попытка отравить нас морально с первых суток.
Блейз подмигнул ей:
— Но я за. Если это будет хотя бы на 40 градусов моральной деградации.
Гермиона хмыкнула, вытянув палочку и вызвав из своей комнаты небольшую коробку с вином из Заколдованной Австралии.
— Не думала, что ты предложишь это первым, Поттер, — сказала она, наливая в старый бокал. — Война сделала тебя... фаталистом?
— Не-а, просто я понял одну простую вещь, — Гарри сделал глоток. — Если уж нас всех свалили в одну башню, мы либо начнём пить вместе, либо убивать друг друга по одному в тёмных коридорах. Я выбираю первое. Пока.
Джинни хлопнула в ладоши:
— Я лично рада. Будет что вспомнить. Если утром не отчислят.
Малфой взял бокал, который ему протянул Блейз, не моргая, глядя на Гарри.
— Не ожидал от тебя. Впрочем... — он сделал глоток. — Я всё больше не ожидаю.
— Привыкай, Драко, — бросила Гермиона. — Новый год, новый Хогвартс, новые психотравмы.
Луна Лавгуд, будто бы появившись из воздуха, уселась рядом с Невиллом, держа в руках ярко-синюю бутылку, подписанную: "Лунное варево, 5% вероятности общения с умершими."
— Кто знает, может, эта башня нас всех и спасёт. Или сведёт с ума. По крайней мере, компания интересная.
Все замолчали. И в этой тишине, странной, напряжённой, но живой — кто-то начал смеяться. Сначала Джинни, потом Блейз, потом и сам Гарри, не удержавшись, фыркнул, прикрывая лицо рукой.
— Ну за это и выпьем, — сказал он, поднимая бокал. — За то, что мы всё ещё здесь. И всё ещё, чёрт возьми, странные.
Бокалы звякнули.
И в ту секунду они почти поверили, что у них может получиться начать заново.
Поздний вечер, та же гостиная.
Бутылки пустеют, закуски с чарующихся подносов исчезают, разговор становится громче, смех — чаще. Всё больше похоже на абсурдный пир, чем на встречу бывших школьников после войны.
— Давайте уже поиграем во что-то, пока Блейз не начал зачитывать нам свои стихи про декаданс, — буркнул Рон, появившись с тарелкой, полной жареных грибов. — Или я начну зачитывать свои.
— Уж лучше яд, — сказал Тео, лениво потягиваясь. — Только не «Квиддичный клуб обиженных поэтов».
— Правда или действие? — предложила Джинни с опасной улыбкой. — Самая безопасная игра в мире. Особенно если ты слишком пьян, чтобы соображать, где правда.
— Идеально, — протянул Блейз, ставя пустой бокал. — Я за.
Круг замкнулся. Бутылка закрутилась. Замерла, указывая на Гермиону.
— Правда, — сказала она прежде, чем кто-то успел предложить ей съесть лягушачий глаз из банки у Лавгуд.
Пауза. Малфой посмотрел на неё пристально, потом с ленцой облокотился на спинку кресла.
— Правда ли, что ты всё ещё носишь с собой список всех учеников, кого ставила на место в Хогвартсе? С отметками, кто выжил?
— Только с рейтингом по степени занудства, — отрезала она. — Ты стабильно в топе. Хоть в чём-то ты первый, Малфой.
— О, похоже, ты скучала, — усмехнулся он. — Где ты пропадала последние месяцы, кстати?
Она спокойно сделала глоток.
— Там, где никого не волновало, кто воевал на чьей стороне.
Все на секунду замолкли.
Гермиона вспомнила: Сидней. Лето. Пыльная улица, жаркий воздух,. И лица. Те самые. Малфой, Пэнси, Блейз. И Тео. Их взгляды. То, как они молчали. Как не задавали вопросов.
Назад — в настоящую минуту.
— Так, кто следующий? — резко сказала Гермиона, улыбаясь чуть шире, чем надо. — Крути, Джинни.
Бутылка завертелась. Пэнси.
— Правда или действие? — спросил Гарри, теперь явно с интересом.
— Правда, — спокойно сказала Пэнси, бросив взгляд на Гермиону.
— Правда ли, что ты когда-то... — Гарри задумался. — ...встречалась с кем-то из Пуффендуя?
— Только если это было в дурном сне, — фыркнула Пэнси. — Моя самооценка не настолько нестабильна. Хотя... — она скользнула взглядом по Тео. — Бывают исключения.
Тео, не моргнув, откусил огурец.
— Самообман — первый шаг к исцелению, Паркинсон.
— Как и сарказм, — вставила Гермиона, всё ещё держа лицо спокойным. — Но ты, кажется, уже на второй стадии.
— А ты всё такая же острая на язык, — заметил Блейз. — Даже с чёрными волосами и татуировкой. Бунтарка?
Гермиона пожала плечами.
— Или просто кто-то, кому надоело прятаться.
Бутылка снова закрутилась. Крутанул её Тео с ленивым видом человека, который видел и хуже.
Указала на Рона.
— Правда или действие, Уизли?
— Действие, — ухмыльнулся Рон, подмигнув Джинни. — Что, испугаешь?
Тео хмыкнул:
— Поцелуй кого-то, кто, по твоему мнению, мог бы тебя задушить в бою. И не Гарри. Мы и так знаем, что вы душили друг друга на тренировках.
Все засмеялись. Рон скривился.
— Ну спасибо, Нотт. Отличный выбор...
Он обвёл всех взглядом. На секунду задержался на Гермионе, потом резко встал и, к всеобщему удивлению, подошёл к Панси. Та приподняла бровь.
— Ну? Жду.
— Только ради шоу, — сказал он, и чмокнул её в щёку.
Панси театрально схватилась за сердце:
— Теперь мне придётся навсегда удалить память о последних 10 секундах.
— Очередь Джинни, — быстро сменил тему Рон, садясь обратно.
Бутылка закрутилась. Замерла на... Блейзе.
Он поднял бровь.
— Скучали? Правда, давайте.
— Правда ли, что у тебя был роман с преподавательницей зельеварения? — с усмешкой спросила Гермиона.
В зале раздался общий шоковый "уууууу".
Блейз театрально налил себе ещё.
— Был — громкое слово. Понял, что влюблён — более точно. Но она не ответила взаимностью. Увы.
— Это профессор Андерсен?! — воскликнула Джинни.
— Я не подтверждаю и не опровергаю, — сказал Блейз, откидываясь. — Но мы оба любим глинтвейн и ядовитые ящерицы.
Бутылка закрутилась снова. Указала на Малфоя.
Он вздохнул и облокотился о подлокотник.
— Давайте. Быстрее, пока Тео не попросил меня станцевать "Чарльстон" в мантии.
— Правда или действие? — спросила Луна, прищурившись, будто видела его ауру.
— Правда.
Луна задумалась. Все затихли.
- Правда ли что у тебя есть тайна которую может знать только один человек в этой комнате но ты из-за своей гордости не можешь это сказать?
Малфой поднял глаза на Луну. На долю секунды его лицо стало абсолютно неподвижным. Даже бровь не дёрнулась.
В комнате воцарилась тишина, даже Тео перестал грызть орешки. Где-то потрескивал камин, но даже он звучал будто тише, будто слушал тоже.
Малфой выпрямился в кресле, откинулся назад, сцепив пальцы перед собой.
— Ты удивительно точно формулируешь, — сказал он негромко. — Даже жутковато.
— Это не формулировка, — мягко ответила Луна. — Это... ощущение.
Малфой кивнул, как человек, который не собирается врать, но и не готов говорить.
— Тогда, да. У меня есть тайна. И, возможно, только один человек в этой комнате знает её. Хотя... — он бросил короткий взгляд на Гермиону, — я не уверен, что этот человек осознаёт, насколько много он знает.
Гермиона не отреагировала. Ни жестом, ни взглядом. Только рука чуть сильнее сжала край бокала.
— И ты не скажешь? — спросил Гарри, прищурившись.
— Ты слышал формулировку, Поттер. Гордость — вещь упрямая.
— Или трусость, — не глядя, тихо сказала Гермиона.
Тео приподнял бровь. Пэнси напряглась.
Малфой усмехнулся, но в его улыбке не было ни вызова, ни бравады.
— Возможно, и так.
К полуночи игра стала расползаться, как старое покрывало — смех стал тише, реплики — ленивее, бутылка всё чаще останавливалась не на том, кому адресовали вопросы, а просто на тех, кто уже дремал с бокалом в руке. Кто-то незаметно вышел, кто-то растянулся на диване, прикрыв лицо подушкой. В камине потрескивали угли, освещая комнату мягким янтарным светом.
— Луна уже спит? — спросила Джинни, оглядываясь. — Или она просто опять медитирует в кресле?
— Не мешайте ей летать в четвёртом измерении, — пробормотал Тео, едва держа глаза открытыми.
— Я всё слышу, — раздалось из кресла. — И я записала, кто какой вопрос задал. На случай, если завтра у кого-то будет амнезия.
— Спасибо, Луна, — хором ответили несколько голосов.
Гермиона встала с подоконника, стряхивая пепел с подола юбки. Она курила медленно, как будто в задумчивости, и взгляд её был устремлён куда-то за окно — туда, где ночь начинала сыпать редкими звёздами.
Малфой что-то тихо говорил Пэнси и Блейзу. Рон и Гарри уже наполовину уснули у камина, облокотившись друг на друга. Джинни зевнула и забрала у Гарри пустой бокал.
— Кажется, нам пора. Иначе утром нас будут воскрешать с помощью "Энервэйтэ" и совиной пощёчины.
— Это и есть мой будильник, — хрипло усмехнулся Рон.
Гермиона подошла к нему, поправила ему воротник, затем чуть дольше, чем надо, посмотрела на Гарри.
— Завтра выходной день, — тихо сказала она. — Постарайся проспаться к завтраку. Без драмы.
— Постараюсь, — ответил Гарри, кивая, и вдруг добавил: — Рад, что ты вернулась.
Она улыбнулась. Без бравады, без горечи. Просто — по-настоящему.
— Не уверена, что я правда «вернулась». Но я здесь. Пока.
Они разошлись. Кто-то поплёлся в спальни, кто-то остался дожигать угли, кто-то — просто сидел, глядя в пространство.
Драко задержался у двери. В его руке крутилась серебряная монета, словно он решал — идти или остаться. Потом он взглянул на Гермиону, мельком — почти мимолётно.
— Спокойной ночи, Грейнджер, — сказал он, как будто между прочим.
— И тебе, Малфой, — ответила она. И, может быть, впервые в жизни — без иронии.
Дверь закрылась.
Гермиона осталась наедине с затихающей комнатой, с дымом, с ускользающим теплом дружбы и чего-то нового, ещё неоформленного. Списки в голове — учеников, ошибок, ран, лжи — начинали выстраиваться заново.
Всё изменилось. Но они были живы. И пока был вечер — был шанс.