12
31 августа 1998 года
Утро было ясным, но в воздухе уже витал лёгкий запах осени. Лондон дышал едва уловимой прохладой, а станция Кингс-Кросс, как всегда, была полна спешащих людей, шума, суеты — но для Гарри Поттера, Рона и Джинни Уизли всё вокруг казалось приглушённым, будто мир окутан плёнкой воспоминаний и тревоги.
Они стояли у кирпичной стены между платформами девять и десять. Перед ними — арка, скрывающая вход на платформу 9¾. Такая знакомая. Такая наполненная смыслами, воспоминаниями, болью, детством.
— Пора, — тихо сказал Рон, бросив последний взгляд на своих родителей. Молли всхлипывала, Артур держал её за плечи.
Попрощавшись с родителями, Рон и Джинни, не торопясь, один за другим скрылись в арке. Гарри задержался на мгновение. Он оглянулся: на лицах Уизли отражалось что-то большее, чем просто прощание — это была грусть, усталость, и гордость одновременно. Гарри молча кивнул им на прощание, тяжело вздохнул и шагнул сквозь стену, словно через завесу времени.
На платформе стоял алый "Хогвартс-экспресс", окутанный клубами пара. Фоновый гомон голосов и стук багажей создавали странную, тоскливо-знакомую симфонию начала учебного года. Но этот год был иным. Последним. Тяжёлым.
Гарри бросил быстрый взгляд по сторонам, надеясь... нет, зная — Гермиона должна быть здесь. Он чувствовал это всем своим существом. Она бы не бросила школу, не оставила бы то, за что так боролась. Она должна вернуться. Но перрон был пуст. Среди знакомых лиц не было её.
Сердце сжалось.
— Пойдём, — сказал Рон, не глядя на него. Он уже тащил свой чемодан в вагон.
Купе нашлось быстро. Оно было чуть дальше от привычного места — словно и поезд чувствовал перемены. Гарри, Рон и Джинни молча уселись на мягкие, немного выцветшие сиденья. За окном пейзаж медленно начинал плыть — поезд тронулся. Вокзал отдалялся, превращаясь в пятно воспоминаний.
Некоторое время никто не говорил. Рон задумчиво жевал булочку, Джинни читала какую-то тонкую книгу с мягкой обложкой, её брови хмурились на особенно сложных местах. А Гарри... он просто смотрел в окно. За стеклом тянулись луга, перелески, искрящиеся каплями утренней росы. Казалось, весь мир стал чуть светлее после войны — и чуть тише. Гарри чувствовал странную пустоту: не боль, не тревогу, а именно пустоту. Как будто всё, ради чего он жил до этого, осталось в прошлом — в могиле Дамблдора, в руинах Хогвартса, в глазах павших друзей.
И вдруг дверь купе приоткрылась, и на пороге появился кто-то, кого Гарри узнал не сразу.
— Привет всем, — немного неуверенно произнёс Невилл Лонгботтом.
Он изменился. Уже не тот пухлый, застенчивый мальчик, которого Гарри знал с первого курса. Он стоял прямо, плечи были расправлены, взгляд — спокойный, уверенный. Его лицо потемнело от солнца, фигура стала крепкой, движения — целеустремлёнными. В нём больше не было следа страха.
— Привет, Невилл, — первым отозвался Гарри, чуть улыбнувшись. — Присаживайся. Как там твоя бабушка?
Невилл опустился на свободное место, бросив рюкзак рядом, и тепло кивнул.
— Всё хорошо. Она по-прежнему требует, чтобы я стал аврором... но, кажется, смирилась, что я останусь в Хогвартсе. Теперь я помощник профессора Спраут. Она дала мне вести пару занятий в этом году.
— Это здорово, — откликнулась Джинни, с интересом подняв взгляд. — Ты это заслужил.
Невилл слегка покраснел, но улыбка его стала шире. Он бросил взгляд на Гарри.
— Ты Гермиону не видел?
Гарри помедлил.
— Нет... — тихо сказал он, — но я знаю, что она придёт. Она должна. Она ведь никогда не бросает начатое.
Ответ прозвучал твёрдо, но внутри что-то болезненно сжалось. Где же ты, Гермиона?
За окном мелькали деревни и холмы, а впереди — маячил Хогвартс. Мир, изменённый войной, но не забывший магию. И что-то в этом возвращении таило надежду: на исцеление, на новую главу... на свет после долгой тьмы.
Поезд продолжал свой путь, всё дальше унося их от шумного Лондона и всё ближе приближая к Хогвартсу — их дому, убежищу, месту, где всё началось и всё закончилось... и теперь начиналось вновь.
В купе стало тише. Лишь размеренный стук колёс по рельсам сопровождал их мысли. Гарри наконец оторвался от окна и посмотрел на друзей. Было странное чувство — будто они взрослели именно сейчас, в эту минуту, не по годам, не по дням, а по опыту, через боль, утраты и победы. И всё же, в их молчании была какая-то крепкая нить — она не рвалась, не истончалась, наоборот, становилась прочнее.
— Вы тоже... немного боитесь? — вдруг сказала Джинни, не отрывая взгляда от страницы.
Рон перестал жевать и уставился в пространство перед собой.
— Боюсь? — пробормотал он. — Скорее... не знаю, чувствую себя странно. Как будто нас всех выдернули из сна и мы теперь не знаем, как снова жить. Возвращаемся в школу, но мы уже не дети.
— Да, — тихо сказал Гарри. — Как будто Хогвартс будет прежним, но мы — нет. И он тоже не будет. Не может быть.
Невилл кивнул.
— Всё изменилось. Но, знаешь, Гарри, это хорошо, что мы возвращаемся. Я думаю, нам нужно это. Нам нужно закрыть круг. Не просто победить Волдеморта — а научиться снова жить без него.
Эти слова повисли в воздухе, проникнув вглубь каждого. Гарри вдруг вспомнил, как держал в руках тело Добби, как стоял перед могилой Снейпа, как обнимал труп Коллина после битвы... и как Гермиона, израненная и уставшая, прижимала к груди книгу с записками о маггловской культуре, даже тогда, когда все казалось конченым.
Поезд замедлил ход. Сквозь окно начали проступать очертания озера, и, наконец, на горизонте показался Хогвартс. Величественный, тёмный силуэт замка был окружён золотистыми лучами закатного солнца, будто сам замок впитывал в себя остатки лета, прежде чем с головой уйти в осень. Даже с такого расстояния можно было разглядеть следы разрушений — залатанные башни, свежие камни в стенах. Но он стоял. Всё ещё стоял.
— Мы приехали, — прошептал Рон, и они начали собирать вещи.
На перроне у Хогсмидской станции их уже ждали. Возле вагонов выстроились кареты, запряжённые фестралами. Увидеть их мог не каждый, но для Гарри и большинства старших учеников это уже не было тайной — смерть слишком близко прошла рядом с каждым. Гарри сдержанно кивнул фестралу, и тот будто понимающе качнул головой в ответ.
Невилл махнул кому-то в толпе.
— Смотрите, — сказал он.
Из одного из вагонов вышли слизеринцы. Драко Малфой шёл первым — всё такой же бледный, но уже без высокомерного выражения лица. Его шаг был осторожным, взгляд — тяжёлым. За ним, молча, шли Блейз Забини, Панси Паркинсон и Тео Нотт. Они держались немного особняком от остальных, но не с надменностью, а скорее с настороженной вежливостью. Гарри поймал взгляд Малфоя — короткий, усталый, напряжённый. В нём не было ни вызова, ни горечи. Только... извинение? Или принятие?
Малфой кивнул. Гарри молча кивнул в ответ.
— Это было странно, — заметил Рон, пока они поднимались в карету.
— Нет, — тихо сказал Гарри. — Это было правильно.
Кареты начали движение, и вот замок уже был близко. У парадных ворот стояли Макгонагалл, профессор Флитвик и Хагрид, слегка прихрамывая, но всё такой же громадный и добродушный. Он махал им рукой, вытирая глаза.
— Добро пожаловать домой! — гулко прогремел он. — Гарри! Рон! Джинни! Ах, как же я рад вас видеть!
Гарри бросился к нему, стиснул его в объятиях. Слов не было — они были лишними. Всё уже было сказано и пройдено.
Церемония распределения в этот год была... необычной. Не было остроносых шляпок первого курса, хихиканья, растерянности. Все сидели тише обычного. Великий зал казался знакомым, но в его сводах звенела тишина и память. С потолка всё так же мерцали звёзды, но в воздухе ощущалась пустота — десятки мест за длинными столами были пустыми навсегда.
Перед началом церемонии Макгонагалл поднялась.
— Прежде чем мы начнём, — произнесла она, голос её дрожал едва заметно, — я попрошу всех почтить минутой молчания память тех, кто не вернулся.
Она не стала читать имена. Все и так знали. Гарри закрыл глаза. Перед ним промелькнули лица — Дамблдор, Тонкс, Люпин, Колин, Снейп... столько родных, столько сильных. Слёзы подступили к глазам, но он не дал им упасть.
— Спасибо, — тихо закончила Макгонагалл. — И теперь, как ни странно, давайте начнём жить. Да будет праздник началу новой главы.
Шляпа заговорила. В этом году она пела о мужестве, но не о храбрости львов — о мужестве всех домов. О том, как змея может закрыть собой друга, как барсук несёт раненых, как орёл сражается не за славу, а за истину. Она говорила о единстве. И зале стало чуть светлее.
Первокурсников распределяли быстро. Но внимание Гарри всё ещё было приковано к слизеринскому столу. Панси Паркинсон не смеялась. Тео Нотт с кем-то тихо переговаривался, кивая. А Драко... он сидел, сложив руки перед собой, взгляд был направлен вперёд, прямо на преподавательский стол.
И когда Макгонагалл объявила:
— А теперь, попрошу всех учеников с шестого и седьмого курсов пройти в Большую комнату — у нас есть для вас несколько нововведений.
...все начали вставать. Но Драко задержался. Он посмотрел на Гарри и, неожиданно, подошёл.
— Поттер, — хрипло сказал он.
Гарри напрягся, но кивнул.
— Спасибо, — просто сказал Малфой. — За то, что не убил.
Гарри посмотрел на него в упор.
— Мы все тогда были в аду. Ты выбрал вернуться. Это важнее всего.
И в ту ночь, под куполом Хогвартса, полном новых первокурсников, шрам на лбу Гарри не болел. Но сердце — болело. Оно тосковало. По Гермионе. По тем, кто не пришёл.
— Она придёт, — шепнула Джинни, будто читая мысли.
И тогда в зале раздался звук открывающейся двери. И она вошла.
Гермиона.
Уставшая, но сияющая. Она не была похожа на себя.
Гарри поднялся, не веря глазам. Она встретилась с ним взглядом — и улыбнулась. Слёзы навернулись, и он вдруг понял: всё не зря.
Хогвартс стоял. Гермиона вернулась.
Жизнь начиналась снова.