3
Прошло три недели с тех пор, как Гермиона вернула родителям память. Эти дни были как глоток воздуха после долгого пребывания под водой. Впервые за долгие месяцы не было страха, бега, смертей. Только она, её родители и мир, в котором всё наконец казалось на своих местах.
Дом утопал в солнце и спокойствии. Отец ухаживал за садом, любовно поливая растения, которые он считал «почти волшебными», ведь они выжили в австралийском климате. Мама с удовольствием готовила блюда из детства Гермионы, вспоминая, как дочка всегда просила больше корицы в яблочном пироге. Они смеялись, вспоминали прошлое, заново строили мостики между собой. Иногда Гермиона ловила себя на мысли, что в этих моментах — больше счастья, чем она когда-либо испытывала в Хогвартсе.
В этот день всё было особенно спокойно. Тёплый ветерок колыхал занавески, а через окна заливался мягкий свет, окрашивая стены в медовые оттенки. Гермиона сидела на веранде, держа в руках кружку чая, и просто смотрела, как отец беседует с мамой у клумбы. Её сердце было полно — света, любви, надежды. Она думала: «Так вот оно, настоящее. Мирное. Человеческое.»
Они вернулись в дом, когда небо начало затягиваться тонкими, почти прозрачными тучами. Начался лёгкий дождь — не холодный, а почти ласковый. Они включили старый фильм, достали плед и устроились на диване, прижавшись друг к другу. В воздухе витал аромат мятного чая и яблочного пирога.
Но тишина, как выяснилось, была обманчива.
Громкий хлопок разрезал воздух, как хлыст. Мгновение — и всё стало чужим.
Аппарировали. Пожиратели.
Гермиона инстинктивно вскочила. Из воздуха вынырнули трое — в чёрных мантиях, с серебристыми масками, в которых отражался свет лампы и искажённые лица ужаса. Мгновенно всё стало серым. Словно мир выцвел от их присутствия.
— Ну-ну, Золотая подружка Поттера, — прохрипел один, в голосе сквозила холодная насмешка. — Вы думали, мы не найдём вас? Вы поплатитесь за всё.
Её сердце грохотало в груди. Руки дрожали. Она успела выхватить палочку, заслоняя родителей собой.
— УХОДИТЕ! — закричала она направив палочку на пожирателей.
Вспышка.Красное заклинание. Мать Гермионы отшвырнуло к стене. Тело с глухим звуком ударилось о пол. Больше она не двигалась.
— МАМА! — закричала Гермиона, горло сжалось от паники.
Отец бросился к ней, но другой Пожиратель ударил его в грудь оглушающим заклинанием. Тот упал, проломив стол, и остался лежать в неловкой, неестественной позе. На ковре расплывалось тёмное пятно. Кровь.
Гермиона осталась одна. Против трёх. Воздух вокруг дрожал от напряжения.
Она взмахнула палочкой — и началась дуэль. Всё происходило в вихре — щиты, ослепляющие вспышки, синие искры, жар проклятий. Один из Пожирателей рухнул с пронзительным криком, получив мощный Ступефай. Второй — отброшен в стену. Третий остался.
— Avada Kedavra! — крикнул он.
Зелёная вспышка. Холоднее смерти. Ярче боли.
И снова — тишина.
Гермиона застыла, медленно поворачивая голову. Мать лежала на полу. Её глаза были открыты, но уже ничего не видели.
Мир рухнул.
Отец не шевелился. Мать мертва.
Комната вдруг показалась слишком маленькой. Воздуха не хватало. Волшебный мир, её надежды, победа в войне — всё это в один миг стало ничтожным. Потому что тех, ради кого она боролась, больше не было.
Пожиратели исчезли, но в ушах стоял звон, в груди — пустота. Она опустилась на колени между телами родителей, палочка выпала из руки. И закричала. Не от боли. От того, что осталась одна. Снова.
Дом наполнился звуками, которых не должно было быть: потрескивание разбитой посуды, капли дождя по окну, и... тишина. Такая, что звенела в ушах. Гермиона сидела на полу, между телами родителей, всё ещё не в силах понять, что произошло.
Она не плакала сразу. Плакать означало признать, что это — реальность. Но внутри было ощущение, будто что-то вырвали с корнем: хрупкий мир, который она так старалась построить, исчез за считаные секунды.
Когда спустя несколько часов — или, может, минут? — соседи, встревоженные вспышками и странными звуками, постучали в дверь, Гермиона уже сидела у окна, закутав родителей в плед. На её лице не было ни слёз, ни выражения. Только пустота.
Маггловскую полицию она не допустила. Всё оформила через магическое сообщество Австралии. Официально — «несчастный случай». Неофициально — все знали: тени войны всё ещё бродят по свету.
Похороны прошли под моросящим дождём. Земля, тяжёлая и влажная, с глухим звуком принимала в себя тела тех, кого она больше всего любила. Гермиона стояла в чёрном платье. Ветер трепал волосы, но она не реагировала. Всё было как в тумане. Волшебная палочка была спрятана глубоко в сумке, но сейчас магия была бесполезной. Магия не может отменить смерть. Не может повернуть время. Не может сказать «прости» тем, кто уже не услышит.
Флэшбек:
Джин смеётся на кухне, в фартуке с котятами, проливает муку, и Гермиона — совсем маленькая — подаёт ей венчик.
— Ты когда-нибудь станешь такой умной, что забудешь, как печь пирог?
— Никогда! — смеётся Гермиона. — Я всегда буду помнить запах корицы!
— Вот и держись за него. Запахи — как якоря. Они возвращают нас домой.
Слёзы хлынули так резко, что Гермиона зашаталась.
— Я... — начала она, и голос её задрожал. — Я думала, что у меня будет время. Больше времени. Я думала, что всё исправлю.
Она опустилась на колени, не заботясь о том, что платье пачкается в грязи. Прижала ладони к земле, между двух надгробий, и прошептала:
— Простите меня. Простите за ложь. За стирание памяти. За то, что вы умерли, а я... опять не успела.
В её ушах звенели собственные слова, как заклинания, не имеющие силы.
Флэшбек:
Дэн читает газету на веранде. Рядом — Гермиона, лет десяти, с книжкой.
— Всё читаешь? — спрашивает он.
— Да. Это про древние цивилизации.
— Ты знаешь, Гермиона... даже самые древние не умели побеждать смерть.
— Но я стану первой. Обещаю.
Она сжала кулаки, вжавшись в мокрую землю.
— Я не стала первой, папа. Прости...
Когда всё закончилось, она не пошла домой. Дом был теперь не домом — а болью, обёрнутой в стены. Она вышла на улицу, не сказав ни слова, и просто пошла. Не разбирая дороги. Тяжёлые ботинки глухо отбивали шаг по мокрому асфальту. Пальцы судорожно сжимали что-то в кармане — пачку сигарет.
Она остановилась под каким-то навесом, дрожащими пальцами достала сигарету, зажгла. Затянулась резко, глубоко. Горечь дыма обожгла лёгкие, но дала хоть какое-то чувство. Чувство, что она ещё существует.
«Я победила Волдеморта. И всё равно проиграла.»
Огонёк сигареты отражался в мокром стекле витрины. За ней — маггловский бар, тускло освещённый, полупустой. В нём не было магии. Не было воспоминаний. Было именно то, что ей нужно: забвение.
Гермиона вошла внутрь. Запах дешёвого пива, пота и чего-то жареного ударил в лицо. Она подошла к стойке, опустилась на высокий табурет и хрипло произнесла:
— Что покрепче. Без разговоров.
Бармен взглянул на неё — усталую, промокшую, с глазами, полными чего-то страшного. Он молча налил ей бурбон. Потом ещё.
Она пила быстро, как лекарство. С каждой рюмкой всё становилось тише. Прошлое — дальше. Боль — глуше.
И мысль — одна: закончить...
Не драматично, не пафосно. Просто... уйти. Без заклинаний. Без писем. Без слов.
Она уже поднималась со стула, шатаясь, когда за её спиной раздался знакомый голос:
— Ты всегда была умной. Но это — тупо.
Гермиона обернулась.