Сновидец

Коридор, ведущий от кабинета зельеварения, был почти пуст — лишь оставшиеся студенты спешили к выходу, чтобы успеть до ужина. Стены, увитые старыми гобеленами, мерцали в свете факелов, и их тёплое, почти золотое свечение мягко обрисовывало профиль Драко.

— Видела лицо Слизнорта, когда котёл у Грега... — он нарочито замолчал, бросив на неё косой взгляд, — решил освободиться от содержимого?

Гермиона едва сдержала смешок.

— Освободиться? Малфой, он взорвался. Если бы не моё Protego, ты бы сейчас шёл в сторону больничного крыла, блестя, как новогодняя гирлянда.

Драко фыркнул, но уголки его губ предательски дрогнули.

— Не думаю, что зелёные блёстки пошли бы мне хуже, чем тебе твоя мантия старосты.

Она повернула к нему голову, приподняв бровь.

— Ты просто завидуешь, что она тебе не идёт.

— Идёт ли она тебе — вопрос спорный, — лениво отозвался он, но взгляд задержался чуть дольше, чем следовало, на том, как ткань облегает её плечи. — Хотя... возможно, ты начинаешь её обживать.

Гермиона закатила глаза, но уголки её губ невольно дрогнули в ответ на его слова.

— Не надейся, что я приму это за комплимент.

— А я и не рассчитывал, — отозвался он, чуть склонив голову ближе. — Но, кстати, ты сегодня неплохо справилась со «Снадобьем ночного зноя». Не думал, что у тебя получится так... чисто.

Она прищурилась.

— Это сейчас был комплимент или попытка подкопаться?

— Назови это инвестицией в твоё хорошее настроение, — усмехнулся он, подтолкнув её локтем, когда они миновали поворот.

Шаги их гулко отдавались в каменных сводах, а между фразами, которые они отпускали друг другу с лёгкой насмешкой, витало что-то невысказанное — тёплое, тихое, едва ощутимое, как дыхание прямо возле уха.

Как только они свернули к лестнице, за спиной раздался сухой, безошибочно узнаваемый, голос:

— Мисс Грейнджер.

Оба обернулись. Профессор Макгонагалл стояла в конце коридора, тонкая, прямая, как стрела, в своем изумрудном одеянии. Поджатые губы и прищур говорили, что разговор будет... «содержательным».

— Да, профессор? — Гермиона выпрямилась, словно невидимая струна потянула её вверх.

— Напомню, что обязанности старосты не сводятся лишь к тому, чтобы носить значок, — ровно произнесла Макгонагал, подходя ближе. — В последнее время, мисс Грейнджер, мне кажется, вы несколько... снизили свое внимание к ним.

Гермиона ощутила, как Драко едва заметно сдвинулся ближе, будто невзначай. Она подняла подбородок.

— Простите, профессор. Постараюсь уделять этому больше времени.

— Надеюсь, — кивнула Макгонагалл, но её взгляд на мгновение скользнул в сторону Драко, и в тонкой линии её рта проскользнуло что-то вроде намека. — Я понимаю, что у вас могут быть... новые интересы. Но Хогвартс всё ещё нуждается в вашей ответственности.

Щёки Гермионы предательски нагрелись, но она лишь кивнула.

— Конечно, профессор.

— Хорошо. Не задерживайтесь в коридорах после комендантского часа, — добавила та, и, развернувшись, удалилась так же бесшумно, как и появилась.

Когда её шаги стихли, Драко тихо усмехнулся.

— Кажется, у нас есть тайный поклонник нашего дуэта.

— Если и есть, то явно твой. У меня-то, Малфой, репутация безупречная. — ответила Гермиона, слегка закатив глаза.

***

Как только они вошли в комнату, дверь за их спинами мягко захлопнулась. Гермиона едва успела развернуться, чтобы что-то сказать, как Драко уже оказался вплотную. Его тень упала на неё, отрезая от остального мира.

Он почти не дал ей вдохнуть — пальцы обхватили её подбородок, чуть запрокидывая голову, и его губы жадно накрыли её. Поцелуй был требовательным, уверенным, с тем нетерпением, которое накапливается неделями.

— Мерлин, как же я ждал этого, — пробормотал он прямо в её губы, не отпуская, будто каждое слово стоило ему усилия, а разлука — была смертельна.

Гермиона, ошеломленная внезапностью, нашла в себе силы прищуриться и слегка ущипнуть его за бок — скорее из принципа, чем всерьёз.

— Ты мог бы хотя бы... предупредить, — выдохнула она, но пальцы уже вцепились в его мантию, притягивая ближе.

Драко тихо усмехнулся, скользнув рукой по её талии, и поцелуй стал глубже, медленнее, обволакивая. Он по-своему властвовал в нем — задавал ритм, наклон головы, угол, словно это был их танец, где он не собирался уступать ни единой ноты.

Его рука с талии медленно скользнула вверх по её спине, чувствуя тонкую ткань формы, и остановилась на затылке, мягко, но непреклонно удерживая её в поцелуе. Казалось, он не собирался позволять ей отстраниться, и Гермиона вдруг поймала себя на том, что и не хочет.

Он оторвался лишь на миг, чтобы вдохнуть, его взгляд — стальной, тёплый, и опасно близкий — впился в неё.

— Знаешь, Грейнджер... когда ты в коридоре притворяешься, что я тебе безразличен, мне придется напоминать тебе правду вот так, — он чуть наклонился, касаясь её губ краем своей, почти дразня.

— А как же мучительные ожидания, Малфой? — выдохнула она, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.

— По мне — отлично, — уголок его губ дрогнул, и он снова притянул её и поцеловал, на этот раз глубже, медленнее, словно смакуя каждую секунду.

Тепло его ладоней, ровное дыхание, запах его парфюма — всё это закружило голову, вытеснив любые мысли. Мир за пределами этой комнаты перестал существовать, и только их шаги по мягкому ковру, тихое шуршание мантии и глухие удары сердца заполняли тишину.

Поцелуи становились мягче, но не слабее — он менял ритм, будто читал её дыхание, подстраивался и одновременно вёл. Его губы скользнули к её щеке, к линии подбородка, ниже — к шее, где горячее дыхание вызывало дрожь, а ладонь уверенно легла ей на талию, притягивая ближе.

Внутри поднималось то самое головокружительное тепло, от которого трудно было держать мысли в порядке. Драко чувствовал это, чувствовал, как она дышит чуть тяжелее, как пальцы вцепляются в ворот его рубашки, и с тихой, почти хищной нежностью продолжал этот медленный, упрямый штурм.

Но Гермиона, поймав себя на том, что земля под ногами будто уходит, осторожно коснулась его груди ладонями и, не отстраняясь полностью, прошептала:

— Драко... я... ещё не готова к этому.

Он замер на секунду. Не с досадой, а будто прислушиваясь к её словам, обдумывая. Потом медленно отстранился, оставив ладонь на её талии, и заглянул в глаза. В его взгляде не было ни тени раздражения — лишь что-то глубокое, внимательное, такое, что сжало ей сердце.

— Хорошо, — тихо сказал он, уголки губ чуть дрогнули в едва заметной улыбке. — Я буду ждать. Столько, сколько нужно.

Он провёл кончиками пальцев по её щеке, как будто запоминал прикосновение, и мягко коснулся её губ — уже без прежнего напора, просто, чтобы остаться ближе ещё мгновение.

— Но, Грейнджер, знай: ты доводишь меня до безумия.

Она не удержалась от улыбки, чувствуя, как напряжение в груди сменяется теплом. Его слова — не просто признание влечения, а обещание, что он не отступит, но и не будет торопить.

Драко отстранился ровно настолько, чтобы видеть её лицо.

— Ну что ж... — в его голосе мелькнула тень улыбки. — Пора спать.

Гермиона повернулась к кровати, машинально поправляя покрывало, когда за спиной раздался шелест ткани. Она обернулась — и на секунду задержала дыхание.

Драко стоял вполоборота к ней, стягивая через голову белую рубашку. Движение было неторопливым, почти ленивым, однако его самоуверенная грация была настолько очевидна, что она не могла ее не заметить. Рубашка мягко упала на кресло, открывая его плечи и тонкие линии спины.

— Ты... — она поспешно отвернулась, делая вид, что возится с подушками. — Мог бы хотя бы предупредить.

— Чтобы ты сбежала в свою ванную? — в его голосе прозвучала легкая насмешка. — Не дождёшься, Грейнджер.

Он подошёл ближе, опершись одной рукой о спинку кровати, так что она почувствовала тепло его кожи даже через ткань своего свитера.

— Расслабься. Я в реальности выгляжу не хуже чем во сне.

— Самоуверенный... — пробормотала она, но уголки её губ предательски дрогнули.

Он отступил, бросив на неё короткий взгляд, в котором смешались насмешка и что-то более тёплое. Снял ботинки, аккуратно поставил их у стены и забрался на кровать, откинувшись на подушки так, словно был здесь уже сотни раз.

— Идёшь? — спросил он, откинувшись на локоть.

Гермиона помедлила, но всё же легла рядом, оставив между ними тонкую, почти символическую дистанцию. Драко не приблизился, просто лежал, глядя в потолок.

— Знаешь, — произнес он тихо, — я действительно не оставлю тебя одну. Не только потому что боюсь, что ты снова увидишь кошмар во сне... но и потому что не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

Слова зацепили её глубже, чем она ожидала. Она повернула голову, встретившись с ним взглядом, и поняла, что он говорит абсолютно серьезно.

— Спасибо, — тихо ответила она.

Он слегка кивнул и закрыл глаза, а в комнате воцарилась та особая тишина, в которой даже дыхание кажется мягче.

Гермиона лежала на боку, слушая ровное дыхание Драко. Тепло от его тела будто растекалось по комнате, укутывая её в невидимый кокон. Постепенно веки потяжелели, и она провалилась в сон — тихий, но странно ощутимый, почти осязаемый.

Сначала была только темнота. И лёгкий шёлковый холод на коже век. Её глаза были завязаны мягким платком, и всё, что оставалось — слушать и чувствовать.

— Спокойно, — раздался рядом низкий, тёплый голос Драко. — Я здесь.

От звука его голоса в груди растаяло напряжение, и она ощутила, как чьи-то руки — его руки — осторожно ложатся на её талию. Ладони — тёплые, уверенные, но не сжимающие, он вёл её куда-то, и шаги их звучали глухо, словно по ковру.

Она не спрашивала, куда они идут. В этом сне её собственный страх уступил место странному доверию. Воздух вокруг менялся: то становился чуть прохладнее, то наполнялся тонким ароматом смеси ванили, вина и чего-то еле уловимого, как далёкое воспоминание.

— Ещё немного, — шепнул он у самого уха, и в его интонации была загадка. Он остановился, шагнул вперёд, и нежно коснулся её щеки губами. Поцелуй легкий, но такой, что сердце пропустило удар.

— Готова? — спросил он тихо, и, не дожидаясь ответа, медленно снял с её глаз шёлковый платок.

Мир перед ней вспыхнул светом.

Она стояла в небольшом, но невероятно изысканном ресторанчике. Никого вокруг — ни официантов, ни посетителей, только они двое. Потолок был высоким, в золотистых нишах мягко мерцали лампы. По стенам — тёмный бархат, приглушенно отражающий свет, а у каждого столика — глубокие кресла с бархатной обивкой, цвета спелой вишни.

Но самое завораживающее — панорамные окна. За ними, в теплом сиянии тысяч огней, возвышалась Эйфелева башня. Её металлические линии казались кружевом, вплетенным в вечернее небо Парижа. Огни поднимались вверх и вниз, мерцая, словно звёзды решили спуститься на землю.

В центре зала, прямо под мягким светом люстры, стоял их стол. На белоснежной скатерти — два бокала красного вина, в которых отражались золотистые блики.

Драко сделал шаг вперёд и, чуть склонив голову, пригласил ее жестом. Его движения были спокойны, как у человека, который уверен: сейчас всё идёт так, как он задумал.

— Миледи, — произнес он с легкой насмешкой в голосе, но в глазах светилось что-то более глубокое.

Он обошел стол, взял стул и отодвинул его для неё, как настоящий джентльмен. Гермиона села, чувствуя, как под пальцами скользит прохладный бархат.

Только теперь она осознала: этот сон... другой. Не вязкий и неподконтрольный, как прежде, а удивительно ясный. Она могла двигаться, думать, чувствовать и знала, что она тоже решает, что будет дальше.

Драко сел напротив, чуть наклонившись вперёд, и уголок его губ дрогнул в довольной улыбке.

— Сегодня, Грейнджер, мы позволим себе просто вечер. Без лишних вопросов.

Гермиона подняла бокал, наблюдая, как глубокий рубиновый оттенок вина отзывается в ее пальцах тёплым блеском. На секунду её губ коснулась тень улыбки — странное, противоречивое чувство шевельнулось внутри.

Часть её, та, что в последнее время стала опасно странно отзываться на его прикосновения и взгляды, невольно почувствовала легкое разочарование. Сон не был таким... как раньше. Не было стремительного жара, от которого кружилась голова, не было той безрассудной близости, от которой подгибались колени. Но тут же другая часть — осторожная, упрямая, всё ещё оберегающая свои границы — почувствовала тихую благодарность. Драко мог бы снова сделать сном всё, что хотел. Но не сделал. Вместо этого он подарил ей место, где можно просто быть рядом, без давления.

— О чём думаешь? — тихо спросил он, склонив голову, будто улавливая каждую ее реакцию.

— О том... — она сделала небольшой глоток, давая себе пару секунд, — что Париж красивее, чем я себе представляла.

Он чуть прищурился, словно видел в её словах больше, чем она хотела сказать.

— Париж... — повторил он, и в его голосе было что-то почти нежное. — Он красив, когда есть с кем его разделить. Я думаю что мы побываем тут и в реальности.

Сквозь панорамные окна пробежала волна золотого света — башня мигнула, и казалось, что весь вечерний город на мгновение затаил дыхание.

Гермиона, всё ещё держа бокал, встретила его взгляд. В нём не было привычного вызова или иронии — только спокойное, глубокое внимание. И, возможно, тень того, в чем она пока боялась себе признаться.

— Спасибо, — сказала она неожиданно для самой себя.

— За что? — его голос стал ниже, теплее.

— За то, что сегодня... ты просто здесь.

Он не ответил сразу. Лишь лёгкая, почти невидимая улыбка тронула уголки его губ, а в глазах мелькнул тот самый редкий свет — как отблеск огней на вине.

— Я могу быть разным, Грейнджер, — сказал он тихо. — Но с тобой мне не всегда нужно играть роли.

Она отвела взгляд, чувствуя, что этот вечер странным образом обнажает ее куда сильнее, чем любой прежний сон.

***

Они разговаривали обо всём и ни о чём — о забавных историях из Хогвартса, о том, как смешно выглядел Слизнорт в новом жилете, о книгах, которые Гермиона собиралась прочесть, но так и не добралась до них. Вино согревало, мягкий свет ламп и мерцание огней Эйфелевой башни за спиной создавали ощущение, будто весь мир сократился до этого стола.

В какой-то момент наступила тишина — не неловкая, а та редкая, в которой можно просто слушать дыхание другого. Гермиона провела пальцем по краю бокала, глядя в темно-красную глубину, и не заметила, как Драко чуть подался вперёд.

— Хочешь, я тебе кое-что прочитаю? — его голос был тихим, почти не нарушающим этой мягкой тишины.

Она подняла взгляд, удивлённо моргнув.

— Стихотворение?

— Не из библиотеки, — уголок его губ дернулся в знакомой ей полуулыбке. — Моё.

Он ненадолго опустил глаза, словно подбирая слова, а потом начал говорить — негромко, чуть растягивая каждую фразу, будто не хотел, чтобы она спешила их понять:

"Жил был юноша в доме пустом,

Тени с ним пили чай за столом.

Он искал сквозь холод и мглу

Ту, что согреет душу в снегу.

Он звал её в сны, где нет боли,

В места, что не знает даже море.

Но все пути вели в тишину,

Пока он однажды не встретил весну."

Последняя строчка прозвучала мягче, чем предыдущие, и Гермионе показалось, что он смотрит прямо в её глаза чуть дольше, чем нужно.

— Красиво... — тихо сказала она, чувствуя, как в груди отзывается что-то странное, теплое и щемящее. — И... немного грустно.

— Потому что он всё ещё учится верить, что весна останется, — тихо ответил он.

Она вдруг поняла, что этот сон, вечер и эти слова, он создал не просто так.

Они ещё немного сидели в уютной тишине, словно боялись спугнуть хрупкий момент. Огни Эйфелевой башни за окном мягко мерцали, отражаясь в бокалах, а блюда медленно отдавали свой аромат. Гермиона чувствовала, как её накрывает странное умиротворение — редкое для нее в последнее время.

Вдруг Драко чуть подался вперёд и, почти шёпотом, сказал:

— Я написал еще одно стихотворение. Хочешь, тоже его прочту?

Она удивлённо взглянула на него, но кивнула.

И он начал — тихо, без пафоса, будто боялся, что слова могут раствориться в воздухе. О парне, который слишком долго шёл в темноте, и каждый раз, когда видел свет, он исчезал, оставляя его снова одного. О том, как он устал искать, но всё же надеялся, что однажды свет не погаснет.

Гермиона слушала, не перебивая. Когда он закончил, в их взглядах мелькнуло что-то общее — узнавание.

Сон постепенно стал тускнеть: золотые огни за окном расплылись, бархатные кресла и накрытый стол исчезли в мягкой дымке. Она моргнула — и оказалась в своей комнате.

Драко лежал рядом, на боку, опираясь на локоть, а камин отбрасывал теплые отблески на его лицо.

В её груди стало тепло, и она открыла глаза, чувствуя, как мягкий свет из окна ложится на подушки. Сон растворился, оставив послевкусие тихой радости. Рядом, совсем близко, лежал Драко, уже глядя на нее с легкой, почти невесомой улыбкой.

— Проснулась, Грейнджер? — его голос был хриплым от сна.

Она едва заметно кивнула, и тот самый уют, что она чувствовала во сне, остался с ней и в реальности.

Она не спешила отвечать. Её взгляд скользил по линии его скул, по чуть прищуренным глазам, в которых утренний свет смешивался с еще не растаявшими тенями сна. На щеках Драко лежал румянец тепла от камина, и от этого он казался почти домашним — тем, кем он никогда не был в её воспоминаниях о Хогвартсе.

— Ещё нет, — наконец сказала она, и её голос прозвучал мягче, чем она планировала. — Или... может быть, я всё ещё сплю.

Он чуть улыбнулся, как человек, который знает ответ, но не торопится его выдать. Осторожно, без резких движений, он коснулся её ладони. Его пальцы были тёплыми, и в этом тепле не было ничего чарующего или навязанного — только простая человеческая близость.

— Тогда останься здесь, — тихо сказал он. — Ни о чём не думай.

Она закрыла глаза и на секунду почувствовала, как что-то внутри неё сопротивляется — привычка держать контроль, не позволять себе расслабиться рядом с ним. Но это сопротивление быстро растаяло, уступив место странному ощущению: будто они оба стоят на границе между сном и явью, и никто не спешит ее пересечь.

Драко придвинулся чуть ближе, чтобы её лоб коснулся его виска. Она слышала его дыхание, ровное, медленное, как у человека, который дает тебе время привыкнуть к новому.

Гермиона задержалась ещё на мгновение, но звонкий щелчок часов на каминной полке напомнил о времени. Уют растворялся в воздухе, как пар над кружкой чая.

— Нам пора вставать, — произнесла она, с явным сожалением сдвигаясь, чтобы встать с кровати.

Драко нехотя убрал руку, но не сводил с нее глаз, пока она подбирала мантию с кресла.

— Куда на этот раз? Спасать библиотеку от неорганизованности? — в голосе прозвучала легкая насмешка, но мягкая, без яда.

— Дежурство, — кивнула она, поправляя волосы. — И ещё... Бинс задал эссе о влиянии культурных предрассудков на ход магических войн. Хочу закончить до обеда, чтобы потом не сидеть над ним полночи.

— Даже призраки нашли способ мучить студентов, — усмехнулся он, садясь на край кровати.

Она мельком взглянула на него: босые ноги, брюки, оголенный торс и волосы, которые он явно не собирался причесывать, прежде чем встать.

— А у тебя какие планы? — спросила она, собирая в сумку свитки и чернильницу.

— Меня втянули в авантюру, — с показным раздражением вздохнул Драко. — Слизерин решил, что пора готовить новых ловцов, а у них руки-крюки. Мне велели показать «мастер-класс».

— Ты же вроде закончил с квиддичем?

— Закончил, — он встал, лениво потянулся, — но талант, видимо, не имеет права на пенсию.

Она улыбнулась краем губ — в этой фразе был весь он: немного высокомерия, немного иронии и... скрытая готовность помочь.

Они вместе вышли из комнаты старост. Коридор был тих, только где-то вдалеке слышались шаги и легкий смех — утро в Хогвартсе начиналось. На развилке их пути разошлись: она — к библиотеке, он — к полю. Но, отходя, Гермиона вдруг почувствовала, как его пальцы едва заметно скользнули по её ладони, задержавшись всего на миг, будто собираясь что-то сказать. Но вместо слов он медленно шагнул ближе, мягко касаясь её взгляда своим. Вздох Гермионы едва слышно сорвался с губ — она ещё не привыкла к тому, как близко он умел стоять, будто занимая всё пространство вокруг.

— До встречи, — тихо произнес он, голосом, в котором проскальзывало что-то почти небрежное, но слишком тёплое.

Прежде чем она успела ответить, Драко наклонился и едва коснулся её губ — быстрым, но выверенным поцелуем, таким, который оставляет больше вопросов, чем ответов. Вкус был лёгким, почти тенью прикосновения, но в нём слышалась решимость.

Гермиона замерла на долю секунды, чувствуя, как в груди разливается непрошеное тепло. Щёки предательски снова окрасились в розовый, и она опустила взгляд, пытаясь скрыть смущение за привычной серьезностью.

— М-м... до встречи, — выдохнула она чуть тише, чем хотела.

Драко с довольным видом отступил на шаг, словно получил от её реакции больше, чем ожидал. Лёгкая, почти невидимая улыбка тронула его губы, и он развернулся, направляясь в коридор.

Она проводила его взглядом, пока тень его фигуры не скрылась за поворотом. И лишь тогда позволила себе короткий, невольный вздох. Огонёк в груди ещё тлел, но она решительно вернулась к своим делам, будто между ними не было этой секунды, которая, впрочем, могла стоить гораздо больше, чем казалась.

***

Гермиона сидела в библиотеке, окружённая горой книг, каждая из которых хранила в себе бесценные знания, накопленные за столетия. В её руках был толстенный том с потрепанными страницами, которые она аккуратно перелистывала, словно боялась нарушить хрупкое равновесие времени. Задача, которую ей предстояло выполнить, требовала полной концентрации, но мысли постоянно ускользали, и глаза скользили по строкам, не задерживаясь на словах.

В этом спокойном, почти сакральном мире библиотечного уединения вдруг раздался резкий звук — дверь распахнулась с шумом, который эхом отозвался среди рядов книг. В зал ворвалась Джинни, её дыхание было учащенным, лицо залито румянцем от волнения и паники. Ее глаза метались по залу, как будто выискивая спасительную точку — Гермиону.

— Миона! — голос Джинни дрогнул, в нем сквозила тревога, заставляя Гермиону мгновенно поднять голову.

Она закрыла книгу, будто оттолкнувшись от чего-то тяжёлого, и почувствовала, как сердце забилось быстрее — не от волнения из-за учёбы, а от неожиданности и тревоги.

— Что случилось? — спросила Гермиона, голос чуть дрожал, но она старалась держать себя в руках.

Джинни, не тратя ни секунды на раздумья, подошла и схватила Гермиону за руку, как будто это могло придать сил.

— Я была на тренировке Слизерина, — начала она, быстро глядя в глаза подруги, — там... произошло кое-что. Пожалуйста, не паникуй. Но... Драко сейчас в больничном крыле.

Слова прозвучали как удар — лёгкий, но острый. В голове Гермионы пронеслись тысячи мыслей одновременно: как он, что с ним, почему... Её тело мгновенно напряглось, мышцы застыли, а дыхание сбилось.

— В больничном? Почему? Что с ним? — голос сорвался, становясь всё более тревожным.

Джинни почти потащила Гермиону из-за стола, и они обе поспешили к выходу из библиотеки, словно время теперь не имело значения, и каждая секунда могла быть решающей.

— Всё произошло на тренировке, — рассказывала Джинни, стараясь говорить спокойно, хотя её голос вырывался ввысь от волнения. — Драко показывал новичкам приемы для ловцов. Был лёгкий дождь, и всё казалось обычным... Пока один из новых ловцов, пытаясь поймать снитч, не врезался в Драко с такой силой, что тот упал с метлы.

Гермиона ощущала, как ледяной холод пробегает по спине. Её ладони потели, сердце колотилось так, словно готово было вырваться из груди. Образы падения, треска кости и боли мелькали перед глазами, делая каждый шаг тяжёлым.

— Они сразу же левитировали его к лекарю, — продолжала Джинни, стараясь успокоить, — а я побежала искать тебя, потому что знала, что ты должна об этом знать.

Гермиона крепко сжала кулаки, пытаясь собраться с мыслями, отбросить страх, чтобы не потерять контроль.

— Мы должны идти скорее, — твёрдо сказала она, отталкивая тревогу в угол сознания. Джинни кивнула, улыбнувшись сквозь волнение, и они обе ускорили шаг, едва касаясь пола, будто боятся, что промедление может стоить слишком дорого.

Они мчались по коридорам замка, стены словно сжимались вокруг, а сердце Гермионы неумолимо тянуло ее к больничному крылу — к тому месту, где теперь лежал Драко, возможно, измученный болью и страхом.

В каждой секунде, каждом шаге смешивались страх и надежда, тревога и желание помочь. И даже несмотря на то, что в душе бушевал шторм, Гермиона чувствовала — сейчас важнее всего быть рядом, не отпускать его, дать понять, что он не один.

***

Когда Гермиона и Джинни влетели в больничное крыло, тишина и холодный запах лечебных зелий встретили их как резкий контраст к шуму замка и гулу тревоги в груди. Медицинские волшебники, занятые своими делами, бросили им короткие взгляды, но никто не мешал пройти дальше — видимо, уже знали, кто здесь ранен.

В глубине палаты на высокой кровати лежал Драко. Его бледное лицо казалось непривычно спокойным, словно в нем замерло всё живое. Гладкие волосы растрепаны, а губы слегка приоткрыты — он был без сознания. Его тело было окутано белыми бинтами, аккуратно наложенными на руку и ногу, где, очевидно, случились переломы.

Воздух вокруг был пропитан слабым ароматом трав и лечебных зелий. То, что в любой другой ситуации казалось бы успокаивающим, сейчас не могло рассеять тревогу Гермионы. Она подошла к кровати, присела рядом, и осторожно взяла его руку в свои.

Они были холодными, почти безжизненными, и это щемило сердце, казалось, что его дыхание зависло где-то между сном и реальностью. Гермиона с трудом сдерживала слезы, которые наворачивались на глаза — ее голос был едва слышен, но шел из глубины души:

— Драко... пожалуйста, проснись.

Её пальцы нежно сжали его ладонь, словно хотели передать хоть часть своей силы, свою веру, свое тепло.

— Ему дали зелье, — объяснила медсестра, подходя с чашечкой жасминового чая , — сращивание костей и обезболивающее. Чтобы не мучился, добавили снотворное. Он сейчас отдыхает и поправляется.

Гермиона кивнула, пытаясь принять эту горькую правду. Драко, всегда такой сильный, контролирующий, теперь был здесь — уязвим и зависим от чужой помощи. Её разум вспоминал каждое мгновение с ним, каждый взгляд, каждое прикосновение. И сейчас всё это казалось таким хрупким и одновременно бесценным.

Она не могла отвести взгляд — боялась, что если отпустит его руку, то потеряет не только контакт, но и надежду. Время текло медленно, и каждая минута казалось вечностью.

Джинни, стоя чуть в стороне, наблюдала за подругой с тихой заботой, но не решалась нарушить этот момент.

Гермиона шептала ему слова поддержки и обещания, что всё будет хорошо, что она не уйдет, что он скоро поправится.

— Я здесь, — тихо сказала она, — я рядом.

Гермиона сидела у кровати, сжимая холодную руку Драко в своей, и в её голове постепенно начинался тихий, едва уловимый диалог с самой собой.

С какого момента всё это началось? — думала она, вглядываясь в его спокойное, почти безмятежное лицо. Когда я впервые стала так глубоко переживать за него? Раньше Драко был для неё скорее раздражающей загадкой, противником, с которым приходилось иметь дело. Иногда — невыносимым вызовом. Но теперь... все изменилось.

Она ловила себя на мысли, что каждое его движение, каждое слово раньше пробуждало в ней напряжение или сопротивление, а теперь — странную тревогу и нежность, которые трудно было объяснить.

Влюблена ли я в него? — с трудом произносила эта мысль внутри себя. Её разум, привыкший к логике и четкому анализу, упрямо отказывался принимать этот ответ. Но сердце словно шептало что-то иное, гораздо честнее и смелее.

Она всегда была сильной. Гермиона привыкла держать всё под контролем — учёба, друзья, планы, эмоции. Ей было комфортно в роли того, кто знает, что делать, кто не позволяет страху и сомнениям властвовать над собой.

Но сейчас... Сейчас она понимала, что страх потерять Драко — это не просто боязнь за его здоровье, это страх признать свои чувства.

Пора ли начать жить для себя? — спросила она себя в тишине больничного крыла, — Перестать прятаться за маской холодного рассудка и сопротивления?

В глубине души она знала ответ. Да, она влюблена. Уже давно, просто тщательно спрятала эти чувства под слоями рациональности и самозащиты.

Нужно перестать бояться — бояться признаться самой себе, что она любит его. Что эти чувства — часть её самой.

Сдержанность и осторожность были полезны, но теперь Гермиона чувствовала, что пришло время отпустить прежние страхи.

Она взглянула на Драко ещё раз, почувствовав внутри себя тихое, но неукротимое желание быть рядом, поддерживать, любить.

И, может быть, это был первый шаг к тому, чтобы жить не только ради долга или ожиданий, но и ради себя — и ради него.

Гермиона сидела в полумраке больничного крыла, где мягкий свет ламп мягко освещал комнату, наполненную тихим дыханием сна и лекарственным ароматом. Её пальцы нежно сжимали холодную, но всё ещё живую руку Драко — как будто этот жест помогал удержать его между мирами, не отпуская слишком далеко. В этот момент тишину нарушил тихий звук открывающейся двери.

Гермиона едва повернула голову в сторону выхода, и там, в полумраке коридора, на пороге появился Гарри. Он остановился на мгновение, словно не решаясь вмешаться в эту тихую сцену, но в его взгляде читалась забота и понимание. Гарри пришёл по просьбе Хагрида — нужно было забрать лекарство для очередного спасенного им существа, и ноги случайно привели его сюда, в больничное крыло.

Несмотря на то, что после войны их пути немного разошлись, и сейчас они общались редко, между ними не было ни малейшего напряжения. Их глаза встретились, и в этом немом взгляде было сказано многое — хоть и без слов.

Гарри видел Гермиону — ту, которая сейчас была не грозной защитницей или ученой, а просто девушкой, рядом с кем лежал тот, кто важен ей до боли. Он видел её беспокойство и нежность, слышал её молчаливую молитву за выздоровление. Гарри не произнес ни слова, но его легкая улыбка была как тихое «Я рядом», «Я понимаю», «Ты не одна».

Гермиона ответила на эту улыбку — сначала робко, затем с растущей теплотой, словно маленький лучик света пробивался сквозь тяжесть на её сердце. В этой улыбке была и благодарность, и тихое признание, что, несмотря на всё, у неё ещё есть друзья, которые видят ее настоящей, а не только сильной и независимой.

Гарри лишь кивнул и, не задерживаясь, пошел дальше, оставляя за собой лёгкое эхо своих шагов. Гермиона снова посмотрела на Драко, но уже с чуть меньшей тревогой на сердце, ощущая поддержку, даже если она была немой и невысказанной.

Этот краткий миг взаимопонимания был как тихий островок света среди всей неопределенности, что теперь заполняла её мысли и чувства.

За окнами наступила уже глубокая ночь. Гермиона изо всех сил пыталась держаться бодрствующей, но сон манил ее в свои объятья . Её веки становились всё тяжелее, взгляд — всё мутнее. Каждая попытка сопротивляться растворялась, как песок сквозь пальцы. В конце концов, она безмятежно опустилась рядом с Драко на постель и, словно инстинктивно, обняла его легко одной рукой — словно ища опору, защиту и тепло, которых ей так остро не хватало. Тело расслабилось, и сон мгновенно захлестнул её, как прилив, который долго копился и теперь безжалостно накрыл с головой.

В её сознании мгновенно развернулся мир — холодный, бескрайний, погружённый во тьму. Черный коридор растянулся впереди, поглощая всё светлое, как бездонная пропасть, его стены казались живыми, сжимающими и одновременно бесконечно удаляющимися. В этом мраке она почувствовала себя потерянной, крошечной и беспомощной.

И вдруг в безмолвии зажглись два ярких кроваво-красных глаза — они смотрели прямо на неё. Их взгляд был холодным, пронзительным, наполненным невыразимой злостью и ненавистью, жаждой обладания. Она узнала их, но словно потеряла голос — во сне её губы застыли, и она не могла произнести ни слова, ни крика, чтобы защититься.

Испугавшись, Гермиона резко развернулась и бросилась бежать — ноги быстро несли ее вперед, сердце бешено стучало в груди. Но каким бы быстрым ни был её бег, она оставалась на месте, словно запутавшись в зыбучих песках, где каждый шаг не приближает к спасению, а лишь удерживает в ловушке.

Тень приближалась, ее дыхание ощущалось, как ледяной ветер, и вскоре она прошептала слова, от которых кровь застыла в жилах:

— Думала убежать от меня? — голос звучал как холодный, безжалостный приговор. — Ты теперь моя собственность. Ты нужна мне, чтобы пробудиться. Твоя кровь, твоя магия — всё моё.

Гермиона пыталась кричать, сопротивляться, но её силы таяли. С каждой секундой она чувствовала, как из неё вытягивают жизнь — будто невидимые ледяные пальцы впивались в каждую жилу, высасывая тепло, силу, энергию. Сердце наполнялось жгучей болью, разум затуманивался, а тело сковывала тяжесть немыслимой слабости.

В реальности её тело дергалось, пытаясь вырваться из кошмара. Она тяжело вздохнула, ворочаясь в постели, ладони были влажны от холодного пота. Сухой комок застрял в горле, сердце колотилось так громко, что казалось — оно выскочит наружу. Подсознательно она крепко сжала руку Драко, как будто это было единственное, что могло вернуть её к реальности, спасти от бездны ужаса.

Кошмар не отпускал Гермиону. Боль, казалось, разрывала ее изнутри — жгучая, живая, пронизывающая каждую клеточку. Слезы катились ручьем по щекам, словно реки скорби и отчаяния, этот поток невозможно было сдержать. Её тело было словно разорвано на части — тень, чьи когти вцепились в неё, медленно высасывала жизнь, словно кровожадный хищник, питаясь её энергией, самой ее сущностью. Каждое мгновение она чувствовала, как умирает, тонет в бездне собственной слабости и боли.

Темнота сгущалась, и с каждым вдохом мир становился всё более размытым, неуловимым. Сердце Гермионы билось в агонии, словно барабан, заглушающий весь окружающий мир. Она была почти без сознания. Внезапно — резкая, ослепительная вспышка света. Она сидела на холодном полу, облокотившись на каменную стену. Дрожащие пальцы крепко сжимали одежду, а тело всё ещё было охвачено слабостью и болью.

Перед ней, в легком полумраке, вырисовывался силуэт. Его спина была обращена к ней, но она узнала каждую черту — это был Драко. Его фигура была напряженной, каждая мышца напряглась в готовности, а рука, сжатая в кулак, держала волшебную палочку, направленную прямо на приближающегося монстра — ту самую тень из ее кошмара.

Драко двигался быстро и решительно. Его лицо было сосредоточено, глаза горели холодным огнём решимости защитить Гермиону. Он выпускал одно заклинание за другим — струи яркой, серебристой магии вырывались из его палочки, прорезая темноту вокруг, словно острые лезвия света. Каждое слово звучало уверенно, будто вызов самой смерти.

Гермиона вглядывалась в это зрелище, как в спасительный свет, чувствуя, как надежда начинает пробуждаться в ее измученном теле. Последнее, что она успела увидеть — это огненные вспышки магии, вспарывающей тьму, и силуэт Драко, сражающегося за неё в этом мраке.

И тогда её сознание окончательно покинуло этот мир, унося её в тишину между сном и явью, где боль и страх наконец-то уступали место покою — пусть и мимолетному.