Сновидец

Иногда сцены пишутся быстро, будто сами ложатся на бумагу, а иногда... приходится выцарапывать с боем, по строчке раз за разом.

Эта глава — из вторых. Она далась непросто, но, надеюсь, эмоции вы прочувствуете так же остро, как я при написании.

Тут много пауз, полутонов и взглядов, которые важнее слов. Спасибо, что вы со мной и моими героями. 💚

Как всегда — буду рада вашим мыслям, реакциям и даже теориям в комментариях. Они, правда, дают мне силы писать дальше💚

Обнимаю и люблю Вас.

Арты в тг

Трек к главе:

Ваня Дмитриенко -Шёлк

Иногда желание и близость — это не самое трудное.

Труднее — не убежать, когда становится слишком по-настоящему.

Гермиона опустила книгу «Сонники древних магов» на тумбочку, перо едва дрогнуло в её руке. Последние строки ещё щекотали сознание: «Чтобы постичь истинную природу видения, необходимо управлять самим сном». Но ответа ни в одной главе она не нашла. Нити сновидений, что так упорно вплетались в её ночи, оставались загадкой даже для самой вдумчивой ученицы Гриффиндора.

Утро, как всегда, пришло слишком быстро. В уме всё ещё звучали слова о «глубинных импульсах» и «эмоциональных откликах», но новый день требовал новых дел. Макгонагалл назначила Гермиону патрулировать теплицы: после войны их система орошения давала сбои, и профессор Спраут поручила старосте лично следить за чувствительными растениями.

Так, полагаясь на равновесие между наукой и волей, Гермиона надела черную мантию Гриффиндора и направилась в Зелёную теплицу № 6. Там, среди влажных рядов экзотических лиан и нежных рассад, её ждали не просто растения, а новый рубеж — строительство мостов между явью и снами, где каждое капанье отвара могло стать ключом к разгадке.

Тусклый свет ламп мягко скользил по влажному земляному полу, когда Гермиона сделала первый шаг внутрь...

Дубовые рамы теплицы гудели под тяжестью влаги, а воздух дрожал от влажности и лёгкой гари торфа. Гермиона шагала между рядами тускло‑зеленых ящиков, в которых лежали «Лунные кувшинки» — их плотные чашечки ещё не раскрылись, но влажная линия губочек обещала скорое цветение. На ней была школьная форма: тёмно‑серая юбка по колено, белоснежная блузка с аккуратным воротничком и галстук Гриффиндора, туго затянутый под подбородком. Мягкая мантия с гербом факультета прикрывала плечи. Она скользила по плечам, мешая движению, но она не смела снимать ее: внутри теплицы прохлада поздней осени чувствовалась острее, чем на открытом морозе.

На ногах — классические школьные синие ботинки. Волосы были убраны в строгий пучок, чтобы не мешали работе. В руках у неё был пузырёк с отваром из фенхеля — капли этого настоя защищали редкие «Лунные кувшинки» от гниения.

Она склонилась над первым ящиком: лёгким движением пером из кармана выписала в записную книжку отметку о состоянии почвы, затем аккуратно капнула три капли отвара к корню каждого стебля. В стекле пузырька благодаря свечению лампы отражались бабочки бледно-жёлтого цвета.

Гермиона, подняла руку с чернильным пером и записала: южное орошение работает стабильно, влага распределяется равномерно, отвар по три капли.

***

Когда работа в теплице была закончена, Гермиона выпрямилась, стряхнула влажную землю с рукава мантии и оглядела аккуратно политые грядки. Теплый пар от свежей перекопанной почвы всё ещё витал в воздухе, смешиваясь с терпким ароматом мокрой зелени и свежесрезанных листьев.

Гермиона поправила галстук, который немного съехал в сторону, расправила полы мантии и направилась к выходу.

— Привет, — неожиданно тихо сказал кто-то за спиной.

Она замерла. Голос был узнаваемый до боли — сдержанный, чуть насмешливый, и вместе с тем в нём звучала та новая нота, которую она начала улавливать в нём всё чаще: осторожность. Словно он теперь взвешивал каждое слово, прежде чем оно покинет его губы.

— Доброе утро, Грейнджер, — добавил он чуть увереннее.

Она не обернулась сразу. Позволила себе еще один вдох — сырое, обволакивающее тепло теплицы и лёгкий древесный запах, исходящий от его мантии, долетели до нее, как напоминание о чём-то, чего не должно было быть.

— Доброе, — коротко ответила она и повернулась.

Драко стоял у другого ряда растений, держал в руках стеклянную пипетку и, похоже, пытался что-то проверить в одном из ящиков с редкими ростками. Он был в школьной форме — рубашка аккуратно расстегнута у самой шеи, галстук Слизерина чуть свободнее обычного, а черная мантия с зелёной подкладкой свисала с плеч легко, почти небрежно.

— Я подумал... — начал он, глядя на неё из-под чуть нахмуренных бровей, — если хочешь, я могу тебе помочь с утренними обходами. Это всё равно входит в список обязанностей для зачёта по гербологии.

— Ты ведь не брал травологию на последнем курсе, — сухо заметила Гермиона, скрестив руки на груди.

Он усмехнулся, едва заметно, почти одними глазами.

— А вдруг взял?.Решил перейти с магической политики — там стало невыносимо скучно. Тебе удивительно идёт этот менторский тон*, кстати.

* Менторский тон - это поучающий, наставительный, назидательный и часто высокомерный тон в разговоре или в письменной речи.

Гермиона отвернулась, чтобы он не увидел, как уголки ее губ дернулись вверх. Всё это было... непривычно. Он не был прежним. И она не знала, хорошо ли это. В последнее время всё чаще начинала ловить себя на мысли, что сны — те, странные, неясные, но до болезненности чувственные — размывают границу между тем, что она знает о Драко Малфое, и тем, что начинает чувствовать рядом с ним.

— Не уверена, что мне нужна помощь, — сказала она после паузы. — Но можешь попробовать не мешать.

— Это звучит как приглашение, — отозвался он и направился к выходу первым, открыв перед ней дверь теплицы.

На пороге Гермиона на миг задержалась. Выход из теплицы встретил их прохладным воздухом и шелестом почти облетевших деревьев. Ветер подхватил край её мантии, и она поправила ее, чуть крепче прижимая книгу с заметками к груди.

— У тебя... чернила на пальцах, — сказал он, едва коснувшись взглядом её рук.

Она молча вытерла палец о внутренний край мантии. Драко не стал уточнять, что на правой щеке у неё осталась тонкая темная линия, явно от того же самого пера.

— Гермиона! — раздался вдруг голос издали. Это была Парвати Патил, торопливо спускавшаяся по каменной дорожке от учебных теплиц. — Нам нужно в библиотеку! Списки профессора Бинса наконец вывесили, и там такой переполох творится!

Гермиона вздохнула и коротко кивнула Драко.

— До встречи... Грейнджер.

— До встречи, — тихо отозвался она.

Когда она исчезла за поворотом дорожки, растворившись в лучах утреннего солнца, он остался стоять у теплицы, всматриваясь в следы ее ботинок на влажной дорожке, как в заклинание, которое боялся произнести вслух.

***

— Ты словно привидение, честное слово, — фыркнула Парвати, догоняя Гермиону на повороте у мраморной арки. — Смотришь в пустоту, как будто там запрятан ответ на экзамен по трансфигурации.

Гермиона слегка покачала головой, не замедляя шага. Сердце её всё ещё билось с неровным эхом — будто отголоском встречи, которая не должна была оставить следа, но оставила. В груди стояло тёплое, неясное чувство — странное послевкусие чужого внимания, чужого взгляда. Она привычно пыталась вытеснить это состояние логикой, но оно не поддавалось. Оно просто было. Тихое но настойчивое.

— Просто задумалась, — произнесла она, наконец, чуть устало. — Утро выдалось насыщенным.

Они свернули с тропинки на главную дорожку, ведущую к западному крылу замка. Камни под ногами были влажными, осенние листья скрипели под каблуками, а воздух был холодным и чистым. Тёплое золото солнца рассыпалось по серым стенам Хогвартса, как напоминание: всё меняется, и ничто не стоит на месте.

— Списки, — напомнила Парвати, заглядывая в пергамент, скомканный в её кармане. — Я всё утро пыталась расшифровать, что Бинс вообще там написал. Такое чувство, что половину фамилий он взял из прошлого столетия.

— Бинс мог бы навсегда остаться в прошлом столетии, — отозвалась Гермиона, позволяя себе легкую усмешку. — Но библиотекарь сказала, что нужно сверить списки и распределить по подгруппам, да?

— Угу. И если выяснится, что я снова в одной группе с Закарией Смитом, то официально подам прошение на перевод в Шармбатон, — пробормотала Парвати с театральной обреченностью.

Когда они вошли в здание, замок встретил их привычной тишиной — почти торжественной. Просторные коридоры были наполнены звуками шагов, шелестом мантии и редкими голосами старшекурсников. Всё вокруг было знакомым до боли: резьба на колоннах, щербатые ступеньки, запах пыльных свитков и пергамента. Но Гермиона чувствовала, как под всем этим узнаваемым пластом дрожит что‑то новое, едва уловимое, как ток под кожей. Возможно, это была она сама — менялась, искала, трескалась в привычных границах.

В библиотеке было почти пусто — лишь несколько учеников у окон шептались над кипой книг. Мадам Пинс, как обычно, сидела за высоким столом, откуда её суровый профиль следил за любым шорохом, как ястреб за движением мыши.

Списки висели на большом стенде рядом с залом зачетных журналов. Несколько пергаментов в беспорядке были приколоты волшебными булавками: у одного листа уже собралась группа старшекурсников — кто‑то спорил, кто‑то просто тихо сверял фамилии.

— Вот и началось, — пробормотала Парвати, подступив ближе.

Гермиона кивнула, машинально доставая блокнот и перо — привычка, выработанная годами: всегда быть готовой что‑то записать, исправить, упорядочить. Она скользнула взглядом по списку.

— Группа B1... есть. Мы с тобой вместе, — сказала она и, заметив знакомую фамилию, нахмурилась. — И Малфой.

Парвати изогнула бровь, бросив взгляд на подругу.

— Удобно, — сказала она с таким тоном, словно подцепила на ложку нечто подозрительное.

— Почему удобно?

— Потому что ты его в последнее время либо избегаешь, либо выглядишь так, будто случайно услышала его мысли.

Гермиона резко отвернулась к списку. Ее сердце сделало неловкий оборот — то ли от раздражения, то ли от недосказанности, — но она ничего не ответила. Глазами прочертила фамилии снова. Всё верно: Малфой. Он действительно был в их подгруппе. А значит, ближайшие пару дней на спец семинарах по магическим источникам они будут работать в одной команде.

— Если честно, я думала, он не подаст заявку сюда, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Ему же никогда не было интересно что‑то вне практики.

— Может, ему что‑то стало интересно, — не слишком изящно перебила её Парвати. — Или кто‑то.

Гермиона закатила глаза, но её щеки предательски покраснели.

— Не начинай, ты несешь бред. Он... просто изменился. И это всё. — Последнее прозвучало так, будто она старалась убедить в этом саму себя.

Парвати не настаивала. Лишь покачала головой и склонилась к спискам, сверяя оставшиеся фамилии.

— А вот и Смит, — процедила она. — Моя жизнь — мое страдание.

Гермиона молча сделала пометку в блокноте. На фоне шелеста страниц и скрипа стульев её мысли всё еще задерживались где‑то в другом месте — в теплице, среди капель отвара, взгляда, который был не столько колким, сколько внимательным. Не было ничего особенного в этой сцене. Но почему-то хотелось её прокручивать вновь и вновь, как если бы в ней был зашифрован смысл, который она пока не понимала.

— Пойдём в читательский зал? — спросила Парвати, разрывая её мысли. — Нужно сразу распределить, кто какую часть «Прах и пергамент: Очерки магических цивилизаций континентов» берет на анализ. Иначе потом с этим проклятым заданием никто не разберётся.

Гермиона кивнула. Внутри неё всё ещё крутился вопрос, который она не решалась задать даже самой себе: что, если сны — это не просто реакция усталого мозга? Что, если они — след? Намёк? Отголосок чего-то, что прорывается сквозь незримую грань между внутренним и внешним?

Они направились вглубь библиотеки захватив нужные книги и пергаменты — к столу у дальнего окна, где ветер теребил тяжёлые гардины, а страницы старинных фолиантов пахли пылью, временем и тайнами, к которым она вдруг стала особенно чувствительна.

Гермиона уселась за стол у дальнего окна, вытянула пергамент, аккуратно разложила книги: «Кельтская мифология: структура древних магических кланов», «Символ и закон: магия в обществах до новой эпохи Кельтов», «Астральные династии и культурный обмен: очерки по истории европейского волшебства». Стол был уже привычный — с тонкой царапиной в правом углу и разводом от пролитых когда-то чернил. В этом месте Гермиона всегда чувствовала себя на своём месте: разум требовал структуры, мысль просила точности.

Парвати устроилась рядом, опершись на локоть.

— Я всё ещё не понимаю, как ты можешь быть так сосредоточена, когда в двух метрах от тебя список с именем человека, из-за которого ты уже две недели ведёшь себя как героиня из морализаторского романа девятнадцатого века. Думаешь я не заметила, как вы с ним переглядываетесь? Да между вами искры летят, странно что ты этого не заметила еще.

— Парвати, — устало сказала Гермиона, не поднимая глаз. — Мы изучаем не романы серебряного века, может уже начнем говорить по делу?

— Угу. И ты просто сосредоточено изучаешь практику эпохи Кельтских кланов, а не ищешь скрытые смыслы в том, кто на каком месте в списке факультатива.

— Пожалуйста, — Гермиона сделала глубокий вдох. — Давай сосредоточимся на заданиях. Смотри: профессор хочет сравнительный анализ по контактам кельтских и дунайских магических традиций — третья и шестая главы в очерках истории. Если хочешь, можешь взять третью, она короче.

— Щедро с твоей стороны, — фыркнула Парвати, но всё же потянулась к книге.

Они успели просидеть в молчании почти десять минут — мерный шорох страниц, царапанье пера по пергаменту, дыхание сквозь зубы, когда что-то не складывалось — прежде чем дверь читального зала приоткрылась и впустила лёгкий порыв сквозняка.

Гермиона не сразу подняла голову. Но, по едва ощутимому напряжению в собственных плечах, на удивление сразу поняла кто вошёл.

— Как уютно, — произнёс знакомый голос, чуть лениво. — Почти как заседание предсудебной коллегии Визенгамота. Только без кофе и без драк.

Парвати первая вскинула глаза, чуть приподняв бровь.

— А вот и он. Наша идиллия нарушена.

Драко стоял в дверях, прислонившись плечом к косяку, руки в карманах. Его голос был всё тот же — бархатный, чуть ироничный, с оттенком холодного любопытства. Но глаза... в них было больше тепла, чем он хотел бы выдать. Он медленно приблизился к их столу, не спеша, будто позволял себе просто находится рядом.

— Кто бы мог подумать, — произнес он, окинув взглядом разложенные книги. — Одна подгруппа. Какие чудеса творит профессор Бинс. Видимо, только призрак мог так бездушно всё распределить — но, надо признать, со странным чутьем.

Гермиона взглянула на него поверх страницы, взгляд ровный, но губы непроизвольно дернулись, в еле заметной улыбке.

— Ты хочешь сказать, что рад?

— Рад? — Он сделал вид, что задумался. — Скажем так... я удивлён, что в списке оказались не только те, кто засыпает на лекциях.

— Или не только те, кто умеет красиво шевелить бровями, — добавила Парвати. — Хотя, может, это теперь тоже считается юридической квалификацией?

Он перевёл взгляд на неё, чуть насмешливо.

— По-твоему, я изменился?

— Ты пошёл на факультатив по магических цивилизаций, — заметила Парвати. — Это уже ближе к подвигу. Ещё немного — и начнешь просить прощения по расписанию.

— Не торопи события, — отозвался Драко. В голосе его была лёгкая усмешка, но не укол — скорее, что-то признательное, почти сокровенное.

Он отодвинул стул и, не спрашивая, сел рядом. Аккуратно выложил перед собой пергамент и слегка потрепанный том «Астральные династии и культурный обмен: очерки по истории европейского волшебства».

— Я взял шестую главу. Надеюсь, не нарушу твои стратегические планы, Грейнджер?

Она взглянула на него, на долю секунды встретившись глазами. И, к своему удивлению, не почувствовала ни раздражения, ни смущения. Только странное спокойствие. Как в теплице утром — не от воздуха, а от присутствия. Почти шепотом, не отрывая взгляда от книги, она ответила:

— Нет. Всё в порядке.

Они вернулись к работе. За окнами кружились в вихре сухие листья, библиотека дышала пылью, чернилами и терпеливым временем. Всё было как всегда — но и не совсем. И Гермиона впервые позволила себе не отбросить эту мысль, а дотронуться до неё. Осторожно, как до чего-то настоящего.

Всё, что касалось его, еще недавно было вопросом обороны — внутренней дисциплины, сдерживания, четкого порядка. Её правила были просты: не доверяй, не вглядывайся, не размышляй. Он остался в Хогвартсе — да, но это не значит, что Малфой остался прежним. Он просто человек, прошедший через очень многое. Как и она. Но сейчас, в этой тишине, где звуки казались старыми, почти музейными — скрип пера, шелест страниц, дыхание в библиотечном полумраке, — что-то в ней сбилось с ритма. Мысль, которую она прежде бы оттолкнула, не ушла. Задержалась. Гермиона не формулировала её, не пыталась до конца понять — просто чувствовала: внутренний фильтр, который так долго защищал, вдруг дал сбой. Или... просто стал тоньше. Драко Малфой сидел рядом. Не комментировал, не вёл себя вызывающе. Просто — был. Спокойный. Настоящий. Пах чернилами, дубовой пылью и тем терпким, таким знакомым запахом старых книг, в которых она всегда находила утешение. Гермиона скользнула взглядом — почти нечаянно — по его профилю: сосредоточенный, чуть нахмуренный. Как будто и правда хотел все понять. Не в смысле уловить суть главы, а глубже. И это странно тронуло. Она вернулась к своим записям, но рука чуть замедлилась.

***

Гермиона наклонилась над страницей, осторожно следя за словами Драко. Он говорил тихо, но чётко, делясь своими мыслями о восьмой главе — о том, как политические интриги древних волшебников влияли на развитие факультативных дисциплин. Его голос не был насмешливым или вызывающим, скорее — спокойным и почти учебным.

— Видишь, — сказал он, проведя пальцем по краю иллюстрации на полях, — то, как древние цивилизации организовывали свои магические структуры, объясняет, почему современные институты власти стали такие... запутанные. У нас все еще прослеживаются следы тех моделей — жрецы, касты, ритуалы. Даже Министерство, по сути, устроено как поздняя Альпийская Конклава.

Гермиона кивнула, делая пометки. Она старалась не показывать, что его слова её задели — но не в плохом смысле. Просто они были неожиданно точными. И, как ей казалось, он действительно вникал, а не просто повторял чужие наблюдения.

Парвати, сидевшая рядом, время от времени перебивала их шутками или сбивала серьёзность резкими вопросами:

— А вот это, — ткнула она пальцем в сноску о ритуальных флагах племени Ксан, — ты всерьёз считаешь предтечей* парламентской символики?

*Предтеча (англ. forerunner) - это лицо или явление, предшествующее чему-либо и подготавливающее его появление

— Не я, а профессор, — пожал плечами Драко. — Но в целом... да. Даже цветовая кодировка совпадает.

— Хм. Интересно, — признала Парвати и снова уткнулась в текст.

Но потом, совсем неожиданно, Драко взглянул на Гермиону по-другому — не как на собеседника по факультативу. В этом взгляде было что-то странное, чуть откровенное.

— Знаешь, — произнес он почти мягко, облокотившись на спинку стула, — если бы кто-то из нас выбрал неправильный факультатив, то, наверное, это была бы ты.

Она подняла на него взгляд, удивлённо.

— Почему?

— Ну... «Очерки магических цивилизаций континента» — это же о переменах, циклах, нестабильности. А ты — правила, списки, контроль. Ты всегда была мне кажется немного... скучная.

Он не вложил в это злобы — голос был почти ровным. Но именно в этом спокойствии и таилась боль.

Слово «скучная» пронзило как заклинание без вербальной формулы.

— Это... — начала Гермиона, но язык будто запутался. — Не совсем то, что я хотела услышать.

— Просто говорю, как есть. Ты слишком серьёзно ко всему относишься. А иногда это мешает тебе... видеть больше. Жить по настоящему.

Она медленно поднялась, будто не до конца понимая, что делает. В груди стучало, как от удара.

— Мне нужно немного проветриться, — произнесла она почти шёпотом, сжимая книгу так, что побелели костяшки пальцев.

Парвати бросила на Драко осуждающий взгляд. Потом встала и пересела за другой стол, легко, будто давая Драко возможность остаться одному.

Он остался за столом, в том же положении.. Несколько секунд смотрел на их книги, на открытые страницы.На столе между старинных фолиантов потоком сквозняка легонько подрагивая, перевернулась страница рядом лежавшей книги. В его глазах мелькнуло что-то сложное — как если бы он сам не до конца понял, зачем сказал это.

Гермиона выйдя на крыльцо корпуса, будто выдохнула воздух, который держала в себе слишком долго. Холод обдал лицо, и она машинально натянула мантию плотнее. «Скучная». Слово звенело, как треск стекла. Не потому что было новым, а потому что прозвучало от него. Не с издевкой, как в старые времена, не с насмешкой — хуже: с наблюдением. Будто он вправе был это видеть, замечать, судить. Внутри всё ещё гудело — не от обиды, а от раздражения. Чёртов Малфой. Всё он умеет — прицелиться словами ровно туда, где тонко, а потом делать вид, что так и надо.

Она остановилась у перил. Листья шуршали под ногами, кромка неба над Запретным лесом мерцала блеклым светом. Осень была прекрасной — но безжалостной. Как и он.

Шаги за спиной она услышала сразу. Невесомые, но уверенные. Догонял. Ну конечно.

— Грейнджер, — голос ровный, без привычной насмешки. Почти сухой. Как если бы он говорил не из-за вины, а не необходимости..

Она не обернулась.

— Если ты пришел, чтобы объяснить, что я действительно скучная, то можешь сэкономить воздух и слова.

Пауза. Лёгкая.

— Нет, — сказал он. — Я пришёл, потому что... был неправ.

Теперь она обернулась. Медленно. В её взгляде не было ни тепла, ни злости — только тот выработанный за годы тон внимания, который она использовала в суде и на экзаменах в школе. «Говорите дальше, я слушаю. Пока что».

Драко стоял чуть в стороне. Руки в карманах, а волосы слегка растрепались от порыва ветра.. Не нарочно, но выглядел он почти... уязвимо.

— Я хотел сказать, что ты не из тех, кто ошибается с выбором. Это я. Мне всё ещё легче так продолжать прикидываться, чем просто заткнуться.

Гермиона чуть наклонила голову.

— Удивительно точный самоанализ. Только слишком поздний.

— Вероятно, — он пожал плечами. — Просто... иногда я забываю, что ты не та же Гермиона Грейнджер, которую я привык провоцировать.

Она чуть усмехнулась, но без веселья.

— Нет, Малфой. Ты не забываешь. Ты надеешься, что я всё ещё та же. Потому что так проще. И не надо даже объяснять мне, зачем ты вообще садишься за мой стол.

Он замолчал. Осень звенела тишиной, как заклинание, которое никто не осмеливается произнести.

— Ты думаешь, что я сижу рядом просто так? — сказал он наконец. — Просто потому что профессор Бинс выдал нам общий факультатив?

— А не так?

Он качнул головой. Молча. Потом — всё же — сказал:

— Ты единственная в этом замке, кто слушает, когда я говорю. Не поддакивает. Не отшучивается. И да — ты задаёшь вопросы, которые ставят меня в тупик. Это чертовски раздражает. И... наверное, поэтому я продолжаю приходить.

Гермиона молчала. И только потом, спустя паузу, мягко, сдержанно — как будто больше для себя, чем для него:

— Это не извинение, Малфой.

— Я знаю, — кивнул он. — Просто... констатация фактов.

Она развернулась, уже собираясь уходить, но остановилась на ступеньке.

— В следующий раз, когда решишь высказываться о моём характере, попробуй не использовать слова, которые звучат как приговор. Особенно если тебе, как видно, не всё равно.

Он не ответил сразу. И потому его «хорошо» прозвучало особенно честно.

Они молча вернулись к двери. Ни ближе, ни дальше друг от друга, чем раньше. Но теперь в воздухе между ними было что-то ещё.

***

Задание они всё же закончили. Сухие строчки законов и комментариев к ним больше не тревожили — только ровные чернила на пергаменте, уже не живые. Гермиона свернула свиток, сложила книги в аккуратную стопку, подправила корешки — почти автоматически, как будто возвращала себе контроль через порядок. Парвати что-то болтала на ходу, беззлобно, привычно. Драко молчал, и это молчание — не вызывающее, не колкое — оказалось странно тревожнее любых слов. Когда она поднялась, он не пошел за ней. И это было... и облегчением, и разочарованием, как всё между ними в последнее время.

Холл Пуффендуя странно уютный для чужака, постепенно растворился за спиной. Гермиона быстро шла по коридорам, словно обгоняя мысли. Свет факелов плыл по стенам, отражаясь в панелях и витражах, на которых плясали тени. Замок дышал. В его дыхании было что-то до боли знакомое: осенний вечер, влажный камень, тишина, приправленная скрипом старых балок. Каждый поворот, каждый переход — словно заученные строки заклинания, повторяемого годами.

Она дошла до этажа, преодолевая ступени с той усталостью, которая приходит не от физической работы, а от внутреннего напряжения. Голова гудела. В груди — тяжелый ком, не злость, не обида... просто накопившееся напряжение.

Комната встретила её тишиной. Всё было на своих местах: книжная полка, покрывало, накинутое небрежно на спинку кресла, перо в чернильнице — засохшее, как напоминание, что утро снова придёт. Она молча сбросила мантию, скинула туфли, распустила волосы — и всё это делал как будто кто-то другой, не она. Руки двигались быстро, почти резкими движениями. Хотелось стереть этот день с себя, как пыль с книжной обложки — одним взмахом. В ванной Гермиона включила воду и вошла под душ, позволив струям окропить плечи, шею, позвоночник. Долгое, тихое шипение перешло в гул — сначала тёплый, потом горячий, потом холодный. Контрастный душ — как граница между двумя мирами. Сначала обжигающее тепло: будто день прокручивался вспять, как кинолента — разговоры, взгляды, его голос. Потом — ледяной поток, и всё стиралось, сжималось, как если бы тело сопротивлялось. Воздуха не хватало, дыхание перехватывало. Но это и было нужно. Чтобы почувствовать себя здесь, сейчас, живой. И, насколько возможно, настоящей.

Вода стекала по коже, смывая напряжение, оставляя после себя усталость и чистоту, почти хрупкую. Она стояла так долго, что пар окутал зеркало и стены, как туман.

Выйдя, она обернулась в полотенце, привычно промокнула волосы, не глядя в своё отражение. Потому что знала: сейчас там будет слишком много всего. И всё — неподконтрольно. А Гермиона не любила терять контроль, особенно над собой.

Пижама — старая, мягкая, с потёртыми рукавами и запахом лаванды — будто стала щитом. Она залезла в постель, стянула одеяло до подбородка. Темнота в комнате была уютной, почти лечебной. Только луна сочилась сквозь щель между шторами, оставляя бледный след на полу.

Её тело было тяжелым, как после длительного заклинания. Но голова — ещё хуже. Мысли вертелись, как шестерёнки, на которых сплетаются слова и взгляды.

"Ты не та же Гермиона Грейнджер, которую я привык провоцировать"

«Ты единственная, кто слушает».

Эти фразы всплывали одна за другой, как перья в воде, не тонущие, не исчезающие. Гермиона зажмурилась, вжимаясь в подушку.

— Мерлин, — прошептала она, почти молитвенно, — только пусть мне не снится Малфой.

В голосе было всё: усталость, ирония, просьба. Даже почти смущение. Потому что она знала — если он всё же приснится, она проснётся в растерянности. Не от слов, не от жестов — от того, что где-то внутри, под слоями логики, контроля и самообладания, уже проросло крохотное семечко с интересом к нему — опасное, неуместное, невыносимо живое.

Она повернулась на бок. Подушка была прохладной. Комната — тихой. Мир — терпеливым.

И пока её сознание медленно угасало, ей всё казалось, что в темноте кто-то снова скажет: «Ты слишком серьёзно ко всему относишься, Грейнджер».

И она снова не ответит.

Сон пришёл, как всегда, внезапно — словно чернила, разлитые на белую страницу. Не было перехода, не было границ. Она просто... оказалась там. В знакомой своей комнате, среди темно-красных балдахинов, в мягком свете настольной лампы, в бархатной тишине. В той же кровати, где уснула, — только теперь похоже не одна.

Она лежала, раскинувшись на подушках, в тонком, почти невесомом белье цвета красного вина. На ней ничего лишнего — только кружево, дыхание и ощущение собственной кожи. В руках — книга. Как будто это был её способ сохранить хоть какую-то видимость контроля. Но пальцы уже не держали страницы — они скользнули вниз, по животу, замирая чуть ниже пупка. Она не читала. Она ждала.

Дверь ванной отворилась, и из клубящегося пара вышел он.

Драко.

Он шел, как наяву и был именно таким, каким она могла вообразить — идеальным. Широкие плечи, мышцы живота — рельефные, будто вырезанные руками скульптора. Его кожа сияла от капель воды, грудь вздымалась медленно и глубоко. Пресс, как по учебнику анатомии, с легкой тенью под каждым кубиком. Капля скатилась с ключицы, по линии груди, и исчезла в полотенце, туго обтянутом на бёдрах. Из-под полотенца выглядывали косые мышцы живота — те, что вели вниз, исчезая там, где её взгляд задержался слишком долго.

Он не улыбался. Не говорил ни слова. Но его глаза говорили всё — тёмные, голодные, слишком живые для сна.

Она отбросила книгу в сторону, резко, и слегка присела опершись на подушку. Движением, полным притяжения, властно согнула палец, призывая его ближе. Он подчинился. Как будто она звала не мужчину, а инстинкт.

Он встал у кровати. И пока его глаза скользили по ней, по кружеву, по тонкой линии бедра, она подалась вперёд, провела ладонью по его животу, медленно, изучающе. Его тело было тёплым, почти пульсирующим. Она ощущала силу в каждом сантиметре, как будто касалась живой магии.

Её рука скользнула ниже, к краю полотенца. Его дыхание сбилось. В этот миг она не принадлежала ему — она властвовала над ним, даже не ведая об этом.

Он сорвал полотенце сам. И она вдохнула, не в силах сдержать тихого, почти стонущего выдоха. Его тело было полностью обнажено, без тени стеснения, без лишних движений. Красивое. Настоящее. Слишком совершенное, чтобы быть реальным — но это был сон, и в нём он был её идеалом.

Он навис над ней, и она легла обратно, раскинув руки, будто сдаваясь.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

Он наклонился. Его рот был горячим, почти обжигающим. Он поцеловал её губы затем шею, медленно, тягуче, затем ключицу, грудь, и каждая точка, которой касались его губы, будто вспыхивала изнутри. Одна рука обвила её бёдро, крепко, властно, вторая скользнула вниз, к клитору, легко преодолев край трусиков

Она издала протяжный стон и выгнулась. Никакого стыда. Никаких преград. Только ощущение того, как пальцы касаются ее там, где всё пульсировало от желания. Он знал, как двигаться. Он смотрел ей в глаза, наблюдая за каждым ее вздохом, как будто это была музыка, которую он выучил наизусть.

Он поцеловал её живот, спустился ниже, оставляя влажную дорожку. И дальше — на внутреннюю сторону бедра, туда, где кожа была тоньше лепестка. Она раздвинула ноги, без слов, просто желая, чтобы он не останавливался.

Разорвав на ней мешающее белье, его язык скользнул сначала к клитору, спускаясь ниже и возвращаясь назад. Точно, медленно, настойчиво. Она вскрикнула, прерывисто, судорожно, и зажала его волосы в пальцах, как будто могла удержать удовольствие. Его пальцы коснулись сначала медленно, с дразнящей осторожностью, потом увереннее, и резко вошел внутрь. Язык, губы, пальцы — всё смешалось в каком-то сладком вихре, заставляя ее выгибаться навстречу, хвататься за него. Звук ее дыхания становился всё громче, движения — отчаяннее. Он продолжал, пока она не заплакала от чувств, от переполняющего жара, от невозможности этого блаженства. Он знал, когда ускориться, когда замедлиться, когда добавить пальцы к клитору — и делал это.

Он не дал ей времени прийти в себя. Он поднялся, глаза были тёмными, затуманенными. Он раздвинул её бёдра шире, встал на колени, провёл рукой от шеи вниз — всё её тело было его полотном.

И когда он вошёл в неё — резко, без предупреждения — она вскрикнула, глухо, сдавленно, как будто в ней что-то треснуло. В хорошем смысле. Ритм был жёстким, нужным, бесконечно сладким. Его бедра сталкивались с её телом, его руки вжимали её в матрас, его дыхание смешивалось с её стонами.

И всё, чего она хотела — это чтобы он не останавливался.

Пока он не заставил её кричать его имя.

Пока всё не вспыхнуло внутри, как сгорающее заклинание.

Её тело выгнулось под ним в сладкой, судорожной дрожи, словно нить реальности внезапно оборвалась. Всё её естество сжалось в одной точке, где его прикосновения стали несносно нежными, а дыхание касалось кожи, как пламя. Она запрокинула голову, губы разомкнулись, и из них вырвался тихий, сдавленный стон — сначала сдержанный, затем всё более глубокий, рвущийся наружу волной освобождения.

— Драко... — выдохнула она, голос захрипел от напряжения, почти сорвался на шепот. — Я... не могу...

Он крепче прижал её к себе, чуть приподнялся над ней, глаза горели серебром.

— Можешь, — прошептал он. — Доверься мне.

И в тот миг всё в ней сорвалось с края. Вспышка тепла прошла через неё, пронзив до самой груди — яркая, жаркая, неконтролируемая. Она закричала— открыто, без стыда — и рухнула в это чувство, в это блаженство, в него. Ее пальцы вцепились в его плечи, ногти оставили следы, а дыхание выбилось из ритма — обрывистое, глубокое, с каждым выдохом зовущее его по имени.

Он задержался в ней — ещё немного, ещё чуть-чуть — и, застыв, сдерживая последнюю волну, прошептал, прерывисто, дрожащим голосом:

— Я люблю тебя, Грейнджер.

Он произнёс это так, будто вырвал что-то живое из груди — не игра, не сон, а признание, вырвавшееся помимо воли.

Она смотрела на него в полумраке сна, глаза блестели, дыхание всё ещё неуловимое.

— Драко — прошептала она.

Он не сдержался. Последний толчок — и он отдался ей до конца, с рывком, с хриплым стоном, склонившись к ней так близко, что их лбы соприкоснулись. Его горячее дыхание обжигало ее кожу. Он прижался к её животу, прижав ее губы к своим, словно запечатывая прикосновением это мгновение.

Тишина обняла их, остался только гул крови в ушах и пульс, бьющийся в унисон.

А потом всё стало таким легким. Она лежала, у него на руке, как в полёте, в этой невесомости сна. Он был рядом, тёплый, сильный, реальный и невозможный.

И если всё это – только сон, сегодня Гермиона не хотела просыпаться.

Но она проснулась резко, как будто кто-то окликнул её по фамилии. Глаза открылись в полумраке спальни, и первые секунды были странно пустыми. Потом пришло осознание. И оно... обдало её жаром.

О, Мерлин...

Она уставилась в потолок, не дыша. Всё было настолько ярко, настолько реально — ощущение его губ, его дыхания, его тела. Тонкая пижама прилипла к коже, на виске — пот, внизу живота — влажное, теплое, пульсирующее эхо.

–Что, чёрт побери, это было? Гермиона закрыла лицо ладонями.

– Серьёзно? — пробормотала она. — Мало того что мне снится Малфой. А теперь он не просто снится... а так?

Она попыталась сесть, но тут же снова упала на подушку, застонала — от ужаса, а не только от удовольствия.

– Всё. Я официально тронулась умом. Пора снова идти на детальную проверку к мадам Помфри. Или лучше я отправлюсь сразу в Мунго, в отдел ментальных срывов.

Она натянула одеяло до подбородка и прорычала себе в под нос:

— Это просто физиология. Это не... это не чувства. Это... просто гормоны. Осень. Стресс. Слишком много совместной работы с блондинистым раздражителем.

Тишина ей не поверила.

Потому что внутри что-то уже дрогнуло. Едва уловимое, нежное, будто маленький синий огонек на дне души. Она не хотела прикасаться к нему. Не хотела признавать, что в этом сне было не только тело. Были его слова. Его голос. Его "я люблю тебя".

– Так Гермиона приди в себя, это сон. Это сон. Он не... настоящий.

И всё же мысль о том, что сегодня она снова увидит его — Драко, реального, одетого, нахмуренного — вызывала в ней какой-то странный трепет. И стыд.

Она застонала в подушку.

— Прекрасно. Просто идеально.

Сев наконец, Гермиона обняла себя за плечи, будто пытаясь удержать разваливающуюся целостность. Хотелось выключить мозг. Хоть на минуту. Хотелось... отпустить напряжение, смыть остатки сна с кожи и мыслей.

Она поднялась, пижама прилипала к телу в самых неловких местах. Устало потащилась в ванную, на ходу стягивая ткань. Оказавшись под душем, включила воду — сначала горячую, почти обжигающую, как будто хотела сварить в себе все воспоминания. Пар заполнил пространство, зеркало сразу запотело.

И всё бы ничего, если бы не предстоял день. Новый, обычный день, где она — Гермиона Джин Грейнджер — должна встретиться с ним. С настоящим Драко Малфоем. Который, да, умный, язвительный, даже в чём-то очаровательный, но абсолютно не тот, кто носит полотенце так, что от этого хочется сжечь весь факультет к чертям.

Ее передернуло от воспоминания.

– Как я теперь ему в глаза смотреть буду? Он просто скажет: "Грейнджер", — а я в мыслях уже в белье. Всё. Репутации конец. Минус моральная стойкость. Минус контроль.

Она шлепнула себя по щеке. Легонько. Потом сильнее.

— Соберись, — прошептала. — Ты — Грейнджер. Ты прошла войну, экзамены и даже спор с Макгонагалл. Один горячий сон тебя не сломает.

На мгновение она задумалась.

— Хотя... сломал же, чёрт возьми.

Она прижалась лбом к кафелю, плечи дрожали, как от переохлаждения, хотя в теле пульсировал жар. Всё ещё.

— Надо просто снять напряжение, — сказала себе. Как будто это была чисто техническая задача. Всё равно, что размять плечи после долгого письма. Только ниже. И гораздо... интимнее.

Она провела руками по телу, сначала просто привычно — плечи, грудь, живот. Потом чуть ниже. Пальцы замерли. Она закрыла глаза.

— Это не из-за него. Просто физиология. Просто... расслабиться.

Один вдох. Один выдох.

Пальцы скользнули к центру жара. Она сразу застонала — тихо, почти в удивлении от того, насколько всё внутри отозвалось. Она прижалась к стенке, одна рука оперлась о кафель, вторая — продолжала. Медленно, кругами, легко касаясь клитора. Вода стекала по телу, по груди, по бедрам, превращаясь в нечто почти чувственное.Пульс ускорился. Пальцы двигались увереннее, быстрее. Она раздвинула ноги чуть шире, спиной скользнув вниз по влажной плитке. Вздох сорвался с губ. Она представила... нет, не должна. Но уже поздно. Образ был слишком ярок. Его рот. Его пальцы. Его взгляд. Она стонала, шепча его имя — не вслух, но внутри, словно заклинание. Всё сжалось, как перед рывком. Тело выгнулось. И — взрыв. Внутренний, тёплый, мягкий, но сокрушительный. Она вскрикнула — тихо, глухо — и замерла, пока тело сотрясалось от освобождения.

Когда всё закончилось, она просто сидела. Вода лилась, пар висел в воздухе, как шаль. Внутри — тишина. Не пустота. Просто... покой.

— Сняла напряжение, — пробормотала она с иронией. — Моральный ущерб потом компенсирую... книгами.

Она выключила воду, промокнула тело полотенцем, завернулась и посмотрела в запотевшее зеркало.

И впервые — чуть улыбнулась. Смущённо. По-настоящему.

— Это всего лишь сон. Но мне теперь с этим жить в реальности.

Она вышла из ванной. Новый день начинался. Сложный, полный уроков, задач... и одного Малфоя.

— Только бы он не улыбнулся. Или, хуже, не сказал ничего, — пробормотала она, надевая форму. — Тогда точно выдам себя.

Она вздохнула и пошла в Большой зал завтракать. Ей необходимо кофе. Очень, очень крепкий.

***

Утро пахло тыквенным пирогом и свежеиспеченным булочками. В воздухе висел аромат корицы, гвоздики и какого-то сладкого волшебства — как это бывало только в Хогвартсе в октябре. Гермиона шла по коридору в своей мантии старосты, белой блузке и черной юбке. На голове, как обычно, был свободно завязанный пучок.

Она толкнула двери Большого зала — и сразу, как по инерции, взгляд ее скользнул влево.

Слизеринский стол.

Пусто. Его не было.

И облегчение накрыло, как теплое одеяло. Настолько резкое, что она выдохнула:

— Спасибо, Мерлин.

Какая-то третьекурсница из Пуффендуя бросила на нее странный взгляд, но Гермиона лишь покачала головой и направилась к своему столу. Её желудок урчал, будто тоже переживал за неё. Ну или просто требовал компенсации за психо-эмоциональную встряску.

У гриффиндорского стола, ближе к краю, сидела Джинни. Гарри, похоже, ещё не пришёл. У девушки были на глазах лёгкие тени, волосы распущены, ложка мешала овсянку сама — явно с помощью ленивого заклинания.

— Доброе утро, — тихо сказала Гермиона, опускаясь рядом.

Джинни сразу отложила ложку и посмотрела на неё. Прищурилась.

— Ну здравствуй, измученная моралью душа. Ты в порядке?

— Я? Да. Конечно, — Гермиона пыталась выдать бодрость, но получилось скорее похоже на усталого призрака, притворяющегося живым.

— Говори сразу, — сказала Джинни, отхлёбывая чай. — Ты выглядишь, как будто всю ночь бегала за привидениями... босиком... и по лестницам.

Гермиона вздохнула, уперлась локтями в стол и закрыла лицо ладонями. Проговорила глухо:

— Мне снятся странные сны.

— Так. Уже интересно. — Джинни придвинулась ближе. — Мракоборцы? Пророчества? Армия жвачных жевательных драконов?

— Нет, — буркнула Гермиона. — Личные. Очень личные. Сны... с одним человеком. Но я не вижу его лица. Гермиона и хотела поделится с близкой подругой, но решила признание о том, что ей снится Малфой отложить на потом.

Джинни замерла на секунду. Потом медленно отложила чашку.

— О-о-о... — протянула она. — То есть ты хочешь сказать, что это...

— Ничего ты не думай, — резко сказала Гермиона. — Просто... бывают такие сны. В тумане, всё будто не до конца ясно. Но чувства — очень, очень чёткие.

Она уставилась в свою тарелку, не решаясь наложить еду. Руки дрожали едва заметно. Джинни положила свою ладонь поверх её.

— Ты выглядишь, будто не спала вообще. Он — тот, кого ты знаешь?

— Да. — Голос стал тише. — Но я будто не могу... понять кто. Как будто подсознание специально стирает лицо. Чтобы... не пугать меня, наверное.

Джинни кивнула, медленно. С уважением к хрупкости момента.

— И часто это происходит?

— Уже не в первый раз. Но сегодня... — Гермиона осеклась. Покраснела, но быстро отвела взгляд, прикрываясь чашкой кофе. — Было... ярче.

Джинни снова посмотрела на неё с сочувствием, и с искрой интереса.

— И ты не можешь распознать его? Ни голоса, ни взгляда, ничего?

— Голос... — Гермиона чуть не выдала себя, осеклась. — Нет. Он будто и знаком, и нет. Это же сон. Там всё смещено. Логика не работает. Только чувства.

Наступила короткая тишина. Джинни смотрела на неё чуть дольше, чем стоило бы. Гермиона почувствовала это и резко встала.

— Я сейчас. Возьму булочку. И яичницу. Может, еда поможет мне перестать сходить с ума.

Джинни тихо усмехнулась.

— Ты не сходишь с ума. Ты просто взрослеешь. А мозг иногда реагирует на это... весьма наглядно.

Гермиона шла вдоль стола, набирая еду, и чувствовала, как щеки все еще горят. Как странно — весь день впереди, столько работы, столько привычных дел — а её душа всё ещё не может вынырнуть из сна. Будто там, в том подсознательном тумане, осталось что-то важное. Что-то... чего ей не хватает в реальной жизни.

И, конечно, это что-то носило голос... который она знала.

Завтрак постепенно превратился в обычную утреннюю болтовню. Джинни, заметив, что Гермиона не хочет углубляться в тему снов, не настаивала. Она была удивительно чуткой — именно в тех моментах, когда нужно. Разговор легко скатился к обсуждению расписания, травологии, к ужасно занудному эссе по трансфигурации и новым метлам.

— Гарри в восторге от своей новой Молнии, — заметила Джинни, отпивая чай. — Но притворяется, будто она ему досталась случайно. Угу. Случайно, ага, после победы над Волдемортом.

Гермиона усмехнулась краем губ.

— Он всегда такой. Получит что-то невероятное — и первый же его инстинкт: спрятать, не выделяться.

— А ты? Ты бы хотела, чтобы все знали, если тебе досталась лучшая метла в мире?

— Если бы я летала — может быть, — пробормотала Гермиона, допивая кофе. — Но я предпочитаю твёрдую почву под ногами. И книги.

— Слишком предсказуемо, — фыркнула Джинни, — даже для тебя.

Они обе чуть улыбнулись. Было хорошо вот так — почти как раньше. Без тревоги. Без пробелов в памяти, что оставляют сны. Без...

— Доброе утро, — раздался голос Гарри. Он подошёл с сумкой висящей как обычно через плечо, уставший, но в хорошем настроении. — Я успел?

— Только если умеешь завтракать за две минуты, — ответила Джинни. — Через семь минут у вас трансфигурация.

— Ага. Ну, отлично. А то я как раз планировал подавиться тостом, опоздать, и чтобы Макгонагалл наложила на меня временное заклинание превращения в будильник. Жаль в него будет нельзя налить кофе.

— Гарри, — строго сказала Гермиона, но без особой злости. — Ты снова не спал?

— Немного. У меня эта метла, — он кивнул в сторону, — и я всё пытаюсь понять баланс. Она слишком чуткая. Почти как живая.

— Это ты слишком мертвый с утра, — буркнула Джинни. — Иди хоть что-нибудь съешь.

Пока Гарри рылся среди тостов и колбасок, Гермиона уже стояла. Резкий внутренний импульс — будто воздух в зале стал тяжелее. И мысль: если я не пойду сейчас — не выберусь из этих мыслей до обеда.

— Я в кабинет.

— Уже? — удивилась Джинни. — Гермиона, он даже, наверное, еще не открыт...

— Всё равно, — коротко бросила она и, не дожидаясь ответа, развернулась.

Коридоры в это время были почти пустыми. Лёгкий утренний свет пробивался сквозь витражи, окрашивая стены в мягкое золото и синий. Гермиона шла быстро, с книгой под мышкой, не совсем осознавая — куда именно. В библиотеку ли. Или просто подальше от сна, что не отпускал.

На повороте у лестницы она резко остановилась — слишком поздно. Из-за угла вышел он.

Они почти столкнулись. Он тоже шёл быстро, но увидел её за секунду до столкновения. Вскинул брови, сделал шаг в сторону, словно пропуская.

— Грейнджер, — коротко.

Он не сказал это с насмешкой. Не сказал с холодом. Просто — как факт. Как будто её присутствие тут не удивляло, но и не радовало.

— Малфой, — сдержанно кивнула она, уже было собираясь обойти.

И вдруг — мелькнуло.

На его лице — еле заметная, мгновенная улыбка. Почти невидимая.

Но Гермиона уловила её. Не потому, что ждала. А потому, что за три ночи ее сознание уже научилось искать его черты — даже там, где их быть не должно.

Драко быстро отвернулся. Улыбка исчезла, как будто её и не было.

Он пошёл мимо, не оборачиваясь. А она стояла, как вкопанная.

Сердце стучало не быстро, но глухо. Тяжело. Как будто за каждой секундой — что-то недосказанное, неясное.

Она выдохнула и даже не взглянув в сторону класса, свернула в другую сторону. Астрономическая башня, ей срочно нужно покурить.

***

В класс трансфигурации Гермиона влетела почти через десять минут после начала. Для неё это катастрофа. Непростительное опоздание.

— Мисс Грейнджер, — голос профессора Макгонагалл был как всегда сух и точен,

— приятно, что вы всё же решили присоединиться.

— Простите, профессор, — быстро заговорила Гермиона, стараясь держаться уверенно.

— Я немного задержалась с отчетом старосты. Мне не понравилось, как я всё оформила, пришлось переписывать.

Минерва Макгонагалл смерила её взглядом поверх очков.

Казалось, она поняла, что отмазка — выдумка. Но промолчала. Только кивнула в сторону свободного места:

— Прошу, мисс Грейнджер.

Гермиона кивнула, прошла вглубь класса и машинально огляделась — и резко застыла внутри, хотя снаружи осталась спокойной.

Чёрт. Как она могла забыть? Совмещенный урок. Гриффиндор и... конечно. Конечно. Слизерин. А это значит, и он здесь.

Она заставила себя не искать глазами платиновую макушку, не сканировать зал. Просто двинулась к Гарри и села рядом, будто так и было задумано.

Старалась сосредоточиться на тетради, на заданиях, на голосе профессора. Но периферическое зрение выдавало её с головой.

Он сидел правее, двумя партами впереди.

Расслабленно, чуть откинувшись, слушал Макгонагалл с тем самым снисходительно-вежливым лицом, каким обычно встречают скучную оперу.

Драко Малфой.

С этого ракурса она могла видеть его четко. И при этом не выдавать себя. Её взгляд скользил поверх его плеч, выше головы, на доску. Но он оставался в поле зрения.

Как пятно на стекле, которое нельзя стереть, а только принять.

Иногда он поворачивал голову к какому-то слизеринцу позади и говорил что-то негромко.

И каждый раз, когда его лицо оказывалось чуть в профиль, в голове у Гермионы вспыхивали воспоминания.

Профессор Макгонагалл что-то диктовала, студенты записывали, кто-то смеялся тихо над неудачным превращением салфетки в веер.

А Гермиона, с тетрадью перед собой, механически выводила строки, не замечая, что слово "заклинание" она написала трижды подряд.

— А теперь, — произнесла профессор Макгонагалл, проходя мимо рядов с прямой спиной и сложенными за спиной руками, — практическая часть.

Вы будете работать в парах. Прошу — быстро и без возмущений.

По классу прошёл лёгкий гул: кто-то переглядывался с друзьями, кто-то уже вставал, чтобы пересесть.

Гермиона повернулась к Гарри — но в этот момент услышала:

— Поттер, вы с мистером Финниганом. Мисс Грейнджер... — пауза, слишком долгая, чтобы быть случайной, — с мистером Малфоем.

Когда Гермиона услышала своё имя в паре с Малфоем, воздух вокруг словно стал гуще. Звуки утихли, будто кто-то наложил заклятие тишины — но только внутри. В груди кольнуло, как от падения с высоты, хотя она стояла на ногах. Её пальцы сжали перо чуть крепче, чем нужно, и оно хрустнуло в руке.

— С Малфоем, — повторила Гермиона про себя, как приговор. Или же как вызов.

Он уже стоял, ожидая, небрежно прислонившись к краю стола, и, кажется, знал, что она будет тянуть. Но не торопил. Просто ждал. Как всегда.

Она подошла, каждый шаг давался тяжелее, чем следующий. Казалось, весь класс следил за ними глазами. Особенно слизеринцы — с их вечным подспудным интересом, будто предчувствием шоу. Но Драко не бросил ни одной колкости. Не усмехнулся. Только коротко кивнул. Вежливо. Почти уважительно.

— Привет, Грейнджер, — тихо, негромко, чтобы никто не услышал. Голос бархатный, ленивый. Словно он произносил не имя, а пробовал его вкус.

Она не ответила. Просто села. Слишком быстро.

На стол положили заготовку для оживления — деревянную фигурку, вырезанную с точностью до пера. Птица. Пустая. Спящая.

Макгонагалл дала команду начинать.

— Я начну, — сказала Гермиона и удивилась, как хрипло это прозвучало. Она прочистила горло. — То есть... если ты не против.

— О, ни в коем случае, — усмехнулся он, всё ещё не садясь. — Я люблю наблюдать.

Он остался стоять, как будто изучал её. Даже не смотрел на фигурку. Только на неё.

Она старалась не замечать. Подняла палочку, сделала плавное круговое движение и шепнула:

— Viviformenta.

Из кончика палочки вырвался мягкий, светло-золотой поток. Он окутал птицу, волной пронесся по её крыльям. Дерево дрогнуло, словно затрепетало изнутри, но не более. Птица слегка наклонила голову, но так и осталась сидеть, будто сомневаясь — оживать или нет.

— Ты всегда такая аккуратная, — пробормотал Малфой, и Гермиона вздрогнула. Он всё ещё стоял, чуть склонившись к ней. Его голос был слишком близко, слишком тихий, слишком... личный.

— Что? — Она резко повернула голову.

— Всё по правилам. Чётко. Контролируемо. — Он наконец сел рядом, и расстояние между ними стало совсем маленьким. — Даже в магии ты боишься отпустить что-то.

— Я ничего не боюсь, — с вызовом, слишком быстро.

— Нет? — Он посмотрел прямо в её глаза. — Тогда почему каждый раз, когда я подхожу ближе, ты замираешь, как эта птица?

Она не знала, что ответить. Слова застряли где-то в солнечном сплетении. В ней поднималась волна — не страха, а чего-то гораздо опаснее. Тепла. Неловкого желания. Смятения.

— Покажи, как надо, раз такой умный, — выдавила она.

Он чуть наклонился вперёд, и его рукав коснулся её руки. Случайно. Или нет. Он поднял палочку, взгляд всё ещё на ней — не на птице.

— Viviformenta, — сказал он, почти шепотом, и в его голосе было что-то завораживающее.

Серебристый свет вспыхнул, как молния, обволакивая фигурку. Но не жестко — будто сквозь воду. Птица издала звонкий чирик, встрепенулась и с лёгкостью взмыла вверх, зависла, как будто подчиняясь не заклинанию, а... воле.

Гермиона не сразу поняла, что всё это время смотрела на него. Не на птицу, не на палочку, а прямо на него — слишком открыто, слишком долго. Малфой сидел рядом, всё тот же: прямой профиль, почти высокомерная осанка, но... нет. Сейчас в нём было что-то другое.

Она моргнула, и сердце встрепенулось.

Этот изгиб губ. Это выражение лица. Она уже видела это — во сне. Там, где всё было слишком живо, чтобы называться фантазией. Где рука Драко касалась её затылка с нежностью, которая никак не укладывалась в привычный образ Малфоя. Где его губы...

Где она знала их вкус.

Слишком ясно. Слишком точно.

Грудь сжалась. Воздух стал плотнее, и на миг ей захотелось повернуться и уйти — не потому что страшно, а потому что сейчас она почти почувствовала то же, что тогда. Эту опасную, пульсирующую близость, от которой невозможно спрятаться.

«Это был просто сон», — попыталась она сказать себе. — «Просто...»

Но когда снова взглянула на него — он уже смотрел. Прямо на неё. Глаза прищурены, губы тронула едва заметная, ленивая, но многозначительная ухмылка. Как будто он уловил каждую эмоцию, проскользнувшую на ее лице. Как будто ждал. И знал, что она вспомнила.

Проклятый змей.

Он не сказал ни слова. Только чуть склонил голову, будто приветствуя её реакцию. И этого было достаточно.

Гермиона отвернулась резко, слишком резко, чтобы казаться спокойной. Пряталась за страницами тетради, за карандашной линией, которую выводила дрожащей рукой. Но мысль уже врезалась в сознание и не уходила: « Это был не просто сон.»

И он тоже там был.

— У тебя бывают сны, Грейнджер? — спросил он внезапно, будто ни к чему.

Она замерла.

— Что?

— Просто интересно. Ты, наверное, из тех, кто и во сне анализирует всё по пунктам. Категория А, чувство Б. — Его голос снова стал легким, почти ленивым, но глаза были напряжены.

— Я не понимаю, о чём ты, — быстро сказала она и отвернулась. Слишком быстро.

— Не понимаешь. — Он кивнул, откинулся на спинку. — Жаль.

Птица опустилась обратно на стол. Взглянула на них обоих, будто что-то поняла. И клюнула Драко в палец.

— Она выбирает странные цели, — сказал он, не сводя с нее взгляда.

— Она отражает волю заклинателя, — машинально ответила Гермиона. И тут же пожалела.

Он приподнял бровь. Уголок губ дернулся.

Макгонагалл прошлась между рядами, проверяя результаты. Гермиона уткнулась в свою тетрадь, притворяясь, что делает пометки. Но рука ее дрожала. Она не чувствовала пальцев.

В воздухе между ними — что-то пульсировало. Неназванное. И пугающе близкое.

Урок закончился, как будто выстрел — резкий голос Макгонагалл, звук закрывающейся книги, скрип передвигаемых стульев. Гермиона не стала дожидаться общего гула. Она схватила тетрадь, впихнула её в сумку вместе с пером, которое выскользнуло наружу, и вылетела из кабинета, как будто её гнал огненный змей.

— Эй! — окликнула Джинни, чуть не врезавшись в нее в дверях. — Ты куда так...?

— Потом! — отмахнулась Гермиона, не замедляя шаг, почти бегом уносясь по коридору.

— Это что, слёзы? Или тебе просто жарко стало рядом с Малфоем?! — не унималась Джинни за спиной.

— Джинни! — рыкнула Гермиона, не оборачиваясь, и ускорила шаг.

Джинни только приподняла бровь, глядя ей вслед, и что-то шепнула Невиллу, который смотрел на всё с абсолютной дезориентацией.

Комната старосты — наконец-то. Гермиона закрыла за собой дверь и обессиленно прислонилась к ней спиной. Сердце стучало всё ещё как после погони. Руки дрожали. Она медленно, очень медленно опустилась на кровать и наконец позволила себе дышать нормально.

Он смотрел на неё. Улыбался так, как будто знал.

— Он что-то знает, — сказала она вслух, сама себе, и сразу же вскочила. — Он... он не мог. Он не мог!

Сквозняк магической логики пронесся по голове: легилименция.

На долю секунды... когда он смотрел на неё. В тот момент, когда она вспомнила сон — как будто он тоже знал. Или... узнал.

— Он мог это сделать, — пробормотала она. — Малфой всегда был силён в ментальной магии. Он мог это использовать. Ради шутки. Или...

Нет, чушь. Она бы почувствовала. Её учили, как ощущается вторжение. Это... как чужая рука у тебя в голове. Холодная, липкая, чужая. А тут было... наоборот. Слишком мягко. Почти... знакомо. Как будто внутри была она сама. Только другая. Сон. Именно тогда это впервые случилось. Лицо, силуэт, голос. Шепот, скользящий по коже. Поцелуй. Гермиона резко остановилась. Вкус его губ — будто открылся на языке снова. Горячие, напористые, с легкой дрожью в начале, как будто и он боялся... как будто это было впервые. Слишком реалистично. И слишком ярко, чтобы быть просто игрой воображения. Но нет, нет, нет. Малфой не может быть частью её подсознания. Не должен.

— Может, это я сошла с ума, — бормочет она, теряя тапок, но не замечая.

— Может, просто совмещение стресса, бессонницы и... гормонов. Ха. Глупость.

Она резко посмотрела в зеркало. Щёки горят. Глаза — беспокойные, зрачки расширены. Как будто кто-то только что прикоснулся к тебе, но не к телу — к самому центру внутри.

— Он что-то знает, — шепчет она, подходя ближе.

— Но не потому, что лазил в моей голове. Я бы почувствовала. — Пауза. И вздох. Такой... женский, усталый.

— Или я просто хочу, чтобы он ничего не знал. — Она опустилась на кровать, глядя в потолок. Несколько секунд ничего не происходило. А потом она схватила подушку и накрыла ей лицо.

— Ну пожалуйста, пусть это просто сон, — прозвучал её голос глухо и обреченно,

— и он просто случайно чертовски хорошо выглядит в профиль...

Неожиданный и громкий стук в дверь прервал мыслительный процесс, и из-за двери послышался голос.

— Гермиона! — голос Джинни звучал решительно. — Если ты сейчас не откроешь, мы решим, что тебя похитили гномы, и пойдем мстить за тебя в Хогсмид!

— С огненными пирожками и песнями протеста, — добавил Гарри с абсолютно серьёзным видом. — Хотя я бы предпочёл просто горячий шоколад.

Гермиона вздохнула, встала с кровати и подошла к двери. Щёлк замка — и в комнату ворвались два лица, полные энтузиазма.

— Ты выглядишь... — Джинни смерила её оценивающим взглядом. — Как человек, который или только что проснулся, или только что открыл в себе глубокую драму.

— Я... размышляла, — сухо ответила Гермиона и тут же добавила: — И собиралась в библиотеку. У меня ещё куча материала по лекции Бинса. Он упомянул «Междоусобные конфликты кельтских колдунов», а в книге, которую я брала, не хватало трёх разделов!

— Конечно, Гермиона, — сказал Гарри, стараясь выглядеть сочувственно. — А у нас выходной, сладости, прогулка и ни одного упоминания Бинса. Как ты вообще сопротивляешься?

— Я в норме, правда, — попыталась улыбнуться она. — Просто хочу чуть продвинуться с заданием. На следующей неделе контрольная, если ты забыл.

— Она будет через восемь дней, — уточнила Джинни. — Мы посчитали. И это делает сегодня — священным выходным без Бинса.

— Гарри, скажи ей, — обратилась она к парню. — Скажи, что Хогсмид лечит лучше, чем сон и кофеин.

— Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Я слышал, что библиотека дает побочные эффекты вроде сухости в глазах и желания вступать в дебаты с портретами.

Гермиона не удержалась от короткого смешка.

— Я правда не могу. Мне нужно доделать это. Без паники, я переживу субботу без сливочного пива. Серьёзно.

— Ну ладно, умница, — Джинни обреченно подняла руки. — Только знай: если к вечеру ты сама на себя наложишь заклятие «тишина, чтобы думать», мы не приедем тебя спасать.

— И оставим тебе тыквенный пирог, — добавил Гарри. — Один кусочек. Может быть.

— Вы — ужасные, — усмехнулась Гермиона, отходя обратно к столу. — Но я вас люблю.

— И мы тебя, зануда, — Джинни обняла её кратко, но крепко. — Только не копайся в книгах до самого сна. Иди прогуляйся потом, хотя бы к озеру. Солнцу лицо свое покажи.

— Проветри мозги, Грейнджер, — улыбнулся Гарри. — А то перегреются и расплавят пергамент.

Он подмигнул и, вместе с Джинни, скрылся за дверью, оставив за собой легкий шлейф доброй иронии. Звуки затихли, в комнате вновь стало тихо, Гермиона вздохнула. Она повернулась к открытому сборнику, но взгляд её скользнул мимо страниц — в никуда.

Она правда хотела пойти. Хоть на час.

Но внутри было слишком громко.

И слишком непонятно.

Гермиона долго сидела в кресле после ухода Гарри и Джинни, задумчиво глядя на закрытую дверь. Сначала ей казалось, что она никуда не пойдёт. Ни в Хогсмид, ни за пределы библиотеки, ни тем более — к озеру, куда она втайне так часто тянулась в моменты, когда мысли становились слишком громкими. Но спустя несколько минут в тишине комнаты, под аккомпанемент щелкающего пера, упавшего со стола, она вдруг встала.

«А может, правда... проветриться?» — устало подумала она, протирая ладонями лицо.

Она потянулась, почувствовав, как затекли плечи, и поняла, что и правда нуждается хоть в какой-то передышке. Прежде чем окончательно принять решение, Гермиона пошла в душ.

Вода была горячей, почти обжигающей, стекала по спине тонкими струйками, как будто смывала остатки тревожного сна и липких эмоций после урока. Закрыв глаза, она стояла неподвижно, позволив пару наполнить пространство, мыслям — расплыться, а телу — отпустить утреннюю скованность.

— Это был просто урок, — убеждала она себя.

— Он просто... посмотрел. А я просто перегрелась мозгами.

Но вкус поцелуя из сна вспыхнул внутри, будто сама горячая вода подогревала это воспоминание, а не тело. В какой-то момент Гермиона резко выдохнула и открыла глаза.

— Хватит, — пробормотала она себе под нос.

Выйдя из душа, она вытерлась быстро, почти по-мужски, смахивая капли с кожи, будто стыдилась самой своей минутной слабости. Накинула мягкий хлопковый халат и пошла к шкафу.

Сегодня без мантии. Хватит быть правильной отличницей даже перед самой собой.

Она выбрала простые, но уютные джинсы, мягкий бежевый джемпер с высоким горлом и темно-синюю джинсовую жилетку. Волосы оставила распущенными — чуть влажные, они слегка вились, придавая её образу редкую неряшливую свободу. На губах осталась капля розового блеска, случайно мазнула перед зеркалом — и не стерла. Пусть будет.

Когда она спустилась по лестнице общежития и вышла на улицу, прохладный воздух мягко коснулся кожи, но не пробрался под жилетку. Осень была в самом разгаре — золотистые листья, будто огоньки, кружились в небе, опадая с деревьев, а вода озера, виднеющаяся вдалеке, мерцала тускло-серебристым светом.

Путь от замка до воды занял минут пятнадцать. Всё это время Гермиона шла молча, вслушиваясь в мягкий шорох своих шагов по траве, в ветер, играющий в кронах деревьев, и в собственное дыхание. Голова немного прояснилась. Сердце билось уже спокойнее, а в груди было что-то похожее на упрямое спокойствие.

Она дошла до берега, где было пусто. Гермиона опустилась на землю, обхватив руками колени, и посмотрела на гладь воды.

Там, в отражении неба и деревьев, ускользали мысли. Одни сменяли другие.

О снах.

О Драко.

О себе рядом с ним.

— Это всё нервы, — тихо сказала она себе, и достав из кармана пачку ментоловых сигарет, подцепила одну и подпалив краем палочки прикурила ее.

— Ого. Гермиона Грейнджер курит. Разрушается миф за мифом. Ай-ай-ай... как не стыдно, — раздался голос сбоку, ленивый, с явной насмешкой и почти театральным осуждением.

Гермиона вздрогнула так, что пепел с сигареты упал на джинсы.

— Мерлин, — прошептала она себе под нос, не поворачивая головы. — Есть хоть одно место в этом замке, где нет Драко Малфоя?

Он между тем подошёл ближе, и с тем самым, чуть снисходительным, выражением на лице, которое у Гермионы уже начало вызывать подергивание века, достал из внутреннего кармана мантии тонкую черную пачку.

Без названия. Без герба. Только матовая поверхность и золотистая тонкая полоска.

Он открыл ее, достал сигарету — крепкую, терпкую, без запаха, как и положено Малфою, — и, щелкнув пальцами, прикурил. Без палочки. Простой щелчок.

Магия была в каждом его движении, не демонстративной, скорее врожденной. Она лилась с него, как шелк.

— Надо было угадать. Ты из тех, кто курит не потому, что нравится, а потому что хочет доказать, что может, — проговорил он, выпуская дым тонкой струей в бок. Его голос звучал спокойно, но с той самой примесью — вызывающей, скользкой, как прикосновение, которое только кажется случайным.

Гермиона медленно повернулась, встретившись с ним взглядом. В ней боролись две сущности — старая, уверенная, правильная Грейнджер, и вот эта... новая, у которой дрожали пальцы, когда он подходил слишком близко.

— Ты здесь зачем, Малфой? У озера тоже совмещенный урок? — сухо произнесла она, делая затяжку и выдыхая в сторону, чтобы дым не задел его. Хотя, может, немного и надеялась, что заденет.

Он чуть усмехнулся, не отводя взгляда.

— Свежий воздух, Грейнджер. Я, как и ты, люблю... проветривать голову. Особенно после тяжелого дня.

Она не ответила сразу. Только перевела взгляд на воду, будто там был ответ на всё. Он же продолжал смотреть — внимательно, почти с ленивым интересом, как будто что-то читал между ее морщинками у губ, в том, как она держит сигарету, как резко выдыхает.

— Ты изменилась, — сказал он вдруг, как будто просто констатируя погоду.

— Или... нет. Просто раньше ты пряталась лучше.

Пальцы Гермионы чуть дрогнули. Она медленно подняла на него глаза, прищурилась.

— Вечно тебе мерещится, что ты всех видишь насквозь, Малфой.

— Не всех. — Он усмехнулся, медленно выпуская струю дыма. — Только тебя. С детства был слаб к загадкам.

Она хмыкнула, обернулась обратно к озеру. Поджала губы, чтобы не выдать ни мысли, ни эмоции.

Он — рядом. Близко. Спокойный, расслабленный... но слишком внимательный. Словно играл с огнём, зная, что обжечься — это не конец, а начало.

Драко чуть наклонился вперед, опираясь руками на траву.

— Ну что, Грейнджер. Давай курить молча? Или рискнем поговорить?

Она не ответила сразу. Сделала очередную затяжку, глядя вперёд. Легкий ветер раздувал кончики ее распущенных волос, поднимал траву вдоль берега, гладил воду. Казалось, тишина между ними длилась слишком долго, чтобы быть случайной.

— Говори, — наконец произнесла она негромко, но без остроты. — Только, если это будет не про кровь, не про фамилии и не про твои остроты из второго курса. Я устала от твоих воспоминаний меня с худшей стороны.

Драко чуть усмехнулся, не оборачиваясь.

— Скажешь тоже. Думаешь, что кто-то тебя не помнит? Помнят даже те, кто не умеет читать и писать..

— Плохо начал, — отрезала она, сдерживая улыбку.

Он бросил взгляд в её сторону — неторопливо, с какой-то новой, непривычной мягкостью.

— А если серьёзно... — начал он, — мне бы хотелось, чтобы ты попробовала не думать обо мне как о том Малфое, который таскал за косу и называл грязнокровкой.

Она вздрогнула чуть-чуть, будто слово, даже не обращенное к ней, всё ещё могло резать. Но промолчала.

— Это не попытка извиниться, — продолжил он, — и не оправдание. Просто я... повзрослел. Наверное. Или стараюсь.

Он отвел взгляд, снова уставился на воду.

— Это тяжело — начать быть другим, когда у всех уже есть о тебе мнение.

Гермиона смотрела на него, не перебивая. И вдруг ощутила, что что-то внутри у неё тихо сдвинулось. Как замок, на который подбирали правильный ключ.

— Быть другим — не вопрос стараний, — сказала она после паузы. — Это... процесс. Постоянный. Иногда мучительный.

— Иногда, — кивнул он, снова повернувшись к ней. — Но иногда... вдохновляющий.

Он посмотрел в её глаза. Долго. Без нажима, без провокации. Просто — внимательно. Почти бережно.

— Мне бы хотелось, чтобы ты узнала меня таким, какой я сейчас. Не только тем, каким я был.

Гермиона прикусила губу. Сердце будто застучало чуть громче, но она не позволила себе показать это. Она только кивнула. Едва заметно.

— Это ты сейчас говоришь так как с каждой девушкой у озера? — спросила она с полуулыбкой, пытаясь разрядить атмосферу.

— Нет, — он тоже чуть улыбнулся. — Только с той, которая единственная заставляет меня нервничать.

Она смолкла. Выдохнула дым. И снова посмотрела в озеро.

Молчание между ними уже не давило. Оно... обволакивало. Как тёплый воздух перед грозой.

А в груди у неё вдруг стало чуть легче. И чуть страшнее.

Он рядом. Настоящий.

И, кажется, впервые — не враг.

Не призрак сна.

А просто... Драко.

Мальчик, который, возможно, стал мужчиной.

И этот мужчина — теперь смотрел на неё. Так, как до этого никто не смотрел. И это было странно.

— Можно я задам тебе странный вопрос? — вдруг сказала Гермиона, скосив глаза в его сторону.

— Ты уже задала. Но продолжай, — ухмыльнулся он, стряхивая пепел.

— Вот представь... закончился Хогвартс, экзамены сданы, войны нет, всё позади. Кто ты? Где ты? Чем занимаешься?

Он чуть приподнял брови.

— О, началось. Экзистенциальное* интервью от Гермионы Грейнджер. Что дальше? Спросишь, кого бы я взял на волшебный необитаемый остров?

*Экзистенциальное- относится к области существования, бытия человека, его жизни и переживаний.

— Только если сначала назовёшь свою зодиакальную пару, — хмыкнула она, не отводя взгляда. — Ну?

Драко на секунду замолчал, глядя в озеро. Дым из его сигареты таял, как паутина в воздухе.

— Я бы уехал, — сказал он спокойно. — Подальше отсюда. Желательно на другой континент. Начал бы всё с нуля. Без фамилии. Без чистокровных традиций. Без памяти о том, кем я был здесь.

Он перевёл взгляд на неё.

— Купил бы какую-нибудь крохотную лавку на побережье. Продавал бы книги. Или кофе. Или... что-то неважное, но настоящее.

Гермиона моргнула, не ожидая такого поворота.

— Вау. Малфой и лавка с книгами?

— А что? — он пожал плечами. — Я умею читать, между прочим. Иногда даже без помощи слуг.

Она хихикнула, прикрывая рот рукой. Смех вырвался неожиданно — светлый и искренний.

— Ладно, а если серьёзно, — сказала она, чуть приглушив голос. — Ты правда бы сбежал?

— Не сбежал. Просто... выбрал бы себя. Без давления. Без истории рода, висящей на шее, как мокрая мантия.

Он потушил сигарету о подошву ботинка и откинулся назад, опираясь на ладони. Его лицо вдруг стало немного уставшим, настоящим.

— А ты? — спросил он. — Кем будет великая Гермиона Грейнджер?

Она тоже потушила сигарету. Уселась с прямой спиной, словно собиралась защищать диплом.

— Министерство, конечно. Отдел магического права. Или, если получится, реформа законодательства по защите магических существ. И обязательно — библиотека в подвале и ежедневник на каждый месяц.

— Это звучит как ты, — мягко усмехнулся он. — Предсказуемо, скучно, идеально.

— Спасибо, — она склонила голову. — А ты — романтик в кризисе идентичности.

— Тшш, не разрушай мою тонко построенную маску таинственного одиночки.

Она снова улыбнулась. А потом, впервые за всё это время, посмотрела на него не как на Драко Малфоя из прошлого.

А как на кого-то, с кем, возможно, можно пить кофе у книжной лавки.

Молчание снова повисло между ними, но на этот раз, как уютный плед.

Солнце уже начинало клониться к горизонту, окрашивая озеро в янтарные тона. Ветер утих, и воздух стал плотнее, тише — как будто даже природа не хотела прерывать их разговор.

Они сидели рядом, не слишком близко, но достаточно, чтобы чувствовать друг друга. Молчание между ними теперь было иным. Не неловким — насыщенным. Как будто слова уже сказаны, а всё остальное можно просто... чувствовать.

— Пойдём? — спросила Гермиона, поднимаясь и стряхивая с джинсов сухую траву. — Пока не стемнело окончательно, а то Филч решит, что мы тут зелье варим на черный рынок.

— Ну, если только любовное, — лениво произнёс Драко, не спеша подниматься. — И то исключительно по рецептам, одобренным Министерством.

Она покачала головой и фыркнула, но губы её дрогнули в улыбке. Он встал, чуть поправил воротник жилета и, сунув руки в карманы, пошел рядом.

Дорога обратно тянулась неторопливо. Камни под ногами, легкий хруст листьев, чирикающие тени птиц где-то в ветвях.

— Завтра у нас длинный день, — сказала Гермиона. — Двойной Бинс и лабораторка по зельям.

— Звучит как пытка, — вздохнул Драко.

— Так вот... я всё равно собиралась завтра после ужина в библиотеку. Закончить работу по кодексам. Если хочешь, можешь присоединиться.

Он посмотрел на неё внимательно. И чуть дольше, чем нужно.

— Приглашение в библиотеку от Гермионы Грейнджер? Я должен надеть что-то официальное? Или подойдёт моя сдержанная харизма?

— Принеси мозги — этого будет достаточно, — спокойно ответила она.

Он усмехнулся, чуть наклонив голову.

— Встретимся там. В восемь?

— В восемь, — кивнула она, уже ступая на камень у входа в замок.

Но он задержался, и когда она повернулась к нему на прощание, он вдруг произнёс тихо, почти лениво, будто мимоходом:

— Иногда то, что происходит во сне, — всего лишь способ узнать, чего ты на самом деле хочешь, когда проснёшься.

И прежде чем она успела что-то ответить, он отвернулся и ушел в замок, не оглядываясь.

А Гермиона стояла на ступеньках, обхватив себя за локти.

Фраза висела в голове, как струна, тронутая пальцами. Она чувствовала её под кожей. И впервые за долгое время — не пыталась вытеснить.

Спасибо, что читаете, чувствуете и проходите этот путь вместе с ними.

Мне невероятно важно ваше внимание к деталям и сердцу этой истории.

Делитесь вашим впечатлением, буду ждать🖤

Следующая глава 10/08/2025(возможно раньше, следите за новостями в тг )