Часть 1
Привет всем ❤️✨Рада представить вам начало нового фанфика — долго к этому шла, много думала и переживала, и вот он наконец готов увидеть свет.Спасибо, что вы со мной♥Не забываем про отзывы и отметки мне нравится, это вдохновляет писать дальше.Погружаемся вместе в мир героев и их непростых чувств. Поехали! ❤️Благодарю мою Бету за исправление моих косяков при написании, ты лучшая, я тебя теперь никому не отдам❤️✨Так же мою Гамму за вдохновление и мотивацию❤️
Хогвартс восстановили удивительно быстро.
Словно кто-то хотел стереть последствия войны быстрее, чем они успели укорениться. Новые камни в стенах все еще отдавали теплом от прикосновения магии, потолки в Большом зале сияли чище прежнего, а лестницы послушно вращались, будто никогда не уводили в ловушки.
Гермиона знала - память не перестраивается, как стены.
Она шла по коридору, по которому год назад бежала с палочкой в руке, с окровавленным локтем и криком Гарри за спиной. Сейчас было тихо.
Не уютно тихо.
Вернувшись на последний курс - уже без Рона - она старалась держаться привычной схемы: библиотека, занятия, ещё библиотека. Гарри время от времени ходил с ней на завтрак, но он сам был занят - и Джинни, и учёбой, и начавшейся подготовкой к Аврорату. Рон не писал. Она и не ждала. Их прощание было каким-то... тихим.
Они просто переглянулись, стоя у окна в Норе, и Рон сказал:
– Нам, наверное, не стоит дальше пытаться.
И Гермиона только кивнула. Без слёз. Без сцены. Без последней попытки.
Так закончилась их история, которая, возможно, никогда и не была настоящей.
Она не скучала по нему. Нет – она скучала по тому ощущению защищенности, которое давали их отношения. По прежнему миру, в котором всё казалось простым: Гарри, Рон, она –троица, спасшая всех.
Теперь всё изменилось. Люди смотрели на неё иначе –с уважением, с благодарностью, с завистью. Но никто не приближался по-настоящему.
Гермиона чувствовала себя экспонатом, на который все заглядывают издалека, но никто не решается войти.
Часто она сидела в библиотеке у окна, в её любимом кресле у секции артефактов. Книги были привычным укрытием. Все было логично. В них были ответы. А в жизни –только вопросы. В один из таких моментов ее потревожил голос.
– Можно?
Вопрос прозвучал спокойно, чуть приглушенно.
Гермиона подняла глаза – и не сразу поняла, кто перед ней. Только когда он шагнул ближе, солнечный луч выхватил светлые волосы.
Драко Малфой.
Он стоял с книгой в руках, в черных выглаженных брюках, белой рубашке с закатанными рукава старался не встречаться с её взглядом.
Она молча кивнула. Он сел за столик рядом – не слишком близко, но и не далеко. И углубился в чтение. Это был не первый раз, когда он появлялся рядом. Он будто случайно оказывался в тех же местах: в общем вагоне поезда, по пути в Хогвартс, в зелёной теплице, в коридоре ведущем в библиотеку, на лестнице в сторону кабинета Трансфигурации. Всегда молча. Всегда сдержанно. И всегда один.
Никто не разговаривал с ним слишком долго. У всех были причины –он всё ещё Малфой. Пожиратель, пусть и уже бывший. Наследник фамилии, которая кричала о крови и деньгах. Но в нём было что-то другое. Что-то... надломленное.
Гермиона ловила себя на том, что следит за ним. Не намеренно – скорее, инстинктивно.
Как будто её подсознание пыталось понять, кем он стал.
И почему теперь он так по-человечески молчит.
Она старалась не думать об этом. Просто перевернула страницу. И сделала вид, что всё по-прежнему. Что её не смущает его запах –легкий, терпкий, с нотами зеленого чая и чего-то обжигающе пряного. Что её не цепляет его голос –глухой, низкий, не похожий на мальчишеское тявканье, которое она помнила.
Он впервые заговорил с ней сам два дня спустя.
На занятии по ЗОТИ.
– Грейнджер, ты не будешь против работать со мной в паре?
Он сказал это тихо, с лёгкой осторожностью. Без привычной надменности. Будто боясь быть отвергнутым.
Она кивнула, потому что кивать было легче, чем говорить.
И когда они стояли друг напротив друга, отрабатывая защитные чары, она впервые позволила себе посмотреть в его глаза. Светлые. Очень светлые. Почти прозрачные.
Как лед, переливающийся под бликами солнца.
– Ты хорошо держишь щит, – сказал он после, когда все расходились.
– Спасибо, – ответила она.
И почему-то это "спасибо" казалось почти... личным.
С той поры прошло несколько дней. Он больше не заговаривал с ней, но не исчез.
Он снова сидел в библиотеке, появлялся в коридоре, опять поглядывал на нее украдкими взглядами.
И молчал.
Она не понимала, зачем обращает на это внимание.
Не хотела. Но замечала всё: как он держит перо, как почесывает висок, когда задумывается, как улыбается, когда думает, что никто его не видит.
Он стал частью её фона.
Как дыхание замка. Как свет в витражах.
Как что-то, что уже невозможно не замечать.
***
Вечером после очередного посещения библиотеки Гермиона возвращалась в башню, где находились спальни Гриффиндора, медленным шагом, боясь разбудить тишину. Сердце эхом отдавалось в ушах, когда она шла мимо пустых аудиторий и фонарей, отбрасывающих длинные призрачные тени. Затем быстро сняла учебную форму и приняла горячий душ – струи воды обжигали плечи и спину, смывая усталость и дымку воспоминаний. Затем позволила себе закрыть глаза и забыться в тепле капель, но мысли не отпускали ее.
Когда холодная вода прокатилась по телу, Гермиона, сомкнув зубы, повернула кран. В плеске последней капли она увидела своё отражение: глаза тусклые, губы чуть бледнее обычного, щеки запавшие. Казалось, магия войны навсегда оставила след не только в душе, но и в теле.
Хватаясь за край раковины, она пыталась поймать ровное дыхание. Потом накинула мягкий халат и медленно прошла к кровати. Её мысли путались: в один миг ей хотелось забыться, а в другой – понять, что же происходит.
Она устроилась под одеялом, обняв подушку, и долгие минуты всматривалась в потолок. Каменные плитки казались живыми: трещины рисовали узоры, которые она не могла разгадать. Ее веки тяжелели, но сон не шел. Каждая секунда растягивалась, пока наконец глаза сами закрылись.
И мир изменился.
Она оказалась в библиотеке Хогвартса, но не той, где читала в свое свободное от занятий время. Эта библиотека была тёплой и неподвластной времени: за полками мягко мерцал свет, на столах лежали древние фолианты, а воздух был пропитан запахом старых страниц и травяных настоев.
За одним из столов, словно ожившая тень, восседал Драко Малфой. Его платиновые волосы падали на лоб, а напротив книги на столе горел крошечный светильник. Он повернул голову и улыбнулся — не надменной ухмылкой, а мягкой, чуть грустной улыбкой.
– Гермиона– промолвил он голосом, который звучал как эхо в тёплом зале.
– Не ожидал увидеть тебя здесь.
Она опустила взгляд на книгу перед собой, но слова заставили её поднять глаза. В воздухе между ними витала легкая дрожь. Несколько секунд она не могла ничего ответить, а потом тихо произнесла:
– Здесь так уютно, несмотря ни на что.
Он наклонился вперед, обхватив тонкими пальцами вокруг кружки с теплым кофейным напитком.
– Знание лечит раны, которые не берутся зельями, – сказал он и сделал глоток.
Гермиона улыбнулась в ответ, и смех её разносился лёгким колокольчиком, отзвуки которого наполнили библиотеку живой мелодией. Она не смущалась, не сдерживалась – в этом сне всё было иначе: её смех был чистым, без горечи утрат.
Драко отложил кружку и медленно пересел на стул ближе.
– Я давно хотел сказать тебе... — он замялся, слегка прикрыв лицо рукой. Но потом убрал её и посмотрел прямо. – Ты не представляешь, как много для меня значит видеть тебя здесь.
Её сердце ухнуло, а грудь сжалась от неожиданного тепла.
Он протянул руку, и их пальцы встретились на столе. Электрический разряд мгновенно пронзил всю её сущность. Она опустила голову и, не раздумывая, поднялась со стула. Драко встал и с лёгкостью обнял её за талию, прижав к себе.
Объятие было нежным и одновременно жгучим. Она ощущала его сердце, его дыхание, его силу и одновременно уязвимость. В этом прикосновении было всё: и страх, и надежда, и забытые воспоминания.
Она ответила ему взаимностью, обхватив плечи. Её волосы шуршали о его мантию, а губы жаждали прикоснуться к губам, но сон не давал завершения – они просто стояли, сплетенные в тёплом молчании.
И вдруг свет померк. Стеллажи рассеялись, и вдруг свет померк. Пространство опустело, стеллажи исчезли. Шаги раздались, будто по пустому залу — и остановились прямо у неё за спиной
Гермиона дернулась и резко открыла глаза.
Она сидела на своей кровати, простыня скользила по плечам, а густой холодный пот застыл на шее. Время снова обрело свои границы – часы неумолимо тикали в темноте, а из-под окна доносился отдаленный стук проекторов у портретной галереи.
Она глубоко вдохнула, прижимая ладонь к груди. В глазах ещё плавал дымок сна, а губы, казалось, онемели.
– Это... неправда, –прошептала она себе.
– Просто сон.
Но сердце ещё долго стучало, не разрешая сомневаться.
Она встала и быстрым шагом направилась в ванную комнату, чувствуя каждую каплю эха в груди. Она открыла кран, и окатила лицо холодной водой. Та лилась на лицо, смывая последние отблески сна. В зеркале Гермиона увидела четкую границу между прошлым и настоящим. В её глазах застыли вопросы, губы были сжаты в тонкую линию, а на лице читалось недоумение от случившегося. Почему он ей вообще приснился? Еще и с такими отношениями между ними.
Одевшись в форму, она вышла из башни. Коридоры Хогвартса казались еще пустыннее и длиннее. Запах свежей выпечки и горячего шоколада манил ее к Большому залу.
Когда она вошла, первое, что бросилось в глаза, – платиновые волосы над столом Слизерина. Он сидел там, с опущенной головой, но при её появлении снова поднял взгляд. Серые глаза встретились с её на миг.
В груди снова ёкнуло.
Она выпрямилась, прогнала мысли и направилась к столу Гриффиндора, где её ждали Гарри и Джинни.
– Доброе утро, Гермиона, – сказал Гарри, улыбаясь, но её ответ прозвучал странно сухо.
– Доброе, – откликнулась она, садясь напротив.
Хоть и ее поманил аромат выпечки, сейчас же, после встречи глазами с малфоем, у нее пропал аппетит, а мысли снова закружили в голове хороводом. Слышала ли она слова Гарри о домашних заданиях? Джинни спрашивала о расписании, но Гермиона варилась у себя в мыслях.
– Ты не спала? – осторожно спросила Джинни.
– Нет, — кивнула Гермиона, опуская взгляд в тарелку. – Скорее, я... видела странный сон.
Гарри и Джинни обменялись взглядом.
– Всё в порядке? – спросил Гарри.
– Да, просто... странный. Я ничего не помню, только чувство... – она замолчала, стараясь найти слова.
Сердце подсказывало, что это был не просто сон. И это знание трепетало в её груди, как крылья зажатого мотылька.
Она подняла голову и, наконец, посмотрела на друзей.
– Всё хорошо, – тихо сказала она себе. – Я пойду развеюсь.
Она встала из-за стола и направилась на Астрономическую башню. Первой пары у них сегодня не было, и она могла снова, как делала последнее время, остаться сама с собой.
***
Свет, пробивавшийся сквозь высокие окна Хогвартса, был холодным, зимним, почти хрустальным — он касался кожаных корешков книг в библиотеке, запутывался в арках сводов, ложился на каменные плитки коридоров, придавая им серебристо-голубой оттенок. Было тихо, непривычно тихо — как бывает только в особенные утра, когда школа будто замирает в ожидании чего-то невидимого, но неумолимо надвигающегося.
Гермиона шла по пустому коридору, не разбирая дороги. После завтрака, не сказав никому не слова — ни Джинни, ни Гарри, ни даже себе — она будто бы по наитию свернула к западному крылу, к лестницам, что вели ввысь. Ноги сами несли её, и каждое движение отзывалось странной легкостью, словно она перестала ощущать вес тела. Внутри что-то гудело, точно натянутый нерв.
На ней была форменная одежда: темно-серая юбка, строго по колено, белоснежная блузка с длинными рукавами и аккуратным воротничком. Галстук Гриффиндора, туго завязанный, лежал четкой полосой на груди, цвета его казались особенно насыщенными в этом утреннем свете — теплый алый и золото казались почти чуждыми на фоне её бледного лица. Мантии на ней не было — она оставила её в спальне, как будто заранее зная, что сегодня ей будет тесно в обычной школьной оболочке. Волосы, собранные в привычный пучок, уже начали рассыпаться: отдельные пряди, темные и мягкие, выбились и цеплялись за щёки, обдуваемые утренним сквозняком. Руки — открытые, без перчаток, пальцы чуть побелели от холода, но Гермиона не замечала этого. Каждый её шаг, каждое движение казались осторожными, будто она ступала по льду, скрывающему бездну, и вся ее сдержанность была последним якорем между разумом и чем-то, что грозило прорваться наружу.
Она поднималась.
Астрономическая башня была самой высокой точкой школы, самой открытой миру. Её спиральная лестница казалась бесконечной — каменные ступени, в которых веками втаптывали следы многие поколения, поднимались всё выше, выше. Стены здесь сужались, холод крепчал. Гермиона чувствовала, как пальцы начинают зябнуть. Где-то внизу хлопнула дверь, и эхо ушло вверх по спирали, потерявшись в камне. Она остановилась, прислушалась. Ничего. Только биение собственного сердца — глухое, чуть сбивчивое.
Ей казалось, что ночь не закончилась, что видения, пришедшие к ней во сне, продолжали жить, вцепившись в неё когтями.
Сон был беспорядочным и не поддавался логике. Лица возникали и исчезали, как отражения в потревоженной воде. Время скакало, миг за мигом сплетались в хаос, не оставляя точки отсчёта. Но сквозь этот водоворот пробивалось одно: чувство. Страх, острый и липкий, сжимающий грудь. И вместе с ним — другое прикосновение. Не пугающее, а медленно затягивающее в себя, как поток тёплой воды. Ладонь легла на её плечо, замершая, но не навязчивая. Движение — осторожное, как будто кто-то ждал разрешения. И она позволяла. Позволяла остаться, позволяла быть рядом. Шепот в темноте, голос, знавший ее до глубины души. И взгляд. Серый, пристальный взгляд, от которого было не спастись — да и не хотелось. Только безмолвная капитуляция, превращающаяся в тихое "да" внутри нее самой.
— Это же Драко Малфой, — прошептала она, уже стоя перед выходом на башню. — Почему именно он?
Сон не имел права быть таким. Не о нём. Не о том, кто всю жизнь смотрел на неё с презрением, кто насмехался, называл грязнокровкой, кто воевал по другую сторону. Он не должен был приходить в её сны. Он не имел права трогать её плечо, даже во сне.
Она не испытывала к нему ничего — ничего, кроме растерянности. Раздражения. Брезгливого непонимания. Или... так должно было быть. Так правильно. Так по-гриффиндорски. Но сон был, и он не отпускал. Он разъедал логику, точил принципы, будто кто-то чужой внедрился в её внутреннюю крепость и оставил там отметку.
Когда она вышла на открытую площадку башни, воздух ударил в лицо ледяной свежестью. Было не просто прохладно — холод пробирался сквозь ткань, заставляя кожу вздрагивать. Солнце стояло низко, но не несло в себе почти никакого тепла. Над головой — хрустальное небо, обрывки перистых облаков, легких и бесшумных, словно пыльца. От горизонта веяло сдержанной мощью зимнего дня.
Гермиона сделала несколько шагов вперёд и остановилась у перил. Камень под ладонями был ледяной, как гладь замерзшего озера. Она достала из кармана мятую пачку сигарет, вытащила одну, тонкую, с ментолом, и зажгла кончиком палочки. Слабая искра, легкое потрескивание — и сигарета начала тлеть. Дым обвил её лицо, и на миг стало чуть легче дышать. Привычка курить пришла к ней во время поисков крестражей — подхватила от Рона. Тогда это помогало справиться с тревогой. Кажется, и сейчас тоже.
— Просто сон, — повторила она. — Придурочный, нелепый сон.
Но её голос не был твердым. Он дрожал. Как будто в этом сне было что-то, что она не готова была признать. Что-то, что отзывалось в ней не логикой, не разумом — чем-то глубже. И от этого становилось по-настоящему страшно.
Она курила медленно, всматриваясь в горизонт, будто надеялась, что зимнее солнце вытянет из нее остатки ночного наваждения. Но вместо ясности — только лёгкий туман внутри. Ментоловый привкус на языке, холод на коже, и сердце, которое почему-то всё ещё билось не в ритм.
Когда сигарета догорела почти до фильтра, Гермиона аккуратно стряхнула пепел в сторону башенных перил, глядя, как он растворяется в воздухе, и прижала окурок к камню, чтобы потушить. Задержала взгляд на небе ещё на несколько секунд, словно ждала, что оно подаст знак — прояснит, развеет остатки сна.
Ничего не прояснилось.
Но пора было возвращаться.
По пути вниз она перебирала в голове факты. Малфой — бывший Пожиратель. Под следствием, хоть и избежал Азкабана. Спасен в последнюю минуту показаниями Нарциссы, а затем — Гарри. Да, он изменился. Особенно внешне. Сдержан, немногословен, держится как кремень.. Но это не делает его иным. Это не стирает лет ненависти, кличек, грязи, страха. Сон был лишь... бессознательной переработкой информации. Результат анализа. Нейронное эхо. Её мозг фиксировал перемены, оценивал, перебирал варианты.
Вот и всё.
Когда она вышла из башни, холод уже чуть отступил. Коридоры оживились: издалека доносились шаги, шепоты, в воздухе ощущалась лёгкая вибрация магии, словно стены просыпались вместе с учениками. Гермиона свернула к восточному крылу, где по расписанию должен был пройти первый урок.
Трансфигурация. Совместно со Слизерином.
Конечно. Почему бы и нет, — подумала она с долей сухой иронии. Как будто сама реальность решила издеваться.
— Просто не смотреть. Не замечать, — пробормотала про себя. — Его как будто не существует.
Она вошла в кабинет чуть раньше. Макгонагалл уже стояла у преподавательского стола, просматривала записи в журнале. Взгляд её был сосредоточен, строг, как всегда — но Гермиона уловила в ней что-то новое: может быть, усталость, а может, озабоченность. Но времени думать об этом не было. Гарри уже махал ей рукой, занимая место у окна, и она, не оборачиваясь, стремительно прошла к нему и опустилась рядом.
— Всё в порядке? — тихо спросил он, склонившись ближе.
— Конечно, — так же тихо ответила она. — Просто не выспалась.
Она открыла учебник, не дав возможности продолжить разговор. Сосредоточила взгляд на первой странице. Знакомые строчки, аккуратные параграфы, схемы, которые она знала наизусть. Надёжное укрытие.
А он вошел через минуту после неё. Тихо. Почти незаметно.
Она почувствовала это, как чувствуют изменение давления в комнате — не увидела, не услышала, а ощутила кожей. Секунда, две, и воздух стал... другим. Но она не подняла головы. Даже не повела бровью. Только перелистнула страницу. Осталась скованной, сосредоточенной, настороженной.
Драко Малфой прошел мимо и сел на свое обычное место — через два ряда, ближе к центру. Гарри незаметно бросил взгляд в его сторону, затем снова на Гермиону, но промолчал.
Он смотрел на неё.
Не вызывающе. Но пристально. В затылок. В лопатку. В край блузки, где та чуть натянулась от движения плеча. Его взгляд был выверенный сдержанный — но цепкий. Он будто искал ответ. Или вопрос.
Гермиона этого не видела.
И не собиралась видеть.
Она сидела прямо, почти идеально, держа перо в пальцах с механической точностью. Внимание её было приковано к словам профессора, голос Макгонагалл звучал чётко и отстраненно, и это помогало. Монотонность теории. Правила. Формулы. Безопасная территория. Привычная.
Он был всего лишь однокурсник.
Бывший противник.
Объект анализа.
И ей не снился. Ей снился кто-то другой. Кто-то чужой в знакомой оболочке. Вот и всё.
И всё равно внутри — глухо, глубоко — будто бы что-то дернулось. Но Гермиона сразу задавила это движение. Загнала его обратно в самый темный угол сознания, туда, где хранились сны, которых не должно было быть.
***
Урок близился к концу. Последние слова заклинания исчезли с доски по взмаху палочки Макгонагалл, и в кабинете повисла привычная, почти умиротворяющая тишина, прерываемая только лёгким поскрипыванием перьев и шелестом страниц. Гермиона писала машинально, строки в тетради выводились с аккуратной педантичностью, но мысли её блуждали далеко. Она не слышала, как профессор закончила объяснение, не заметила, как однокурсники начали поднимать головы, оглядываясь в сторону преподавательского стола.
— Мисс Грейнджер, задержитесь, пожалуйста, — раздался ровный, спокойный голос Макгонагалл.
Несуровый. Невластный. Почти будничный, если бы не лёгкий оттенок... чего? — озабоченности? заинтересованности? — который Гермиона всё же уловила. Она вздрогнула, словно её коснулись рукой. В груди неприятно ёкнуло.
Сердце пропустило удар.
Она медленно подняла глаза. Макгонагалл не смотрела строго — просто стояла, слегка опираясь на край стола, руки были сложены перед ней. Выражение лица — нейтральное, может быть, даже чуть усталое. Но взгляд был направлен прямо на неё.
Секунду Гермиона молчала, будто не поняла. А потом кивнула — коротко, почти незаметно.
Шорох парт, стульев, шагов. Класс ожил: однокурсники начали собираться, переговариваясь вполголоса, убирая вещи. Кто-то уже на ходу смеялся, кто-то зевал. Гарри что-то тихо сказал ей, но она не уловила смысла — лишь слабо покачала головой. Он пожал плечами и пошёл к выходу, обернувшись на секунду. За ним вышли и все остальные. Она осталась одна в окружении тишины. Макгонагалл тем временем развернулась и скрылась в дверях кабинета, ведущего в её личные покои. Оставив Гермиону наедине с внезапной непривычной, тревожной неуверенностью.
Гермиона медленно положила перо. Свернула пергамент. Механически — как будто каждое действие происходило сквозь вату. Сложила пергаменты в стопку, тщательно выровняв угол к углу. Сунула всё это в сумку, повесила ремешок на плечо. Движения были четкими, как у человека, не желающего выдать внутреннюю дрожь.
Вдох. Выдох.
Она поднялась с места. Шуршание ткани, тихий скрип дерева. Пройдя мимо рядов, где только что сидели её однокурсники, она чувствовала: воздух будто сгустился, стал вязким, замедленным. Шаг — и гул сердца стал громче. Второй — и сумка на плече будто потяжелела. Наконец — дверь, уже чуть приоткрытая. Тень Макгонагалл мелькнула за стеклом.
Гермиона остановилась на секунду перед порогом. Её ладонь, уже дотронувшись до дверной ручки, замерла. Не от страха. Нет. От предчувствия. Как перед разговором, который может что-то изменить, даже если ты не знаешь, что именно. Будто мир, такой стабильный, может вдруг качнуться — и ты не сможешь вернуться обратно.
Она толкнула дверь.
Кабинет Макгонагалл был, как всегда, строг и светел. На полках — книги, аккуратные, рассортированные по темам. На стене — старинная карта Хогвартса и выцветшая фотография преподавательского состава времён Дамблдора. Огонь в камине потрескивал, создавая тонкий запах сгоревших поленьев. Солнечный свет струился сквозь окна, окрашивая комнату в мягкое золото. На столе — ничего лишнего: перо, чернильница, стопка документов.
Макгонагалл стояла у одного из окон, в профиль. Руки сцеплены за спиной. Она не обернулась сразу.
Гермиона вошла, не зная, почему всё внутри будто сжалось. Закрыла за собой дверь — тихо, будто боялась спугнуть тишину.
— Профессор? — её голос был тише, чем она ожидала. Почти неслышен.
Макгонагалл повернулась, взгляд её был внимательным — и неожиданно мягким. Без строгости, без упрека. Но слова еще не прозвучали.
Гермиона застыла, стоя посреди кабинета, не зная, зачем её вызвали. Только предчувствие внутри — словно что-то начинает сдвигаться с места.
— Профессор Макгонагалл, вы звали? — её голос был ровным, но в нем сквозила усталость. Она стояла прямо, но взгляд был опущен, как будто заранее готовилась услышать что-то тяжёлое.
Макгонагалл оторвалась от окна. Очки соскользнули чуть ниже на переносицу, и она посмотрела поверх них — строго, но не без участия.
— Да, мисс Грейнджер. Проходите. Присядьте, пожалуйста.
Гермиона подчинилась, опустившись на твёрдый, потертый временем стул перед массивным дубовым столом. Всё здесь дышало историей, и даже её тревога словно растворялась в этой древней тишине.
Макгонагалл сложила руки перед собой, выпрямив спину, как будто готовилась к важному объявлению.
— Прежде всего, я хочу, чтобы вы знали: я не принимаю таких решений легкомысленно, — начала она, медленно, с расстановкой. — Но ситуация требует вмешательства.
Она сделала паузу, давая Гермионе возможность сосредоточиться. Девушка уже напряглась: ей не нравились такие подводки. Никогда не нравились.
— Элоиза Монтгомери сложила с себя обязанности старосты Гриффиндора, — сказала директор. — Вернее, если говорить честно, я приняла решение отстранить её. К сожалению, в последнее время она не справляется — и это сказывается не только на дисциплине факультета, но и на моральной атмосфере среди студентов.
Гермиона чуть нахмурилась. Элоиза... стройная, всегда с безупречной прической, немного поверхностная, но старательная — она не казалась человеком, который бы опустил руки. Или... может, она просто не справлялась со всем этим шумом, хаосом, незаживающими следами войны. Гермиона знала, как это бывает.
— Я понимаю, — тихо сказала она. — Но причём тут я?
Макгонагалл подняла бровь.
— Мисс Грейнджер, — сказала она, и голос ее приобрел ту самую мягкую строгость, от которой редко удавалось уклониться, — вы и сами знаете. Вы обладаете авторитетом, разумом, чувством справедливости и — пусть вы этого и не хотите слышать — врождённой способностью к лидерству. Это не просьба и не комплимент. Это необходимость.
Гермиона резко отвела взгляд, уставившись в узор ковра у ног. Серо-зеленые волны, словно морская пена, изгибались и исчезали под её ботинками. Она не хотела этого. Не сейчас.
— Простите, профессор, но... я не уверена, что это хорошая идея, — она произносила слова осторожно, будто подбирала их, как стеклышки в калейдоскопе. — Я не думаю, что в состоянии стать для кого-то примером. Не в этом году. Я... сама ещё с трудом ориентируюсь в себе.
Макгонагалл не перебивала. Слушала внимательно. Потом встала и снова подошла к окну — за стеклом клубилось бледное небо, медленно плыли перья облаков.
— Знаете, мисс Грейнджер, — сказала она негромко, — после войны многие из нас стали другими. Уязвимыми. Сомневающимися. Слишком человечными. Но именно в этом сейчас сила. Мы не можем ждать, пока всё в нас залечится. Мы должны помогать другим — и иногда через это находим целебное и для себя.
Гермиона молчала. Эти слова звучали мудро. Очень по-профессорски. И слишком правдиво.
— Я не уверена, что меня примут, — прошептала она. — Не все считают меня... частью этого факультета в прежнем смысле. После всего, что было.
Макгонагалл обернулась, глаза её потемнели, но не от гнева — от решимости.
— Те, кто этого не понимает, либо сами запутались, либо боятся перемен. Но это не аргумент. Мы нуждаемся в людях, которые не боятся взять на себя ответственность, даже когда все кажется зыбким. А вы, мисс Грейнджер, — одна из самых отважных молодых волшебниц, которых я знаю.
Молчание затянулось. Гермиона чувствовала, как оно давит ей на плечи, но не холодом — тяжестью выбора.
Потом она медленно выдохнула и подняла глаза.
— Хорошо, — тихо произнесла она. — Но только если я смогу делать это по-своему. Без показного пафоса. Без формальностей.
Макгонагалл кивнула. В её глазах блеснуло что-то, похожее на удовлетворение — но как всегда, сдержанное.
— Именно на это я и рассчитывала.
Гермиона медленно поднялась со стула, почувствовав, как подкашиваются колени. Она была согласна, она это произнесла — и всё же внутри всё ещё что-то сопротивлялось, будто часть её оставалась за гранью этого решения. Она кивнула Макгонагалл, стараясь скрыть тревожную растерянность.
— Спасибо за доверие, профессор, — тихо сказала она, приглаживая рукой складку на юбке. — Я постараюсь не подвести.
Макгонагалл посмотрела на неё пристально, а потом чуть мягче, чем обычно, добавила:
— И, Гермиона... не забывайте: даже старосты имеют право на сомнения. Главное — не давать им управлять собой.
Гермиона слабо улыбнулась и коротко кивнула.
Слова профессора зазвучали в ней эхом — не отголоском приказа, а почти заботой.
Она открыла тяжёлую дверь кабинета, и та с характерным щелчком захлопнулась за её спиной. В коридоре было прохладно, воздух не имел книжного аромата и пах чем-то простым — камнем, сыростью, отдаленным ветром. Шаги отдавались эхом. Хогвартс жил — где-то хлопали двери, слышался детский смех, чей-то окрик.
Гермиона опустила взгляд, медленно пошла по коридору, поглаживая пальцами шов на манжете — так она делала, когда нужно было собраться. Мысли роились: Элоиза, ученики, обязанности, мантия старосты, Гриффиндор. Снова ответственность. Снова она.
— Эй! Гермиона!
Голос Джинни прозвучал неожиданно — легкий, бодрый, чуть насмешливый, как всегда. Она появилась из-за поворота, со спутанными волосами, в теплом кардигане поверх формы, с выражением легкой настороженности.
— Я как раз тебя ищу с завтрака, — сказала она и остановилась прямо перед подругой. — Но ты как привидение... Что у тебя с лицом? Ты с самого утра ходишь как будто... я не знаю... как будто тебе велели казнить кого-нибудь до вечера.
Гермиона едва улыбнулась, но больше из благодарности за тон Джинни, чем от веселья. Её ладонь всё ещё лежала на шве манжета, пальцы чуть дрожали.
— Мне только что назначили быть старостой факультета, — выдохнула она. — Вместо Элоизы. Её сняли.
— Что? — Джинни моргнула. — Подожди... ты?
— Я, — подтвердила Гермиона и прислонилась плечом к каменной колонне, — и, честно говоря, я пыталась отказаться. Я совсем не уверена, что это мне сейчас нужно. Или — что я вообще справлюсь.
Джинни на секунду замолчала, изучающе вглядываясь в подругу. Потом её лицо чуть смягчилось, и она шагнула ближе.
— Послушай, — тихо сказала она. — Если кто и может справиться — то это ты. Да, ты изменилась. Да, ты стала тише. Но, Гермиона, это не делает тебя слабее. Ты просто стала... глубже. А факультет это почувствует. Все почувствуют.
Гермиона молчала, только смотрела куда-то мимо, в витражное окно, где мягкий полудничный свет окрасил пол мозаикой алого и золота.
— Это снова всё как раньше, — сказала она, едва слышно. — Только уже не как раньше. И я не знаю, какой мне теперь быть.
Джинни ухмыльнулась, но очень по-доброму.
— Такой, какая ты есть. Этого более, чем достаточно.
Они стояли рядом, пока вдалеке не пробил колокол, возвещая о начале следующего урока. Гермиона выпрямилась.
— Ну что ж, — сказала она, с каким-то хрупким достоинством, — пойдём исполнять долг. Староста так староста.
И Джинни, смеясь, взяла её под руку, будто говоря без слов: я рядом, даже если ты не попросишь.
***
После урока у профессора Бинса, Гермиона не пошла в Большой зал. Ей не хотелось обсуждать домашние задания, ловить взгляды младшекурсников или слушать, как Луна снова рассказывает что-то неправдоподобное про астральных бабочек. Слишком много голосов, слишком мало тишины. После войны ей стало легче быть одиночкой, нежели находится постоянно в компании людей.
Она свернула в южный коридор, туда, где старые арки выводили к боковому двору. Обычно здесь ходили те, кто хотел побыть один. И Гермиона шла именно за этим.
Шаги отдавались глухо, почти успокаивающе. На стенах — мозаика времени: тёмный камень, потертые перила, потускневшие факелы. Она не спешила. Размышляла о графике патрулей, предстоящем совете старост и о том, сколько ещё раз придётся напоминать пятиклассникам, что туалет на третьем этаже закрыт не для веселья.
Мысль о Малфое всплыла неожиданно — как правило, всё ещё раздражающая. Не потому что он что-то сделал. А потому что не делал. Не язвил, не смотрел с пренебрежением, не провоцировал. Будто его всё это тоже утомило. Или — стало неважным.
Она решила не придавать этому значения.
Когда ступила под арку, ведущую во двор, столкнулась с кем-то плечом.
— Грейнджер, — сказал он спокойно.
Она уже знала, кто это, ещё до того, как подняла глаза. Интонация, осанка — всё в нём было слишком узнаваемым. Почти раздражающе выверенным.
Но она не дала себе сбиться. Прямая спина, ровное дыхание.
— Малфой, — кивнула она, сухо, вежливо. Без намека на интерес.
Молчание.
Он стоял близко, но не нарушал границ. Смотрел внимательно, будто чего-то ждал — реакции, слова, может быть, тени эмоции. Она же не дала ни одного из этих знаков.
Просто шагнула в сторону и пошла дальше — мимо него, во двор.
Он остался позади. Не сказал больше ничего. Не повернулся. И это было лучше всего.
На свежем воздухе стало легче. Каменные плиты сквера отбрасывали длинные тени, ветер трепал кроны у стены. Гермиона остановилась у парапета, прикоснулась ладонями к холодному камню.
Она позволила себе вдохнуть глубже, чем нужно.
Староста. Грейнджер. И ничего лишнего.
Так и должно быть.
Возвращаясь в покои Гриффиндора, Гермиона почувствовала, как усталость тянет каждую мышцу, словно тяжелым покрывалом. Коридоры замедляли ее шаг, свет факелов мягко мерцал, отражаясь в темных поверхностях каменных стен, и казалось, что сам замок устал вместе с ней, погружаясь в вечернюю задумчивость. Воздух был прохладен и свеж, напоенный тонким ароматом старой древесины и лёгкой пылью — запахом истории и памяти, что тут хранилась в каждом камне.
Войдя в комнату, она заметила мантию, аккуратно сложенную на краю кровати — темно-красное полотно с золотистым гербом Гриффиндора, который сиял, словно приглашая принять новую ответственность. Ткань была плотной и немного прохладной на ощупь, с изящными вышитыми узорами, напоминающими о древних традициях, но в ней все же чувствовалась новизна — судьба, которая теперь лежала на её плечах. Гермиона провела рукой по складкам мантии, словно проверяя, сможет ли она выдержать это бремя, принять новую роль и вести за собой других, особенно в ее моральном состоянии.
Переодевшись в мантию, Гермиона внимательно поправила волосы — аккуратный пучок, который всегда помогал ей сохранять порядок в мыслях. Каждый локон был уложен так, чтобы не мешать, не отвлекать, не выдавать ни малейшего признака усталости. Но в глубине глаз скрывалась тихая тревога, отголосок тех перемен, что неумолимо приходили в ее жизнь.
Она направилась в ванную комнату. Звуки её шагов сливались с приглушенным эхом, отражаясь от холодных плиток. Вода из душа хлынула горячим потоком, смывая с кожи усталость и оставляя после себя ощущение очищения и лёгкости. Капли с шумом падали на плиту, создавая мелодию, которая казалась одновременно и успокаивающей, и пробуждающей. Гермиона закрыла глаза, позволяя воде смыть вместе с потом и тревогой остатки дня, словно в молитве, которая не требовала слов.
Когда она вышла из ванной, пар от воды поднялся, заполнив помещение тонкой дымкой, и холодный воздух казался ещё более свежим, пробуждающим. Гермиона завернулась в мягкое полотенце, волосы, еще влажные, струящиеся тонкими прядями, вскоре она аккуратно собрала обратно в пучок.
Её мысли рвались в разные стороны — обязанности старосты, отношения с однокурсниками, и особенно — беспокойство о том, что этот новый путь может оказаться слишком тяжелым. Но она не позволяла себе останавливаться на сомнениях. Её шаги были твёрдыми, когда она покинула комнату и направилась патрулировать в библиотеку — её неизменное убежище от бурь и волнений.
Библиотека встретила её своей тишиной и умиротворенностью. В воздухе витал запах старых томов — сухая бумага, пыль веков и древесина книжных полок, пропитанная временем. Лучи вечернего солнца скользили по страницам, окрашивая пространство в мягкие оттенки золота и янтаря. Гермиона медленно прошлась между рядами, пальцы легко скользили по корешкам книг, пока взгляд не остановился на знакомом названии — том по истории магии, в потертой обложке из кожи, с затрепанными углами и полустертыми буквами.
Сев за один из столиков у окна, она раскрыла книгу и погрузилась в страницы. Слова уносили её далеко — в эпоху прошлого, когда магия вплеталась в ткань мира и её носители искали знания и мудрость. Чтение приносило облегчение — эти миры, заполненные фактами и датами, казались надежной опорой в хаосе собственных чувств. Ее окружал тихий шелест переворачиваемых страниц, мерное постукивание пера о бумагу, и едва уловимый аромат чернил.
За весь вечер она ни разу не встретила Драко — к счастью, их пути не пересеклись. Эта небольшая пауза в её мыслях была словно передышкой — шансом не быть втянутой в старые конфликты и недомолвки.
Когда сумерки за окнами поглотили последние лучи солнца, Гермиона почувствовала, как слабость вновь окутывает ее тело. Возвращаясь в комнату, она снова приняла душ — горячая вода смыла остатки напряжения, оставляя только тихую, глубокую усталость, которую нельзя было отринуть словами.
Лёжа в кровати под мягким пледом, она закрыла глаза и слушала ровное биение собственного сердца. В голове эхом звучали слова профессора Макгонагалл:
— Даже старосты имеют право на сомнения. Главное — не давать им управлять собой.
В темноте она позволила себе быть слабой — лишь на миг, прежде чем вновь стать той Гермионой, которая будет вести за собой, не показывая своих колебаний миру. Завтра будет новый день, и она будет готова встретить его.
Гермиона закрыла глаза, и мир вокруг медленно растворяется, уступая место зыбкой тьме сна. Тонкий покров осеннего тумана нежно окутывал её сознание, словно лёгкий шёлковый платок, пропуская вглубь ночи холод и загадку. Сон перенес ее в Хогсмид — деревушку, знакомую и одновременно новую, застывшую в поздней осени, когда деревья сбросили последние листы, оставив ветви голыми и строгими.
Улицы, выложенные каменной брусчаткой, гладкой и блестящей от недавнего дождя, были почти пусты. Фонари мягко разливались янтарным светом, играя бликами на мокрой мостовой, а тени, отбрасываемые ветвями, то и дело танцевали по стенам старинных зданий. Воздух был свеж и пропитан ароматом влажной листвы и тлеющего древесного дыма из каминов. Она шла рядом с Драко, его рука уверенно обхватывала её пальцы, согревая даже через тонкий слой ткани плаща. Гермиона чувствовала, как дыхание его — ровное и спокойное — отдаётся рядом, и это ощущение близости, столь непривычное и трепетное, пробуждало в ней что-то скрытое, тонкое и одновременно острое. На ней была её привычная темно-красная мантия старосты — идеально выглаженная, с золотистыми вышивками, оттеняющими её стройную фигуру, волосы аккуратно собраны в низкий пучок, и несколько прядей свободно спадали на лоб, придавая ей мягкость.
Они свернули в узкий переулок, где здания стояли так близко друг к другу, что казались почти сросшимися, а между ними струился холодный ветер, заставляя трепетать края мантий. Легкий шелест листьев под ногами и тихий стук их шагов создавали интимную атмосферу, словно весь мир исчез, оставив только их двоих.
Драко остановился, его взгляд задержался на Гермионе с необычайной открытостью и напряженной решимостью. В его глазах сверкала смесь смелости и нежности, и без единого слова он наклонился, притянув её к себе. Поцелуй был резким и жадным, полным скрытой страсти и томительного ожидания — словно разрывом ледяной корки, под которой дремал огонь.
Гермиона почувствовала, как тепло мгновенно растеклось по всему телу — волна за волной, пронизывая каждую клеточку, разгораясь в груди и отдаваясь мягким жаром в кончиках пальцев. Взгляд потускнел, дыхание сбилось, а сердце забилось так, что казалось, сейчас вырвется наружу. Это было нечто большее, чем просто прикосновение — пробуждение давно забытых чувств, глубоко спрятанных под слоем рассудка и осторожности.
Она не отстранилась, напротив, с лёгкой дрожью прижалась к нему сильнее, позволяя этому мгновению быть реальным и живым, пусть и всего лишь сном. Тишина вокруг наполнилась невысказанными словами, а холод осеннего вечера вдруг стал казаться приятным, когда внутри разгоралась тихая, но мощная искра.
Внезапно мгновение оборвалось — сон рассеялся, уступая место резкой реальности. Гермиона открыла глаза, охваченная тревогой и недоумением. Сердце стучало быстро и неровно, мысли путались, а тело оставалось словно парализованным после долгого пробуждения. Она сидела на кровати в своей комнате в спальне Гриффиндора, с мантией старосты, свернутой аккуратным рулоном на изножье, и легкими прядями волос, которые ей нужно было заправить обратно в пучок.
В голове звучала одна и та же мысль: второй день подряд ей снится Малфой. Не просто видения — а сон, полный живых эмоций и странных чувств, которые она никак не могла понять и принять. «С моей головой что-то не так», — прошептала она себе, чувствуя, как тревога медленно превращается в беспокойство.
Вскочив, Гермиона быстро подошла к раковине, умылась прохладной водой, смыв с лица остатки сна и тусклость сновидения. Волосы мокрыми прядями прилипли к шее, она собрала их в тугой пучок, не глядя в зеркало. Спешно надела школьную форму — идеально выглаженную белую рубашку, жилет с эмблемой факультета, и черную юбку, застегнула мантию и тихо вышла из комнаты.
Её шаги были легкими, но настойчивыми — в этот момент не хотелось ни размышлять, ни теряться в догадках. Нужно было найти мадам Помфри и спросить совета. Голова кружилась, и сердце словно требовало ответа — ведь с ней явно происходило нечто, выходящее за рамки обычного школьного утомления.
Коридоры Хогвартса казались удивительно тихими, когда Гермиона спустилась по мраморным ступеням к Больничному крылу. Коридор, где находились спальни и кабинет мадам Помфри, был выложен светлым камнем, от которого отражался мягкий, рассеянный свет ламп. В воздухе висел легкий аромат целебных трав и успокаивающих настоев. Стены, украшенные гравюрами редких лекарственных растений, напоминали Гермионе, что каждый отсвет магии здесь служит жизни и здоровью.
Она остановилась перед массивной дубовой дверью с бронзовой табличкой «Больничное крыло» и глубоко вдохнула. Сердце еще дрожало от утреннего пробуждения, и в висках гудело. Словно на мгновение она забыла, зачем пришла — но потом вспомнила и, сжав губы, постучала.
— Войдите, мисс Грейнджер, — раздался голос мадам Помфри изнутри, мягкий и вместе с тем твердый.
Дверь приоткрылась, и Гермиона вошла в просторную комнату, где стояли ряды чистых кроватей, покрытых белоснежными простынями, и столики с бутылочками зелий. В центре у подоконника сидела сама мадам Помфри — миниатюрная, но не поддающаяся возрасту: лицо ее оставалось собранным, взгляд — внимательным, а рука, держащая склянку с отваром из корней вереска, — уверенной.
Гермиона подошла к ней, чувствуя, как увеличивается узор нервного волнения под кожей. В её мантии старосты мелькали золотые вышивки, и она слегка дрожала, когда заговорила:
— Мадам Помфри, извините за беспокойство, но... я боюсь, что со мной что‑то не так. В последние ночи я вижу один и тот же сон... и он настолько реален, что я опасаюсь за своё рассудок. Можете ли вы продиагностировать меня?
Мадам Помфри с хмурым вниманием поднялась и жестом пригласила Гермиону к столу. На нём уже лежали палочка, флакон с бесцветным раствором и несколько сверкающих мелких кристаллов для диагностики.
— Думаю, мы можем обойтись без посторонней помощи, — сказала мадам Помфри строго, но не без участия. — Диагностические чары, пожалуй.
Она подняла звонкую палочку, склонилась над Гермионой и провела по её лбу, произнося чётко:
— Vulnera Sanentur!
Из кончика палочки заструился тонкий голубой луч, который закружил в воздухе, словно мотылек, и через мгновение распустился сетью тонких светящихся нитей, обвивающих голову Гермионы. Их появление сопровождалось легким жужжанием. Тона нитей медленно менялись: сначала они были бледно-голубыми, затем сизыми... и, наконец, окрасились мягким, успокаивающим изумрудным.
Мадам Помфри прищурила глаза:
— Я вижу чистый, ровный поток мыслей и эмоций, — сухо произнесла она. — Никаких застоев, никаких... чужеродных вмешательств. Нити светятся зелёным — они указывают на нормальное психическое состояние. У вас всё в порядке, мисс Грейнджер. Повышенная тревожность, конечно, есть, но это от усталости и... навязчивых снов. Я выпишу вам на вечер зелье сна без сновидений, утром — дозу успокоительного и отдых. Вам нужно беречь нервы, особенно пока вы так заняты должностью старосты..
Она прикрыла ладонью ладонь Гермионы, провела снизу вверх одной ленточкой зелёных нитей, и они распались, испарившийся в воздухе.
Гермиона глубоко вдохнула, почувствовала, как напряжение немного отступает. Холодок тревоги сменился легкой улыбкой:
— Большое спасибо, мадам Помфри. Я... я очень вам признательна.
— Постарайтесь не волноваться, — сухо отмахнулась Повелительница Больничного крыла, — и помните: любые необычные симптомы — ко мне сразу. Понимаете?
— Да, мадам.
Гермиона вышла из больничного крыла почти бегом, ветерок коридора словно подталкивал её вперед. На часах — всего полчаса до начала первого урока травологии. Сердце уже успокоилось, но разум все еще бурлил мыслями о снах и тревогах. Придётся найти способ разобраться с ними самостоятельно.
Она свернула к лестнице, ведущей в библиотеку. Коридор стал тише: ученики уже начали группами идти на занятия, и лишь одиночные силуэты мелькали вдалеке. В низком свете факелов Гарри Поттер и другие ребята проходили мимо, но Гермиона не оборачивалась — мысли были сосредоточены на книге, которую нужно найти.
В зале библиотеке её встретила та самая благословенная тишина. Полки в два этажа, сверкающие полированным деревом, тянулись вдоль стен. Над каждым рядом табличка: «Сомнология», «Разновидности магических грёз», «Толкование астральных видений». Гермиона подошла к секции «Сны и провидения». Пальцами она ощупала корешки, пока не нащупала кожаную обложку с серебряной вырезкой: «Сонники древних магов».
Она сняла том с полки и прошла к свободному столу у окна. Но затем остановилась: времени в обрез, и книга слишком громоздка. Гермиона вынула из кармана мантию палочку и прошептала:
— Reducio!
Том в её руках уменьшился до размеров спичечного коробка, маленький и аккуратный. Она спрятала его в внутренний карман мантии, слегка улыбнувшись — это заклинание ее всегда всегда выручало.
С книгой в кармане и чувством лёгкой уверенности Гермиона поспешила к выходу из библиотеки. По коридору, все еще покрытому мягким полуночным светом свечей, она шагала уверенно. Впереди маячили двери к Зельеварению и Травологии.
Она, не замедляя шага, направилась прямо к двери травологического кабинета, где уже собирались другие студенты. Её движения были решительны, дух — бодр и собран, и её лицо озаряло тихое удовлетворение от того, что она нашла способ действовать: и как староста, и как та, кто не сдается перед собственными страхами. Вдохнув полной грудью прохладный осенний воздух замковых коридоров, Гермиона открыла дверь и вошла в кабинет, готовая к новому дню и новым испытаниям.
***
Вечер опустился на Хогвартс, словно тяжелое бархатное покрывало, приглушив дневной гомон коридоров и уроков. После последних отблесков заклинаний и шороха ученических капюшонов Гермиона шагала по темному коридору, где по стенам тянулись нескончаемые портреты, и мягко светились фонари. Взгляд ее был сосредоточен: только что закончилось собрание старост, на котором обсуждали вопросы порядка и дисциплины — от контроля темных закоулков в подземельях, до распределения дежурств в Большом зале. Также Гермионе выделили комнату на этаже старост. Ее вещи уже перенесены туда.
Собрание прошло по-прежнему чётко и деловито: Гермиона отметила, как каждый взнос давал ей ощущение ответственности, но и добавлял груз мыслей. Ей предстояло проверить, насколько старшие курсы соблюдают правила пребывания в школе, а также следить за младшими курсами. Но теперь, когда официальная часть дня осталась позади, весь мир вновь сузился до личного пространства, уединённого и безопасного.
Она подошла к массивной дубовой двери своей новой личной комнаты на этаже старост. Сердце всё ещё слегка дрожало — у каждого старосты своё бремя. Войдя, Гермиона мягко щелкнула затвор: за этой дверью были её книги, мысли и — самое главное — возможность быть наедине с собой.
Комната встретила её теплом: свет мерцающего камина отражался в витражах на стене, отбрасывал сияющие узоры на ковёр. Кровать с каркасом из высоченного дуба стояла у окна, увитого плющом, а на тумбочке рядом — мерцающий хрустальный графин с водой и чистый бокал. Полки у стены завалены томами по трансфигурации и защите от тёмных искусств, рядом — аккуратная стопка учебников.
Гермиона сняла мантию старосты, и тёмно-красная ткань с золотым гербом свободно опустилась — она положила её на изножье кровати, чтобы снова накинуть её утром. Из внутреннего кармана край плаща выглянул кожаный томик «Сонники древних магов». Она вынула крохотную книгу — теперь уже размером со спичечный коробок — и прижала его к груди, чувствуя, как успокаивается.
На миг Гермиона задумалась о том, как однажды эта же книга лежала на полке библиотеки, огромная и чуждая, а теперь — столь сокрытая, что никто и не заметит. Её тревоги о снах, о Малфое, о собственном разуме требовали ответа, и она была намерена найти его здесь, в уединении.
Беря в руки палочку, Гермиона шагнула к кровати. Мягко пригнувшись, прошептала:
— Muffliato.
Словно по волшебству, из узких поролоновых ламелей кровати поднялась легкая вибрация, приступившая звуки внешнего мира. Теперь ни скрип досок, ни тихий разговор за стеной не могли нарушить её уединения.
Затем она подняла палочку вновь:
— Disillusion sacramentum.
Мантия и грубые одеяла обесцветились перед её глазами: кровать словно растворилась в воздухе, став невидимой для посторонних. Они вошли бы в комнату, посмотрели — и не нашли бы здесь ни хозяйки, ни её книг.
Гермиона погрузилась на кровать, завернувшись в мягкое одеяло. Хрусталь графина на тумбочке чуть задребезжал при ее движении, но звука не было — заклинания действовали безупречно. Она прижалась спиной к подушке, и тёплый огонёк в камине отразился в её глазах, придавая лицу приглушенный, почти мистический цвет.
Она осторожно открыла «Сонники древних магов» — страницы были переплетены тончайшей шёлковой нитью, а каждая буква будто посеребрена. Структура книги распределена на главы: «Причины магических снов», «Символы тёмных и светлых грёз», «Заклинания управления видениями». Гермиона начала с первой главы, проводя пальцем по строкам:
«...Сон, рожденный заклинанием, оставляет в разуме не столько фрагменты событий, сколько эмоциональный отклик: те образы, что ярче живой памяти, указывают на глубинные импульсы, не осознаваемые при пробуждении...»
Слова ложились на мысли, вызывая лёгкое покалывание в висках. Каждый термин она осмысливала дотошно: «эмоциональный отклик», «глубинные импульсы» — разве не это объясняло её состояние? Закрывая глаза, Гермиона словно вновь ощущала ту прохладу переулка Хогсмида и горячий удар поцелуя, что разлил тогда тёплую волну по всему телу.
Она перевернула страницу, где было описание древнего оберега сна — амулета из лунного камня, призванного защитить разум от чужих влияний. Но здесь же, в примечаниях, было сказано, что для мечт, вызванных одаренным колдуном, амулет не сработает: «...ибо сила создателя грёз сильнее, чем простая баррикада между сном и реальностью...»
Гермиона сглотнула, и огонёк в камине отразился в её глазах, словно заботливо подсказывая: ответы будут нелегкие. Она склонилась вперёд, трогая книгу палочкой и проводя ею по странице:
«...Чтобы постичь истинную природу видения, необходимо управлять самим сном: вспомнить его детали, разложить на элементы, а затем влияние...»
В комнате стояла абсолютная тишина: ни один звук не мог прорвать ее сосредоточенность. Гермиона медленно, слово за словом, читала дальше, отмечая важные места, делая выноски в собственной тетради, которую она держала на коленях. Её лицо светилось мягким внутренним светом — сочетание любопытства, настороженности и легкой усталости.
Камин потух, но её мысли — напротив — разгорались. Она собиралась собрать все заклинания понемногу: способы фиксации сна, защиты от чужеродных чар— и, возможно, встретить свою бессонницу лицом к лицу. В такой уединенной обстановке, под защитой чар, Гермиона чувствовала себя истребителем собственных тревог, готовым к бою в мире, где магия и подсознание сплелись в одно.
За окнами медленно начал светать предрассветный свет: лиловый и серебристый, обещавший новый день. Но в этой комнате время остановилось, и лишь тихо перелистываемые страницы ещё говорили о грядущем рассвете. Гермиона лежала на кровати, окруженная заклинаниями и текстами древних магов, готовая постичь тайны снов — и, возможно, найти в них ключ к себе самой...
Как Вам первая часть?Делитесь я жду❤️нейро-арты в тг❤️Следующая глава выйдет по расписанию 27 июля(если получится то возможно и раньше) следите за новостями в тг