30 Глава
Больничное крыло опустело, лишь запах зелий и тревога витали в воздухе. Профессор Макгонагалл, скрестив руки на груди, стояла у окна, её взгляд устремлён в тёмный лес, где мерцали огоньки неведомых существ. Снейп, прислонившись к стене, методично перебирал флаконы в своей сумке, будто искал яд или противоядие — возможно, и то, и другое.
— Альбус вернётся завтра к полуночи, — проговорила Макгонагалл, не оборачиваясь. — До тех пор мы должны сохранять порядок.
— Порядок? — Снейп усмехнулся, доставая флакон с мутной жидкостью. — Ваша любимица сбежала со «слизеринским наследником», Поттер и Уизли устроили цирк на глазах у всего замка, а вы говорите о порядке?
Макгонагалл резко обернулась, её мантия взметнулась, как крылья разгневанной совы.
— Мы все разузнаем, Северус. Возможно, она была вынуждена уйти из-за необдуманных действий её же друзей.
— Друзей? — Снейп язвительно поднял бровь. — Тех, кто тащил её, как мешок с картошкой? О, да, образец гриффиндорской преданности.
За дверью послышались шаги. Гарри и Рон замерли на пороге, бледные, с потухшими глазами.
— Мы... — начал Гарри, но Снейп прервал его ледяным взглядом.
— Решили проверить, не сожгли ли вы ещё что-нибудь? Или, может, нашли новую жертву для своих героических подвигов?
Рон сглотнул, глядя на пол.
— Мы хотели извиниться, — пробормотал он. — Если она вернётся...
— Если, — Снейп протянул слово, наслаждаясь их мукой. — Благодаря вам, Уизли, у неё теперь есть все причины ненавидеть этот замок.
Макгонагалл подняла руку, останавливая поток яда.
— Достаточно. Альбус рассудит всё завтра. А пока — в ваши спальни. И ни слова ученикам.
Коридоры. Шёпоты и тени.
Макгонагалл подошла к Гермионе и положила свою руку на её.
— Извините, мисс Грейнджер... — в её взгляде мелькнуло что-то, напоминающее материнскую боль, — но это вынужденная мера, оставить вас в таком положении.
Гермиона не ответила. Глядела на дверь, где секунду назад стояли Гарри и Рон. Теперь там была лишь пустота, пропитанная предательством.
Шёлковые путы светились тускло-зелёным, переплетаясь вокруг запястий и щиколоток Гермионы, как змеи, замершие в момент удушья. Мадам Помфри потушила люстры, оставив лишь мерцание свечей в дальнем углу — их дрожащий свет рисовал на стенах танцующие тени, похожие на силуэты дементоров. Гермиона лежала на койке, прикованная не только магией, но и тяжестью предательства.
Она хотела крикнуть, что меры глупы, что они теряют время, пока крестражи будущего набирают силу. Но тяжесть ситуации сжимала её горло, превращая слова в хрип. Да и нельзя было говорить о том, через что они прошли с Драко. И она тысячный раз, мысленно поблагодарила себя за то, что спрятала маховик в карман джинс, дабы не дать вспомнить Макгонагалл, что он у неё.
Снейп, чёрный силуэт у окна, скрестил руки. Его глаза, как всегда, читали больше, чем следовало.
— Любопытно, — прошипел он, — как именно вы умудрились связаться с Малфоем. Ведь даже для вас, мисс Всезнайка, это... экстравагантно.
Гермиона стиснула зубы.
«Иди к черту».
— Альбус вернётся завтра, — Макгонагалл отступила, пряча лицо в тень. — Он всё прояснит.
За дверью больничного крыла кипел человеческий муравейник. Слизеринцы, прижав уши к дереву, ехидно перешептывались. Гриффиндорцы толкались, пытаясь пробиться ближе, а Пуффендуйцы и Когтевранцы замерли в неловкой тишине, словно боялись нарушить хрупкую грань между слухами и правдой. Даже призрак, Почти Безголового Ника, завис в воздухе, придерживая свою едва держащуюся голову, чтобы не пропустить ни слова.
— Говорят, Грейнджер и Малфой целовались в Запретной секции! — прошипела Лилли Мун, слизеринка с розовыми прядями в волосах.
— Врешь! — рявкнул Дин Томас, сжимая кулаки. — Гермиона бы никогда...
Тишина грохнула, как взрыв, когда за дверью прозвучал голос Снейпа — ледяной, как клинок, и громкий нарочито: — Мисс Грейнджер, ваше увлечение господином Малфоем, ставит всех нас в ступор, в связи с его последним нахождением в Хогвартсе. Если вы не под действиями зелий и заклятий, можете дать нам четкий ответ, что сподвигло вас, пойти за ним?
Толпа ахнула хором. Пэнси Паркинсон, прислонившаяся к стене, выронила зеркальце — оно разбилось, осколки отразили десятки её шокированных лиц.
— Так это правда??? Малфой и Грейнджер?! — закричал Теодор Нотт, и его смех прокатился волной. — Это гениально!
Гриффиндорцы зашикали, но их возмущение потонуло в гуле. Кого-то толкнули, чашка с чаем упала на каменный пол, ошпаривая ноги первокурсникам. Портрет леди Элизабет Поуп, висевший рядом, прикрыл руками уши:
— Молодёжь! Совсем стыд потеряли!
— Врёшь, слизеринец! — заорал Симус Финниган, вскидывая палочку, но Теодор схватил его за руку.
— Да она сама призналась! — верещал он. — Слышали? «Малфой подобрал»!
— Ставлю десять галлеонов, что это она его заколдовала. Грязнокровки любят манипулировать. Подлила ему любовный напиток и утащила трахаться! — Продолжил Кормак, выдавив усмешку.
Слизеринки захихикали, но их смех оборвался, когда из толпы вышла Джинни Уизли. Её рыжие волосы горели, как пламя, а глаза сузились до щелочек.
— Заткнись, Маклагген, — её голос прозвучал тихо, но с лезвием внутри. — Или я напомню, как ты сбежал от дементоров на третьем классе, обмочив штаны.
Толпа взорвалась смехом, но на сей раз — над Маклаггеном. Он покраснел, как кипящий чайник.
Воздух в коридоре наэлектризовался, Кормак шагнул к Джинни, его лицо, красное от ярости, исказилось в гримасе. Кулаки сжались, а из рукава мантии выскользнула палочка, готовая к удару.
— Повтори, — прошипел он, тыча пальцем в её грудь, — и я тебя в стену вмажу, Уизли.
Джинни не отступила. Её палочка уже была в руке, кончик светился алым — заряд «Эверте Статум» вибрировал в воздухе.
— Попробуй, — она ухмыльнулась, рыжие волосы вспыхнули в луче света из окна. — И твоё лицо будет прекрасно смотреться на гобеленах, как пример трусости.
Из толпы выскочил Невилл Долгопупс, его лицо, обычно добродушное, было перекошено гневом.
— Отойди от неё, Маклагген! — он встал между ними, палочка дрожала, но направлена твёрдо.
— О, защитник! — Фыркнул Кормак. — Думаешь, твои кактусы помогут?
Невилл покраснел, но не дрогнул. Внезапно пол под ногами Маклаггена затрещал — из трещин полезли цепкие лозы, обвивая его ноги. Одна лоза задела высокую вазу и та разбилась на мелкие осколки.
— Это не кактусы, — процедил Невилл. — Попробуй дёрнуться.
Слизеринки завопили, отпрыгивая от расползающихся лоз. Гриффиндорцы, напротив, зашумели одобрительно.
— Давай, Невилл! — крикнул Дин Томас, поднимая кулак.
Тео Нотт, наблюдавший со стороны, медленно достал палочку, но Пэнси схватила его за запястье.
— Не стоит, — прошептала она.
Маклагген занёс кулак, его лицо исказилось от ярости, а палочка в другой руке вспыхнула зловещим зелёным светом. Джинни присела в боевую стойку, готовая контратаковать. Толпа замерла, затаив дыхание.
— Фригорио!
Ледяной шквал пронёсся по коридору, заморозив палочку Маклаггена и обернув Джинни в хрустальный панцирь. Блейз Забини вышел из тени, небрежно вращая своей палочкой.
— Надоело, — сказал он, устало подняв бровь. — Вы оба орете, как гиппогрифы в брачный сезон.
— Забини! — зашипел Маклагген, пытаясь стряхнуть лёд с руки. — Это не твоё дело!
— Сейчас моё, — Блейз щёлкнул пальцами. Лёд вокруг Джинни треснул, освобождая её. — Если хочешь драться, иди в Квиддич. Там хоть правила есть.
Джинни, всё ещё дрожа от холода, фыркнула:
— Ты думаешь, он понимает правила?
Блейз усмехнулся, повернувшись к Маклаггену.
— Кормак, ты же знаешь, что случилось с последним, кто устроил драку в коридоре? Портрет Флоры Ривз три дня пел ему серенады.
Толпа захихикала. Даже Гриффиндорцы не смогли сдержать улыбок. Маклагген, покраснев, опустил палочку.
— Ладно, — буркнул он, отступая. — Но это не конец.
— Конечно, — Блейз повернулся к Джинни, оценивающе оглядев её. — Уизли, тебе стоит сменить мантию. Лёд оставил... интересный узор.
Джинни посмотрела на замороженные складки ткани, где проступили снежинки-паутинки, и невольно рассмеялась.
— Спасибо. Надеюсь, это не твой способ флиртовать?
Блейз поднял руки в мнимой капитуляции.
— Оставь надежду, зайка. Я предпочитаю тех, кто не взрывает коридоры.
Голос Снейпа разрезал хаос, как нож. Он стоял в проходе, раскрыв дверь на распашку. Его мантия развевалась, а глаза горели, будто могли сжечь самого Феникса.
— 50 очков с Гриффиндора! — его голос, низкий и зловещий, заставил замереть воздух. — За разрушение школьного имущества, неконтролируемую магию и... — он бросил взгляд на Блейза, — неуместное остроумие.
Блейз, не моргнув глазом, склонил голову в почтении, но Снейп уже повернулся к слизеринцам.
— И 50 очков с Слизерина! — добавил он, словно откусывая каждое слово. — За провокацию и отсутствие элементарного чувства самосохранения.
Толпа зашипела. Гриффиндорцы возмущённо загалдели, а слизеринцы замерли, будто их ударили ледяной водой. Пэнси Паркинсон открыла рот, чтобы возразить, но Снейп поднял руку, и тишина упала, как тяжёлый занавес.
— Следующий, кто посмеет нарушить покой этого замка, — его взгляд скользнул по Маклаггену, который всё ещё пытался отряхнуть лёд от мантии, — проведёт ночь в Запретном лесу в компании акромантулов. Думаю, их воспитание будет... нагляднее.
Когда Снейп исчез, захлопнув дверь, коридор взорвался шепотом.
— Акромантулы? — пробормотал Симус, бледнея. — Он не шутит...
— Шутит, — фыркнул Блейз, поправляя манжету. — Но лучше не проверять.
Джинни, всё ещё держа палочку наготове, толкнула Невилла локтем: — Спасибо. Но в следующий раз... может, просто придержёшь лозы, пока я закончу?
Невилл, всё ещё красный, кивнул. Где-то вдалеке прозвенел колокол, возвещая полночь, но никто не спешил расходиться. История о Гермионе и Малфое уже обрастала легендами, а в воздухе витал вопрос: что ещё взорвётся в Хогвартсе — стены или сердца?
Гермиона, держащая до этого голову на весу, чтобы рассмотреть за спиной Снейпа толпу в коридоре, упала на подушку, чувствуя, как шёлковые нити жгут кожу. Где-то в замке били часы — полночь. До следующей полночи 24 часа. 24 часа до суда. 24 часа, чтобы Драко нашёл её. 24 часа, чтобы понять, найдет ли?
Профессор Макгонагалл остановилась у койки, её взгляд смягчился на мгновение, как будто сквозь строгость проглядывала тревога.
— Мисс Грейнджер, — начала она, складывая руки на груди, — вы всегда были образцом рассудительности. Но то, что происходит сейчас... — Она замолчала, будто подбирая слова, редкие для неё. — Если вы в опасности или вовлечены в нечто, что выходит за рамки вашего контроля, Хогвартс защитит вас. Но для этого нам нужна правда.
Её голос дрогнул на последнем слове, словно она сама боялась услышать ответ.
Слова Макгонагалл и Снейпа пролетали мимо, как осенние листья за окном. Гермиона лежала, уставившись в трещины на потолке больничного крыла — они сплетались в узоры, похожие на созвездия, которых не было на картах. «Драко назвал бы это знаком», — мелькнуло в голове.
Её пальцы машинально теребили край простыни, повторяя движение, которым он поправлял прядь своих волос. Она закрыла глаза, и потолок превратился в ночное небо над Хогвартсом.
Снейп, понимая, что из Гермионы не вытащить ни слова, нервно развернулся. Мантия взметнулась, как крылья, и он исчез в коридоре, оставив за собой шлейф горечи полыни.
Макгонагалл вздохнула, поправила очки и положила руку на плечо Гермионы — жест, редкий и почти материнский.
— Мы не враги, дитя. Но даже самые благородные цели требуют света, а не теней. Не дайте гордости затмить разум.
Прежде чем уйти, она обернулась, застыв в дверях, а после её шаги затихли, за закрывшимися дверьми.
Тишина больничного крыла давила сильнее, чем руки Рона. Гермиона лежала с закрытыми глазами, пальцы впивались в край матраса, будто пытаясь удержать рассыпающийся мир. Лунный свет пробивался сквозь шторы, рисуя на полу полосы, похожие на решётку тюрьмы.
— Предали, — прошептала она в пустоту, но слово отскочило от стен и ударило в грудь. Нет, не предали. «Они испугались». Испугались, что она вырвалась из клетки «Гермиона Грейнджер — умная, правильная, предсказуемая».
Голос Макгонагалл эхом отозвался в голове: «Не дайте гордости затмить разум». Но разве это гордость — желание спасти их всех, даже ценой собственной репутации? Или это упрямство, за которое она всегда ругала Рона?
Осталась только тишина. И решение, созревшее, как яд в плоде:
— Я закончу это. С ними или без. Только, если смогу выбраться.
А потом... Потом посмотрим, чьи глаза первыми наполнятся стыдом — её друзей или её собственные.
Холод койки въедался в спину, как тогда — после Запретной секции библиотеки, когда кровь струилась по пергаментам, а её пальцы скользили по мраморному полу, оставляя алые росчерки. И снова камни больничного крыла давили на рёбра. Тот же запах антисептика и сушёных трав. Тот же скрип койки под весом. Тот же свет луны, пробивающийся сквозь шторы, будто нож, разрезающий тьму.
Она закрыла глаза, и память ударила кадрами: его руки, дрожащие, когда он прижимал её окровавленные ладони. «Держись, Грейнджер! Не смей отключаться!». Его голос, тогда звучал сдавленно, будто страх душил ему горло. А потом... потом он исчез. Словно растворился в тенях, оставив её с незаживающими шрамами и вопросами, которые гноились глубже любой раны. И вот всё по новой, только Драко уже «не тот», да и она уже не та.
«Прости меня».
Она зажмурила глаза и слезы покатились по вискам, как вода из под крана.
Ночь сменилась днем. Свет первых лучей пробивался через окно, рисуя на каменном полу узоры. Гермиона лежала так же неподвижно, будто окаменевшая статуя. Она не моргнула, даже тогда, когда дверь скрипнула, впуская Гарри и Рона.
Гарри замер на пороге, его тень легла на Гермиону, но она не пошевелилась. Рон, обычно такой громкий, прикрыл дверь так тихо, будто боялся разбудить смерть.
— Гермиона... — начал Гарри, голос сорвался. Он опустился на корточки перед ней, пытаясь поймать её взгляд. — Мы... мы не хотели...
Она не ответила. Её пальцы медленно сжимались и разжимались, будто перебирали невидимые нити памяти.
Рон шаркал ногой, глядя на потолок, где паук плел паутину.
— Дамблдор прибудет ночью, — выдавил он. — Скажи ему правду, и... и всё будет хорошо.
Тишина. Только часы где-то вдали отсчитывали секунды до приговора.
Но она не отвечала, не шевелилась, будто в неё наложили «Петрификус».
— Чёрт, ты что, вообще не слышишь?! — Рон швырнул стакан в стену. Стекло разбилось, оранжевая лужа поползла по полу, как ядовитая змея. — Мы пытаемся помочь, чёрт возьми! Даже после того, как ты...
— Рон, — грубым тоном прервал его Гарри.
Она медленно перевела взгляд на него. Глаза, всегда такие живые, теперь казались стеклянными, как у оккультной куклы.
— Она... она даже не здесь, — прошептал Гарри, отступая. — Как тогда в Запретной секции... когда...
Рон сглотнул, вдруг осознав. Он протянул руку, едва не коснувшись её плеча, но не решился.
Она закрыла глаза и где-то в коридоре гулко хлопнула дверь. Гарри и Рон вздрогнули, синхронно обернувшись.
— Это не он, — пробормотал Рон, но в его глазах мелькнул страх.
— Мы вернёмся, — сказал Гарри, отступая к двери. — После решения Дамблдора. Мы... мы вытащим тебя.
Они ушли, оставив дверь приоткрытой. Гермиона открыла глаза. На полу, в луче света, танцевала пылинка — одинокая, свободная, невесомая.
День тянулся, как сыр, на только что приготовленной пицце. Трещина на потолке, будто разрасталась под взглядом Гермионы. А свет на стенах от солнца, становился менее ярким.
Дверь скрипнула, нарушив тишину. Гермиона не шевельнулась — наверное, мадам Помфри с очередным зельем сна. Но шаги были слишком лёгкими, слишком уверенными.
— Ну здравствуй, Королева Хаоса, в шикарных джинсах! — раздался голос, в котором смешались насмешка и... что-то ещё.
Она резко подняла голову. В дверном проёме, прислонившись к косяку, стоял Блейз Забини. Его чёрная рубашка с нефритовыми запонками сливалась с тенью коридора, но глаза светились, как два золотых червонца.
— Забини? — удивленно спросила она, будто не веря самой себе.
Он усмехнулся, входя и закрывая дверь.
— Что ты здесь делаешь ?
— Пришел навестить самую ярую львицу Гриффиндора. — Блейз шагнул вперёд, его ботинки глухо стучали по каменному полу. Он остановился у койки, скрестив руки, и окинул Гермиону оценивающим взглядом, будто разглядывал редкий артефакт.
— Ну, как чувствует себя героиня дня? — спросил он, лениво проводя пальцем по краю стола с лекарствами. — Весь замок говорит о твоём... хм... союзе с Малфоем. Даже пуффендуйцы спорят, кто из вас больше в опасности: ты от него, или он от тебя.
Гермиона сжала простыню, но не опустила взгляд. Усталость давила на веки, но в его тоне звучало что-то, кроме насмешки — любопытство?
— Если ты пришёл посмеяться, Забини...
Блейз улыбнулся.
— Смеяться? Нет. Но удивляться — да! — Он сел на край койки, игнорируя её взгляд. — Ты, умнейшая ведьма столетия, связалась с Малфоем. Либо ты гений, либо... — он перевел взгляд со стены на неё, — либо ты знаешь то, чего не знаем мы.
Она почувствовала, как мурашки пробежали по спине. Его темные глаза изучали её, как хищник — не угрожая, но и не выпуская.
— Расслабься, Грейнджер. Я не враг и не играю в игры.
— Тогда что ты хочешь? — спросила она, не скрывая подозрительности. — Комплименты уже прозвучали.
Блейз усмехнулся, поправив идеально завязанный галстук.
— О, не обесценивай. Твой новый стиль действительно впечатляет. — Он немного наклонился и Гермиона почувствовала запах сандала и чего-то горького, — возможно, зелья. — Но я здесь не ради комплиментов.
— Тогда говори.
Он наклонил голову на бок.
— Ты и Малфой. Это... амбициозно. Даже для тебя.
Она почувствовала, как жар поднимается к щекам. Наступило неловкое молчание.
— Так это правда? Вы вместе? — Забини не моргнул, но в его тоне не было осуждения. Лишь любопытство. Простое. Человеческое. Любопытство. Какого хрена?
Гермиона отвернулась к окну, где алые облака обещали, в скором времени, поглотить солнце.
— И да... и нет... — она сжала простыню, чувствуя, как нити натягиваются со скрипом . — Это...
Она обернулась, встретив взгляд Блейза.
— ... сложно.
«О каком «Драко» мне сейчас думать?».
На удивление, в глазах Забини читалось не привычное высокомерие, а что-то вроде... понимания? Что, блять?
— Он...
— Не оправдывайся, — Блейз прервал, подняв руку. — Я видел, как он смотрит на тебя. Как вы оба смотрите друг на друга. Это не просто союз.
Она замерла.
— Он ненавидит себя за то, что нуждается в тебе, — продолжил Блейз, играя с перстнем. — А ты ненавидишь себя за то, что не можешь ему помочь. Классика.
«Что. Блять. Происходит?... Мне это снится? Или Слизеринцы внезапно эволюционировали в... людей?»
— Он не тот, кем вы все его считаете, — выдохнула она, защищая Драко даже перед тем, кто, казалось, понимал его лучше.
Блейз выдавил смешок, оперевшись на один локоть и в этот момент он напомнил ей Рона — того старого Рона, который шутил над её серьёзностью, но всегда слушал.
— О, он именно тот. Хитрый, жестокий, готовый сжечь мир ради своих целей. — Пауза. — Но ради тебя... он пытается тушить огонь.
Гермиона замерла, чувствуя, как слова Блейза врезаются в неё, словно заклинание, разрывающее пелену предубеждений. Его спокойный тон, ироничная усмешка — всё это казалось чужим в устах Слизеринца. Она поймала себя на мысли, что слушает его, не стискивая зубы, не готовя контраргументы.
«Неужели я веду диалог с Забини, как с... человеком, а не с ядовитой змеей, что отображает их факультетский флаг?».
Его слова висели в воздухе, как ядовитый дым, но Гермиона вдруг поняла — в них не было лжи. Только горькая правда, которую она сама боялась когда-то признать.
— Да-а, ребята... ну и навели же вы шума. Я даже и подумать не мог, что Драко выберет... — Забини застопорился, будто обдумывая следующие слова, которые так и не произнес.
— Грязновкровку? — Гермиона подняла бровь, смотря прямо в глаза Блейзу. — Не беспокойся. — Она вновь перевела голову, вернув свой взгляд на трещину в потолке. —Называй вещи «своими» именами, меня это больше не трогает.
Блейз застыл, его обычно непринуждённая поза вдруг стала напряжённой.
— Не «грязнокровку», — поправил он тише, будто слово обожгло язык. — Того, кто сильнее его самого.
«Чего???...».
Гермиона снова подняла голову, слегка приоткрыв рот от удивления.
— Мерлин, я не верю... — сорвалось у неё с губ, и усмешка, нервная и хрупкая, дрогнула в уголках рта.
«Это просто какой-то сон».
Блейз рассмеялся — звук был низким, тёплым, как рокот далёкого грома.
— Мы не все монстры, Грейнджер. Некоторые из нас просто... застряли в чужих историях. Но если ты и Малфой перепишете конец — может, и нам найдётся место.
Гермиона на миг закрыла глаза и вдохнула воздух полной грудью.
«Как приятно говорить с человеком, который тебя понимает, даже если этот человек, как казалось ранее, был врагом».
— Как он? — спросил Блейз внезапно, перестав вертеть перстень. Его голос притих, словно он боялся разбудить призраков прошлого. — Драко...
И Гермиона поняла, что рядом с ним, всегда был друг, который понимает его. Но где же тогда Блейз был в будущем? Был ли он с Драко рядом, в момент, когда её не стало? И вообще был ли он рядом? Или же он тоже погиб?
— Драко... — она замолчала и поймала себя на мысли, что не знает, что сказать. Тот Драко, что сейчас в будущем, злится и боится за неё, ведь как он знал ранее, она исчезла с Правой рукой Темного Лорда, со своей копией — убийцей, который убил её же копию. Но знал бы он всю правду... А этот Драко... разжег в ней страсть, а после оставил ей молчание... и теперь, когда она исчезла, наверное... он нахрен спалил хижину, оставаясь в неведении, где она и сходит с ума, не прекращая поиски.
«Вот такая вот сказка, Забини. Даже и не знаю, как там Драко».
Пауза оказалась слишком долгой и Блейз увидел в ней смятение.
— О, Боже... всё на столько плохо? — парень наклонился вперёд, и свет из окна выхватил его лицо — юное, но изборождённое тревогой.
Гермиона закрыла глаза и медленно замотала головой. Она не могла поверить, что это все происходит именно с ней.
— Ты даже не представляешь, — прошептала она, не сдержав слезу, которая покатилась к виску.
Неожиданно, Забини положил свою руку на её, которая все еще была оплетена золотыми оковами.
— Эй, успокойся. Ты же Грейнджер, а у Грейнджер всегда все под контролем.
Она фыркнула, пытаясь вытереть слезу об подушку. Контроль? Её мир теперь был колодцем, где вместо воды — вопросы без ответов.
— Кажется, не в этот раз. — Она подняла глаза и встретила его взгляд.
Забини замер. Его палец, украшенный серебряным кольцом с фамильным гербом, застыл в воздухе, прервав монотонное верчение украшения. Кольцо блеснуло тусклым светом, будто подмигнув Гермионе.
Пауза растянулась, как резиновая лента на грани разрыва.
— Блейз? — голос Гермионы прозвучал тише шелеста пергамента.
— М? — хмыкнул парень, уставив свой взгляд в никуда, продолжив перебирать кольцо с пальца на палец.
— У тебя есть жвачка?
Кольцо со звоном ударилось о каменный пол. Блейз медленно повернул голову, его глаза — тёмные, как ночь в Запретном лесу — сузились.
— Жвачка? — он растянул слово, будто пробуя его на вкус. В уголке рта дрогнула тень улыбки.
— Мятная, — добавила Гермиона, нарочито резко, будто диктовала заказ в аптеке.
Он наклонился, плавно, как хищник, не сводя с неё взгляда. Пальцы схватили кольцо, и металл звякнул о ноготь, будто насмехаясь.
— Мятная, — повторил он, выпрямляясь. В его голосе заплясали нотки сарказма, но что-то ещё — любопытство? — скользнуло в глубине.
Она кивнула, чувствуя, как височная артерия пульсирует в такт сердцу.
— Нет. — Он снова натянул кольцо на палец. — Но есть конфета...
— Мятная? — перебила она, слишком быстро, и тут же пожалела.
Его усмешка расцвела, наконец, во всю ширь — белоснежная, опасная, как лезвие.
— Зависимость от мяты? — спросил парень, уже засовывая руку в карман.
— С недавних пор, — ответила она, почти стесняясь и опустила взгляд в пол.
Шелест в руках Блейза, вернул её взгляд обратно. Достав руку из кармана, в его пальцах оказалась конфета, обернутая в фантик цвета бирюзы. Развернув её с театральной медлительностью, он протянул руку. Гермиона машинально приподняла голову, приоткрыв рот, и он аккуратно положил леденец на её язык.
Взрыв.
Вкус мяты ударил в нёбо холодной искрой, и на миг мир сузился до этого ощущения — острого, свежего, неумолимого. Как «его»дыхание. Мята была «его» запахом: смесь ледяной колкости и дикой страсти.
Она закрыла глаза и теперь этот вкус жёг, как противоядие и яд одновременно. Он напоминал о том, как Драко мог быть невыносимо холодным и внезапно — горячим. Как лёд, под которым тлеют угли. Гермиона сглотнула, пытаясь подавить дрожь, пробежавшую по спине. «Он везде», — подумала она с раздражением, но сердце ёкнуло вопреки логике.
— Или. Зависимость. От Малфоя. — Блейз произнёс это утвердительно, отчеканив каждое слово.
Она сглотнула, чувствуя, как холод проникает в горло, смешиваясь с жаром стыда. Мята была его эссенцией — холодный рационализм снаружи, бушующий огонь внутри. Вот на столько сильной стала её зависимость, что она была готова жрать что-нибудь мятное, лишь бы это давало ей ощущения, будто он рядом. Она хотела, чтобы он был рядом. Всегда. С ней. В ней...
«Стоп, Гермиона!... СТОП!».
Что с ней делает эта сраная, мятная конфета?
Девушка почувствовала, как щеки заливаются алым цветом, при взгляде Забини на неё. Она выдала свои чувства наружу, даже без слов и он это видит, он это знает.
Одновременно, на лице темнокожего парня появилось несколько эмоций, смешавшись в одну целую. Дикое удивление, переходящее в нотку любопытства, заканчивая легкой, дружелюбной и понимающей улыбкой.
— Он не стоит твоего света, Грейнджер, — бросил Блейз, медленно, откидываясь на спинку кровати. — Но, чёрт возьми... ты стоишь его тьмы.
Гермиона замерла, будто Блейз выстрелил в неё заклятием тишины. Его слова висели в воздухе, как дым после взрыва, обжигая её горло. Мята на языке внезапно стала горькой — напоминанием о каждом моменте, когда Драко прикасался к ней, оставляя следы, которые она пыталась смыть рационализацией.
Блейз смотрел на неё и казалось, его глаза видели сквозь все её защиты. Мята на языке горела холодом, напоминая о Драко: его пальцы, впивающиеся в её запястья во время споров, его дыхание, смешанное с мятным привкусом, когда он шептал слишком близко к её уху.
— Зависимость, — повторил он, не как обвинение, а как факт. — Ты ищешь его даже здесь. В каждой конфете, в каждом вздохе.
«Он прав». Какого хрена? Даже сейчас, когда она исчезла в неизвестности, цеплялась за эти крошечные напоминания, как за спасательный круг.
— Почему ты мне это говоришь? — наконец спросила она, голос дрожал. — Ты же слизеринец. Должен ненавидеть меня.
Блейз рассмеялся — низко, искренне.
— Ненавидеть? — Он достал из кармана мятную конфету, точь-в-точь как её, и подбросил в воздух, — Мы все зависимы от чего-то, Грейнджер. — Он задрал голову и конфета упала с неба прямо ему в рот. — Кто-то от власти, кто-то от прошлого... А ты и Малфой — друг от друга. Это смешно. И опасно. И... чертовски интересно...
«Господи, благослови Блейза Забини за его проницательный взгляд на всё происходящее!!!».
Гермиона усмехнулась. Это правда было смешно до чёртиков. Блейз Забини —Слизеринец — говорит правильные вещи.
— Вдыхаешь этот аромат, будто он может вернуть тебя в моменты, когда он рядом?
Слова парня резали правдой, которую она пыталась спрятать даже от себя. Сука... это настолько было очевидно?
— Может это просто... привычка? — солгала она, но Блейз усмехнулся, будто прочитал её мысли сквозь «Легилименс».
— Привычка? — Он наклонился ближе, запах мяты смешался с древесными нотами его духов. — Привычка — это грызть ногти или пить чай в пять утра. А то, что между вами... — это ритуал. Ты ищешь его в каждой мятной ноте, потому что боишься признать, что потеряла свободу.
Она снова закрыла глаза, медленно вдыхая аромат, и внезапно поняла — Блейз прав. Мята больше не пахла свободой. Она пахла не просто Драко. А его страхом. Его болью. Его... любовью?
— Только слепой не увидит, что между вами.
Гермиона рассмеялась. Дико. И больно. По словам Блейза слепыми были все, кроме него самого.
— Передай это Гарри и Рону, — протянула она, заканчивая смех.
Забини улыбнулся и вновь закрутил кольцо меж пальцев. Снова тишина. Она поймала себя на мысли, что с ним было приятно молчать. Вот так просто. Никакого раздражения, напряжения. Просто нужный человек в ненужной ситуации. И от этого легко. И одновременно удивительно.
Тишина растянулась, как резинка. Блейз разглядывал кольцо на пальце. Гермиона следила за его профилем, за тем, как свет вырезает резкие черты. Ей вдруг стало смешно: она, привязанная заклятьями к койке, доверяет свои секреты слизеринцу. «До чего доводит мята», — подумала она.
— Блейз... — начала она снова, но он перебил, не поднимая глаз.
— Если ты попросишь меня помочь сбежать — откажу. — Его голос был спокоен, как поверхность озера перед штормом. — Но если попросишь передать ему что-то... — Наконец он повернулся, и в его взгляде мелькнуло что-то опасное. — Может, и решусь.
«Мерлин, да откуда он всё знает???».
Она замерла. Заклятья на шёлковых лентах сжали запястья больнее.
— Почему? — выдохнула Гермиона.
— Люблю интересные истории, — он усмехнулся, вставая. — А вы с Драко — лучше театра абсурда. Представь: грязнокровка - «извиняюсь» — парень положил руку на сердце и поклонился, показывая жестом прощение за слово, — и чистокровный принц тьмы, спасающие друг друга. Это либо гениально, либо... — Он наклонился. — ...самоубийственно.
Гермиона стиснула зубы. В его словах не было лжи — только холодная правда. Он медленно выпрямился, протягивая руку.
— Передай ему это, — парень вложил в её ладонь маленький бумажный конвертик и она стиснула его со всей силы, будто это был якорь. Якорь, который вытащит её отсюда и даст свободу.
— Буду в десять, — сказал напоследок, а после медленно двинулся к выходу.
— Спасибо, — прошептала она.
Он обернулся, встретившись взглядами.
— Пока не за что, — вытянул улыбку и скрылся за дверью.
Надежда. Она ощутила её как вспышку — внезапную и жгучую, будто кто-то зажёг свечу в глубине её груди. Сначала это было лишь слабое мерцание, дрожащее в такт стуку сердца, но с каждым вздохом пламя росло, оттесняя страх и сомнения.
Надежда приходила не как яркий луч, а как первые капли дождя после долгой засухи — робко, почти неслышно. Она просачивалась в трещины её усталости, наполняя их теплом, которого она не чувствовала с тех пор, как мир перевернулся.
Это было похоже на то, как будто она нашла потерянную страницу в самой сложной книге — ту самую, что объясняла всё. Конверт в её руке стал не просто бумагой, а ключом. Ключом от клетки, которой она сама позволила стать. Она обволакивала душу, шепча: «Один шаг. Ещё один. И ты свободна».
Удивительнее было то, что надежду ей дал именно Забини. Темнокожий парень с темными, но горящими глазами. Язвительный, но рациональный. Он понимал многое. Он понимал ВСЕ! Гермиона поймала себя на мысли, что до этого момента они с ним никогда не разговаривали. Никогда! Ни единого слова и взгляда в сторону. А еще поняла, что рядом с Драко всегда был человек, на которого можно положиться. Человек, которого можно назвать — другом. И от этого стало легко.
Легче, чем дышать.