13 Глава
Они стояли, сплетённые в молчании, как два корня одного древнего дерева. Воздух вокруг дрожал, наполняясь тихим гудением — словно сама земля признавала их союз.
Драко почувствовал, как её дыхание синхронизируется с его — ритм, ставший магией сильнее любой заклинательной формулы. В груди, где раньше зияла пустота, будто вырезанная холодным лезвием чистоты крови, теперь бушевало пламя.
— Что дальше? — голос его дрогнул, как струна, перетянутая до предела. В её глазах он искал ответ, но находил лишь отражение пламени, пожирающего горизонт.
— Нам нужно вернуться в начало, — произнесла она твёрдо, но в уголках губ заплясала тень сомнения. Рука её дрогнула, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки, и цепь блеснула, как змея, выскользнувшая из теней.
Золотой шар маховика времени вспыхнул алым — будто капля её крови, застывшая в янтаре веков. Песок внутри переливался, как расплавленная вселенная, готовая взорваться мириадами возможностей.
— Это... — Драко шагнул ближе, и дыхание его смешалось с её тревожным шёпотом.
— То, что изменит прошлое, чтобы начать новое «настоящее», — она заставила себя улыбнуться, но в глазах стояли призраки прошлого: умирающий Гарри и Сириус от поцелуев дементоров; Гиппогриф, хрипящий в петле петенциусы; — Макгонагалл предупреждала: маховик не прощает ошибок. Но я так до сих пор и не поняла, что это значит.
- Для чего он тебе сейчас ? - спросил Драко, не отводя взгляд от золотистого перелива песка внутри маховика.
- Впервые Макгонагалл дала мне его на третьем курсе, чтобы я могла быть на двух уроках сразу.
Тот удивленно посмотрел на неё и усмехнулся. Вот что значит «Гриффиндорская заучка».
- Ты не знал...- её голос стал тише, будто она боялась, что услышат стены Хогвартса, хранящие их тайны. — Но когда твой отец приказал убить Клювокрыла... мы с Гарри вернулись. Шли за собой, как тени. Ты помнишь тот день? Ты стоял там, с лицом, полным ненависти, а я... я ударила тебя.
Он кивнул. «Помнил». Помнил, как её кулак стал первым ударом, разрушившим его иллюзии. Как потом, втайне, он ловил её взгляд в библиотеке, надеясь, что она ударит снова — лишь бы не игнорировала. Лишь бы коснулась.
-Мы преследовали самих себя, не попадаясь на глаза, меняя ход событий. Мы прятались, потому что...
Взгляд Драко перешел на Гермиону.
- Потому что нельзя встречаться с самим собой в другом времени. И так мы спасли Клювокрыла и Сириуса Блэка, который оказался крестным отцом Гарри и не был причастным к смерти его родителей.
Он коснулся цепи. Металл обжёг пальцы, но боль была сладкой — как удар её кулака тогда, на третьем курсе.
— Ты спасла птицу, — прошептал он, наблюдая, как песок в маховике медленно струится сверху вниз и наоборот. — И Блэка. А что... что он сделает со мной? — Голос сорвался, выдав то, что он скрывал годами: страх быть сломленным, как отец. Страх оказаться недостойным её безумия.
- Это выбирать тебе, - ответила она. - Мы можем и не возвращаться в «далекое» прошлое. Но можем вернутся в «недавнее» и поменять, то что нам нужно. Хотя бы в тот момент, когда ... - она опустила голову.
Он понял. Понял её без слов.
— Когда я оставил тебя в больничном крыле...— он заговорил, будто вытаскивая слова из глубин ада, — ...или когда солгал, что ненавижу. Или когда взял обет и поклялся говорить только правду, выполнять все действия, перед тем, как узнал, что нужно... сломать тебя...
Гермиона вздрогнула, будто каждое его слово было ножом, вонзающимся в старые раны. Её дыхание сплелось с его — неровное, прерывистое, как ритм сломанного сердца. Она почувствовала, как вся боль, которую она прожила в тот момент, снова вернулась.
— Я готов стереть всё, — он шагнул ближе, и маховик замер, песок завис в воздухе, образуя вокруг них кокон из миллиардов мерцающих частиц. — Стать другим. Пустым. Чистым... если это сохранит тебя. Готов... готов поменять себя, ради тебя, даже, если за это будут последствия... Мы можем изменить любой из этих моментов. Стереть ложь. Переписать обеты.
Гермиона не ответила. Вместо этого её руки дрогнули. Она вновь развернула ладони, которые украшали синяки, ожоги, порезы, сливаясь с кровью.
- Или...
Он посмотрел на неё — на ту самую девочку, которую когда-то назвал «грязнокровкой», а теперь носившую его шрамы как украшения.
- Или мы можем оставить всё как есть, — Драко выдохнул, и маховик будто дрогнул. — Потому что эти шрамы... они сделали нас теми, кто мы есть.
- Мы не можем остаться... - она перерезала его слова. - Потому что ты взорвал запретную секцию. Потому что... убил Грэхэма. Тебя уже ищут и я... я не отдам тебя. Не оставлю. Лучше все зачеркнуть и начать заново, но уже с тобой, поэтому... - Она впилась в него взглядом, цепляясь за последнюю нить. - Выбирай!...Или мы теряем друг друга!
Драко закрыл глаза. Вспомнил, как впервые убил — не человека, а паука, по приказу отца. Как дрожал, но солгал: «Было легко». А потом нашёл того же паука, восставшего в кошмарах, и Гермиону, говорящую: «Ты не обязан быть монстром».
— Нет, — произнёс он, накидывая цепь маховика на свою шею. — Я выбираю тебя.
И повернул механизм.
«Случайно».
«Не туда».
«Не назад — вперёд»
— Нет! — крик Гермионы растворился в грохоте рвущейся реальности. Мир сорвался с якоря. Вихрь времени вздыбился под их ногами, выворачивая пространство в спираль, где прошлое, настоящее и будущее слились в ядовитый коктейль — «кофе с молоком, которое уже не разделить». Воздух звенел, как натянутая струна, а они застыли в эпицентре, два островка плоти среди безумия. Её сердце колотилось, будто пыталось вырваться из клетки рёбер; его дыхание учащалось, пульс на шее бился в такт бешеным оборотам маховика.
Вокруг — торнадо из секунд, лет, эпох. Земля под ногами стала акварелью, размытой дождём, небо — мазками масла, смазанными кулаком невидимого гиганта. Кто-то крутил глобус со свистом, а они падали сквозь его ось. Гермиона впилась взглядом в маховик, вертевшийся как юла на краю пропасти. «Сколько оборотов до конца? Что там, за горизонтом времени?» Страх обжигал горло кислотой, но любопытство — этот проклятый, ненасытный зверь — заставляло её открывать глаза снова и снова.
Он смотрел вокруг — изумрудные глаза ловили обрывки миров: города, рушащиеся и вырастающие в мгновение, моря, высыхающие в песок, звёзды, рвущиеся в сверхновые. Но всё ускользало, как песок сквозь пальцы. «Память ли это? Или пророчество?»
Она дёрнулась вперёд — инстинктивно, бессмысленно, — и он обернулся. Их взгляды столкнулись. В её глазах — ураган: «ужас» сплетался с «жаждой знать», «мольба» застыла на губах, но словам не было места в этом хаосе. Он «понял». Не ошибку — нет, куда страшнее. Он сорвал крышку с Пандориного ящика, выпустив будущее на свободу.
Карусель времени рванула вперёд, увлекая их в танец без ритма. Руки инстинктивно сцепились — её пальцы впились в его запястье, его ногти оставили полумесяцы на её ладони.
«Слишком поздно для страха. Слишком поздно для слов.»
Только ветер выл в ушах, только маховик смеялся металлическим смехом, только их сердца бились в унисон — два барабана в оркестре апокалипсиса.
«А мир вокруг»... Он больше не напоминал «что-то». Он был «ничем» и «всем» сразу — рождением и смертью, началом и концом, обещанием и угрозой. И где-то там, в этой безумной суматохе, ждало «завтра».
«Чужое».
«Неизвестное».
«Их».
Они падали сквозь время.
Ветер выл, как раненый зверь, вырывая из груди крики, слова, мысли. Руки их всё ещё были сплетены — её пальцы, словно корни, впились в его кожу, его ладонь жгла её холодным потом. Сквозь вихрь мелькали тени будущего: города-призраки с башнями до небес, леса из стекла, океаны, вывернутые наизнанку, где рыбы летали, а птицы тонули. Всё это проносилось мимо, как страницы безумной книги, которую листала невидимая рука.
— Держись! — крикнул Драко, но голос его утонул в грохоте рушащихся эпох. Глаза Гермионы метались, вычисляя, анализируя, «ломая хаос на формулы». Она увидела его губы, сложившиеся в её имя, — «Грэйнджер», не «Грязнокровка», — и что-то ёкнуло в груди. Не страх. Не ярость. Что-то новое, острое, как лезвие, застрявшее между рёбер.
«Внезапно маховик взвыл»— звук, от которого кровь застыла в жилах. Цепь на шее со стороны Драко раскалилась докрасна, прожигая кожу. Он закричал, но не отпустил. «Не мог отпустить». Гермиона рванулась к нему, забыв о пропасти под ногами, о безумии вокруг. Её руки схватили раскалённый металл — плоть зашипела, пахнув горелым, но она «сжала».
— Ты... сумасшедшая! — прохрипел он, но в его глазах вспыхнуло что-то дикое, почти восторженное. «Она горела». Не метафорой — буквально: волосы её светились янтарным ореолом, искры времени лизали плечи, оставляя узоры, похожие на руны.
«Маховик затрещал»
Один оборот.
Два.
Третий.
И всё остановилось.
Тишина ударила громче грома. Они рухнули на землю, которая внезапно стала «настоящей» — холодной, твёрдой, пахнущей пылью и... огнем? Гермиона подняла голову, и её дыхание перехватило.
Воздух стал густым, пропитанным пеплом сожжённых надежд. Хогвартс, некогда гордо возвышавшийся над долиной, теперь напоминал гигантский надгробный камень. Гриффиндорская башня лежала, раздавленная, как череп под сапогом титана; астрономическая площадка превратилась в груду остекленевших обломков, отражающих багровое небо. На месте Запретного леса торчали чёрные пни, словно клыки мертвеца, а Великое озеро высохло, обнажив дно, усеянное костями — человеческими, магическими, детскими. Ровное поле перед замком, где проходили матчи по квиддичу, превратилось в выжженную пустошь, усеянную воронками от заклятий и ржавыми щитами с выцарапанными насмешками: «Смерть предателям», «Кровь за кровь».
Но самое чудовищное висело над всем этим.
На центральной уцелевшей стене замка, там, где когда-то сиял герб Хогвартса, теперь полыхал гигантский плакат. «Драко Малфой». Его изображение, искажённое до гротеска: его волосы были белыми, как снег в грозу, лицо — маской из холодного мрамора, а глаза... «Глаза». Пустые. Без искры, без боли. Лишь зелёная глубина, как болото, затягивающее жизнь. Надпись вилась змеей: « Лорд Малфой. Правая рука Бессмертного».
Пальцы Гермионы впились в землю, превратившуюся в груду острых осколков. Её Хогвартс... Её друзья... Где-то здесь они должны были лежать — в земле, которую топчут сапогами пожиратели, марширующие по территории замка. Они жили теперь в его стенах — перестроенные залы сияли чёрным мрамором, окна горели алыми огнями, как глаза демонов, а над входом висел щит с гербом Малфоев, переплетённым с черепом Тёмного Лорда.
Она задыхалась. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться и присоединиться к тем, кто погиб. В горле стоял ком — не слёз, а ярости. «Это её вина?» Нет, не может быть... Но рациональность трещала под напором кошмара.
Драко был парализован. Его лицо было белее плаката с собственным изображением. Глаза, обычно острые и насмешливые, расширились, вбирая в себя весь ужас. Он видел детали: на флаге у входа — вышитую серебром сцену казни, где силуэт с его лицом поднимал меч над ребёнком; на груди у пожирателей — медальоны с его профилем. «Он стал иконой зла».
— Это не я, — прошептал он, но слова рассыпались, как пепел. — Я бы не... - голос сорвался, когда из замка вышел «его отец». Люциус Малфой, гордый и невредимый, с тростью, увенчанной новым набалдашником — застывшим в крике эльфийским черепом.
Гермиона укусила губу до крови. Она видела, как Драко содрогнулся, когда Люциус похлопал по плечу пожирателя, того самого Крэбба, чьё лицо теперь украшал шрам в виде слова «пожиратель». Но её мысли крутились вокруг одного: Гарри мёртв? Его тело, наверное, лежит где-то в этих руинах, а его жертва оказалась напрасной.
Драко смотрел на труп Добби, приколоченный к воротам как предупреждение. У эльфа на груди была выжжена метка Малфоев.
- Гермиона... - это имя слетело с его губ в присутствии ее, впервые. За долгие годы, звучало как мольба, как крик о помощи, который он не мог сдержать. Его голос дрожал, смешиваясь с ветром, что нёс запах гари и смерти.
Гермиона повернулась к нему, её глаза, полные слёз и гнева, встретились с его взглядом. Она видела в нём не того надменного мальчишку, каким он был раньше, а сломленного человека, который осознал, что стал пешкой в чужой игре. Хоть и в будущем.
Драко не вымолвил и слова. Он не мог. Его язык будто прилип к гортани, а в груди бушевала буря из стыда, страха и отчаяния. Он смотрел на неё, на её растрёпанные волосы, на кровь, что стекала по её подбородку, и понимал, что она — единственная, кто ещё может его понять. Но даже это понимание было иллюзорным, как дым, уносимый ветром.
Они поднялись с земли, все еще охваченные ужасом, шоком и яростью.
- Нам нужно вернуться - Драко кинулся на цепочку маховика , но Гермиона резко её отдернула.
- Нет! Я была в прошлом и все было хорошо, когда возвращалась , но теперь мы в будущем и может быть об этом говорила Макгонагалл «будут последствия». И мы даже не знаем какие. Мы можем погибнуть . Нельзя прямо сейчас рвать назад. Нужно все выяснить.
Гермиона говорила быстро, её голос дрожал, но в нём слышалась твёрдость. Она сжала цепочку маховика в кулаке, словно боялась, что Драко вырвется и попытается использовать его бездумно. Её глаза метались, анализируя окружающий хаос. Руины замка, крики пожирателей, запах гари и крови — всё это было слишком реальным, слишком осязаемым. Она понимала, что одно неверное движение — и они оба погибнут.
— Мы не можем просто вернуться, — повторила она, глядя на Драко. — Мы должны понять, что произошло. Почему всё стало таким. Почему ты... — она запнулась, но продолжила, — почему ты стал для них символом. Мы должны найти ответы.
Драко сжал кулаки, его лицо исказилось от боли и гнева. Он хотел кричать, рвать на себе волосы, но вместо этого лишь прошептал:
— Это не я... Я бы никогда... — его голос сорвался, и он замолчал, опустив голову.
— Драко, мы должны узнать, что произошло в этом будущем. Что привело к этому. И исправить это, черт подери!
Гермиона чувствовала, как её разум раскалывается на части. Каждый вдох обжигал лёгкие, словно воздух пропитали не гарью, а самой сутью кошмара, в котором они оказались. Её ногти впились в ладони так, что боль стала якорем, удерживающим её от безумия. «Гарри мёртв?» — мысль пронзила её, как клинок, но она сжала зубы, вытесняя её. Скорбь подожжёт позже. Сейчас — только действие. Только выживание.
Драко стоял рядом, его тень дрожала на обугленных камнях. Он смотрел на свой профиль, выгравированный на медальоне у пожирателя, и его тело содрогнулось, будто под удадами плетью. «Иконой зла» — эти слова висели в воздухе незримым проклятием. Он поднял руку, будто пытаясь стереть кровавую вышивку с флага, но пальцы лишь сжали пустоту.
— Хорошо, — сказал он тихо. — Но куда мы пойдём? Здесь... — он оглянулся на руины, — здесь ничего не осталось.
Гермиона задумалась на мгновение, потом её глаза слегка загорелись.
— Хогсмид, — сказала она. — Если что-то и осталось нетронутым, это будет там. И, возможно, мы найдём кого-то, кто знает, что произошло.
Драко кивнул, и они двинулись в сторону деревни, стараясь держаться в тени. Каждый шаг давался с трудом, каждый звук заставлял их вздрагивать. Но они шли, потому что другого выбора у них не было.