Глава 20
Находясь в выделенных ему покоях, Трандуил вспоминал разговор с сыном. Собственные принципы были дороже ему чувств сына к смертной девушке, а её ребёнок... Таур нахмурился — помнил вторую встречу с маленькой девочкой. Он не мог оставить всё так. Семь лет для эльфа — ничтожный срок, но Таур знал, как опасна связь с женщиной. Как ради любви на алтарь влюблённые готовы положить собственные жизни — будто добровольно подставить шею под секиру палача.
Трандуил торопился в покои гнома — знал, что именно там остановилась волшебница вместе с дочерью. Ему не удалось убедить сына, но оставался шанс повлиять на него через эту женщину. Стража у двери не позволила ему осуществить задуманное. Опешив от наглости лесного народа, Таур с неверием посмотрел на них — к горлу подступил ком неприкрытой злости.
— Объяснись, — почти прошипел король Лихолесья.
— Нам отдан приказ никого не впускать в покои гнома, — с невозмутимым видом ответил стражник, набираясь смелости дать отпор своему бывшему Повелителю.
— Я ваш Таур! — рыкнул Трандуил, не желая принимать такую наглость.
— Леголас...
— Пошли прочь!
Многое изменилось за то время, что его сын провёл в Итилиэне. Эльфы, которые пошли за ним, отказывались повиноваться королю, видя в Леголасе своего предводителя и негласного Владыку. Он ставил себя на равных с ними и за это они были верны ему. Вмешательство Трандуила сеяло сомнения относительно блага их лидера. Эльфы расступились под натиском стражников, верных королю.
Ворвавшись в покои обозлённым и смертоносным пламенем дракона, Трандуил готовился жалить чужеземку, но пронзительный взгляд не нашёл в покоях волшебницу.
Рыкнув от злости, Таур развернулся, собираясь уйти, но услышал тихое детское сопение — девочка, та самая, которую его собственный сын защищал от него, спала на постели, а рядом на лавке храпел потомок Дурина. Гимли стойко вёл свой дозор, лёжа бородой на столе, и боролся со Смаугом во сне, подхихикивая над глупыми эльфами. Отличная компания подобралась его сыну — гном в друзьях, во владыках — король Гондора, смертная — в невестах, а полукровка — в дочерях.
Придя в покои с определённой целью, Трандуил не собирался задерживаться. Ему нужна была волшебница, а не гном и её... дочь. Бросив взгляд на Гимли, Траур вновь посмотрел на спящего ребёнка — это его сын пытался защитить? Ради этого отказывался от всего? Не понимая, что может быть дороже бессмертия, Трандуил подошёл ближе к постели, чтобы посмотреть на ребёнка. Прямо сейчас никто не встанет у него на пути.
Девочка мирно спала, обнимая во сне игрушку. Все дети невинны от рождения. Трандуил хотел злиться, не желал понимать сына и принимать его решение, но не мог заставить себя смотреть на девочку иначе. И хотя в ней было больше от матери, он видел черты своего сына. Вспомнил, как она бросилась к нему с радостным криком: «папа!», и как его собственный сын защищал её от него, словно он мог навредить этой девочке.
Поколебавшись, эльф протянул руку к ребёнку, но не успел коснуться — девочка заворочалась и проснулась.
— Мама?
Отпрянув, Трандуил быстро направился к выходу из комнаты, став для ребёнка долговязой тенью с короной.
— А ты эльфийский король, да? — невинно спросила сонная Эвелин.
Трандуил остановился, задержался, но ничего не ответил.
— Это, наверное, тяжело.
Эльф обернулся — девочка уже спала, словно и не было того короткого разговора.
— Тяжело.
Бросив ответ в пустоту, Таур вышел из комнаты.
***
Сладкое марево — густое, будто мёд. Оно обволакивает, согревая, и лучами утреннего солнца, возвышаясь над горизонтом, заглядывает за ворот чужого счастья. Сколько бы трудностей не встречалось им на пути — все они преодолимы. Нет тех стен, которые невозможно разрушить. Нет тех ситуаций, которые невозможно разрешить. Их любовь смогла пробиться сквозь пространство и время, есть ли что-то сильнее этого?
Утро брезжит лучами солнца, танцуя на горизонте. Впервые Гермиона открывает глаза и чувствует небывалую лёгкость в теле. Нет скверных мыслей. Нет тревог. Мир преобразился и ей кажется, что вокруг их постели распустился цветущий сад, наполненный светом. Их счастье разрослось до масштабов целого мира и, казалось, пыталось коснуться каждого, заставляя Тьму бежать без оглядки — ей нет места здесь. Это их мир.
Грейнджер улыбнулась. Вдохнув полной грудью свежий воздух, она оглянулась. Лихолесский принц спал рядом с ней. Лучи солнца — озорники, играли на его лице, разрушая тени. Светлые волосы обрамляют лицо мирно спящего эльфа. Иногда ей хотелось бы знать, что ему снится. Такие же сны, где в цветущем саду весны белый олень играет с выдрой? Какая она в его воспоминаниях? Та юная девушка, что угодила в незнакомый ей мир, или уже взрослая женщина, которая любит его всем сердцем?
Детский смех. Гермиона обернулась. Он доносился с улицы. Поднявшись с постели, не тревожа покой Леголаса, она направилась к балкону. Лёгкий ветерок, врывающийся в пространство, колыхал балдахин, наполняя комнату запахом цветов. Балкон выходил в сад — тот самый, где они с Эовин снова встретились спустя столько лет. Опустив руки на ограждение, чувствуя под ладонями лёгкую прохладу, идущую от камня, волшебница снова услышала знакомый смех. Он принадлежал Эвелин. Девочка резвилась в саду, вынуждая потомка Дурина примерять на себя роль если не ездового пони — то карусели-гнома — точно. Что-то подсказывало Гермионе, что Гимли ещё припомнит эту ночку лихолесцу.
Так странно. Ещё вчера она думала о том, чтобы вернуться в свой мир. Оказалась в шаге от новой ошибки, но теперь не боялась оступиться. Несмотря на все невзгоды, которые выпали на их долю, Гермиона знала, что они справятся — пройдут через них втроём, чтобы никогда больше не разлучаться. Это звучало по-подростковому наивно и романтично, но что если это и есть их судьба? За все те годы, что Гермиона прожила в своём мире, потеряв всякую надежду когда-либо снова встретиться с лихолесским принцем, она могла зажить заново. Создать семью с другим мужчиной. Она — не эльф, и их законы оставались для неё тайной, оставленной в чужом мире. У неё хватало поводов думать о том, что после её исчезновения Леголас жил дальше, но будто что-то останавливало её каждый раз, когда она думала изменить что-то в своей жизни. А, может, просто искала оправдание себе? Настоящему желанию, в котором боялась признаться себе все эти годы?
Их общее счастье казалось таким хрупким. Как то перо, что поднялось на высоту балкона — чьё-то белое признание. Искренность, обретшая форму. Гермиона протянула к нему руку, едва коснулась кончиками пальцев, как ветер унёс его дальше. Даже в мире, полном волшебства, не всё решается по взмаху волшебной палочки. Не существует заклинаний и зелий, чтобы обрести настоящее счастье и удержать его в своих руках. Все преграды, вставшие на их пути, собрались в пределах этого самого дворца, а ещё одна — самая главная опасность, притаилась где-то там... В тени горы.
Гермиона посмотрела на горизонт. Она не знала, с чем им доведётся столкнуться в этот раз, и как обезопасить дочь от опасности, но больше не желала пугливо отступать. Не в этот раз. Судьба хотела, чтобы они оказались здесь, иначе бы пожелай Тёмные хоть тысячу раз получить желаемое — ничего бы не вышло. Её любовь, пронесённая сквозь время, не угасла. И вновь запылала ярким пламенем, стоило Леголасу коснуться её и открыть своё сердце.
«Мы справимся».
Грейнджер улыбнулась, почувствовав прикосновение. Эльфийская поступь неслышна человеческому слуху, но слишком хорошо волшебница знала эти руки. Леголас обнял её со спины, а она накрыла его руки ладонями и сжала чуть крепче. Его тёплое дыхание касается затылка; волшебница не видит, но знает, что сейчас лихолесский принц улыбается.
— Доброе утро, — шепчет он, и сам смотрит в сад, где резвится их дочь.
Чувство дежа вю оседает в груди приятной тяжестью. Когда-то они вдвоём уснули на башне в Хельмовой пади и были вполне себе счастливы. Она, как в то утро, убежала из его объятий на шум, чтобы посмотреть, что послужило причиной. Радостные события ознаменовали то утро, но оно не было и вполовину таким счастливым и светлым, как это. Сейчас было сложно представить, что где-то притаилась новая Тьма и опасность. Слишком дороги были это объятия, чтобы их нарушать.
— Доброе, — шепнула Гермиона, ничуть не лукавя.
На секунду ей стало любопытно, что случилось с тем самым лориэнским плащом — подарком королевы Галадриэль. Сберёг ли его лихолесский принц.
— А из Гимли получилась отличная нянька, — усмехнулся Леголас, наблюдая за тем, как запыхавшийся гном пытается не растянуться на земле, выполняя очередной акробатический номер ездовой лошадки.
— Боюсь, что он нас не простит, — широко улыбнулась Гермиона.
Она нисколько не жалела о том, что Эвелин осталась на попечительстве потомка Дурина. Уж Гимли себе цену знал и, как бы ни отрицал действительность, ладил с юной полукровкой отлично. Эвелин удивительной способностью удавалось завладеть вниманием взрослых и расположить их к себе. Маленький лучик солнца дарил тепло безвозмездно и принимал ласку с заботой, радуясь мелочам, и этому учил остальных.
— И снова эльфы будут виноваты во всех гномьих тяготах.
— С Гимли я уж как-нибудь договорюсь, — улыбнулся Леголас, смотря на волшебницу — она обернулась в его объятиях. Теперь ладони Гермионы покоились на груди принца, а она смотрела ему прямо в глаза и счастливо улыбалась. Грейнджер стала старше, но он всё ещё видел то яркое счастье в её глазах и любовь, которые она дарила ему каждое мгновение, проведённое с ним.
Бывают моменты, когда в словах нет необходимости. Гермиона смотрела в глаза того, кого любила, и ощущения его тепла и поддержки было достаточно, чтобы появились силы на новый шаг. Каким бы опасным ни был следующий поворот — всё приведёт их к счастью. Всматриваясь в те черты, которые она так любила, Грейнджер заметила ещё одну деталь — выпущенную ею из виду в прошлом.
— Маховик.. — удивлённо выдохнула волшебница.
Половинка Маховика времени висела на шнурке, на открытой груди лихолесского принца — фрагмент их общего прошлого. Напоминание — то, что настолько дорого, что хранится у самого сердца. Вторая половинка осталась у неё, вернулась вместе с ней в её мир и долго хранилась в шкатулке, как дорогое воспоминание об эльфе, занявшем её сердце.
Коснувшись Маховика, Гермиона смотрела на ещё одно доказательство любви лихолесского принца. Слова, услышанные ею в саду, меркли, словно чужая ложь. Какая разница, что считают другие, когда важнее то, что видят они оба? Она видела достаточно, чтобы знать, что остаться с ним — именно то, чего они желают вдвоём.
«Втроём»...
Леголас опустил взгляд, наблюдая за волшебницей.
— Ты сохранил его, — озвучила она простую истину, которая не нуждалась в подтверждении.
— Как и мою любовь к тебе, — накрыв ладонь волшебницы своей, сжимая её и пряча в замке ладоней обломок Маховика, Леголас неотрывно смотрел на девушку, которую любил всем сердцем. Разве могла другая эльфийка потеснить её? Он и представить себе не мог, чтобы другая оказалась рядом с ним, чтобы он полюбил её так же самоотверженно и крепко. — Ты моя невеста, Гермиона Грейнджер, — улыбнулся эльф, когда волшебница подняла на него глаза, — и это не изменит побег в другой мир, — отшутился эльф, разбавляя атмосферу.
Волшебница счастливо улыбнулась. В это мгновение она чувствовала себя как никогда ранее на своём месте. Подавшись навстречу к лихолесскому принцу, Гермиона накрыла его губы поцелуем.
Они были такими тёплыми и родными...
***
Приближался час расставания. Двое влюблённых цеплялись за любую возможность провести время вместе. За прошедшие годы накопилось много вопросов, а одна из тем для разговора отнимала у потомка Дурина последние силы. Образ сурового гнома таял на глазах, вызывая улыбки у наблюдателей.
На последнем повороте ноги подвели достопочтенного гнома и пришлось познакомиться с землёй тем местом, которые в годы Кольца Гимли знатно натирало отсутствие седла на спине коня принца.
— Как вам роль няни, господин гном? — отшутился Леголас, не скрывая весёлой улыбки и озорных искр в глазах.
— Дитё его, а ездовой козёл — я, — буркнул в бороду Гимли.
Подумав, что погорячился, гном поспешил перевести тему — не ему говорить о том, что девочка росла без отца. Не вина эльфа. Светлый народ, несмотря на предвзятое отношение к нему гномов, заботился о своих детях. Наверняка, Леголас жалел об упущенном времени. То, что уже давно не в новинку для Лондона, — недопустимо у эльфов. Одна из причин, почему в период войн эльфийские города не слышали детского смеха. Некому было беззаботно бегать по улицам Лихолесья и радовать своих родителей.
— Полдень скоро, а вы всё спите, — пробурчал гном в привычной манере.
— Дядя Гимли, — раздалось в паре шагов от троицы. — Ты устал? — Эвелин с беспокойством и лёгким разочарованием смотрела на бородатого няньку.
Не устал ли он? Своих детей у Гимли не было, а на коротких ногах, ни спавши, ни жравши за неусидчивым ребёнком разве поспеешь? Это Гермиона с Леголасом после задушевных разговоров изволили спать в отдельных покоях, а ему — гному из гномов, глаз не сомкнуть. Всю ночь дочь друга берёг, а то ведь украдут, не дай Эру. Эльфам, как водится, Гимли не доверял. Всё сам.
— Эвелин, — вмешалась Гермиона, привлекая внимание дочери. — Дяде Гимли нужно отдохнуть.
За общим счастьем двое родителей забыли о своих обязанностях, и если Леголасу к роли отца ещё предстояло привыкнуть, то Грейнджер свыклась с этой мыслью с того самого дня, как впервые взяла дочь на руки.
— А ты поиграешь со мной? — под удар энергичного ребёнка тут же попал эльф, а Гимли довольно усмехнулся — настал час расплаты. Теперь он посидит в сторонке и понаблюдает за тем, как Леголас примеряет на себя роль личного ездового оленя. Не всё же ему одному рогатым ходить (это потомок Дурина ещё ничего не знал о волшебных превращениях принца).
Не дав ответить на вопрос девочки, гном вставил своё слово:
— Совсем забыл, — сокрушался Гимли. — Дурья башка, — стукнув себя по лбу, гном поспешил объясниться под прикованными к нему взглядами троицы. — Арагорн хотел обсудить с нами детали похода.
Дело не требовало отлагательств. Несмотря на мутные планы тёмной стороны, один из наследников двух народов всё ещё не был найден. За то время, что Леголас находился на грани жизни и смерти, Арагорн и его люди с ног сбились, выслеживая похитителей. Мальчика так и не нашли, но смогли выяснить некоторые не маловажные детали похищения.
— Ты уходишь? — Эвелин расстроено посмотрела на эльфа, и Леголас перевёл на неё взгляд. Он упустил столько лет её жизни, только познакомился с ней, но вынужден вскоре попрощаться, отправившись в опасный путь. То время, оставшееся до похода, ничтожно коротко, а у него снова нет возможности провести его с семьёй и узнать её лучше.
— Эвелин, — виновато сокрушался эльф, опускаясь на колено, чтобы быть на одном уровне с девочкой. Она не смотрела на него, с опущенным взглядом и обидой прижимала игрушку к груди. — Это ненадолго. Я вернусь, и мы обязательно с тобой поиграем.
— Ты покажешь мне свою магию? — всё ещё обиженно не смотря на эльфа, протянула малышка.
— Всё, что ты пожелаешь, — улыбнулся Леголас и погладил девочку по волосам. — А чтобы вы не скучали, пока меня не будет, я вас кое с кем познакомлю.
После разговора с Эовин Гермиона не надеялась на радушный приём. Не всем из круга приближённых нравился факт её возвращения. Грейнджер ловила на себе предосудительные взгляды, но предпочла их не замечать ради общего блага. Достаточно того, что их с Эвелин принял Леголас. А остальное.. Всегда будут те, кому чужое счастье встаёт поперёк горла.
***
На этот раз испортить сюрприз не удалось даже Гимли. Уставший гном очухался уже у дверей, когда стражники расступились, пропуская приближённых Арагорна в королевские покои.
Эвелин с интересом осматривалась, ни на шаг не отходя от матери; ухватившись за её руку, она стала хвостиком Гермионы.
Волшебница полагала, что первым им на встречу выйдет Элессар, но короля Гондора не было в покоях. Догадка появилась, когда Леголас обратил их внимание на хозяйку покоев — высокородную эльфийку. Сидя на кушетке, она смотрела в сторону балкона, где играли дети, и не сразу заметила утренних гостей.
— Гермиона, это королева Арвен, — представил её Леголас. — Жена Арагорна.
У них не было возможности познакомиться раньше. Гермиона присоединилась к Братству значительно позже, но много раз слышала о Вечерней звезде сердца Странника.
Эльфийки, встреченные Гермионой до этого дня в Лотлориэне, не были и вполовину так красивы, как дочь Элронда и Келебриан. Несмотря на горе, болью поедавшее её сердце, она оставалась удивительно прекрасной.
Эльфийка поднялась и подошла к гостям. Коротко кивнув Леголасу, она позволила ему уйти вместе с Гимли.
— Доверяю Вам самое дорогое, что есть у меня, — Леголас чуть склонил голову в знак почтения и благодарности.
В стенах этого дворца ничего не угрожало жизни его возлюбленной и дочери, но расставаться с ними даже на краткий миг было по—прежнему тяжело. Шепнув Гермионе: «я скоро», эльф вместе с бородатым другом покинул покои короля.
Грейнджер было неловко оставаться в компании незнакомой эльфийки. Будто прочитав её мысли, Арвен заговорила первой:
— Рада познакомиться с тобой, Гермиона Грейнджер, — эльфийка мягко улыбнулась, приветствуя свою гостью.
— Это взаимно, — улыбнулась волшебница. — Я много слышала о Вас.
Их любовь стала сказанием — прекрасной сказкой о любви эльфийки и человека. О том, насколько сильное чувство может победить смерть. Оно возвышается над ней и ломает все преграды.
— Как и я о тебе.
Этому факту Гермиона нисколько не обрадовалась. Прошлый опыт научил её, что люди с охотой рассказывают о грязи, а не победах. Волшебница не пыталась приписать себе заслуги в Битве, но и того отношения, как к грязной женщине, не желала — это могло сказаться на Эвелин.
— Ты спасла тех людей в Хельмовой пади, — продолжила эльфийка, приятно удивив Грейнджер. — Пожертвовала собой, чтобы план Тёмных не удался и воины Рохана пришли на помощь Гондору. Мы благодарны тебе, — Арвен смотрела на неё и была искренняя в своих словах.
Можно много спорить о пользе и вреде участия волшебницы в Битве Кольца. Гермиона много думала о судьбе этого мира, когда вновь оказалась дома. Она не отрицала того факта, что, возможно, именно из-за неё Саурон узнал о планах Рохана. Что было бы, не коснись она паланкира? Напали бы на их лагерь? Всё это догадки и размышления, ответы на которые она вряд ли когда-либо получит. Прошлое осталось позади, а настоящее напомнило о себе тонким детским голоском:
— Мама, она красивая.
Внимание эльфийки привлекла Эвелин. Погружённая в свои мысли, Арвен подошла к ней, наклонилась, чтобы лучше видеть ребёнка, прячущегося за свою мать.
— Твоя мама сильная волшебница, — Арвен протянула руку к девочке — хотела коснуться пряди волос, как заметила остроконечное ушко. Воспоминания о сыне настигли её неожиданно именно там, где она меньше всего ожидала их увидеть. — Эльдарион был таким же, — Арвен протянула руку к девочке, чтобы коснуться её волос.
— Я соболезную Вам, — Гермионе было больно наблюдать за тем, как разрывается материнское сердце. Ей казалось, что она своим появлением вместе с Эвелин встревожила рану, которая ещё свежа. — И верю, что он непременно вернётся.
— И я тоже в это верю, — Арвен выпрямилась.
— А вы тоже эльф? Как папа?
Вот с таких вопросов начинаются проблемы.
— Верно, — ответила эльфийка.
После вопроса дочери Гермиона готовилась встретить поток нравоучений. Реакция Эовин наталкивала на мысль, что на факт их связи с Леголасом эльф отреагирует более эмоционально, но этого не случилось. Арвен погрузилась в собственные размышления, смотря на ребёнка.
Тишину прервали детские голоса, доносившиеся с балкона. Эвелин любопытно выглянула из-за матери, пытаясь разглядеть, кому они принадлежали.
— Иди, поиграй с ними, — предложила Арвен, и Эвелин неуверенно посмотрела на мать, спрашивая у неё разрешение. Гермиона кивнула, и девочка направилась на звук.
Оставшись наедине с принцессой, Гермиона ожидала увидеть осуждение, но в глазах Арвен не было ничего предосудительного. Возможно, Леголас был прав, когда посчитал, что Ундомиэль, полюбившая смертного, поймёт их лучше. Гермиона не рассказала ему о разговоре в саду.
— Не обращай внимания на других, — неожиданно сказала Арвен, будто прочла её мысли. — Союз эльфов и людей редок, но посмотри... насколько она прекрасна, — эльфийка показала взглядом на Эвелин. Девочка уже успела познакомиться с дочерьми Арагорна. — Твоя дочь обладает удивительным Даром, — продолжила Арвен, наблюдая за игрой девочек.
Раньше Эвелин не доводилось видеть таких же полукровок, как она. Знакомые остроконечные уши двух девочек выдавали в них двукровие. Гермиона знала, что Эвелин обладает способностями к магии. Благодаря крови эльфов она обрела то, что недоступно для волшебников её мира — волшебство без палочек и заклинаний. Грейнджер не знала, как в дальнейшем сложится судьба её дочери. Принесёт ли ей сова то самое заветно письмо из школы магии и волшебства. Примут ли её и смогут ли научить обращаться с силой или её дочери не найдётся место среди других волшебников и волшебниц. Магия Эвелин не была бесконтрольным проявлением силы. Случались эмоциональные выбросы, но Эвелин могла творить магию осознанно — она отзывалась на её отклик. Открыв Дар дочери, Грейнджер изучила все доступные ей книги и переговорила со знакомыми волшебниками — не сталкивались ли они с подобным проявлением магии, но ничего похожего в её мире не было. Гермиона, которая в любой ситуации находила выход, терялась и не знала, как научить дочь контролировать свою силу. Как правильно направить её; как научить, если другие откажутся помогать ей в этом. Придя к выводу, что у Эвелин, возможно, Дар эльфийкой магии, Гермиона пыталась разобраться самостоятельно, но не было рядом того, кто направил бы её по верному пути.
— Она не по годам сильна. В ней дремлет огромная сила.
— Но она... — Гермиона не могла произнести это слово по отношению к дочери. — Не эльф, разве это возможно?
— Дети людей и эльфов наделены особой силой, несравнимой с той, что доступна детям звёзд, — согласилась Арвен. — Но Эвелин исключение. Твоя магия, Гермиона, — именно она сделала её такой. Кровь эльфов усилила её, разрушив грань. Именно поэтому Эвелин так манит наши народы.
Арвен не подавала вида, но Гермиона чувствовала, что эльфийке тяжело говорить о причине, по которой её сын оказался в опасности. Леголас говорил Гермионе, что нынешнее поколение эльфов значительно слабее, чем их предки. С каждым годом их магия начинает слабеть, а бывалая красота Зеленолесья превратилась в Лихолесье — тёмное место, населённое тварями из Мордора.
— Он вернётся, — Гермионе хотелось вселить надежду в сердце эльфийки и как-то приободрить её, но как сама бы она чувствовала себя, оказавшись в подобной ситуации? Вероятность похищения Эвелин придала ей скорости в сторону портала и дома, чтобы оказаться подальше от угрозы и защитить своего ребёнка. Никакими словами не излечишь раненное материнское сердце.
— Мама! — их прервал радостный оклик Эвелин. Солнечный вихрь вместе со звёздным ворвался в покои королевы и закружил возле них. — Смотри! У них такие же ушки, как у меня! — сияла от радости девочка, показывая на новых подруг.
Гермиона в прошлом сильно переживала, что Эвелин будет трудно сойтись с другими детьми и найти себе подруг, а в Средиземье, несмотря на косые взгляды, ей удалось обзавестись уже тремя друзьями. И они не считали её странной ни за её внешность, ни за рассказы о воине-отце, предводителе эльфов Итилиэна.
— Какие красавицы, — улыбнулась Гермиона, смотря на девочек.
Они были младшими сёстрами Эльдариона, дочерьми Арагорна и Арвен.
— Это Ауриндиэ и Эливинг, — представила их Арвен.
Старшая девочка была на полтора года младше своего брата, а меньшая — чуть больше, чем на три. Обе — крохотное отражение своих родителей. Уже сейчас в них угадывалась дивная красота эльфийского народа.
— Приятно познакомиться с вами.
— Тётя Арвен, — Эвелин не имела ни малейшего понятия о правилах общения с леди, привлекая внимание королевы. — Вы грустите?
От внимательного взгляда ребёнка не скрылась печаль матери. Эвелин в силу возраста не могла понять многого, но некоторые вещи чувствовала и читала других, как открытую книжку.
— Не грустите, — Эвелин тронула руку эльфийки.
Арвен коснулось незнакомое тепло — оно расплылось по её телу светом надежды и росло в ней и крепло, прогоняя страхи и опасения — оно залечивало те раны, что не подвластны рукам целителя. Дарило покой. Эльфийка застыла на короткий миг, слепо смотря перед собой, а после, словно переродившись, опустила взгляд и улыбнулась девочке.
— В каждой Тьме можно найти луч света, а в твоём сердце всегда светит солнце. Помни об этом, Гермиона Грейнджер, — улыбнулась Арвен, переведя взгляд на волшебницу.
***
— Арагорн нас за опоздание по головке не погладит, — сетовал гном на свою забывчивость. Но как тут не забыть, когда он ночь не спал, а в заботу ему оставили чужого ребёнка?
Хвала Эру, что вспомнил!
— Леголас!
Эльф остановился, услышав знакомый голос. Трандуил спешил к ним. Молчание для Гимли стоило больших усилий, а Таур предпочёл сделать вид, что не замечает гнома. Вся ситуация, которая сложилась с возвращением Леголаса из мёртвых, не нравилась Трандуилу. Волшебница портила ему все планы и крошила тот маленький шанс на примирение с сыном. До известий о... язык не поворачивался назвать эту девочку своей внучкой даже в мыслях. Трандуил собирался надавить на сына и убедить его, что вернуться с ним в Лихолесье — лучшее решение. Он надеялся, что за годы жизни порознь и знакомство со Смертью его сын одумается и примет правильное решение — то, которое устроит эльфийского короля. Ситуация стала ещё более запутанной и сложной, когда его сыну приписали дочь.
— Мы не договорили в прошлый раз.
— Нам не о чем разговаривать.
Леголас помнил, чем закончился прошлый разговор с отцом.
— Её не было семь лет. За это время многое могло измениться. Она человек, Леголас. Не эльф, а людям неизвестна преданность. Они меняют свои решения, отказываются от чувств.
Всё это он уже слышал. Встречи с Гермионой достаточно, чтобы понять, что её сердце принадлежит ему. Время ничего не изменило.
— Нас ждёт важный разговор с Арагорном, — отмахнулся Леголас.
— Что может быть важнее судьбы моего сына?!
— Так Вы же сказали, что у Вас нет сына, — иронично заметил Гимли и под взглядом двух эльфов приутих. Кулаки потомка Дурина зудели съездить Его Величеству по самодовольной роже, но ради друга он держался из последних сил. Не ему учить их уму разуму — сами разберутся.
— Она не нашей крови, Леголас, — стоял на своём Трандуил. Ему казалось, что это весомый аргумент в пользу отказа от глупой затеи связать свою жизнь со смертной.
— Она — мать моего ребёнка.
— Где гарантия, что это твоя... — Трандуил скривился перед произношением последнего слова, — дочь.
Леголас вспыхнул как спичка.
— Ты можешь верить в то, во что хочешь.
Не собираясь продолжать бессмысленный разговор, Леголас возобновил шаг.
— Леголас!
— Это мой выбор и я от него не отступлюсь.
— Я никогда не признаю её!
Ответа не последовало; сын был глух.
— Это безумие!
— Это любовь.
Король опешил, не зная, что сказать. Он смотрел в спину уходящему сыну и будто заново переживал тот день, когда Леголас бросился следом за Тауриэль. Но было что-то в этом его выборе иное. Не те всполохи первой юношеской влюблённости, а то самое чувство, которое королю Лихолесья довелось испытать лишь однажды.
Гимли пришлось чуть ли не бежать за другом, чтобы не отстать от него. Выражение лица Трандуила стоило того, чтобы три ночи подряд не спать. Гимли об одном жалел — что не имел навыков рисования, дабы увековечить это выражение лица.
— Эк ты его по щекам отхлестал, — довольно золотился Гимли, как золотая монета в лучах солнца. — «Это любовь», — повторил он с важным видом. Не хватало только руки в бока упереть и выставить благородную грудь колесом.
Эльф остановился; Гимли растерялся — обидел что ли? Леголас весело расхохотался, да так радостно, что отец слов не нашёл.
— Странный вы народ всё-таки — эльфы, — по-доброму заключил Гимли, улыбнувшись.
***
Гермиона не надеялась, что визит к Арвен окажется таким тёплым. В обществе друг друга они нашли понимание. Вместе с детьми девушки оставили королевские покои и вышли прогуляться. В этот раз дворец показывала Арвен, время от времени вспоминая родной дом — им так и не удалось насладиться тем временем. Возвращение омрачило похищение Эльдариона.
— Арвен..?
Эльфийка прервала разговор и обернулась. В их сторону направлялась троица друзей. Арагорн вырвался вперёд, заметив супругу. На его лице читалось беспокойство, которое пояснил Леголас, поравнявшись с Гермионой:
— Она не выходила из покоев с тех пор, как Эльдариона похитили.
Супруги переговаривались. Несмотря на горе, нарушившее их единство, что-то изменилось. Они оба вновь воспряли духом, а на измождённом лице Элессара появилась улыбка.
— Он винит себя, что сына не нашёл, — вставил своё слово Гимли. — Ночами не спит. Всё думает, что упустил.
— Вина на мне лежит. Я не уследил, — Леголас был телохранителем мальчика. Именно ему Арагорн доверил жизнь своего сына, а он не оправдал возложенную на него надежду и подвёл друга.
— Самобичеванием мальчишку не вернёшь.
Гимли не говорил об этом, но за друга у самого сердце болело.
— Мы ещё можем его найти, — вмешалась Гермиона. — Никто не знает наверняка, что за судьба его настигла, но... бессмысленно корить себя за то, что случилось. Никто не предвидел подобный исход. Вы не всесильны.
В охранники принцу достался не только Леголас, но и другие — не в их силах было уберечь мальчишку.
— В ваших силах найти его и вернуть домой. Уж в этом я не сомневаюсь, — улыбнулась Гермиона, переводя взгляд на Арагорна и Арвен в окружении двух дочерей. Каждый должен найти своё личное счастье.
***
Оставив Эвелин под взглядом Арвен, Арагорн, Леголас и Гимли с Гермионой отправились осмотреть место, где на троицу друзей напали Тёмные. Брать с собой Эвелин было опасно, да и не к чему, а малышка успела отлично поладить с дочерьми Элессара, чтобы не заметить отсутствие родителей. За играми с другими детьми Эвелин упустила момент, когда они ушли, оставив позади все привычные обещания о скором возвращении.
— Портал находится в другом месте, — пояснил Гимли, показывая дорогу. — Но, когда мы вернулись, он вынес нас сюда.
Это «сюда» оказалось во владениях короля Гондора. Никто не ожидал, что Тёмным удастся зайти настолько далеко. Арагорн и другие члены Совета предположили, что Тьма успела окрепнуть за прошедшие годы и бросила все свои силы на то, чтобы заполучить желанный сочный кусок. До встречи с Эвелин под описание пророчества подходил Эльдарион, но теперь все сошлись во мнении, что Тёмных интересовала только девочка.
— Но как они узнали об Эвелин? — негодовала Гермиона, осматривая коридор, ведущий к ложному порталу.
Рождение Эвелин оказалось тем ещё сюрпризом для неё самой, а что говорить о жителях Средиземья? Откуда они могли знать о том, что родится ещё один ребёнок от союза эльфов и людей? Все эти годы они жили в её мире и никак не связывались с этим, если не считать чудесных эльфийских снов, которые могли быть лишь желаниями, выданными за действительность. Гимли говорил о том, что после соединения душ такое случается, но разве кто-то мог подглянуть под завесу их личного мира, созданного на грани надежды и сотканного из любви?
«Что мы упускаем?».
Ответ всегда лежит на поверхности, но, сколько бы они ни присматривались, правда оставалась недосягаемой.
Дар Эвелин действительно мог стать тем самым зерном, которое вырастет либо в чудесный и прекрасный мир, преисполненный светом, либо опровергнет тот хрупкий мир на грани в бесконечную Тьму, порождая в ней всё больше страхов и кошмаров. Если для эльфов её способности стали чем-то неземным, то это не случайность.
Тёмные знали о ней и намеренно подстроили ловушку, но даже они, прознав о Даре девочки, не знали, насколько она сильна. Им удалось выбраться из западни и оказаться в безопасности, но этого мало, чтобы жить дальше в спокойствии. В любой момент Тёмные могли нанести новый удар, а горе, настигшее семью Арагорна, толкало отца на поступки на грани.
Зацепки, оставленные Тёмными, — могли сослужить им службу. Им пришлось убегать впопыхах. Возможно, что-то осталось. Гермиона помнила, как хотела допросить одного из нападавших и всё выяснить — именно поэтому Тёмные попали под действие обездвиживающих чар до того, как всё завершится и у неё появится возможность вытрясти из них всю правду. Стоило делу пойти не по плану Тёмных, как Грейнджер лишилась возможности вытрясти правду — допрашивать стало некого. Тела выгорели, будто по велению волшебной палочки, и оставили её ни с чем.
Потратив несколько часов на изучение места нападения, они так ничего и не нашли. Гермиона в очередной раз обошла помещение, обращая внимание на тёмные пепельные следы на полу — они остались после выжженных тел, но кроме этого здесь не было ни единой зацепки. Ни следов магии, ни портала. Ничего. Работа была провёрнута чисто. Видимо, Тёмные предполагали, что могут встретить достойное сопротивление, и перестраховались, чтобы об их планах не стало известно раньше времени.
— Нужно искать, — Арагорн не собирался уходить. Ему всё казалось, что они что-то упускают, а это что-то могло помочь им найти Эльдариона. Невозможно, чтобы здесь ничего не было.
Гермиона взмахнула волшебной палочкой, насылая чары.
— Ревелио.
Это не принесло никакого результата в прошлые разы; магия не показала скрытых следов и в этот раз. Гермиона помнила, как сталкивалась с особенностями магии мира Средиземья, которая сильно отличалась от её. Она не исключала момента, что в любой момент магия вновь может подвести её. Но волшебница продолжала, в надежде найти хоть что-нибудь, что сможет помочь им найти Эльдариона и докопаться до замыслов Тёмных.
Иногда глаза не видят того, что находится под самым носом. Волшебница старалась изучить место со всех сторон, но не видела ничего, что могло бы принести их общему делу хоть какую-то пользу. Так продолжалось долго. Гермионе казалось, что она уже знала наизусть каждый уголок, но, в очередной раз проходя мимо столбов, с оставшимся на одном из них пепельным отпечатком, помедлила. Нет ничего приятного в том, чтобы прикасаться к тому, что раньше было человеком. Или кем там ни были эти безликие, скрывающиеся под чёрными мантиями. Смахнув с поверхности грязь, стараясь не думать о том, откуда она здесь взялась, Грейнджер почувствовала под ладонью странную шероховатую поверхность. Она не была похожа на трещины или зазубрины от мечей или любого другого оружия. Там был чёткий рисунок, который она к своему удивлению не видела, но ощущала.
Пытаясь понять, с чем имеет дело, волшебница окликнула эльфа, надеясь, что кто-то из них объяснит ей, что это. Тратить время на пустые находки — не лучшая затея. А Леголас и Арагорн знали об особенностях Средиземья намного лучше, чем гостья из другого мира.
— Однажды я уже видела такое... — выдохнула Гермиона, ощупывая рисунок на стене и пытаясь воссоздать его у себя в голове. Она помнила тот день, когда последователи Мордора решили напасть на лагерь Рохана. Наложив заклинание защиты, какое-то время сдерживавшее орков, Гермиона своими глазами видела, как стрела, запущенная урук-хаем, разрушила её магию. Тогда она упала к её ногам, а в глаза бросились неизвестные до этого знаки, покрывавшие наконечник с древком. Здесь они были такими же. — Это значит, что моя магия здесь не действует.
По этой причине заклинание ничего не показало, а то, что она приняла за особенность магии Средиземья, на самом деле чужие происки и продуманный ход. Понимание ударило по затылку; глаза волшебницы расширились от осознания.
— Леголас! — она обернулась, чтобы предупредить остальных, но в этом уже не было необходимости.
Тёмные наполнили залу, будто десяток Пожирателей смерти. Четвёрка друзей оказалась в западне.
Они пытались найти следы Тёмных, а желания имеют свойство осуществляться, но не всегда так, как нам того хочется. Арагорн увидел похитителей своего сына и получил возможность узнать, что случилось с ним, но стоило ли оно того? Этот бой был заведомо неравным. Трое друзей, прошедшие Войну Кольца от начала и до конца, вновь были вынуждены оголить клинки и встретиться с противником.
— Я не могу использовать магию...
Грейнджер пыталась воспроизвести одно заклинание за другим, но ничего не выходило. Палочка в её руках превратилась в бесполезное древко, которым даже наотмашь не ударишь, что уж говорить о заклинании. Она вновь почувствовала себя той беззащитной девчонкой, которая ни на что не способна.
— Оставайся позади меня, — Леголас вырос перед ней защитной стеной, оголив эльфийские клинки.
Болезнь отняла у лихолесца много сил. Сейчас он слишком слаб, чтобы бороться за две жизни.
— Ну, нет уж, — нахмурившись, волшебница решительно подступила к эльфу.
Эльфийский меч покинул его ножны быстрее, чем он успел возразить. Леголас почти забыл, какого это — говорить этой девочке стоять в стороне и наблюдать за ходом сражения. Перед ним была уже не та хрупкая и невинная особа, встреченная им в снегах Карадраса, а взрослая волшебница, которая могла постоять за себя — он сам учил её держать меч в руках.
— «Надеюсь, что я ещё ничего не забыла».
Материнство как-то не располагает к изучению боевых искусств, но у неё был отличный учитель, чтобы в решающий момент не стать лёгкой мишенью.
Им стоило догадаться, что Тёмные так просто не отступятся от своего. Они найдут способ заполучить желаемое, а попытка Арагорна и остальных найти хоть какие-то зацепки, которые помогут им отыскать Эльдариона, окажутся самой большой глупостью родителя, отчаянно желающего спасти своего ребёнка. Тёмные ждали их. Они приготовили для них западню, зная, что верные друзья вернутся сюда в поисках ответов. Добровольно оказались в руках зла, и теперь с боем пытались вырвать свою свободу.
У Тёмных не было другого шанса заполучить желаемое. Они сражались, бросив на это дело все своим силы, а у друзей не было возможности позвать кого-то на подмогу. Гермиона пыталась воспроизвести хоть одно заклинание, чтобы уравнять их шансы, но всё было впустую. Они теряли силы, проигрывая этот бой. Четвёрка загнанных в угол друзей один за другим склоняли колено под давлением Тёмных.
Взмах и меч волшебницы встречает сопротивление. Из-под глубокого капюшона выглядывают мертвенно-бледные губы, испещрённые мелкими шрамами; они улыбаются ей в победоносной улыбке прогнивших чёрных зубов, и она чувствует, как под натиском чужой силы отступает назад. Её физическая подготовка не так высока, как у Арагорна и остальных, а справиться даже с одним серьёзным противником не так легко, как могло показаться на первый взгляд.
«Только не сейчас...»
Сильный толчок в грудь — волшебница ударяется спиной в стену. Болезненный вздох вырывается из груди и на пару секунд разум туманится, а картина перед глазами тонет в темноте.
— Гермиона!
Она слышит голос Леголаса, но не может ему ответить.
Тёмный не позволяет ей придти в себя, не даёт набраться сил и снова пустить меч в бой — тяжёлая рука, скрытая под ворохом грязных лоскутов, давит ей на горло, прижимая к холодной стене, а вторая рука сжимает её запястье, не позволяя нанести удар мечом, если осмелится.
— Всё ещё думаешь, что вам хватит сил противиться Ему? — шепчет Тёмный, насмехаясь ей прямо в лицо.
Мужчина ликует. Гермиона открывает глаза. На каменном полу лежат Гимли с Арагорном, поверженные, но ещё живые. Тёмные, убитые ими, догорают, обращаясь в пепел, но их противников по-прежнему слишком много и они сильны. Рядом с ней, проигрывая в схватке, оказывается Леголас. Лихолесского принца, будто издеваясь, прибивают к стене одним сильным ударом, ломающим рёбра. Каждый его мучительный вдох отдаётся тяжёлыми хрипами. Гермиона чувствует, как в ней бушует её сила вместе с переполняющей её яростью.
Волшебница взрычала; на лезвии эльфийского меча заиграли зелёные молнии. Вложив все силы в удар, Грейнджер выбилась из хватки Тёмного. Мужчина вскрикнул и отшатнулся от неё, прижимая к груди отсечённую по локоть руку. Конечность, упавшая на пол, задрожала, обращаясь в прах. Угрозы друзьям и возлюбленном ухватило, чтобы чужая магия прогнулась под её давлением, но будто отрезвляющей пощечиной для неё стала реплика раненого ею Тёмного:
— Убей его!
Гермиона успела только обернуться, чтобы поймать на себе взгляд Леголаса за секунду до того, как меч Тёмного вошёл в его тело.
— НЕТ!
Её отчаянный крик, преисполненный боли, разносится магической волной по помещению. Метки на стенах выгорают, будто жалкие клочки бумаги, преданные огню.
Перед глазами быстрым калейдоскопом проносятся все воспоминания, связанные с ним — они утопают в боли и становятся лишь прошлым, которое она не в силах вернуть. Под неконтролируемый магический выброс попадают Тёмные — их тела обращаются в прах, выгорая у неё на глазах. Никто не спасётся от разрушительного гнева. Лишь друзья, поверженные, но спасённые в шаге от смерти. Но не Он...
Один точный удар отнимает две жизни. Её сердце умирает вместе с ним. И нет ни единого заклинания, которое могло бы это изменить.
***
Какой смысл в борьбе, когда она бессильна перед смертью? Зачем вернулась, если все её действия неизменно привели к тому, что он теперь умирает у неё на руках? Шептать безутешное: «Нет», пытаясь прижать его к себе и зажать рану, зная, что она не в силах что-либо изменить. Какого это — потерять его снова спустя столько лет и не иметь надежды воссоединиться вновь?
— Леголас...
Шептать его имя, не замечая, как вокруг Тёмные, обращаясь в прах, погибают, давая им незримую свободу.
Тишину подземелья разбили чужие тяжёлые шаги. Гермиона не придавала им значения, весь мир её сузился до эльфа, который лежал у неё на коленях, но уже никогда не сможет открыть глаза и порадовать её искренней синевой или открытой улыбкой, похожей на тёплое солнце — именно она досталась их дочери и её все эти годы бережно берегла Гермиона, надеясь, что её маленькое солнышко никогда не угаснет.
— Я могу вернуть его.
Холодный прогорклый голос прорывается в её сознание, и волшебница поднимает голову. Она видит перед собой мужчину, облачённого в чёрные одеяния, но не имеет ни малейшего представление о том, кто он такой. Мелькает лишь догадка о том, что он — один из них. Тёмный предводитель, который играет с её чувствами, выдавая желаемое за действительность. Невозможно вернуть мёртвых — это всем известно.
— Я уничтожу тебя.. — обещает волшебница; её голос хрипнет от слёз — они душат болью, которую невозможно заглушить обещаниями мести.
— Тебе не хватит сил, дитя, — в этот самый момент незнакомец не потешался. Он говорил правду, которую Гермиона не могла отрицать. После такого удара, можно ли оправиться? Она не чувствовала силы в руках и знала, что не сможет подняться на ноги под весом своего горя. — Я предлагаю тебе сделку. Я верну тебе твоего эльфа.
— А что взамен?..
У всего есть цена.
Мужчина загадочно улыбнулся.
— Разве это имеет значение? Подумай только. Он будет жив..
Жив...
— Что ты решишь?