Глава 5
Утро много раз пыталось закрасться в сон Гермионы: пение утренней птахи, заливистого и пронзительного соловья; голоса галадримов, заводящих свой каждодневно-привычный жизненный хоровод; вопли хоббитов, решивших подраться подушками, и то гневливые, то смеющиеся голоса старших мужчин. Так уж вышло, что флет волшебницы располагался аккурат над шатром гостей, день у которых начался вольной импровизацией на тему: «началось в колхозе утро»... Галадримы молчали, высокомерно и сдержанно занимаясь своими делами и лишь кося глазом на бардак вокруг шатра. Глаза на лоб у них вылезли только тогда, когда Гимли, наслаждаясь чудесным утром, опустил свой зад на фонтан, который мог бы посоревноваться в ценности с его, Гимли, задом, достал свою длинную трубку, набил табаком и задымил...
Перегрин попросил отсыпать, Мэрри поддержал, Леголаса как ветром сдуло.
Остальные эльфы заглохли на полуфразе, забыли, куда шли и просто не знали, что и предпринять — в их глазах Гимли был достоин десяти лет беспрерывного расстрела или совокупления с десятью Балрогами одновременно. Однако, возмущённый порыв лориэнцев остался тайной — единодушно пожелав ему скорейшей смерти, эльфы промолчали.
Вообще, галадримы в выражениях не стеснялись, но только когда объект порицаний переходил все границы эльфийского терпения... а границы у них, надо сказать, были крепкие и сделанные на года. Хотя сейчас уже было понятно, что хвалёное эльфийское равнодушие к тленному дало трещину — у Леголаса на выходку Гимли дёрнулся глаз, а вот в следующий раз дрогнет уже рука...
Общество эльфов доставляло лихолесцу несказанное удовольствие, и он воспользовался первой же возможностью скрыться с глаз Братства и провести время с сородичами. Не то что бы он не любил Хранителей... но обычаи эльфийского народа были неведомы ни гному, ни хоббитам, ни людям, и все они, кроме Митрандира и Элессара, зачастую неосознанно отплясывали зажигательное испанское фламенко на крышке гроба, в котором похоронены его, Леголаса, традиции, верования и привычный образ жизни.
Только по одному из своих спутников он успел заскучать за ночь...
Гермиона Грейнджер на сей раз вновь оказалась одна в чуждом и незнакомом ей мире. Он сам не знал почему, но чувствовал потребность озаботиться её комфортом и душевным спокойствием. Правда, в этом не было нужды — лориэнское гостеприимство было на высоте, и он был уверен в том, что с ней обошлись хорошо, но... душа принца была не на месте.
Где же она могла быть? Лихолесец всерьёз задумался, устремив взгляд поверх крон растущих меллорнов, как его осенила почти очевидная догадка.
Библиотека.
А как же? Ведь только за ней они сюда и шли...
***
Шаг за порог Гермионе не дала ступить всё та же Аниэль — появившись на пороге комнаты и лучезарно желая ей добрейшего утра и всех земных благ, эльфийка сгрузила на лавку внушительную стопку одежды (да, это всё надо было надеть за раз), а на стопку водрузила пару разномастных расчёсок и светлых шелковых лент.
— Нельзя же ходить по королевству распустёхой! — пояснила она в ответ на шок Гермионы и почти насильно причесала её, практически не выдрав из густой копны ни одной лишней прядки волос. — Что? Это платье. А это нижняя рубаха к нему. А это накидка на плечи, чтобы Вы не замёрзли. Нет, штанов девушки не носят. Ваши я уже унесла. Нет, не отдам, в них только воевать! Могу унести и платье, будете ходить по королевству голой.
В общем, Ани применила весь свой арсенал эльфийского убеждения, чтобы Гермиона покинула свой флет максимально при параде. Аниэль на славу постаралась вопреки всем попыткам сопротивления Гермионы. Девушка не горела желанием уделять столько ценного времени мелочам, когда могла с самого утра быстро добраться до библиотеки и осесть там, пытаясь найти ответ на главный вопрос — как вернуться домой. Вот только у эльфийки оказалось своё мнение на этот счёт, с которым пришлось считаться. К мантиям и накидкам Грейнджер не привыкать. За годы, проведённые в Хогвартсе, это стало привычным дополнением к образу волшебника, но вот платье... она бы предпочла что-то более практичное. Эльфийская одежда, несмотря на бесчисленное множество шнуровок, завязок, тканей и кучи слоёв одежды, которые пересчитать с непривычки затруднительно, была удобной и лёгкой. Если бы девушка не знала, сколько всего легло в основу этого одеяния, то никогда бы не подумала, что лёгкая на вид ткань скрывает под собой столько тонкостей.
Много времени ушло на то, чтобы привести Грейнджер в подобающий по меркам помощницы вид. Девушка несколько раз пыталась увильнуть от гребня и рук эльфийки, но вынужденно возвращалась обратно и позволяла закончить начатое, пока сама Аниэль не решила, что с неё достаточно. Гермиона не потрудилась даже в зеркало взглянуть, чтобы оценить работу помощницы, которая так пыталась сделать из неё что-то приемлемое для общества эльфов. Посмотрела бы она, как бы они попытались причесать Гимли и подобрать ему эльфийские одеяния!
Дел у них было и впрямь невпроворот. Сначала наведаться к местным мастерам — леди Галадриэль просила зайти... а затем — в библиотеку — Гермионе не терпелось...
Одним словом, утро суетилось, как могло, отвлекая волшебницу от вчерашних воспоминаний, и даже Боромир ни разу не попался ей на глаза. В тот момент, когда девушка показалась на улице, все хоббиты куда-то разбежались, шатёр был пуст, а стража меллорна выглядела если не счастливой, то определёно умиротворённой, не видя перед собой никаких новых выходок.
Первым делом при параде пришлось спешно отправиться к эльфийскому мастеру. Когда Гермионе сообщили о возможности починить её волшебную палочку, она воспаряла духом и чуть ли не бежала, бесстыдно приподняв подол мешающего платья, чтобы через тот ненароком не споткнуться и не растянуться на эльфийской земле. Аниэль бежала рядом и всё пыталась выбить из её рук ткань, попутно шикая и укоряя в неприличном жесте с её стороны, мол не предстало леди щиколотками да коленями светить, но послушалась её волшебница исключительно в обществе мастера.
После непродолжительного разговора, объяснив мастеру, с чем ему приходится иметь дело, Грейнджер направилась в библиотеку. Она надеялась, что эльфийскому мастеру, которого так расхваливала Аниэль, удастся починить её волшебную палочку. В конце концов, были же в этом мире похожие магические вещи, как тот же посох Митрандира. Волшебнице, конечно, не доводилось лично им пользоваться, а времени и совести расспросить Гэндальфа, когда была такая возможность, не нашлось. Девушка полагала, что они имеют общую магическую природу, с которой может совладать мастер. В противном случае — нечего лить слёзы; они пытались.
В библиотеку Гермиона чуть ли не летела, будто опаздывала на очередной урок по зельеварению, имея все шансы явиться в класс позднее Северуса Снейпа и оказаться в числе неугодных, присоединившись к Гарри и Рону. Эти двое едва ли не за полгода до начала учёбы выстраивались в очередь за нагоняями и подзатыльниками от профессора.
Бегая чуть ли не по всему эльфийскому городу, Гермиона особо не уделяла внимания архитектуре Лориэна. Только оказавшись в библиотеке, девушка поражённо обвела помещение взглядом. Размеры библиотеки не могли сравниться с теми, в которых ей довелось побывать, но даже в Хогвартсе кладезь знаний не выглядела столь... волшебно. Частью любой эльфийской архитектуры всегда были деревья. Они выполняли роль несущих конструкций, украшали здания, пронизывали собой пространство — эта же участь не миновала библиотеку. Книги миролюбиво сосуществовали с зеленью, постепенно завоёвывающей полки, юркие и изящные лозы вплетались в архитектурные ансамбли, будто и были так задуманы — в статуи, фонтаны, резные ножки столов.
Девушка замерла в центральном проходе между стеллажами. Она осторожно и неуверенно коснулась ствола дерева, которое, поддерживая полки, пронизывало ветвями многочисленные стеллажи, будто природная декоративная нить, сотворившая рисунок рукой мастера на тканевом платке.
Аниэль, всё это время следовавшая за волшебницей, облегчённо выдохнула, когда поняла, что больше нет надобности постоянно следить за вечно приподнятым подолом платья. Они добрались до центра знаний, и теперь эльфийка заслуженно отдыхала, оставив дочь маглов наедине с книгами.
Грейнджер, насладившись красотой, решила вобрать в себя новые знания, хотя не знала, в какой из здешних книг сможет найти то, что ей нужно, если вообще сможет. Решив, что с чего-то нужно начать, она взяла с полки первую приглянувшуюся книгу, открыла и... увидела незнакомые символы. Эльфийский язык и письменность ей точно негде было изучать. Её нахождение в библиотеке превращалось в бесполезную трату времени, если она не сможет найти себе переводчика. Придя к выводу, что сейчас бы ей не помешала помощь Аниэль, она собралась уже позвать эльфийку, как планы резко изменились.
— Почему-то я был уверен, что найду тебя здесь... — философски произнёс Леголас, обнаружив Гермиону.
Действительно... теперь они пришли к тому, с чего начали. Ведь именно ради этого она примкнула к Братству. Ради того... чтобы вернуться домой.
Девушка вздрогнула от неожиданности. Она обернулась, крепко сжав книгу в руках, едва ли не прижав её к себе наподобие щита, и перевела взгляд на лихолесского принца.
— Ты меня напугал, — мягко улыбнулась волшебница. Всё же она искренне радовалась этой встрече и... не без причины вспомнила последние слова Аниэль, сказанные ей прошлой ночью. Гермиона поспешно отвела взгляд и сделала вид, что увлечена книгой, которую пыталась вернуть обратно на полку. — Доброе утро, Леголас, — с запозданием поприветствовала его и добавила: — Да... Только мой поход в библиотеку Лориэна оказался бесполезным.. Я не знаю языка, на котором они написаны.
Леголаса приятно восхитила здешняя библиотека. Безусловно, ей сложно было поравняться великолепием и широтой знаний с ривенделльской или его родной, но своё очарование она всё-таки имела. И явно не хотела, чтобы её судили по обложке — эльф был уверен в том, что на полках спрятались книги, которые он точно не читал.
Леголас удивился новому образу волшебницы... как же привык он видеть её вечно лохматой, чумазой и несуразной в своём чужеземном одеянии. Помножить это на невыносимое всезнайство, упрямство и вспыльчивость — так вообще, туши свет, бросайся в омут... но не теперь. Мисс Лохматая Недотрога превратилась в Мисс Очаровательная Небрежность, но, похоже, сама этой метаморфозы не заметила.
Упрямый и распухший от времени томик никак не хотел лезть обратно на полку и всё-таки вырвался из рук Гермионы, совершив головокружительный полёт вниз — Леголас подхватил книгу буквально в сантиметрах от пола, неизвестно как сократив расстояние между ними почти в мгновение. Внешний вид его разительно отличался от привычного Гермионе — вместо походного одеяния коричневых и зелёных цветов на нём было серебристо-серое одеяние с тонкой вышивкой, лёгкое и приятное телу.
— Как ты.. — удивлённо выдохнула Гермиона, и раньше, чем успела закончить вопрос, прервала мысль. — Не важно, — отмахнулась она и отвела взгляд. Всё это не имеет значения. Он не человек, а эльф, который наделён своими талантами и способностями. Давно пора перестать удивляться, в особенности после приключений в Мории. Голова у неё ещё работала, несмотря на временное помутнение с лёгкой руки Аниэль.
— Не думаю, что песнь о Берене и Лютиэн как-то поможет тебе в путешествиях между мирами, — глянув на инкрустированную серебром обложку, не без иронии отметил эльф.
Грейнджер опустила взгляд на книгу в руках парня.
— И то верно... — тихо вздохнула она. Эти имена ей ни о чём не говорили, но это не помешало волшебнице придти к выводу, что в данной книге она наверняка не найдёт ничего, что могло бы ей помочь вернуться домой. Гермиона лишний раз убедилась в своей некомпетентности. Незнание языка создавало внушительный барьер между ней и необходимыми знаниями.
— Безжалостное Время не позволит мне прочесть все эти книги вслух, но, пока я здесь, ты можешь на меня рассчитывать, — вернув книгу на место, эльф критически окинул взглядом стеллаж. — Думаю, здесь ты не найдёшь ничего... — с учётом того, что полка была целиком посвящена любовным сказаниям и песнопениям — точно. — Но, честно признаться, я даже не знаю, что ты ищешь.
Знала бы Грейнджер, к какой полке потянулась первой... Но, к счастью, лихолесец не стал акцентировать на этом внимание, а потому поиски продолжились уже в другом месте. Девушка забыла о словах Аниэль и, пользуясь помощью Леголаса, пыталась найти подходящую книгу. Если бы она точно или хотя бы приблизительно знала, что ищет или где может находиться информация подобного рода, то дела шли бы более продуктивно, но, к сожалению, ей пришлось порядком измотать несчастного эльфа. Называется, не хочешь снова в нос — работай языком. В смысле... переводчиком.
Поиски нужной книги заняли больше времени, чем обычно — казалось, нужных Гермионе знаний в этой библиотеке попросту нет. Действительно, и вряд ли в эльфийской кладовой знаний можно найти описание конструкции портала между мирами или заклинание, отправляющее домой.
— Предлагаю покинуть это сырое и тёмное помещение и перебраться наружу, — сползая с лестницы с парой книг в руках, предложил Леголас. — Я больше люблю читать при свете дня, а этих книг на сегодня нам точно хватит.
***
Солнце высоко поднялось над Лотлориэном, подсвечивая кроны золотых деревьев. Из прихваченной стопки из эльфийской библиотеки осталась последняя книга. Она лежала рядом с Гермионой, пока Леголас дочитывал ей предпоследнюю. Девушка подозревала, что и в последнем абзаце не найдётся даже намёка на то, что она ищет, но... вдруг улыбнулась.
Желание вернуться домой не испарилось и не стало слабее, но в окружении леса, слушая голос, что сливался с тихим шепотом реки и взмахами крыльев стаек птиц, пролетающих мимо, чувствовала какое-то... странное умиротворение. Гермиона, позволяя себе немного вольностей, ощущала босыми ногами мягкость травы и исходящее от земли тепло. Она устроилась в тени широкого дерева — оно было единственным низкорослым среди густых и высоких златокроновых собратьев, но именно оно приглянулось эльфийскому принцу. Устроившись на нижней ветке, будто на мягкой и удобной кушетке, Леголас зачитывал содержание книги. Грейнджер устроилась рядом с ним, правда, на земле, пренебрегая возможностью подыскать и себе подобное природное ложе. В платье особо по деревьям не полазаешь. Да и что-то подсказывало волшебнице, что Аниэль оказалась бы рядом тут же, чтобы прикрыть непутёвой госпоже вот то самое.. сверкающее из-под подола, только бы соблюсти рамки приличия.
Золотые лучи прорезали лиственную шапку дерева и поигрывали на серебряной вышивке одеяний эльфа. Гермиона с запозданием заметила, что её собеседник несколько изменился с их последней встречи. Впрочем, она и сама на себя похожа не была. Девушка, которая никогда особо не уделяла внимания своей внешности, лишь вскользь глянула на своё отражение в водной глади и снова прислушалась к словам эльфа — знания важнее.
Лёжа на ветке, чуть болтая ногой, свисающей свободно вниз, Леголас не спеша и мелодично читал вслух, перекидывая тёплые, будто пропитанные солнцем страницы... мягкий свет струился сквозь кружево древесных крон, отражался от игривого течения и прятался где-то в её волосах. Леголас не задавал себе вопросов «почему?» и «зачем?», он просто наслаждался происходящим — переливчатым, словно колокольчики, серебристым эльфийским смехом откуда-то неподалёку, тихим перезвоном листьев осинок, ленивым течением речки, подмывающей корни разлапистого старого каштана. Эльфы уважительно отнеслись к этому разросшемуся, кособокому и покрытому сединой старого мха жителю леса, позволив ему провести свою старость, укрепляя берег и питаясь вдоволь от вод дружелюбной реки.
Взгляд голубых глаз бегал по строчкам, что были сотканы из затейливой эльфийской вязи слов... Иногда только взгляд соскальзывал за пределы книги и пробирался вниз — туда, где юная девушка мыслями была с ним, а взглядом — где-то чуть выше воды и дальше пространства и времени.
Что интересного нашёл в этом ребёнке Леголас?
Отвагу и смелость. Решительность. Веру. Надежду. Непоколебимость и стойкость. Не по годам.
Дерзость. Независимость. Искринку. Волосы, отливающие на солнце рыжиной...
Житель леса смотрел на неё и не мог понять, чем же она так отличается от девушек Средиземья. Ответы вроде роились на поверхности, но ускользали, едва он пытался подобрать их... как она думает? Чем она живет? Что за мир окружал её, и какие в нём были леса, реки, горы, деревья, травы, полевые цветы?
Существо непонятное, оттого притягательное и таинственное. Узнать её лучше, значит прикоснуться к целому миру, неизведанному и чудесному, раз в нём живут такие девушки и превращают принцев в оленей...
— Полагаю, что и в ней мы ничего не найдём, — сказала волшебница, когда эльф закончил с чтением, и указала на последнюю книгу. — И я бесполезно трачу твоё время.
— Просто, видимо, мы не там ищем. Книги знают ответы далеко не на все вопросы... — Леголас отложил пухлый томик. Поднявшись со своего места, эльф неспешной и расслабленной походкой пошёл по ветке дальше, над водой, ступая легко — так, чтобы старый каштан не скрипел и не ворчал на него. — Мир безграничен... На всё есть воля Эру Илуватар, мы можем лишь следовать ей. Митрандир мог знать, но... — он поспешно отвёл взгляд, умалчивая то самое грустное «но».
На лица упала тень гнетущего молчания. Скорбь была слишком свежа...
— Я до сих пор не понимаю, как он мог допустить... он знал, что Балрог ждёт его, и всё равно шёл навстречу своей погибели, — чуть громче воды говорил Леголас, размышляя вслух, идя по ветке к её окончанию. — Он никогда не делал необдуманных поступков. Значит... в его смерти был какой-то совершенно иной смысл, который нам пока что не виден.
Жизнь непредсказуема и быстротечна. Каждый раз, когда кажется, что вот-вот поймаешь удачу за хвост, она ускользает, будто песок, что струится между пальцев, осыпаясь к твоим ногам. Обдаёт горечью поражения и зыбучее золото превращается в самую настоящую трясину, из которой выбраться слишком сложно. Долго и утомительно барахтаться в вязком море, надеясь, что кто-нибудь протянет руку, и не думать о том, что там, вместе с тобой, увяз кто-то ещё.
Гермиона чувствовала себя виноватой. Ей казалось, что, не вернись за ней Леголас, ничего бы не случилось. Не будь её, Боромиру не пришлось бы отвлекаться и так активно пытаться избавиться от неё. В тот день он мог бы оказаться по другую сторону завала, а не терять несколько дней в темноте вместе с ней, искушаемый возможностью избавиться от волшебницы. Ничего бы этого не было.
Сколько раз за тот день она могла взять в руки маховик времени и сделать несколько оборотов, чтобы предотвратить всё? Даже если знала, что артефакт сломан, она должна была попытаться что-то изменить, но думала только о себе и своём спасении. И вот к чему это привело. Один член Братства погиб, так и не добравшись до Лотлориэна с остальными. Ей было грустно и больно от этой мысли. Девушка опустила голову и погрузилась в свои мысли.
Эльф поднял пронзительный взгляд, ища глазами Гермиону.
— Я не верил, что ты мертва. И он не дал мне поверить окончательно...
Волшебница вспомнила недавние события, решив немного отвлечься от воспоминаний о падшем Митрандире.
— Аниэль рассказала мне, что значит для вас, эльфов, пребывание в Мории, — Гермиона говорила с ним, но будто в то же время с собой, как размышляла вслух, о чём сулил её задумчивый вид и взгляд, направленный куда-то перед собой, а не на собеседника. — Почему ты вернулся? — самый типичный женский вопрос, привет! «Зачем ты сделал ради меня то», «зачем сделал ради меня это», «ты, что дурак, рисковать своей головой?!» и бла-бла-бла вместо: «заткнись, прими и смутись. Ну или хотя бы сделай вид, что смущена!». Нет. Вот надо задать этот глупый и бесполезный вопрос, когда уже и сторонний наблюдатель дал на него ответ, будто мало одного очевидца. Надо ещё и виновника лишний раз встряхнуть, чтобы он задал себе тот же вопрос: «А, собственно, зачем?» и, поразмыслив, пришёл к выводу, что лучше утопить её сейчас, чтобы больше такого не повторялось. — Даже если знал, что я жива. Ты мог погибнуть там. И не один раз, — она прокручивала в голове с сотню вариантов, где их могла подвести удача. Да, этого не произошло и стоило бы лишний раз поблагодарить парня за оказанный знак внимания и доблести бравого лихолесского рыцаря, а не копаться в причинах и следствиях, кося под Мисс Марпл и Шерлока Холмса в одном тюбике.
Вот сейчас было самое время чем-то заткнуть рот и сделать вид, что она ничего не говорила вообще, потому как Леголас мог бы, как минимум, обидеться на её слова, сказанные не со зла, а говорить как-то прямо и в лоб: «Мне тут эльфийка напела, что я тебе о-очень дорога. Правда-правда дорога или у меня тонна свежей лапши на ушах?», как-то невежливо и не в её духе.
«Почему ты вернулся?»
Сложно придумать вопрос глупее и неуместнее, просто потому что он не требовал ответа. Как и не требовали причин все спасённые жизни... Как объяснить?
— Здесь никому не требуется причин, чтобы протянуть руку или подставить плечо, — Леголасу казалось, что он объясняет прописные истины — а в его поступке не было ничего, кроме них. — Так поступил бы каждый из Братства. Перегрин бил себя в грудь и готов был путешествовать по Мории, повиснув на моей ноге, но Гэндальф не разрешил, — эльф с улыбкой вспомнил, как отважного хоббита вдвоём отдирали от штанины Леголаса, а тот безбожно ругался, плевался на землю и грозился перебить всех гоблинов деревянной ложкой (кинжал у него благоразумно отобрали). — Гимли был уверен, что «бестолковые эльфы» заблудятся в трёх соснах, не то что в Чертогах Мории, и предлагал мне сразу провалиться в колодец и прожить бессмертную жизнь, выращивая плесень на дне старого ведра.
Сейчас это было уже смешно, а тогда грозило разрастись в нешуточную братоубийственную войну. Фродо снова бледнел и мысленно винил себя в произошедшем, Сэм вдвоём с Мэри успокаивал ревущего от бессилия Пиппина, Боромир звал всех идиотами, а Арагорн задумчиво курил в сторонке. Гэндальф, казалось, был на грани щедрой раздачи люлей посохом по особо горячим головам — Гимли увернулся, Пиппин спрятался за Фродо, Леголас же в тот момент методично завязывал шнурки.
— Я пошёл один только потому, что бегаю быстрее остальных членов Братства, помню дорогу и могу перемещаться бесшумно, — это была не ложь... просто умолчание некоторых мотивов, в которых он сам ориентировался весьма смутно, тем более не готов был их озвучить. — Не знаю, как в вашем мире, но здесь не принято оставлять друзей в беде.
Он не стремился кинуть палку в огород Гермионы, но в то же время ясно дал понять, что смелость, преданность и доброта в порядке в здешних краях. По крайней мере, он мог отвечать за себя.
— К тому же... ты ведь тоже нашла меня, там, на Карадрасе, — казалось, что это было нестерпимо давно. Дни были пересыщены событиями, одни приключения сменялись другими... — Кольцо вернулось к Братству, а мне ты сохранила жизнь, — эльф был уверен, что она уже забыла об этом, считая само собой разумеющимся — просто помочь незнакомому человеку, свалившемуся со скалы, не зная, друг это или враг... просто помочь, потому что иначе быть не может.
Вот и Леголас не смог иначе.
— Это самое меньшее, чем я мог отплатить тебе, — не бывает маленьких или больших людей, значимых или незначимых героев повествования... она сыграла свою роль, и не будь её — не было бы его, не спеша прогуливающегося по ветке каштана над течением реки.
Всё просто, и мотивы написаны, как на ладони.
Если бы Леголас ещё умел слушать не только зов долга, а ещё и зов сердца... ведь усиленно пытался разучиться, потратив на это не один десяток лет. Решил для себя, что в его душе нет места личным привязанностям. С детства принадлежащий кому угодно, кроме самого себя, он забыл уже, что за чувство может теплиться в груди. Однажды оно не принесло ему ничего, кроме боли и разочарования, а теперь... она вернётся домой, а он останется здесь на тысячи лет, если, конечно, не погибнет от вражеского клинка буквально на днях.
Всё вновь обречено на провал... он не имел права думать о ней, а она не имела права становиться его мечтой.
— «Ты просто очень дорога мне... не знаю почему... просто не могу заснуть, не зная, где ты, счастлива ли... улыбаешься?».
Посчитав, что это не лучшая тема для разговора, девушка подтянула к себе последнюю книгу, которую Леголас не стал даже в руки брать, полагая, что и в ней они ничего не найдут, устроила её у себя на коленях и раскрыла. Эльф не мешал ей, непринуждённо балансируя на ветке. Грейнджер смотрела на незнакомые слова, будто пыталась понять, что за смысл в них скрывается, а потом вдруг с натяжкой выдала:
— Amin mela lle... — коряво зачитала Гермиона, когда заметила на обложке книги, ближе к корешку, знакомые буквы. Кто-то бесстыдно воспользовался ей, будто листком бумаги, но хоть что-то знакомое и родное в этих замысловатых начертаниях, от которых глаза танцевали пьяные восьмёрки.
Леголас едва не свалился с ветки — каштан предательски скрипнул, принц устоял, вцепившись взглядом в Гермиону — что-что?
— Буквы на латынь похожи, вот только от этого я смысл содержания понимать не стала, — усмехнулась девушка, отстраняясь от книги. — Ещё бы знать, что я только что сказала, — смешливо фыркнула она и перевела взгляд на озадаченного Леголаса.
Ну, ему ничего и не оставалось, кроме как буквально перевести:
— Я тебя люблю.
— Ты что? — удивилась Гермиона.
И в тот же момент Леголасу захотелось ударить себя ладонью по лицу и вместе с этим провалиться сквозь землю. Как прозвучало-то... моментально на языке заметался рой встревоженных мыслей — объяснить, чтобы не быть неправильно понятым, растолковать, выкрутиться...
Эта девушка не нуждалась в объяснениях. Она прекрасно понимала, что слова, написанные чей-то рукой, да ещё и на обложке книги, могут нести какой угодно смысл, в том числе и эльфийское ругательство. С её стороны было, мягко говоря, немного неосмотрительно пытаться зачитать сомнительные слова, значения которых она не знала. Но это выражение его лица... Гермиона подумала, что запомнит его надолго и предательская смешинка вместе с широкой улыбкой так и просились на лицо. Волшебница намеренно хотела немного пошутить и, пользуясь моментом, сделав вид, что не поняла, о чём речь, и откуда вдруг всплыли любовные признания. И это девушка, которая собирается бороться за свободу эльфов. Ая-яй, Гермиона Грейнджер!
Наслаждаясь картиной глаз, бегающих в поисках ответа, она хотела уже сжалиться над несчастным принцем, которого загнала в неловкую ситуацию, когда вдруг...
ХРЯСЬ!!!
Кажется, эти пять минут позора никогда не закончатся...
Ветка каштана обломилась аккурат под ногами растерявшегося эльфийского принца, и он со звонким «Бултых!» бесславно и совершенно не изящно свалился в воду. Волшебница сжалась, будто боялась, что сейчас эта самая ветка прилетит ей по голове. На лице отразилось скомканное и виноватое «упс». Она, конечно, не виновата в том, что каштану надоел эльф, который то лежал на нём, то прохаживался, и решил в самый неподходящий момент сбросить эльфийского принца в воду, чтобы немного отрезвить, но свою вину девушка всё же почувствовала. А вообще... нечего было красоваться, прогуливаясь по дереву!
— Леголас? — Гермиона немного приподнялась, всматриваясь в кромку воды, выглядывающую из-за надломанной ветви каштана. — Ты в порядке? — беспокойство ещё никто не отменял.
Мало того, что это было внезапно, так ещё и крайне унизительно — подумать только, лесной эльф упал с дерева! Мечтая об одном — умереть на месте — Леголас всплыл, хватнув ртом воздух, и нашёл взглядом Гермиону.
Лучше бы снова в оленя превратила...
Когда на поверхности воды показалась голова эльфийского принца и девушка поняла, что с ним-то уж точно всё в порядке, она неосознанно снова прокрутила ситуацию у себя в голове. Губы задрожали в упорно лезущей на лицо вероломной улыбке. Смешинки заплясали в глазах волшебницы и она, не сдержавшись, весело и заливисто рассмеялась. Девушка чуть согнулась, обхватив руками живот. Она хотела бы перестать смеяться и как-то помочь Леголасу выбраться из воды, но понимала, что, даже взяв себя в руки, снова начнёт смеяться, как только подберётся к эльфу поближе. Вот так просто всего три слова выбили из-под ног лихолесца и каштановую ветку, и изящество наперевес с достоинством. Страшно представить, что случится, если эти слова слетят в другом контексте.
Эта девочка напрочь рвала ему все шаблоны... нет, не так строятся истории о эльфийской любви, совершенно не так! Леголас был сам готов достать из-под земли маховик времени и отмотать назад эти идиотские моменты, где ему словно пятьдесят, и он снова становится пунцовым при виде девичьей коленки. Нет, всё должно быть по-другому, и не должно в этой истории быть ни пощёчин, ни рогов, ни до обидного унизительных падений в воду!
Он не должен быть смешным. Он эльф. Принц, в конце концов. Сын короля. Не олень и не бобёр водоплавающий!
Такое ощущение, что сценарий этих двоих в пьяном угаре придумывал некто одноглазый косорукий и вдобавок тупой. Всё было неправильно и до обидного криво. Где догадки на кончиках пальцев, где её робость и пунцовые щёки при виде него, а его смелость и место для подвига — пан или пропал?... Где взаимоуважение, такое, в котором смех страшнее предательства?.. Где же красота и грация движений, особенно в тот момент, когда ветка обламывается под ногами?
Эта девочка из другого мира ломала все правила и привычные стереотипы, ставя перед лихолесцем, три тысячи лет катавшимся по одним рельсам, новые задачи — попробуй-ка, выкрутись! Она просто, не задумываясь и не прикладывая усилий, выбивала его из колеи, сажала в лужу и довольно любовалась достигнутым результатом.
Вот и сейчас заливисто ухахатывалась, смахивая счастливые слёзы, глядя на то, как светлая макушка появляется над водой.
— Если все эльфы так признаются в любви, то у вас, в Лотлориэне, наверное, у всех деревьев уже ветки обломанные, — не без иронии и широкой улыбки на лице волшебница смахнула с лица проступившую от смеха слезу. Ох, сейчас кому-то за это прилетит...
— Ну, Грейнджер, ты сама это сказала, — конечно, сложно быть одновременно грозным и мокрым, но с этой задачей эльф точно справился... и с этими словами он нырнул, скрывшись под водой. На том месте, где только что была белобрысая голова, всплыла пара пузырей с воздухом.
Бесстыдно смеяться над Его Высочеством, да ещё и до слёз и приятной боли в животе, но так уж исторически сложилось, что Гермиона оставалась собой, а не пыталась натянуть маску типичной эльфийской миледи Средиземья и вести себя прилично и сдержанно. Сам виноват. Надо было лучше за ветку держаться или вообще по ней не прогуливаться туда обратно, как дикой кот: хочу тут гуляю, хочу роль водоплавающего примеряю.
— Ладно, — примирительно выдохнула Грейнджер и, всё ещё весело и открыто улыбаясь, перевела взгляд на эльфа. — Я больше не буду над тобой смеяться, — пообещала, а сама почувствовала, как в груди клокочет очередной смешок, просясь наружу. Девушка кашлянула в кулак, досчитала до пяти, чтобы волна подкатившего смеха отступила, и снова вернула внимание лихолесскому принцу. — Извини, — тень вины закралась в уголок улыбающихся губ, но не нашла достойного ценителя и зрителя. — Леголас? — а вот теперь она забеспокоилась.
Не найдя парня взглядом, волшебница вытянулась, надеясь, что увидит светлую мокрую макушку или хоть что-нибудь напоминающее эльфа. Длинные остроконечные уши — было бы вероятнее всего, но над поверхностью реки не мелькало ровным счётом ничего, как и на берегу, что на этом, что на том.
Улыбки и веселья как ни бывало. Девушка поднялась на ноги, забывая о книге и смехе. Грейнджер обогнула сломанную ветку каштана и подошла ближе к воде. Она же только что его здесь видела. Как он вынырнул из-под воды после падения, его взгляд, обращённый к ней, и даже слабо отливающие розовым щёки, но теперь не было ничего. Не мог же он вот так взять и испариться.
Он не появлялся обратно минуту. Две. Три. Пять.
— Леголас, это не смешно, — и в правду. Гермиона надеялась, что парень решил просто её проучить и пошутить, но ничего не происходило. Он так и не показался из воды. Только пару листьев и сорванная кора со сломанной ветки проплыли мимо, не противясь течению мирной реки. Сердце тревожно забилось в груди; сознание начало подбрасывать варианты развития событий. Что если там где-нибудь водоворот? Или он чем-то зацепился за ветку и та потянула его на дно? «Если» тревожно забилось в голове волшебницы, которая быстро решала, что ей делать. Конечно же, следовало бы броситься в воду с ходу, чтобы достать горе-утопленника, пока она тут не посидела с испугу!
Грейнджер быстро отстегнула накидку, путаясь в ней из-за спешки, сбросила обувь и, будь у неё больше времени, следом отправилось бы и эльфийское платье, чтобы не мешало ей геройствовать, но время поджимало, а потому она едва ли не пританцовывала на берегу реки, пока высматривала на поверхности воды хоть что-то знакомое, чтобы знать, куда прыгать вообще.
План Леголаса был прост и дерзок до крайности: высовываясь из-под воды только глазами, эльфийский принц демонстрировал чудеса природной скрытности, ожидая, когда же смех развалится расстроенной гармонией, рубанёт по слуху диссонанс-недоумение и зазвучат нотки чистого испуга. Музыка для остроконечных ушей... если бы Гимли увидел его таким пристально бдящим, не поверил бы и решил, что Леголаса подменили. Увы — эльф был действительно вспыльчив по сравнению со своими сородичами (очевидно, в отца), с которых смех, идиотский вид и прочие нелепости жизни стекали, как с гуся вода. Таким образом, по своей натуре Леголас попросту не мог поступить, как добропорядочный эльф.
Он всё это время провёл под навесом, который образовала река, подмывая берег, скреплённый корнями того самого злополучного каштана. Не издавая ни звука, Леголас терпеливо ждал, когда же она окончательно испугается и выглянет чуть подальше над водой...
Не одному же ему сегодня сесть в лужу, в конце концов.
И поэтому, подловив момент, мощным прыжком он дотянулся до плеч Гермионы и опрокинул её вслед за собой в воду. Шум, всплеск, визгу-у... слыша вопль девушки даже через толщу воды, Леголас, злорадно улыбаясь, энергично погрёб подальше, чтобы не запутаться в огромном количестве подолов и юбок, расцветающих вокруг Гермионы, как слоёный цветок пиона. Боковым зрением он всё-таки зацепил мелькнувшие голые коленки...
Время героев пришло. Ну... или неудачников и качественно разведённых. Грейнджер, настолько охваченная мыслью, что эльф мог утонуть, пока она бесстыдно смеялась над его эпичным падением в воду, как-то не подумала о том, что лихолесские парни настолько суровы, что обмануть несчастную попаданку, чтобы ей отомстить — дело первичное и даже привычное.
Волнуешься, беспокоишься, строишь ужасные картины в воображение, а он... бессовестно выскакивает из воды, пугает тебя, как неожиданный кракен, решивший вот прямо сейчас выбраться из морских пучин и погреться на солнышке, беспардонно хватает тебя за плечи своими присосками и утягивает в воду!
Сначала глаза широко распахнулись от страха, потом удивления, а после — предчувствия, что сейчас будет что-то такое, что она навряд ли когда-нибудь забудет. И она не ошиблась. Эльфийский принц уж постарался. Гермиона успела только испуганно взвизгнуть перед тем, как встретилась лицом к лицу с водой. Нет, она, конечно, собиралась прыгнуть в реку, но чтобы спасти одного остроухого товарища, а не на радость ему поспособствовать свершению маленькой и безобидной мести.
Эффект неожиданности сыграл против девушки. Она не успела задержать дыхание, а потому, оказавшись под водой, спешно попыталась всплыть наверх, попутно развязав самую настоящую войну с многослойными юбками платья, которые мало того, что дико мешались, так ещё и норовились схлопнуться, как бутон ночной фиалки прямо у неё над головой.
Оказавшись на поверхности, принц поспешно ретировался на берег. Посмеиваясь и поливая землю водопадом ручейков, льющихся у него отовсюду, он нашёл взглядом Гермиону. Это было несложно: вокруг неё огромным куполом пузырилось мокрое, неудобное и неповоротливое платье.
— Не знаю, как в Лотлориэне, а в моём доме супружескую жизнь не принято начинать, ломая дрова, — опустившись на одно колено, Леголас наслаждался произведённым эффектом. Вокруг него моментально натекла огромная лужа; сдув с носа цепочку капель, эльф не мог сдержать рвущийся наружу смех. До бережка ей было не достать — не дотянется. Плыть до брода — далеко и сложно. Пусть плавает — она так мило злилась...
Девушка разрывалась между несколькими желаниями — опустить юбки платья, чтобы не светить всем, чем попало; грести к берегу и не утонуть, запутавшись в многочисленных эльфийских составляющих наряда. И, конечно же... дать кому-то по длинным остроконечным ушам за такие выходки. Так что первое, чего захотелось, как только она оказалась на поверхности, — швырнуть в эльфа от души туфлёй, которой, как назло, ещё и под рукой не оказалось. Зато юбок... хоть завались.. ну.. или утопись, тут уж как повезёт.
Сделав жадный глоток воздуха, будто под водой она провела целую вечность, волшебница спешно осмотрелась. Леголас уже выбирался на берег, избежав участи быть утопленным по её личной инициативе. Ну ещё бы. Попробовал бы он так быстро оказаться на суше, если бы на нём была хотя бы половина тех юбок, которые натянула на неё Аниэль. Это же самое настоящее оружие по убийству!
Девушка прекратила попытки опустить подол платья, который сильно мешался под руками, не давая даже адекватно держаться на поверхности, не говоря уже о том, чтобы грести к берегу.
— Леголас! — вскрикнула она, не стерпев, когда заметила, что парень спокойно восседает на берегу, наблюдает за ней и издевательски шутит, и не думая как-то поспособствовать её попыткам не утонуть. Он наслаждался зрелищем, пока она причитала, ругалась и злилась. Ворох эмоций захватил её, и в какой-то момент стало непонятно, что мешает ей продвигаться к берегу больше: платье или попытки подобрать слова для изысканных угроз в адрес одного небезызвестного эльфа. — И откуда ты такой только взялся на мою голову!... Леголас! Достань меня отсюда сейчас же! — ну да. Нашла на ком пробовать свои методы строгого воспитания. Это тебе не с младшим братом Хагрида дело иметь. — Как только я отсюда выберусь, ты... ты... — угрозы обрывались едва ли не на каждом слове и дело даже не в фантазии девушки, а в том, что, отвлекаясь на них, она ещё сильнее путалась в платье, пока пыталась тщетно добраться до берега. — Я покажу тебе супружескую жизнь в моём мире.
Похоже, рекомендации «не будить в мужчине зверя» медленно и с торжественным звоном пролетали мимо её ушей. И мало того траектория полёта умных мыслей в этот раз обошла стороной её головку (всё же она имела неосторожность посмеяться над существом королевских кровей, в лице которого отныне заработала вечного мстителя за попранное эльфийское благородство) — на этом череда её опрометчивых поступков не закончилась. Картина поражала динамизмом трагикомедии, и Леголас про себя молился на тему «остановись, мгновенье, ты прекрасно». Гермиона, безуспешно пытаясь выпутаться из угрожающе расплывающейся кляксы бесчисленных юбок и попутно пуская пузыри, мокрая, злая и взъерошенная, натурально была готова утопить эльфа за весь спектр доставленных эмоций. Финальным аккордом стало объявление войны (читай: супружеской жизни), от которого Леголас натурально расхохотался, счастливо откинувшись на спину и держась за живот.
Она была крайне забавной. Особенно, когда ругалась. Мокрая.
«Ну знаете ли!»
Она тут извивается непонятно как, злится, из кожи, ну или платья, вон лезет, чтобы выбраться из воды и не утонуть по пути до берега, а он — главная проблема её серых будней, хохочет и надрывает живот. А это, между прочим, его вина, что она оказалась в воде. Да-да! Не она же тут с утра пораньше встала, разыскала пилу и подпилила ветку, на которую сама же Леголаса сопроводила, чтобы тот искупался.
Понимая, что все её угрозы лихолесскому принцу до винтика, Гермиона просто сверлила его гневным взглядом и, казалось, что ещё чуть-чуть и вода в реке закипит, а платье воспламенится, как соломинка.
— Всё-всё, считай, что ты меня напугала, — не в силах остановиться, Леголас продолжал посмеиваться и подполз наконец к краю берега, склонившись над ним. — Предлагаю остановить кровопролитие и подписать пакт о ненападении, — рука принца оказалась протянута к ней.
— Конечно, подпишем! — выдавила из себя саркастично Грейнджер и в такт словам всплеснула руками, хлопнув ими по воде. А вот зря. Подступившая к подбородку вода тактично напомнила, что стоит менее эмоционально на всё реагировать и вообще думать о другом. — Как только я тебя утоплю!
— Хватайся, и я вытащу тебя, — доверительно сообщил эльф, глядя ей прямо в глаза.
Девушка поймала себя на мысли, что ей хочется не просто ухватиться за руку эльфа, а резко потянуть его на себя, чтобы он снова загремел в воду, но теперь уже точно по её инициативе. Мучительно отказавшись от желания отомстить, Гермиона крепко схватилась за протянутую руку помощи. Хватит с них на сегодня внеплановых купаний и эпичных падений.
Юбки всё ещё путались в ногах, но, ощутив крепкую опору, девушка практически перестала беспокоиться о них и сконцентрировалась на другом. Сначала всё выглядело довольно безобидно, ну, не считая явного желания утопить одного остроухого.. но странное чувство поселилось ровно в тот момент, когда ей пришлось обвить шею эльфа руками и подтянуться. Казало бы, ей уже доводилось проделывать нечто подобное, пока они удирали от Барлога, но... тогда было как-то не до деталей происходящего. Да и после внеплановых раздеваний на такую мелочь внимания не обращаешь от слова совсем. Другое дело сейчас...
Ошибки случаются с каждым из нас. То, что мы называем волей случая. Опоздал на встречу, разминулся с друзьями, свернул не туда... но каждый раз каждая ошибка приводит нас к нечто большему, встретившись с которым мы понимаем: иначе было нельзя. Этот миг соткан из тысяч микроскопических шагов, совершённых задолго до него — за года, тысячелетия, которые неисповедимыми путями судьбы привели именно сейчас и именно сюда... и это то, что фаталисты называют судьбой — сотканное полотно из пространства и времени, каждый узелок в котором вплетён в тысячи других, и ты просто не мог поступить иначе.
Мир есть одно большое полотно, сотканное их тысяч закономерных случайностей.
Так может, не просто так обломилась эта ветка у него под ногами?
Не просто так влюблённый юноша, отчаянно краснея, нацарапал ближе к корешку заветные слова... чтобы их прочли через десятки, сотни лет.
Быть может... и она здесь не просто так?
Оставалось только гадать, в какой момент дружеская прогулка превратилась в фарс, но другой переломный момент Леголас почувствовал как никогда остро: подтянув девушку вверх, он помог ей уцепиться руками за его шею, а сам вытащил её на берег, придерживая за талию. Тяжеленные от воды юбки не желали расставаться с водной поверхностью и крайне неохотно выползли на берег, но... как будто чья-то рука выхватила из течения времени это ослепительно-короткое и режущее, как лезвие ножа, мгновение обострившихся в сотни раз ощущений.
Руки, обхватывающие шею... ладони на узкой талии.
Невольное, бесстыдное касание тел в районе солнечного сплетения.
Ткань под пальцами... мокрая и холодная, а девичье тело тёплое, будто солнце, покрытое тонкой корочкой льда.
Её сердце стучит, словно крылышки птички-колибри... он чувствует это так, будто между ними ничего нет. Ни одежды, ни бренности тел... только биение сердца, вспорхнувшего испуганной птахой и бьющегося ему навстречу. Поднять глаза и встретиться с ней взглядом... коснуться её губ тихим, рваным, горячим выдохом.
В нём не было страха. Только тёплая волна искрящихся мурашек и одно желание...
Стать ближе.
Объятия, созданные из необходимости, и вынужденная близость. Покидая воду, девушка не думала о том, что, подняв глаза, встретится взглядом с эльфом. Он оказался настолько близко, что дыхание выбило из лёгких и ей на миг показалось, что она забыла, как нужно дышать. Сердце пропустило один громкий стук, отдавшийся в ушах, и взволнованно забилось в груди, разгоняя кровь. Смущение... Тёплое прикосновение на губах и она закрыла глаза; по телу пробежала лёгкая, но приятная дрожь. Это всего лишь дыхание, а тело реагирует на него и дорисовывает в сознание картины того, что и не могло свершиться.
Гермиона замерла на мгновение, кажется, задержав дыхание. Капли на её ресницах подрагивали крохотными бриллиантами... Его непреодолимо тянуло к ней, мысли были охвачены туманом, все действия словно в каком-то порыве. Это был не дурман, не колдовство, не гипноз... Но даже сквозь это марево пробился голос разума.
На мгновение кольнула нерешительность — вправе ли?
И этого секундного промедления хватило, чтобы разрушить, расшатать момент, наполненный волшебством предвкушения. Она подняла взгляд — растерянный, недоумевающий — и отступила. Глаза... Глазищи огромные, тёплые, карие с золотыми крапинками, словно кто-то растопил капельки солнца в густом, тягучем, тёмном цветочном меду.
Будто опомнившись, Грейнджер сделала полушаг назад, пытаясь увеличить между ними расстояние. Забыла, что позади её ждёт только река. Почувствовав, как пятка отступившей ноги встречает пустоту, отрезвляя, волшебница подалась вперёд, чтобы ненароком не рухнуть обратно в воду. Не рассчитала. Хотела отстраниться и увеличить между ними дистанцию, а вместо этого сильнее прижалась к груди эльфа и скомкано выдохнула.
Эльф удержал её, чуть сильнее придержав руками, но понял одно. Спугнул. Колкое сожаление с отравленными иглами поселилось где-то в груди и заворочалось, завертелось, отравляя организм, а разум нашёл оправдание: так надо.
Так будет лучше.
— Прости... — тихо выдохнула девушка и виновато отвела растерянный взгляд и мягко, будто с неохотой, разрушила созданные вокруг его шеи объятия. Ладонь правой руки соскользнула с шеи к плечу и легко легла на грудь. Гермиона задержала взгляд на своей руке. Ей казалось, что она чувствует не просто насквозь промокшую ткань, а нечто большее — горячее сердце, которое быстро бьётся в груди и так близко к ней, что она может коснуться его, если пожелает.
Леголас безмолвно наблюдал за ней, за тем, как она слушает биение его сердца. Он ожидал чего угодно, только не... растерянности? Смущения? Неуверенности?
Всё произошло слишком быстро, слишком... внезапно. Застало его врасплох. Туман в голове развеивался, безжалостно ставя перед фактом свершившегося. Он должен держать себя в руках. Он должен думать о последствиях. Должен видеть шире, чем «здесь» и «сейчас».
— Думаю.. нам стоит переодеться, — привычная уверенность не появилась в словах девушки. Слова звучали так тихо, словно она рассказывала ему сокровенный секрет и не хотела, чтобы их кто-то услышал. Она убрала ладонь, чувствуя себя неловко, бросила быстрый взгляд на эльфа и снова отвела его. Сердце не желало биться медленней и тише — для него никогда не существовало рамок и правил.
— Да... стоит, — Леголас убрал ладони с её спины.
С самого детства он принадлежал кому угодно, только не себе, и прочно, так, что не отодрать без крови, сросся с безжалостным и отрезвляющим «должен».
Должен.
Должен.
Должен.
Звучит как удары, которыми заколачивают крышку гроба, в котором похоронено его, Леголаса, горячее и непокорное сердце.
Зашуршали кусты, и эльф, услышав шум, поспешно отступил на два шага назад, увеличивая расстояние между ними до рамок и правил приличия. Грейнджер отвлеклась. Ох уж эти эльфы. То прижимает к себе и не отпускает, то прытью бежит, только бы никто не увидел, чем они тут секунду назад занимались. Стоило бы прямо сейчас швырнуть в эльфа книгой за купание или демонстративно приподнять мокрую юбку и поспешить во флер, чтобы переодеться и попугать Аниэль видом, в котором она расхаживала по Лотлориэну, но мысли занимало сожаление вместе с неловкостью, будто хотела другого, но отчего же тогда отступила? Чего испугалась?
Буквально в следующее мгновение из кустов выскочил остроухий мальчишка ростом Леголасу по пояс — ребёнок, не обращая внимания на скомканный вид и растерянность парочки, счастливо и весело подбежал к старшему эльфу. Задыхаясь и спотыкаясь, мальчишка выпалил несколько слов на эльфийском, преданно глядя лихолесцу в глаза и сияя, как начищенный пятак. Гермиона перевела взгляд на ребёнка. Не вмешиваясь в разговор, она попыталась выжать мокрую юбку, чтобы она не была настолько тяжёлой, и лишний раз пришла к выводу, что стоит переодеться и как можно быстрее.
— Hantale, pinilya*, — мягко поблагодарил его Леголас, коротко глянул на Гермиону и опустился перед мальчишкой на корточки, что-то усиленно ему втолковывая и периодически указывая на девушку взглядом. Мальчишка согласился, энергично закивав, и смело подошёл к волшебнице, предлагая ей свою руку.
— Suilanta-wen irima**, — выпалил он задорно и дружелюбно, явно обозначая приветствие, а Леголас не сдержал улыбки.
Девушка удивлённо посмотрела на ребёнка, протягивающего ей руку.
— Владыки и Элессар ждут меня для разговора. Я вынужден оставить тебя, — голос эльфа был чуть мрачен, как и взгляд. Буквально минуту назад глаза лучились теплом и лазурным светом, а сейчас... словно солнце зашло за тучи.
Волшебница кивнула и приветливо улыбнулась мальчику. Нагнувшись, Леголас поднял с земли брошенную Гермионой накидку и легко накинул её на плечи волшебницы. Почувствовав согревающее тепло, девушка подняла взгляд на эльфа, замечая перемену в его настроении. Не сложно догадаться, что причина не в вынужденном разговоре с Владыками и Элессаром. Мальчик-посыльный слишком уж радостно разговаривал с эльфом, чтобы чем-то его огорчить. Девушка почувствовала укор вины, но не совсем понимала, чем могла обидеть Леголаса, чтобы на смену лучистости и радости пришёл мрак.
— Мальчик — его зовут Ниавель — проводит тебя до шатра Братства. Он не знает всеобщего, но я объяснил ему всё. Книги я занесу по пути.
— Гер... мио...ннель! — излишне раскатывая букву «р», продемонстрировал знание её имени довольный собой ребёнок, за что получил короткое и строгое предупреждение от Леголаса.
Эльфийский вариант её имени звучал... забавно. Гермиона шире улыбнулась, отвлекаясь на мальчика, и погладила его по голове, позволяя себе немного нежности и тепла по отношению к лучистому комку позитива. Она не стала его поправлять, тем более что Леголас сделал это за неё.
— Мне нужно идти, — нехотя признал эльф, во взгляде которого читалось намного больше, чем он мог сказать вслух. Перед тем, как удалиться — нехотя, чуть тише, чем следовало, и с нотками сожаления: — До встречи...
Девушка подняла взгляд на эльфа. Ей не нравилось то, с каким настроением он покидал их, будто здесь и сейчас он что-то терял или от чего-то вынужденно отказывался.
— «Он.. не хотел уходить?».
Дочь маглов ещё раз прокрутила в голове всё, что произошло. Возможно, она поступила не совсем правильно, когда поспешила отстраниться, но сделанного уже не воротишь назад, даже если захочется.
— Lelya-hortale!*** — одёрнул её мальчик и настойчиво потянул девушку за собой за руку. Не захотела сама брать его протянутую ладонь, теперь пожинай плоды поспешных шагов с необходимостью выбирать: то ли поддерживать сползающую с плеч накидку, то ли мокрую юбку платья, чтобы не запутаться и не упасть.
— Подожди.
Мальчик недоумённо посмотрел на неё, но всё же остановился. Гермиона хотела объяснить ему, что сначала ей нужно вернуться в другое место, но благополучно вспомнила, что эльф навряд ли поймёт что-то из её объяснений. К счастью, после пяти минут безрезультатных попыток объяснить, что ей нужно, в поле зрения показалась Аниэль. Эльфийка недолго сетовала, быстро что-то сказала мальчику на эльфийском и настойчиво потянула Гермиону во флет. Волшебница не сопротивлялась, и, как никогда, радовалась возможности переодеться. После купания в холодной воде и подобных прогулок она почувствовала наслаждение от сухой и тёплой одежды. Облегчённо выдохнув и извинившись перед Аниэль за очередные доставленные хлопоты, Грейнджер вернулась к эльфийскому ребёнку.
Ниавель тут же поднялся, хотя до этого смирно сидел и скучающе смотрел себе под ноги, терпеливо ожидая девушку. Снова засиял, как полуденное весеннее солнце и побежал вперёд, схватив её за руку. Поспевать за ним, лишившись полведра воды, было куда проще.
— Подожди! Я не могу так быстро! Я же в платье! — хотя самой отчего-то стало смешно от представления этой ситуации со стороны. Мальчик остановился и удовлетворённо улыбнулся. Гермиона осмотрелась; они оказались на месте. Сюрприза, правда, не вышло. Пиппин заметил её почти сразу и переполошил весь шатёр своими радостными криками. Такое чувство, будто он её вечность не видел. Ну ещё бы. Кого он прошлым вечером заваливал вопросами? В любом случае, она была рада увидеть всех. Ну... почти всех.
Гимли что-то ворчливо сказал по поводу шумных и неугомонных хоббитов. Сам он особо радостью не блистал, а мирно покуривал трубку; густая борода не смогла спрятать улыбки гнома. Последним из шатра показался Боромир. Грейнджер не хотела снова пересекаться с ним, но понимала, что прятаться и избегать встречи нет смысла. Он улыбнулся и поприветствовал её, будто и сам был искренне рад её визиту. Под взглядом гондорца девушка вспомнила крепкие пальцы; ей показалось, что она чувствует, как он снова сдавливает её горло.
— А кто это с тобой? — вдруг прервал мрачные мысли Перегрин Тук. Гермиона отвлеклась и проследила за его взглядом. — Он тебя обижает? — хоббит с прищуром посмотрел на эльфа, и в голосе его появилась угроза. Не сказать, что от этого он стал выглядеть как-то страшно и грозно, скорее... довольно мило и забавно. Девушка не сдержала улыбки.
— Это Ниавель. Он помог мне вас найти, — объяснила девушка, широко и весело улыбаясь.
— Ну... если кто обидит, ты это... сразу говори мне! — Пиппин выпятил грудь колесом и искоса посмотрел на мальчика, который с непониманием наблюдал за происходящим. Ниавель показал хоббиту язык и поспешил удалиться.
— Отстань от девушки, пройдоха. Дырку в ней скоро протрёшь, — глумливо посмеялся Гимли, отчего хоббит обиженно надулся, как воробей, на которого упала капля холодной воды.
Шатер Братства был словно вратами в иной мир; в тот момент, когда за спиной оказывался вход, со всех сторон на девушку обрушивался кипиш, шутки, горький запах курева, ароматные, сизые завитки выпущенного из трубки дыма, робкие и благодарные взгляды Фродо, колкие и грубоватые комментарии Гимли, а также вечно сопровождающий Мэрри и Пиппина нестройный перманентный галдёж. Всё это резко контрастировало с размеренной и степенной жизнью галадримов, вяло текущей за стенами шатра: в нём же жизнь била ключом, а особо зазевавшихся — гаечным.
В компании Братства была своя особая прелесть. Они напоминали волшебнице Рона и Гарри, которых не хватало с самого начала, как она угодила в Средиземье. Иногда ей казалось, будто некоторые из них ведут себя точно так же. Вот Перегрин Тук, к примеру, иногда сильно напоминал ей Уизли своими выходками и речами, а Фродо, нёсший тяжёлое бремя, — Поттера.
Оживлённая компания заметно оправилась после утраты. То ли дело было в обители светлых эльфов, где царил покой, то ли в их странном и разношёрстном сброде, члены которого ещё каким-то образом уживались вместе, не придушив друг друга. Даже, мягко говоря, нелестное отношение Гимли к Леголасу, выглядело как-то не так что бы и грубо, но и не совсем вежливо. В момент их коротких ссор и попыток померяться кхм.. опытом и умениями они напоминали двух капризных детей, которые никак не могут поделить ведро и лопатку. И это с тем, что у каждого из них по своему ведёрку и лопатке, которые абсолютно ничем друг от друга не отличаются.
Началась череда бесконечных рассказов о том — о сём. Гимли на чём свет стоит костерил эльфов, не стесняясь в выражениях: по его авторитетному мнению, жизнь на деревьях и длинные лестницы были крайне неоправданной растратой жизни почем зря («ну правильно же — остроухим её, бесконечную, девать больше некуда!»). Серьёзно — потрясая в воздухе пальцем, гном отныне поклялся измерять потерянное время в ступеньках и грозился предъявить Владычице пару часов спусков и подъёмов, сожранных из его жизни одним визитом наверх. Триста ступенек. Триста! В апогее своего возмущения на тему бестолковости эльфийских инженеров Гимли яростно пожелал одному из них пойти ночью по малой нужде, споткнуться и пересчитать вышеобозначенное количество ступенек кувырком за пару секунд, сломав при этом шею.
— Гномы твёрдо стоят на своих двоих, нам пара десятков футов между землёй и задницей не нужны, — подвёл итог Гимли, выпустив особо увесистый клубок дыма, и потянулся за новой порцией табака — закуривать.
Мэрри уже не просто плакал от смеха — стонал раненой косулей, держась за живот. Пиппин тёрся поближе к Гермионе, забыв про обиды, и в редких перерывах гномьего монолога только и успевал вставить рвущееся с языка: «А вот у нас в Шире...».
В общем-то, на этом всё и заканчивалось, потому как гном вновь продолжал вольную импровизацию на тему «а у нас лучше, и вообще гномы — неофициальный пуп земли». Не услышанный и всеми обиженный хоббит надувался в углу и вновь затаивал на него вселенскую обиду.
Гонения на эльфов тем временем продолжались.
— А мне вот эльфийские девушки... ну совершенно не нравятся! — залихватски перехватил инициативу Пиппин, хорохорясь. Встретившись взглядом с растерявшимся Мэрри — тот, кажется, не был готов к такому повороту событий, Тук всё же решил пояснить: — Тощие. На вид тонкие и белые, все, как лебёдушки, ступают плавно, а как поближе подойдёшь, так дуры дурами: всё щебечут, хихикают на своём, краснеют, через каждые два слова поминают нашего Леголаса.
Гермиона удивлённо и заинтересованно перевела взгляд на Пиппина. Вот уж картина маслом послушать мужское мнение о женщинах, но при этом тщетно сдерживать желание засмеяться в голос. Хоббит настолько пытался показать свою антипатию, что это выглядело до смешного мило, но вот некоторые моменты в его мыслях девушка всё же смогла вынести для себя, как реальный факт. Она как-то до этого особо не уделяла внимания другим эльфийским девушкам, даже тем, что встречались ей на пути от флета и до мастера, от мастера и до библиотеки. Она была настолько поглощена предвкушением новых знаний, что и не заметила бы, скажи хоть одна из них при ней и на всеобщем, что сохнет по выше названному остроухому. Зато сейчас припомнила, как Аниэль восхищалась их лихолесским принцем.
— Ты подожди-ж, это для тебя он «наш» и «свой», как облупленный, а для них — диво дивное, — осадил самонадеянного хоббита Гимли. — С короной-то по походам больно не побегаешь, а девкам только её покажи — сразу любовь до гроба да страсти лихолесские.
— Гимли, — возмутилась девушка, встревая в мужской разговор. — Не всем же девушкам важно наличие короны. Если он хороший чело... кхм... эльф, то что в этом плохого? — здравствуй, женская солидарность! Вот только один момент она упустила. Никто из этих эльфийек, пожалуй, настоящего Леголаса никогда и не знал, чтобы делать подобные выводы и вступать на защиту «обиженных». — Я думаю, что не всем это важно, — немного горделиво закончила волшебница.
— Знали бы, невесты недоделанные, что за папаша у него дурной, в жизни бы о венце не мечтали. Тиран доморощенный, тьфу... Да и сын такой же, — нахлынувшие воспоминания о том, как обошлись с ними негостеприимные эльфы, заставили гнома воинственно пожевать трубку.
Гимли было уже не остановить. С эльфийек он перекинулся сначала на отца Леголаса, а после и на самого эльфа, будто все они гному лембас щедро пересолили, переперчили и начинку из смолы положили. Оправдывать эльфийского короля нечего, хотя бы по той причине, что Гермиона его не знала, а потому судить не могла, но приписанные Леголасу характеристики ей не понравились.
— Тираны не жертвуют собой ради других.
— Дык тут все хорошие, — справедливо возразил гном, обведя взглядом присутствующих. — Вон хоббиты, мелкие, да всех храбрей и находчивей. Боромир — полководец бесстрашный, об Арагорне так вообще песни поют да легенды слагают. Я тоже не пальцем деланный. — Услышав эту небольшую пошлость, Сэм сделался пунцовым. — Да только не милы мы барышням эльфийским, не с хоббитами в кустах да под луной мечтают лобызаться.
Видимо, эльфы задевали у Гимли глубоко затаённые обиды, причём вполне обоснованные. Гермиона ведь не видела, как без разбору Халдир отказался пускать гнома в Лориэн. Он уже и сам был не рад туда идти, незаслуженно обиженный остроухими, как вступился Арагорн. А позже — унизительная прогулка по лесу с повязкой на глазах.
Он имел полное право не любить эльфов так же, как они не любили его.
Бессмысленный разговор с Гимли прервал Пиппин. Надо сказать, весьма вовремя. Гермиона шумно выдохнула, успокаиваясь. Нечего устраивать ссоры из-за разных мнений. Эльф от этого другим в её глазах не стал, да и в глазах других, чего уж, тоже.
— Всё равно не нравятся они мне. Нет в них души, — гнул свою линию Пиппин, отчаянно о чём-то намекая сидящей рядом Гермионе. — Это ж всё равно, что звёздами любоваться: красиво, да холодно, не согреет и путь не осветит.
— Да полно тебе, ловелас, — вновь решил подтрунить над хоббитом Гимли. — Нужен ты больно эльфийкам-то, если только с табуреткой за ними бегать будешь...
Все вновь покатились со смеху; слёзы утирал даже Боромир, который всё лежал с книгой на своём месте, но с недавних пор с интересом слушал разговор гнома и хоббита.
— Я бы побегал, будь у нас время, — храбро заявил Пиппин.
— Побегал? — вот тут от шутки не удержалась уже волшебница. — Ты же сказал, что тебе не нравятся эльфийские девушки? — на губах появилась предательская смешливая улыбка. Она ничуть не хотела обидеть хоббита, но упустить такой шанс для разбавления атмосферы — грех.
Перегрин Тук тут же замялся, покраснел и тихо буркнул, отвернувшись:
— Если бы нравились.
Волшебница не сдержала тихого смешка, но вскоре Тук застал её врасплох вопросом:
— А ты... не пойдёшь дальше с нами? — посерев, повернулся он к Гермионе, заранее не желая слышать её ответ.
Боромир на своём месте едва уловимо напрягся.
Грейнджер прекрасно понимала, какого ответа от неё ждёт хоббит и осознавала, что не желает его расстраивать, но и поступить иначе не могла. Она бросила короткий взгляд в сторону Боромира, а после, замешкавшись, посмотрела на Пиппина.
— Думаю, что мне лучше остаться здесь и найти способ, как вернуться домой.
— Я тебе вот что, Гермиона, скажу, — посерьёзнел Гимли, услышав, что девушка остаётся в Лориэне. — Ты дружбу с эльфами води, да рот не разевай. Невелика честь приятелем эльфийским заделаться, а к папаше нашего легконогого у нас, гномов, свой счёт. Не все они, как наш эльф, за друга в пропасть бросятся и спину в бою прикроют. Высокомерные они, надменные, всё у них с вывертом. Чужды им и люди, и гномы, и полурослики. Им бы лишь плясать да песни петь, а всё, что меньше них живёт — пыль под ногами.
Все притихли. Гном говорил жестко, но правдиво.
— Уйдём мы — как бы не иссякло в миг гостеприимство эльфийское. Здесь-то под деревьями всяко лучше, чем в походе к Мордору ночами без костра мёрзнуть, да только чует мое сердце — обидят тебя. А мы и не узнаем! Эх, отправил бы я тебя к отцу в Эребор, там как в шкатулке была бы за семью замками, сыта и обласкана. И сердце моё бы за тебя не болело.
Гермиона не перебивала. В этот раз у неё не возникло желания возмущаться и бросаться словами, чтобы кого-то защитить — бессмысленно. Среди всех народов есть как плохие, так и хорошие, да и... что юлить. В каждом есть и хорошее и плохое, зависит от того, на какую часть единого целого нарвёшься. Ей вон повезло разозлить эльфийского принца одной незаслуженной пощёчиной, но это осталось там, в Мории, а в настоящем с грубыми объятиями и мёртвой хваткой на тонкой шее встречал Боромир. Что отрицать, если без своей волшебной палочки она не могла сделать ровным счётом ничего. Волшебница не знала, что случится с ней здесь, в эльфийском городе, когда Братство отправится дальше, а она вернётся к поискам дороги домой. Как и не знала, сможет ли добиться того, что желает, не говоря уже о том, как к ней отнесутся жители Лотлориэна, если даже владычица Галадриэль порядком её настораживала, а временами пугала. Везде хорошо, а лучше только дома...
— Не доверяю я эльфам... — проворчал из своего угла Боромир.
«Ты вообще хоть кому-то доверяешь?» — просилось язвительно на язык, но девушка сдержалась; даже взгляда на гондорца не подняла.
— А я доверяю, — подал робкий голос Сэм. — Владычица великодушна и добра, она не бросит нашу Гермиону.
Сложно было с этим поспорить — никто не решился порочить имя Галадриэль в её владениях.
— Если ты не вернёшься домой, то мы на обратном пути тебя заберём, — сменил пластинку Пиппин, возвращая разговору беззаботные нотки. — Поедешь с нами, увидишь Шир... после него и не захочется домой возвращаться.
Гермиона перевела на него взгляд, мягко улыбнулась и как-то по-матерински провела рукой по мягко макушке хоббита. Вот уж кто всегда был искренним и никому зла не желал. Открытый и подкупающий своим вниманием.
— Мне бы очень хотелось посмотреть на Шир, — честно призналась девушка. Она бы хотела, пожалуй, увидеть все уголки Средиземья и, сложись так, что она не сможет вернуться, для себя решила, что в первую очередь отправится на родину хоббитов. Уж очень заманчиво рассказывал о ней Перегрин Тук.
— Если сами вернёмся... — безрадостно напомнил ему Сэм. — Дом для каждого свой, его не заменишь ни Широм, ни Лориэном. Так что, Гермиона, возвращайся к себе. А я о тебе песню напишу, — хоббит покраснел, но твёрдо вознамерился выполнить своё обещание.
Если бы не Сэм со своим безрадостным вариантом будущего, обстановка бы не накалялась и дальше, но, к счастью, всё снова вернулось во круги своя. Хоббита понять можно. Роднее дома для Гермионы навряд ли когда-то что-то будет, но, как говорил один мудрый человек: «Дом там, где твоё сердце», вот только где конкретно её сердце сейчас — ответ, как коробка с двойным дном, о котором она не подозревала.
— И спой на прощальном вечере! — включился Мэрри, чуть не подскочив от нетерпения. — Мы подслушивали эльфиек, у них только о нём все мечты и разговоры.
— Прощальный вечер? — удивилась Грейнджер. Она за своими книгами и библиотеками пропустила самое интересное. Оно и не удивительно. Заучка!
Волшебница наблюдала за повеселевшими хоббитами. Ей всегда казалось, что так мечтательно себя перед танцами ведут исключительно девушки, но чтобы парни... А впрочем.. Вспоминая вальсирующего в пижаме Невилла — это многое объясняет. Она тихо хихикнула от нахлынувших приятных воспоминаний.
— Все языки стесали, что напялить да с кем за руку под музыку круг по залу пройти, — досадливо проворчал Гимли.
— А вот и не круг по залу! — задорно возразил хоббит. — Все эльфы танцуют по-разному, и здесь совсем не то, что в Ривенделле. Одна эльфийка рассказывала про танец какой-то, будто он заставляет забыть обо всём земном, будто он из самой души идёт, из музыки. Говорила, попробуешь раз — и не сможешь уже по-другому, всё не то будет. Будто первый раз в жизни увидел настоящий изумруд — потом на червивый и смотреть не захочется, — Мэрри встал посреди комнаты и крутанулся на пятках, прикрыв глаза — ладно, что не упал.
— Кто бы показал-то нам его, — недоверчиво скуксился Пиппин. — А то на бал придём, как дуралеи будем пол топтать, эльфы обхохочутся.
— Леголас покажет! — решил за эльфа Мэрри, довольный своей идеей. — Про него и говорили как раз, что дескать в его краях танцуют как-то по-особому, с душой, с чувствами. Это ихняя магия... какая-то сокровенная тайна. Эльфы ведь все разные — кто шитьём знаменит, кто стрелами заговоренными, а у них, в Лихолесье, песни да пляски — голову одурманят, сердцу покоя не дадут. С какой девушкой станцует, та и влюбится без памяти!
— Обухом топора по маковке, чтобы точно без памяти! — вставил свои пять копеек отрицающий всё эльфийское Гимли.
— Ги-имли, — укоризненно протянула Гермиона, впрочем, не без широкой и весёлой улыбки. — Зачем же сразу обухом да по голове?
— А по-другому с ним никто и не пойдёт! — задорно отомстил ему Перегрин Тук и тут же вжал голову в плечи, как бы ему самому за это топором не прилетело да по шее.
— Кто в вас влюбится тут, охламоны? — продолжал Гимли. — Нужны вы больно барышням здешним, не по вашу душу они с самого утра песни поют да цветы в косы вплетают. Нашёлся бравый парень на деревне, да только ростом не вышел.
— Ну и что, что маленький, может у меня душа добрая! — возразил Мэрри, обиженный до глубины души. — Вот Гермиона наша не такая, она добрая, и друзей не ростом измеряет.
— Пойдёшь со мной на праздник? — глаза Пиппина засветились надеждой, да так, что можно было этим светом с неделю питать Лориэн.
Пока мальчишки ростом мерялись, а волшебница тихо посмеивалась, периодически вставляя реплики, не выпадая из разговора, каверзный вопрос снова подкрался исподтишка и от вполне себе ожидаемого хоббита. Дочь маглов только собралась ответить, приоткрыла рот, как тут же пришлось молчаливо схлопнуть, потому что бессовестно перебили.
— Нет, со мной! — выскочил вперёд Мэрри, став перед девушкой в позу начищенного самовара.
— Со мной! — Пиппин снял с ближайшей кровати подушку и что есть сил долбанул по товарищу. Ну что за манеры! И ладно бы спорили, так ещё и в ход подушки пустили. Рот волшебницы, кажется, снова открылся, но уже по причине челюсти, настоятельно стремящейся на встречу с полом.
Подушка не выдержала столь бесцеремонного обращения и треснула по швам; в комнате как будто взорвалась какая-то супер-клуша, в воздух взвилось огромное облако перьев, заполнив собой всё свободное пространство.
— Ах так! — отплёвываясь, потянулся за второй подушкой Мэриадок, решив не оставаться в долгу.
— Борода Дарина, да вы, охламоны, что творите! — поспешно тушил трубку Гимли, выдирая перья изо рта.
Об голову Пиппина лопнула вторая подушка; в шатре резко стало нечем дышать.
— Мэрри! Пиппин! — попыталась строго одёрнуть обоих Гермиона, но куда там! Хоббиты настолько увлеклись своим спором, что не замечали ничего вокруг себя.
Спустя минуту Братство — все с ног до головы в перьях — высыпало на лужайку перед шатром. Гимли ругался на непонятном языке, выдирая перья из бороды, Фродо и Сэм смеялись до слёз, Боромир на вытянутых руках держал за шкирки дерущихся полуросликов.
— ТИХА!!!! — гаркнул гондорец, и дебоширы резко притихли. — Позор-то какой, и эти хоббиты спасают мир от уничтожения.
— Ладно, пусть с тобой идёт... — насупившись, согласился Мэрри. — А я тогда её подружку приглашу... остроухую...
Гермиона шумно выдохнула. Уперла руки в бока и укоризненно посмотрела на дебоширов.
— Будете проказничать, ни с кем из вас не пойду.
— Мы больше не будем. Честно-честно, — заверял её Перегрин Тук с такими честными и виноватыми глазами, что не смягчись она, решили бы, что у неё каменное сердце. Волшебница ещё для видимости немного пожурила хоббитов за бедлам, который они устроили в шатре, обоим в качестве выговора — исправительные работы по сбору перьев и приведению в порядок испорченного эльфийского имущества и... на десерт, в качестве похвалы за хорошее поведение, одному пообещала поговорить с Аниэль, а второму дала своё твёрдое и уверенное «да».
Примечание:
* Hantale, pinilya (кв. «Спасибо, малыш»)
** Suilanta-wen irima (кв. «Здравствуйте, прекрасная девушка»)
*** Lelya-hortale! (кв. «Идём скорее!»)