Глава 4
В ту ночь никакие горестные мысли и воспоминания не трогали их сны. Лориэнский лес исцелял и тела, и души, даруя спокойствие и умиротворение, которое они, казалось, давно уже позабыли за время этого долгого и тяжёлого пути. Леголас видел во сне родные леса, наполненные тихим, золотистым светом осени, и необлетевшая листва трепетала... казалось, что всё вокруг тихонечко позванивает. Сквозь пожар лесных крон проглядывало высоченное небо неистовой синевы. Солнце, казалось, было везде, сочилось из просветов между деревьями, и даже воздух был пропитан целительным светом.
Воспоминания из детства, в котором деревья были ещё выше, чем сейчас, и от взгляда на них у светловолосого ребёнка кружилась голова... никогда больше Леголас не чувствовал столько магии вокруг, пропитывающей мироздание, и никогда его душа не чувствовала такого благодатного и сказочного покоя, которые разделяла с ним волшебница. Так спокойно и крепко Гермиона ещё в новом мире не спала, даже после вмешательства Гэндальфа, который избавил её от кошмарных желаний Сарумана, проникающих в её сновидения. Она видела свой дом, дорогих и любимых учителей из Хогвартса, друзей, Гарри и Рона, видела родителей. Все были живы и счастливо улыбались ей, будто не было той ужасной магической войны и перемещения в пространстве. Все тяготы и страхи утекли вместе с водой, оставив волшебнице спокойствие и умиротворение.
Сон потихонечку отступал... мир наполнялся вкрадчивым шепотом воды, мягким и озорным дуновением ветра, певучим шелестом листьев. Из этой неги не хотелось выныривать, как не хочется покидать мягкую, тёплую постель с пуховым одеялом.
Грейнджер проснулась под утро и к своему удивлению, сонно осматриваясь, обнаружила, что спит на земле не одна.
— Леголас? — удивлённо и с сонным неверием она смотрела на эльфийского принца, уснувшего рядом с ней. Сонная голова с трудом переваривала то, что она видит.
Эльф сонно разлепил один глаз, а затем — от удивления — второй. Встретив взгляд лихолесца, девушка удивилась ещё больше. Ну ладно она удивляется. У неё на это весомая причина. Заснула с оленем, проснулась с парнем. Нет, это, конечно, очень хорошо, что Леголас принял свой истинный облик, и ей это не причудилось, но никак не объясняет, почему он так удивлёно на неё смотрит. Не ожидал, что она будет спать рядом? В грязь перепачкалась? В голове птичье гнездо? Сама стала оленем? Что?
— Ты такая... серебряная, — выдал он, завороженный увиденным.
— Я что?.. — изумлённо переспросила волшебница. Девушка опустила взгляд, рассматривая себя. Вид у неё был ещё тем, учитывая помятость, грязь, ссадины и прочие прелести, с которыми она покинула стены Мории, но помимо всего прочего было кое-что ещё.
Везде — на одежде, волосах, на тонких ресницах, осели микроскопические капельки росы, и в лучах солнца, отражённых от озёрной глади, она и вправду выглядела припорошенной серебряной пылью. Капельки покрывали волосы и плечи Грейнджер, и эльф едва удержался — протянул руку к её щеке, едва не коснувшись кончиками пальцев, но не решился смахнуть это неожиданное серебро. Леголас смотрел на неё, как завороженный этим сказочным очарованием... окружённая серебристым сиянием, она перестала быть человеком из плоти и крови, превратившись в чудесное видение, в погоне за которым теряют разум, душу и жизнь. Нет... она не могла, не имела права становиться его мечтой. Или уже стала, просто он доселе этого не замечал?
Вытянув руку, Грейнджер с любопытством рассматривала капельки воды, застрявшие на поверхности её рукава. В лучах солнца они и в правду переливались и светились. В размытом и раздувающемся отражении капли она смогла рассмотреть что-то отдалённо напоминающее голову эльфийского принца. Девушка искренне обрадовалась тому, что она видит, будто только в этот момент осознала, что парня расколдовали.
— Спасибо, Нимродель! — вдруг счастливо и радостно выпалила волшебница и крепко обняла эльфа, не стирая с лица широкой улыбки. Все грани приличия и её недавнего желания лишний раз не касаться парня из-за чувства вины, стёрлись. Возвращение его истинного вида не было заслугой Гермионы, но она искренне радовалась тому, что прекрасная эльфийка не оказалась лишь игрой её уставшего воображения и всё разрешилось само собой.
Лихой поворот событий застал Леголаса врасплох... а именно кинулся ему на грудь, сжав в объятиях и едва не опрокинув лихолесского принца навзничь, в траву. И он устоял, и в принципе понял, что радость и щепотка благодарности была адресована Нимродель за то, что его голову больше не венчают крупные, ветвистые рога. Это действительно был повод ликовать, но желание эльфа ответить на объятия быстро перешиб инстинкт самосохранения, где-то на подкорке записавший, что к этой девушке с нежностями подходить не стоит. Мало ли, как расценит — эльф пощёчины не любил и предпочёл не связываться.
Хотя... если бы он честно признался самому себе, то ему действительно хотелось сомкнуть руки за её спиной и прижать к себе. Костью в горле вставала мысль — но ведь это будет отвергнуто...
Тогда и нет смысла стучаться в закрытые двери.
Светлые и радостные чувства переполняли Гермиону, она будто вся светилась изнутри. Заслугою магического обращения, решившего насущную проблему, или же сказывалось это место и тот добрый дух, что посетил их ночью — кто знает, но тоска по дому отступила.
Волшебница отстранилась. Короткие, но крепкие объятия быстро разомкнулись. У эльфа ещё будет время подумать, в деталях вспомнить этот момент, решая — жалеть или нет об упущенном. И даже повод для радости — он не олень, в конце концов! — отошёл на второй план, когда на объятиях дело не закончилось. Девушка смотрела ему в лицо, как никогда до этого... как никто и никогда на него не смотрел.
Продолжая улыбаться, Грейнджер несколько секунд смотрела на Леголаса, наслаждаясь отсутствием витиеватых рогов и оленьей морды, и не отрывала взгляда от сияющих голубых глаз, пока не вспомнила, что за ней был один должок. Ладонь как-то легко легла на щеку эльфа — эмоции играли, вытесняя мысли о том, что ему это может, как минимум, не понравиться. Леголас не посмел и шелохнуться. Гермиона мягко, почти ненавязчиво, повернула его лицо и подтянулась ближе, оставляя на щеке лёгкий, невинный поцелуй. Она намеренно выбрала ту самую щеку, по которой в темноте эльфийскому принцу прилетела пощёчина. Так дочь маглов хотела сгладить плохие воспоминания и перечеркнуть грубый и незаслуженный след.
Эльф замер, не моргая, почти не дыша... боясь спугнуть это ощущение, оставшееся на коже после прикосновения её губ. Это было против всех правил, которые она выставила вокруг себя, но теперь... сама потянулась к нему, словно сожалела о содеянном.
— Спасибо за всё, — тихо шепнула волшебница, отстранившись, и ладонь в то же время перестала касаться его щеки. Гермионе всё ещё казалось, что свой долг за спасение и многочисленные риски она не выплатила и, пожалуй, никогда перед ним не выплатит. А уж её систематические избиения сына Трандуила так и вообще стали плохой традицией. Надо же их как-то разнообразить чем-то таким же тёплым и светлым, как это утро.
Эльф не сразу вспомнил, как надо разговаривать, сознание само, без его участия подкинуло нужный, дежурный ответ:
— И тебе... спасибо.
Отведя взгляд, Леголас поспешно встал и пару раз согнул пальцы, разминая кисти рук и осматривая их — неужто и вправду не олень? Присев на корточки к воде, он зачерпнул горсть прозрачно-хрустальных капель ладонью и поднёс к губам... на Гермиону не смотрел — просто ждал, когда с щёк сойдёт предательская тень, выдававшая его смущение и растерянность. А то по нему не видно было, что всю эту суету он развёл только для того, чтобы чем-то занять руки, чем успел позабавить девушку; она весело улыбалась, смотря ему в спину.
— Это озёра, что питаются водами реки Нимродель... — закончив пить, Леголас позволил озорным капелькам скатиться с ладони обратно, мягко наблюдая за ними. — Наши друзья, видимо, перешли её вброд, поэтому я не могу отыскать их следов на этой земле.
Он обернулся к Грейнджер — как всегда, собранный и деловой, будто не его минуту назад она целовала — и предложил ей руку, чтобы встать. Девушка сделала вид, будто не она тут мысленно посмеивается про себя, даже точку обзора сменила. Так, на всякий случай, и искренне надеялась, что предательский смешок не вырвется наружу в самый неподходящий момент.
— Как твоя нога? — поинтересовался он, поддерживая её за локоть.
— Нога? — дочь маглов благополучно забыла о вчерашних приключениях и том, в каком состоянии её нашёл Леголас. Вспомнив о травмированной ноге, девушка ощупала её, отмечая, что боль была слабой и терпимой. Не веря своим глазами и ощущениям, Грейнджер сделала пробный шаг, отмечая, что может самостоятельно передвигаться. Без помощи лихолесского принца она прошла к воде и всмотрелась в своё отражение. Струйка запекшейся крови осталась на её лице, как одно из ярких напоминаний их приключения. Рана на животе тоже затянулась, оставив небольшую полоску с тонкой корочкой. В спину подул лёгкий ветерок и в нём, как показалось волшебнице, она услышала знакомый эльфийский напев. — «Нимродель...».
Другого объяснения неожиданному исцелению она не находила. Дух реки помог не только Леголасу принять его истинный облик, но и исцелил её.
— Спасибо тебе, — тихо шепнула волшебница, обращаясь к духу реки, и, зачерпнув прохладной воды, умыла лицо от крови — капля в море, учитывая её общий внешний вид, но она почувствовала себя заметно легче. — Думаю, что теперь я смогу идти сама, — обратилась она к эльфу, обернувшись.
— Кстати... прошу тебя, никогда и никому не рассказывай о том, что я был в облике оленя, — он просил совершенно серьёзно, лучистые глаза, казалось, побледнели до серо-стального... ему было не жалко посмеяться над самим собой, но причины крылись в другом. Достаточно было представить реакцию отца на эти известия, чтобы пожелать оставить их в тайне.
Гермиона понимающе кивнула. Она никогда не отличалась особой болтливостью, поэтому точно знала, что его тайна останется исключительно между ними, что не помешает обоим косо смотреть на несчастных рогатых животных в будущем.
***
Рогатые приключения остались за спиной, как и Мория. Леголас никогда не был в Лориэне, поэтому эльфийский город они искали практически наугад. Удача настигла их вместе с эльфийским патрулем под командованием Халдира, который живо и безусловно признал Леголаса своим, а Гермиону — его спутницей, личность которой не обсуждалась.
— Не гном и ладно, а то был тут уже один...
— Гимли! — хором отозвались они, завалив вопросами капитана стражей.
Как оказалось, отряд прибыл в Лориэн вчера днём, и они уже предстали перед Владыками.
— ... второй день уже звучит скорбная песнь, — заметил Халдир, скосив взгляд на следующих за ним путников.
— По кому? — спросил Леголас, насторожившись.
— По Митрандиру, которого вы звали Гэндальфом Серым... и по вам, друзья. Вас считают погибшими в стенах Мории.
Известие ударило в спину, вышибло почву из-под ног и воздух из лёгких.
— Скажи, как... как он погиб? — выдохнул Леголас, расширившимися глазами глядя на сородича.
— Балрог... убил его, — тяжело признался эльф. — Мы думали, что вы также пали от его рук.
— Мы смогли убежать... — всё так же отстранённо произнёс лихолесец, погружённый в собственные мысли.
Горе сковало сердце лихолесского принца... услышав, как душат слёзы юную Гермиону, он молча обнял её за плечи, склонив голову, разделяя тягостную весть.
Вот и всё... Митрандира больше не было с ними.
Раннюю радость смела скорбная нота. Они оба были так заняты своим путешествием на двоих, что не допускали мысли — на одного в Братстве стало меньше. Барлогу всё же удалось забрать чью-то жизнь взамен той, что Грейнджер вырвала у него из рук срикошетившим заклинанием. Сердце, радовавшееся спасению и успешно проделанному пути до Лориэна, заполнила тоска и грусть. Гермионе стоило бы порадоваться за остальных, что они живы и тоже здесь, но радость не шла. Она осталась там, в месте, где Халдир сообщил о смерти Гэндальфа.
Смуту немного развеяли радостные крики хоббитов. Охваченные горем и оплакивающие своих, они настолько обрадовались возвращению двух из числа умерших, что, как показалось девушке, где-то на дне их глаз затеплилась надежда, что и Митрандир смог пережить схватку с Барлогом и тоже вернётся к ним, как только сможет. Если бы это было так... Грейнджер не хотелось думать об этом, но она присоединилась к числу тех, у кого была слабая надежда на лучшее.
— Гермиона! — радостно воскликнул Пиппин. Этот хоббит заметил её первым и подлетел так быстро, что она успела только принять его в открытые объятия и слабо улыбнуться.
— Здравствуй, Перегрин Тук, — она должна была разделить его радость, но после известий светлые и радостные чувства затерялись в тёмно-сером омуте Мории. Даже её объятия оказались слишком слабыми, чтобы подтвердить разделённую радость.
Она обвела взглядом отряд, будто надеялась, что в числе спасённых заметит абсолютно всех, включая Гэндальфа. Арагорн пружинистым шагом и с лёгкой улыбкой на лице зашагал к лихолесскому принцу. Второй раз он радовался тому, что видит эльфа живым. Гимли буркнул что-то радостное, но привычно ворчливое и будто себе в бороду, чтобы никто не расслышал. Мэри и Сэм присоединились к Пиппину и теперь трое крепко-крепко обнимали волшебницу, как дети мать после кошмарного сна. Что ей оставалось, как не прижать их к себе крепче?
Отдельно от всех сидел Фродо, спиной к ним. Хоббит, казалось, снова винил себя во всём и принимал шишки судьбы на себя, будто он стал тем, кто толкнул Митрандира в руки Барлога, и запоздало раскаивался. Гермионе стало жаль Торбинса и захотелось выказать ему свою поддержку, но.. на глаза попался Боромир. Вот уж кто не радовался её возвращению и не скрывал того в прикованном к ней взгляде.
У девушки не было ни желания, ни сил, чтобы выдерживать его с присущей ей гордостью. Она немного склонила голову и закрыла глаза, сильнее прижимая к себе хоббитов. Они живы, а это стоит того, чтобы немного порадоваться их везению.
Радость мешалась со скорбью; проблески ликования на лицах друзей сменялись трауром, словно солнце, на секунду выглянувшее, вновь уходило за тучи. Короткое, спутанное приветствие друзей было прервано Халдиром, который велел Леголасу и Гермионе следовать за ним. Хранители понимающе отступили, откладывая разговоры на потом.
— С тобой будет говорить Владычица Галадриэль, — заговорщически пояснил Пиппин, нехотя отпуская ладошку мисс Грейнджер, уходящей вслед за капитаном Стражи.
Лишив возможности утонуть в скорби, их снова выдернули из окружения Братства, едва дав воссоединиться с ними, но не воспрянуть духом. Гермиона не следила за дорогой, не рассматривала незнакомое и по-своему прекрасное и чарующее место — всё это прошло мимо неё. Девушка, погружённая в свои мысли, возвращалась к Мории. Отпустить бы эти проклятые стены и не думать о случившемся, но после известий о смерти она не могла выкинуть их из головы. Митрандира она знала не так хорошо, как того же Фреда Уизли или Северуса Снейпа, которые погибли во время битвы за Хогвартс, но утрата не смогла пройти мимо неё. После великой победы девушка начала отпускать тёмных призраков прошлого и новые смерти, встретившие её в незнакомом мире, переживала тяжело, а вместе с ними — неизвестность судьбы, постигшую её друзей. Живы ли они?
***
Много тропинок и много лестниц пришлось им оставить позади, прежде чем они добрались до верхних ярусов холма и оказались посреди широкой лужайки, у мягко шумящего фонтана, подсвеченного серебряными светильниками. Светильники висели на ветвях деревьев, окружавших серебряный бассейн с бьющей вверх белоснежной струей. На дальнем конце лужайки стояло дерево — великан из великанов, самый огромный меллорн среди всех меллорнов. Гладкий, словно обтянутый серым шелком ствол воздвигся над головами пришельцев, как замок. Чтобы увидеть нижние ветви, приходилось запрокидывать голову. Крепкие, могучие сучья высоко распростёрлись над поляной; вверху клубились тёмные грозовые облака листьев. К стволу была приставлена широкая белая лестница, а рядом на траве сидели три эльфа. Завидев пришельцев, эльфы вскочили; все трое отличались высоким ростом и были облачены в серые кольчуги. С плеч стражников ниспадали белые плащи.
— Здесь живут Келеборн и Галадриэль, — благоговейно произнёс Халдир. — Они желают, чтобы вы взошли наверх для беседы с ними.
Медленное и долгое восхождение окончилось на головокружительной высоте, которая с непривычки показалась Гермионе изматывающей, а раненная нога, окончательно не зажившая после вмешательства Нимродель, напомнила о себе ноющей болью; за время подъёма Леголас не проронил ни слова. По мере продвижения по лестнице со стороны эльфов, живущих во флетах вокруг, они ловили недоумённые взгляды, удивлённые возгласы и лёгкий шепот не громче шелеста листьев... Халдир также молча и упрямо продвигался наверх.
Они предстали перед Владыками; огромный, высокий зал был почти пуст. Не было ни почётных гостей, ни просто заинтересованных эльфов; лишь Келеборн и Галадриэль ожидали прибывших, величественно восседая на тронах.
Халдир вывел их в центр зала, поставив прямо перед правителями эльфов. Взгляд их был проницателен и тяжёл; сложно было понять по Галадриэль, что она чувствует, словно смутные раздумья терзали Владычицу.
Грейнджер молчала. Девушка не вникала в суть слов Халдира и могла бы с таким же успехом пропустить мимо ушей разговор с Галадриэль и Кэлеборном, если бы не пресловутая вежливость. Подняв голову, она посмотрела на Владык Лориэна.
— Приветствую вас, путники, по которым спета скорбная песнь, — учтиво поприветствовал их Келеборн, не без тени скорби окинув взглядом эльфа и девушку. — Не скрою, ваши собратья принесли весть о гибели троих, и да благословит Эру то, что позволило вам вернуться живыми. Гибель Митрандира стала горем для всех нас, но ваше спасение есть величайшая радость, ибо за вашими друзьями на наши земли ступила Скорбь, а за вами пришла Надежда. Я рад видеть вас перед собой!
Мужчина оказался куда более разговорчив, что обычно, как казалось Грейнджер, было свойственно женщинам, в то время, как истинный король сидел, молча анализировал гостей, а потом прорезал тишину своим голосом. Волшебница почувствовала бы себя неуютно и лишней при другом раскладе, но она и сама не стремилась к тому, чтобы на неё обращали внимание. Это чуждый ей мир и она не чувствовала себя его частью.
Келеборн встал, раскрывая объятия.
— Позволь мне обнять тебя, наш северный сородич, Леголас, сын Трандуила, — он по-отечески величественно и учтиво обнял лихолесца. Эльф отступил, явив взгляду Келеборна одиноко стоящую посреди зала Гермиону. — Ты — та девушка, которая не покинула Ривенделл, а присоединилась к Братству позже, — Келеборн сел обратно, продолжая пронизывать волшебницу взглядом. Грейнджер подняла глаза на говорившего эльфа. — Арагорн многое рассказал нам о тебе. Мы...
— Полно, Келеборн, — мягко прервала его владычица, не отрывая взгляда от Гермионы, наравне с которой стал Леголас. — Наши путники устали, их сердца полны тревог и печалей, и пусть у нас их найдёт долгожданный Покой. Будет ещё время для расспросов...
И с этими словами она устремила на них взор и испытующе оглядела каждого по отдельности.
Слова Владычицы не то что бы не понравились Гермионе, но показались ей несколько нелогичными. Вот зачем было отрывать их от Братства, звать ради пламенных и совершенно ненужных речей, чтобы потом отправить обратно? Просто посмотреть на них? Как вдруг сознание прорезал чужой голос. Девушка смотрела на эльфийку и чувствовала, будто что-то чужое проникает в её сознание и рыщет в нём, как голодная хищная рыба в поисках пищи. И нигде не спрятаться и не скрыться от рук, что прикасаются к одному воспоминанию за другим. Грейнджер успела только спешно подумать о том, что обещала никому не рассказывать об оленьих приключениях, пряча их в недрах своей памяти как можно глубже. И было бы из-за чего переживать!
«Я знаю о твоих сокровенных желаниях, Гермиона Грейнджер», — зазвучал могучий и звонкий голос Владычицы в её голове.
Девушка была словно обнажена, будто каждая мысль её была известна Галадриэль... Перед глазами возникли счастливые образы друзей... Рон и Гарри, ликующие по поводу её возвращения, родители, спешащие обнять дочь. Всё то, что было до боли дорого и знакомо ей, то, от чего она оказалась насильно, с мясом оторвана. Замелькал Хогвартс во всём своём великолепии — тепло и уют общей гостиной, великолепие большого зала, окрестности, наполненные волшебством и сказочным покоем, и сам замок — древний, величественный и хранящий множество тайн...
Счастливые воспоминания о доме, как из её недавнего сна. Галадриэль, будто уподобляясь Саруману, пробуждала в ней желания и соблазняла вернуться домой, но в этот раз не было ни ужасных видений, ни похождений во сне, ни пролитой крови и смертей. Всё казалось просто. Слишком просто.
Гермиона хотела вернуться домой и покинуть Средиземье, чтобы снова воссоединиться со своей семьёй и друзьями, но она не знала, как это сделать. Ей казалось, что Владычица знала ответ, но не торопилась делиться с ней своими знаниями. Обычно так случается, когда хотят определённой платы за информацию, но волшебнице показалось, что этой женщине от неё не нужно ничего.
«Ты не должна нести это Бремя, судьба твоя чиста», — голос звучал, казалось, отовсюду, показывая ей то, чего она так жаждет. Картинка поменялась — теперь Гермиона видела, как её чествуют за научные открытия, поразившие мир, как заголовки газет пестрят её фотографией с надписью: «Найдено лекарство от всех болезней».
«Но это твой Выбор. С одной стороны — дом, семья и жизнь, которая мила твоему сердцу, с другой — тьма и страдания. Только ты вольна решить, продолжить путь и почувствовать горечь утраты близких, или же вернуться в свой родной мир. Выбор за тобой».
«Вы поможете мне вернуться домой?» — мысленно спросила волшебница, не отрывая взгляда. Эта возможность показалась ей спасительной нитью утраченной надежды; девушка сделала полушаг к эльфийской Владычице, показывая, насколько это важно для неё. Но Галадриэль молчала. Только её пронзительный взгляд был направлен на неё. «Вы знаете, как я могу вернуться домой?».
И этот вопрос остался без ответа, но голос эльфийки снова раздался в её голове, властно вторгаясь в не принадлежащие ему чертоги чужого разума:
«Зло овладело одним из членов Братства».
Гермиону, охваченную идеей вернуться домой и надеждой на то, что эту возможность ей предоставят, будто кинули из горячей воды в прорубь. Она не поняла, что произошло, и потеряла нить, пока не осознала, что за воспоминания вытянули у неё из головы. Боромир... Значит, ей это не показалось? Он действительно оставил её там намеренно?
«И он не успокоится, пока ты жива».
Девушке стало не по себе. Мало того, что она не имела возможности вернуться домой, а эта странная эльфийка темнила, рассказывая ей лишь то, что сама посчитает нужным, так ещё и прямо под боком оказался человек, откровенно желающий ей смерти. Прекрасные приключения!
Голос потух и развеялся вместе с иллюзией, и они снова стояли в большом зале перед Владыками. Леголас смотрел в глаза Галадриэль мужественно, не склонив головы... но было видно, что и ему она терзает душу искушением, предлагая отречься от Братства за исполнение сокровенной мечты.
По завершению разговора стало ясно, что пути Гермионы и Братства отныне не сплетены воедино. Волшебнице представили её новую спутницу — из неприметного угла вышла девушка, почтительно поклонившись Гермионе в знак приветствия. Келеборн пояснил, что эта девушка станет волшебнице и другом, и спутником на время проживания в Лотлориэне.
Гермиону посетило странное чувство. После встречи с Галадриэль и их «тайного» разговора девушка узнала, что у неё есть возможность вернуться домой. Это должно было порадовать её и окрылить надеждой на грядущее возвращение, но странный и непонятный ком, напоминающий грубый осадок, остался на душе дочери маглов.
А Леголаса, тем временем, Владыки попросили задержаться, попросив Халдира проводить гостей в их покои.
— Доброй ночи, госпожа Гермиона. Пусть горе не найдёт сегодня путь в ваши сны, — пожелал ей на прощание эльф и остался с Келеборном и Галадриэлью наедине.
— Доброй ночи, Леголас, — отчего-то эти слова, как ей показалось, прозвучали, будто прощание. Волшебница понимала, что больше нет надобности путешествовать вместе с Братством. Именно здесь она могла получить то, чего желала — возвращение домой, в свой мир. Грейнджер не исключала того, что это последняя ночь, которую они проведут вместе — неизвестно, насколько Хранители задержатся в эльфийском городе и когда двинутся в новый путь. Ряды их заметно поредели после Мории. Им необходимо время, чтобы восстановиться и найти в себе силы продолжить путь.
Халдир же настойчиво пригласил девушек спускаться вниз по лестнице.
— Вы, видимо, устали с дороги, госпожа, — впервые за всё время подала голос эльфийка. Её речь оказалась тихой и мелодичной, голос — милым и переливчатым, словно тонкий ручеёк. — Меня зовут Аниэль, можно просто Ани.
Она была немного выше Гермионы, под стать своим сородичам — стройная, ладная и нежная, словно прикосновение шелка. Ани рассказала Гермионе, что специально для неё в закрытом флете подготовили тёплую ванну, наполнив её благоухающими соцветиями лаванды и гардении.
С тоской на сердце волшебница проходила в направлении своего флера, бросая короткий взгляд вниз, когда услышала знакомые голоса хоббитов. Они столпились внизу у фонтана и немного оживились после их встречи. Ворчливый Гимли был там же и на пару с Арагорном пытался утихомирить хоббитов, которые теперь ещё больше напоминали девушке непослушных и непоседливых детей. Тёплая улыбка появилась невольно, но Гермиона не окликнула никого из Братства. И прошла бы мимо, если бы не услышала, как Пиппин зовёт её по имени. Ей не удалось остаться незамеченной. Иногда волшебнице казалось, что где-то у этого хоббита есть внутренний компас, стрелка которого всегда показывает на неё. Тук радостно заулыбался и замахал ей руками, полагая, что она спустится и присоединится к ним. Грейнджер слабо помахала рукой полурослику и последовала за отвлёкшей её эльфийкой, когда заметила, что помимо Перегрина Тука на неё смотрит ещё одна пара глаз. Боромир... Вот уж с кем ей точно не хотелось встречаться снова.
Идти им пришлось недалеко; Халдир оставил своих спутниц у входа, завешённого полотном белого льна. Бодро пожелав им спокойной ночи, капитан стражи коротко перекинулся с Ани парой фраз на эльфийском и был таков; девушка пригласила Гермиону внутрь.
Это был флет, со всех сторон скрытый от сторонних глаз плотными завесами белого льна, которые, впрочем, едва ощутимо колыхались на лёгком ветру. Подсвеченный небольшими светильниками, флет явил взгляду достаточно большую бочку, предназначенную для купания одного; плотная, млечно-белая вода скрывала деревянные стены, затянутые в тот же самый белый лён; на поверхности плавали рассеянные соцветия бледно-бежевого и лилового цветов. Комната, казалось, благоухала сама по себе. Рядом с бочкой находились несколько лавок, полка для купальных принадлежностей и ширма. На одной лавке лежала небольшая стопка чистой, светлой одежды, предназначенной для Гермионы.
— Всё готово для вас, госпожа, — указала ей эльфийка, почтительно отходя в сторону, но явно не собираясь покидать флет даже на время водных процедур своей гостьи.
Гермиона предполагала, что её отправят к остальным членам Братства, но ошиблась. Наверное, большая часть девушек, проведя достаточно много времени в исключительно мужской компании, порадуется личным апартаментам и единению или же общению с другой... более родственной душой, но Грейнджер было неспокойно. Она привыкла к компании Братства и без них чувствовала себя почти, как без одежды в Мории. Не хватало только трогающих рук. Впрочем, остался наблюдающий хомячок, роль которого досталась Аниэль; она прекрасно справлялась с этой почётной должностью.
Гермиона не чувствовала себя в безопасности за льняными стенами, которые легко могла пробить стрела лучника. Это место было чужим, а рядом не оказалось никого из тех, кого бы она знала дольше десяти минут. Ей хотелось вернуться к Братству, и рядом с ними она чувствовала бы себя значительно лучше, как ей казалось, но пора привыкать к мысли, что у них разные дороги. Грейнджер успела расспросить, где останутся на ночлег остальные члены Братства, будто боялась, что эта компания не сможет постоять за себя и им обязательно потребуется её помощь. Со сломанной-то палочкой, да. Всем по ездовому оленю!
Погружение в горячую воду должно было принести успокоение и заставить мысли размеренно течь в одном направлении. Волшебница тихо шикнула, почувствовав, как вода касается краёв полученных ран и ссадин. Следом за неприятными чувствами в голове появилась белая пелена, будто мутная вода с лавандами впитывалась в кожу и заполняла измученный разум, прогоняя все мысли. Гермиона ни о чём не думала; она не помнила, как переоделась в предоставленную ей новую одежду и улеглась на бок, спать. Закрыла глаза и попыталась уснуть, но сон не шёл. Мысли роились в голове, не давая покоя. Понимая, что не сможет уснуть, она выбралась из-за льняной завесы под звёздное небо.
Удивительное место. Ночь казалась настолько светлой и яркой, что небо напоминало светло-синее насыщенное полотно, украшенное мерцающими блёстками-звёздами. Эльфийская песня лилась, будто соединяясь с журчанием воды. Место, пропитанное животворящей магией.
Грейнджер спустилась вниз, к фонтану; рядом с ним разбили свой флет члены Братства. Почти все из них спали, не доставало только одного хоббита. Девушка видела лишь спину уходящего Фродо. Ей казалось, что он вновь пытается уединиться и мучается бессонницей из-за чувства вины. Желая разделить его утрату, девушка проследовала за ним, но остановилась, когда заметила рядом с хоббитом леди Галадриэль. У волшебницы были вопросы к эльфийке, но она не стала вмешиваться в ход событий и неторопливо пошла обратно.
Владычица Лотлориэна возникла неожиданно. Казалось, только что она была позади, разговаривала с Торбинсом, как вот стоит перед ней и внимательно смотрит, ничего не говоря.
— Вы так и не сказали мне, как я вернусь домой, — решила нарушить тишину Гермиона.
— Ответ на этот вопрос ты должна найти сама.
Дочь маглов надеялась, что эльфийка даст хотя бы подсказку, но не получила ничего, что могло бы её успокоить.
— Только ли это тебя беспокоит, Гермиона Грейнджер? — вдруг снова заговорила Галадриэль, но не просила ответа — она его знала и хотела, чтобы волшебница задумалась над истинной причиной, которая не даёт ей спать этой ночью. Эльфийка показала рукой в сторону каменной арки; там она не так давно вела беседу с Фродо, а теперь приглашала волшебницу. Хоббита не было рядом, он будто растворился в воздухе после разговора, а ведь они оба шли к этому месту одной тропой.
Девушка глубоко вдохнула и прошла в арку. Тонкая струя воды, небрежно проливаясь и разбрызгивая капли, наполнила зеркало. Грейнджер не знала, что увидит на его поверхности, но калейдоскоп событий оказался настолько ярким, что она, не выдержав, отшатнулась. К ногам выпала сломанная волшебная палочка. Грейнджер жадно глотала воздух, прижимая руку к груди, будто долгое время пробыла под водой, не имея возможности дышать. Ей казалось, что она видела так много, но не понимала, будущее ли это или её страхи и желания, которые лотлориэнская Владычица нашла в её голове.
Галадриэль, мягко ступая по траве босыми ногами, прошла к ней. Подол белого платья, как шёлк, легко заскользил за ней следом. Эльфийка подняла оброненную волшебную палочку и, несколько секунд рассматривая её, протянула хозяйке.
— Твоё будущее только в твоих руках.
Стоило Гермионе отвлечься, как Галадриэль исчезла — только ветер колыхнул траву на том месте, где только что стояла Владычица эльфов Лориэна. Казалось, её там никогда не было; трава не была примята, а воздух был наполнен шепотом листьев, будто вокруг Гермионы вились сотни невидимых глазу душ.
Эльфы такие... непостоянные. То она тебя завлекает, заманивает и будто перед носом бедняка размахивает золотой монетой или миской с похлёбкой перед голодным, то, ничего не объяснив, исчезает. Разговор с Галадриэль подкинул новые вопросы и ещё больше запутал волшебницу, которая и без этого утратила покой.
Услышав шаги, девушка обернулась. По лестнице неторопливо спускался Боромир. Его бы она предпочла видеть спящим и подальше от себя, а не ещё одним разгуливающим по окрестностям эльфийского города. Ей хватило их прошлого совместного путешествия, которое закончилось с её погребением под завалом. Грейнджер нахмурилась; она пыталась понять, с какой целью гондорец решил почтить её своим вниманием снова. Уж точно не извиняться за то, что оставил её. Девушка помнила, как он смотрел на неё, когда понял, что она выжила и вернулась вместе с Леголасом.
— Никогда не доверяйте эльфам, госпожа пришелица-из-другого-мира, — глубокомысленно произнёс Боромир, спускаясь и приближаясь к одиноко стоящей Гермионе. — Их речи сладки, а лица — прекрасны... стоит лишь поддаться их чарам, соблазниться иллюзией, как на веки вечные окажешься в их плену.
Гермиона слабо усмехнулась. Кто бы заикался. Галадриэль, конечно, не внушала ей доверия и вела себя как-то непонятно и странно, а иногда и вовсе пугающе, но, тем не менее, её эльфийский собрат — Леголас, уже не раз доказал, что ему-то доверять можно. Чего нельзя сказать о гондорце. Всё, что он делал по отношению к ней, было направлено исключительно на избавление от неё, и после предостережения лотлориэнской Владычицы девушка ещё меньше хотела снова иметь что-то общее с этим мужчиной. Даже кошмарные сны.
— Хотите сказать, я должна доверять Вам? — она не отрывала взгляда от Боромира и внимательно следила за ним, не зная, чего ожидать. Уж точно ничего хорошего — это наверняка. В чём-то, как бы ни хотелось отрицать, он был всё же прав. Галадриэль раздразнила её мыслями о доме и возвращении в свой мир, но.. не всё то, что Гермионе довелось увидеть, пришлось ей по нраву. Она бросила взгляд в сторону зеркала, которое оставалось за её спиной. Больше оно ничего не показывало, но картинки остались в её памяти, грубо въевшись, как возможное, но ещё не свершившееся будущее. Ужасное будущее...
Мужчина приближался; взгляд Боромира, до этого момента сфокусированный на лице Гермионы, вдруг опустился вниз, скользя по тонкой ткани сорочки, кроме которой на волшебнице не было вообще ничего. Воин осёкся на полшаге, казалось, забыв, как дышать: светлая ткань была непрозрачной и легко колыхалась у тонких, обнажённых девичьих щиколоток; являла глазу остренькие ключицы и худенькие запястья. Это одеяние не столько скрывало её тело, сколько будоражило воображение, рождая новые, тайные, греховные желания...
Забыв о словах Галадриэль, Грейнджер поспешно вернула взгляд гондорцу и сжалась изнутри, приобнимая себя руками на уровне груди, будто так могла что-то изменить. Ей не нравилось то, как мужчина легко сокращает между ними расстояние, но ещё больше не нравился взгляд. Волшебнице становилось страшно, и дыхание где-то вместе со словами затерялось в груди, где беспокойно забилось сердце. Девушка сделала шаг назад, чтобы увеличить между ними расстояние, и в очередной раз пожалела о том, что с ней нет действующей волшебной палочки. Столкнуться с собственным бессилием — худшее, что могло с ней приключиться.
Ощущение грязи, налипающей на тело, как вторая, но старая кожа, было мерзким дополнением к и без того не самому приятному разговору. Лишний раз захотелось отмыться и натереться лавандой до сияющего блеска кожи, но, кажется, и тогда бы ей не удалось смыть всего, а то и части чувств, что поселились в ней. Девушка подняла голову и посмотрела снизу вверх на нежеланного собеседника.
— Наши пути расходятся, юная госпожа, — Боромир продолжал бессовестно раздевать её взглядом. — Я как никто счастлив, что Вам удалось спастись... ведь я был уверен, что Вы уже мертвы, и жутко корил себя за это, — он сделал шаг ближе, практически нависая над Гермионой. — Нам больше нет нужды искать врага друг в друге, — он говорил мягко, доброжелательно, будто подменили. — Забудем прошлые обиды, госпожа.
Страх... Чувство, съедавшее самого Боромира. Отчаянная надежда на то, что эти двое погибнут под завалами, от рук орков или самого Балрога... мысль, самоуверенный лихолесец вернётся ни с чем, а девушка к тому моменту издохнет под грудой камней. Но нет. Они вернулись, причём вдвоём... и с того самого момента, как в Лориэн прилетел запыхавшийся гонец, Боромир не мог ни есть, ни спать. Его терзал страх разоблачения. Ему точно нужно было знать, что она помнит. Успела ли она рассказать тайну своего погребения лихолесцу... или Владыкам. Боромир никак не рассчитывал на то, что его поступок будет обнаружен. И даже чистые побуждения, которыми он руководствовался, не отменяли мерзости и низости содеянного. Ему нужно было проверить. Именно за этим он спустился сейчас.
— Именно поэтому ты оставил меня там? — голос прозвучал тише, чем ей хотелось, но она надеялась, что гондорец не почувствовал её страха.
«Она помнит...» — полыхнуло в его сознании, разрушив все надежды на чудесное избавление. Эта девушка — будто бочка с порохом, подложенная под ворота... ждать, что она взорвётся — всё равно, что впустить врага в собственный дом. Боромир не мог этого допустить. Он лихорадочно соображал...
Но ведь это могло ей привидеться, не так ли? Главное, убедить саму волшебницу в том, что образ уходящего Боромира — лишь шутка воспалённого мозга, одуревшего от сидения под завалом камней. Убедить... или напугать. Ничто не сковывало его в действиях.
Он как будто по крошкам сжирал её чувство собственной безопасности; Боромир видел, как Гермиона сжимается и пытается отступить. Боится. Помнит и боится. Это только добавляло масла в огонь человеку, воину, который привык к тому, что побеждает сила. Для него брать нужное и желаемое силой было образом жизни, и сейчас он видел слабость — а значит чувствовал, как в жилах закипает кровь.
Грейнджер видела, как лихорадочно бегают глаза испуганного гондорца в поисках ответов. Он ожидал, что она не вернётся — это да, но ошибся не только в том, что не убедился в её смерти, — он опрометчиво предположил, что его проступок останется без внимания, что всё так просто сойдёт ему с рук. Отчасти вина за это лежала на волшебнице — промолчала и ничего не сказала, когда все были в сборе, и не сделала этого после, будто намеренно закрыла глаза на инцидент. Даже после предупреждения Галадриэль волшебница не изменила своего решения и не попыталась что-либо предпринять, чтобы обезопасить себя, а теперь, как перепуганная пичуга, искала место, где можно укрыться.
Слишком сладко он пел, разговаривая с ней, как с маленьким и глупым ребёнком, который живёт своими фантазиями и выдаёт их за реальность. Слишком сильно хотел навязать ей своё мнение и переубедить, заставить засомневаться, но гондорец не обладал способностями переубеждения лотлориэнской Владычицы. Он был собой. И ничуть не изменился.
— Я оставил? Вздор, Гермиона, ты просто сильно ударилась головой. Я бы вернулся за тобой, но... я был уверен, что ты уже мертва, а гоблины не ждали, когда ты подашь признаки жизни. Я сам еле выжил... — Уже зажившая ранка на виске девушки привлекла внимание гондорца. Грубые пальцы потянулись к её лицу — убрать за ухо выбившуюся прядь. — Провести столько времени под завалом... у тебя просто помутнился разум, если ты думаешь, что я оставил тебя там умирать. Мне нет причин желать тебе смерти.
Протянутая грубая рука, как кусок раскалённого железа с выпирающими острыми шипами, которые так и хотят её ранить. Даже находясь в сантиметрах от её лица, ей казалось, что от пальцев веет чёрным жаром.
— Убери от меня свои руки! — Гермиона взмахнула рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи, норовящей укусить её знойным днём, и не позволила мужчине коснуться, ударив его по руке в районе запястья. Девушка не хотела, чтобы он прикасался к ней; она помнила, как всё происходило на самом деле. Пусть она оказалась под завалом, пусть рана на голове напоминала о том, что не всё прошло благополучно и у неё есть почва для сомнений, но эту информацию из её головы смогла достать даже Галадриэль, а значит, где-то там, в её воспоминаниях, это было не просто частью разыгрываемой разумом картины.
Мужчина сполна насладился дерзостью, будто сжимая на кончиках пальцев её ярость и распаляясь ещё больше. Она словно бросала ему вызов. Ведь без палочки это просто тощая, растрёпанная девчонка без роду-племени, неизвестно как закинутая сюда. Без семьи, без родни, без друзей и покровителей.
Но... не совсем.
Ах, да... Этот вездесущий эльф, воплощённая добродетель, неизвестно по какой причине нянькающийся с этой девочкой. Вон, даже в бездну Мории за ней полез, не побоялся, хотя эти Чертоги для него хуже преисподней. Ну и хоббиты, восхищённо вьющиеся вокруг её фокусов с волшебной палочкой... что ж, умение прикинуться овечкой — тоже определённый дар, но Боромир был уверен, что его ей провести не удалось.
— Я знаю, что я видела, — нахмурилась девушка. Она продолжала бояться последствий этого разговора, но обвинения в помутнении рассудка и попытки Боромира оправдать себя начинали её откровенно злить.
Грейнджер понимала, зачем он это делает. Братство не простит ему такое предательство, несмотря на то, что Гермиона никогда не была его частью. Он поступил слишком подло и низко, чтобы доверить ему сопровождение и защиту Фродо с кольцом в такое неспокойное время. Боромир всё испортил; волшебница мозолила ему глаза — нависла над его шеей, как занесённая секира, которая в любой момент могла упасть, как только руки палача устанут держать её навесу.
— Ты был там, — продолжала она, слишком уж осмелев для вызывающих и резких слов. — Я звала тебя. А теперь ты говоришь мне, что это случайность?
Гермиона бы никогда не стала говорить об этом другим намеренно, хотя могла таким образом избавиться от своего страха перед Боромиром, но она не такая, как он, не поступилась бы так подло, а теперь расплачивалась за это неизвестностью. Девушка снова отступила назад, пытаясь увеличить расстояние, которое, казалось, сокращалось стремительнее, чем увеличивалось.
— Это. Была. СЛУЧАЙНОСТЬ!!! — гондорец в пару шагов сократил расстояние между ними, безжалостно и быстро сжав пальцы на её горле. Сильно, жестко, с ненавистью — так, что её пятки немного оторвались от земли, а сама она не могла ни вдохнуть, ни кричать.
Волшебница подавилась неспособностью сделать вдох и страхом, который накинулся на неё, принимая облик гондорца. Её кошмарный сон, навеянный Саруманом, становился ужасающей реальностью, которая затопила её болью. Попытка сделать вдох и болезненный спазм отдаётся в сдавленной шее и судорожно сжимающемся нутре. Широко распахнутые глаза в ужасе смотрят на мужчину. Зрачок беспокойно бегает по чертам его лица, в страхе находя в них ненависть и безжалостность.
Она ничего не может сделать. Гермиона слабо касалась земли пальцами ног, пытаясь найти в ней опору, и судорожно схватилась за его руки, пытаясь разжать крепкие пальцы, но всё бесполезно. Она слишком слаба, чтобы противостоять тому, кто переполнен несдержанным желанием всегда и всё решать силой, а не мозгами. Болезненный хрип вырывается из приоткрытых губ, но нет сил позвать на помощь или сделать болезненный слабый вдох. Пальцы настолько сильно сдавливают горло, что ей начинает казаться, будто шея вскоре переломится от продолжительного нажима.
— Тебе всё приснилось, слышишь? Приснилось, привиделось, фантазия разыгралась, — шипел он ей в ухо, перекрывая кислороду путь в лёгкие. — Не смей языком трепать, иначе... — он поймал сладостный аромат лаванды, исходящий от её виска и грязно, по животному вдохнул запах её волос, засопев носом прямо в ухо.
Голову девушки занимали мысли о не хватающем воздухе, боли и страхе, который разросся до дрожи по телу. Не будь Гермиона так занята попыткой оторвать пальцы мужчины от себя и высвободить горло, замерла бы, как вкопанная, почувствовав, горячую горечь от его дыхания на своём виске. Волшебница слышала, как его речь прерывается и воздух будто уходит вместе с его вдохом. Он, как дементор, что высасывает радость из всего живого. Ей стало ещё страшнее, и она с силой зажмурила глаза. Слеза, покинув око, скатилась по побледневшей щеке к угловатому подбородку, очертив влажный контур.
— Ты пожалеешь, что не сдохла под тем завалом.
Он отпустил хват... пальцы на шее разжались, позволяя волшебнице сделать живительный вдох. Теряя все силы, что были, на борьбу за глоток воздуха, она почувствовала, как ноги подогнулись от слабости. Гермиона оказалась на траве. Упираясь в землю одной ладонью, чтобы окончательно не упасть, второй, накрыв горло, разминала его, пытаясь избавиться от сдавливающего прикосновения пальцев. Девушка закашлялась от первого болезненного вдоха. С жадностью она втягивала воздух, чувствуя, как губы дрожат от страха.
— Твой эльф не всегда сможет приходить на помощь и выставлять тебя безобидной овечкой, — он потирал костяшки пальцев, упиваясь видом девушки.
Дочь маглов подняла перепуганный взгляд на Боромира. Меньше всего ей хотелось снова ощутить на себе это давящее чувство, которое она навряд ли когда-нибудь забудет. Мужчина был прав. В этом мире Грейнджер не могла чувствовать себя в безопасности; оттого предложение Галадриэль казалось ей не просто заманчивой возможностью вернуться домой, а истинным спасением от кошмара, который она снова и снова переживала, оставаясь в Средиземье. Она хотела ответов, но получила их так горько, что не могла найти в себе сил, чтобы сдвинуться с места и что-то предпринять.
— Ты в любой момент предашь нас, если только Саруман пообещает тебе возвращение домой, — он озлобленно, сквозь зубы сплюнул на траву. — Радостно побежишь к нему, как верная шавка, неся в зубах кольцо. Я скорее умру, чем допущу это! — закончив, разъярённый Боромир сделал пару шагов в направлении лестницы, развернувшись напоследок. — Я костьми лягу, но ты больше не приблизишься к Братству ни на шаг, — бросив последнюю фразу ей в лицо, гондорец удалился прочь.
Боромир оставил её одну, но она всё ещё вздрагивала всем телом и не находила в себе сил подняться. Грейнджер закрыла глаза; её душили слёзы вперемешку с болью и страхом. Девушка хотела как можно скорее оказаться дома, подальше от этого кошмара. За всю свою жизнь она не проливала столько слёз, как здесь за то время, что пробыла в чужом мире, наполненном жестокостью. Её было так много, что даже то светлое, что было в нём, не могло перекрыть темноту.
Гермиона была права в своих мыслях — этот мир был чужд ей и жесток, безжалостен по отношению к девочке, что оказалась втянута в войну Кольца. Боромир, в сущности, был недалёк от правды, когда всеми силами пытался отстранить её от похода своими методами... пусть и жестокими, но наглядно показывающими, что их путь — не прогулка по окрестностям Хогвартса, а непосильное бремя. В нём будет смерть и горечь, утрата и боль, но такова цена, которую они решили заплатить за надежду на то, что Средиземье будет спасено.
А что Гермиона? Что ей до этого чужого и недружелюбного мира?
Вернуться — и забыть, как страшный сон...
***
Отсутствие Гермионы не осталось незамеченным. Её помощница, не обнаружив гостью на своём месте, буквально сбилась с ног, чтобы найти волшебницу. Её подстёгивало осознание грядущего нагоняя за то, что выпустила Гермиону из виду, а ещё тот факт, что странная пришелица могла найти себе проблем буквально на ровном месте, не зная обычаев и правил эльфийского народа.
Услышав мягкие шаги, и не поняв изначально, кому они принадлежат, Гермиона испуганно вздрогнула и поспешно нашла глазами ещё одного ночного гостя. Внутренне она боялась, что увидит на лестнице Боромира, который решил завершить начатое, но это оказалась всего лишь эльфийка. Волшебница наспех утёрла лицо, чтобы не осталось следов от слёз, хотя понимала, что чуть покрасневшие глаза выдадут её с головой, и для этого Аниэль не придётся пристально присматриваться к ней. Грейнджер убрала руку от горла, понимая, что там могли остаться красноватые следы от грубых пальцев, но не желала акцентировать на этом внимание.
— Госпожа! О, Эру, я повсюду ищу вас! — Аниэль легко сбежала по лестнице, едва завидев волшебницу. В руках помощницы был плотный наряд — она поняла, что Гермиона вышла из флета в одной ночной рубашке, и надеялась, что странная гостья не успеет попасться кому-нибудь на глаза. — Что с Вами? Вас кто-то обидел? — в голосе эльфийки проступило неподдельное беспокойство, она припала на землю рядом с Гермионой, накидывая ей на плечи одежду.
Волшебница почувствовала, как приятная на ощупь материя накрывает её плечи и обволакивает заботливым теплом, отдалённо напоминающим дом. Сейчас она хотела, чтобы рядом оказалась мама. Гермиона бы прильнула к её груди в поисках защиты и поддержки, но не могла себе этого позволить с эльфийкой. Достаточно слабостей и хлопот, которые она доставила остроухому народу.
— Всё в порядке, — отмахнулась девушка, посчитав, что лучше оставит этот инцидент так. Дочь маглов не хотела доставлять лишние хлопоты и надеялась, что эльфийка не будет настаивать на своём и выпытывать, что произошло в её отсутствие. Грейнджер испугалась. Она, как и любое нормальное и адекватное существо, не хотела умирать, а Боромир не двузначно и не единожды намекнул на летальный исход.
— Негоже гулять ночью в одной рубашке, — строго укорила её Ани, расправляя накидку по плечам, чтобы та полностью закрыла тело Гермионы. — Вас могли увидеть мужчины, это же большой стыд... Пойдёмте, вернёмся обратно во флет.
Волшебница была настолько погружена в страх своего сомнительного будущего, что не уделила должного внимания замечанию эльфийки. Скомкано попросила прощения за доставленные хлопоты и поднялась на ноги, в которых всё ещё чувствовала слабость, будто тело не желало подчиняться её воле. Гермиона могла бы смутиться, понимая, какую ошибку допустила по невнимательности, но всё это прошло мимо неё; к счастью или нет — не имеет значения. Насущная проблема в лице гондорца важнее всяких там приличий.
Эльфийка помогла Гермионе встать, настойчиво предлагая ей следовать в покои. От неё не укрылось подавленное состояние девушки, но эльфийке оставалось только гадать, какая печаль терзала её на этот раз. Все вопросы казались неуместными — в конце концов, насколько знала Аниэль, мисс Грейнджер прибыла сюда из совершенно другого мира, а значит, поводов для тоски и странного поведения у неё было более чем достаточно.
Аниэль строго следовала наказу Владычицы. Следить за гостьей, не позволять ей наживать себе врагов по собственному невежеству. Помогать во всём, сопровождать и объяснять обычаи эльфов. Войти в доверие, стать другом... знать, о чём думает и чего желает могущественная волшебница.
По просьбе Аниэль девушка в её сопровождении вернулась обратно во флет, лишь вскользь бросив взгляд в сторону фонтана, у которого расположились мужчины. Она надеялась, что не заметит там Боромира, который проводит её взглядом с той же не скрытой ненавистью или неверием. Спать не хотелось. Только лечь на бок, отвернуться ото всех и, закрыв глаза, постараться ни о чём не думать до утра, но эльфийка решила затеять разговор не в самый подходящий момент.
— Госпожа Гермиона... — позвала её под конец Ани, когда девушка была уже на месте и готовилась лечь в постель. — А правда, что лихолесский принц спустился в Чертоги Мории и сразился с Балрогом, чтобы спасти Вас?
Волшебница подняла голову, но будто не смотрела и не слушала её.
— Лихолесский принц? — выловила она из длинного вопроса помощницы. Гермиона отошла от постели и внимательно посмотрела на эльфийку, пытаясь понять, не ослышалась ли она. Волшебница попыталась вспомнить все события в Мории, будто успела их разом позабыть, как страшный сон, потому как на смену ему пришёл не менее реалистичный кошмар в реальности. — Нет.. — отрицательно качнула она головой. — Меня спас Леголас. Достал из-под завала и... — вот где-то здесь во встревоженном сознании должно было что-то щёлкнуть и, сопоставив факты со словами Аниэль, выдать правильный ответ, но девушка была настолько поглощена инцидентом с Боромиром, что упустила, казалось бы, мелочь. — Мы бежали от Барлога, но Леголасу пришлось вернуться за моей волшебной палочкой и столкнуться с ним один на один.
Надо сказать, культурный шок эльфийки от общения с Гермионой рос и множился в геометрической прогрессии, причём, как оказалось, прогулками под луной в нижнем белье дело не закончилось... Брови Аниэль взлетели вверх, рот приоткрылся было, но слова застряли где-то в горле — она не посмела перебить гостью, однако, выглядела до крайности изумлённой.
— Но... но Леголас и есть лихолесский принц, — отчаянно стесняясь, что их услышат, заговорила Ани, понизив голос и подойдя к Гермионе на шаг.
— ...
Тадам! Гермиона подвисла. Это был тот самый момент, когда в её голове сначала происходило одно больше ни-че-го, потом система медленно заработала, как старенький киноаппарат, и выдала мелькающую лампочку. Девушке захотелось треснуть себя ладонью по лицу. Она настолько отвлеклась на Боромира, что не уделила внимания очевидным фактам. Ведь это было так просто! Конечно, от этого её отношение к Леголасу не изменилось. Он не стал особенным от наличия благородной крови и ныне отсутствующего венца наследника Трандуила, но чуть больше уважения к нему всё же прилипло. Из него должен был получиться в будущем прекрасный король, раз он не превратился в избалованного с яслей юнца, который потрясает властью перед носом каждого. Он не вёл себя, как венценосная особа, похвально.
— Он — единственный сын Трандуила, короля эльфов Северного Лихолесья. Наследник трона, — в голосе эльфийки звучало волнение, смешанное со сдерживаемым восхищением. — Просто... так удивительно. Мы столько слышали о нём, какой он отважный воин, и как нет ему равных в стрельбе из лука... но никогда не видели. Лихолесцы — редкие гости в наших краях... — это словно печалило Ани. Эльфийка отвела взгляд, теребя кончики длинных тёмных прядей пальцами. — А вы столько времени провели бок о бок! И видели столько удивительных мест... — вспыхнув радостью, она вновь потухла, с надеждой глянув на Гермиону. — Я никогда не видела, что за этими стенами... не в наших традициях молодым девушкам покидать родной лес, — Ани сделала паузу, понимая, что говорит лишнее, но уже не могла остановиться. — Вы ведь расскажете мне, Госпожа? Всё-всё, что видели? — эльфийка в порыве приблизилась к Гермионе и легонько сжала её ладонь в своих руках. В глазах бессмертного существа пылал огонь, жаждущий новых знаний, впечатлений и новостей... но живущий в глубине леса веки веков. И поэтому она так дорожила сказаниями, песнями и легендами... и поэтому с жаром вызвалась помогать новой девушке, которая прошла часть пути с Братством и могла поведать ей о том, каков мир за границами Лориэна.
Аниэль так радовалась, что Гермионе показалось, будто эльфийка светится. В её глазах мерцал живой блеск восхищения. Девушка немного опешила. Радость эльфийки она не разделяла, потому как сама бы от этих приключений открестилась при любом удавшемся случае. И никогда бы не пожелала чего-то подобного кому-либо. Волшебница сама бы с радостью осталась в безопасном месте, где ей ничего не угрожает, чем снова позволила Боромиру пожать её горло или попытаться коснуться кончиков волос. Не говоря уже о завалах и прочих нелицеприятных моментах прогулок по Средиземью. Были и светлые моменты, но стоили ли они тех страданий, которые ей довелось пережить?
Она не хотела наваливать на искрящуюся любознательностью эльфийку абсолютно всё, что с ней произошло, но кивнула, давая своё согласие на короткие рассказы о приключениях. Девушка предположила, что её помощницу интересуют не столько природа за пределами Лотлориэна, как героические проступки одного небезызвестного лихолесского принца, которому и нос разбить успели, и пощёчину дать, и в оленя превратить, да ещё и верхом прокатиться, как на ездовой лошадке.
За разговорами прошло ещё какое-то время. Грейнджер успела расслабиться и забыть о давящем чувстве на горле. Общество открытой и добродушной эльфийки напоминало нежную материнскую руку, которая прогоняла все тяготы и тревоги от своего ребёнка. Ей стало легче и рассказ, начатый с таким трудом, иногда прерывался шутливыми высказываниями и пародированием кого-то из Братства. Под конец разговора Гермиона облегчённо выдохнула, будто разом сбросила с себя тяжёлый камень, лежавший у неё на груди.
— Доброй ночи, госпожа Гермиона... — уходя, ласково попрощалась с ней Аниэль.
— Доброй ночи, — улыбнулась волшебница, собираясь обернуться к постели и попытаться уснуть. Аниэль отвлекла её снова:
— А знаете, что? — сказала она шепотом, на секунду зависнув у дверей. Гермиона внимательно посмотрела на неё, ожидая продолжения. — Думаю, Вы очень дороги Леголасу, раз он сделал это для Вас...
Это был второй раз, когда Грейнджер не знала, что сказать. Эльфийка оставила её одну с заигравшими в голове мыслями. Очевидные вещи, как водится, всегда проходят мимо девушек. Почему-то так исторически сложилось, что они не замечают даже явной симпатии по отношению к себе, даже если чувства взаимны. В такие моменты, когда кто-то открывает глаза на очевидное, просыпается сначала неверие с тупым и неуверенным «Да?», а потом скомканное принятие с сопоставлением очевидных фактов, которым раньше не придавал значения. В словах Аниэль был смысл. Иначе зачем бы Леголас рисковал своей головой, искал бы её в Мории, не зная наверняка, жива ли она вообще, и тратил бы столько своих сил и времени на её спасение, когда легко мог погибнуть сам. А чего стоят эти постоянные пинки, удары, разбивания носов и щёк? Навряд ли эльфийский принц отличался любовью к подобного рода вещам.
Пребывая в своих мыслях, сопоставляя всё снова и снова, девушка не заметила, как дошла до постели, как развернулась к ней спиной и села, будто в таком положении принять услышанное было проще. Забавные эти женщины, симпатию Перегрина Тука заметила невооружённым глазом, а тут надо было носом ткнуть, чтобы внимание обратила!
Девушка откинулась спиной на постель и молча посмотрела на потолок флера, размышляя о пройденных приключениях и словах эльфийки. Она закрыла глаза и медленно выдохнула. Заснёшь тут теперь. Как же!