Глава 3
Дорога выныривала из толщи снега. В окружении холодного и неприступного камня Мглистых гор Гермиона чувствовала себя неуютно. Передвигаться стало значительно легче, когда она почувствовала под ногой устойчивую и относительно ровную поверхность, а не кучу снега, которая проседала под ступнёй и уходила то по голень, то по колено, вынуждая её вязнуть в снегу, как в топях. Волшебница, начиная терять терпение, прибегала к магии, чтобы как-то расчистить дорогу и облегчить себе жизнь. Она не могла похвастаться выносливостью членов Братства и, пожалуй, составляла компанию в слабости хоббитам. Большую часть дороги Грейнджер провела в компании болтающего Пиппина. Перегрин выдумывал всё новые и новые вопросы, только бы девушка не замолкала, пока она не решила перевести тему и расспросить больше о Мории, в которую они направлялись.
Гэндальф задумчиво хмурился и, кажется, всячески старался не поднимать этот разговор, а вот Гимли охотно рассказывал ей о подземном городе гномов, сменив Леголаса на должности рассказчика. Он болтал без умолку, рассказывая то одно, то другое, пока Братство не остановилось в странном месте, не внушающем девушке доверия.
— Я вижу стены Мории.. — вдруг заговорил Гимли, не то поражённо, не то с неверием, глядя на морийскую стену. Гермиона не видела ни двери, ни чего-то другого, что могло бы её напоминать, но из своего мира и шести лет обучения в Хогвартсе знала, что глаза можно обмануть.
Гэндальф, подобравшись к скале, долго её ощупывал и что-то бормотал себе под нос. Грейнджер остановилась в нескольких метрах от него и осмотрелась. Услышав всплеск воды, она обернулась и заметила, что Фродо не посчастливилось наступить босой ногой в странное озеро, раскинувшееся у морийской стены. Мутная вода с зарослями не внушала доверия. Это место казалось неприветливым и брошенным. Несмотря на увлекательные и восхищённые рассказы Гимли, она не видела того, что ожидала.
— Будто это место давно покинули... — вдруг вслух высказала волшебница свои мысли, не отрывая взгляда от поверхности озера. Даже в свете луны, показавшейся из-за туч, и мягком сиянии двери, место не оживилось. У Гермионы осталось стойкое чувство, будто за ними следят.
Гэндальф пробовал разные заклинания, чтобы открыть дверь, но, как бы он ни старался, дверь не поддавалась и оставалась закрытой. Грейнджер на свою голову рискнула спросить у Гимли, почему маг не знает, как открыть дверь в обитель гномов, но после его взгляда решила оставить своё мнение при себе и, как и остальные члены братства, терпеливо ждала, пока Митрандир что-нибудь придумает.
Получив от Гэндальфа обещание постучать об двери его головой, Перегрин Тук развлекался тем, что кидал камни в озеро, пока не получил довольно жёсткое предупреждение от Арагорна. Не одной Гермионе не нравилось безрезультатно подпирать ворота Мории; все чувствовали себя неуютно, а вода так и вовсе не внушала доверия. Обидевшись на весь мир, Пиппин отполз к волшебнице, встав рядом с ней; она хотя бы не гнала его и не шугала за бесконечный поток вопросов, которым он регулярно мучил старших членов братства.
Разгадав загадку, запиравшую двери, Хранители неуверенно вошли в Чертоги Мории...
— Скоро, Господин эльф, Вы познаете легендарное гостеприимство гномов, — самодовольно и с предвкушением вещал Гимли. — Жаркий огонь, хмельное пиво, свежее мясо без косточек!
Посох Гэндальфа засиял, прогоняя темноту и вырывая из неясных теней скелеты и уже высохшие тела давно погибших воинов.
— Это, мой друг, дом моего родича Балина... Они называют это копями. Шахтами.
— Это не шахта... — выдохнул Боромир, окидывая взглядом усыпанное трупами помещение. — Это склеп...
Все посмотрели под ноги, осознавая, где находятся, и приходя в ужас от увиденного; от стен гулко отразился протестующий, отчаянный крик Гимли.
— Гоблины! — определил нападавших Леголас, вырвав из трупа чёрную, уродливую стрелу.
Все Хранители обнажили оружие, готовые в любой момент обороняться. Боромир вновь призывал всех отказаться от сомнительной затеи и пойти через Врата Рохана... Братство заметалось в сомнении. И ровно в этот момент нечто схватило Фродо и утащило обратно к воде.
Короткая, неожиданная схватка завершилась грубо и опустошающе; чудовище уползло обратно в глубины озера, обрушив колонны, сдерживавшие хлипкий потолок. За спинами уцелевших Хранителей с грохотом сомкнулись обвалившиеся камни, отрезая обратный путь. Гэндальф вновь зажёг свой посох, выхватывая лица окружающих в оседающей пыльной крошке.
— Все живы? Никто не ранен? — окинул он взглядом Братство. — Боромир... Гермиона... Пиппин... — с ужасом прошелестел маг, выискивая товарищей взглядом.
— Тут я! — возмущённо вылез на свет незамеченный хоббит.
Остальных голосов никто не услышал. Повисла напряжённая тишина, скованная мыслью о том, что по ту сторону завала остались двое их собратьев.
***
События пролетали так быстро, словно птицы, встревоженные и перепуганные хищником. Гермиона помнила происходящее смутно и только обрывками: то хватку с озёрным чудовищем, то находку в Мории. Она не успела добежать до остальных до обвала — рванувший вперёд Боромир пихнул её в сторону, отчего девушка, не устояв, оказалась на земле. Колоны обрушились, и камни посыпались сверху, отрезая путь к Братству.
Грейнджер закрыла голову руками, защищаясь от мелких летящих камней, и прокашлялась от поднятой пыли. Когда с грохотом последний камень упал, закрывая просвет, всё стихло. Мир повис в давящей тишине, пока её не нарушили рычание, ругательства и отчаянные попытки разбить камни. Убрав руки от лица, волшебница заметила, что и Боромиру, с чьей тяжёлой руки она оказалась на земле, тоже не повезло.
— Ну, спасибо тебе! По твоей милости мы оказались здесь оба! — выпалила волшебница, поднимаясь, и почти сразу пожалела о своих словах. Разозлённый мужчина резко развернулся и направился к ней.
— Это всё твои происки! — прорычал Боромир, не отрывая от неё озлобленного взгляда. Грейнджер помнила свой сон, где гондорец оказался в главной роли злодея и мясника. После вмешательства Гэндальфа её больше не тревожили кошмарные сны, но это не избавило её от мрачных воспоминаний и уж тем более не приписало Боромиру менее скверный характер.
— Если бы ты был меньше занят своим желанием от меня избавиться, то мы успели бы оба! — Гермиона злилась. Она не понимала, как можно быть таким упёртым и вечно считающим себя правым, когда стоит прислушаться к другим и действовать сообща.
Неизвестно, чем мог закончиться этот разговор, если бы их не прервали. Сначала тяжёлые шаги и тихий перезвон лат, а затем разговоры на странном и незнакомом Грейнджер наречии.
— Орки.. — Боромир сделал шаг назад, позабыв о желании спорить с девчонкой. Не зная, что их ждёт, двое отбившихся от Братства поспешили спрятаться и издалека наблюдали за происходящим.
Два орка, о чём-то беседуя, прошли к вратам Мории и уставились на завал. Один из них что-то недовольно прокричал и с остервенением пнул камень в воду, гневно смотря на тёмную поверхность озера.
— Тупая скотина! — прорычал он, пока его сородич не пихнул его, чуть не отхватив за это по голове, и показал на следы. Орк потянул носом воздух и недовольно скривился. Гермиона слышала, как в груди бешено бьётся сердце. Она раньше никогда не видела таких странных существ и не знала, чего от них ждать, но будто сжалась вся изнутри, жалея о том, что с ними нет плаща-невидимки. Это были самые долгие секунды в её жизни, и Боромир разделял их с ней, встревожено наблюдая за орками из укрытия.
После недолгого и жаркого спора орки ушли. Их не обнаружили — сработало защитное заклинание.
— Поспешим, пока они не вернулись. Нужно предупредить остальных.
Пожалуй, это был первый и единственный раз, когда Боромир не так активно рычал в её адрес, а говорил тихо и сквозь зубы. Вернувшись к завалу, Гермиона сконцентрировалась на сотворении заклинания, несмотря на все язвительные и резкие замечания мужчины. Она понимала, что другого выхода у них нет — они оба не знают дороги, а так, если поторопятся, смогут догнать своих и предупредить их об опасности. Воспользовавшись тем же заклинанием, что и при попытке расчистить дорогу от снега, девушка потратила значительно больше времени, чем предполагала. Камни двигать — не снег толкать. Это отняло у неё много сил, но не было времени останавливаться и переводить дух. Боромир после её подвига даже замолчал на какое-то время и отправился вместе с ней в пугающую и отталкивающую Морию.
Подсвечивая им дорогу волшебной палочкой, которая, кажется, больше напрягала мужчину, чем помогала ему смотреть под ноги, чтобы не упасть, Грейнджер не без любопытства осматривалась. У них была одна проблема — дороги они не знали, а потому плутали по городу гномов, надеясь, что когда-нибудь их пути с Братством пересекутся.
***
— Это бесполезно, — раздражённо бросил Боромир, нарушив тишину.
Гермиона устало выдохнула и остановилась. Они бродили вместе несколько часов, но так и не натолкнулись на следы Братства. Мория оказалась лабиринтом, в котором легко затеряться.
— Слушай.. — примирительно начала волшебница.
Мужчина неохотно остановился и обернулся, посмотрев на неё через плечо.
— Я знаю, что мы с тобой с самого начала не поладили. Мы оба устали. Хотим есть, пить, спать и найти остальных, но если мы и дальше будем устраивать перепалки и злиться, то лишь бесполезно потратим свои силы.
Гондорец нахмурился и открыл рот, видимо, собираясь выпалить очередную порцию гадостей в её адрес, как проглотил слова не по её милости. Мужчина с широко распахнутыми глазами смотрел наверх. Гермиона медленно обернулась, предчувствуя что-то ужасное. По стенам, будто ловкие и мерзкие пауки, роились странные существа. Они передвигались так быстро, что девушке не удавалось их рассмотреть, но Боромир в своём перепугано-изумлёном «гоблины» дал ей ответ.
— Бежим!
Давать бой такому количеству противников — самоубийство. Они, казалось, наползали из всех расщелин, затопляя коридоры Мории, и неустанно следовали за ними. Боромир едва успевал отбиваться от тех, что подбирались слишком близко и встречались ему на пути, пока Гермиона пыталась сбить заклинаниями остальных. Остолбенеть.. остолбенеть.. остолбенеть. Заклинание раз за разом срывалось с её губ, превратившись в бесконечный шепот борьбы за жизнь. Она не чувствовала ног и усталости, и не могла оторвать взгляда от преследователей, которых, казалось, становилось всё больше.
Последнее заклинание, не попав в гоблина, задело потолок. Он угрожающе заревел и пошёл трещинами. Гоблины переполошились, как муравьи, на которых наступили. Они заметались по потолку и стенам, пытаясь увернуться от падающих камней и скрыться в расщелинах, только бы не увязнуть с остальными собратьями, которых уже раздавили огромные валуны. Камни продолжали падать. Девушка не помнила, в какой момент она упала, споткнулась ли или кто-то потянул её за ногу, чтобы вместе с собой забрать в каменную могилу, но в сознание закралась темнота.
Тишина разбилась стоном. Грейнджер чувствовала, как её тело отзывается тянущей болью. Она слабо помнила, что произошло. От пыли и грязи горло пересохло и во рту появился противный привкус грязи. Лёгкие, наполненные сором, ныли и вырывали спазмы кашля, от которого новыми и сильными вспышками просыпалась боль. Ей казалось, что болело всё: руки, ноги, голова, спина.. каждая клеточка её тела пищала, когда она пыталась пошевелиться. Гермиона открыла глаза и проморгалась, но не увидела ничего. Её окружала всё та же слепящая и давящая темнота. Вокруг не было ничего кроме камней. Заклинание обрушило на них новый завал, и они оказались под грудой камней. Переполошившись, девушка начала отчаянно осматриваться, надеясь, что где-то здесь, рядом с собой, найдёт живого Боромира. Но в клетке из камней она оказалась одна.
— Боромир! — позвала она и снова закашлялась. — Боромир!
Снаружи её ждала тишина. Волшебница попыталась пошевелиться. Задетые камни прокатились сверху. Гермиона накрыла голову руками, защищая её от нового обвала. Когда всё снова стихло, она осмелилась осмотреться. Появился тонкий луч света. Тень.. Девушка увидела фигуру.
— Боромир! — снова крикнула она и в её голосе появилась надежда. — Боромир, я здесь! — глупо было предположить, что он протянет ей руку помощи и сделает хоть что-нибудь. Мужчина усмехнулся, и волшебница поняла, что останется здесь совсем одна. Холодок пробежал по спине, оставив влажную дорожку испарины. Ей показалось, что в этот момент мир будто наполнила сотня Дементоров, выкачав из неё всю радость.
Гондорец развернулся и так спокойно пошёл дальше, будто её никогда и не было. Грейнджер, взяв себя в руки, пыталась найти свою волшебную палочку, но, будто страшное повторение сна в реальности, её не оказалось рядом. Видимо она выпала у неё из рук во время падения и оказалась где-то с другой стороны обвала, если не была сломлена камнями и безвозвратно утеряна. Девушке осталось только наблюдать за тем, как мужчина уходит и вместе с ним исчезает свет.
Удивительно, как гондорец сразу не убил её. Побоялся, что остальные члены Братства случайно натолкнутся на её тело и всё поймут? Да. При таком раскладе, если они её и найдут, то она уже навряд ли расскажет, как всё было на самом деле.
— «Если найдут..» — грустно подумала Гермиона.
Тишина и темнота — это всё, что окружало девушку. Иногда она слышала, как кто-то передвигается по длинным коридорам Мории и, когда уже собиралась подать голос в надежде, что пришли за ней, останавливала себя. Орки. Они проходили мимо и всё, на что она надеялась в этот момент, что никто её не заметит, не услышит и не унюхает под этими завалами.
Первое время она старалась справиться самостоятельно, как привыкла. Лишившись волшебной палочки и возможной помощи, девушка закрыла глаза и попыталась успокоиться. Паника — меньшее, в чём она нуждалась теперь. Грейнджер пыталась достать из недр своей памяти всё, что когда-либо знала, и в этом потоке информации найти что-то необходимое в духе «как себя вести, когда ты в полной ж... темноте». Она вспомнила банальную книгу, по которой на уроках в самых обычных школах для маглов рассказывали о правилах безопасности в чрезвычайных ситуациях. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь ей понадобятся эти знания — девушке, которая взмахом волшебной палочки убирала с пути любые завалы! Какая ирония...
Медленный вдох. В памяти всплыли первые строки. «Смирись, наберись терпения, жди. Помощь обязательно придёт». Волшебница открыла глаза, но снова не увидела ничего кроме темноты. Она уже давно смирилась с тем, что по своей неосмотрительности оказалась под грудой камней, из-под которой не могла выбраться. Терпение всегда было ей свойственно и пока не покинуло её. Помощь... ей неоткуда её ждать. Боромир бы уже давно ей помог, если бы мог и хотел это сделать, а остальные... кто знает, где они сейчас и окажутся ли здесь когда-нибудь снова. Девушка полагалась исключительно на себя; она пыталась сделать всё возможное, чтобы выбраться из завала, пока у неё оставались силы.
Первое время Гермиона пыталась осмотреться и найти пустоты или просветы. Ей казалось, что в самом начале она видела, как свет попадает в один из них, но при повторном осмотре не заметила ничего похожего. Неужели показалось? Она не смогла толком себя ощупать и осмотреть из-за узкой и неудобной каменной камеры. Но тонкая и липковатая нить, ползущая от копны пыльных волос и через висок вниз, отдавала запахом и привкусом крови. Волшебница подолгу лежала и прислушивалась, надеясь, что почувствует, как сквозняк гуляет между обломков и задувает в её гнездовье, но не чувствовала ничего. Ей просто было холодно в окружении камней и темноты.
Девушка надеялась, что сможет выбраться самостоятельно, что найдёт узкий лаз или попытается осторожно проползти вперёд, разгребая мелкие камни, но, когда ей показалось, что она сможет выбраться наружу, и немного нетерпеливо двинула камень, всё снова посыпалось сверху, чудом не придавив её сильнее. Её темница стала меньше. Грейнджер экономила силы. Отвлекая себя от голода, жажды и мыслей о худшем, она старалась не думать о том, сколько протянет без еды и воды. Пока толстый сохнет, худой — сдохнет.
Дни стали неясными и бесцветными. Гермиона могла только гадать о том, где находится Братство, как далеко они забрались и не настигли ли их орки. Даже в таком, казалось бы, беспросветном и отчаянном положении она думала то о них, то о семье и друзьях, которых может больше не увидеть. Её голову занимали разные мысли и все они, как одна, отвлекали от мрачной реальности. Девушка проваливалась в сон, который не приносил отдыха, а просыпаясь, начинала всё сначала: искала выход, шевелила конечностями в постоянно затекающем и ноющем теле. Слишком мало места, слишком много синяков и ссадин и неизвестно чего ещё. Всё это превратилось в бесконечный обряд, который затягивал её. Необходимость, пока она снова не провалится в сон.
***
Все оказались настолько обескуражены разделением, в который раз постигшим Братство, что долго не решались идти вперёд, пока резкий призыв Гэндальфа не сдвинул, наконец, растерянных Хранителей. Задерживаться они не могли; Мория кишела гоблинами и существами гораздо древнее и опаснее орков, как заверял их Митрандир, вызывая у всех неприятное предчувствие и пробегающий по спинам холодок.
Больше всех был раздавлен Гимли; его ожидания, вдохновенные рассказы о великолепии Гномьего Города, мечты о радушном приёме и надежды на встречу с роднёй разбились об уродливую реальность. Повсюду, куда ни сунься, были старые, иссохшиеся трупы, утыканные стрелами, затянутые пылью и паутиной... Члены братства все, как один, чувствовали себя неуютно, продвигаясь туда-не-знаю-куда, возвращаясь мыслями к оставленным по ту сторону Морийских стен товарищам... Шли вторые сутки похода по Мории, Митрандир объявил привал. Хоббиты единодушно скучали по Гермионе, пришедшейся им по душе, Арагорн хмуро чистил оружие.
Сердца их метались в тягостной неопределённости, одолевала тревога за потерявшихся товарищей. Долг и здравый смысл призывал их двигаться вперёд, но каждый неосознанно тянулся на выручку Боромиру и волшебнице, ведь неизвестность рисовала десятки ужасающих передряг, в которые они могли попасть.
— Они живы и ещё вернутся к нам, — как-то раз оборвал их горестные размышления Старец, и Хранители не смогли перечить его словам, собрав печальные лица в сурово-сосредоточенную кучку. Откуда ему было это известно, никто не стал уточнять, но почему-то все единодушно сомневались...
Тишина, соблюдавшаяся всё это время, была разрушена сторонним грохотом и натужным криком боли. Братство моментально ощёрилось стрелами и клинками, но вскоре остроглазый Леголас узнал в приближающемся существе знакомого Боромира. Хранители единодушно бросились ему на помощь — еле дыша, сын наместника Гондора истекал кровью, с трудом волоча ноги.
— Боромир! Ты жив... — наперебой слышались голоса, пока гондорца в четыре руки втаскивали на площадку, укладывали на спину и разрывали на груди рубашку...
— Где Гермиона?! — послышались со стороны сразу несколько возгласов, пока человеку давали попить и бегло осматривали раны, нанесённые гоблинскими клинками. С такими увечьями он путешествовал по Мории не менее двух дней без еды и воды.
— Она... я... ничего не смог поделать... — рвано выдыхал человек, стискивая зубы от боли — Арагорн закладывал в раны целебную траву.
— Что с ней случилось?! — от него тут же потребовали ответ.
— Её... заклинание... разрушило потолок, и она... погибла под завалом...
Словно в подтверждение своих слов он раскрыл ладонь, на которой лежала так знакомая некоторым членам Братства надломленная палочка с сердцевидной из жилы дракона. Повисло недоумённое, тягостное молчание.
У Леголаса помутнело в глазах... он, как будто ударенный этой новостью в спину, расширившимися глазами смотрел на палочку, забыв, казалось, что надо дышать.
Новость асфальтовым катком прокатилась по Братству, не просто выбив их из колеи, а заставив замолчать, боясь произнести слово, веря и не веря... могущественная волшебница, равной которой они не встречали, так нелепо и просто погибла под завалом, который сама же и создала?
Эльф неосознанно дёрнулся, словно хотел дотянуться до волшебной палочки кончиками пальцев, но в последний момент передумал, развернулся и отошёл от всех к краю обрыва. Почему-то все единодушно признали его право на собственное, личное горе, пришедшее с известиями Боромира, который лежал на полу и отходил от долгого, изматывающего путешествия во тьме в полном одиночестве.
— Я не верю тебе, — тихо произнёс Леголас, стоя спиной к Боромиру, и только затем повернулся — лицо было искажено гневом. — Я тебе не верю!
— Остынь, Леголас! — вмешался Арагорн, стоя на пути у вспылившего эльфа и выспростав вперёд руку, чтобы остановить его.
— Он околдован ей, что с него взять! — раздражённо отозвался Боромир, приподнимаясь на локте. — Я сам, своими глазами видел...
— Она не могла так глупо умереть... как ты позволил ей погибнуть! — он повысил голос, в словах сквозила боль... Эльф рвался из рук Арагорна.
— Ты что же, эльф, винишь меня в её смерти?! — в свою очередь взорвался Боромир, всерьёз поднимаясь и двигаясь в сторону Леголаса. Все повскакивали с мест, растаскивая драчунов и взывая к их здравому смыслу. Впрочем, ни тот, ни другой не слышали собратьев — ровно до того момента, как Гэндальф ударил посохом по полу, и мощной волной всех сбило с ног.
— Как вы смеете творить такое, клятое Братство Кольца! — он снова разделял своим шествием Леголаса и Боромира, которым и был адресован гнев старца. — Вас собрали для того, чтобы донести кольцо до Мордора, а вы и половины пути не пройдёте, не поубивав друг друга! — метнув гневный взгляд на устыдившегося эльфа, Гэндальф подошёл к внезапно забывшему о ранах гондорцу. — Скажи мне, Боромир, где произошёл тот обвал.
— Я не помню... — растерялся человек, но поспешно пустился в спутанные воспоминания под суровым надломом гэндальфовских бровей. Коротко всё сводилось к тому, что он двое суток плутал в темноте, ослепший от боли, и не мог припомнить место, ставшее могилой юной девушке.
— Это произошло в первый день, как вы вошли в Морию, верно? — не сдавался Митрандир, допрашивая раненого. — Гоблины появились буквально из ниоткуда и погнали вас в какой-то коридор... — повторял он, напрягая память.
— Таких коридоров тысячи! — констатировал гном. — Они могли забрести куда угодно!
— Но не везде их могли без труда обнаружить гоблины, — старец поднялся на ноги, отвернувшись от Боромира, и зашагал прямиком к эльфу. — Видимо, они подошли слишком близко к их гнездищу, свернув в западный коридор, откуда ушли дальше, в глубь... — он пустился в пространственные объяснения, обращаясь будто именно к лихолесскому принцу, который, недоумевая, по привычке запоминал сказанное. — Один ты доберёшься быстрее.
Старец раскрыл ладонь Леголаса и вложил в него вещь Гермионы.
— Она жива, — пояснил Митрандир, смыкая пальцы эльфа над надломленной палочкой. — Ей нужна твоя помощь.
***
Только бы успеть... только бы успеть...
«Помни о том, что там повсюду кишмя кишат гоблины», — звучали в голове слова напутствия.
Ты только живи... пожалуйста, живи...
«Будь невидим. Будь неслышим. Слейся с темнотой, только она может стать тебе товарищем».
Не смей умирать... дождись...
«Мы покинем эти Чертоги через два дня».
Я уже в пути...
«Если ты не успеешь, вы оба будете навечно погребены во мраке Мории».
***
Самой сложной задачей оказалось отыскать тот самый завал среди десятков подобных — он у каждого останавливался, отчаянно стараясь остаться незамеченным, и слушал... слушал, надеясь услышать чужое дыхание, стоны, биение сердца...
Но завалы были безмолвны, как свежие могильные холмы.
Временами мимо проползали патрули гоблинов, скрежеща мерзкими голосами. И, чем больше их становилось, тем ближе Леголас был к своей цели — по крайней мере, так сказал ему Митрандир.
— Dartha-inye, Hermione...* — шептал он в темноте, скрываясь от кровожадных тварей, занятых своими делами и не обращающих внимание на тень за их спинами.
Иногда ему казалось, что его может выдать стук собственного сердца. Принц вжимался в стену, не дыша, лишь бы не обнаружить своё присутствие, но сердце, отчаянно боящееся опоздать, буквально билось о стенки грудной клетки.
— Alca, tana-ni mittanya-mornie...** — его слова звучали обращением к Эру, мольбой о помощи... и в одно из мгновений тишины он услышал чужое, хриплое дыхание, которое отличалось от липкого и прогорклого смрадища гоблинов. Эльф прислушался, пропустив удар сердца — неужто нашёл?
— Гермиона... — шепотом позвал он, надсадно вслушиваясь. — Гермиона, ты здесь?
Волшебница разлепила глаза. Тело, лишённое пищи, воды и отдыха, отказывалось слушаться. Девушка с трудом отличала, что происходит взаправду, а что — лишь вымысел её измученного разума. Услышав, как кто-то тихо зовёт её по имени, она подумала, что ей это кажется, что её воображение решило выдумать себе знакомый голос, только бы она не теряла надежды на спасение. Как ещё волшебница не сказала что-то в духе: «Уходи, Леголас, оставь меня» — удивительно, но говорить с воображариумом не в духе рациональной девчонки. Услышав повторный шепот, она проснулась, как от громкого и звонкого будильника, резко распахнув глаза. Грейнджер осмотрелась, надеясь, что увидит хоть что-нибудь, но от одного её желания светлее не стало.
— Леголас? — неуверенно позвала в темноте. Ей казалось, что она слышала его голос. Тихий, но вкрадчивый. Девушка боялась говорить слишком громко или подавать какие-либо знаки, хотя знала, что в её случае лучше громко барабанить камень о камень, чтобы её наверняка услышали. Но так она могла поступить в своём мире, зная, что по ту сторону находятся спасатели, а не проходит очередная группа орков, которые с радостью выковыряют её из камней, как черепаху из панциря, чтобы сожрать. — Леголас, я здесь, — снова подала голос, надеясь, что не ошиблась.
Осталось только добавить коронное: «Я не могу отсюда выбраться», будто он сам этого не понял. Или: «Я большая девочка. Справлюсь сама и вообще я не застряла!».
Самым сложным оказалось понять, как разобрать завал, не оповестив об этом всех живых существ в округе... минуты сменялись минутами, часы — часами, и Леголас практически сравнялся цветом с окружающей средой: волосы спутались и, казалось, пропитались пылью и сажей, спина и грудь лоснились от пота, одежда кучкой лежала в углу. Он уже не вытирал влагу ладонью — просто размазывал грязь по лицу, выдыхая, готовясь вновь надорваться в попытке сдвинуть с места камень втрое больше его весом... и при этом не убить её.
Леголас всё время заставлял её говорить, не давая ей провалиться в забытье. Просил рассказать ему что угодно. Сказки, легенды, были и другие истории... лишь бы знать, что камни не усилили давление, и её позвоночник не сломается под тяжестью Морийских камней.
За пару дней молчания и внутренних разговоров с собой у Гермионы должен был развязаться язык, выдавая одну историю за другой, но общая усталость сказывалась на нежелании говорить вообще. Каждый раз, когда её клонило в беспамятство и она замолкала на полуслове, клюя носом в грязь, её будил голос Леголаса. Удивительно, как никто из орков или гоблинов не услышал их голоса и шум, поднятый разгребанием завала. На них уже давно должны были натолкнуться, но судьба давала им время.
Лёгкое дуновение ветра. Девушка почувствовала, как он закрадывается между камней и приносит прохладный и свежий воздух, в сравнении с тем, которым ей приходилось дышать последние несколько дней. Она подтянулась немного ближе и попыталась нащупать в темноте заветный провал или щель, чтобы убедиться в том, что ей это не показалось.
— Гермиона! — выдохнул Леголас, когда сквозь щель, растасканную им между камнями, наружу просунулись тонкие, истерзанные в кровь девичьи пальцы с сорванными ногтями... не отдавая себе отчета, он переплел свои пальцы с её, сжав ладошку в своей руке, и приник на секунду грудью к склепу из камней, с облегчением выдыхая. Грейнджер вымученно, но счастливо улыбнулась, когда почувствовала, как своей же ладонью гладит ветер, а следом и ощутила живое, самое настоящее тепло. Волшебница сжала пальцы эльфа и, закрыв глаза, уткнулась лбом в камни, вторя ему облегчённым выдохом.
Почему-то в тот момент эти израненные пальцы казались чуть ли не половиной победы, воплощённым подтверждением того, что они пока что живы, а значит — выберутся отсюда.
***
На разбор её темницы ушло около восьми часов — примерно через столько времени из-под завала показалась большая часть Гермионы. Оказалось, ей повезло больше, чем её соседям — эльф попутно откопал два гоблинских трупа, которые уже начинали смердеть.
Чем больше Гермиона показывалась наружу, тем сильнее становилось её желание выкарабкаться из-под камней, но она каждый раз останавливала себя пониманием, что любое движение может вызвать новый обвал, и тогда уже Леголас навряд ли её вызволит, если, конечно, будет что вызволять.
Даже в темноте взглянуть на неё было страшно — она смотрела на эльфа тёмными, ввалившимися от голода и опухшими от слёз глазами... под острыми скулами нарисованы чёрные тени, губы иссохшиеся, искусанные, замученные немыми рыданиями. Нога была придавлена камнем и извлечена последней; явно сломана, кости раздроблены.
Чувствительность начинала возвращаться к ней и первое, чего девушка пожелала, вернуть освобождённую ногу обратно под камень. Боль ударила с новой силой с пламенным приветом от повреждённой конечности. Слабость и тошнота не добавляли радости и, честно говоря, Гермиона и рада была повиснуть на шее у спасшего её эльфа, крепко обнять и не единожды от души поблагодарить его за то, что он вернулся за ней, в очередной раз рискуя своей жизнью, но все радужные мотивы разбились о горькую реальность. Она не могла встать на ноги, не могла даже пошевелить одной из них, чувствуя острую боль, и постоянно тянулась к ней рукой, чтобы проверить, насколько всё плохо. Девушка паниковала. Ей казалось, что до этого с её ногами всё было в порядке и она отчётливо чувствовала, как шевелила обеими, чтобы разогнать кровь, как могла, из-за своего скованного положения. Грейнджер думалось, что всё это случилось не с ней, и тихие отрицания вылились в новый поток слёз, хотя, казалось бы, после трёхдневного обезвоживания уже не должно было остаться жидкости в организме, чтобы выплакаться снова. Она, не осознавая того, говорила о том, как хочет вернуться домой, как ей надоел этот странный и непонятный мир, в котором она оказалась, как она злилась на Рональда за то, что он её не послушал, и как ругалась на саму себя за то, что устроила этот обвал.
Девушка тяжело и хрипло дышала, запекшаяся кровь пряталась в волосах, склеивая пряди, расцвечивала губы прогоркло-багровыми пятнами. Нужно было осмотреть раны, но тут же Леголаса приостановила мысль, отразившаяся в её глазах — под одеждой он ничего не сможет увидеть.
Он был воином, и побывал не в одном походе... и знал, что Хранители не выжили, просто не выжили бы поодиночке. И, зная, на что шли, они друг друга разве что только с изнанки не видели, а так — со всех сторон... поэтому, не тратя драгоценное время, Леголас начал расшнуровывать её рубашку.
— Что... Что ты делаешь? — когда она опустила взгляд, в темноте пытаясь разглядеть, что происходит, не увидела желаемого, но зато почувствовала слабые, будто летящие, прикосновения пальцев к ткани и коже. Факт раздевания медленно начал до неё доходить. Глаза волшебницы широко распахнулись от осознания того, что он делает. Сначала он романтично и нежно держит тебя за руку, а потом, без предупреждения, начинает раздевать! Не хватало только Гимли, вынырнувшего из-за колоны, чтобы крикнуть своё театральное: «Целомудренные»! Леголас бесцеремонно, без объявления войны своих намерений, раздевал её, будто так и надо (нет, вообще надо было, но обескураженная девушка об этом как-то не подумала). Сбитая с толку, возмущённая и до предела смущённая происходящим, она не нашла ничего лучше, как заехать пощёчину своему спасителю. И это вместо спасибо за то, что не бросил. Да, девушки.
На щеке загорелся красным след от её ладони, а эльф шипяще выдохнул сквозь зубы всколыхнувшиеся в нём эмоции. Хорошо, что она не видела его глаз в темноте — никогда ещё Леголас не награждал её таким взглядом, в котором смешались гнев, презрение и даже не обида, а хорошо сдерживаемая ярость. Он явно не ожидал, что на благие намерения можно получить столь унизительный, а главное — незаслуженный ответ, граничащий с тягчайшим оскорблением.
Она могла бы приложить ему по щеке и сильнее, но в силу истощения и слабости, к счастью, вышло не то что бы слабо, но и не особо сильно. Вторая рука нырнула к завязкам рубашки, сжимая в крепкий кулак образовавшийся вырез. Вот нет бы сразу подумать головой, сложить два плюс два, и придти к выводу, что обстановка, как минимум, не располагала ко всяким непристойностям, и что в побуждениях лихолесского принца уж точно не было ничего такого, за что он мог заслуженно отхватить по мордасам (в который раз уже, а!). Она сначала сделала, а потом, рассудив, пожалела о своём проступке.
— Прости.. Я... Я не знаю, что на меня нашло.. — Гермиона отвела взгляд, как будто боялась встретиться с ним глазами, которые и без того в темноте не видела (ущербное зрение человека!). На самом деле, всё было довольно просто. Просидев столько времени взаперти, уже потеряв надежду на спасение, мимо воли начинаешь терять рассудок. Эмоции зашкаливали, грозясь вот-вот спустить всё в начинающуюся истерику. Любую, казалось бы, мелочь она воспринимала как никогда остро и вот во что это вылилось.
Эльф помолчал какие-то мгновения, словно подбирая слова и пытаясь справиться с клокотавшей внутри яростью, чтобы все-таки завершить то, ради чего он проделал этот путь.
— Мория — не место для обид, и легкомыслие она не прощает, — холодно произнёс Леголас, вновь берясь за шнуровку: в этот раз ему помогали тонкие девичьи пальцы, хотя, скорее, больше мешали. — Оставь свои страхи, если хочешь выбраться отсюда живой.
Гермиона сдалась и убрала руки, позволив ему делать всё, что нужно. Эльфийские глаза в темноте видели лучше, да и с эмоциями он, что спорить, тоже совладал быстрее. По мере увеличения масштабов открывшейся кожи девушка чувствовала, как от подкатывающего смущения и неловкости и без того измотанное тело начинает чувствовать себя скованно и вяло, а щёки горят от прилившей к ним крови. Как-то не доводилось привыкать к тому, что мало того, что тебя парень раздевает, которого ты толком не знаешь, так ещё и осматривает. Грейнджер успокаивала только мысль о том, что делает он это из необходимости обследовать её тело на наличие других серьёзных ран, а потому молча стерпела, больше не проронив в его адрес ни слова. У них слишком мало времени на необходимые меры, глупо тратить их на разговоры. Они уже воспользовались всеми привилегиями своей удачи, когда-нибудь ей должен был настать конец.
Стисни зубы и терпи. Помимо пальцев, блуждающих по её рёбрам и животу, у Гермионы были и другие не менее важные проблемы — в частности, не проходящая боль в изувеченной ноге, тошнота и слабость. К этому ещё и пропажа волшебной палочки примешалась. После своей выходки девушка не решилась спросить у эльфа, не нашёл ли он случайно, пока разгребал завал, её вещь, посчитав, что просить больше времени на поиски волшебной палочки — верх наглости. Она и так перегнула сегодня палку. Один плюс — отвлечённые мысли помогали ей не думать о прикосновениях, пока встревоженные раны не отзывались болью. Как могла, дочь маглов терпела, чтобы создавать как можно меньше шума, но, оставаясь всего лишь слабой девушкой, что уж незаслуженно приукрашивать действительность, иногда не могла сдержать приглушённого вздоха.
Эльф не держал на неё зла — его голову занимали гораздо более важные и нужные вещи, без которых они, вполне возможно, никогда не покинут мрак этих стен. Поверхностные раны в нескольких местах вспарывали кожу, но, как оказалось, не задевали внутренних органов — проверив целостность ребёр, эльф в нескольких местах мягко нажал пальцами на живот. Одна особо крупная рана на боку беспокоила его — края раны разошлись и сильно опухли, сам разрыв был наполнен запекшейся кровью и влажной сукровицей. Едва уловимый запах подсказал эльфу о том, что туда была занесена инфекция.
— В этих стенах я не могу исцелять... — прошептал он, размышляя, как же поступить... любое касание раны — и девушка отчаянно стискивала зубы, чтобы не закричать. — Envinyatare-se, Eru Ilúvatar, faina-almarea isilme enyal-ilquen caimasse, neitha-angayasse***, — еле слышно прошелестел эльф, прикладывая пальцы к ране.
И в том месте, где лежали его пальцы, её тела коснулось благодатное тепло... её мысли наполнились светом, слабым и едва пробивающимся сквозь толщу проклятой породы, но дарящим тепло, спокойствие и какую-то необъяснимую радость. Грейнджер почувствовала, как появляется странное тепло и спокойствие от очередного прикосновения к её телу. Ей не хотелось дотошно выпытывать всё у эльфа, она понимала без слов — это какая-то светлая магия, доступная его расе, которая отличается от той, что она сама владела. Ей стало спокойнее, и мрачные мысли покинули голову, подарив утраченное спокойствие. Кто знает, сколько ещё она продержится до того, как Мория снова начнёт давить на слабый и незащищённый разум.
Эльф убрал пальцы... рана никуда не делась, но перестала так отчаянно болеть.
— Спасибо.. что вернулся, — вдруг заговорила она и, выдержав короткую паузу, договорила: — и.. терпишь, — немаловажное дополнение после всего того, что ему довелось вынести. Другой бы уже давно на его месте бросил, послал куда подальше и сказал, чтобы свои проблемы решала сама, но нет же, этот эльф отличался титановым терпением. Сомневалась Гермиона в том, что ему нравилось каждый раз получать от неё то по носу, то по щеке ни за что. Не самое подходящее время для благодарностей, но она чувствовала необходимость сказать это сейчас, даже если отчаянно верила в то, что им удастся выбраться.
Следом Леголас внимательно ощупал ноги. Левая нога чуть выше стопы была перебита — закатав штанину, эльф увидел, как участок ноги превратился в один сплошной смятый, тёмно-багровый синяк. Девушка не видела, в каком состоянии оказалось её тело, только чувствовала очаги боли в местах, где её касался Леголас.
— А ты знаешь, что у гномов женщины такие же бородатые, как и Гимли? — внезапно и задорно спросил Леголас... и буквально в следующую секунду нога влажно хрустнула. Рот Гермионы оказался зажат ладонью эльфа; кости встали на место. Резкая вспышка боли, будто стремительный укус змеи, пронзила сознание волшебницы. Она не сдержала вскрика и сама рефлекторно потянула руку ко рту, когда поняла, что подняла шум. Из с силой зажмуренных глаз брызнули слёзы.
Вспышка боли прошла и осталась ноющим давлением во встревоженной ноге. Это уже не настолько смертельно и ужасно, как возвращение кости на место, но всё же терпимо. Но в тот момент они воистину исчерпали свой лимит оставаться незамеченными. Эльф отчётливо услышал топот по направлению к их крылу, единственный путь из которого был навстречу преследователям; завал за их спинами не давал двигаться дальше.
Шикнув Гермионе молчать, эльф безмолвно сгреб её в охапку и утащил за ближайший валун — буквально в следующую секунду в конце коридора объявился гоблинский патруль.
Девушка надеялась, что им не придётся удирать от гоблинов. Она не в том состоянии, чтобы бегать и, тем более, сражаться. У неё нет волшебной палочки, а что она сделает в своём состоянии? Будет только мешаться под ногами, как бы прискорбно это ни звучало. Не целиться же кулаком в нос гоблину, честное слово!
Лихолесец крепко прижимал к себе Гермиону, вжимаясь спиной в камень и практически не дыша; рот девушки был надёжно зажат его ладонью на случай, если ей приспичит покричать. Леголас досрочно амнистировал себя за подобную бесцеремонность — гоблины, вслушиваясь и принюхиваясь, с оружием наголо продвигались всё ближе к ним. Ему казалось, что он слышит собственное сердце, отчаянно бьющееся в ухо Гермионе; преследователи надвигались до тех пор, пока не наткнулись на оставленную эльфом одежду.
Существо пророкотало что-то, наполненное ненавистью и принялось бездумно шоркаться вокруг, словно надеясь найти эльфа под каждым камнем... Леголас был готов уже покинуть укрытие и принять бой, как за мгновение до этого Чертоги Мории сотряс оглушающий грохот и чей-то ужасный рев. Стены дрогнули, с потолка посыпалась пыль; патрульные замешкались, но в следующую секунду сорвались с места, забыв про свою находку и в страхе унося отсюда ноги.
Грейнджер вскинула голову, ожидая очередного обвала, но в темноте не увидела ничего. Бесполезный жест — привычка. В абсолютной темноте она чувствовала себя ещё беспомощней, но, наверное, так даже лучше. Никто не выскочит из темноты и не напугает её страшной рожей. Меньше причин орать на всю Морию и будить мёртвых. Гоблинский патруль разбежался, но легче волшебнице не стало. Внутреннее чутьё подсказывало, что просто так этого бы не произошло. Она вспомнила первые годы обучения в Хогвартсе и пауков, которые бежали от василиска. Кто знает, возможно, что это существо ничуть не лучше, а то и в десятки раз хуже того, с чем ей доводилось повстречаться в своём мире.
— Не знаю, что спугнуло их, но нам надо бежать... — оба покинули укрытие; оставив девушку сидеть на камне, Леголас поспешно натянул на себя оставленную одежду. Он чувствовал, как поднимается температура окружающей среды, но сейчас атмосфера буквально накалялась. Пахнуло жаром; нехорошая догадка посетила Леголаса, и он отчаянно надеялся, что в конечном итоге окажется не прав. — Твоя палочка, — он поспешно вручил Гермионе родную ей вещицу. Девушка чуть ли не просияла от радости, когда почувствовала в своих ладонях знакомое древко. Вот теперь ей захотелось повиснуть на шее у эльфа и крепко обнять, с тысячу раз повторяя безмерное и искреннее «спасибо».
Эльф тут же подставил шею и руки для того, чтобы ей было удобнее перебраться.
— Нет времени дурить! — эльф резко пресёк все её попытки пойти самостоятельно. — Просто доверься мне.
Леголас подхватил её на руки и без лишних слов побежал. Пару раз шарахнуться от гоблинов ему хватило, чтобы понять — они бегут так же, как и он, обезумев от ужаса... спасаясь. И они бежали в одном направлении, в одной стремительной, как чёрная лавина, толпе, среди которой единственной белой точкой был эльф. Все без исключения обитатели Мории, даже орки и гоблины напоминали крыс, бегущих с тонущего корабля.
Волшебница чувствовала что-то странное. Ей начинало казаться, что воздух вокруг неё становится горячее и плавится, будто в самый жаркий день лета. И причиной жара были явно не вынужденные близость и объятия с лихолесским принцем. Она слышала тяжёлые шаги, будто лесной тролль из её детства снова решил повидаться с ней, но это существо явно было втрое увесистей, если не больше. Грейнджер посмотрела назад через плечо эльфа. Она начинала видеть ярко-оранжевый ореол света, наполняющий коридор. Он заиграл огненными тенями на величественных колонах и становился больше. Ослепительно яркий и обжигающий лицо полыхающий свет разрастался. Шаги становились всё отчётливее и дрожь земли усиливалась. Сердце волшебницы быстро забилось, разгоняя по телу кровь. Она не могла оторвать взгляда и с непониманием смотрела на странную огромную фигуру, будто созданную из темноты и пламени.
— Что это..? — изумлённо выдохнула девушка, когда от отсветов пламени стало припекать спину, а каменные своды были освещены, как днём; эльф остановился и повернулся лицом к настигавшему их существу — в глазах его отразились огонь и тьма.
— Балрог... — с неподдельным ужасом выдохнул Леголас, опрометью бросившись наутёк через широкий зал с высокими, сводчатыми потолками.
Имя, данное существу, ровным счётом ничего Гермионе не сказало, но по голосу эльфа и выражению его лица читался ужас. Она хотела бы узнать больше о скоплении пламени, теней и мрака, но время расспросов пришлось отложить. Вид бегущих наравне с ними гоблинов и орков не воодушевлял. Даже эти тёмные твари, а хуже их до Барлога волшебница в неизведанном мире не видела, в ужасе спасались, забывая о чужаках.
Твари рассасывались по различным побочным коридорам, пропадали в маленьких комнатках; демон, издавая воинственный рёв и грохот, проходил мимо них, не обращая внимания — вскоре, в очередной раз свернув и услышав за своей спиной грохот ломаемых стен, Леголас был почти уверен в том, что Балрог следует не за кем-то... а конкретно за ним.
Грейнджер должна была что-то предпринять, но с горечью осознавала, что не знала, как остановить Барлога. Возвращённая ей магическая палочка была повреждена, пусть и несильно, но у девушки не было времени испытать её, точно зная, что она непременно не сделает ещё хуже. Как показывала практика Рональда Уизли сломанные палочки лучше не пускать в ход, если не имеешь твёрдое намерение сожрать парочку слизней в ближайший обед.
Всполохи огня ударяли по стенам с обеих сторон; шум рвал барабанные перепонки. Леголас не видел происходящего за спиной, не мог обернуться и потратить драгоценные секунды — он не имел право на промедление, уже потеряв счёт бесконечным коридорам... пока они не выбежали на открытую площадку, которая обрывалась пропастью — и на другую сторону вёл лишь местами разрушенный каменный мост. Коротко глянув через плечо — демон настигал — эльф бросился бежать к мосту, надеясь успеть...
Прыжок — и оба пересекли обвалившийся участок, Леголас пошатнулся, едва не выронив волшебницу. Оба устояли, обернувшись на отдалённые всполохи. Волшебница с благодарностью и, что таить, с восхищением посмотрела на эльфа, минуя взгляд с пропастью, пока не заметила, что не все из них оказались на спасительной части моста. Палочка выпала, видимо, когда Леголас резко оттолкнулся от земли перед прыжком.
— Палочка! — потерять её снова было ужасно, но эльф так быстро скооперировался и ринулся назад, что Гермиона только и успела выкрикнуть, протянув руку: — Леголас, стой! — она ещё не забыла об ужасном существе, которое стремилось их догнать.
Не спросив, эльф перескочил обратно, подобрав палочку с каменного пола, и уже собрался было вернуться и бежать... но земля задрожала, с ужасным грохотом обрушилась одна из стен — сгустками тьмы и пламени явил себя Проклятье Дурина, существо темнейшее и могущественное. Балрог завис на секунду, выискивая взглядом оцепеневшего от страха Леголаса... и, сфокусировав взгляд на эльфе, демон азартно ударил по стенам кулаками. С потолка посыпались камни... Лихолесец ринулся было бежать, но камень рухнул прямо перед ним, унося с собой часть моста... ту часть, которая могла бы связать его с оставшейся на мосту Гермионой.
Эльф едва не клюнул носом в пропасть, удержав равновесие... коротко оглянулся через плечо — за его спиной Балрог предвкушал неведомое наслаждение, распаляясь всё больше.
Девушка пожалела о своих словах и с ужасом наблюдала за тем, как Барлог приближается. Сердце пропустило несколько тревожных ударов, когда сгусток тьмы и пламени возвысился над светлым эльфом, отрезая ему пути к отступлению. Какая там была уже палочка! В пору было кричать «Леголас» и указывать на него, но вот перепрыгивать и подбирать брошенного эльфа некому. А сама она прекрасно понимала, что не смогла бы этого сделать даже при здоровой ноге и общем отличном здравии.
— Уходи отсюда! Мост приведёт тебя к лестнице, вверх по ней ты выберешься на свет, найдёшь Братство! — прокричал ей эльф, содрогнувшись всем телом — демон сделал шаг по направлению к нему, голос эльфа потонул в оглушающем рёве.
— Нет! — запротестовала волшебница. Дочь маглов не хотела уходить и оставлять его. Он ведь её не бросил, вернулся, рисковал собой, а теперь мог умереть из-за того, что палочка оказалась для неё важнее необходимости спасаться, когда была такая возможность. Как она могла оставить его, зная это?
— Оружие бесполезно, ты ничем не поможешь! — коротким броском Леголас отправил в полёт палочку, прилетевшую ей аккурат в руки. — Уходи, я сказал!
Волшебная палочка оказалась у неё в руках, но сейчас хотелось зашвырнуть её обратно, самолично переломать пополам, только бы изменить ход событий. Эльф приказывал ей уходить, но, как любая упрямая натура женского пола, она не торопилась слушаться эльфийского принца и ломала голову, думая, как ему помочь. Бороться с существом, о котором ничего не знаешь — бить наугад, но это не урок в школе, у неё не будет второго шанса на попытку, если ничего не получится.
Эльф развернулся, встречая Балрога лицом к лицу. В жилах светлого существа закипел первобытный ужас, страх Перворожденных. Демон видел его, чуял его кровь, куда бы он ни спрятался... у них был один прародитель, но это существо выбрало тьму. Этот демон был повержен в Войне Гнева и был изгнан, укрывшись в стенах Мории, и сейчас собирался во что бы то ни стало отомстить всем эльфам, что загнали его сюда, оставив тысячелетия прозябать без хозяина.
Леголас знал об этом... выхватив лук, он натянул тетиву, но буквально тут же отбросил горящее древко. Чудесное оружие обуглилось и рассыпалось золой — Балрог полыхал всполохами, хлестнув по полу огненным бичом. И эльфу ничего больше не оставалось, как бежать... но бежать было некуда. Удар Балрога рассёк камень размером с пол-Леголаса буквально в метре от эльфийского принца — и он опрометью бросился в сторону, удирая от смертоносного хлыста.
Следующие мгновения напоминали увлекательную игру, в которой демону требовалось пришибить муху, мельтешащую у него под ногами — бич хлестал буквально в сантиметрах от Леголаса, едва успевающего в последний момент менять направление и уворачиваться от смертельного удара. Новая вспышка — и разлетелся на осколки крупный валун; ещё одна — на полу, в куске породы зияла огромная трещина. Леголас не знал, сколько ему осталось; он никак не мог прошмыгнуть монстру между ног, чтобы увести его обратно вглубь горы; он знал, что Балрог рано или поздно достанет его, во что бы ему это ни стало. Существо было в ярости; удары становились всё более разрушительными, воздух раскалился настолько, что им было почти невозможно дышать. Монстр, казалось, был одержим идеей уничтожить эльфа любой ценой.
Ещё бы — подсунуть любимца Валар воплощённому слуге Мелькора под нос...
Быстрые ноги, в конце концов, подвели Леголаса — бич хлестнул по сапогам, опрокинув его навзничь, монстр победно навис над беспомощным и безоружным эльфом.
— «Varya-ni, Eru Ilúvatar****», — только и успел подумать принц, понимая, что его долгой жизни на этом свете пришёл конец.
Ситуация накалялась, Гермиона подалась вперёд, глаза расширились от ужаса и осознания того, что жизнь эльфа оборвётся прямо у неё на глазах. Она взмахнула волшебной палочкой и произнесла заклинание. Магическая вещь, надломленная и непредсказуемая, дала ей не тот результат, на который она рассчитывала. Попав во взревевшего Барлога, магическая молния отскочила и угодила в эльфа. Грейнджер перепугалась ещё больше, когда заметила, как тело парня окутывает белый сияющий свет и он исчезает с её глаз. Ей показалось, что она своими руками убила его, но из светлой дымки появился... белый олень.
Демон не то ошарашенно, не то возмущённо заревел, в яростном недоумении рыская глазами — куда делся эльф, которого он только что собирался прикончить?! Перед ним было животное! И эти секунды замешательства оказались спасительными — олень поднялся на ноги и живо отскочил в сторону в тот момент, когда Балрог всей своей ненавистью обрушился на то место, где только что лежал эльф.
Тьма вперемежку с огнём буквально затопила площадку, языки жидкого пламени пролились в бездну... Демон обернулся, поняв, что не попал — и ровно в тот момент белый зверь одним длинным прыжком перемахнул бездну, разделявшую его с девушкой, которая так дерзко решила пульнуть заклинанием в Балрога.
Слуга Мелькора взревел, неповоротливо метнувшись вслед за добычей... а бывший эльф припал к земле, подпихивая Гермиону носом, чтобы та как можно быстрее взобралась к нему на спину.
Ну теперь только держись...
— Леголас.. — ей хотелось сказать и сделать многое на радостях, что ему удалось спастись и он снова оказался рядом, но даже в такой форме лихолесский принц был довольно настойчив, а потому пришлось отложить разговоры до лучшего времени и вскарабкаться к нему на спину.
Девушка никогда раньше не сидела в седле, а теперь вынужденно влезала на спину оленя, который был прилично так крупнее своих обычных собратьев. Ни тебе седла, ни поводий. Грейнджер не знала, как вообще будет ехать верхом, но всё, что рефлекторно сделала, когда он двинулся, — сжала его бока коленями и припала к мягкой спине грудью, обвивая его шею руками. Ну не рогами же рулить! Она бросила быстрый взгляд назад, в сторону Барлога, который остался ни с чем, и посмотрела на дорогу, понимая, что даже со сломанной палочкой ей несказанно повезло. Девушка крепче прижалась к спине оленя и, закрыв глаза, облегчённо выдохнула. Живой..
Балрог обрушился на мост, а Леголас во всю мощь рванул по нему к выходу. Каменное строение рушилось; Балрог проваливался, опора уходила из-под ног, мост крупными кусками уходил в бездну. Прыжками преодолевая обрушившиеся участки, эльф вместе с волшебницей на спине отчаянно пытался удрать.
Ужасный грохот и рёв резанул по ушам; олень не оборачивался, пока не достиг противоположного края. За их спинами окончательно обрушился мост, унося Балрога с собой в бездну...
Проводив его взглядом, олень шарахнулся от промелькнувшей мимо стрелы, едва не уронив не ожидавшую такого поворота событий Гермиону. Не желая ни секунды больше задерживаться в этих стенах, Леголас живо направился к лестнице наружу, увозя из тьмы раненую волшебницу.
***
Солнечный свет... и свежий ветер. Выбравшись наружу и отойдя от стен Мории на приличное расстояние, эльф сгрузил волшебницу на каменистую поверхность. Переполнявшие его радость и ликование были той самой бочкой мёда, в которой плавала та злополучная ложка дегтя...
Гермиона сощурилась от яркого света. Глаза настолько привыкли к темноте, что поначалу дневное светило их сильно резало, пока в голове не забилась мысль, что тьма осталась позади вместе со всеми ужасами Мории, которые обрушились на них. Не было ни Барлога, ни орков. Только она и... Девушка перевела взгляд на своего спасителя.
— «Олень...» — сконфуженно подумала она, изумлённо-виновато смотря на ликующего эльфийского принца. Ей недоставало смелости сказать ему, что они выбрались из морийских стен не совсем так, как бы им обоим того хотелось, но худшие новости ждали Леголаса впереди. Дочь маглов не решалась прерывать радость эльфа, а потому ждала, когда он сам заметит некоторые изменения в себе. Долго ждать не пришлось.
Вывернув голову, Леголас расширившимися глазами увидел собственный круп и куцый хвост. На морде отразилась целая гамма эмоций. Переведя взгляд на землю, он натурально обомлел — у его тени были огромные, ветвистые рога.
Видели когда-нибудь обалдевшего оленя? Ну вот, Гермиона видела.
— Так... тихо, Леголас... — вкрадчиво и успокаивающе начала волшебница, когда увидела перекошенное ли... э... морду оленя. — Спокойно... — легко ей говорить — она-то, несмотря на полученные раны, своего человеческого облика не утратила, но не понаслышке знала, какого это, просидеть в звериной шкуре. Спасибо шерсти кошки Аргуса Филча, которую она своими руками бросила в своё оборотное зелье.
Ситуация медленно начинала выходить из-под контроля. Возмущённо взревев, зверь поднялся на дыбы, словно отшатнувшись от собственной тени.
— Тише, Леголас! Успокойся! — девушка подскочила на ноги вместе со вставшим на дыбы оленем, но почти сразу же пожалела о своём желании подойти к ошалелому эльфу. Нога отозвалась болью и вскинутые руки вернулись обратно, как и задница волшебницы — на каменистую поверхность. Ибо нечего страдать ерундой и лезть под копыта.
Осознанный взгляд голубых глаз пал на Гермиону. Леголас буквально навис над ней, требовательно выжидая, когда же его величество расколдуют.
Внутри дрогнули сомнения — палочка-то сломана... Брови зверя надломились, выражение морды скорее напомнило отчаянную мольбу на тему: «Только не говори мне, что ты не сможешь». Гермионе стало не по себе. Она отвела глаза, бегая ими по округе, только бы не смотреть на обращённого лихолесского принца, которому должна была сказать горькую правду. Леголас и сам уже начинал подозревать ответ из-за её молчания, ну и того, что он видел. Тут и дураку станет понятно, что она пока что бессильна что-либо сделать. Грейнджер сделала глубокий вдох, собираясь с духом.
— Повреждённые волшебные палочки непредсказуемы, — как можно более ровным и спокойным тоном начала волшебница, постепенно возвращая взгляд собеседнику, но всё равно поймала себя на мысли, что так или иначе старается избежать контакта с его глазами. — Твоя... форма — это подтверждение моих слов. Я рассчитывала на другой эффект от заклинания и не уверена, что с такой волшебной палочкой смогу что-либо сделать, — от честного признания немного стало легче, но проблема не исчезла. Перед ней всё также стоял олень вместо парня, а повреждённая палочка оставалась у неё в руке, как плачевное доказательство того, что это правда.
Эльфы — вообще существа спокойные, выдержанные и несколько (что уж там — иногда даже слишком) высокомерные существа. Бессмертным творениям Эру, как правило, чужда мирская суета, до людских дрязг им вообще мало дела, а уж относятся они ко всему с толикой величественного презрения, как бы всем своим видом демонстрируя причастность к чему-то нетленному и непостижимому для ума простых людей... именно в этом контексте воображение рисует эльфов почти философски отрешёнными, пасторально-светлыми, милосердными и всепрощающими.
Так вот, в оленьей шкуре весьма сложно изображать из себя существо благороднейших кровей и высочайшего воспитания, особенно после известий о том, что, скорее всего, остаток жизни он будет пафосно и церемониально травку жевать. Если вы вдруг наивно полагаете, что олени — существа малоэмоциональные, то с морды Леголаса сейчас сполз целый калейдоскоп из оттенков возмущения: сначала шока, затем отчаянного неверия, и, в конце концов, — ошарашено-отрешённого погружения в себя на тему «как жить дальше».
— Пока что я не знаю, как мне вернуть тебе твой первоначальный облик, не навредив, но я постараюсь что-нибудь придумать. Это займёт определённое время и... — она вдруг запнулась, подбирая хоть какие-то утешительные слова, и, наконец, соизволила посмотреть обращённому в глаза. — Ну, по крайней мере, у тебя остались твои глаза, — как можно с более невозмутимым видом, не забывая косо поглядывать на оленя, выдала Гермиона. За такие слова она чувствовала, что сейчас ей прилетит копытом уже по её любимому и дорогому носу. Хотела сказать что-то позитивное, но лучше бы промолчала. За что была награждена вольной импровизацией на тему: «Ты издеваешься?!». Эльф отвернулся, нахмурив брови и твёрдо решив, что с волшебницами связываться больше не намерен.
Какое-то время девушка молчала, а зверь буравил гневным взглядом ненавистные стены Мории... но вскоре злоба стала сходить на нет. Появились и другие мысли, гораздо более значимые, чем внешний вид.
Они оба живы и спаслись. И, в общем-то, не так важно, в каком он обличии предстанет перед Галадриэль... всемогущая владычица наверняка найдёт способ вернуть ему эльфийский облик, а Средиземье увековечит сына Трандуила в образе крупного рогатого скота.
Да уж... сомнительная радость, которая больше всего волновала Леголаса в данный момент.
— Я многим тебе обязана, Леголас... — девушка чувствовала себя виноватой. Она говорила честно, не избегая взгляда в глаза, и надеялась, что эльф прислушается к ней. Смягчившийся эльф обернулся на её голос. Он не мог, не умел долго держать зла. В конце концов... он погиб бы у ног Балрога, если бы не она и её волшебная палочка. — Я обязательно что-нибудь придумаю. Обещаю... — протянув руку к оленю, желая его коснуться, чтобы как-то утешить и показать, что ей не безразличны его страдания, она так этого и не сделала — рука вернулась на холодную землю. Девушка подумала, что сейчас он навряд ли захотел бы с ней разговаривать, если бы мог, и, уж тем более, не хотел бы, чтобы она его трогала. — Думаю, что нам сейчас лучше всего найти остальных, — перевела тему разговора, чтобы как-то отвлечь его от рассматривания себя любимого с ветвистыми рогами в комплекте.
Леголас её практически не слушал. Его голову занимали насущные вопросы — как принять нормальный облик. Куда двигаться. Как найти остальных... За этим всем он почти не ощущал ноющей пустоты, образовавшейся в душе на месте одного из членов братства... какая-то тягостная маета, необъяснимая душевная боль — он не мог понять, откуда она взялась, но подспудно чувствовал её.
Взгляд эльфа зацепился за следы на земле, которые принадлежали членам Братства. В воздухе витал их запах, ощущающийся сейчас как нельзя остро... проследив его взглядом, эльф глянул на Гермиону и подошёл к ней, примиряясь со своим временным обличием. Огромный зверь улёгся рядом с ней, подставив тёплую, широкую спину и миролюбивым взглядом приглашая её занять место на ней. Он был спокоен и доброжелателен, впрочем, как и всегда. Сиюминутные эмоции отхлынули, разум возобладал — это было не самое страшное, что могло случиться, и внешний облик — не самая великая ценность, утерянная им в этом бою. Та самая ценность, ради которой он и вернулся в глубины Мории, была жива и отчаянно мечтала не свалиться с него на камни.
Эта мысль грела его изнутри.
***
Как же ей не хотелось снова ехать верхом! Ни тебе седла, ни поводий, ни нормальной лошади, а ещё постоянно безбожно трясёт. Гермиона чувствовала не только пятую точку, которая успела уже отбиться и онеметь от количества обрушившихся на неё ударов, но и раны, которые тоже болели, пусть и меньше после вмешательства лихолесского принца. Это походило на месть за неудачное заклинание, но попросить Леголаса немного сбавить она осмелилась спустя продолжительное время. Никаких результатов это не дало. Темп не снизился, а объяснений получить она не могла в силу отсутствия способностей к разговору в зверином обличии. Надо — так надо. Пришлось взять волю в кулак, расслабить булки и катить дальше, стараясь попутно не свалиться со спины оленя.
Осознание того, что вскоре их могут настичь орки, заставило эльфа ускориться и преодолевать путь до Лориэна энергичной рысью; Гермиону ужасно трясло. Каждый шаг отдавался ей толчком под пятую точку, сотрясая позвоночник и не способствуя хорошему самочувствию, но Леголас не мог остановиться и устроить ей степенную пешую прогулку. Иногда ему казалось, что он слышит наступление тёмных тварей... но, увы, этот облик его подводил — хоть и даровал скорость, но отнял человеческую речь, и ему было невероятно сложно объяснить, почему он так торопится. Приходилось просто безапелляционно шагать к месту назначения... солнце уже садилось, когда на грани зрения кронами деревьев показался Лотлориэн.
Мучения закончились у врат из крон деревьев. Девушка выпрямилась, насколько ей это позволяло положение и переход от рыси к размеренному шагу. Спина ужасно болела с непривычки. Вообще, болела не только она, а и задница, на которой, как волшебнице казалось, уже успело набиться шишек с пять и где-то с три здоровенные мозоли. Не завидовала она Гарри, которому довелось прокатиться на спине гиппогрифа, пока он не приловчился. Она и сама летала на спине Клювокрыла, но в небе не было такой тряски. Только холодный ветер, бьющий в лицо, да и, что уж, спина гиппогрифа была куда мягче, чем у благородного оленя.
Сумеречный лес сомкнулся над их головами, укрывая от бед... Леголас знал, что орки не решатся пересечь границы королевства эльфов, поэтому чувствовал себя как никогда спокойным и умиротворённым, ступая по прикрытой мягким мхом земле.
Лес украдкой шептался, шелестя кронами, а путники всё шли глубже и глубже, в чащу. Эльф надеялся наткнуться на своих сородичей, патрулирующих границы, ибо вскоре следы его друзей растворились в запахах леса... казалось, сам Лориэн указывал им иной путь, и эльф шёл почти наугад, доверяясь зову своего сердца и слушая, что говорит ему этот волшебный мир.
Девушка с любопытством рассматривала лес. Она не имела возможности расспросить Леголаса о том, где они оказались, поэтому доверяла лишь своим глазам и слуху. Этот мир не переставал её удивлять. Сгущающаяся темнота мешала всё детально и внимательно рассмотреть, но попытки Гермионы познать новый мир отвлекали от ноющих ран и желания вздремнуть прямо на спине у оленя. После того, как её перестало трясти, тёплая и мягкая шерсть выглядела весьма соблазнительно.
Странные ощущения поселились в ней, когда впереди, будто прорезая сияющей голубизной, раскинулось озеро. Кругом стемнело, но казалось, что это место исполнено каким-то особым, внутренним сиянием. Эльф остановился у кромки воды, заворожено глядя на остров посреди озера. Гермиона слезла с его спины, наслаждаясь устойчивой поверхностью, которая никуда не едет, не скачет и не даёт ей под зад при каждом шаге. Её клонило в сон, сказалась общая усталость, но к ней примешалось и что-то ещё... неизвестное. Девушка ещё раз осмотрелась, замечая в центре озера только небольшой островок, покрытый зелёной травой, и накренившееся старое дерево в окружении поросшего пня и куста. Лучи лунного света играли в его отражении на поверхности озёрной глади. Больше ничего не было.
Услышав тихий всплеск встревоженной воды, Гермиона перевела взгляд на берег. Олень, словно загипнотизированный, медленными шагами ступил в воду.
Он так заворожено смотрел на воду, что девушка подумала о чарах, околдовавших его, но поняла, что слишком спокойна и ничего не вызывает желания окликнуть его и как-то воспрепятствовать.
Воздух казался вплавленным в хрусталь, и казалось, что всё вокруг будто сочится магией и тихонько позванивает... слышались отблески сотен тихих голосов, складывающихся в чудесную песню на грани слуха.
Чарующий голос разливался по лесу, наполняя его изнутри тёплым светом. В спину подул лёгкий ветер, тревожа листья золотых деревьев, будто играл на них, как на струнах эльфийской арфы. Гермионе показалось, что в нём она слышала ещё один голос, но на этот раз мужской. Ветер сорвал несколько листьев и унёс их к озёрной глади. Девушка проследила за ними и в отражении озёрной поверхности, куда они упали, напоминая корабли, она увидела два силуэта. На островке, который до этого казался ей пустым, Грейнджер видела белого оленя в компании незнакомой девушки. Прекрасная, она будто была соткана из света. Длинные волосы, как лучи солнца, переливались и сияли; ветер играл с ними, купая их в свете просыпающихся звёзд. Незнакомка улыбалась и ласково гладила оленя, смотря на него.
«Кто ты?» — в мыслях задала вопрос Гермиона и не думая, что получит ответ, как эльфийка подняла голову и посмотрела неё. Её волшебный голос зазвучал у неё в голове.
«Нимродель, — представилась она, — дух реки, что берёт начало из водопадов и этого озера».
Грейнджер перевела взгляд на чуть склонившего голову оленя и снова посмотрела на эльфийку.
«Ты поможешь ему?».
Ответа не было. Нимродель улыбнулась и показала ладонью на озеро. Её голос с новой силой разлился по лесу. Казалось, что каждое дерево сделало вдох, и листья запели в унисон её голосу новым шелестом. Эльфийка ступила на воду вместе с оленем и медленно направилась к противоположному берегу. Она будто плыла по кромке воды, мягко ступая на неё. Белоснежные одеяния парили над поверхностью озера, развеваясь от плавного и изящного движения. Дух вместе с оленем преодолел озеро, и оба оказались на берегу, недалеко от Гермионы. Волшебница молча наблюдала за ними, чувствуя, как от накатывающей усталости усиливается желание уснуть. Гермиона всё чаще моргала, и веки неохотно поднимались, чтобы она смогла увидеть, что происходит. Раз. Два. И на берегу она видит только белого оленя. Дух исчез с новым порывом ветра, будто его никогда и не было, но Грейнджер всё ещё слышала волшебное пение, которое навевало спокойствие.
Она видела ускользающий силуэт оленя, который подходит к ней и устраивается рядом. Девушка помнила, как сама прильнула к обращённому, устраиваясь на ночлег. Манящее тепло рядом и чувство безмятежности затопили её. Последнее, что она запомнила — это голос, который она слышала, кажется, даже во сне.
Примечания:
* Dartha-inye, Hermione (синд. «Дождись меня, Гермиона»)
** Alca, tana-ni mittanya-mornie... (синд. «Луч света, укажи мне путь в темноте»)
*** Envinyatare-se, Eru Ilúvatar, faina-almarea isilme enyal-ilquen caimasse, neitha-angayasse (синд. «Исцели её, Эру Илуватар, освети её путь благословенным светом Луны, отзови все болезни, избавь от печалей»)
**** Varya-ni, Eru Ilúvatar (синд. «Защити меня, Эру Илуватар»)