Am meleth din

Сновидения, созданные для умиротворения и лёгкости, очищающей разум, будто нарочно миновали Гермиону. Из странного и незнакомого мира, рвавшего все шаблоны, она угодила в уродливую нереальность, из которой не могла выбраться. Даже при наличии расчётливого и рационального ума в какой-то момент она подумала, что это не сон, а страшная и ужасающая реальность, которая поглощает её, затягивая в опасную и вязкую топь, наполненную огнём.

Реальность по ту сторону закрытых глаз была расцвечена тревожными оттенками багрового. В этой кровавой темноте мечется, бьётся о натянутые нервы страх, тревога и ожидание чего-то неминуемо ужасного. Мир безграничен, повсюду, куда ни глянь, эта багровая пустота, и дочь маглов лишь одна посреди этого бесконечного шахматного поля — не убежать, не скрыться. Вокруг всего тела — воздух, прозрачный, но густой и удушливый, и во сне ей слышен рёв разъярённой толпы.

Беспокойное сердце набирает обороты и страх наполняет её сознание. Она всё ещё думает, что находится во сне и может проснуться, стоит только сконцентрироваться на этом желании, но родной и знакомый голос отвлекает её и ей снова приходится открыть глаза, чтобы осмотреться. Может быть, это не сон? Может быть, где-то здесь и в правду её друзья и это странное место снова происки артефакта, который сходит с ума от неумелого использования? Что если это взаправду? И она прислушивается...

— Гермиона! — знакомый голос эхом на краешке подсознания.

Словно через грохот рушащегося мира, через шум горного обвала, ей слышны перемешанные голоса лучших друзей, будто содранных со старой видеоплёнки. Перед глазами мелькают смазанные лица, жесты. Площадка вокруг раскалена настолько, что от неё валит пар.

— Гермиона, помоги! — словно эхо, отражённое от десятка водосточных труб, продравшееся через толщу воды, густое и ватное.

Как только она пытается прислушаться, голос обрывается, грохот превращается в рёв, многоголосный и несмолкающий, словно могильный, словно вой ветра в трубах. Шум оглушает, на краю подсознания мечутся голоса друзей, наполненные страхом, но в то же время не различить слов, не разорвать давящий и пугающий шум.

— Забери его... — ударило шипящим эхом, разрезав грохот окружающего мира. Шипящий, словно змеиный голос, полыхнул, рассыпавшись переливчатым эхом по всем закоулкам сознания. — Забери его, Гермиона, забери его.

Шум давит на уши и ей хочется защитить их ладонями, только бы он не сдавливал голову, будто тисками, но она терпит, потому что всё ещё не теряет надежды услышать друзей и отправиться на звуки их голосов, но вместо этого — шипение. Ей начинает казаться, что где-то мимо проползает змея. Волшебница слышит её мерзкий и противный голос, но не понимает, о чём её просят, чего от неё хотят, как снова сознание тревожат знакомые голоса, и лик друга появляется в багровом тумане.

— Нам нужна помощь! — полыхнул образ Рона. Лицо искажено страхом, рот искривлён в ужасе.

— Гермиона, вернись!!! — голос Гарри заставил обернуться, но смазанный образ тут же исчез.

— Я сейчас! — крикнула Грейнджер в пустоту и перепрыгнула с одной подвижной плиты на другую, не понимая, куда направляется. Гермиона попыталась воспользоваться волшебной палочкой. Взмах, заклинание, но свет тонет во мгле, будто он — ничто в сравнении с ужасающим голосом, который звучит у неё в голове.

— Забери его.... забери его... забери его... — шелестело пространство вокруг неё.

Перед ней встали картины, выдранные из её памяти. Горы тлеющих трупов. Растерзанная, раненая земля, багровое небо. Приходится приложить усилия, чтобы сфокусировать зрение... груда изломанных человеческих тел проясняется, и на её вершине лежит оторванная от тела, знакомая до боли рыжая макушка.

Дочь маглов пыталась собраться, но.. она отшатывается от изуродованных тел и уже подсознательно боится увидеть среди них знакомые лица. Её кошмарные ожидания оправдываются, и она только успевает выкрикнуть его имя и протянуть руку, как снова слышит голос:

— Если ты не вернёшься... — прошелестело пространство. Картинка схлопнулась мгновенно, и на её месте тут же нарисовалась вторая. Та самая пещера, где девушка только что находилась. Тот же самый эльф лежит на земле, очевидно, спит...

— Забери кольцо, надень его на палец, — громкий, страшный, прогорклый голос режет слух, приказывая ей. В её собственном сне Гермиона поднимает с пола заострённый камень и заносит его над светлой головой спящего...

Она видит себя со стороны и, понимая, что может произойти неизбежное, снова пускает в ход волшебную палочку, будто забыла, что здесь её магия не действует.

— Остолбеней! — крикнула, но ничего не смогла изменить. — Это всё только сон. Кошмарный сон... — твердит себе, с силой зажмурив глаза, и пытается проснуться, но ничего не меняется. Грейнджер всё так же видит себя со стороны, видит тело убитого эльфа и кольцо, которое раньше принадлежало ему. Кричать, биться, пытаться проснуться — не получается. Она не может вырваться из сна.

— Забери кольцо, только так ты сможешь вернуться домой! — голос рвёт барабанные перепонки, мучает, истязает, показывая ей то, как она приближает снятое с трупа кольцо к своему среднему пальцу...

Когда её уже посещает отчаяние, сон разрезает напополам ослепительно-белая вспышка, будто чей-то спасительный Патронус. Свет заполняет сознание, вытесняя из него тьму, ужас и страх. Нет больше никаких тел, нет убитого эльфа и кольца. Нет шипящего голоса, который пытается одолеть её и склонить на свою сторону. Он срезает всё: пространство, время, голос, словно нож, проникающий в масло... и на место давящей тревоге и липкому ужасу приходит тепло, умиротворение и неповторимое ощущение защищённости. Свет словно накрывает её куполом, оберегая от чужого вмешательства, но он не слепит, а наоборот... защищает её.

Гермиона не знала, кричала ли во сне, звала ли друзей, плакала или билась, пытаясь проснуться, но с той секунды сон больше не выматывал девушку и не приносил с собой ужасных вестей. Только изредка за пеленой света была слышна песня, успокаивающая и дарящая силу и исцеление. На смену кошмару пришёл свет, как ласковая материнская рука и её умиротворяющий шепот о том, что всё хорошо и ей ничего не угрожает. Кошмарный сон отпускает и растворяется в мареве ночи.

Леголас держал её голову на коленях, мягко касаясь пальцами висков. Кольцо лежало в дальнем углу пещеры, щёрясь на путников проклятой надписью. Эльф изредка поднимал голову, предупреждающе глядя в его сторону.

«Le al-pada si na-den ni beria-he*», — мысленно пообещал он Властелину Кольца.

Эльфийский принц просидел так до утра, не сомкнув глаз, да и не смог бы уснуть даже при сильном желании. Восстановив в памяти их маршрут, он примерно понял, где находится и как отсюда выбираться; но более точную информацию мог дать лишь осмотр местности, который из-за бури приходилось отложить до утра. Буря стихла только тогда, когда настырное солнце разбило грозовые тучи; рассосавшись, они открыли ясный и неистово-прозрачный небосвод, такой, который бывает лишь в горах.

Оставив девушку досыпать в пещере, Леголас высунул нос за её пределы. Под ногами хрустел снег, с каждым шагом сугроб возрастал, и не остановился даже на высоте человеческого роста. За ночь намело столько снега, что вход в пещеру чудом не завалило огромным сугробом; находясь с подветренной стороны, они испытали лишь малую долю бури, и за углом путников ждал поистине непробиваемый снежный плен.

Легконогий эльф взлетел на сугроб и, не проваливаясь в снег, уверенно зашагал по нему, будто по твёрдой земле. Он пошёл разведывать дорогу, порой задирая голову вверх и пытаясь вглядеться в эту нестерпимо далёкую высь... что он ожидал там увидеть? Друзей, которые, переждав бурю, спускаются, чтобы найти его?

Неприятно кольнула мысль, что искать они пойдут не его, а кольцо, что покоилось в его кармане.

Что ж, он отправился в этот поход, зная, что в один момент придётся отдать жизнь во исполнение миссии, возложенной на плечи Хранителей. Тем не менее, он всё ещё был жив (во многом благодаря девчонке, невесть откуда попавшей в этот недобрый мир) и собирался вернуться, продолжить путь. Пробегав по снегу около двух часов, Леголас окончательно понял, где находится и как ему вывести их к оставшимся наверху членам Братства.

***

Гермиона открыла глаза. Первое, что она увидела, — это догоревший костёр, чёрные угольки в окружении пепла, а затем был яркий свет. Наступило утро, и буря стихла. Девушка вспомнила, где она находится, и не стала удивляться тому, что всё не оказалось каким-то странным и причудливым сном. Она чувствовала себя как никогда отдохнувшей и.. защищённой. Волшебница смутно помнила свой сон, помнила, как чего-то боялась, но после всё прошло. Вместо этого пришло горькое осознание — она всё ещё в чужом мире и ничего не знает об участи друзей. Такими мыслями делу не поможешь, а одного желания вернуться домой мало.

Грейнджер перевернулась на бок и попыталась приподняться, чтобы лучше осмотреться, как почувствовала, что от движения тепло с плеч сместилось ниже. Удивившись, она осмотрела себя. Кафтан послужил ей одеялом — так вот что не дало ей замёрзнуть... Собираясь поблагодарить эльфа, Гермиона оглянулась, осознавая, что её спутника нет в пещере. Она осталась одна, а рядом отдавали последнее тепло угли ночного костра.

После пробуждения холод ощущался особенно остро. Гермиона поёжилась и потянулась за волшебной палочкой. Уверенный полувзмах и концентрация разбились о воспоминания — в прошлый раз ничего не вышло. Прошло много времени после перемещения и использования последнего заклинания; силы могли восстановиться. Сконцентрировавшись, Грейнджер взмахнула палочкой.

— Foverus.

Секунда. Вторая. Теплее не стало. Не опуская рук, девушка повторила заклинание, но вновь ничего не изменилось. Перебирая в памяти все возможные заклинания, надеясь найти что-то подходящее под ситуацию, Грейнджер решила попробовать подойти к ситуации с другой стороны. Если от согревающих чар теплее не стало, то, может, хватит сил на трансфигурацию вещей во что-то соответствующее погоде и месту?

Ничего. Повторения не принесли результатов. Остаться в снегах, не сумев защитить себя даже от холода, плохая перспектива, но эта проблема меркнет на фоне другой — что если магия не вернётся? Как долго она будет применять одно заклинание за другим, словно впервые их пробует, и не получать отклика? Её магия полностью не исчезла. Гермиона отлично помнила, как применяла заклинания уже после перемещения в пространстве и времени — ей удалось исцелить Леголаса, удалось защитить себя от лавины.

«Кажется, это был мой предел», — мысленно вздохнула волшебница, с неохотой признавая, что хоть тысячу раз повтори «Фоверус», а теплее от этого не станет. Гермиона не торопилась отчаиваться — в конце концов, магия была ещё при ней. Некоторые заклинания удавались ей с бывалой лёгкостью и не вызывали затруднения, возможно, что со временем вернётся всё остальное и она не будет чувствовать себя ограниченной. Осталось решить, каким подходом подбираться к насущным проблемам. В данном случае — с холодом.

Поднявшись на ноги, чувствуя лёгкость, Гермиона вернула кафтан на плечи, чтобы сполна насладиться теплом перед тем, как вещь придётся вернуть её законному обладателю. Девушка помялась возле выхода из пещеры, выглядывая в поисках эльфа. Не увидев его, она сделала глубокий вдох, решаясь, и вышла наружу, надеясь, что сможет его найти.

Далеко уйти, при всём желании, не вышло. Буря об этом позаботилась. Когда носки её туфель коснулись сугроба, Гермиона медленно подняла взгляд от них к снежной вершине, которая была с неё ростом. Это называется — временные трудности. Девушка достала из-за пояса волшебную палочку и собралась уже прибегнуть к магии, как услышала знакомый голос:

— Доброе утро, госпожа Гермиона.

Нашлась пропажа. Из-за того, что Леголас устроился на самой верхушке, ракурс выдался тем ещё. Грейнджер предпочла опустить взгляд и сосредоточиться на сугробе. Девушка могла бы применить заклинание сразу же, как только вспомнила о нём, но не стала этого делать, чтобы потом не пришлось ловить её нового знакомого. Всё же она должна была ему за тепло и, чего не знала, защиту.

— Доброе утро, — снова этот занудный тон, по которому не понятно: действительно ли оно доброе в её понимании и всегда ли она так выражает свою радость или стоит где-то поискать причину того, что ей уже не понравилось.

Заметив, что сугроб помешал ей идти дальше, эльф нахмурил брови и присел, озадаченно глядя на волшебницу сверху вниз.

— Да уж, надо придумать, как тебе перебраться через этот сугроб...

— Думаю, что у меня есть подходящее заклинание, чтобы убрать его с дороги.

То, что следом за этим сугробом её ждут и другие, девушка в расчёт как-то не взяла. Грейнджер умела просчитывать все свои ходы наперёд, но в этом случае, в большей степени из-за компании эльфа, думала о проблемах насущных. Она планировала поблагодарить его за кафтан, который по-прежнему придерживала одной рукой у яремной впадины.

Леголас совсем забыл, что девушка — маг... точнее, не забыл, а просто не знал всех её способностей. Так что после её слов ему стало искренне интересно, как она разберётся с препятствием. Эльф мысленно гадал — полетит? Растопит его? Переместится в пространстве? Превратится в животное или птицу? Если она сможет это сделать, то она действительно могущественный маг... или...

Леголас присмотрелся к девушке. При свете дня она выглядела иначе. Значительно моложе, чем рисовал её Леголас в своих самых смелых предположениях... Фактически, ещё ребёнок. Упрямый, гордый, настырный, но всё-таки ребёнок. Чуть наклонив голову, Леголас прищурился, внимательно разглядывая девушку... одежда была действительно странной и крайне не подходящей для путешествий по заснеженному Карадрасу — хорошо хоть кафтан был ей почти как платье, прикрывая колени. Только вот ноги...

— В таких туфлях не побегаешь по снегу, — он легко спрыгнул с высокого сугроба, оказавшись наравне с Гермионой.

Девушка снова посмотрела на обувь. То же самое она могла сказать обо всей своей одежде, поскольку, увы, не знала, где окажется с лёгкой руки Уизли. Она не имела возможности захватить с собой бездонную сумку; в ней точно бы нашлось что-то подходящее, как тёплый свитер или пара сапог, в которых не только теплее, но и по снегу передвигаться удобнее, но всё это осталось дома, в её мире.

Подняв взгляд на эльфа, волшебница только хотела ответить, как заметила, что он, отвернувшись, вытащил нижний край своей нательной рубахи, оторвал лоскут от неё и не просто оторвал, а ещё и приблизился к ней со вполне серьёзными намерениями исправить ситуацию. Леголас недоверчиво посмотрел на девушку, держа в руках лоскуты рубашки, словно сомневаясь в собственном практически бредовом предположении. Опустился перед ней на одно колено, забирая у Гермионы её правую ногу.

— Что ты.. — девушка задохнулась от возмущения. — Поставь меня! Это возмутительно!

Леголас улыбался и мотал портянки... улыбался и мотал... Ничего, с неё корона не упадёт так постоять. Да и с него тоже.

Помимо того, что это и в правду было возмутительно, так ещё и дико смущало. Ладно находиться в тесной близости с парнем, которого толком не знаешь, но чувствовать, как он тебя касается... Спасало только то, что намерения его были искренними и чистыми, без всяких там сомнительных помыслов, и девушка поняла это, как только сообразила, что он пытается сделать. Дальше она уже терпела молча, закрыв глаза и медленно дыша, чтобы как-то совладать с переполняющими её чувствами. Проблема Гермионы была в том, что она прекрасно понимала, что это необходимо. Один раз она уже чуть не превратилась в ледяную статую, а сама не имела необходимых познаний в этой области, чтобы справиться самостоятельно, без помощи знающего ээ.. эльфа. А вот с другой... она, несмотря на всю свою занудность и рациональность, смешанную с зазнайством, оставалась девушкой. Мало того, что он придерживал её за ногу, пока пытался намотать на неё лоскут, так ещё и она в попытках удержать равновесие вынужденно уперлась ладонями в его плечи, чувствуя себя ещё более неловко и нелепо.

Эльф быстро закончил. В конце концов, это походное умение было едино и для королей, и для простых смертных, так что ноги её вскоре были надёжно защищены от холода накрепко намотанными лоскутами ткани. Нехитрое приспособление не стесняло движений, не жало и не препятствовало току крови, но каким-то волшебным образом согревало и держалось поистине крепко. Он встал и не без внутреннего удовольствия заметил, что щёки девушки стали пунцовыми — видимо, принимать помощь и в чём-то быть несведущей, для неё было хуже удара серпом по... чувствительному месту. Оно-то, может, и возмутительно, а стало заметно теплее. Гермиона пошевелила ногой, пробуя, удобно ли ей, и мысленно отметила про себя, что стоит запомнить, как это правильно делается, чтобы потом снова не приходилось краснеть. Ей стоило бы в этот раз внимательно смотреть и запоминать, но сконфуженная и смущённая девушка думала не о том.

— Кхм, — тихо кашлянула волшебница и попыталась унять смущение. От этого румянец на её щеках никуда не делся и, чтобы как-то выпустить пар и немного расслабиться, она отвлеклась на заклинание. — Депримо!

Магия пробуравила дыру в снежном бугре. Леголас обомлел. Сугроба не было. Мощный энергетический сгусток проделал в толще снега добротный такой тоннель, оставив на месте лишь его стены. Брови эльфа поползли вверх, а мысль заработала в совершенно ином направлении.

Оценив результат воздействия заклинания, Гермиона удовлетворённо улыбнулась. Не всё потеряно. По крайней мере, расчистить себе дорогу она ещё в состоянии. Приободрившись, девушка вспомнила, что хотела поблагодарить эльфа.

— Спасибо за заботу и... это, — вот теперь настало время вернуть хозяину его вещь. Леголас отвлёкся и обернулся. Кафтан соскользнул вниз и по спине пробежал мерзкий холодок. Расставаться с вещью волшебнице не хотелось, но она никогда не была эгоисткой и полагала, что раз ей холодно, то и эльфу тоже, поэтому не преминула протянуть ему его вещь. — Спасибо ещё раз, что не позволили мне замёрзнуть.

— Надень, — мягко повелел Леголас. Ему было приятно, что девушка поблагодарила его... пару минут назад он уж было решил, что эта зазнайка не способна на такие подвиги. — Мы гораздо легче переносим холод, чем люди, — терпеливо объяснил он, вопреки всем протестам возвращая ей кафтан.

Грейнджер не собиралась сдаваться так просто и упорно пыталась вернуть эльфу его вещь. Ей ведь невдомёк было, что особенности эльфов позволяют им разгуливать в лёгкой рубашке, не опасаясь заболеть, поэтому упорно настаивала на своём, хмурясь и супясь, будто её заставляли есть противную манную кашу. Она не привыкла к тому, что о ней заботятся. Сколько она себя помнила, всегда выступала в роли эдакой мамочки для Рона и Гарри, а тут вдруг этот парень порвал все её шаблоны!

С ним, казалось, невозможно было бороться — его движения ускользали мимо её возмущённых стремлений замёрзнуть. Спустя череду тщетных попыток настоять на своём, девушка почувствовала, как тепло снова вернулось на плечи, и дело даже не в том, что она успела немного согреться, пока они занимались перетягиванием вещи. Кафтан мягко обнял теплом тонкие девичьи плечи. Слова Леголаса не были лишены смысла. Гермиона неохотно признавала, что чего-то может не знать, но что-то ей подсказывало, что парень не стал бы ей лгать. При таком раскладе ей куда разумнее принять его помощь, а не мёрзнуть из принципов. Всё же она здраво смотрела на вещи, когда анализировала ситуацию; девушка прекратила попытки избавиться от кафтана и приняла его.

— Я не замерзну, — пообещал он ей также доброжелательно и спокойно.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарила, но уже без горделивой осанки и зазнайского тона. Румянец на этот раз решил не вылезать и оставил щёки девушки в покое. Раз уж вещь отошла в её распоряжение, Гермиона просунула руки в рукава и надела кафтан как полагается. Ну.. насколько сообразила, как справиться со всеми пуговицами, завязками и прочим.

Грейнджер с неохотой покидала пещеру, помня о том, как замёрзла в прошлый раз, пока пыталась найти подходящее место, где остановиться. В этот раз ей, конечно, повезло, и холод не ощущался так сильно, а в обществе эльфа становилось как-то спокойнее — он отвлекал её от мыслей о холоде, что в принципе было сложно, учитывая пребывания в снежном тоннеле. Заклинание повторялось раз за разом, расчищая дорогу. Голову девушки снова занимали мысли о доме и в воспоминаниях всплывали обрывки странного сна, который она, отчего-то, практически не помнила.

— Метрах в трёхстах дальше сугроб кончается, и можно пройти свободно, — объяснял Леголас ей по пути, шагая параллельно.

Недоверчиво тронув снежные стены — настоящие ведь? — эльф глянул на спутницу и всё-таки решился задать мучивший его вопрос:

— Ты ведь... истари, верно? Ты не человек. Ни одно живое существо этого мира не способно творить подобное, кроме Майар.

— Прости. Я не знаю, кто такие «истари», — она вообще практически ничего не знала, если не считать того, что Леголас успел ей поведать за прошлый вечер — теперь его рассказ не казался ей таким утомительным и запутанным. Любая проблема поутру становится незначительной, даже если в прошлом казалась катастрофой мирового масштаба. — Я человек, — решила она немного пояснить свой мир, который неожиданно стал фрагментом Средиземья. — Просто обладаю магическими способностями. Волшебник — так называют людей, владеющих магией, в моём мире, — Грейнджер не была уверена в том, что эльф её сразу поймёт, но была готова поделиться частью своих познаний, раз уж он ввёл её в настолько подробный курс дел. — А «истари» — это... кто в вашем мире? — не без любопытства волшебница глянула на спутника, кажется, она снова была готова выслушать длинные и утомительные рассказы. Гермиона помнила, что вчера эльф упоминал слово «Айнур» и даже запомнила, что это переводится, как «священные», но вот ни истари, ни Майар припомнить не могла и надеялась, что он при ней их не упоминал.

Последняя снежная завеса упала перед ними, и они вышли на свет. Воздух сверху был холоднее, а потому задерживаться и стоять на месте волшебнице не хотелось. Теперь она шла следом за Леголасом, давая ему возможность показывать дорогу. Всё же Гермиона была рада, что не оказалась совершенно одна в незнакомом мире и судьба свела её с этим эльфом.

— Ithryn — духи из народа Майар, младших из Айнур, которых Валар послали в Средиземье в обличие старцев, но это не единственный их облик... — не спеша рассказывал Леголас, припоминая, что про Майар он уже упоминал. — Я видел Митрандира в облике эльфа и человека, но это лишь телесная оболочка. Они бессмертны, никогда не были рождены из плоти и никогда не умрут; они прибыли из Чертогов Безвременья.

Эльф временами косил глазами на Гермиону. Уж больно она не походила на младшую из Айнур... даже несмотря на её слова, он всё равно сомневался в том, что она человек. Она не лгала ему — он бы почувствовал. Это существо было настолько маленьким по сравнению с ним, что её эмоции и настроения были для него открытой книгой. Как и для Саурона, судя по всему, раз он так легко проникал в её сознание.

— Они прибыли в Средиземье для того, чтобы помочь его народам в борьбе с Сауроном. Истари были объединены в Heren Istarion, Орден Магов. Сильнейший из них — Саруман — был главой Ордена, но предал его.

Словно напомнив самому себе о том, что они в опасности, Леголас осмотрелся вокруг — нет ли рядом каких живых или неживых существ, шпионов или гадких тварей. В конце концов, они были не на прогулке.

— Они обладают сильнейшими способностями... Буря, обрушившаяся на нас, дело рук Сарумана. Мы слышали его голос... мало кто может противостоять его речам. С каждым днём его мощь растёт... — тон эльфа понизился, а голос, казалось бы, потемнел. — В своей крепости Изенгард он вывел новую породу орков... скрестив их с людьми. Теперь эти твари не боятся света и могут путешествовать даже днём.

Леголас решил не углубляться в эту тему, пройдя несколько шагов в мрачном безмолвии.

Гермиона внимательно выслушала объяснения Леголаса. Кое-что из вчерашнего монолога эльфа всё же не бесследно кануло в чертогах её памяти и не пролетело мимо ушей. Она запоминала и старалась вникнуть в суть этого мира, полагая, что домой вернётся ещё очень не скоро, а познания лишними не бывают. Теперь волшебница понимала, почему парень принял её за одну из истари, но не знала, как объяснить ему, что она представляет собой на самом деле, чтобы не вызвать ещё большее недоумение, а то он ей тут сейчас понарассказывает кто она такая, откуда и с какой целью пришла...

— Мои силы ограничены. Я не настолько всемогущественная волшебница, — конечно, Грейнджер постоянно практиковалась в магии, изучала всё новые заклинания, которые могли быть полезными, но она ещё очень нескоро сможет сравниться с тем же Северусом Снейпом или Минервой МакГонагалл, если вообще когда-нибудь сможет. Это на её самооценке и зазнайстве никак не сказывалось, конечно, но и она, пусть и неохотно, могла признать, что не всегда и не везде бывает первой. — Что ж... Надеюсь, в ближайшее время в его планы не входит создание очередной бури.

И это была уже не шутка. Ей хватило и одного холодного вечера с угрозой для жизни, а уж что им могут уготовить дальше — и гадать-то, откровенно говоря, не хотелось. Многие законы Средиземье сохранились из более привычного ей мира, но новые и неизведанные опасности навряд ли чем-то напомнят стычку с Пожирателями смерти или попытки спастись от оборотня.

— А что это у тебя? — кивнул вдруг эльф, показывая взглядом на заинтересовавший его предмет.

— Это? — показала она на магическую вещь. — Волшебная палочка, — решив, что это ничего не скажет эльфу, Грейнджер постаралась как можно проще объяснить то, что для неё было вещью обыденной. — Это магический предмет, при помощи которого я могу направлять свою магическую энергию в заклинания. В моём мире это первая ценная вещь, которую получает маг в своей жизни. У каждого волшебника есть своя индивидуальная, оригинальная и неповторимая волшебная палочка. Она подходит только одному волшебнику, его характеру, — девушка улыбнулась, вспоминая день, когда впервые оказалась в магазине Олливандера. — К примеру, моя палочка сделана из древесины виноградной лозы, двенадцать дюймов в длину и содержит сердцевину из жилы дракона.

— Дракона?! — переспросил Леголас, не поверив ушам, и по инерции прошёл чуть дальше.

— Да, дракона, — спокойно ответила Гермиона. Она не знала истории о Смауге и совсем не тех семерых гномах, о которых ей мама на ночь в детстве рассказывала. В её мире достать такую составляющую часть для волшебной палочки не составляло труда, но она с запозданием предположила, что в мире Леголаса драконы могут напоминать скорее тех, которые спят на горах из золота, оберегая своё самое главное в жизни сокровище.

Грейнджер вспомнила ещё одну палочку, которая попала к ней в руки уже под конец второй магической войны. Палочка Беллатрисы Лестрейндж... Девушка не хотела вспоминать тот день. Одно из значительных напоминаний так и осталось на её руке в виде уродливого шрама, от которого она не могла избавиться. Волшебница остановилась, в глазах всезнайки появилась боль; она на подсознательном уровне накрыла ладонью руку, чуть сжимая, зная, что под слоями ткани прячется несмываемое «Грязнокровка».

В воспоминания о болезненных моментах примешалась тоска по дому. Девушка не знала, что случилось с её друзьями в тот злополучный день, и не имела ни малейшей зацепки, которая могла бы её успокоить, а странный сон, посетивший её этой ночью, так и подавно уверенности не внушал. Всё как-то разом навалилось и скакнувшее настроение не дало ничего положительного, а, казалось бы, лавка Олливандера оставила приятный момент в её жизни, если не вспоминать, что случилось с ней после того, как Лорд Волан-де-Морт изуродовал привычный и светлый мир, наполненный магией, одним своим возвращением.

Обернувшись, Леголас опешил от разительной перемены в настроении спутницы — минуту назад светлеющая и воодушевлённая Гермиона потухла и опустила взор, погрузившись в воспоминания.

Эльф осторожно приблизился к ней, пытаясь понять, что же так расстроило его новую знакомую. Хотя это было всё равно, что искать иголку в стоге сена — её мир, её жизнь и воспоминания оставались для него секретом, которым она не спешила делиться. Эта девочка вызывала противоречивые ощущения... с одной стороны, он испытывал к ней почтение и восхищение, признание могущества, лишь только девушка бралась за свою палочку и произносила заклинание... Она была невероятно воодушевлённая, настоящая и светлая, как будто занималась тем, для чего была создана Эру. Он действительно почитал её... С другой — снисходительно и терпеливо принимал каждую её выходку, с каждым шагом по этой заснеженной дороге всё больше убеждаясь в том, что перед ним — ребёнок. Умеющий творить магию, исцелять раны, обладающий невероятным могуществом в руках, но... по-детски желающий казаться, а не быть взрослой, упрямый и своенравный, отчаянно не желающий показаться растерянным и чего-то не знающим.

Леголасу немного не доставало до трёх тысяч лет... что ему восемнадцать? Не стареющее тело, молодая ещё душа, испытавшая многое, видевшая сотни людских жизней. Сейчас бы оказаться на его месте перед ней старцу, умудрённому и седому, доброму, смиренному и милосердному, но нет же — стоит на вид молодой парень, с которым можно и поспорить, и поворчать, и поучить его чему-то.

— Гермиона?... — спросил эльф, обращаясь к её тягостным мыслям, но не давя на неё необходимостью немедленного ответа.

Из затягивающей грусти, как и из плохого сна, её снова выдернул один и тот же голос, только в тех песнопениях, что она смутно различала, не разбирая слов, Грейнджер не признала своего лихолесского спасителя. Она перестала пусто смотреть перед собой и подняла голову, встретившись взглядом с эльфом.

— Извини, — волшебница отвела глаза и убрала ладонь с руки, понимая, что слишком углубилась в воспоминания и оттого задерживает их, вынуждая лишний раз толкаться на одном месте и мёрзнуть в снегах. Девушка возобновила шаг и постаралась вспомнить, о чём они говорили до того, как она вспомнила Белатриссу с её палочкой. — А у вас здесь есть драконы? — уже более привычным и деловым тоном заговорила волшебница.

Она вспомнила, как Леголас отреагировал на её упоминание о жилах дракона, и решила поинтересоваться. Раз уж он порвал её шаблон об эльфах и вышел больно симпатичным и волосатым, как для Добби, то и драконы могли сильно отличаться от тех, к которым привыкла Гермиона. Конечно, увидеть вблизи это создание она пока не хотела, прекрасно зная, что может превратиться в горящий уголёк до того, как сообразит, как вернуться домой.

От взгляда Леголаса не укрылся жест, которым девушка прикрывала руку. Эльф не стал лезть с расспросами, будучи почти уверенным в том, что Гермиона не захочет с ним откровенничать. Ему достаточно было того, что она приободрилась и зашагала уверенно, вернувшись к былой теме разговора.

Драконы? Бывают ли?! Эльф с энтузиазмом подхватил новый разговор о мире, который ей ещё только предстояло познать.

***

Так они скоротали день, передавая друг другу эстафетную палочку увлекательного повествования о своих мирах. Местами сравнивали, спорили и что-то доказывали, рассказывали взахлеб, перебивая друг друга на затёртое вдоль и поперек «а вот у нас...». Грусть развеялась так быстро, что Гермиона не заметила, как, поглощённая очередным разговором с эльфом, забыла о тягостном прошлом, доме и стремлении вернуться как можно быстрее в свой мир. Она настолько отдавала себя разговорам, рассказам и спорам, что пребывание в Средиземье, даже в окружении неприветливых гор и бесконечного холода, превратилось в увлекательное приключение, от которого на груди стало заметно теплее.

Пейзаж почти не менялся, Карадрас оставался молчаливой, неприступной громадой, и Леголасу иногда было страшно представить, как же они достигли в своём путешествии такой высоты... Солнце почти заканчивало своё путешествие по небосводу, догорал закат, когда силы трепать языками у них наконец-то иссякли, а желудок Гермионы громко возопил о том, что он прямо-таки возмутительно пуст. Сутки без еды — ещё то упущение, когда постоянно приходится идти, прилагая уйму усилий. Разговоры какое-то время помогали, пока желудок не стал говорить громче и, кажется, не совсем литературно в адрес девушки, которая отчего-то уделяла больше внимания малознакомому эльфу, чем своему родному и любимому нутру.

— Здесь негде искать пищу, — эльф опередил вопрос, чувствуя, что и сам не прочь подкрепить силы организма. Он уставал больше обычного; видимо, виной тому всё же было кольцо, которое старательно изматывало бессмертного. — За время путешествия не встречал здесь ни животных, ни растительности. Видимо, на этих недружелюбных склонах никто так и не смог прижиться.

Выросший среди лесных эльфов, Леголас имел тонкую связь с флорой и фауной, но на этих склонах чувствовал себя подветренным и незащищённым. Карадрас был поистине кровожаден поровну ко всем живым существам. Известие о том, что есть кроме снега нечего, утешало мало, но плохие новости неожиданно разбились о голос эльфа:

— Слышишь? — внезапно Леголас остановился, как вкопанный, напряжённо прислушиваясь к чему-то. Грейнджер прислушалась. Она силилась услышать хоть что-то, но энтузиазма спутника не разделяла. Для человеческого слуха ровным счетом ничего не изменилось, но эльф, очевидно, видел и слышал несколько больше. — Я слышу Гимли! — эльф просиял. Впервые за всё время путешествия он был рад слышать отдалённое и разбитое эхом басовитое ворчание бородатого гнома. Набрав в грудь воздуха, он хитрым образом сложил руки перед ртом и на выдохе выдал громкую, переливчато-пронзительную трель, прозвучавшую мелодично, тонко, по-птичьи.

Жестом дав знак Гермионе сохранять тишину, Леголас слушал... и буквально через минуту в ответ к путникам прилетела другая птичья песня — более густая, гулкая и низкая, но эльфа она почему-то привела в полный восторг.

— Это Арагорн! — воодушевлённо сообщил он девушке, едва ли не бегом сорвавшись с места. По его радости волшебница догадалась, что где-то здесь его друзья, о которых он успел ей немного рассказать. Грейнджер улыбнулась, искренне порадовавшись за своего спутника, и всё бы ничего, если бы ей не пришлось в туфлях бежать за ним по снегу. Заучка и при нормальной обуви никогда особыми выдающимися физическими данными не отличалась, а уж на голодный желудок и при такой форме — тем более, но, как могла, пыталась поспеть, пока не поняла, что ей нет смысла радостно бежать и торопиться к абсолютно незнакомым... людям?

Члены Братства толпой высыпали из-за холма, жирные чёрные точки на белом снегу. Леголас помахал им рукой, и разномастная толпа двинулась им навстречу, пара точек оторвалась от группы — и эльф, соответственно, тоже ускорил шаг.

Когда из-за снегов показались друзья Леголаса и он побежал навстречу одному из них, девушка приостановилась и пошла дальше размеренным шагом. Она всё ещё улыбалась, хотя сама не понимала, отчего так радуется этому воссоединению. Впрочем, причина была простой — волшебница успела зарядиться эмоциями от открытого и искреннего эльфа. Убрав мешающие кучерявые пряди за ухо, чтобы ветер снова не нагонял их на лицо, девушка наблюдала со стороны за дружным братством. Кажется, все искренне радовались воссоединению с Леголасом и никто не тянул к нему руки, чтобы найти пресловутое кольцо, которое подняло столько шума.

Впереди всех почти бежал Арагорн — выхватывая взглядом фигуру эльфа, которого отчаянно желал увидеть живым, и вот, видел. Живой, невредимый, шагает по снегу навстречу. Обняв Леголаса крепко, по-братски, Странник без слов окинул его взглядом и остановился на лице.

— Laita Eru Ilúvatar... elye coirea Legolas**, — возбуждённым полушепотом выдохнул человек, чувствуя, как с сердца сползает тревога, на душе светлеет, а дышать становится легче.

— Inye na entul-et Kúma...*** — улыбается Леголас, чувствуя неимоверную радость от воссоединения с Элессаром, а ещё... благодарность. Просто за то, что есть человек, который ценит его жизнь не меньше, чем кольцо.

— Это что? Гном? — тихо и себе под нос сказала Гермиона, чуть сощурившись, и присматриваясь к бородатому, коренастому и широкоплечему мужичку невысокого роста. Она надеялась, что сын Дурина не обладает настолько тонким слухом, как эльф, и не мог услышать её слова, которые могли показаться ему обидными.

— Борода Дарина, да вот он, подлец остроухий! — бухнул басом Гимли, приближаясь к ним энергичными шагами. — Мы его кости искать шли, а он вон — с барышней прохлаждается! — и гном от всей души махнул секирой, широким жестом указав всем присутствующим на девушку.

Только Грейнджер хотела провести аналогию с созданиями из своего мира, как прямо на неё указали секирой. За такой жест и палочкой схлопотать можно! Волшебница набрала в лёгкие воздуха, чтобы возмутиться, как оказалась под любопытными взглядами всей честной компании. Осталось только невинно улыбнуться во все тридцать два и помахать ручкой, но Леголас её опередил:

— Друзья, позвольте представить Вам госпожу Гермиону Грейнджер, — с нотками пафоса в голосе объявил эльф, отходя к девушке на пару шагов. Волшебница в уважительном жесте чуть склонила голову и приветливо улыбнулась. Надо же с чего-то начинать.

Горе-парня тут же затянули в какое-то индивидуальное собрание Гэндальф, Боромир, Арагорн и прыгающий где-то между ними Фродо, которое вызвало у Гермионы уйму вопросов. В том числе, а не отправят ли её искать дорогу домой самостоятельно, но она не стала лезть сразу со своими предложениями и просьбами, а терпеливо предпочла подождать вердикта.

Оставшиеся ошарашено смотрели на девушку, не в силах ни раскрыть, ни закрыть рты — уж больно потрясающей оказалась для них картинка. Со стороны кучки, в центре которой был что-то рассказывающий эльф, доносились возмущённые возгласы и вопрошающие интонации, а Сэм, Мэрри и Пиппин словно не решались заговорить с Гермионой — хотели, но не решались. Со стороны хоббиты напоминали ей детей, и она предпочла бы начать своё знакомство с ними, если бы вынужденно не отвлеклась на Гимли. Её в принципе несколько смущал коренастый мужичок, вооружённый секирой, а уж когда он, как бульдозер, попёр на неё, не сбавляя на поворотах, а расстояние становилось всё меньше и меньше, девушка почувствовала, как её руки упрямо тянутся за волшебной палочкой.

— Это что за косматый курёнок у нас тут снега бороздит... — также ворчливо, восторженно-басовито рассуждал вслух гном, даже не думая приостановиться на пути к ней. — И откуда ты только взялась такая! Ишь... отправили кольцо доставать, а он бабу притащил... вот эльфы, вот пройдохи... а всё говорят, что такие все... — тут господин гном с чувством и всем актерским мастерством выдал сложное для него слово: — ЦЕЛОМУДРЕННЫЕ!

— Гимли!!! — предупредительно воскликнул Леголас, краем уха услышав, как словоохотливый житель гор домогается до Гермионы. Параллельно отбиваясь от расспросов Хранителей, эльф побоялся, как бы гному не прилетело от волшебницы чем-нибудь увесистым да в кучерявую бороду...

Грейнджер открыла рот, чтобы что-то сказать в ответ, как просто глотнула воздух после настолько переполненных чувством речей гнома. Удивлённо захлопала глазами, мол, что это вообще сейчас было? О каком целомудрии речь? Что ещё за курчонок курчавый? О чём они вообще подумали?! Ну да, стоит такая деловая, в чужом кафтане, ага. Которая ещё и отпустила эльфа на свободу лишь спустя сутки. В пору было бы покраснеть и попытаться объясниться, но вместо этого Гермиона приложила ладонь к губам с явными намерениями не хохотать, но не смогла сдержать тихого смеха, представив, как эта ситуация смотрится со стороны. Нет, в словах Гимли всё же был какой-то смысл. Дыма без огня не бывает.

— Гимли, — в свою очередь воззвал к порядку Митрандир. Вопросы были решены; кольцо было возвращено Фродо. Теперь появилось время всем обратить внимание на новую знакомую чудом выжившего эльфа. Гном отступил на шаг; все остальные же наоборот приблизились, образуя вокруг девушки заинтересованный полукруг. У всех на языке и в головах роились одни и те же вопросы, но старец не дал никому утолить любопытства. Грейнджер почувствовала себя неловко в окружении любопытных глаз малознакомых людей и не людей и, запинаясь, не знала, с чего стоит начать. Это к Леголасу она уже успела привыкнуть и знала, как у них выстраивается диалог, а чего ожидать от этой Команды Средиземья и представить не могла.

— Наша гостья замёрзла и голодна.

В этот момент Леголас выдохнул, мысленно поблагодарив мудрого старика. Волшебница, кажется, облегчённо выдохнула синхронно с эльфом, когда Гэндальф обратил внимание братства на другие более насущные проблемы.

— Сэм, Фродо, открывайте вьюки... разбиваем лагерь! На сегодня нам хватит путешествий.

Все единодушно забегали, организовывая привал. Только Грейнджер хотела предложить свою помощь, чтобы не быть бесполезной, как под руку её тут же увёл тот-самый-целомудренный. Эльф навевал на неё такое спокойствие, что она отчего-то и не думала беспокоиться.

— Ничего не бойся, — шепнул он ей, ведя девушку вслед за Митрандиром. — Тебе просто нужно рассказать ему то же самое, что ты поведала мне.

Основная проверка была пройдена, а пересказать то, о чём говорилось, не сложно. Пока большая часть Братства занималась разбиванием лагеря, Гермиона рассказывала Митрандиру свою историю. Он рассмотрел её палочку, покрутил в руках то так, то эдак, изучая магический предмет. Задал несколько уточняющих вопросов, пока задумчиво покуривал трубку — без неё дело шло не так и туго. Гэндальф напомнил ей профессора Дамблдора, а что уж говорить о его головном уборе, напоминающем ту самую распределяющую шляпу. Девушка позволила себе высказать пару таких наблюдений, чем немного разогнала задумчивость светлого друга Братства и повеселила его. На чужой земле везде хочется найти частичку дома, даже там, где, казалось бы, её в помине не было.

Маг расспрашивал о мире, из которого она пришла. Гермиона терпеливо отвечала на любой вопрос и пыталась найти наиболее подходящее определение вещам, о значении которых народ Средиземья даже не догадывался. Как только любопытство Гэндальфа было удовлетворено, настал час дочери маглов. У неё оставался волнующий её вопрос. Попав в Средиземье, Грейнджер столкнулась со многими странными вещами — не-домашний-эльф — не такое важное открытие, как и гномы с хоббитами. Гермиона, привыкшая по взмаху волшебной палочки рушить стены, столкнулась с собственным бессилием. Магия будто бы не слушалась её — многие заклинания не находили отклика и оставались всего лишь словами и желанием, не обретая формы. Сославшись поначалу на побочный эффект от сильного скачка во времени, Грейнджер попыталась снова применить заклинания, которые не дались ей в прошлый раз, но история повторилась.

Теперь, когда у неё появилась возможность поговорить с магом, она рассказала о своих опасениях, надеясь, что он поможет ей. Гэндальф задумчиво покуривал трубку, молчанием обрекая волшебницу на самостоятельные поиски ответа, но вдруг заговорил, высказывая свои предположения.

Чуждый ей мир жил по своим законам, и не в силах Грейнджер что-то изменить. Само её появление в нём противоречило ходу истории, а её магия, невиданная Митрандиром, казалась чем-то чужим.. неуместным в мире, где даже течение времени было другим.

— Мне незнакома природа твоей магии. Возможно, именно твоё появление в нашем мире преобразило её.

Неспособность использовать привычные заклинания вызывала у Гермионы растерянность — она чувствовала себя ограниченной, а рамки вседозволенности настораживали — как знать, какое заклинание она не сможет использовать в следующий раз?

— Значит ли это, что я не смогу колдовать?

Видя обеспокоенность на лице волшебницы, Митрандир приободряющее улыбнулся и накрыл её руки ладонью.

— Твоя магия необычна.. Возможно, со временем ты обретёшь силу в полной мере и ещё не раз удивишь меня, Гермиона Грейнджер.

Разговор прервал Сэм, оповестив всех о готовом ужине. Девушку сопроводили к общей компании, набить голодный желудок, который за сутки натерпелся и уже чуть ли не пищал и ворчал от нетерпения, учуяв запах еды. Гермиона, поражённая таким обилием внимания и заботы, отвлекалась то на одного, то на другого, чувствуя себя эдакой интересной диковинкой, которую им впервые довелось увидеть. Интересно, кто для кого был больше диковинкой: она для них или они для неё?

Не сговариваясь, хоббиты сделали её своей персональной любимицей. Их, как и всегда, меньше всего спрашивали в важных вопросах выбора маршрута, а некоторые так вообще к уважению чужого мнения подходили философски, в духе «Я начальник — ты дурак». Так что радовались полурослики даже не столько внезапному воскрешению эльфа из мёртвых, сколько появлению Гермионы в их сугубо мужских и не всегда дружелюбных рядах. Она была совершенно новым персонажем этого поднадоевшего сюжета. Ещё бы, кому не надоест каждый вечер быть свидетелями холодной войны Гимли с Леголасом, слушать пафосное ворчание Боромира и мудрые, но не всегда понятные изречения Гэндальфа? Знающие друг друга до кончиков ногтей Мэрри и Пиппин так вообще поймали себя на том, что фантазия на развлечения иссякла, и взвыли бы хором от беспроглядной скуки, если бы не появление Гермионы. Вот она была настоящей диковинкой. Самоустранившись от решения философских проблем в духе «как жить дальше?», хоббиты облепили девушку и наперебой задавали вопросы, восхищались и требовали всё новых и новых пока что информационных чудес. Один только Фродо чувствовал себя виноватым и помалкивал. Он корил себя за невнимательность и криворукость, которая могла повлечь за собой ужасающие последствия, и одной эльфийской жизнью жертвы бы не закончились.

— Расскажи, а... как... как вообще всё произошло?! — допытывался возбуждённый Мэрри, которому было крайне интересно — порой он даже ложку до рта донести ей не давал, засыпая вопросами.

— Да... откуда ты вообще взялась, как нашла Леголаса? — вторил ему Пиппин, пристроившись к ней с другого бока. Таким образом, хоббиты буквально взяли её в живое кольцо.

Спустя полчаса обхаживаний, которым, пожалуй, могли позавидовать все девчонки Хогвартса в преддверии бала, волшебница была сытой, расслабленной и даже обзавелась тёплой одеждой, пригодной для здешних неприступных и холодных мест. Она чувствовала себя непривычно и оттого неловко отбивалась парой слов, со счёту сбившись, сколько за последние десять минут сказала слово «спасибо», если не с тысячу раз.

Всё шло как нельзя лучше, пока девушка, увлечённая сумбурным разговором с хоббитами, не заметила, что один из мужчин, названный Боромиром, пытается что-то втолковать Гэндальфу, активно жестикулируя. Он говорил на эмоциях и, судя по его мимике, чем-то был недоволен. Что-то подсказывало Гермионе, что шумиха снова поднималась из-за неё. Арагорн, сидевший напротив неё и доедавший свою похлёбку, встал и направился к двоим. Волшебница пыталась прислушаться, но не разобрала ни слова, поэтому только бросала взгляды в их сторону, предполагая, о чём идёт речь.

Тем временем по другую сторону лагеря накалялись страсти. К жарким дебатам между Боромиром и Митрандиром присоединился Арагорн, а позже подтянулся пропавший было из виду Леголас. Обычно спокойный и нейтрально ко всему относящийся эльф в этот раз проявил небывалую непреклонность — повысив голос, Леголас перешёл на эльфийский язык, но Боромир не пожелал придержать своё мнение при себе и высказался на всеобщем так, чтобы услышала Гермиона.

— ... шпионка Сарумана — вот её предназначение! — зычно и с нажимом произнёс он, сцепившись с Леголасом в словесную перепалку, и перевёл воинствующий и полный презрения взгляд на девушку, сидящую у костра. Хоббиты вздрогнули и разом прекратили галдёж, синхронно обернувшись на Боромира.

— И почему я не удивлена.. — тихо выдохнула себе под нос Грейнджер. Это вполне естественно, что не все примут чужачку с распростёртыми объятиями и безграничной заботой. Боромир, которому от самого начала не нравилась затея брать с собой волшебницу, кажется, собирался стоять на своём до победного конца, приписывая ей всевозможные ярлыки. Девушка хотела возразить, но она вовремя отказалась от этой затеи, полагая, что любое её преждевременное вмешательство в спор обернётся против неё же. Никто и не должен был доверять волшебнице, которая неизвестно как очутилась в этом месте, ещё и так вовремя.

Ей не нравилось, что Леголасу приходилось вступаться за неё, чтобы настоять на её присоединении к Братству. Эти споры могли затянуться на всё путешествие, если она вообще с ними куда-то отправится, ведь одного голоса за неё явно недостаточно.

— У неё была тысяча возможностей забрать кольцо и скрыться, — вступился за девушку эльф, у которого не было никаких сомнений относительно намерений Гермионы. — Я бы не выжил без...

— Что, если с такой силой, о которой ты без умолку говоришь... — перебил его Боромир, воинственно приближаясь к костру. — Она не убьёт всех нас, пока мы спим, и не снимет кольцо с трупа этого полурослика?!

Грейнджер выпрямилась и посмотрела на приближающегося к ней мужчину. Она подозревала, что это может плохо кончиться, и несколько раз ловила себя на мысли, что хочет достать волшебную палочку, воспользоваться неудачным заклинанием Рональда и накормить мужчину слизнями, только бы он перестал выкрикивать свои подозрения и вступать в спор с каждым, кто придерживается другого мнения. Но любое магическое вмешательство могло усугубить её положение, даже если заклинание в сущности безобидное. Она уже поняла, что её способности вызывали неподдельное недоумение и не просто любопытство, а и чувство предосторожности перед неизведанным.

— Остынь, Боромир! — воззвал к разуму Арагорн, положив руку собрату на предплечье. — У нас нет никаких доказательств...

— Я не буду ждать, когда одному из вас выпустят кишки, чтобы позаботиться о безопасности Братства, — Боромир был непреклонен и буквально навис над девушкой, пытаясь вглядеться ей в лицо.

Гермиона ровно и спокойно смотрела на мужчину, собираясь высказать ему всё, что она думает, но вмешательство Леголаса предотвратило, казалось бы, неизбежное. Да уж, её появление прибавило хлопот эльфийскому принцу. Леголас бесцеремонно развернул гондорца за плечо.

«Не о безопасности Братства ты беспокоишься», — мысленно обличил его эльф, но вслух не стал подливать масла в огонь. — Она может стать нашим союзником.

— Убери от меня свои руки, эльф, пока я не испортил тебе лицо! — вспылил воин, стряхивая с себя руки Леголаса в полной готовности перейти от слов к действиям.

— Боромир! Леголас! — хором гаркнули оставшиеся и растащили в стороны готовых сцепиться воинов.

Кольцо торжествовало. Воздух сгущался, ссора эхом отдавалась от заснеженных склонов и, казалось, яростные голоса множатся, расползаясь повсюду, сея смуту между членами братства.

— Прекратите! — первым воскликнул Фродо, услышав это, но драчуны его не слышали.

— Прекратите немедленно! — не вытерпела уже Гермиона, поднявшись, когда начала назревать драка. Не хватало ещё этого! То, что Боромир слов не понимал и был ещё той вспыльчивой натурой, волшебница осознала едва ли не сразу, как с ним познакомилась. Доказывать ему что-то кулаками — лишний повод дать мужчине выпустить злость, но при этом ничего не добиться. Но да, так все её и послушались! Только хоббиты придерживались мнения, что стоило бы охладить пыл, но, если большая часть из них, сидели как мыши, ожидая неизвестного конца, и боялись попасть под горячую руку, то вмешавшийся Фродо стал последней каплей. Конечно же, его никто не услышал, кроме тех, у кого и без этого нигде не зудело начинать спор и тем более драку, но кого это волнует?

— Такой мощью, о которой ты говоришь, обладает лишь Саруман! — Боромир рвался из рук Арагорна, очевидно, начистить эльфийскую физиономию, которая спокойно стояла метрах в трёх от него. — Откуда мы знаем, что это не он принял другое обличие, чтобы запудрить мозги доверчивым эльфам?!

Когда уже сама волшебница начала закипать, чувствуя, как пальцы сжимают волшебную палочку и желание достать её и воспользоваться становится всё сильнее, голос Гэндальфа подействовал на них, как стакан холодной воды в лицо.

— Это не Саруман, и его нет здесь среди нас! — Митрандир повысил голос так, что все разом замолчали.

Грейнджер осознала, что уже наполовину вытянула палочку из-за пояса, хотя до последнего старалась держать себя в руках, и неосознанно поддавалась влиянию влезть и наломать дров. Опомнившись, она сконфуженно посмотрела на свою руку, а затем шумно выдохнула, снимая напряжение. Палочка вернулась обратно, а желание бросить в кого-то «Остолбенеть!» отпало, будто его и не было.

— Доверять или нет госпоже Гермионе — вопрос, который каждый решает сам, — старец прошёл между Боромиром и эльфом, словно разделил их демаркационной линией, и прошёл к девушке, встав за её спиной. — Я доверяю ей. Пусть теперь каждый выскажется сам за себя.

Ощутив поддержку Митрандира, волшебница окончательно успокоилась и благодарно посмотрела на старика через плечо. Она села обратно, ощутив, будто сидит на скамье подсудимых и дожидается вердикта судей. Отчасти так оно и было, учитывая то, что её судьбу решали все члены Братства без исключения.

В Братстве повисло озадаченное молчание. Особенно неожиданным оно было для хоббитов, у которых впервые спросили мнение... и первым не выдержал Пиппин:

— Доверяю! — горячо сообщил он всем, сидя по правую руку от Гермионы. — Она хорошая! Спасла Леголаса...

Девушка тепло улыбнулась. Конечно, это ещё не залог того, что её непременно оставят, но, тем не менее, приятно, что не все придерживаются мнения Боромира.

— И обещала помогать нам! — подхватил Мэрри, глядя на всех, будто ища поддержки у старших членов Братства. — Доверяю!

«Доверяю»... «Доверяю»... «Доверяю»... — прокатилось по рядам Хранителей, миновав лишь Боромира.

— Доверяю, — завершил Леголас, чувствуя за собой внутреннюю победу. Как оказалось, мнения гондорца не придерживался никто, кроме самого Боромира. Сам затеял спор, сам и вылетел из него первым.

Боромир раздражённо сплюнул и, ругаясь себе под нос, ушёл из круга света, очерченного вокруг костра. Гэндальф поймал взгляд Леголаса, и неодобрительно покачал головой. Что они поняли между собой, оставалось для всех загадкой, но инцидент был исчерпан. Гермиону было решено оставить в Братстве.

— Спасибо, — обратилась волшебница ко всем. Она не пыталась переубедить Боромира и склонить к другому мнению, поскольку понимала, что нравиться всем — не дано, всегда будут те, кто сомневается, и это вполне естественно, учитывая то, что когда-нибудь это может спасти им жизнь. Предосторожность лишней не бывает.

Напряжение заметно спало и все вернулись к своим делам, то заканчивая с ужином, то устраиваясь на ночлег. Гермиона смогла выбраться из круга любопытных хоббитов, когда они уже начали перебивать друг друга сонными зевками. До последнего стойко держался Пиппин, норовясь вот-вот клюнуть носом, если не ей в колени, то в холодную землю. Чувствуя себя обязанной всем, Грейнджер настоятельно, как истинная мамочка, будто только вспомнила о привычной роли, уложила его спать, а сама вернулась к костру. Если в прошлый раз девушка уснула сразу, как только легла, то после жарких споров, взбудораживших отряд, сон отказывался идти к волшебнице. Она всё думала о том, как ей вернуться назад, и почему судьба забросила её именно в этот мир и в это время, ведь было так много других вариантов, но на её долю выпал именно этот. Ещё один мир с червоточиной, злыми магами и тяжёлым бременем, выпавшим на долю одного. Девушка бросила взгляд на Фродо, который, как и она, не мог уснуть.

Торбинс ёжился у костра, поедая себя уничижительными мыслями, и от того ему становилось ещё холоднее. Хоббит смотрел в одну точку в центре костра, языки пламени играли между собой, отражаясь в глубоких глазах полурослика. Он один, кажется, не расслабился после возвращения Леголаса и не отпустил тревоги и печали, съедавшие Братство весь день. Он словно на что-то решался... то сомневался, но снова мысленно укорял себя, то вдруг прибавлялась решимость во взгляде, но быстро угасала. Заметив новую знакомую, вернувшуюся к костру, Торбинс отвёл взгляд и словно спохватился, что она могла прочитать его мысли.

— ... чего не спишь? — потерявшись, задал он очевидный вопрос, не зная, как начать разговор.

Почти все члены Братства уже спали; первое дежурство в эту ночь выпало Арагорну. К слову, мужчина последовал за Боромиром, когда тот скрылся с глаз хранителей, и оба Хранителя не возвращались около часа. О чём они разговаривали — никто никому не сообщил, а Боромир по возвращению так вообще угрюмо завалился спать, не проронив ни слова.

— Не могу уснуть на новом месте, — на деле проблема была совершенно в другом месте и более глобальная, но Гермионе показалось, что сейчас выговориться нужно не ей, а хоббиту. Торбинс, кажется, терзал себя с того самого момента, как она его встретила, и упорно загонял себя в депрессивное состояние, будто во всех проблемах мира виноват был лишь он.

— Я... мне кажется, я недостоин нести кольцо... — шепотом признался Фродо, глядя в упор на собственные коленки. Болезненная решимость, с которой он признавался, граничила с отчаянным бессилием — только не перебивайте, а то духу не хватит дорассказать. — Я растяпа, — голос дрогнул. — Это всё из-за меня, из-за того, что руки дырявые... — голос дрожал и почти сходил на едва слышимый писк; казалось, что его душат слёзы. — Все здесь это знают, просто не говорят. Все считают меня ничтожеством. Мы чуть не потеряли кольцо... — сокрушался он, окончательно потеряв самообладание и уткнувшись лбом в колени.

— Никто не винит тебя в том, что произошло, Фродо, — Странник неслышно возник у костра, голос его звучал мягко, по-отечески. — Кольцо обладает собственной волей, — он опустился рядом с хоббитом, ободряюще положив ладонь ему на плечо. — Оно может ускользнуть от хозяина, как когда-то покинуло Исильдура...

Каждая история здесь напоминала о горестных событиях, и была не просто рассказом, легендой или былью, а событиями, коснувшимися лично каждого из всех, кто здесь присутствовал. Арагорн говорил о своём предке... проклятие которого несут они все вместе, но самая тяжкая ноша оказалась на плечах Фродо.

Гермиона внимательно слушала Торбинса, не перебивая его, пока он, окончательно не увязнув под давлением самобичевания, не опустил голову. Девушка накрыла его ладонь своей и заглянула в его лицо, собираясь поделиться теплом и поддержкой. Арагорн частично сказал то, что она хотела. Дочь маглов подняла взгляд на Странника, а после перевела его на Фродо и кивнула, соглашаясь со словами гондорца.

— Знаешь... Ты напоминаешь мне одного моего друга, — вкрадчиво начала волшебница, не отнимая руки, и подождала, пока хоббит обратит на неё внимание. — На него, как и на тебя, свалилась тяжёлая ноша. Впереди его ждало много препятствий, но он справился. Прошёл этот путь, потому что рядом всегда были друзья. Не кори себя за ошибки, которые никто не видит.

Грейнджер вспомнила Гарри и как он переживал из-за смерти Седрика Диггори. Он также винил себя в том, что был недостаточно силён, и что не смог противостоять Тёмному Властелину, хотя был всего лишь мальчиком, который сделал в тот момент всё, что мог, и никто его за это, из близких, не винил. Сейчас речь шла не о смертях, а лишь о будущем, которое не свершилось. Всё обошлось, и девушка была уверена в том, что этого больше не повторится. Все учатся на своих ошибках.

— Помни, что каждый раз, когда ты оступишься, есть кому тебя подхватить, — улыбнулась Грейнджер. Так уж случилась, что этим человеком по велению судьбы оказалась именно она.

— Не знаю, откуда ты свалилась... — взяв себя в руки, спустя какое-то время решительно произнёс хоббит, подняв на Гермиону пылающий взгляд. — Но я благодарен тебе.

— Мы все благодарны тебе, — подхватил Арагорн, чуть понизив голос. — И я — особенно.

Очевидно, он говорил не только о том, что поиск кольца дался им гораздо легче, чем предполагалось; в словах Арагорна звучала благодарность за спасённую жизнь остроухого друга, который, к слову, спал без задних ног, избавившись от давления кольца.

— Вам обоим нужно лечь спать, завтра предстоит сложный путь, — посоветовал им Странник и скрылся в темноте, охранять их сон.

Последовав совету Арагорна, Гермиона проводила взглядом сначала Торбинса, которому немного стало легче после разговора, а потом решила лечь сама. Новые силы нужны были ей, как никогда. Она даже немного позавидовала Леголасу, который так легко и быстро заснул, и хотела бы также закрыть глаза и забыться в сладкой дрёме. Девушка глубоко вдохнула и, вскоре окончательно согревшись, да ещё и с набитым животом, всё же уснула. Видимо, разговор по душам помог не только Фродо отпустить свои проблемы хотя бы на несколько часов.

***

Пламя. Оно обволакивает сознание и обжигает, дыша в лицо удушающим жаром. Яркий и палящий свет давит на глаза и, кажется, будто пытается выжечь веки. Гермиона протягивает руки, чтобы как-то защититься от безжалостной стихии, и приоткрывает глаза. Она видит танцующее пламя огня, переливающееся всеми оттенками оранжевого. Пытается рассмотреть его лучше, но не может отвести ладонь от лица, даже когда слышит знакомый голос, который зовёт её по имени.

— Мама? — удивлённо и тихо переспрашивает Грейнджер, как, не получив ответа, снова слышит ещё один. Кто-то там, впереди, упрямо пытается докричаться до неё и просит помочь. Она слышит то один голос, то другой, и каждый раз он режет по слуху, призывая её, но сильное пламя препятствует ей, не давая продвинуться дальше.

Её просят, едва ли не умоляют о помощи. Где-то там, за огненной и живой преградой, в редких проблесках между танцующими языками пламени, она видит мать и отца, которые, пытаясь от чего-то защититься, просят пощады и льнут друг к другу, но помощи неоткуда ждать. Гермиона подаётся вперёд, как пламя скрывает их с глаз юной волшебницы и снова показывает ей картинку — Рон и Гарри, такие же напуганные, зовут её, но тонут в огне.

Крик.

Гермиона опускает руку на пояс и отворачивает лицо от жара пламени, но волшебной палочки не оказалось с ней. В отчаянии девушка прыгает в огонь и тот, охватив её, исчезает, опустив дочь маглов в темноту.

Секунда. Сбитое дыхание начинает восстанавливаться. Грейнджер чувствует холод и пар, срывающийся с её губ от горячего дыхания. Воздух морозный и свежий. Волшебница медленно начинает приходить в себя, вспоминая, где она. Успокаивает, внушая себе, что это всего лишь кошмарный сон, но, опустив взгляд себе под ноги, замечает алые следы на снегу. Взгляд ползёт дальше, пока по кровяной дорожке не доберётся до тел. Изуродованных и замерших в неестественных позах полуросликов, с ужасом глядящих на закопчённое, как от дыма, тёмное небо.

— Нет.. — тихо шепчет, отказываясь от увиденного. — Нет, — повторяет снова, чувствуя, как на глаза находят слёзы, когда в поле зрения попадают всё новые и новые тела. Гимли. Арагорн. Гэндальф. Все они изувечены и частями, оторванными от тел, выглядывают из снежных барханов, отпугивая её, как чучела воронов.

Девушка отшатнулась и сделала несколько шагов назад, пока не встретила преграду за спиной. Дыхание вырывается из лёгких вместе с растерянным и сконфуженным «ах». Гермиона оборачивается и видит ухмыляющееся лицо гондорца.

— Это ты их убила.

— Что? — волшебница обомлела и бросила взгляд через плечо на убитых.

— Ты их убила, когда решила присоединиться к нам, — Боромир делает тяжёлый шаг по направлению к ней и девушка отступает, пытаясь увеличить между ними расстояние. Она всё ещё не может поверить в то, что убила кого-то из них.

— Нет. Я тебе не верю! — волшебница хмурится и снова пытается дотянуться до волшебной палочки, которой нет.

— Не это ли ищешь? — ухмыляется мужчина, показывая её магическую вещь, и так легко ломает её, бросая к ногам, как простую веточку хвороста. Грейнджер замечает кровь, оставленную на руках гондорца, и кольцо, что переливается в пламени костра, сияя проклятыми надписями; оно будто снова шепчет, и её разум наполняют голоса. Боромир приближается.

— Не подходи ко мне! Не... — она запинается, когда нога, перецепившись через что—то, не находит новой возможности твёрдо и уверенно стать на землю. Споткнувшись, девушка упала, но не встретила ни твёрдой земли, ни холодного снега, лишь ещё одно тело. — Леголас.. — Его голубые глаза больше не сияют, жизнь покинула тело бессмертного эльфа так же мучительно, как и его друзей. — Это я виновата... Прости.

Боромир не даёт ей возможности обронить несколько слёз, как хватает за шиворот и грубо оттаскивает. Девушка успевает вскрикнуть, как уже чувствует его пальцы на своём горле, как они больно сдавливают его, мешая сделать глоток воздуха. Она видит глаза мужчины, переполненные ненавистью и очарованием безумия. Гермиона задёргалась, пытаясь оттолкнуть от себя гондорца. Его пальцы, скользкие от чужой крови, соскользнули, и она смогла сделать болезненный и тяжёлый вдох, но ощутила, как крепкие руки сдавливают её тело так сильно, что ей кажется, ещё чуть-чуть и сломаются рёбра. Голос снова овладевает её сознанием и шепчет неустанное: «Убей.. убей... УБЕЙ!». Он приказывает ей дотянуться до руки гондорца и отобрать у него кольцо. Убеждает её, что так она сможет спастись, спасти их всех..

— Нет-нет-нет! — кулаки молотят по груди, пока рука вдруг не съезжает в бок и не возвращается к Боромиру. Малфой бы сейчас потёр нос, который, будто снова пережил её удар на себе. Мужчина взревел, тонкая струйка крови проступила у него над губой, но это лишь сильнее разозлило его. Пальцы снова сходятся на её горле, а голос до боли в висках шелестящим шепотом разносится по сознанию.

***

На какое-то время лагерь окутало сонное облако группового храпа. Традиционно самые громкие и заливистые трели доносились со стороны Гимли, на его фоне хоббитов и посапывающего Митрандира было почти не слышно. Арагорн тихо нёс вахту, костёр трещал поленьями, а вся живая природа на Карадрасе казалась вымершей. Страннику не терпелось покинуть это место как можно скорее... хотя Чертоги Мории были ещё менее привлекательным местом, чем это, но другого выхода у них не было.

Арагорн сам не заметил, как задремал; костёр весело облизывал поленья и действовал поистине убаюкивающе, а может, это чьи-то чары подействовали на человека, но свершилось то, чего нельзя было ожидать — наследник Исильдура заснул на посту.

Тихо, неслышно и вкрадчиво Гермиона поднялась со своего места и, не открывая глаз, медленным шагом направилась мимо костра. Она шла, словно разрезая телом толщу воды, густую и тягучую, как мёд первой пробы... шаг за шагом, пока не прошла мимо Пиппина, который дёрнулся, проснулся, похлопав слипающимися глазами, и сонно пробубнил:

— Гермиона? — провожая её взглядом, хоббит от всей души не хотел вставать. Ну мало ли куда девушке могло понадобиться наведаться среди ночи, не до кустов же её с конвоем водить... перевернувшись было на другой бок, хоббит уже приготовился снова провалиться в сладкий сон, но почему-то в последний момент его посетила мысль.

Никаких кустов в той стороне нет.

Подпрыгнув на месте, хоббит нашёл её глазами, расширившимися от ужаса — девушка была в двух шагах от обрыва.

— ГЕРМИОНА!!! — заорал Пиппин, переполошив всех; Хранители подскочили на своих местах, бесцеремонно выдранные из крепкого сна, и не сразу сообразили, где Гермиона... что Гермиона...

Первым с места сорвался Леголас, в несколько больших шагов оказавшись около неё. Он уже был свидетелем одного такого кошмара; девушка шла прямиком к обрыву, не сворачивая.

— Гермиона, проснись! — воскликнул эльф, остановившись в паре шагов от неё.

Девушка испуганно обернулась. Глаза её были плотно закрыты; по щекам текли горькие, крупные слёзы. Она плакала навзрыд, но не могла разорвать оковы сна. Словно испугавшись эльфа, мотая головой, волшебница сделала шаг назад.

— Не подходи ко мне! Не... — испуганно повторяла она сквозь сон. Гермиона кричала во сне. Горячие слёзы боли и страха обливали щёки, пока она пыталась вырваться из мира кошмаров, и отбиться от ужасного видения, настолько настоящего, что её страх покидал границы сновидений. Она вертелась, размахивала руками, не осознавая, что могла кого-то задеть или и в правду, выхватив волшебную палочку, крикнуть запретное заклинание, попав им в кого-то из Братства. Как бы она чувствовала себя тогда?

— Нет-нет-нет-нет-нет... — запротестовал Леголас, метнувшись к ней в тот момент, когда она решительно отшатнулась от него. В памяти эльфа навсегда останется короткая вспышка, вырезанная из времени и въевшаяся в линию жизни — тот момент, когда земля ушла у неё из-под ног. Он сгрёб её в охапку, когда спина девушки начала опрокидываться в бездну. Крепко прижимая к себе дерущуюся и отчаянно сопротивляющуюся девчонку, эльф оторвал её от земли и потащил в обратном направлении, подальше от обрыва, за которым пугающей темнотой скалилась глубокая пропасть. Грейнджер кричала в голос, молотя руками всё, до чего могла дотянуться, слёзы градинами катились по щекам; она задыхалась.

— Гермиона, очнись же ты! — оттаскивал её Леголас.

БАХ!

Его нос влажно хрустнул под её кулаком, и эльф от неожиданности оступился, завалившись назад вместе с Гермионой; два тела рухнуло в снег. Леголас рванулся обратно, не давая ей двигаться; девушка отчаянно порывалась освободиться, извиваясь всем телом и отбиваясь всем, чем можно. Хранители запоздало увидели, как два тела борются в снегу.

«Нужно разбудить её», — полыхнуло в сознании Леголаса. «Иначе...».

Девушка задыхалась. Хватая ртом воздух, она не могла вдохнуть.

Хранители бежали к ним, кто с оружием, кто без; Леголас пытался удержать волшебницу на месте, не нанеся увечий, что, впрочем, никак не боялась сделать Гермиона. Она отчаянно вырывалась, отбивалась и молотила эльфа кулачками в грудь, плача навзрыд.

— Гермиона, проснись... — перехватывая её руки, пытался достучаться до её сознания эльф. — Гермиона...

Раскрыв глаза, переполненные страхом, болью, отчаянием и слезами, Грейнджер сквозь водянистую пелену начала видеть знакомый образ, и отдалённо слышать голос, который звал её по имени. Она не осознавала, что упрямо толкает в грудь и пытается отбиться не от кошмарного видения, а эльфа, который снова пытался выдернуть её из лап Сарумана.

Над их головами загорелся факел; вооружённые до зубов Хранители ничего не поняли и просто столпились вокруг них, не зная, в кого тыкать мечами и кого от кого защищать. Первым в суть происходящего вник Митрандир, припав на одно колено рядом с Леголасом, попытки которого уже возымели какой-то эффект.

Голос... Отдалённо, но смутно она его слышала. Марево отступало, но в этот раз не было ни исцеляющего света, ни чарующих и успокаивающих песнопений. Просто голос. Знакомый голос... Девушка медленно моргнула, и порция новых выступивших слёз скатилась по щекам, давая ей увидеть лицо озадаченного и напуганного эльфа. Гермиона не поняла, что случилось. Эмоции настолько сильно захлестнули её, что тело всё ещё вздрагивало от пережитого ужаса, а горло, казалось, чувствовало грубые пальцы, сдавливающие его.

— Гермиона... Гермиона, вернись... — повторял Леголас. Её движения становились всё более вялыми, крики сходили на нет; веки дрогнули. Она постепенно возвращалась к ним. Дыхание выравнивалось, сон отпускал, и неосознанный взгляд из-под полуоткрытых век с каждой секундой становился всё более ясным. Поймав его и поняв, что девушка его узнала, всё ещё озадаченный Леголас выдохнул чуть с облегчением. Он уже подозревал, что кошмар вернулся к ней... такой же, как и в прошлый раз — не вырваться, не освободиться, лишь кричать от ужаса, от одной ей видимых картин. Чем мучил её Саурон на этот раз? Какие образы и события проносились в голове, что она кричала и отбивалась так, будто он собирался убить её?

В сходящей влажной пелене, обретающей очертания лихолесского принца, Грейнджер рассмотрела живые голубые глаза, и хотела было сделать не такой надрывистый и тяжёлый вдох, чтобы обрадоваться отступающему кошмару, как на глаза попалась кровь.

— Леголас.. — голос, осипший от криков и продолжительных рыданий, но в нём проскользнуло облегчение, вина и неохотно отпускающий её страх. Волшебница подалась вперёд, но не из желания снова оставить эльфу несколько синяков, а чтобы уткнуться лицом в грудь, в которую так часто и много прилетали её кулаки, и, с силой зажмурив глаза, позволив плечам ещё раз содрогнуться от душащих слёз.

Эльф, застигнутый таким поворотом событий врасплох, прикрыл её руками, нерешительно коснувшись непослушных каштановых волос. Снежинки, запутавшиеся в тонких прядях, таяли на кончиках его пальцев.

— Прости... Прости, я не хотела, — быстро и отрывисто шептала Грейнджер, не понимая, как такое могло произойти. Она просила у него прощения, но не столько за причинённую в реальности боль, сколько за то, что видела во сне. Её кошмар казался настолько настоящим, что, оказавшись в реальности, где все живы, она ещё долго не могла успокоиться и окончательно прийти в себя.

— Ш-ш... — успокаивающе прошелестел Леголас, прижимая её к себе, обволакивая ощущением безопасности и избавления от всех страхов. Она была одна в этом чужом для неё, опасном и недружелюбном мире, и в поисках защиты от страшной, непонятной и неизвестной ей опасности доверчиво прильнула к нему... это был просто элемент случайности — вместо него в нужное время и в нужном месте мог оказаться кто угодно из девяти Хранителей, но именно Леголас в тот момент почувствовал на себе ответственность за это такое сильное, но такое беззащитное и растерянное существо, одинокое и всеми брошенное.

— Я что-то не понял! — разрушил молчание Гимли. — Наш эльф что, до бабы домогается, а мы свечку все пришли подержать?!

Кое-кто негромко рассмеялся — это действительно смогло разрядить обстановку. Вокруг Гермионы, приходящей в себя в снегу, образовалась заинтересованная кучка. Эльф по инерции держал её руки, чтобы ей вдруг ещё раз не пришло в голову съездить ему по носу, который сегодня и так пострадал.

— Нет, эльф, ну ты, если уж такое дело... попросил бы, я б тебе рассказал, поведал, научил бы там... что да и как! — продолжал издеваться гном, веселя присутствующих, разделившихся на два лагеря: одним было действительно смешно, другим абсолютно не до смеху. — Это ж дело наживное... — вдохновенно делился богатым жизненным опытом бородатый Гимли.

Уже даже те, кто всерьёз обеспокоился за судьбу Гермионы (а равнодушных не оказалось), хотя бы раз, но хихикнули.

— А то что ж ты так... молотом да по наковальне, что она аж в пропасть сигануть собралась...

— Гимли!!! — осадил гнома Арагорн, но хоббиты уже местами катались, держась за животы.

— Что столпились все! — гаркнул Гэндальф, разгоняя всех от девушки. — Вот галдят, как чайки на помойке, подумаешь — приснился человеку дурной сон!

Услышав голос Гэндальфа, девушка встрепенулась; глаза быстро забегали по пространству вокруг неё и эльфа, пытаясь отыскать взглядом Митрандира. Она увидела каждого из Братства: глумящегося Гимли, который травил одну шутку за другой, веселящихся хоббитов, надрывающих животы, Гэндальфа, Арагорна.. Все они были живы, целы и невредимы. Это был лишь дурной сон, который клейкими лапами неохотно отлипал от неё, чтобы окончательно отпустить, пока на глаза не попался Боромир. Обжигающий холодок пробежал вдоль позвоночника, вызывая дрожь. В воспоминаниях вспыхнули обрывки кошмарного сновидения. Тела. Кровь. Конечности. И глаза, переполненные желанием убивать. Гермиона будто сжалась вся изнутри и снова прильнула к эльфу, не предпринимая привычных попыток взять в руки палочку. В голове упрямо билась мысль, что она сломлена и у неё больше нет защиты.

Леголас продолжал обнимать её, одним ухом слушая Хранителей, другим прислушиваясь к девушке. Он знал, что это был не просто кошмар, не просто страшный сон, напугавший до одури изнеженную девчонку, и мысленно корил себя за то, что упустил момент. В прошлую ночь он не спал и почувствовал приближение тьмы, вовремя защитив девушку и прогнав духа, пытавшегося завладеть её волей... а что будет в следующий раз?

Леголас с Арагорном понимали, для чего Митрандир внезапно развёл бурную деятельность. Эльф тем временем вглядывался в лицо Гермионы, озабоченно наблюдая за ней. В его глазах, на дне, ещё плескался страх.

Он действительно испугался за неё.

— Всем спать! Оставьте её в покое... пока бороду не подпалили за ваши прибауточки.

Хоббиты понуро поплелись на свои места, отчаянно желая остаться и всё увидеть своими глазами. Гимли уходил последним, ужасно довольный собой. Около Гермионы остались старец, Арагорн, Леголас и тенью стоящий рядом Боромир. В душе он мрачно торжествовал: девушке уже не удалось оправдать репутацию тихого, надёжного и спокойного союзника, раз она бродит во сне и видит какие-то кошмары.

— Вовсе не обязательно всем оказывать такое повышенное внимание, — Гэндальф недвусмысленно намекал всем оставить девушку в покое, но Боромир вновь упёрся.

— Я требую объяснений.

Голос гондорца режет по ушам. Грейнджер ещё не осознавала, что её прогулки во сне привлекли к ней ненужное и повышенное внимание со стороны каждого из Братства. Она не могла объяснить, что с ней происходило, и почему сны казались настолько настоящими, и каждый раз так или иначе девушка видела злополучное кольцо, которое Фродо носил у себя на груди, и слышала голос, призывающий её к кровопролитию. Страшнее этого то, что она потеряла над собой контроль и неосознанно причинила кому-то вред, а ведь в её руках и в правду могла оказаться волшебная палочка.

Успокаиваясь в окружении эльфа, волшебница осознавала другую реальность. Откуда бы ни взялись эти странные сны, по пробуждению ей придётся расхлёбывать их последствия. Одно из них стояло совсем рядом и требовало объяснений. Боромиру изначально не понравилась идея оставить её в Братстве, а теперь у него был отличный повод настоять на своём и попытаться переубедить остальных в том, что она может причинить вред любому из них, даже если изначально чуть не убила себя, решив прогуляться в пропасть. И как объяснить то, что с ней случилось, так, чтобы ей поверили, дочь маглов не знала.

— Девушка первый день в новом мире, и ей приснился просто плохой сон, — как ни в чём ни бывало, примирительно объяснил старец, а Леголас в тот момент мысленно поблагодарил его. Он знал, что Митрандир почувствовал то же, что и эльф в первую ночью в той самой пещере, но не стал пугать всех известием, которое так жаждали услышать и истолковать по-своему некоторые люди. — Нет нужды стоять над душой; идите спать.

Никто не смел противиться велению Гэндальфа Серого.

— А ты... — указал он на эльфа, отряхивающегося от снега и стирающего пальцем кровь с верхней губы. — Останься.

Грейнджер отстранилась от эльфа, понимая, что пора бы взять себя в руки, утёрла лицо от слёз, которые больше не просились на глаза, и поднялась на ноги, чувствуя неподдельную вялость и слабость. Волшебница была подавлена и после огромного выплеска эмоций, как никогда, чувствовала себя опустошённой и обескураженной. У неё не было ответов и объяснений — зазнайке утёрли нос.

— Спасибо, — негромко поблагодарила Гермиона Мидрандира за выпроваживание Боромира и компании. Ей стало заметно спокойнее, когда толпа разошлась, и она оказалась в окружении двоих. Не сказать, что тот же Пиппин, которому она была обязана не меньше, чем Леголасу, или Гимли вызывали у неё негативные эмоции, но она чувствовала себя виноватой. Перед ними всеми, и боялась рассказать о том, что видела.

Поддерживая Гермиону, Хранители дошли до костра. Гэндальф не давал им начать разговор, пока не убедился, что все хотя бы изображают глубокий сон. В целом, этим единодушно занималось пол-лагеря... но отгородиться от чужих ушей у троицы не было никакой возможности. Грейнджер всматривалась в пламя костра, но не видела его. В голове иногда звучали голоса матери и друзей, пока её не отвлёк Мидрандир.

— Я не буду спрашивать тебя, что ты видела, — произнёс старец, проницательно глядя на девушку. Он просто вытянул вперёд ладонь, подавая её Гермионе. — Коснись.

Девушка не хотела рассказывать, что она видела, не желала заново переживать это даже в пересказе, но понимала, что это необходимо. Она протянула руку к старцу и неуверенно его коснулась. Волшебница чувствовала, что может довериться ему, и, что таить, хотела бы выговориться, озвучить свои страхи, обезличив их, чтобы ей стало легче. Она хотела быть сильной и слишком часто корчила из себя самоуверенную и независимую, но, столкнувшись с новым, понимала, что не всё в мире измеряется библиотеками и её личными знаниями. В чём-то и она нуждается в помощи.

Едва коснувшись ладони Гэндальфа, девушка вновь была выдернута из реальности. Гермиона вздрогнула от неожиданности; сознание затопили обрывки двух снов. Даже переживая их снова, зная, что это лишь несбывшийся вымысел, она чувствовала их тяжесть и тот страх, что испытывала, пребывая в навеянном мире. Она видела себя со стороны и хотела бы отказаться от того, что видит, разорвать связь с волшебником, но терпела, убеждая себя в том, что это необходимо. Только теперь, наблюдая за всем, волшебница начала отдалённо вспоминать, что где-то уже слышала о подобном. Гарри... В его сознание, меняя воспоминания, так же врывался Волан-де-Морт. Тогда Гермионе не довелось ощутить на себе тёмное влияние, но она видела, как её друг боролся за то, что ему дорого, и знала, как действует это заклинание. Ей стало немного спокойнее от мысли, что природа этого видения ей относительно знакома. Даже в мире, казалось бы, настолько чужом, что-то осталось от дома.

Вместе с ней за этим наблюдал ещё один разум — в её сознание проник старец, окружённый ореолом слепящего свечения.

— Ты из другого мира. Твоё сознание ничем не защищено от Тёмного Властелина, — зазвучал голос Гэндальфа отовсюду, казалось, он разговаривает с ней в её голове. — Он чувствует твоё присутствие, но пока ещё не знает, кто ты. Проникает в твоё сознание, пока ты спишь, видит твоими глазами, действует твоими руками... крадёт твои воспоминания, — перед глазами у неё пронеслись картины её мира — образы Гарри, Рона, пушистого Живоглота, скрипящего по пергаменту пера... — Он питается твоими страхами и сеет в твоей душе новые, чтобы сломить твою волю, — перед её глазами встали образы предыдущего, забытого ею сна. То, как она заносит камень над головой спящего эльфа... Тень, метнувшаяся по стене, брызги крови... и кольцо, которое она подносит к окровавленному пальцу.

Девушка слушала волшебника; она не знала, как сможет защитить себя от вмешательства Сарумана, ведь уже второй раз попала под его чары, не осознавая того, и с каждым разом он становился всё сильнее.

— Смогу ли я противостоять ему? — Гермиона впервые сомневалась в своих силах. Странная закономерность, второй раз от её похождений во сне страдает эльф, но, может, оно и к лучшему? Боромир бы скорее позволил ей упасть в пропасть или обставил бы это так, словно она монстр, который по ночам приходит по их жизни, а днём притворяется беззащитной и слабой девушкой.

Её вырвало из воспоминаний. Дочь маглов снова видела горящий костёр и волшебника. Она перевела взгляд на Митрандира, который заглянул в её сны, но по недоумённому взгляду Леголаса поняла, что путешествие в чертоги её воспоминаний свершил только старик. Так даже лучше.

— То, что ты увидела, не обязательно сбудется, — поведал ей Гэндальф, глядя Гермионе прямо в глаза. — Это лишь тот сценарий, который угоден Тёмному Властелину... есть тысячи и тысячи вариантов будущего, которое ещё не предопределено.

Волшебница понимала, что слова Гэндальфа не лишены смысла. Увиденное — не утвердившееся будущее, а лишь навеянное, сплетённое из её страхов и чужих желаний, каким бы реальным оно ни казалось. Но одно дело видеть это, зная, что её судьба и решение в её руках, и совершенно другое — действовать, не осознавая этого.

— Так будет всегда? — задала она вопрос, но посмотрела не на мага, а на костёр. Ей начала не нравиться затея идти вместе с Братством, но она понимала, что без них не продержится в снегах и пары часов.

— Придвинься, — попросил Митрандир и девушка, не спрашивая, сделала то, что он хотел. Она почувствовала руку старика на своём плече, большой палец второй руки коснулся центра её лба и чуть надавил. Гэндальф закрыл глаза и сосредоточился. Грейнджер почувствовала чужую магию, исходящую от его рук и теплом разливающуюся по сознанию, как белый и чистый свет, который разрезает и прогоняет тьму. Мужчина отстранился через несколько секунд и убрал руки. — В любом человеке есть и Свет, и Тьма, и каждый выбирает сам, что ему ближе.

Примечания:

* Le al-pada si na-den ni beria-he (синд. «Ты не пройдёшь сюда, пока я защищаю её»)

** Laita Eru Ilúvatar... elye coirea Legolas (синд. «Слава Эру... Ты жив, Леголас»)

*** Inye na entul-et Kúma... (синд. «Я бы вернулся даже из Пустоты»)