13. Конфликт
Было всё ещё темно, когда Гермиона и Малфой аппарировали на задний двор площади Гриммо.
Гермиона не сразу поняла, что они стоят на свежих саженцах Волчьего аконита. Джинни и Онория будут недовольны. К тому же, её любимые домашние тапочки в клетку, скорее всего, придётся выбросить. Они испачкались и промокли после прогулки по сырому полю для квиддича, после пыльных, пустых коридоров Хогвартса и останков погибшего школьного завхоза.
Однако это была наименьшей из её проблем.
Она отпустила запястье Малфоя как раз в тот момент, когда увидела Гарри, несущегося на них с рычанием. Он схватил Малфоя за шею, и они оба упали на землю, разбросав книги по гербологии.
После аппарации всегда наступает момент дезориентации, независимо от расстояния. Гермиона судорожно пыталась сориентироваться, чтобы наконец понять, что, чёрт возьми, происходит. Она стряхнула с себя привычное оцепенение и вышла из цветов, когда Гарри начал наносить удары.
— Гарри! — Она бросилась вперёд и стала тянуть за заднюю сторону его футболки, которая тут же порвалась прямо на шее. Это напомнило о том, насколько он сильнее её. Когда-то давно, много лет назад, на первом и втором курсе, это было не так. Гермиона не могла вспомнить, когда она в последний раз сцепилась с Гарри, хотя, вероятно, это тоже была попытка удержать его. Она схватила его за правую руку. Он стряхнул её вместе с остатками своей порванной футболки.
— Чёрт возьми, Гарри! Ты сошёл с ума?
Он даже не взглянул на неё. Казалось, даже не замечал её. Ещё одна знакомая раздражающая грань мужской ярости — узкий, затуманенный разум. Гермиона вдруг поняла, что Малфой не сопротивляется. Он сжал руки в кулаки, прикрыл голову, и больше ничего не делал, оставаясь на месте. Гарри попытался схватить Малфоя за горло. Тот отбил его руку. Гермиона вздрогнула от громкого звука.
— Никаких прелюдий? Сразу к делу, как предсказуемое существо, которым ты и являешься. Если ты трахаешься так же, как и дерёшься, Поттер, то неудивительно, что у тебя проблемы с девушками.
Гермиона застонала. Малфой лишь подливал масла в огонь.
Гарри зарычал и снова попытался схватить Малфоя. Казалось, тот собирался обойти Гарри стороной, но, к сожалению, не вышло.
— Петрификус Тоталус! — воскликнула Элизабет Кент. Она стояла позади на ступеньках вместе с Падмой Патил, сонной и одетой в белый махровый халат. Они держали в руках свои палочки, хотя Падма выглядела более недовольной, чем Дебютантка.
Малфой застыл на месте, когда принял на себя всю силу удара Гарри, уже второй раз за эту ночь. Они оба повалились на уже раздавленный Волчий аконит. К неверию Гермионы, Гарри залез на беспомощного Малфоя и продолжал бить его.
— Гарри! — крикнула Падма. Она перекинула свою длинную косу через плечо, затянула пояс на халате и вступила в перепалку.
Агент Кент снова подняла свою палочку.
— Можно мне просто...?
— Нет! — одновременно сказали Падма и Гермиона. Объединив силы, они оттащили плюющегося и ругающегося Гарри от Малфоя.
— Достаточно! — крикнула Гермиона, толкая Гарри в грудь. — Что, чёрт возьми, с тобой такое?
К её удивлению, Гарри обратил свой гнев на неё. Она, кажется, никогда не видела его таким злым, и уж точно никогда он не был так зол на неё.
— Что, чёрт возьми, с тобой не так!
— Со мной?
— Да, с тобой! — сказал Гарри. — Ты, должно быть, сумасшедшая, если ушла, Мерлин знает куда, посреди ночи с Драко, мать его, Малфоем! Я думал, Кент шутит, когда она разбудила меня и рассказала об этом. Но нет, ты действительно пошла! Ты хоть представляешь, что с тобой могло случиться!
Гермиона отошла на несколько шагов, прежде чем медленно и спокойно начала говорить. Она использовала свой лучший строгий тон старосты, отточенный до совершенства во время учёбы в Хогвартсе.
— Гарри Джеймс Поттер, ты либо поговоришь со мной, либо будешь кричать на меня. Если последнее, то я желаю тебе спокойной ночи.
Он немного успокоился. Остался измождённый и слегка смущённый Гарри, но Гермиона всё ещё видела кипящий в нём гнев. Наверное, хорошо, что острый язык Малфоя парализовало вместе с остальными его частями тела. Она наблюдала, как Гарри отвернулся от неё, сделал два шага, а затем снова повернулся к ней с расстроенным выражением лица.
— Он плохой, Гермиона! Плох для этой операции и тем более для тебя! Я недостаточно протестовал, когда ты вынашивала план по его освобождению из Азкабана! Это была моя ошибка. Я должен был рассказать Скримджеру. Он бы вразумил тебя, сказал бы, насколько опасно держать Малфоя здесь! Я не знаю, как ещё я могу донести это до тебя! Я не могу присматривать за тобой всё время...
— Стой, подожди минуту, — горячо перебила его Гермиона. — Мне не нужно, чтобы ты присматривал за мной.
— Если не я, то кто? — потребовал Гарри. — Если не Рон, то, чёрт возьми, теперь это должен делать я!
Гермиона уставилась на него.
— Боже мой, всё дело в этом, да? Ты думаешь, что обязан перед Роном. Это что, какие-то джентльменские штуки? Присматривать за девушкой своего лучшего друга, потому что он не может?
Гарри замолчал.
— Значит, ты девушка моего лучшего друга?
В установившейся тишине Гермиона практически чувствовала на себе тяжёлые взгляды Кент, Падмы и Гарри. Она была крайне раздражена, что оказалась в центре внимания из-за неразумного поведения Гарри.
— Мы сейчас обсуждаем не то, кем мы с Роном приходимся друг другу, — прошипела она.
— Совершенно верно, — Гарри энергично кивнул. — Мы говорим о том, что ты аппарировала неизвестно куда с человеком, который мог убить тебя без колебаний. Я почти потерял одного из своих лучших друзей. Я не собираюсь терять второго, потому что у Драко Малфоя оказалась супер-пупер секретная формула. Мне, чёрт возьми, плевать!
Гермиона сорвалась. Она бы ухватилась за рубашку Гарри и подтащила его ближе, если бы та всё ещё была на нём, несмотря на то, что он был выше её на полголовы.
— Эта «супер-пупер секретная формула» может спасти Рона, болван! Она может спасти Тарансей и всех остальных людей в мире, которых коснулся этот ужас! Так что подумай, каким эгоистом ты выглядишь, когда говоришь, что тебе, чёрт возьми, плевать! Наше положение не может быть более отчаянным, чем сейчас! Я сделаю всё, что нужно!
— Даже игры с Малфоем, да? — кинул Гарри ей в ответ. — Я не слепой.
Она сократила расстояние между ними, так что они оказались нос к носу.
— Правда? Тогда скажи мне, что ты видишь, что там происходит. Никто, даже американцы не приблизились к лекарству. Миллионы людей мертвы, а у тебя хватает наглости злиться на меня за то, что я подвергаю себя риску, если это означает, что мы получим лекарство? Привыкай. Ты будешь злиться на меня довольно долго, пока мы не закончим. Я люблю тебя, Гарри, и я знаю, что ты любишь меня, но то, что мы здесь делаем, важнее наших чувств.
Челюсть Гарри напряглась. Он засунул руки в карманы джинсов и нахмурился, глядя себе под ноги.
— Ты читаешь мне лекции об эгоизме и обязательствах, но при этом потворствуешь человеку, который намеренно препятствует разработке лекарства, — он поднял голову, и даже в темноте Гермиона смогла разглядеть зелёный блеск его глаз. — Скажи, ты читала лекцию ему?
Она замолчала на секунду, а затем ответила:
— Нет.
— Почему нет?
Гермиона вздохнула.
— Потому что это не сработает, — огрызнулась она. — Не с ним.
— Значит, ему действительно плевать? — спросил Гарри.
— Я не знаю, — призналась Гермиона. — Но я точно знаю, что он работает над РеГеном. И у меня есть три страницы его формулы. Думаю, у меня есть средства, чтобы получить остальные.
Гарри фыркнул.
— Танцуя под его дудку? И вытаскивая его на полуночные рандеву?
— Я буду работать в этом чёртовом цирке, если понадобится, Гарри.
Гарри попытался ответить, но Падма оказалась между ними и положила ладонь на руку Гарри. Он прямо-таки вибрировал от гнева.
— Я бы хотела вернуться в постель, мне вставать через два часа. Кроме того, я уверена, что у Малфоя сломан нос. Если он хочет остаться красавчиком, то мне лучше залечить его как можно скорее.
— Мне снять заклинание? — спросила Кент. Она была такой тихой и неподвижной, что Гермиона почти забыла о её присутствии. Агент стояла над Малфоем и смотрела на него с некоторым весельем. В руках у неё была книга по гербологии.
— После того, как Гарри уйдёт, — сказала Падма. Она пристально посмотрела на Гермиону. — Бери Гарри и уходи. Я со всем разберусь.
Гарри и Гермиона попытались возразить, но Падма заткнула их, бросив на них уничтожающий взгляд.
— Уходите! Чем быстрее я вылечу Малфоя, тем быстрее вернусь в постель.
Гермиона закрыла глаза. На неё навалилась усталость — послевкусие ночных аттракционов. Она открыла глаза и посмотрела на книгу, которую держала Кент, а затем посмотрела на неё саму.
— Можно мне её взять?
Затянулась пауза, прежде чем Кент передала книгу. Гермиона не сомневалась, что агент предпочла бы отдать её Ричардсу.
Кстати, о Ковбое...
— Ричардс и Скримджер уже вернулись из Тарансея? — спросила Гермиона.
— Должны вернуться сегодня утром, — ответила Кент.
— Тогда не могла бы ты, пожалуйста, передать им, чтобы они взяли с собой Невилла Лонгботтома?
— Невилла? — сказал Гарри. — Разве он не нужнее сейчас на Тарансее?
Тон Гермионы был всё ещё немного прохладным, когда она ответила ему. Она уже открывала заднюю дверь, чтобы войти в дом. А над крышей дома небо начинало приобретать розовый оттенок.
— Нет, потому что, как и Малфой, Невилл сможет нам помочь.
***
Падма направила Драко Малфоя к креслу на своём рабочем месте.
— Садись.
Он сел. Но не просто сел. Скорее, он важно устроился, держа прямо спину. Должно быть, этому его научили на очень дорогих уроках этикета, или, возможно, манеры были заложены в его ДНК уже изначально. Падма знала всё об очень дорогих уроках этикета, но разница между ней и Малфоем заключалась в том, что она не пыталась им следовать. Сутулость и неряшливость не входили в репертуар Малфоя. А Падма не считала это поводом для восхищения. Она восхищалась кругозором людей, а у Малфоя он явно был слишком узким.
Падма была ещё ниже Гермионы, поэтому вращающееся кресло было для Малфоя слишком низким. Его согнутые колени были почти на одном уровне с её бедрами. Держа кровоточащий нос рукой, он пристально наблюдал, как она достала с полки аптечку, положила её на небольшую металлическую тележку и подкатила ту обратно к своему рабочему месту.
— Откинь голову назад.
Он сделал, как просили. Кровь стекала по его лицу, капая на воротник рубашки.
— Постарайся, чтобы кровь не попала на мои записи, — сказала Падма, надевая пару латексных перчаток. Она провела большими пальцами обеих рук по переносице, которая была неровной.
— Ой.
— Вижу, ты уже ломал нос раньше, — заметила она. — Драка?
— Бладжер.
— Ненавижу квиддич, — сказала Падма. Раздался звук открывающегося контейнера, а затем запах дезинфицирующего средства. — Я знаю, что это шокирующая новость для ведьмы или волшебника, но если я не могу признаться в этом во время конца света, то когда смогу?
— Это не... ау... конец света... эй! — Малфой поймал её запястье и пристально посмотрел на неё. — Ты понимаешь, что ты делаешь?
Падма фыркнула.
— Конечно. А ты? — Она продолжила тыкать и тыкать.
Он наблюдал за ней из-под её рук.
— Ты о чём?
— О причинах твоего пребывания здесь, — Падма наложила анестезирующее заклинание на больное место, а затем втёрла один из местных анальгетиков профессора Йошиды. — Сиди спокойно. Какое-то время ты не будешь чувствовать свой нос. Просто дыши ровно.
Она протянула обе руки и надавила.
— Вот так, — сказала она, выглядя довольной своей работой. — Отёк должен сойти примерно через неделю, но синяки под глазами быстро не исчезнут, — она смочила ватку антисептическим раствором и начала убирать засохшую кровь с ссадин на его щеках.
— Причины моего пребывания здесь довольно просты. В итоге меня ждёт помилование, — сказал он ей.
— Подними, пожалуйста, подбородок вверх. Ты хочешь помилования?
— Без него я преступник.
— Перефразирую. Тебе нужно помилование?
На этот вопрос было два возможных ответа: тот, который казался правдой, и тот, который был правдой. Или, возможно, для Малфоя они одинаковы. Падма сомневалась в этом, поэтому и задала вопрос. Кроме того, он не торопился отвечать, что, как она надеялась, означало, что он обдумывает честный ответ.
— Нет, — последовал окончательный ответ, без малейшего сожаления.
— Я так не думаю. Когда мы учились в школе, ты никогда не умел раскаиваться. Может быть, сожаление, когда тебя поймают, но раскаяние — никогда. Ладно, теперь ты можешь опустить подбородок. Твои глаза опухли, но этого следовало ожидать. Есть головокружение, головная боль, тошнота или помутнение зрения? — Она посветила ему в глаза, чтобы проверить реакцию зрачков.
Он покачал головой.
Всё было в порядке, поэтому она выключила свет. В серебристых глазах, наблюдавших за ней, был заметен холод и раздражение. Падма недоумевала, как Гермиона могла увидеть что-то стоящее за этим взглядом. А может, Малфой просто смотрел на неё по-другому?
— Какую ценность имеет моё помилование?
Падма едва не улыбнулась на этот вопрос. Ему было любопытно, почему она спрашивает. Может быть, Малфой всё-таки был человеком?
— Потому что мне было бы спокойнее, если бы ты помогал нам, потому что хочешь этого, а не используешь как средство достижения цели. Я волнуюсь, что ты ищешь сотню разных способов нарушить это соглашение, как только узнаешь, как получить желаемое, не платя за это. Гермиона, похоже, не видит разницы между тем, что ты хочешь помилования, и тем, что оно тебе нужно.
— А ты, как я понимаю, видишь?
Падма пожала плечами.
— Я всегда была тихим, наблюдательным близнецом, помнишь? Чем больше шума создавала Парвати, тем проще мне было сидеть и наблюдать.
— Парвати, — сказал он, словно пробуя слово на вкус. Но она знала, что он просто пытается вспомнить её сестру. — Как она погибла?
Падма выбросила пропитанную кровью марлю и латексные перчатки в мусорное ведро. Она начала убирать принадлежности.
— Как и многие другие — ужасно. Мы закончили. Ты можешь вернуться в свою камеру.
Он встал и дотронулся до своего, теперь уже идеально вправленного, носа. Он был высоким, грозным и снова весь в крови. Правда, на этот раз это была его собственная кровь, а не кровь Гермионы.
— Лекарство скоро будет, — сказал он.
Падма подумала, не был ли это его завуалированный способ выражения соболезнования.
— И ты с Гермионой найдёшь его для нас, верно?
— Моя полная компетенция — это вариант, который вашей команде ещё предстоит полностью изучить. Что касается Грейнджер, то она была и остаётся... — он подбирал слово.
— Оптимистичной, — сказала Падма почти шёпотом.
— Находчивой, — закончил он.
И тут он улыбнулся. Падма поняла, что он делал это очень редко, когда они все учились в школе. В основном, он усмехался. Насмешки — не улыбки, но они могли сойти за улыбки, когда это было единственным внешним проявлением удовольствия, которое ты решаешь показать миру. Он не поблагодарил её словесно, но наклонил голову в знак признания её хорошей работы, а затем направился к выходу.
— Малфой, — позвала она его. Падма еле сдержалась, чтобы не потребовать от него более конкретных ответов. Она отнюдь не была кроткой, но она понимала, что находится не в своей тарелке, когда дело касается Малфоя.
Правду о таких, как Малфой, можно было узнать только от таких, как агент Ричардс. Скорее всего, для этого понадобится бетонная комната и очень вольное толкование Женевской Конвенции.
Он остановился у двери. Элизабет Кент ожидала снаружи, готовая проводить его обратно в камеру.
— Имей в виду, что если ты навредишь Гермионе, я помогу Гарри прикончить тебя. И мне не понадобятся руки. В моём распоряжении гораздо более коварные методы. Даже тебе нужно иногда поспать, верно?
Его бесстрастность была нечеловеческой, хотя Падме показалось, что она уловила насмешку.
— Уверяю вас, доктор Патил. Гермиона Грейнджер не подвергнется никакой опасности, смертельной или иной, кроме той, в которую она сама захочет ввязаться.