Глава 10. Освобождение
Рождество наступило незаметно. Перед сочельником Гермиону снова вызвали в комнату для посещений. Она вошла, переполненная чувством предвкушения, и застыла на пороге: у ненастоящего неба, сияющего солнцем, стоял Драко Малфой собственной персоной. Он был закутан в мантию под самое горло. Через правую щеку его проходил тонкий кровоподтек. — Ну, здравствуй, Грейнджер, — сказал Малфой, коротко кивнув. Гермиона прошла и присела на стул. — Что у тебя с лицом? — вместо приветствия спросила она. — Ах! Это... — Малфой поморщился. — Мы с женой катались по лесу на лошадях, и меня хлестнула ветка. Гермиона понимающе кивнула. Упоминание жены Малфоя не тронуло ее. — Что ты хотел? — спросила она. — Внести разнообразие в твои, как я понимаю, унылые будни, — Малфой вынул из-под мантии сверток. Судя по форме, в свертке была чаша. — Что это? — Омут памяти, — Малфой развернул ткань. — Зачем? — Гермиона не ожидала увидеть что-то подобное. — Тебе ведь наверняка интересно, почему ты здесь, — сказал Малфой с достоинством. — Ты считаешь, я не в курсе? — Считаю, что нет. — И мне надо это знать? — Гермиона была настроена скептически. — Твоя подружка — рыжая Уизли — сказала, что для тебя это важно. — Мы говорили про другое. — Не думаю, — Малфой достал из кармана крошечный флакончик и вылил его содержимое в омут памяти, — приятного просмотра. Гермиона с сомнением посмотрела на Малфоя, но все-таки погрузила голову в чашу. Она оказалась в ванной комнате. В той самой, в которой была в ночь после Рождественского бала. По стене водопадом стекала вода, падая в узкую ванну с резными краями. В ванне Гермиона увидела себя, абсолютно голую. На лице Гермионы из ванны сияла улыбка, волосы были схвачены на макушке. Она брала виноград со столика и запивала его шампанским из узкого высокого бокала. «Шампанское после виски, — подумала Гермиона, — вот почему я ничего не помню». Напротив нее сидел абсолютно голый Малфой и улыбался ей. Когда ее бокал опустел, Гермиона поставила его на маленький столик и стала играть с пеной, сдувая ее со своих ладоней в сторону Малфоя. А он все улыбался и медленно потягивал шампанское из бокала. Внезапно Драко бросился к ней и, осыпая тысячами брызг, начал ее целовать, страстно и нежно. Их глаза встретились, и он тихо произнес: — Я люблю тебя, Гермиона! В ответ на это Гермиона рассмеялась в голос. Оседая в ванне и захлебываясь от смеха, она выдавила: -Ой, насмешил, Малфой! Ты! Ты — любишь меня?! В ванне в таком пьяном состоянии?! — А... что тут такого? — Малфой отпрянул и смотрел на нее растерянно и слегка испуганно. Его щеки горели. — Да брось ты! Думаешь, я такая дурочка, чтобы в это поверить?! — Но это правда, — Малфой посмотрел на нее с надеждой. — А даже если и так, — Гермиона перестала смеяться, но на лице ее по-прежнему блуждало пьяно-дерзкое выражение. — Неужели ты думаешь, что между нами что-то может быть?! Между мной — и тобой??? Пффф... — Тогда что же ты тут делаешь? — едко спросил Малфой, и его глаза сузились. — Понятия не имею! Я такая пьяная... — Гермиона хихикнула. — Ну, уж только не сексом с тобой занимаюсь! — И почему же нет? — голос Малфоя стал хищным. — Да потому, что ты такой блеклый! И ты трус! — Гермиона фыркнула. — И бывший Пожиратель смерти! А еще у меня есть Рон! Он храбрый и сильный, в отличие от тебя, он такой классный! Он такой рыжий!!! — Гермиона снова захихикала, потрясая перед Малфоем пальцем. — Ты об этом пожалеешь! — тихо процедил Малфой. Он протянул руку с темной меткой к маленькому столику, на котором лежал виноград, стояла бутылка с шампанским и покоилась его волшебная палочка. Он выбрал палочку и произнес: — Олвидадо Вердадус! Гермиона мотнула головой, закрыла глаза и отключилась. Малфой еще какое-то время бормотал над ней что-то, заменяя реальные воспоминания ложными, потом опустил палочку и глубоко вздохнул. — Никто не смеет смеяться над Малфоем, — горько сказал он, взял Гермиону на руки и отнес в свою постель. Еще раз взглянув на спящую девушку, он едва коснулся губами ее губ. На его глаза навернулись злые слезы... Гермиона подняла голову из омута памяти. Малфой презрительно смотрел на нее с высоты своего роста. — Неожиданно, правда? — сказал он. Гермиона молчала. — За все в этой жизни нужно платить, — продолжил Малфой, — через три месяца твой долг будет погашен. Гермиона посмотрела на него глазами, полными боли: — Я и вправду полюбила тебя... — Я знал, что так будет. И знал, что к тому моменту, как это случится, мне будет уже все равно. — И тебе действительно все равно? — Давно. У меня прекрасная жена, и я вполне счастлив. — Ты не выглядишь счастливым... — Это уже неважно. Я сделал все, чтобы ты испытала то же, что испытал я в тот вечер, только гораздо сильнее. Больно, не так ли? — Было больно, теперь уже нет. — Что ж, ты оказалась сильнее, чем я думал, но это ничего не меняет. Драко снова обернул чашу в сверток и спрятал в складках мантии. — Теперь ты все знаешь, и мне больше нечего тебе сказать. Прощай, — он направился к выходу. — У меня остался один вопрос, — окликнула Гермиона, и Малфой обернулся, — что ты вылил в омут памяти? — Ах, это... — Драко немного смутился, но ответил: — это мои слезы. Я собрал их в тот вечер и хранил до того дня, когда они пригодятся. — Значит, ты с самого начала знал, что такой день настанет? — Я не сомневался, — и Малфой поспешно покинул комнату посещений. Гермионе оставалось находиться в Азкабане еще три месяца. Несколько раз приходила Джинни, один раз заглянул Гарри. Болтали ни о чем. Гермиона заново переосмыслила весь прошедший год. Теперь за каждым действием, за каждым словом Малфоя она чувствовала боль, которую причинила ему своим пьяным поведением. Глупо было так себя вести, особенно если учесть, что пришла она к нему сама и по доброй воле. Дала надежду. И растоптала ее. Он отплатил ей той же монетой. Все по-честному. По-малфоевски. Но почему так неспокойно на душе?! Словно еще не все сказано... В конце марта Гермиона вышла на свободу. Возле ворот Азкабана ее ждали Рон, Джинни и Гарри. Она обняла их всех и вдохнула полной грудью холодный весенний воздух. — Теперь я свободна! — сказала она и с радостью, и с сожалением.