2.
Я каждый раз иду один навстречу тьме, не замечая никого,
Как будто чувствуя, что эта тьма меня никогда не отпустит.
Твоя улыбка мне дороже жизни, но всё это похоже на сладкий сон.
Всё отринув, я притворюсь, что ты мне не нужна.
Во сне всё прокручивались два разговора: первый со Снейпом, второй с Грейнджер. Первый разносил тьму и холод по телу, второй обращал его душу в пепел.
«Может, и я проклял эту Белл, а, может, и не я. Вам-то что?!»
У него в голове звучало голосом профессора: «Я поклялся защищать тебя! Я дал Непреложный обет». Драко готов был поклясться, что эти слова стучали во всём теле, разносились волнами по венам и жили в подкорке.
Ответ был таким предсказуемым, самонадеянным и еле скрывающим ужас, живущий с ним со дня поручения Лорда: «Мне не нужна ваша помощь. Он выбрал меня. Меня!.. Из всех остальных — меня! И я не подведу его». Эти слова его не спасали. Наоборот, они терзали его.
Голос Северуса был таким вкрадчивым и спокойно-ровным: «Ты боишься, Драко». И он попадал в точку. Каждый раз, даже во сне, он знал, что Малфой испытывает.
Но не только это селилось в его душе и терзало разум. Сомнения иногда сильнее страха. И мальчишка не знал, что делать. Нет, он выполнял приказ, следовал тому пути, который услужливо уступил ему отец. Прислужник, Пожиратель Смерти, несущий гнев Хозяина. Его душа покрывалась сажей, становилась чёрной, а свет слепил его своей белизной. Поэтому разговор с Грейнджер был тяжёлым испытанием для него.
Прикосновения дарили надежду на покой, очищение и второй шанс. Слова резали слух детской наивностью обладательницы голоса. Глаза слезились от взгляда на её простое и доверчиво-глупое, но осветлённое чем-то иным, непонятным ему и — самое ужасное — далёким от него, лицо.
Блейз от вскриков по ночам и кошмаров, терзающих Малфоя с того тяжёлого дня, давно перестал нормально высыпаться. Казалось, мир покрылся сгустками крови, а девичьи крики стали спутниками неудавшегося убийцы.
— Она сама прикоснулась к ожерелью! — вскрикивал мальчишка во сне. — Я говорил ей, чтобы она его не трогала. Чёртова Белл была слишком любопытна. Это не моя вина!
Оставалась неделя до его смерти, когда Малфой садился на Хогвартс-экспресс, чтобы отправиться на рождественские каникулы домой.
Если Кэти умрёт, быть может, и он вполне заслуживает смерти от руки Лорда.
Мела метель. Было чертовски холодно. Малфой переоделся в костюм и тёплое пальто. Черный цвет оттенял болезненно-бледную кожу, посиневшие губы и покрасневшие от недосыпа глаза. Его пальцы мелко дрожали. Блейз пытался развеселить друга, но тот почти не слышал его.
Он ощущал что-то внутри. В груди, где-то между лёгкими, колотилось нечто тяжёлое, доказывая, что он ещё жив и, как говорила Грейнжер, может всё исправить.
***
Гермиона сидела на толстом ковре в тёплой флисовой пижаме в клетку возле ёлки, которую недавно украсила. Она смотрела на счётчик. Шесть дней. Мама варила горячий шоколад, а отец искал что-то в кабинете. В доме царил приближающийся праздник.
Рука пульсирующие болела. Казалось, что она слышит удары сердца Малфоя, даже через тысячи миль от него. Его сердце бьётся быстро — наверное, он бежит; потом спокойно, без резких скачков и тишины — возможно, пьёт чай или что-нибудь читает; а ночью: то бьётся медленно — засыпает или лежит в постели, то лихорадочно быстро, да так, что она просыпается, задыхаясь поневоле сама — лучше бы ему снился кошмар.
И так уже восемь дней, с того самого момента, когда они соприкоснулись руками.
Гермиона обещала, что никому ничего не расскажет и не будет к нему снова прикасаться. Она обещание сдержит, но смотреть в его сторону ей никто не запрещал, хотя здравый смысл что-то бубнил об этом. Но ей было интересно. Вдруг что-то увидит в нём, чего раньше не замечала?
В первую очередь человека.
Гарри всё чаще стал пропадать куда-то, Рон занимался своими делами, а Гермиона ушла вся с головой в исследования. Ей нравилось читать, учить и узнавать что-то новое. Расширять горизонты внутреннего мира и своих умственных возможностей — вот, что всегда успокаивало её.
Гермиона проводила вечера в библиотеке, потом шла в спальню и долго ворочалась в постели, вспоминая взгляд Малфоя.
Да, она его недолюбливала, произнесённые им слова и боль, что порождали они в ней, никуда не делись, и между ними была всё та же пропасть, но взгляд, его движения, слова... Это всё застряло в ней и не желало покидать.
Ей было интересно, почему они?
Соулмейты — не то, что даётся легко. Есть волшебники, которые никогда не встречали своих родственных душ или их у них вообще не было. Это сложное сочетание нескольких факторов. Часто, объединяясь, такие люди изменяли что-то, дарили новое и нужное миру, спасали себя.
Гермиона читала: первая встреча — счётчик на руке родственных душ, первое соприкосновение — начинаешь чувствовать душевные терзания родственной души, последующие прикосновения лишь углубляют связь — от ощущения второго сердца в груди, как у неё, до урывочного чтения мыслей. Эти люди сливаются, резонируя друг с другом, усиливая магию. А когда теряют друг друга — в них остаётся часть воспоминаний родственной души. Чем ближе вы были, тем их больше.
А счётчик — с ним не угадаешь. Он показывает то лучшее время, то худшее. Это способ остаться эгоистом и прожить в счастье, пока другие живут в его поиске.
Все люди в глубине души эгоисты, а Гермиона явно не была исключением. Узнав о соулмейтах и том, как они сливаются, Гермионе, как и большинству, захотелось того же.
Пусть она и магглорождённая, но Гермиона докажет, что ничуть не уступает другим волшебникам. Ей тоже хочется такого тихого счастья, хотя она не верит самой себе и твердит, что нужно соединить свою жизнь с человеком, который ей больше подходит, нежели с тем, кто ей предопределён, но всё же...
Стук чужого сердца в груди для неё значит очень многое. И первое — он расширяет её внутренний мир, соединяя их.
Мама выдёргивает её из раздумий, приглашая за стол.
***
Драко поперхнулся соком, сидя за столом во время завтрака. Поперхнулся, подавился, на миг не смог дышать. Его лицо покраснело, он закашлял, а потом его ударила по спине мать и стало легче.
— Спасибо.
Он свободно вздохнул. Люциус листал газету, показательно не разговаривая с сыном. В доме была тяжёлая, гнетущая атмосфера, далеко не праздничная.
Драко ушёл, как только позавтракал. Пошёл в родительскую библиотеку. У него осталось не так много времени, чтобы починить исчезательный шкаф, а дома ему были явно не рады. Он так и не выполнил поручение, но вернулся домой. А что ещё ему было делать?
Малфой подкатил лестницу к шкафу и поднялся наверх, чтобы достать нужную книгу. Потом спустился, сел на диван и принялся за чтение.
Час, два, три — Драко сидел, читал и делал пометки в блокноте, но дела не продвигались. Он вышел из библиотеки ближе вечеру, его тошнило и покачивало из стороны в сторону. Парень прикоснулся рукой к стене. Не доходя до двери своей комнаты, опустился на пол прямо в коридоре. Его шатало, внутренности будто горели и мысли были об одном и том же: как, чёрт возьми, выполнить задание и остаться в живых? Как спасти семью от гнева Лорда?
Он смотрел на две метки: первая — Лорда, магическая татуировка; вторая — чёртов таймер, отмеряющий течение жизни Грейнджер. Перед глазами всё мутнело. Чувствовать себя меченной шлюхой, отбросом, расходным материалом — отвратительно. Он до недавнего времени себе и представить не мог насколько.
***
Гермиона пошатнулась, стоя на лестнице. Она еле успела схватиться за перила. Время шло к вечеру. Родители обсуждали новости в гостиной, а девушка поднималась к себе, чтобы немного отдохнуть. Весь дом был украшен, на кухне всё приготовлено к праздничному ужину, а в столовой был сервирован стол. Через два часа придут гости, и у Гермионы было немного времени на отдых и чтобы привести себя в порядок.
Слабость накрывала её с головой. Такое ощущение, что она заболела гриппом и её лихорадило, но на деле она была здорова.
Шесть дней. Шесть дней. Шесть.
Девочка еле добралась до своей комнаты, легла на постель и, укрывшись пледом, заснула, а когда открыла глаза, проснувшись от холода, почувствовала, как сердце выпрыгивает из груди — рядом с ней на полу в неизвестном ей коридоре лежал Малфой и почти не дышал.