Глава 17
Гермиона смотрела на Беллатрикс снизу вверх. Девушка схватила Беллу за протянутую руку и потянула на себя. Женщина приземлилась рядом с девушкой.
– Защита... от тёмных искусств, – проговорила Гермиона, стараясь сохранять уверенность в голосе. – Я хочу, чтобы ты... научила меня. Завтра. В глазах Беллатрикс мелькнуло удивление, переходящее в заинтересованность. – А сегодня... сегодня мы просто расслабимся. За бокалом вина. Гермиона нежно коснулась руки Беллатрикс. Она смотрела на Гермиону, словно на диковинное существо.
– Вино, а не учёба значит, – медленно произнесла она. – Интересный поворот событий, Грейнджер. Очень... В её голосе звучала насмешка, но Гермиона уловила в нем и что-то другое – отголоски восхищения.
Они сидели в гостиной, вино плескалось в бокалах, отбрасывая блики на лица. Гермиона рассказывала о Хогвартсе, о друзьях, о борьбе с Волан-де-Мортом. Беллатрикс слушала, не перебивая, лишь изредка задавая вопросы, в которых сквозила скрытая язвительность. Но в её взгляде было что-то, чего Гермиона никогда не видела раньше – любопытство и нежность, с которой ведьма смотрела на неё.
День сменился вечером, вино заканчивалось, напряжение постепенно спадало. Гермиона чувствовала, как между ними зарождается что-то новое, что-то сложное и неоднозначное. И завтра начнётся её обучение, обучение у самой Беллатрикс Лестрейндж. Кто знает, к чему это приведёт.
Гермиона взглянула на Беллатрикс. В глазах девушки читалась решимость. – Белла, я хочу понять тебя. Расскажи мне о себе.
Беллатрикс вздрогнула, словно от пощёчины. – О себе? Зачем? Чтобы потом злорадствовать, смакуя мои слабости? Её голос был хрипловат.
– Я не ищу слабости, – тихо ответила Гермиона. – Я ищу правду. Правду о том, что сделало тебя такой, какая ты есть. Что заставило тебя отринуть всё человеческое и стать слугой тьмы.
В глазах Беллатрикс мелькнула тень сомнения, словно воспоминание о чем-то давно забытом.
– Правда... Ты думаешь, она имеет значение? Правда – это иллюзия, Грейнджер. В этом мире правит лишь сила. Она замолчала, а затем, словно против воли, прошептала: – Я была благородной. Я верила в добро. Я хотела быть лучшей, доказать свою исключительность... но всё обернулось прахом.
– И ты не жалеешь? – спросила Гермиона, вглядываясь в лицо Беллатрикс. В ответ раздался лишь горький, беззвучный смех, эхом отразившийся от каменных стен. –Жалость, это удел слабых, Грейнджер. А я никогда не была слабой. Но в глубине её глаз Гермиона увидела что-то ещё – отблеск утраченной надежды, похороненной под слоем жестокости.
– Вся моя жизнь сплошная фальшь. Женщина налила себе ещё вина.
– А твой брак? Что ты чувствовала, когда выходила замуж за Рудольфуса? Ты его любила? – голос Гермионы дрогнул.
Беллатрикс рассмеялась, звук был резким и болезненным. – Рудольфус? О, дорогая, Рудольфус был просто...средством. Инструментом. Мой долг перед Темным Лордом требовал заключения брака с чистокровным волшебником. Любовь? Глупости. Ты правда веришь в эти сказки? Она склонила голову, рассматривая Гермиону, как любопытное насекомое. – Я сделала то, что должна была сделать. Мой брак был политическим, не более того.
Гермиона сглотнула, стараясь удержать тошноту. – Но... ты выглядела счастливой. На фотографиях. В газетных статьях...
Беллатрикс снова рассмеялась, на этот раз с оттенком горечи.
– Счастливой? Я играла роль. Я всегда играла роль. Под маской идеальной чистокровной жены скрывалась...истинная я. Она приблизилась, её голос стал почти шёпотом. – Ты же знаешь, Гермиона, что я предпочитаю...другое общество. Женское общество. Женщины понимают меня. Они знают цену власти, цену верности. Они всегда понимают. Между двумя женщинами происходит нечто более глубокое, душевное слияние двух линий. Потому что изначально женщина – чуткое, высоко поэтичное творение. Это то же самое, что если музыка начнёт сама себя писать, а стихи ложиться на ритм. Мужчины изо дня в день будут убеждать, что чувствуют нашу тонкую натуру, но все на что они способны, так это чувствовать только зов плоти, как аборигены. В её глазах мелькнул отблеск, почти тоска.
– В нашем мире у меня не было выбора.
Гермиона поражённая столь чувственным монологом осушила бокал залпом. – Неужели у тебя не было чего-то хорошего? – Девушка протянула Беллатрикс бокал.
– У меня нет воспоминаний... хороших, по крайней мере. Какое воспоминание может быть хорошим, когда ты живёшь в тени Тёмного Лорда? Когда твоя сестра – предательница крови, а другая – бесхребетная дура, играющая в домохозяйку? Когда твои собственные родители смотрели на тебя, как на ошибку, потому что ты не родилась мальчиком? – Женщина взяла пустой бокал из рук Гермионы и, наполнив его вином, протянула обратно.
– Свет? Надежда? Любовь? Откуда мне это взять? Моё сердце – это выжженная земля, усеянная костями врагов и собственными сожалениями. Я даже блядский Патронус вызвать не могу. Патронус требует счастья, а я... я забыла, что это такое. Я жила ради Хозяина, ради его воли, ради хаоса и разрушения. И в этом было моё единственное утешение. Может быть, в другой жизни... в другой вселенной... я была бы счастлива. Может быть, у меня были бы дети, любящий меня человек и домик у моря. Но в этой вселенной случился промах.
Беллатрикс, сидела с поникшей головой. Как подняла глаза полные изумления, когда Гермиона опустилась на неё сверху. Её жёсткие, костлявые плечи вздрогнули под неожиданным весом. Гермиона обняла её, крепко, словно ребёнка, которого утешают после кошмара.
– Я научу тебя, – прошептала Гермиона, её голос дрожал от напряжения. – Я научу тебя заклинанию Патронуса. Беллатрикс не понимала. Патронус. Заклинание, требующее чистых, светлых воспоминаний, радости и надежды. Что она могла знать об этом? Её жизнь была чередой насилия, преданности Тёмному Лорду и безумия.
Гермиона почувствовала, как тело Беллатрикс напряглось под ней.
– Ты думаешь, что не сможешь это сделать? – сказала Гермиона, все ещё обнимая её. – Я знаю, что сможешь. В тебе что-то. Тень чего-то светлого. Ты можешь найти это. Я помогу тебе.
Беллатрикс положила свои руки на бедра девушки и посмотрела ей в глаза. Тепло Гермионы, её искренность, пробивали броню, которую она строила годами.
Гермиона, тяжело дышала от напряжения. Она сильнее прижалась к Беллатрикс. Её пальцы судорожно вцепились в спутанные, тёмные волосы, удерживая голову волшебницы неподвижно. Что-то необузданное клокотало в груди девушки, требуя выхода, и этот безумный, отчаянный поступок был единственным способом это выразить. Она посмотрела в черные, расширенные зрачки Беллатрикс, видя в них отражение собственного желания.
Наклонившись, Гермиона впилась в губы темной ведьмы. Это был не нежный, ласковый поцелуй, а грубый, почти жестокий, полный отчаяния и страсти. Она укусила нижнюю губы Беллатрикс, чувствуя металлический привкус крови. Беллатрикс отвечала, становясь такой же разгорячённой под её напором, словно заворожённая.
Гермиона обхватила её плечи руками, прижимаясь всем телом. Сквозь тонкую ткань платья она чувствовала холодную кожу Беллатрикс, её твёрдые мышцы. Это было странное, пугающее единение – когда-то двух врагов, связанных воедино ненавистью и страхом.
Оторвавшись от губ Беллатрикс, Гермиона прошептала ей в лицо: – Я хочу тебя...
Закончив говорить, Гермиона отстранилась, смотря на Беллатрикс взглядом полным желания. Она поднялась на ноги, и потянула за собой ведьму, чувствуя себя на удивление слишком уверенно. Беллатрикс как под заклинанием «Империус» встала и пошла за девушкой.
Гермиона толкнула женщину на кровать. Падение было неожиданным и стремительным. Беллатрикс, потеряла равновесие и упала на мягкую кровать. Мгновение и Гермиона села на неё сверху, прижимая руки ведьмы к простыне. Беллатрикс, застигнутая врасплох, смотрела на Гермиону. В глазах Беллатрикс плескалось яростное удивление, смешанное с чем-то, что девушка не могла понять.
Они обе тяжело дышали, их лица были в нескольких дюймах друг от друга. Гермиона чувствовала, как колотится её сердце, как пульсирует кровь в висках. Она смотрела в тёмные, так полюбившееся глаза Беллатрикс, полные огня и желания, и в этот момент ей казалось, что мир для неё застыл. И нет ничего кроме них.
Время словно остановилось. В уютной комнате, наполненной запахом пыли и магии, остались только две женщины, связанные вместе абсолютно новыми для друг друга чувствами. Гермиона понимала, что этот момент может изменить все, что он может стать началом чего-то нового, или же концом всего.
Гермиона сглотнула, собравшись с духом. – Белла, я... я должна кое-что сказать. Она приблизилась, и заглянула женщине в глаза. – У меня не было ничего подобного, знаю, что это прозвучит странно, даже безумно, но... я испытываю к тебе чувства. Чего-то подобного не было не с кем.
На лице Беллатрикс отразилось недоумение, переходящее в шок.
– Чувства? Ты испытываешь чувства ко мне? К Беллатрикс Лестрейндж? Она громко выдохнула, звук разнёсся по всей комнате. – Ты уверенна, что должна говорить эти слова мне? Я не кажусь достойной таких слов, – женщина сглотнула.
– Я знаю, что это так, – отчаянно проговорила Гермиона, – я не могу это игнорировать. Я вижу в тебе не только безумие и жестокость. Я вижу силу, страсть и даже уязвимость. Я хочу, что бы ты была моей первой. После этих слов девушка залилась краской.
– Черт, Грейнджер что ты со мной делаешь. Резко развернув девушку, она нависла над Гермионой. Её тёмные кудри щекотно прошлись по щеке Грейнджер. Гермиона, смущённая и возбуждённая одновременно ухватилась за шёлковые простыни.
– Ну что, Грейнджер, неужели я тебя напугала? – прошептала Беллатрикс, её дыхание опаяло лицо Гермионы. Девушка усмехнулась.
– Ни капельки, Белла. Просто удивляюсь этой сцене. Ты и я, – её пальцы скользнули вверх по руке Беллатрикс, вызывая у той лёгкую дрожь. Тёмная ведьма наклонилась ближе, её губы коснулись губ Гермионы. Поцелуй начался нежно, но быстро перерос в страстный и жадный поцелуй. Грейнджер ответила с энтузиазмом, зарывшись руками в тёмные волосы Беллатрикс. Они целовались пока, в лёгких не закончился воздух. Девушки оторвались друг от друга, тяжело дыша.
– Знаешь, Грейнджер, – проговорила Беллатрикс, облизывая губы, – ты целуешься гораздо лучше, чем я ожидала.
– О, поверь, Белла, – ответила Гермиона, с лукавой улыбкой, – я ещё много чем могу тебя удивить.
Ухмылка Беллатрикс стала шире, – Не сомневаюсь, Грейнджер. Женщина игриво укусила Гермиону за шею, от чего та вздрогнула.
Беллатрикс, с блеском в глазах, обвела Гермиону взглядом, словно оценивая добычу перед охотой.
– Ты такая привлекательная, Грейнджер, – прошептала она, и в её голосе звучало жгучее желание. По коже Гермионы побежали мурашки. Одним резким движением Беллатрикс сорвала с Гермионы мантию, и та полетела на пол.
– Ты так мило смущаешься,– ухмыльнулась Беллатрикс, дёргая Гермиону за ворот рубашки. Ткань не выдержала, и пуговицы с треском разлетелись в разные стороны. Гермиона осталась в одном бюстгальтере.
Следующей жертвой стала юбка. Беллатрикс ловко распустила пояс, и юбка соскользнула на пол, обнажая тонкие ноги Гермионы. Девушка осталась в нижнем белье, смущённо краснея, она, прикусила губу.
Нежные губы Беллатрикс ласкают ключицы юной волшебницы, и она выгибается дугой. По застёжке бюстгальтера пробегают ловкие пальцы Беллы. Откинув лиф, женщина спускается к обнажённой груди. Гермиона издаёт тихий стон, когда её затвердевших сосков касается горячий язык Беллатрикс. Острый язык начинает описывать вокруг них круги, словно выводит надписи. Тело Гермионы пробивает, словно током и протяжный стон слетает с её губ, когда женщина прикусывает зубами соски и слегка оттягивает их.
Беллатрикс поцелуями, медленно спускается от груди к низу живота. Гермиона тяжело дышит, девушку распирает от накатывающих вол возбуждения, тело бьёт мелкая дрожь. Горячий язык ведьмы описывает круг вокруг пупка и тянется вниз, по траектории повторяющей бедро. Зубами Беллатрикс стягивает намокшие трусики Гермионы, и они улетают на пол. К щекам Гермионы приливает жар, она ужасно смущается. Беллатрикс замечает смущение, и ничего не говоря, поднимает свои затуманенные от возбуждения глаза на девушку, словно спрашивая «Ты готова зайти дальше?» Гермиона кивает и как только горячий язык женщины касается её клитора, она запрокидывает голову. Тело девушки пробивает мелкая дрожь.
Медленные движения языка стягивают влагу изнутри. Изо рта Гермионы вырывается очередной громкий стон. Как только язык ведьмы проталкивается глубже, ноги девушки дёргаются. Беллатрикс ухмыляется, и хватает Гермиону под колени и впивается ногтями в её ягодицы. Оставляя следы на девушке. Но женщине все равно. Она с секунду смотрит на Гермиону затуманенным взглядом, затем снова опускает свою голову между ног юной волшебницы.
Гермиона развела шире ноги, давая больше пространства Беллатрикс. Язык женщины умело ласкал истекающую смазкой промежность девушки. Гермиона громко стонала и извивалась, тело била дрожь, моля о долгожданной разрядке. И Беллатрикс решила дать ей желаемое. Создав ртом вакуум, она увеличила темп, лаская клитор, иногда чуть прикусывая зубами. Руки девушки вцепились в шёлковые простыни и, потеряв контроль, она простонала имя Беллы. Девушка чувствовала, как пелена накрыла её разум, и по всему телу прошлась дрочь. Беллатрикс сводила её с ума, даже без непростительных заклинаний. Спустя несколько мгновений Гермиона дёрнулась, издавая яркий и громкий стон. Тело пробило током, от накатившей волны оргазма.
Продолжая медленно водить языком, Беллатрикс дождалась, пока девушка расслабится и осторожно отстранилась. А затем, смотря в глаза Гермионе – облизнулась.
Девушка лежала вся красная, а губы были искусаны своими же зубами. Беллатрикс рухнула рядом и закрыла глаза. На губах её читалась улыбка и наслаждение.
– Это было... фантастически, – Гермиона обняла ведьму и положила свою голову на её грудь. – Но почему ты не... – не успела договорить Гермиона, как её перебила Беллатрикс, – Не хочу спешить.
Губы тёмной ведьмы ласково коснулись виска Гермионы. Обессиленные девушки уснули в объятиях друг друга.