20
День: 1439; Время: 23
Симус, Джастин, Лаванда со своим парнем Гарольдом и сама Гермиона. Были ещё два семнадцатилетних новичка, которых убедил присоединиться Финниган, но те тихо исчезли, как только Гермиона с Симусом пробрались в новый кабинет Люпина. Кажется, до ребят вовремя дошло, что это была не совсем обычная разработанная Орденом операция, а, скорее, частное дело.
К двум часам ночи все постояльцы дома на площади Гриммо либо покинули штаб-квартиру, либо разошлись по своим спальням, и лишь тогда Гермиона и Симус смогли проникнуть в кабинет. Они за минуту отыскали на столе листы пергамента с печатями Азкабана и подписями нескольких разных следователей, в которых отмечались районы дислокации Пожирателей Смерти. В списке значилось около двух десятков пунктов — а их было всего пятеро, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: перечень не может ограничиваться двадцатью одним укрытием либо поместьем. Количество Пожирателей Смерти исчислялось сотнями, большинство из них были состоятельными людьми, склонными к эгоизму, готовыми разделять вместе со своими единомышленниками разве что общую жажду власти и страсть к убийствам. Но даже если Рон или другие пропавшие содержались где-то ещё, нельзя было не проверить уже известные адреса.
Гермиона обстоятельно подходит к решению любых вопросов, поэтому вот уже три часа они планируют свою вылазку, закрывшись в спальне с таким количеством наложенных запирающих и заглушающих заклинаний, что реши их кто-нибудь прервать, он обязательно заподозрил бы что-то неладное. У них есть сумка с портключами в различные убежища, карты и план из десяти страниц — друзья странно косятся на Гермиону, когда она анализирует его, используя шахматную доску.
К операции всё готово — насколько это возможно в данной ситуации, и едва они это понимают, их начинают переполнять энтузиазм и решительность. Они понятия не имеют, что их ждёт, к тому же их слишком мало — и по позвоночнику ползёт страх, но к этому чувству они уже давно привыкли. И тем не менее все пятеро подпрыгивают от неожиданности, а Лаванда жалобно взвизгивает, когда дверная ручка начинает дёргаться.
Они с тревогой впиваются глазами в бронзовый шар, не смея ни вздохнуть, ни пошевелиться, словно и вовсе не пользовались заглушающими чарами. По другую сторону двери воцаряется тишина, но вот ручка дёргается снова — в этот раз яростнее и будто бы раздражённее.
— Кто бы это мог быть? Все уже разошлись по своим спальням, чары наложены... Наложены ведь? — шёпотом озвучивает Лаванда общее сомнение.
— Люпин?
— Может, не стоит реагировать?
— А мы и не собираемся.
— А что, если что-то случилось? И нужна наша помощь? — спрашивает Гермиона, при этом не делая ни единой попытки двинуться. Из-за двери не доносится ни звука, пока что-то с силой не обрушивается на деревянное полотно.
— Вот чёрт!
— Спасайся! — Лаванда будто бы опять стала восьмилетней девчонкой, которую застукали родители, — она вскакивает и начинает метаться по комнате. Такого она не позволяла себе даже тогда, когда за дверью стояли Пожиратели Смерти.
— Всё прячем! — орёт Симус и тут же хватает сумку с портключами и забрасывает её в свой чемодан — захлопнув крышку, для надёжности усаживается сверху.
Гарольд демонстрирует абсолютную бесполезность, сбивая на пол шахматную доску, — можно подумать, их может выдать безобидная игра. Лаванда засовывает карты за резинку своих штанов и прикрывает их футболкой. Джастин, несмотря на понимание необходимости спрятать улики, замирает прямо посреди комнаты, подняв руки к плечам. Гермиона запихивает в свою наволочку планы, маркеры и списки.
Наверное, тот невинный вид, который они пытаются принять, пока Гарольд приоткрывает дверь, комичен. Но едва Гермиона замечает в образовавшейся щели плечо, руку и длинные пальцы, у неё снова перехватывает дыхание. Гарольд вдруг замирает — Гермиона уже почти целиком видит лицо незваного гостя: на его скулах пламенеет румянец, дыхание по непонятной причине сбито. Малфой не сводит с Гарольда глаз, и Гермиона чертыхается сквозь зубы, разглядев бьющуюся на виске у Драко жилку. Она знает, при каких ещё обстоятельствах его тело так реагирует, — но сейчас явно не они.
При этой мысли она оглядывается на своих соучастников, пытаясь оценить, о многом ли те догадались. Вряд ли нормальным является то, что парень ломится в спальню девушки посреди ночи. И судя по тому, как ёрзает Лаванда и опускает руки Джастин, они поняли достаточно. Но тут Гермионе приходит в голову вопрос: а не всё ли ей равно?
Малфой молчит целую минуту, даже после того, как Гарольд спрашивает, что ему надо. От его напряжённой позы веет угрозой. Гермиона видела его в таком состоянии только во время операций и в те моменты, когда её собственный гнев сглаживал остроту его реакции. Гарольд пятится назад, и дверь открывается достаточно, чтобы Малфой мог разглядеть сначала Лаванду, а потом и Джастина. Он резко выдыхает, его плечи медленно опускаются. Рука, стиснувшая палочку, постепенно разжимается, и только тогда Драко переводит глаза на Гермиону.
Её пронзает догадка, почему он так разозлился, и в животе начинает зарождаться чувство, которое она не смеет назвать радостным возбуждением. Драко оценивающе оглядывает её, и она чуть ли не смеётся при мысли о себе и Гарольде — вместе, но нынешняя ситуация не располагает к веселью. Едва ли Гермиона ещё когда-либо сталкивалась с мужчиной, так сильно её приревновавшим, и это поражает настолько, что она грезит наяву, как бросилась бы Малфою на шею, будь они в комнате одни.
Он впечатывает ладонь в створку, выбивая её из рук Гарольда, и заходит в комнату. Тот отступает, и Драко захлопывает дверь за своей спиной, не спуская при этом взгляда с Гермионы — она бы ни за что не призналась в том, как тяжело сейчас дышит. Он смотрит на нее с хищным выражением — но совсем не с тем, к которому она привыкла. Малфой будто бы что-то подсчитывает и прикидывает, и вкупе с ухмылкой создаётся впечатление, что ему известно нечто большее, и вряд ли его занимают планы, как убедить Гермиону вытворять всё то, что ему нравится.
— Три гриффиндорца и два их друга сидят посреди ночи в комнате, на которую наложены запирающие и заглушающие чары. «Тролль» за хитрость и «превосходно» за возбуждение подозрения. Грейнджер, я удивляюсь, как вы умудрялись шляться по Хогвартсу. Когда вы отправляетесь?
— Мы не понимаем, о чём ты... — начинает Лаванда, но Симус обрывает эти нелепые отговорки, которые всё равно не помогут.
— Это не твоё дело, Малфой.
— Полагаю, так оно и есть. Несанкционированная операция, и выглядит всё так, словно вы собираетесь сбежать. И раз уж я это обнаружил, то не хочу, чтобы меня заподозрили в содействии дезертирам — мне придётся об этом доложить.
— Драко, — шепчет Гермиона. Кричать толку нет: ей кажется, она кое-что уловила в его лице. Ложь.
Он снова встречается с ней глазами и не отводит взгляд, пока Симус оскорблённо возмущается:
— Малфой, они в это не поверят! Ты же специалист по проникновению внутрь, а не по побегам, верно? Можно подумать, мы бы оставались тут так долго, чтобы сбежать сейчас...
Он не доложит. Малфой постарается убедить, заставить её остаться. И если он её свяжет, отобрав палочку, это может сработать. Но в конечном итоге он просто разозлится и отпустит Гермиону на все четыре стороны. По крайней мере, она считает именно так.
— Мы не дезертируем и не планируем ничего запрещённого... Ну ладно, самую малость, но это совсем не то, чему бы воспрепятствовал Люпин. Малфой, у нас просто нет времени, а он заставляет нас ждать...
Когда отворилась дверь, Драко стоял на пороге с покрасневшим лицом, запыхавшийся, будто бы он торопился. Его не было в доме этим вечером. На его плечах до сих пор болтается мантия. Он явился сюда по какой-то причине... связанной с ней, Гермионой, но по какой именно, не известно.
— Симус, опусти палочку, — Лаванда со вздохом плюхается на кровать — карты в штанах хрустят под весом её тела, но из-за крика этого никто не слышит.
— Мы лишь пытаемся помочь её другу, — пожимает плечами Гарольд — он, очевидно, лишён той гриффиндорской бравады, что заставляет при слове «дезертир» раздувать грудь от негодования.
— Уизли, знаю.
— Ты не можешь заставить меня остаться, — в комнате воцарилась тишина, и в голосе Гермионы отчетливо слышатся стальные нотки.
И вот теперь она узнаёт прежнего Драко, вновь вернувшегося на смену странному эмоциональному незнакомцу. Он вскидывает левую бровь, приваливается плечом к дверному косяку и скрещивает ноги. В его пальцах крутится палочка, а уголок рта приподнимает ни о чём не говорящая усмешка. Малфой ведёт свою игру, скрывая собственную неуверенность.
— Смог, если бы захотел. Но раз уж ты так жаждешь посмертной славы, Грейнджер, я не собираюсь тебя отговаривать.
— Тогда какого черта ты здесь делаешь? — взрывается Симус — его лицо вспотело от гнева.
— Я бы не простил себе, если бы пропустил картину вашей гибели. Это могло бы хоть как-то примирить меня с этой войной.
— Что?
— Финниган, я уже в курсе, что мозгов у тебя нет, так что не надо так часто это демонстрировать, — Драко выпрямляется во весь рост, сдувает с глаз чёлку и смиренно вздыхает. — Я отправляюсь с вами.
День: 1440; Время: 1
Гермиона не собиралась просить его о помощи. Малфой проигнорировал её замечание, что он выписался из больницы менее тридцати шести часов назад. Со скучающим видом выслушал перечисление своих ранений. Сердито таращился, пока Гермиона распиналась по поводу возможных последствий, и до синяков сжал её запястье, едва она попыталась ткнуть в его плечо пальцем. Спустя огромное количество споров, две серьёзные стычки между Малфоем и Симусом и обмен множественными свирепыми взглядами между Драко и Гермионой они наконец-то занялись делом.
Гермиона уже знает: если что-то втемяшилось Драко в голову, переубедить его вряд ли удастся. Кроме того, он умелый, стремящийся помочь боец, а их отряд и так слишком малочислен. Рядом с Малфоем Грейнджер чувствует себя в большей безопасности, но её беспокоят его раны. Гермиона не представляет, до какой степени они серьёзны и насколько осторожно Малфой должен себя вести, однако выяснить это получится, лишь когда он сам продемонстрирует свою слабость, а подобного от Драко Малфоя вряд ли дождёшься.
— Говорю тебе, это плохая идея. Этот дом используют меньше всего, а мы здесь с Малфоем — никто понятия не имеет, где мы. Он же, устроив бойню, имеет все шансы преспокойно скрыться. Не то чтобы я не мог убить его первым, но, Гермиона, суть не в этом. Неужели ты совсем потеряла рассудок?
— Симус, во-первых, не разговаривай со мной в подобном тоне. Во-вторых, если Драко ещё не убедил тебя в своих намерениях, это явно доказывает, что ты и впрямь твердолобый, — огрызается Гермиона. Позже ей станет неловко за свои слова, но терпение она потеряла уже очень давно.
Симус обиженно замирает, его орденовская повязка болтается на пальце. Лаванда, сомневаясь, почесывает висок: она не знает, чью сторону занять, и наверняка берёт на заметку тот факт, что Гермиона защищает Драко Малфоя. Снова.
Стараясь отвлечься от желания извиниться, Гермиона повязывает себе на руку оранжевый лоскут и мысленно напевает. Гарольд же остаётся сидеть на диване, растягивая губы в той самой улыбке, которая всегда казалась Гермионе жутковатой.
Несколько недель назад Драко заметил, что, похоже, парень Лаванды не особо обращает внимание на царящую вокруг атмосферу. В воздухе заискрит множество различных эмоций, или наоборот, от злости и неловкости разольётся оцепенение, а ему словно бы всё нипочем. Он просто будет... либо улыбаться, либо пялиться на Лаванду, либо то и другое вместе.
— Полагаю, кто-то не удосужился раздобыть все чертежи, — Драко так тянет слова, что всем присутствующим становится ясно: он уже давным-давно осознал их общую некомпетентность.
— Какие чертежи? Зданий? — Драко на вопрос Джастина не отвечает, но тот уже понял, что блондин не считает нужным реагировать на очевидные вещи, поэтому пускается в объяснения: — Мы забрали всё, что там было.
Драко прикусывает щёку и дёргает подбородком в сторону Гермионы.
— Ты должна мне объяснить, что значат эти ваши закорючки.
Гермиона следует за Малфоем на кухню и, едва он останавливается у стола, неловко застывает за его спиной. Она не понимает природу своего смущения, но поделать ничего не может. Всю войну эмоции закручивали Гермиону, словно торнадо, а за прошедшие несколько дней всё стало только хуже. В больнице она испытала такое счастье и облегчение, что Малфой жив, была настолько выведена из равновесия мыслями о судьбе Гарри, похищении Рона, смерти Невилла, что времени просто всё обдумать у неё не нашлось. Последний раз, когда Гермиона оказывалась с Драко наедине — не в тот момент, когда глаза Малфоя закрывались, а язык заплетался от принятых обезболивающих, — она думала, что живым его больше не увидит.
И вот теперь он здесь: относительно здоровый, в состоянии полной боевой готовности, совершенно живой — и здесь. По абсолютно непонятной причине. Хотя у Гермионы есть кое-какие соображения, которые она не позволяет себе обдумывать, — в случае ошибки она не сможет оправиться. Правда, что делать с собственной правотой, тоже не очень понятно. И всё же Гермионе хочется коснуться его. Хочется удостовериться, что сердце Малфоя бьётся, кожа тёплая, а сам он дышит. Именно поэтому Гермиона чувствует себя так неловко — она жаждет обнять его, схватить в охапку, но совсем не знает, есть ли у неё такое право. Ей требуется вернуться обратно в действительность: ведь с того момента, как Джастин разбудил её своими безумными криками о смерти Волдеморта, она дрейфует на поверхности реальности точно так же, как и год назад, пока Драко не дал ей почувствовать опору под ногами.
Малфой оглядывается, недоуменно приподнимая брови от того, что Гермиона не подходит ближе, и замирает. Выражение его глаз меняется, и она впервые видит его таким измученным. Это почти что пугает. Ноги начинают подгибаться под тяжестью навалившихся эмоций, и в мозгу мелькает мысль: с каких это пор она не стесняется демонстрировать перед Малфоем свою слабость? Заставляя себя выбросить все мысли из головы, Гермиона выпрямляется: сейчас для этого совсем не время.
— Грейнджер, — его голос звучит намного мягче, чем того требует ситуация, и её сердце ускоряет свой бег.
Малфой поднимает глаза, замечая что-то над её макушкой, его лицо каменеет, следы усталости исчезают. Почему он вообще позволил увидеть себя таким? Мимо Гермионы к столу проходит Джастин и, взглянув на разложенные бумаги, ударяет кулаком по потёртому столу. Он не Гарольд, так что косясь на Гермиону, почти что нервничает.
— Что ж, давайте приступим, — Драко сгребает документы в кучу, крутит шеей и смотрит на Джастина. — Ты готов?
— Да, мне только надо надеть...
— Так сделай это.
Сердито зыркнув на Малфоя и улыбнувшись Гермионе, Джастин исчезает из кухни, чтобы забрать то, что ему требуется. В глубине дома Симус орёт на Гарольда по поводу его улыбок, Лаванда что-то кричит в его защиту. Собранный и безэмоциональный, Драко поворачивается лицом к Гермионе.
— Я тебе не сказала...
— Не сказала. Ты была слишком занята своими переживаниями, чтобы помнить о том, как дорого время. Но не потому ли ты устроила всё это за спиной у Ордена?
Гермиона дёргает головой от удивления: она искренне надеется, что выражение её лица сердитое, а не обиженное.
— Я полностью отдаю себе...
— Тогда прекрати стоять столбом и шевели задницей, Грейнджер.
Гермиона жутко на него злится, а он только рад предоставить ей очередной повод. И лишь вернувшись обратно, совершенно обессилевшая после обыска пустого здания и наполовину разрушенного дома, Гермиона понимает, что в таком поведении Драко таилась своя причина. Она не испытывала никаких эмоций, кроме злости: та нутряная тоска, нахлынувшая на неё на кухне, сменилась всепоглощающей яростью — а Малфой лишь ухмылялся, думая, что Гермиона ничего не замечает.
День: 1440; Время: 19
Вот уже три минуты она стоит перед его спальней. Гермиона сбилась со счёта, сколько раз она поднимала и опускала руку, не решаясь постучать, и сколько раз порывалась ухватиться за ручку, но плечо ощутимо побаливает. Она не трусиха, но когда перед ней распахивается дверь, признаёт, что так и не смогла бы ни на что решиться.
Гермиона втягивает носом воздух, улавливая запах алкоголя, пока Малфой жмурится от яркого света. Иногда она так привыкает видеть его, что забывает о том, насколько он привлекателен, и это досадно. Застигнутая врасплох этими мыслями, Гермиона тут же краснеет, и уголок его рта чуть дёргается. Малфой закидывает руку на край створки и приваливается плечом к косяку, заполняя собой весь дверной проём.
— Я бы пригласил тебя в комнату, но не знаю: то ли ты хочешь зайти, то ли собираешься всю ночь напролёт охранять мой покой.
— Как ты узнал, что я здесь? — подстраиваясь под его шёпот, спрашивает она.
— Тень под дверью. Я решил, это либо ты, либо Финниган, жаждущий прикончить меня во сне.
— О, — Малфой — единственный человек, в чьём присутствии Гермиона временами выбирает лишь простейшие слова из всего своего богатого лексикона.
Драко достаточно долго стоит и сверлит её взглядом, так что она начинает переступать с ноги на ногу, чувствуя дискомфорт от неумения читать его мысли. Гермиона уж подумывает что-то соврать и уйти, но Малфой всегда умел распознать её ложь. Драко чего-то ждёт, и она злится, что он всё так усложняет.
— У тебя ещё осталось? — она делает жест рукой, намекающий на выпивку, и его лицо озаряется смесью понимания и любопытства.
Распахивая дверь, он делает шаг назад и вбок и, наверное, не удивляется, когда Гермиона оглядывается через плечо. Все так измучились, что разошлись по своим спальням минут двадцать назад, и даже Лаванда с Гарольдом до сих пор не издали ни звука, хотя Гермиона ожидала от них проявления энтузиазма.
Драко захлопывает створку за её спиной и отходит к столу. Гермионе приходится проморгаться, чтобы привыкнуть к полутьме: комнату освещает лишь одинокая лампа. Ей не даёт покоя мысль: может, прийти сюда было очень плохой идеей? Вдруг он решил покончить с их... их... отношениями, раз конец войны уже близок? Неужели она докучливая и навязчивая — а такое впечатление ей хочется произвести в последнюю очередь. Она не может с собой справиться, даже когда Малфой возвращается.
Он останавливается в шаге от неё — в стакане, зажатом в ладони, плещется тёмная жидкость. Гермиона протягивает руку, но Малфой не двигается — лишь пытливо вглядывается в неё. Кажется, в последнее время он только этим и занимается.
Такое пристальное внимание наводит на мысль: Драко тоже обдумывает, что сказать, — тишина уплотняется настолько, что становится трудно дышать. Гермиона хочет о стольком сообщить, расспросить, но тогда были бы затронуты те вопросы, которые она сама не прочь проигнорировать. Всё, чего она жаждет, это прекратить думать и терзаться мыслями, и кажется, Драко испытывает похожее желание. В конце концов, именно для того они и сошлись.
Он двигается плавно и решительно: отставляет стакан на комод, второй рукой обхватывая её бедро. Гермиона понятия не имеет, в какой именно момент она подаётся вперёд: в тот же самый или чуть позже, но ей кажется, что она делает шаг навстречу Малфою тотчас же, едва тот избавляется от стакана. Она вцепляется в его рубашку и льнёт к нему — лишь бы не пришлось ничего говорить. Он наклоняет голову, и она, приподнимаясь, целует его — яростное столкновение ртов и языков ясно даёт понять, что ей это было гораздо нужнее, чем представлялось.
— Господи, — выдыхает она и обхватывает его лицо — ладони скользят по светлым волосам.
Он хмыкает ей прямо в губы, поднимает на руки и прижимает к себе. Гермиона никак не может уняться: она обводит пальцами его лицо, шею, плечи. Ёрзая и подтягиваясь, она так крепко обвивает Малфоя ногами, что мышцы начинает жечь от напряжения. Она отчаянно целует его: зубы стукаются, а языки вступают в борьбу за главенство, за то, что может дать только другой.
Драко разводит пальцы, стараясь почувствовать Гермиону как можно полнее: оглаживает её поясницу, ягодицы, каждый доступный дюйм кожи. Он предоставляет ей самостоятельно за него держаться, протискивая руку между их телами, расстегивает на ней джинсы, а затем ныряет ладонью под её футболку. Гермиона чувствует холод его кожи, пока, придерживая её за спину, он тащит футболку вверх.
Гермиона ловит ртом воздух и поднимает руки, помогая Малфою справиться с одеждой, которую тот отшвыривает куда-то себе за спину. Сама Гермиона хватает и тянет его рубашку, испытывая болезненную потребность почувствовать Малфоя кожа к коже. Драко целует холмики её грудей, шею, подбородок и снова возвращается к губам — лёгким необходим кислород, но эта нужда меркнет перед желанием не отрываться друг от друга. И если сейчас Гермиона навязывается, то Малфой заставляет её позабыть о своих переживаниях и принять такую манеру поведения как единственно правильную.
Лишь рухнув спиной на кровать, Гермиона понимает, что её туда принёс Драко, — ей приходится сделать три глубоких вздоха, чтобы восстановить дыхание после его падения рядом. Упёршись рукой в матрас возле её плеча, Малфой приподнимается и наконец избавляется от рубашки — ладони Гермионы ласкают каждый новый участок обнажённой кожи.
Отбросив за плечо ненужную тряпку, он смотрит прямо на Гермиону, вынуждая прервать их лихорадочные движения. Его волосы смешно торчат от статического электричества, щеки раскраснелись, глаза потемнели. Вот именно таким он Гермионе и нравится — открытым и потерявшим над собой контроль. Она выгибается ему навстречу — Драко низко и резко стонет, притягивая её к себе, зарывается в тёмные волосы одной рукой и сам наклоняется ниже. Второй он приподнимает Гермиону и, обнимая, прижимает к своей груди — целует её так жадно, что ей начинает казаться: она тоже умеет заставить его быть навязчивым.
Кружится голова, ей жарко, и она полностью поглощена Малфоем. Гермиона первая разрывает поцелуй, так резко втягивая в себя воздух, что будь этот шум слышен во всем доме, она бы не удивилась. Драко дышит так же громко — выпутывается из её волос, опускается на матрас, но едва её руки касаются его груди, снова поднимается. Он покрывает поцелуями её шею, ключицы, груди, хватается за пояс её джинсов, и Гермиона понимает, что дрожит.
Он отстраняется, забирая с собой всё тепло, и одним рывком срывает с неё штаны вместе с бельём. Смотрит на Гермиону с таким видом, что мышцы на её животе сжимаются, и она улыбается краешком припухших губ — он отвечает ей хищной ухмылкой. Гермиона смеётся — она почему-то чувствует себя нелепо. Усмешка Малфоя меркнет, пока он пристально осматривает её тело, и она игнорирует желание прикрыться или начать ёрзать от чувства незащищенности — Драко неоднократно давал ей понять, что такую реакцию он ждёт в последнюю очередь и что ей не о чем беспокоиться рядом с ним, по крайней мере, в такой ситуации. Он наклоняется, чтобы избавиться от остатков своей одежды, и когда выпрямляется, на его лице блуждает то самое выражение, что немного пугает, но ещё больше заводит Гермиону.
Господи, да она могла бы разглядывать его вечно — возбуждённого во всех смыслах этого слова. И даже потратив годы на изучение контуров его тела, ей бы всё равно было мало.
— Дра... — тихо выдыхает она, но осекается.
До её слуха из коридора доносится повторный скрип, и теперь Гермиона понимает, почему Малфой не спешил к ней возвращаться. Хлопает дверь, и со стороны ванной комнаты раздаётся лёгкое покашливание. Она переводит взгляд на Драко — черты его лица постепенно искажает усталость, и о, нет. Нет, потому что она не собирается опять становиться той неловкой девчонкой, замершей перед его дверью с поднятой рукой и не знающей, что сказать. Гермиона не собирается позволять ему застывать здесь перед ней вот так, а себе — вот так лежать на кровати, дав кому-то возможность загнать себя обратно в свою комнату, где, занимаясь самоудовлетворением, она будет представлять Малфоя.
Они оба слишком хрупкие. Уйди она сейчас — и нет никакой уверенности, что в следующий раз Малфой откроет перед ней свою дверь. Он доказал, что по-прежнему желает её, а она поняла, что нуждается в нём, — пусть и не хочет сейчас вдаваться в детали. Так что Гермиона перестаёт и думать, и бояться. Малфой продолжает настороженно всматриваться даже тогда, когда она встаёт на колени и, приподнимаясь, целует его. Крепкие пальцы обхватывают её предплечье, и Драко отвечает — слишком неуверенно. С каких это пор его заботят люди за дверью?
Отстраняясь, она тяжело дышит и чувствует в животе что-то сродни отторжению. Замешательство меняет черты Малфоя, и стоит Гермионе начать опускаться, его пальцы сильнее впиваются ей в руку. Она отвлекается от попыток избежать его взгляд и всё же переводит на него глаза, стараясь припомнить, куда именно он бросил её одежду. Голова Малфоя приподнята, зрачки мечутся по её лицу, и он тянет её на себя. Целует её, и она задерживает дыхание, но едва Драко вновь отстраняется, громко выдыхает. Ещё один поцелуй, однако как только Гермиона пытается отвечать, Малфой снова подаётся назад. Она удивлённо вскидывает брови, но тут до неё доходит, что это проверка. Если не считать потемневших глаз и припухших губ, Малфой сейчас выглядит точно так же, как во время разработки плана в комнате для совещаний — предоставленный сам себе, сконцентрировавшись, рассматривает все имеющиеся возможности и тщательно просчитывает варианты.
Ну что за глупости! Но, быть может, у него имеются причины полагать, что, услышав посторонний шум за дверью, Гермиона захочет сбежать. Разве не это она постоянно проделывала? Она обдумает это позже, когда у неё будет терпение, которого сейчас явно не хватает.
Гермиона с силой обнимает Драко за шею и, заставив наклониться, приникает к его губам и тянет вниз. Малфой с готовностью подчиняется, резко выдыхает, и когда дверь в ванную комнату открывается, а Гермиона не разрывает поцелуй, его рука наконец-то снова крепко обвивается вокруг её тела.
День: 1441; Время: 5
И всё же она проводит у него не целую ночь. И не потому, что стыдится, — Гермиона надеется, что Малфой это понимает. Просто гораздо легче, пока другие об этом не знают, — ей это нужно. Им и вдвоем-то сложно друг с другом, что уж тут говорить, если об их связи узнает кто-то ещё. Гермиона не хочет иметь дела с перешептываниями, спровоцированными Лавандой, обвинениями, высказанными друзьями, или тем, что кто-то может заставить её почувствовать себя менее значимой из-за того, что Гермиона «трахается с Малфоем». И проблема не в Малфое, а в самом сексе. Между ними нет никаких отношений. Драко не её парень, и Гермиона едва ли представляет, как долго всё это продлится.
Будь это что-то надёжное, за что Гермиона могла бы держаться и что могла бы отстаивать, она бы так и поступила. Честно. Но она даже не знает, что по этому поводу думает сам Малфой. И пусть Гермиона защищает его и то, каким он стал человеком, ей не кажется, что она может вопреки чужому мнению сражаться за них, как за что-то совместное. Чёрт, да её друзьям потребовалось время, чтобы просто принять факт этой дружбы.
Но у Драко был такой взгляд, что будь Гермиона менее измучена, она бы лишилась сна. Она была почти готова открыться перед всеми, лишь бы только Малфой никогда больше так на неё не смотрел. Она боялась многих вещей: например, что он всё прекратит, ведь, похоже, её отношение стало слишком серьёзным. Или что придётся обо всём рассказать друзьям, потому что происходящее достаточно важно, чтобы они об этом знали. Она боялась, что Малфой уйдёт, а все будут в курсе ситуации. Жалость, шутки, ощущение неполноценности. Ей придётся справляться со своими собственными эмоциями, и совершенно не хочется усложнять себе жизнь другими переживаниями.
Но несмотря на все отговорки, Гермиона никогда не искала лёгких путей, и она знает: на выходе из его спальни её гложет стыд. Именно она начала сбегать после секса, а Малфой это изменил. Именно она боялась, что о них узнают, а Драко принимал её страхи. Она пересчитывает свои ошибки будто синяки, оставленные им на её коже, и чувствует себя трусихой. Но вокруг так много трудностей, что нет никакого желания создавать ещё одну.
День: 1441; Время: 10
Воздух с таким трудом проходит в лёгкие, что Гермиона начинает задыхаться, — она дёргает Лаванду на себя, и они обе врезаются в стену. Симус нацеливает свою палочку на Пожирателя Смерти ещё до того, как зелёная дымка от Убивающего Заклятия исчезает в том самом месте, где секунду назад находилось плечо Лаванды. Драко тут же связывает пленника, а Джастин суёт руку в сумку с министерскими портключами. Гермиона держится за плечо Лаванды чуть дольше, чем требуется, и даже если потными ладонями она чувствует дрожь, то акцентировать на этом внимание не собирается.
— Ты в порядке? — Гермиона смотрит на подругу — та отшатывается и кивает, но её всё ещё ощутимо трясёт.
— Твою мать, твою мать, твою мать, — Гарольд пытается положить руку ей на плечо, но Лаванда отстраняется, взмахивает руками, чтобы почувствовать ток крови и осознать — она жива.
— Нам допросить его? — Симус кивает в сторону захваченного юноши, но Драко мотает головой, внимательно оглядываясь по сторонам.
— Слишком молод. Он ничего не знает.
Симус игнорирует его ответ, смотрит на своих товарищей, но, не дождавшись реакции, закатывает глаза.
— Думаю, стоит принять твои слова на веру. Видимо, у тебя есть какая-то внутренняя информация о том, как именно действуют Пожиратели Смерти.
— Если хочешь, — тянет Драко, но его голос быстро становится жёстким. — Я могу его освободить. Пусть заберёт тебя с собой, чтобы ты сам получил всю внутреннюю информацию...
— Ребята, — Гермиона обрывает зарождающуюся ссору. Она наблюдает за тем, как Гарольд трясёт пленника, будто тот безжизненная кукла в руках восторженного трехлётки.
— Ты знаешь, где Рон Уизли? Сандра Колак? Питер Хэммингс?
— Отправь его в Министерство. Без Веритасерума он говорить не будет.
Наверняка Драко прав — судя по вызову, горящему в глазах этого мальчишки, так и есть. Они пятнадцать минут допрашивали другого обнаруженного в этом доме молодого Пожирателя и лишь впустую потратили время. Джастин пихает портключ в ямку у основания горла пленника и выпрямляется, едва тот исчезает.
Это уже четвертый, кого они отсылают в Министерство, а после обыска дома оказывается, что ещё и последний, кого они здесь обнаружили (или который сам их нашёл). Гермиона пытается убедить себя, что их действия не бесполезны — они поймали четверых Пожирателей Смерти, и неважно, какое место те занимают в иерархии. Но она никак не может справиться с огорчением и тревогой.
День: 1441; Время: 17
— Как ты узнал? — Гермиона дожидается, пока Малфой озадаченно на неё посмотрит, и выхватывает из его рук пакет с крекерами.
Замешательство оборачивается недовольством: Драко тянется вперёд и ловит Гермиону за запястье, но та успевает переложить добычу в другую руку.
— Узнал что?
Он откидывается на спинку дивана и сжимает пульт, на случай, если Гермиона позарится и на него. У них обоих проблемы со сном. У Малфоя закончился алкоголь — его новое снотворное, а Гермиона извела себя размышлениями.
— Что я планирую сделать. По поводу Рона.
— Я тебя умоляю. Ты предсказуема, как вкус тыквенного сока.
Она перестаёт копаться в пачке и одаривает Малфоя сердитым взглядом. Затем все же разрывает упаковку, чтобы было легче добраться до содержимого.
— Ты считаешь меня занудой?
Малфой фыркает и переключает канал на один из спортивных рекламных роликов, которые ему так нравятся.
— Едва ли.
— Отлично, — Гермиона сопит, занятая крекерами.
— Ты знала, что с Поттером всё в порядке. Целый мир знал про это. Как только я выяснил про Уизли, то сразу сообразил, что именно ты станешь делать. Сражаясь за правое дело, бросишься навстречу опасности в компании своих бывших гриффиндорцев, готовых умереть.
На этот раз фыркает Гермиона. Во рту у неё пересохло, и она присматривается к малфоевскому стакану.
— Лицемер. Ты же сам сражаешься за правое дело. Вместе с нами «бросаешься навстречу опасности».
— Ну кто-то же должен выжить, чтобы поведать следующим поколениям эту историю. Урок будущим гриффиндорцам, доказывающий, как глупы представители их факультета. Хотя, зная вас, думаю, они будут вытирать слезы умиления от такой храбрости.
— Именно, — Гермиона закатывает глаза и прищёлкивает языком по нёбу.
Малфой — бывший слизеринец, и он доказывает принадлежность своему факультету, дождавшись, пока Гермиона расслабится, и с ухмылкой выхватив пачку крекеров у неё из рук. Но он выглядит ошарашенным, когда Гермиона бросается на него в ответ.