16
День: 1350; Время: 17
К этому невозможно привыкнуть. Раньше Гермионе казалось, что через год, два, три она, конечно же, приспособится. Но тело по-прежнему дрожит, кровь в жилах холодеет, и её всё так же мучают сомнения, когда, находясь в смешанной толпе, приходится атаковать приближающуюся цель. Она бы чувствовала себя несравненно лучше, не терзай её потом тягостные мысли — вопрос «а была ли я права?» вызывает гораздо бо́льший ужас теперь, чем в те короткие мгновения в ожидании ответа преподавателя. Гермиона никогда не перестанет сомневаться: она видела слишком много тех, кто ошибся. Она сама ошибалась.
Тем не менее сейчас она подготовлена значительно лучше, прыжки и скачки удаются отлично, и риск лихорадочной и хаотичной пальбы по своим снижен до минимума. В самом начале они до боли напоминали детей. И очень трудно избавиться от мысли о том, что до сих пор ничего не изменилось.
От ошибок здесь никто не застрахован. И даже самые высокопоставленные авроры допускали фатальные промахи. Наверное, главным врагом Гермионы было стремление убедиться в собственном мастерстве. Иногда люди действуют только на одних инстинктах, избавляясь от любого налёта цивилизованности. И она с большим трудом училась принимать свою сущность.
Она заметно выросла как боец и, занятая самокритикой, сперва даже решила, что все стали хуже сражаться. Но потом сообразила: просто она становится профессиональнее, и никто из них ни черта не смыслит в этой войне.
Две облачённые в чёрное фигуры взметают вихрь снежинок. Драко старается нащупать точку опоры, превращая мягкий снег в жижу. Падая, оба дерущихся месят ногами грязь, сохранившуюся на лужах под корочкой льда. Брызги крови разлетаются по сторонам, но теряются на фоне следов от ботинок — белоснежная гладь вся изрыта бурыми бороздами. Фред хрипло кричит, в то время как Драко хранит молчание, контролируя дыхание.
Гермиона хочет их остановить, но вспоминает собственные стычки с Малфоем и меняет своё решение. Наверное, и Фреду, и Драко это нужно, пусть они сами толком не понимают зачем. Невилл кричит, что сражений с врагом хватает с лихвой, чтобы сшибаться ещё и друг с другом. Он бросает быстрые взгляды в сторону баталии, разворачивающейся всего в двадцати метрах от него, но тем не менее тоже не вмешивается.
На этой войне чересчур много стресса и напряжения. Давления за грудной клеткой, в сердце, столько, что хочется вырвать внутренности, лишь бы избавиться от него. И иногда без посторонней помощи в этом деле не обойтись.
День: 1354; Время: 19
Кажется, она начинает испытывать по отношению к Драко Малфою совсем не те чувства, что могла бы себе позволить. Все свои дни Гермиона проводит либо рядом с ним, либо в ожидании его прихода. Это опасно, безрассудно, но она ведёт себя так, словно это лучшее, чем можно заняться.
Ей совершенно не нравится то, что она постоянно о нём думает, наслаждается его компанией, даже несмотря на ссоры, и что теперь ей не наплевать на его раны, жизнь и смерть. А Гермиона не хочет ни о ком беспокоиться, потому что риск потерять небезразличного тебе человека сейчас чрезмерно высок. Но она отдаёт себе отчёт в том, что не может не волноваться. И неважно, в чём именно она себя убеждает и насколько усердно старается напоминать себе, что ей вообще не стоит хорошо относиться к Малфою. Потому что тогда Гермиона начинает вновь думать о том, как ловко Драко её провоцирует, как её веселит его сухая, саркастическая манера поведения и как сильно привлекает его рот и то самое выражение лица, когда он движется внутри неё. Гермионе нравятся его задумчивость, и язвительность, и то, что она никогда не знает наверняка, чего от него стоит ждать. Нравится, что он узурпировал пульт от телевизора, смотрит идиотские рекламные ролики, никогда добровольно не делится съестным и не оставляет без ответа её колкости.
И вот теперь Гермиона вынуждена смириться с той печальной истиной, что ей нравится Драко Малфой. Её друзей хватил бы удар, он сам бы рассмеялся ей в лицо и отпустил по этому поводу какой-нибудь злобный комментарий, да и саму Гермиону такой расклад не особо устраивает... но факт остаётся фактом, и им всем придётся с этим как-то жить.
День: 1356; Время: 17
Иногда всё тащится как в замедленной съёмке, а может, Гермионе это просто кажется и она боится, что они сами движутся недостаточно быстро. Развевающиеся чёрные мантии, с каждым вдохом щекочущий ноздри запах скорой весны, бушующий в верхушках деревьев ветер, что гнёт и качает голые ветви.
Гермиона уклоняется и колдует, петляет и швыряет заклятия — молодая женщина, которую она тащит через улицу, повисла на её руке. Ведьмы, колдуны, дети, сквибы — все те, у кого нет ни Метки, ни орденской повязки — слишком далёкие от мясорубки войны, сейчас они вдруг оказались в самом её эпицентре. Кое-кто присоединяется к сражению, неуверенно и неловко выпуская заклинания по высоким капюшонам и костяным маскам. Но большинство спасается бегством в им самим неизвестном направлении. Грюм что-то орёт о формировании группы, которая бы эвакуировала гражданских, отрывисто выкрикивает имена, но Гермиона не обращает на него никакого внимания. Сражаясь в рядах армии, она иногда чувствует себя совершенно одинокой. Пульс её сердца приказывает телу сделать всё возможное для собственного выживания, но чувство, раздирающее нутро, требует схватить эту женщину — их всех — и переправить в безопасное место, подальше отсюда. Почему-то намного проще видеть трупы тех, кто понимал: такой конец мог стать последствием сделанного выбора, но Гермиона не желает нести ответственность за гибель тех, у кого этого выбора никогда не было.
Гермиона присаживается на корточки — хрустят суставы, перехватывает поудобнее свою ношу и ныряет с ней в траншею, попутно выпуская из палочки сноп красного света. Целитель её узнаёт, но не делает ни шага навстречу — лишь жестом указывает усадить женщину рядом с мужчиной, что примостился возле ещё какого-то бойца, а тот — рядом с женщиной, перед которой расположился ребёнок.
Когда Гермиона выбирается обратно, в предплечье ей попадает пучок золотистых лучей — и повреждённая конечность будто бы полыхает огнём. Теперь она пользуется левой рукой и проводит остаток битвы в изогнутой позе — но это означает только то, что врагов она поражает в плечи, а не в сердце.
— Они становятся наглее, — замечает Лаванда после окончания сражения.
— А когда они такими не были? — бормочет Гермиона в ответ, всё её внимание поглощено Драко и Грюмом, стоящими от неё в паре метров.
Ей хочется прильнуть к малфоевскому плечу, вдохнуть знакомый запах. Она представляет, как его рука обнимает её за спину, поглаживает бедро или локоть, или как его большой палец устраивается в её ладони. От этих фантазий становится легче — они словно надёжная опора, горячая ванна для измученного тела. Но Гермиона удостаивается лишь простого кивка головой. И вот Малфой на неё уже не смотрит, а Грюм отправляет её к целителю.
Шум голосов то стихает, то нарастает, Гермиона усаживается на обломок стены, и какой-то незнакомец разрывает её рукав. Дрейфуя на волнах маминого голоса, она думает о колыбельной и о том, как неспешно гладили по волосам родные руки. Сидящий рядом мужчина предлагает Гермионе сигарету, а целительница со странным выражением лица светит ей в глаза фонариком. Гермиона размышляет о необходимости новых ботинок.
День: 1360; Время: 8
Гермиона кашляет и жалобно хлюпает носом, поглубже зарываясь в подушку горячим лбом. Из соседней комнаты до неё доносится чьё-то пёрханье, а из недр коридора — чихание. Весь Орден страдает от простуды, что провоцирует небрежность во время проведения операций и постоянные ссоры.
День: 1361; Время: 22
Она решает звать его Драко. Гермиона отдаёт себе отчёт в том, что большинство людей просто бы пустили этот процесс на самотёк, но ей всегда казалось необходимым принять решение. Она даже составила в голове мысленный план. Гермиона не знает, понравится ли такое изменение Малфою. Но его имя уже не раз срывалось с её языка (в особо страстные мгновения), и он ничего ей на это не сказал.
Гермионе так легче с ним спать. Она уже смирилась с тем, что вместо кавалера обзавелась любовником, но ей странно заниматься сексом с тем, кого она до сих пор зовет по фамилии. Она приходит к выводу, что подобное слишком обезличивает, так что отныне она будет звать его Драко.
День: 1370; Время: 18
— Раздевайся.
От требовательности в его голосе она удивленно моргает, пока он расстёгивает грязную и насквозь промокшую мантию. Ещё при виде его шевелюры у Гермионы появилась догадка, что именно ему нужно, а оценив, насколько сильно он перепачкан, она лишь уверилась в своих подозрениях. Бурые полосы на лице и волосах, перемазанные ладони.
Гермиона секунду колеблется, но слегка онемевшие пальцы все же справляются с рубашкой. Она знает: Малфой злится, но не на неё. Судя по всему, что-то случилось или его просто довели до белого каления. Вообще-то Гермиона первая испробовала такой способ снятия напряжения: четыре дня назад после изматывающего совещания она набросилась на Малфоя — накинулась на него с поцелуями и начала стягивать с него рубашку прежде, чем он успел захлопнуть дверь за своей спиной. В тот раз он ничем не показал своё недовольство, так что сейчас она, конечно же, не будет жаловаться.
Гермиона раздевается до нижнего белья, тогда как Малфой обнажается полностью. Но он быстро исправляет ситуацию: притягивает её к себе и разрывает трусики. Его губы жёсткие и грубые, ладони, приподнимая бюстгальтер, ползут вверх и обхватывают её груди. Малфой наклоняет голову и, зажав между пальцами соски, втягивает их губами — Гермиона цепляется за его плечи, даже не успев толком избавиться от мешающего предмета гардероба.
Он выпрямляется, облизывается и сверлит её взглядом — желваки на челюстях ходуном ходят от раздражения. На её груди остались грязные отпечатки его ладоней. Малфой стискивает Гермиону за плечи и снова целует, толкая на кровать. Она не совсем понимает, как вести себя с таким Драко, но было бы неправдой утверждать, что подобное поведение не возбуждает. Гермиона хочет, чтобы он взял её именно так, агрессивно и зло, и где-то внутри зарождается трепет от осознания того, что сейчас произойдёт.
Он переворачивает Гермиону на живот и, впиваясь пальцами в бёдра, вынуждает встать на четвереньки, но она в нерешительности замирает.
— Я... Я не... — едва матрас проминается под его весом, она задерживает дыхание.
Малфой ждёт окончания фразы, и она обдумывает, что же ей сказать, попутно заливаясь сумасшедшим румянцем от своей позы и его ладони, беспрепятственно оглаживающей её ягодицы. Гермиона так и не озвучивает свои сомнения, так что он проводит головкой члена вдоль её промежности, собирая влагу, и направляет туда, куда она и надеялась.
Гермиона с облегчением выдыхает: это её устраивает. Малфой даёт ей ещё секунду, удостоверяясь, что возражений не последует, и неторопливо погружается внутрь.
Такая медлительность удивляет Гермиону, но, наверное, всё дело в её первоначальной неуверенности, и таким способом Драко даёт ей возможность передумать. Но уже мгновения спустя он клещами впивается в её бедра и начинает яростно вбиваться в податливое тело.
Дыша с трудом, Гермиона опускает голову и комкает в пальцах одеяло. Стоны и влажные шлепки быстро заглушают остальные звуки дома, она прижимается к матрасу широко открытым ртом и закрывает глаза. Его ногти оставляют на её коже следы, тазовые кости больно ударяются о ягодицы — но ощущения при этом невероятные. Она никогда и не подозревала, что ей может такое понравиться, но ей хорошо, хорошо, хорошо, повторяет она про себя снова и снова.
Единственное, что ей досаждает в этой позе, — невозможность коснуться Малфоя, поцеловать, увидеть. Она чувствует себя несколько выключенной из процесса, но Драко с лихвой восполняет этот недостаток углом проникновения, скоростью и тем, как исступленно он что-то бормочет между вздохами. Малфой задаёт безумный темп, и Гермиона старается ему соответствовать, вцепившись в одеяло и со стоном подаваясь назад.
Именно поэтому она ошарашена, заметив сквозь пелену желания, что Драко значительно замедлился. Его рука отпускает её бедро и скользит по животу, опускается ниже, нащупывая клитор.
— Нет, — всхлипывает она. — Я... Я хочу...
— Чего ты хочешь? — от хриплых и низких звуков его голоса Гермиона стонет.
— Драко, просто...
— Милая, моё имя тебе ничем не поможет, — его вторая рука устремляется к её груди, и Гермиона с силой толкается назад.
Сообразив, что Малфой её больше не держит, она вновь и вновь повторяет это движение. Назад — вперёд — назад. Позже, осознав, что, позволяя ей проявлять инициативу, Драко всё это время не шевелился, Гермиона зальётся пунцовым румянцем, но сейчас она в состоянии думать лишь о том, какие ощущения он ей дарит. Или, точнее, она получает сама.
— Вот так, Грейнджер, — шепчет он. — Трахни меня.
Малфой убирает пальцы с клитора, обхватывает её ягодицу и затем ведёт рукой вдоль позвоночника, зарываясь в густые локоны. Почувствовав натяжение, Гермиона поворачивает голову и смотрит на него через плечо. Она с усилием выдыхает, и кажется, Малфой не меньше неё самой удивлён силе ощущений от одного лишь зрительного контакта.
— Чёрт, — стонет он, снова стискивает её бедра и возобновляет бешеные толчки.
Гермиона следит глазами за тем, как бугрятся мышцы на его руках и груди, но, почувствовав дискомфорт в шее, отворачивается. Малфою это не по нраву, и он дёргает её за волосы. Гермиона опять оборачивается, ловит его взгляд — и не может припомнить ни единого раза, когда бы чувствовала такое единение с другим человеком. Есть в этом что-то невозможно личное, никогда в жизни не испытанное, — наверное, потому, что Малфой с приближением оргазма обычно всегда опускал голову.
Драко облизывает губы, приоткрывает рот, а его бёдра судорожно напрягаются. Гермиона знает: вот сейчас он кончит, — и она заворожённо следит за ним, стараясь запомнить каждую деталь. То, как закатились его глаза, как вздулись мускулы, запрокинулась голова и дёрнулся кадык — протяжный, низкий стон вырывается из горла. Он — самое прекрасное, что Гермионе доводилось видеть. Растрёпанные волосы, раскрасневшееся, перепачканное грязью лицо. Ей повезло, что он позволил ей наблюдать за собой в момент наивысшей уязвимости. И такое никогда не сотрётся у неё из памяти.
Малфой падает вперёд, выставляя руки и упираясь ими в кровать. И Гермиона спешно поворачивает голову, давая шее отдых. Драко жарко и быстро дышит ей в спину, и она прикусывает губу, чувствуя, что он из неё выходит. Наклонившись, он проводит губами по её коже и выпрямляется, а Гермиона опять краснеет — слишком уж раскрыта она сейчас перед ним.
Она пытается перевернуться, но он ловит её за ноги.
— Не шевелись.
Гермиона чувствует его дыхание прежде, чем Малфой приникает к ней ртом, его пальцы ласкают её бедра, волосы щекочут кожу. Ей требуется совсем чуть-чуть, и она с криком кончает — разрядка и так была очень близка, когда оргазм накрыл Малфоя. Конечности держат плохо, и, отчаянно хватая ртом воздух, она валится на кровать, поглощённая круговоротом ощущений. Ей требуется время, чтобы поднять веки и вспомнить: Малфой всё ещё находится в комнате, в то время как она сама больше напоминает дрожащее желе.
Глаза Гермионы распахиваются шире, едва она упирается взглядом Малфою в пах, — Драко встаёт у края кровати, и она, зардевшись, переводит глаза на его лицо. Он ухмыляется и указывает рукой вниз:
— Да ладно, Грейнджер. Полагаю, вы уже достаточно знакомы.
Она фыркает, отводит взгляд и выпускает одеяло из пальцев. Она пытается подыскать достойный ответ, но мозг ещё не в состоянии полноценно функционировать. Интересно, Малфой именно поэтому решил заниматься с ней сексом? Кажется, это отличный способ лишать её дара речи.
— Ты грязная.
Лишь часы спустя Гермиона, вздрогнув, поймёт: в голове и мысли не мелькнуло о том, что Малфой может вкладывать в эти слова какой-то иной смысл.
— И как же, по-твоему, я такой стала? — спрашивает она, поднимая дрожащую, перепачканную и потную руку.
Малфой протягивает ладонь, и Гермиона сначала пытается изображать подозрительность, но сдаётся, принимая помощь.
— Да, вина моя, не спорю. Полагаю, мне стоит загладить свою грубость, вымыв тебя.
День: 1373; Время: 10
— Ты что делаешь? — спрашивает Гермиона, застыв в дверях, и Невилл смотрит на неё с невинным видом.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты стоишь на улице под дождем.
— Знала бы ты, что он уже сделал... — раздаётся голос у неё за плечом.
— ...Ты спросила почему? — Гермиона поворачивает голову и встречается взглядом с одним из близнецов Уизли — её тут же охватывает подозрение.
— Почему Невилл стоит под дождём?
— Ай, Джордж, она спрашивает почему.
— Именно этим она и должна была интересоваться с самого начала, Фред.
— Может, она...
— Ой-ой.
— Руки в боки.
— Да у нас тут теперь Сердитая Гермиона.
— Раздражённая, точнее, — поправляет она. — А теперь ответьте на мой вопрос.
— Это было...
— Фред, — перебивает Гермиона.
— Вообще-то, Джордж.
— Мы поспорили, как долго он сможет там простоять и не промокнуть.
— Это... Вам что, настолько скучно? — Гермиона вопросительно изгибает бровь и снова переводит взгляд на Невилла.
— Настолько.
— И что же получит победитель?
— Вопрос в том, что получит проигравший, — ухмыляется Фред, а Джордж крутит в руках маленькую фиолетовую конфету.
— Что это?
— Кое-что нашего производства.
— О боже, — шепчет Грейнджер.
Час спустя она отправляет Невилла в ванную комнату, перед этим проинструктировав ничего не трогать, чтобы не устроить пожар. Ей приходится зажать голову подушками, чтобы заглушить тот свист, с которым пар вырывается из ушей друга.
День: 1379; Время: 14
Она никогда не понимала, что особенного мужчины находят в женщинах, которые не носят нижнего белья – можно подумать, на теле нет другой одежды. Но обнаружив, что эта страсть приносит выгоду, Гермиона перестала беспокоиться по этому поводу. Малфой чуть не напугал её до смерти, спросив, есть ли на ней бюстгальтер. Он пожирал глазами её грудь, неторопливо приближаясь с хищным выражением лица. И едва Гермиона выдавила из себя «нет», Драко тут же на неё набросился.
И вот теперь она осознала, какие преимущества можно из этого извлечь.
День: 1380; Время: 16
— Мне кажется, я заблудилась. Как будто... будто я больше не знаю, где в этом мире моё место. Я каким-то образом всегда чувствовала, где я и с кем. А теперь я просто... дрейфую. И не имею ни малейшего понятия, что думать и чувствовать.
Гермиона старается отмахнуться от мысли о том, что она плачет, да ещё и перед Драко Малфоем, но эмоции захлёстывают её, и едва он подходит к раковине, у которой она стоит, разражается потоком слов. Она не понимает, что именно на неё нашло: наверное, всё дело в том, что у неё никак не получается избавиться от терзающих мыслей, а ещё в приближающихся месячных.
Ей нужен Гарри. Точнее, Рон. Тот самый раскрепощённый, эмоциональный Рон, который обнимается лучше всех на свете — когда его порыв спонтанен. Сейчас Гермионе необходимо хоть что-то, что поможет восстановить равновесие — нечто бо́льшее, нежели простая опора под ногами. Ей требуются тепло и сила, чтобы как можно быстрее взять себя в руки — ведь это совершенно неподходящее время для таких срывов. Для них никогда нет подобающего момента.
Малфой удивляет её: потянувшись, он неловко обнимает её напряжённой рукой за шею и тянет на себя. И Гермиона зарывается лицом в его плечо, цепляясь пальцами за рубашку. Ничего похожего на Рона — но это идеально. Как раз то, что ей сейчас нужно.
Малфой ждёт, пока дыхание Гермионы выровняется и она расцепит свою хватку. Он дёргает плечом, в которое она уткнулась, — Гермиона поднимает голову, и Драко наклоняется и медленно целует её обветренными губами, стараясь успокоить так, как умеет.
День: 1382; Время: 18
Гермиона проходит километр по лесу и долине, злясь, что такое происходит с ней именно в день женского недомогания. Физическая нагрузка усугубляется усталостью и спазмами внизу живота, и она очень близка к тому, чтобы спалить дотла весь этот дом, в который они прибыли и который оказался совершенно пустым. Ни людей, ни домовых эльфов. Ни единого клочка пергамента. Лишь кое-что из мебели, да чашка с остатками какой-то жижи на столе. Гермиону слишком достало участвовать в неудачных операциях.
День: 1390; Время: 2
Она пытается написать письмо Гарри и Рону, но, просидев час, вынуждена признать, что понятия не имеет, о чём рассказать друзьям. В свёрнутом пергаменте, который она на следующий день вручает Люпину, содержится всего три абзаца, но это уже хоть что-то.
День: 1396; Время: 17
Услышав скрип входной двери, Гермиона резко оборачивается. Она притворяется, будто в течение последних двух дней не проверяла, не появится ли Малфой, всякий раз с надеждой оглядывая входящего. Она приходит к выводу, что теперь просто не может долго не видеть Драко — ведь тот всегда был где-то поблизости.
Как Гермиона и подозревала, в этот раз это действительно он. Несколько часов назад вернулся Симус, сквозь зубы поминающий блондина нелестными словами, так что она догадалась: эти двое были чем-то заняты вместе. Малфой расстёгивает мантию, стряхивает её с плеч и замирает, едва увидев что-то на полу. Гермиона прослеживает его взгляд: Драко пялится на её поношенные тапочки, притулившиеся у дивана. Он продолжает раздеваться, но медленнее, занятый изучением её обуви. Малфой бросает тяжёлую хламиду на спинку стула, и Гермионе приходит в голову мысль: а не лучше ли убраться в коридор, пока он её не заметил? Хотя, он, в любом случае, обратит на неё внимание — слишком уж громко стонут и трещат доски под ногами.
Оглядев комнату, он встречается с Гермионой глазами и закусывает губу.
— Привет.
— Привет, — откликается она, ерошит волосы и тупо пялится на настольную лампу, стоящую на уровне его бедра.
— Кто ещё здесь?
— Симус, Анджелина, Джинни и Тонкс. Проф... МакГонагалл заходила поговорить с Тонкс, но уже ушла.
Малфой хмурится, недовольно чешет затылок, и Гермиона улыбается — теперь его волосы в полном беспорядке.
— Я вынужден попросить тебя об одолжении.
— Да, конечно, — Гермиона пожимает плечами и делает вид, будто ничего особенного в его словах нет. Малфой никогда никого не просил об услуге — по его собственному утверждению он ненавидит быть у кого-то в долгу.
— В столе у Грюма лежит ключ. Он мой. Грюм пообещал вернуть его, когда всё закончится, но мне он нужен сейчас. Я бы сам попросил его об этом, но он ушёл, и я понятия не имею, когда вернётся.
— Ты разговаривал с Люпином? У него есть доступ в кабинет Грюма... На всякий случай.
— Да. Но Люпин заявил, что я могу подождать, и когда я постарался объяснить, что не могу, он не стал меня слушать.
— Так ты хочешь, чтобы я вломилась в кабинет?
Малфой со смешком выдыхает и смотрит на Гермиону с тем странным выражением, которое она уже видела на других лицах, но на этом — никогда.
— Для той, кто терпеть не может нарушать правила, эта мысль слишком часто приходит в твою голову первой.
Гермиона бы не пережила своё детство, не обладай она таким своеобразным инстинктом самосохранения.
— А что тогда ты предлагаешь?
— Попросить его? Я в курсе, что ты знаешь его гораздо лучше. Люпин хорошо относится к тебе из-за Поттера. И вот я подумал: не могла бы ты немного этим воспользоваться?
Она подпирает щёку, наклоняет голову в сторону и пожимает плечами — у неё нет уверенности, что это сработает.
— Даже не знаю.
Малфой тут же замыкается в себе — он делает так постоянно, хотя Гермионе это ужасно не нравится.
— Тогда забудь о моей просьбе.
— Успокойся. Я не сказала нет, а лишь заметила, что не уверена, поможет ли это.
— Я придумаю что-нибудь другое.
— Ну, мы могли бы...
— Я имел в виду, я придумаю что-нибудь другое.
Она сверлит Драко взглядом, злясь на то, что он сердится, несмотря на её старания помочь ему.
— Малфой, прекрати вести себя как скотина. Я помогу, только не знаю, с какой стороны за это взяться.
Он шумно выдыхает, подносит ладонь к голове и с усилием трёт лоб.
— Всё, что от тебя требуется, это попросить его. Скажи, что ключ мне нужен и что Грюм знает — он мой.
— Люпин захочет убедиться. От чего этот ключ?
Снова это бесстрастное выражение, настороженность во взгляде, напряжённая поза. Иногда Гермионе кажется, что у неё никогда не получится найти с Малфоем общий язык, но чаще всего она думает, всё дело просто в её дурацком характере, раз она пробует снова и снова.
— Это не твоё дело.
— Малфой, не вижу причин не ответить, если только этот ключ не отпирает дверь комнаты с твоими тайными тёмными секретами.
— Причины есть — тебе не надо об этом знать. А ты опять копаешься в поисках информации, лишь бы утолить своё неуёмное любопытство.
— Вообще-то, — огрызается Гермиона, — я лишь пытаюсь найти способ помочь тебе...
— Повторяю ещё раз: забудь.
— Да что в этом такого? — она раздражённо всплёскивает руками.
— Зачем тебе это знать?
— Если Люпин спросит, я бы могла...
— Люпин в курсе, что ключ мой. Он даже может знать, от чего он. Так что твоя осведомлённость не играет никакой роли.
— А ты не мог мне объяснить это с самого начала?
— Можно подумать, это бы остудило твой интерес.
— Пока ты не начал разводить таинственность — конечно! А теперь я не могу перестать думать о том, что же ты прячешь!
— Эксклюзивные приспособления для пыток магглорождённых, Грейнджер. Хочешь испробовать? Да какое это вообще имеет значение?
— Я...
— Забудь о моей просьбе.
— Нет. Я...
— Я сказал, неважно.
И это конец разговора: Драко разворачивается и выходит за дверь прежде, чем Гермиона успевает сказать хоть слово. Она сердито сверлит взглядом сначала створку, затем малфоевскую мантию и отправляется на кухню.
День: 1397; Время: 1
Дверь открывается с низким протяжным скрипом, и Гермиона тут же поднимает веки. Она впивается глазами в створку, но стоит ей разглядеть в темноте какую-то фигуру, удивление сменяется любопытством.
— Драко?
Наверное, это не лучшие слова — ведь это может быть кто угодно, и этот кто угодно наверняка бы заинтересовался, почему Гермиона уточняет, а не Малфой ли заявился к ней в комнату в два часа ночи.
Незваный гость не отвечает, дверь за ним щёлкает, и сердце Гермионы начинается биться сильнее. Она чувствует прилив адреналина и широко распахивает глаза. Гермиона думает, что это Малфой, но её слишком богатое воображение всегда доставляло ей хлопот.
Она садится в кровати, хватает с тумбочки палочку и направляет её в сторону двери, нащупывая второй ладонью выключатель на лампе. Бледный свет заливает комнату, а матрас у её ног проминается. Гермионе приходится проморгаться, чтобы привыкли глаза, но она успевает разглядеть светлые волосы и убедиться в своей правоте.
— Ты мог бы так не подкрадываться к людям, — шипит она.
Малфой хватает палочку за кончик, опускает, и, вытащив из её пальцев, откладывает на тумбочку.
Развернувшись, он перекидывает через Гермиону ногу и наклоняется вперёд — его ладонь, замершая было у её бедра, скользит по простыне. Под его весом Гермиона вынуждена отклониться назад, и он сверлит её взглядом, прежде чем яростно поцеловать. Сначала она отвечает осторожно, но, вспомнив, как именно Малфой вёл себя этим вечером, целует его в ответ с такой же злостью. Кажется, именно этого он и добивался. Малфой прикусывает губу Гермионы, а она впивается ногтями в его голову и слышит, как он бормочет что-то о женщинах (или ведьмах), и понимает: эта ночь будет длинной.
День: 1399; Время: 7
Гермиона просыпается от визга и приглушённого смеха, грохота взрыва, сотрясающего её кровать, и шума воды — такого громкого, будто прямо под ней бьёт гигантский фонтан. Сначала она улыбается, потом задумывается, стонет и чувствует, как сердце наполняется страхом и предвкушением: Гермиона вспоминает, что сегодня Официальный Праздник Близнецов Уизли — Первое Апреля.