9
День: 1147; Время: 2
— Адамс не изобретал Бодроперцовое зелье.
— Изобретал. Он опубликовал его рецепт в «Новых Зельях и Средствах от Недугов» в 1792 году, а в «Способах Спасения Общества» — в начале 1793-го!
— Долаган разместил статью о новом снадобье в январском выпуске «Зельеварения» 1792-го, но сам патент был зарегистрирован ещё в 1791-м. После его смерти обнаружились дневники, ясно свидетельствующие о том, что он начал работу над этим средством аж в 1787-м!
— Твои данные ошибочные, — фыркает Гермиона, размахивая пальцем перед малфоевским носом. — Все книги, которые я читала, ссылаются на Адамса как на создателя...
— Тогда именно твои книги ошибаются. Неужели позаимствовала их в Лавке Комиксов Джокера, в Бредовой Секции? Там...
— Что?
— Магазинчик в Уилтшире, — Дин пытается встрять прежде, чем спорщики возобновят крик.
— Проверяй свои источники, Грейнджер. Это был Долаган. Готов биться об заклад.
— Малфой, ты такой твердолобый! Ты как... как все те, кто считает, будто лампочку накаливания изобрёл Эдисон, и отказывается верить во что-то иное, пусть даже...
— Я думал, Эдисон действительно изобрёл лампочку накаливания, — влезает в спор Колин.
— А-а-а! — кричит Гермиона, всплёскивает руками и, вылетая прочь из комнаты, едва не врезается в Дина — благо тот отскакивает в сторону.
— Ведьмы, — бормочет ей вслед Колин.
— Эта ведьма, — рычит Малфой.
День: 1151; Время: 14
Малфой впечатывает её в дверцу холодильника так сильно, что на столешницу сваливается сахарница. Одной рукой он задирает рубашку Гермионы, обхватывая её грудь, второй теребит на её спине застёжку бюстгальтера. Его рот такой влажный и требовательный, а тело прижимается так тесно, что дыхание у неё перехватывает.
Первой реакцией Гермионы на вопрос, уточнила ли она имя подлинного изобретателя Бодроперцового зелья, стала секундная паника, но она решила немедленно сменить тему... набросившись на Драко с поцелуями. И очень быстро оказалась наедине с настойчивым и крайне возбужденным Малфоем, а вся ситуация в целом стремительно вышла из-под контроля.
Она даже не почувствовала, что Малфой расстегнул бюстгальтер, — заметила, только когда он отбросил его вместе с рубашкой. Которую Гермиона позволила стянуть с себя лишь по той причине, что не сомневалась: полностью обнажённой она не останется. И вот теперь она краснеет, растерянно размышляя о том, что лампочки на кухне слишком хорошо освещают помещение. Страх и неуверенность комом застревают в горле, едва Малфой отшвыривает её одежду на пол. Она делает попытку прикрыться руками, готовясь проследовать в спальню с максимально возможным достоинством, но у Драко совсем другие планы. Он снова прижимается к ней грудью, и от прикосновения хлопка к соскам Гермиона резко выдыхает.
Малфой терзает её губы, затем перемещается к шее — концентрируется на издаваемых Гермионой звуках, чтобы определить местоположение её пока не до конца им выученных чувствительных точек. Он лижет и прикусывает кожу, оставляя горящую дорожку на ключице, и сознание возвращается к Гермионе, лишь когда он подбирается к её груди. Смущение вкупе с возбуждением разливается краской по шее и лицу, и она цепляется пальцами за плечо Драко, останавливая.
— Малфой, я.... Я правда не... Ох... Боже, — чтобы не застонать, она задерживает дыхание, но долгий протяжный стон всё же вырывается из горла.
Малфой не был первым мужчиной, касающимся её груди, но именно он первый обхватил её сосок губами. Гермиона рвано дышит, стискивая в кулаке волосы Драко, пока он то посасывает, то сжимает зубами нежный бугорок, то щекочет его кончиком языка. Это совершенно новые ощущения — она и думать не думала, что такое возможно, и позже будет краснеть, вспоминая, как подавалась Малфою навстречу, бормоча его имя
— Коснись меня, Грейнджер, — резко шепчет он и, выпрямившись, целует её плечо, подбородок, губы. На секунду Гермиона теряется, ведь её руки уже на нём, но тут он толкается вперёд бёдрами, и до неё доходит смысл его просьбы.
«Господи», — думает она. Она уже делала подобное раньше, но это же Малфой, и в этом вся разница. Непослушными руками она расстегивает его штаны, и он целует её, не давая времени на сомнения. Костяшки пальцев Гермионы проходятся по его ягодицам и ногам, она подцепляет пояс брюк и резинку белья и спускает их как можно ниже. Возбуждение Малфоя очень заметно, и, когда Гермиона обхватывает его член ладонью, стон отдаётся вибрацией у неё внутри. Какой-то древний инстинкт заставляет её скользнуть вверх-вниз по всей длине, прежде чем в голове формируется вопрос: что же именно ей делать. Его бёдра покачиваются в такт, позволяя Гермионе самой задавать темп. И когда Драко запускает пальцы ей в волосы, чтобы оттянуть назад голову и добраться до губ, она отвечает с жадностью. Будто бы тонула, а потом поняла, что может дышать под водой.
Малфой опускает руку, обхватывает её ладонь, направляя к головке, — и, собрав смазку, ведёт её кисть вниз. Убирает пальцы и прижимает их к животу Гермионы — цепляет пояс её джинсов, нащупывает резинку трусиков. Драко сбито дышит, зарывается лицом в её плечо, целует и опаляет кожу влажным дыханием. Гермиона, пользуясь случаем, целует его шею — в первый раз, — и его реакция доставляет ей настоящее удовольствие. Малфой стонет, резче толкаясь бёдрами, одна его рука крепко обхватывает Гермиону за бедро, тогда как вторая опять ползёт к её груди.
— Вот так, Грейнджер... Именно так, — он охает, и его слова отдаются в её горле. Малфой тяжело наваливается, и она чувствует биение его сердца, выстукивающее тот же самый ритм, что и её собственное.
Он прикусывает её плечо — совсем чуть-чуть, но вполне осязаемо, — и Гермиона отвечает тем же, прихватывая кожу у основания его шеи. И в этот самый момент Малфоя накрывает оргазм: он до вздувшихся вен пытается сдержать рвущиеся наружу звуки, но протяжный гортанный стон всё же прорывается сквозь стиснутые зубы. Мышцы на его плече напрягаются, Гермиона чувствует, как каменеют его руки. Она ощущает влагу на ладони и животе, и, по идее, ей должно быть противно, но это совсем не так.
Уткнувшись в неё и на пару секунд расслабившись, Малфой жадно ловит ртом воздух, но почти сразу поворачивает голову и лижет кожу на её шее. Его большой палец неспешно кружит вокруг соска, и Гермиона совершенно не понимает, что ей теперь делать. Драко опускает руку, обхватывает её запястье и отводит в сторону. Отступает, и Гермиона краснеет.
Он стаскивает рубашку — и Гермиона оглядывает его торс, пользуясь возможностью, которой у неё не было с тех самых пор, как он раненый лежал в её спальне. Она смотрит, как под кожей Малфоя перекатываются мускулы, поднимает голову и встречается с ним глазами — но не может понять выражение его лица. Радужка тёмная, губы красные, щёки разрумянившиеся. Она замечает на его шее отметину от своих зубов.
«Слишком яркую», — думает Гермиона, хотя, не похоже, чтобы он возражал... пока.
Она решает, что Малфой отбросит рубашку в сторону, но он её комкает и протирает Гермионе живот. Ей очень интересно: о чём он думает, глядя на её тело, но она тут же обрывает себя, придя к выводу, что это не важно, учитывая его недавнее возбуждение. Малфой берёт её руку и тщательно вытирает, промакивая тканью. И Гермионе этот жест кажется настолько милым, насколько позволяют обстоятельства.
— Я... Я правда не знаю, что я...
— Да-да. Я знаю, — губы Малфоя изгибаются в полуулыбке, какой она никогда прежде не видела, его голос звучит хрипло, и он снова вовлекает её в поцелуй.
Несколько минут спустя, почти окончательно запутавшись в происходящем, Гермиона обнаруживает, что Малфой стягивает её джинсы вниз. Близость собственной обнаженной плоти к его нагому телу вызывает приступ паники, но Драко отрывается от её рта и опускается на колени прежде, чем Гермиона решает сбежать от того, что, по её мнению, сейчас произойдёт.
— Что... Что ты делаешь? — она не узнаёт свой голос — непривычно глубокий, он срывается на писк.
Гермиона пытается свести ноги, её лицо горит от неловкости, но Малфой настойчиво разводит её колени ладонями, не позволяя даже пошевелиться. Боже, с тех самых пор, как ей исполнилось четыре, никто, кроме неё самой и доктора во время ежегодных осмотров, не видел её с этого ракурса.
— Я дам тебе три попытки, — он вскидывает голову и приподнимает её ногу, стаскивая штанину и целуя внутреннюю сторону бедра.
— О, нет. Нет-нет, я действительно не думаю... — он обводит подушечкой клитор, заставляя Гермиону подавиться стоном.
— Расслабься, Грейнджер. Тебе понравится, обещаю.
Она закрывает лицо ладонью и для равновесия откидывается на дверцу холодильника. Чувствует его горячее дыхание на коже. Он разводит пальцами шелковистые складки, и Гермиона готова закричать от смущения — ей кажется, что она сию же секунду умрёт или воспламенится.
— О, — выдыхает Малфой, и она зажмуривается, крепче прижимая руку ко рту. — Ты такая влажная для меня, Грейнджер, да?
Малфой говорит что-то ещё, но слов не разобрать, потому что он приникает к Гермионе губами, делает вдох, и она даже чувствует колебания воздуха. От прикосновений его языка она дёргается, вскрикивает в ладонь и широко распахивает глаза. Малфой вскидывает руку и прижимает к её животу, его рот уже не так осторожен — бесстыден и жаден. Ему, конечно же, плевать на вкус, запах и вид того места, что сейчас перед его носом, и он чертовски хорошо заставляет саму Гермиону перестать переживать по этому поводу. Малфой ласкает её ртом, отрываясь от клитора лишь для того, чтобы дразняще скользнуть языком внутрь, вынуждая её тело открыться для него ещё сильнее.
Секунды или минуты спустя её рука уже не просто прикрывает смущённое лицо, а зажимает рот, не давая чересчур громким звукам сорваться с губ. Гермиона снова и снова выстанывает его имя, подаётся бёдрами ему навстречу и непроизвольно зарывается пальцами второй руки ему в волосы. На теле Малфоя наверняка останется синяк — Гермиона так сильно упирается ему пяткой в плечо, — но она не может сейчас найти в себе силы переживать о чём-то, кроме грядущей разрядки.
— Я... Я только хочу... — всхлипывает она, откидывает голову назад и врезается затылком в холодильник — ещё чуть-чуть, и она шагнёт за грань этого мира.
Гермиона ерошит светлые волосы и, сжимая руку в кулак, царапает ногтями кожу его головы. Малфой грубо вбирает в себя клитор и вдавливает ладонь ей в живот. Гермиона кончает с громким гортанным вскриком — пальцы на ногах скручивает спазм, и она замирает, пока её сознание где-то дрейфует, а нутро пронзает сладкая судорога. Никогда прежде она не испытывала такого сильного оргазма, и интенсивность ощущений почти пугает – кажется, она может отключиться прямо в его руках... но мыслей в голове слишком мало, чтобы всерьёз об этом беспокоиться.
Гермиона постепенно приходит в себя, начиная соображать, где она находится. Тело ещё колотит от пережитого, а кислород при вдохе обжигает лёгкие. Она чувствует влажные губы на своей шее и лениво приоткрывает глаза, моргая несколько раз, чтобы вернуть чёткость восприятия.
Светлые волосы на периферии зрения приходят в движение, и перед ней появляется лицо Малфоя. В течение нескольких ударов её постепенно успокаивающегося сердца он просто смотрит на неё, затем накрывает рукой её по-прежнему прижатую ко рту ладонь и отводит в сторону.
— В следующий раз, Грейнджер, — шепчет он, — ничего такого. Я хочу тебя слышать.
«В следующий раз», — отмечает она, пытаясь сосредоточиться, но оставляя эти бесплодные попытки. Её мозг сейчас не в состоянии обработать полученную информацию. Малфой наклоняет голову, его поцелуй почти так же нетороплив, как течение мыслей Гермионы, и она не сразу догадывается, что именно ей кажется странным.
Предупреждая желание Гермионы отодвинуться, Драко отстраняется сам, неуверенный, понравился ли ей собственный вкус. Он делает шаг назад, и она обращает внимание на его эрекцию. Утерев рот, Гермиона рассматривает его член: размер приличный — она уяснила это, ещё когда трогала его, хотя понятия не имеет, какой именно, большой или средний. Но знает: достаточный и просто отлично ей подходящий.
В голову приходит мысль, что в таком состоянии Малфой может захотеть продолжения, но он наклоняется и натягивает штаны. Оставляет их незастёгнутыми, поднимает бюстгальтер и рубашку Гермионы, пока она сама, прикрывая грудь рукой, занята джинсами.
— Спасибо, — шепчет она, забирая одежду, и стремительно покидает комнату, морщась от воспоминаний о том, что в прошлый раз подобной физической близости сказала то же самое. Но в этот раз она имела в виду кое-что другое. Хотя, после всего того, что Малфой сделал, он мог бы отнести её слова на любой счёт и был бы прав.
Гермиона никак не может поверить, что на самом деле допустила такое, и по дороге в свою спальню заливается румянцем. Не похоже, чтобы Малфоя что-то беспокоило, да и вряд ли эти ласки были его первым подобным опытом... Он однозначно проделывал это раньше. Но очень смущала мысль, что на сей раз это была она.
По крайней мере — насколько Гермиона могла оценить, пусть и нельзя было быть уверенной наверняка — она не оказалась омерзительна на вкус. И в конце концов, это Малфой... Будь всё так неприятно, он бы наверняка остановился и сделал бы что-то ещё. Ощущения были потрясающие, так что кто она такая, чтобы жаловаться?
Найдя одежду на смену, Гермиона стонет от собственных мыслей и направляется в душ. Она решает: если сосредоточиться на переживаниях, а не на том, чем именно они были вызваны и как она тёрлась о Малфоя в процессе, можно с уверенностью утверждать, что сожаления тут неуместны. И это по меньшей мере.
День: 1164; Время: 3
— Гермиона. Грейнджер.
Она принимает самый невинный вид, на который только способна, поднимает голову и смотрит в дверной проём столовой, чувствуя, как черты лица искажает то выражение глубочайшего удивления, что она репетировала всю ночь.
— Джордж! Что случилось?
Уизли прищуривается, его покрытое приправами лицо жирно блестит.
— Я знаю, это сделала ты.
— Что? Вовсе нет! — но Гермиона начинает хихикать, ведь это смешно. — Прошу прощения, просто это... Ты выглядишь нелепо.
— Я выгляжу, как чёртова индейка Флёр!
Смех, который она пытается скрыть, прорывается наружу.
— И кто бы мог такое сотворить?
— О, прекрати! — Джордж делает шаг вперёд, и Гермиона немедленно подскакивает со стула, спотыкаясь от смеха.
— Я бы никогда...
— Ты же знаешь, что с близнецами Уизли лучше не связываться, да? Месть!
— Эй! Эй! Это моя месть за мои волосы, которые оставались красными несколько месяцев!
— Да я почти весь покрыт маслом и специями!
— Смоется, — она хихикает, глядя, как друг дёргается в её сторону, но его нога едет по полу.
— Джордж?
За его спиной слышатся смешки, но всё внимание Уизли сосредоточено на той, что стоит перед ним.
— Расплата, Грейнджер! Она грядёт, — вскидывает он палец.
Гермиона делает себе мысленную пометку покинуть дом в ближайшие два дня: как только тут объявится Фред, что бы ни задумал Джордж, это обернётся по-настоящему дьявольским планом. Но сейчас она громко хохочет вместе со всеми.
День: 1168; Время: 13
Войдя в кухню и обнаружив, что за столом сидит Малфой, Гермиона теряется — всё, о чём она может думать, это прошлый раз, когда они оказались здесь вместе. Однако он не замечает её нервозности — по крайней мере, Гермионе так кажется, — и она старается вести себя как обычно.
— Ненавижу эти штуки. Вечно остаются холодными в середине, сколько ни держи их в микроволновке.
— Так разрежь пополам, — бормочет Малфой, занятый где-то раздобытой газетой. Гермиона подумывает попозже утащить её у него и узнать, что же происходит за пределами их маленького замкнутого мирка.
Она переводит взгляд обратно на микроволновку, внутри которой в тусклом жёлтом свете крутится тарелка с едой.
— Но она в коробке.
Он то ли ворчит, то ли раздражённо вздыхает.
— Так вытащи из коробки.
— Но здесь написано, что готовить надо в упаковке. В ней предусмотрена какая-то особая изоляция, которая, предположительно, способствует приготовлению.
— Грейнджер, ты всегда следуешь инструкциям? Я вытаскиваю еду из упаковки, разрезаю на две части, которые отлично разогреваются. Это совершенно нормально — выбирать иной, но действенный способ, если другие не приносят результата. И пусть даже утверждается, что надо поступать не так.
— Но...
— Это ж как, наверное, скучна твоя продуманная жизнь! Ты же упёртая, словно баран. Стоит хоть чему-то пойти не так, и всё превращается в гигантскую проблему единственно из-за твоей убеждённости, что других путей попросту нет.
Гермиона угрожающе прищуривается.
— Я говорила всего лишь о заморозке.
— Именно. Это только дурацкая заморозка! Да ну и что, что они утверждают, будто бы надо пихать еду в картонке?
— Это дело принципа: раз они выпускают этот продукт, то должны знать, как лучше с ним обращаться.
— Отлично. Тогда ешь холодное, — он встряхивает газетой, заканчивая спор.
— У меня нет никаких проблем, если какая-то мелочь путает мои планы.
— Ну конечно. Именно поэтому мы две минуты спорили по поводу полуфабриката.
— Да потому что ты засранец, уверенный, что знает меня!
— Потому что ты упрямая сучка, считающая, что я не могу разглядеть очевидных вещей. Ты же наверняка помрёшь лет через пять от сердечного приступа или высокого давления, — Малфой проводит пальцем по странице в газете. — «Гермиона Грейнджер преставилась от чрезмерного переживания по поводу замороженных полуфабрикатов». Грейнджер, жизнь — это не план. Она просто идёт. Фигурально выражаясь, ты либо давишься холодным обедом, либо режешь его на части и получаешь желаемое.
Она несколько секунд сверлит Малфоя взглядом, потом хлопает по кнопке на микроволновке и резко вытаскивает контейнер с едой. С шумом разрезает его на две части — скрежещет ножом по тарелке, демонстрируя своё раздражение, — и засовывает обратно в печку.
— Счастлив, Малфой?
Он ухмыляется, уткнувшись в газету.
— Грейнджер, это вопрос не моего счастья... а твоего.
День: 1175; Время: 11
— ...затем добавляешь три капли белладонны, мешаешь двенадцать раз по часовой стрелке, и всё. Думаю, на самом деле на площади Гриммо есть...
— Гермиона, — она подпрыгивает, отрываясь от разговора с Чо, и вскидывает глаза на сидящего напротив Энтони.
Сообразив, что все в комнате смотрят на неё, Гермиона чувствует, как начинают полыхать уши — ситуация в целом слишком похожа на то, будто её поймали за болтовнёй на уроке. Чо тоже вспыхивает, откашливается и выпрямляется.
— Грейнджер, я уверен, ты можешь найти своему рту другое применение, — изогнув бровь, тянет Малфой. Уже в следующую секунду глаза Гермионы округляются от удивления и страха, потому что она знает: все присутствующие подумают о том же, что пришло на ум ей. — Например, держать его закрытым.
Сердце странно дёргается в груди, Гермиона резко выдыхает и сверлит Малфоя хмурым взглядом, на что тот лишь ухмыляется. «Сволочь», — думает она, понимая, что Малфой прекрасно отдаёт отчёт своим словам. И тут Гермионе приходит в голову мысль, почему-то до этого совсем её не тревожившая... а что, если бы Малфой и вправду сболтнул перед всеми лишнего? Или рассказал бы кому-нибудь об их встречах? Эта информация стала бы достоянием всего Ордена и Министерства в течение пары дней! Она может всё отрицать, пока язык не отсохнет, — проблему это не решит. Люди вольны вытворять что угодно, но вряд ли что-то окажется более противоречивым, чем Гермиона Грейнджер и Драко Малфой.
Однако, если утечки ещё не произошло, едва ли Малфой станет болтать — для этого он слишком закрытый человек. У него же вообще паранойя: вместо того, чтобы ответить на вопрос, что он ел на ужин, он примется допытываться, почему его об этом спрашивают... И ведь даже выяснив причины подобного интереса, всё равно не ответит.
Пока Малфой говорит, попутно чертя что-то на доске, Гермиона смотрит на его рот. Старается выкинуть из головы непотребные мысли, но понимает: пока она так пялится, это бесполезно, и в мозгу всплывают воспоминания о том, на что этот рот способен. Говорить, оскорблять, целовать и... ладно. То, как его язык скользит по зубам, как шевелятся губы, растягиваясь и изгибаясь, заставляет Гермиону думать совсем не о том, о чём стоило бы.
Особенно здесь. Гермиона замечает, что на размышления об умениях этого самого рта её собственное тело реагирует крайне неожиданно. «И это плохо», — думает она. Малфой привлекает её гораздо сильнее, чем раньше, вопреки уверенности, что это притяжение останется прежним или вообще пойдёт на спад. Гермиона опускает глаза с его губ на его руки — на длинные пальцы... Она вынуждена уставиться взглядом в стол, чтобы нормализовать сердцебиение. Да уж, это очень плохо.
День: 1184; Время: 8
Она ждёт, пока Чо и трое ночующих в доме авроров лягут спать или хотя бы разойдутся по своим спальням, и отправляется туда, где обычно застаёт Малфоя по ночам. Если Лаванда вдруг решит сделать свои предположения достоянием общественности, лишние свидетели Гермионе не нужны.
— Нет телевизора, да? — он молчит, хотя Гермиона и не рассчитывала на ответ, так как знает: Малфой не удостаивает вниманием очевидные вопросы. — Я думала, у тебя завтра операция.
— Так и есть.
— Может, стоит пойти спать? Уже четыре утра.
— Мне стоит делать то, что считаю нужным я, и чем, собственно, я сейчас и занимаюсь, — огрызается он, и его недоброжелательность заставляет её изменить решение остаться с ним.
— Ладно, — тянет Гермиона, теребя браслет на запястье. — Тогда желаю удачи.
Она разворачивается к выходу, но замирает, когда слышит его голос:
— Восход через час.
— Да, — она чешет ухо, не улавливая, к чему Малфой клонит.
— У подножия холма за домом есть озеро. Когда солнце поднимется над холмом, то будет освещать воду. Это не совсем залив, но я подумал, тебе может быть это интересно.
Последнее его замечание всё расставляет по местам. И Гермиона вспоминает их разговор в снегу после драки с Симусом.
— Спасибо.
Малфой приподнимает бровь и переводит взгляд со стены на свои колени — его губы изгибаются в подобии ухмылки.
— Кажется, теперь ты говоришь мне это достаточно часто.
Гермиона вспыхивает.
— Заткнись.
В обычной ситуации она бы постаралась быстро сменить тему, но сейчас все её мысли заняты тем фактом, что Малфой помнит мельчайшие детали разговора, который состоялся несколько месяцев назад.
— Иди сюда, — шепчет Малфой, и Гермиона разворачивается, встречая его прямой взгляд.
Ногам требуется несколько секунд, чтобы послушаться отданной мозгом команды, и Гермиона чувствует себя несколько скованно, пока бредёт к дивану. Она неуверенно замирает и садится с ним рядом. Драко не оставляет ей и секунды на колебания - наклоняясь, обхватывает её голову и целует. Рот Малфоя грубее обычного, и целует он её так, будто на что-то злится, хотя вряд ли его гнев связан с ней. Похоже, именно эта злость и послужила причиной недавней резкости, и Гермионе кажется, что теперь он пытается выплеснуть обуревающие его эмоции.
Она догадывается, что, подобно ей самой, Малфой использует её для того, чтобы перестать думать.
Ей требуется несколько минут, чтобы ослабить напор его губ и языка. Когда она отказывается поддаться его агрессии, Малфой постепенно расслабляется и успокаивается. Становится мягче, изучая, лаская и прикусывая кожу. Он будто бы пробует Гермиону на вкус, не пытаясь дать выход своему раздражению, его руки путаются в её волосах, и её сердце бешено колотится в прижатой к его телу груди. Малфой целует её снова и снова, насколько только хватает дыхания.
Позже, когда он уйдёт, а солнце превратит гладь озера в расплавленное золото, Гермиона будет мучиться вопросом, во что же она ввязалась.
День: 1193; Время: 18
В доме на площади Гриммо висит зловещая тишина, и Гермиона понимает: — что-то случилось! — ещё до того, как из-за угла появляется помятый, усталый и по-малфоевски бледный Энтони.
— Что произошло?
— Чо, — его голос срывается, и он откашливается. — Она ранена. Гаррета здорово приложили. Смитс мёртв.
— Как это вышло? Насколько всё плохо?
— Не знаю. Мы же никогда ни черта не знаем, верно? Ни словечка не скажем, — его переполняет горе, и он злится — теперь понятно, почему его волосы торчат дыбом... он будто тянул их в разные стороны.
— Чо и Гаррет поправятся? — Гермиона в этом не уверена, но считает нужным спросить.
— Гаррет в порядке. Оклемается через пару дней. Чо... Не знаю. Она жива, но... Ей потребуется немало времени, чтобы понять, как существовать дальше.
Гермиона открывает рот, чтобы расспросить поподробнее, но, заметив Грюма, который тяжело спускается по лестнице, обрывает себя. Он выглядит измождённым: сегодня один из тех немногих дней, когда в глаза бросается его усталость от битв, отметины войны и следы сделанного непростого выбора.
— Малфой пропал.
— Что? — Гермиона давится воздухом, а волосы на затылке становятся дыбом. В голове тут же вспыхивает тысяча вариантов, её глаза округляются, а рот приоткрывается.
— Он был здесь час назад, — трясёт головой Энтони, и Гермиона понимает, что теперь может сделать вдох. Он пропал отсюда. И она сосредоточивается на том, чтобы успокоить заполошно бьющееся сердце, и гонит прочь вопрос, почему её вдруг накрыла такая паника.
— План провалился. Он где-то зализывает раны, — Грюм с ворчанием смотрит на часы. — Он мог бы заняться этим после войны. Вы, детки, своими идиотскими сожалениями лишь растянете её ещё на год. Даже в случае неудачи постоянная бди...
— Грюм, мы не были обучены воевать, и это не наш выбор. Мы не можем справляться со стрессом точно так же, как те, кто к такому привык, — возражает Гермиона, и после её попытки защитить их всех — его — воцаряется тишина.
— Но вы здесь, и оправданиям тут не место, — отрезает Грюм, и они сверлят друг друга глазами, пока один из них не отводит взгляд. Сдаётся Гермиона, она смотрит в пол, её губы сжаты в тонкую линию, а в зрачках полыхает гнев.
День: 1199; Время: 12
За пять дней Гермиона наведывается в три убежища, но Малфоя нигде нет. Она не очень понимает, зачем вообще его ищет, но что-то внутри ноет от осознания того, какие чувства он сейчас испытывает. Гермиона не может представить, каково это: возглавлять команду, один член которой погибает, а большая часть получает ранения. Она не позволяет себе копаться в собственных мыслях... Обдумывать то, что она просто не хочет, чтобы он чувствовал себя виноватым, ведь в нём и так слишком много вины.
Это не его ошибка — вот что собиралась сказать ему Гермиона. И точно так же она бы уверяла любого, ведь это правда, и никто не должен брать на себя чужую ношу. Гермионе кажется, что если камень, который Малфой толкает вверх, станет слишком большим, он может сдаться.