4
День: 645; Время: 11
Вчера Гермиона снова их встретила — вот уже второй раз подряд — и не смогла не задаться вопросом, чем же они так заняты. Днём она доставила по назначению пакет, вручённый ей утром, и получила для передачи другой. И ни разу за три дня не имела понятия об их содержимом. Однако работать посыльным — и то привлекательнее того, чем она занималась месяц назад.
— Грейнджер, — Гермиона быстро оборачивается, чуть не падая на проходящего мимо мужчину, и, побледнев, смотрит на Грюма. Тот удивлённым не выглядит.
Интересно, неужели он её ждал? Ведь до этого два дня подряд, двигаясь совершенно в другую сторону, Гермиона встречала их в одно и то же время. Сейчас же она появилась позднее обычного и держит путь домой, а Грюм тут как тут.
— Сэр.
За Грюмом застыл Малфой — сбоку и чуть позади — и сверлит взглядом пространство у неё над головой. А Гермиона уж было решила, что эти двое завершили свои дела, раз она с ними больше не столкнулась.
— Думаю, ты получила кое-что важное для меня. Мы идём обедать.
Ей кажется, она ещё никогда не слышала, чтобы Грюм общался иначе, кроме как приказами.
Она слегка кивает и ждёт, пока аврор тронется с места, чтобы последовать за ним. Пристраивается сбоку, лишь бы не оказаться за спиной у Малфоя и не чувствовать себя лишней. Малфою, похоже, приходит в голову та же самая мысль, и он занимает место по другую сторону от Грюма.
Обед — звучит непривычно, и когда Гермиона заказывает лишь чашку чая, оба мужчины пристально смотрят на неё. Она знает, что ест немного, и осознаёт, как это выглядит со стороны. Иногда Гермиона набрасывается на еду с жадностью. А иногда целыми днями обходится только супом или крекерами, прежде чем съесть хоть что-то ещё.
— Я сказал, обед, а не чай, — Грюм сверлит Гермиону взглядом до тех пор, пока та не выбирает себе салат. Но и тогда не отводит глаз, и она заказывает рыбу, хотя уверена, что есть её не станет.
Беседа не клеится, но Гермиона замечает, что мужчины держатся в компании друг друга гораздо непринуждённее, чем можно было ожидать. На ум приходит то похлопывание по плечу, которое она заметила несколько дней назад. Интересно, сколько времени они проводят вместе? Грейнджер слышала: Малфой теперь постоянно занят в операциях, и наверное, всё дело в этом.
Гермиона нарушает тишину, задавая Грюму вопросы, чтобы подтвердить его личность. Учитывая тот случай в Хогвартсе, военные действия и странное время его сегодняшнего появления, она знает, что имеет право на сомнения. Похоже, Грюм тоже это признаёт: хоть и хмурится, но отвечает.
Во время еды Малфой преимущественно молчит и большую часть обеда смотрит в окно перед собой. Вытягивая под столом ноги, он задевает Гермиону ботинком, но никак этого не показывает.
Тщательно спрятав пакет в недрах пальто, Грюм поднимается и уходит оплачивать счёт. Гермиона старательно подбирает слова, чтобы разрядить повисшее за столиком напряжение, и когда Малфой догадывается о её потугах, встречается с ней взглядом. Последние лучи солнца освещают его глаза и скрадывают жёлтые блики в светлых волосах. Какое-то время Гермиона рассматривает и оценивает изменения в его внешности, пока, наконец, пристальное внимание Малфоя не заставляет её почувствовать себя неуютно. Он не отрывает глаз, даже когда она сама отводит взгляд, и пялится на неё до тех пор, пока они не встают из-за столика и не направляются к двери.
— Встретимся дома в восемь, — сообщает Грюм и вместе с Малфоем куда-то уходит, даже не дав Гермионе возможности ответить.
День: 645; Время: 17
Падма втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и качает головой.
— Какие-то проблемы, Патил? — Грюм вглядывается в неё с тем же угрюмым выражением лица, с которым сообщил новость.
— Нет, — Падма медлит, сомневаясь, а потом выпаливает: — Просто я не понимаю, зачем нам нужен... командир, — она неодобрительно косится на Малфоя, который со скучающим видом замер посреди комнаты.
— Да, полагаю, не понимаете, учитывая ту миссию, в провале которой вы поучаствовали две недели назад, — выплёвывает Грюм, и Падма заливается румянцем. — Командир — это тот, у кого хватает умений и знаний для подобного назначения и кто при необходимости может предложить запасной сценарий в разгар операции. Командир сводит на нет пустую трату времени — а ваша команда на прошлом задании потеряла три часа — и прорабатывает план, по которому все должны незамедлительно действовать, чтобы выполнить поставленную задачу.
Падма с усилием кивает, избегая смотреть Грюму в глаза. А Гермиона обращает всё своё внимание на аврора. Похоже, она не единственная, кто признал способности Малфоя и решил, что было бы неплохо их использовать. Грюм оглядывается на Драко, и тот делает шаг вперёд, чтобы изложить план операции.
Когда объяснения закончены, воцаряется тишина. Гермиона не знает: потому ли, что они все согласны, или же дело в Грюме, который уже поддержал озвученный сценарий и вряд ли одобрит изменения.
— Хорошо. В час ночи, у главного входа.
День: 646; Время: 22
Гермиона суёт в рот клок своей рубашки, чтобы перестать кашлять так громко. Кто-то только что проделал взрывом дыру в стене, и от каменного крошева лёгкие выворачивает наизнанку.
Она истекает кровью. На левую руку упал камень, и Гермиона почти уверена, что конечность сломана. Она зажимает ею рану на боку и радуется, что это всё, на что оказался способен Пожиратель Смерти, прежде чем Невилл до него добрался. Ей кажется, что по спине, задетой Режущим заклинанием, тоже струится кровь, — чувствуется жжение, и резинка нижнего белья, похоже, промокла.
Её зацепило секунды спустя после того, как она потеряла из виду Энтони, а это случилось почти в самом начале. Так что кровь течёт уже какое-то время, и Гермиона не может понять: её головокружение вызвано кровопотерей или нехваткой кислорода. Невилл отыскал её, и она следовала за ним вплоть до недавнего взрыва. Но вот уже минут пятнадцать, как Гермиона упустила его из вида, и не смогла найти никого, кроме ещё одного Пожирателя Смерти.
Паника тугим комом ворочается в груди, сердце бешено колотится, и ей приходится пробираться вдоль стены на ощупь, лишь бы только сохранить равновесие. Невилл сказал, что они нашли тот Омут памяти, за которым пришли, и это здорово, ведь Гермиона уже не раз участвовала в операциях, когда орденские шпионы ошибались. Она знает: они должны были отступить, и ей страшно при мысли о том, что её могли оставить.
Мозг дезориентирован, ноги заплетаются, пока она пытается вспомнить, как отсюда выбираться. Её мантия, в одном из карманов которой лежит портключ, осталась позади, придавленная обвалившимися камнями. Гермиона видит своё «везение» в том, что она скинула её до взрыва. Не будь она ранена в бок и не реши использовать кусок мантии в качестве повязки, то была бы уже далеко от этого места.
Она улавливает за спиной звук шагов и оборачивается. Мир, ускоряясь, вертится вместе с ней, и вот Гермиона уже лежит на земле. Её палочка нацелена на какую-то фигуру, но зрение проясняется, и она может разглядеть Невилла. Она опускает оружие, скребёт уставшими пальцами по неровному каменному полу, но вдруг её резко тянут вверх. Слышится ворчание, её обхватывает чужая рука, и, оказавшись прижатой к чьему-то твёрдому телу, Гермиона начинает паниковать, с покрытых пылью губ срывается приглушенный писк. Она направляет палочку на так сильно вцепившуюся в неё ладонь, но мир внезапно кренится и темнеет.
Один ужасающий момент Гермиона не сомневается, что потеряла сознание, но вот прямо перед собой на фоне ярко-голубой стены и слепящего света она видит Энтони и Терри. Мозг фиксирует это с облегчением: ведь не могла же она попасть в плен к Пожирателям, учитывая, что убежище, в котором они оказались, выглядит относительно знакомым. Рядом появляется Невилл, тоже кажущийся дезориентированным, и Гермиона снова куда-то плывёт. Она прикрывает глаза, из горла вырывается всхлип, в поисках подобия равновесия она хватается за удерживающую руку и старается подавить рвотные позывы — и мир опять начинает крутиться.
Она приходит в себя на площади Гриммо, где их встречает оглушительная тишина, длящаяся целые три секунды, прежде чем в гостиной разворачивается бурная деятельность. Чужие руки отпускают Гермиону, Люпин накладывает на неё чары левитации и, не задавая никаких вопросов, переносит в помещение, которое она определяет как небольшой временный лазарет. Гермиона пытается сохранить спокойствие и концентрацию, приподнимает голову — мимо проносятся удивлённые лица Лаванды и Колина — и упирается взглядом в человека прямо перед собой. Малфой стоит и смотрит ей вслед, весь перемазанный в крови.
В её грязной-грязной крови.
День: 662; Время: 9
Окно открыто, и Гермиона почти что ожидает увидеть под ним лужу, но там сухо. Дождь стоит плотной стеной, а ветер хлопает летней зелёной листвой. Гром грохочет, потом замолкает и рокочет ещё громче, и на какой-то момент Гермиона забывает, что она ведьма, и всерьёз опасается, что вылетят пробки.
Прошло уже три недели с тех пор, как она в последний раз видела Малфоя — покрытого кровью, в гостиной дома на площади Гриммо. Она много думала о том, что произошло. Его образ встаёт перед глазами, стóит Гермионе прикрыть веки. Она постоянно задаётся вопросом, что должен был чувствовать Малфой, когда его заливала грязная кровь. Но ведь он поступил так осознанно. Подошёл со спины, мантии на ней не было, и он должен был узнать её.
Она думает, что прежний Драко Малфой оставил бы её там, лишь бы только не приближаться к её «грязной крови». Чёрт, да тот Малфой скорее всего и стал бы причиной её ранений.
Неужели его убеждения так радикально изменились? Часть неё всё ещё продолжала ждать от Малфоя беды. Ждать, что однажды обнаружится: он шпион, и все его поступки — лишь способ втереться в доверие. Но в тюрьме Малфой подвергся допросу под Веритасерумом и прошёл испытание легилименцией, ведь так? В противном случае его бы здесь не было. И если бы даже каким-то образом Малфой умудрился скрыть правду, будь он истинным Пожирателем Смерти, разве стал бы дотрагиваться до неё, да ещё окровавленной, когда мог просто дождаться, пока Невилл переправит её при помощи портключа? Пожиратель Смерти, под прикрытием или нет, никогда бы так не поступил.
Это ли не поразительная правда. Малфой был на их стороне, должен был быть... Возможно, он сражался, руководствуясь собственными резонами. Но факт оставался фактом — он сражался за них. Его прежние идеалы и предрассудки в какой-то момент потеряли былую силу: случилось ли это на вершине башни, в ту секунду, когда впервые ему на руку легла оранжевая повязка Ордена Феникса, или на похоронах Пэнси Паркинсон. Не имеет значения, ведь в достаточной степени он был здесь с той же целью, что и все они: выиграть войну. Победить Волдеморта, и неважно, сколько крови магглорождённых прольётся на его дорогие брюки и сколько чистой крови останется на его руках.
Сейчас она смотрит на него в окно: чёрная тень с проблеском белого. Солнце стоит низко, накрапывает дождик, и ползущие облака отсвечивают золотом сквозь крону деревьев. Туман обволакивает ветви, и в солнечном свете кажется, будто крошечные капли ярко сияют. Промокший Малфой замер между двумя большими дубами, а его ботинки утопают в грязи.
Гермиона не знает, почему, пережидая дождь, он стоит там. И почему прислонился плечом к одному из стволов, словно собирается так простоять ещё долго. Это всё очень странно, но есть некое умиротворение в его позе, которого она никогда не замечала в нём раньше.
Позже он зайдёт в дом и найдёт её сидящей за столом, и его мокрые ботинки будут хлюпать при каждом шаге. Гермиона мельком подумает о том, чтобы поблагодарить его за последнюю миссию так же, как когда-то ей сказал «спасибо» он, но решит не опускаться до подобного. Она поспешно выдохнет благодарность, и Малфой замрёт, спиной к ней, лицом к выходу из кухни. Ответит ей низко и хрипло, будто молчал до этого несколько месяцев, мол, не помоги ей тогда он, это бы сделал кто-то другой.
«Но это был ты», — возразит она, и Малфой беззвучно выйдет за дверь.
День: 665; Время: 8
Ещё два месяца назад она написала письмо — целых четыре страницы — Гарри и Рону, но так и не получила ответ. Она обнаруживает свой нераспечатанный конверт на столе Артура Уизли, когда тот обсуждает с ней возможность использования маггловских средств связи. Артур замолкает, и через мгновение Гермиона поднимает голову, встречаясь с ним взглядом — и видит в его глазах гораздо больше спокойствия, чем когда-либо прежде.
— Пока никакого обмена письмами, Гермиона.
— Это было два месяца назад.
Он сдвигает её письмо и показывает ещё один конверт.
— Моё дожидается отправки уже три.
День: 667; Время: 3
Лаванда сидит за столом в час ночи, и Гермиона замедляет шаг — так растерянно та выглядит. Насколько она помнит — и это воспоминание ей чертовски нравится, — у Лаванды не было подобного выражения лица с момента последнего бала в Хогвартсе.
— Что случилось?
— Это было... странно.
— Что именно?
Лаванда сверлит Гермиону взглядом достаточно долго, чтобы сообразить — без ответа та не уйдет.
— Я только что переспала с Малфоем.
Гермиона сильно удивлена, хотя понятия не имеет почему. Лаванда спит с большим количеством парней. Люди вообще занимаются сексом со множеством людей.
— О...
— Он был... Он был груб, но я ожидала этого. Но он даже не смотрел на меня. Ни разу не взглянул. Просто стянул с меня трусы, спустил штаны и... сделал это.
— Ты этого не хотела? — Гермиона слышит, что голос её звучит торопливо и хрипло — как и всегда, когда она чувствует необходимость что-то предпринять, но не позволяет себе этого.
— Нет-нет, хотела.
Мышцы расслабляются, и Гермиона разрешает себе выдохнуть.
— Но... это было странно. А потом он не дал мне даже двух секунд, отошёл, натянул штаны и кивнул на дверь.
— О.
— Я чувствую, что меня... использовали.
Гермиона мельком задаётся вопросом, осознаёт ли Лаванда, что это именно то, что делают с ней все её парни.
— Я имею в виду, что сама проявила инициативу. И не знала, согласится ли он, но, судя по слухам, у него никого не было уже пару месяцев...
— Ты проявила инициативу? — должно быть, для этого ей потребовалась определённая дерзость.
— А почему нет? Коснуться мужской груди, намекнуть, что на тебе нет белья и...
— Отлично.
Лаванда закатила глаза.
— Я имею в виду, если тебе хочется, их не так уж сложно заинтересовать. Но он так фыркнул, что меня это задело. Будто на него каждый день вешаются и ему приходится отбиваться от девчонок. А я знаю, что никто...
— Лаванда, я, правда...
— А затем он просто толкнул меня к стене — никакой прелюдии, ничего. Даже не поцеловал, что очень необычно. То есть, было неплохо. Просто... я такого не ожидала. Подобного еще никогда со мной не было. Обычно мужчины хотят везде меня трогать...
— Доброй ночи, — развернувшись к выходу, Гермиона морщится: ей совершенно не хочется слушать об этой стороне жизни Браун.
Ей было неловко думать даже о сексуальных отношениях Лаванды, что уж тут говорить о Малфое. В Хогвартсе до неё доносились слухи, что Драко встречался с Пэнси, потом ещё с какой-то девушкой со Слизерина — Гермиона не могла вспомнить имя. Несколько случайных разговоров о слизеринской привлекательности — вот и всё, что она слышала. Гермиона знала, что Малфой спит с Пэнси или, быть может, с кем-то другим, по крайней мере, догадывалась, но никогда не углублялась в этот вопрос. И тем более ни разу не выясняла детали, вроде тех, которыми пыталась поделиться Лаванда.
А теперь ей предстояло идти по жизни со знанием того, что Малфой груб в постели, а Лаванде нравится, когда её трогают. Просто замечательно.
День: 669, Время: 2
— Будет ужасно, если признаюсь: когда я приехала в Хогвартс, мне казалось таким нелепым, что ведьмы действительно летают на мётлах?
— А почему нелепым? — Джинни зависает рядом.
— Да потому что напоминало шутку. В мире магглов это своего рода клише во всех книгах и фильмах: на фоне луны ведьма верхом на метле разражается громким хохотом.
Джинни озадаченно смотрит на подругу.
— Но ведь это правда, разве нет?
Уставившись в землю, Гермиона пожимает плечами.
— Полагаю, тут всё зависит от первого впечатления. Оно влияет на твоё последующее восприятие.
Джинни глубокомысленно кивает и делает круг вокруг неподвижной Гермионы.
— Такова жизнь. Запрыгивай.
— Что?
— Залезай. Тебе скучно, я это вижу. Ужасно скучно, и мне тоже жутко тоскливо висеть тут с тобой у самой земли. Так что запрыгивай.
— Я не люблю полёты, Джинни, ты знаешь, что...
— О, да. Взрослая крутая гриффиндорка боится высоты, — Гермиона бросает на подругу сердитый взгляд, а та хохочет. — Давай же.
Гермиона задумчиво осматривает метлу и наездницу.
— Ну, не знаю.
Джинни наклоняет голову и низким голосом произносит:
— Обещаю, что буду аккуратна.
Гермиона заходится смехом и качает головой.
— Будешь крепко меня держать?
— Дорогуша, посмотри, какие у меня мускулы.
— Вот ты дурында!
— А ты трусиха, — Джинни нахально ухмыляется и похлопывает по древку. — Иди сюда и оседлай эту штуку.
— Господи! Джинни! — Гермиона смеётся и жарко краснеет, потому что её смущают любые сексуальные намеки, пусть даже в такой шутливой форме.
Она усаживается; Джинни не выделывает никаких трюков, удерживая метлу низко над землей, и Гермиона забывает обо всём и впервые за долгое-долгое время просто наслаждается весельем со своей подругой.
День: 674; Время: 12
Гермиона задаётся вопросом, долго ли он стоял в дверном проёме, наблюдая, как она уничтожает еду, не замечая его. Если не считать небольшой пачки печенья, на которой Гермиона держалась, провианта у неё не было целых три дня. Так что нет нужды уточнять, что как только она оказалась в этом белоснежном доме, то отправилась прямиком на кухню.
Она не видела Малфоя несколько недель, с того самого утра после откровений Лаванды. Да и то он сидел в соседней комнате и полностью игнорировал призывные взгляды Браун. Лаванда тогда сдалась и перебралась поближе к Гермионе, снова отпуская комментарии о его странности.
— Хоть что-нибудь осталось?
Гермиона не может разглядеть в темноте выражение лица Малфоя, но его голос звучит весело, и это удивляет.
— Я голодная, — отрывисто бросает она, потому что это правда, а ещё у неё портится настроение, когда она умирает с голоду.
Когда Малфой заходит в кухню, на его лице нет и следа весёлости. И Гермиона не знает, что тому причина: её ответ либо же то, что она сама себе всё придумала. Ей немного неловко за свои резкие слова, особенно если Малфой не имел в виду ничего плохого, так что она решается на компромисс. Может, он и не заслужил её переживаний, но она всегда старалась не задевать того, кому и так достаётся от всех остальных.
Учитывая тот факт, что они особо не ругались вот уже около года, Гермиона приходит к выводу, что, раз уж ей так хочется, она может позволить себе чувство неловкости за свою грубость.
— Если хочешь, в кастрюле осталась лапша.
Но Малфой ныряет в кладовку, и это здорово, потому что оттуда он выбирается с банкой консервированного супа, и Гермиона забирает остатки лапши себе. Пока она перекладывает еду в тарелку, он стоит и наблюдает за ней, и это нервирует.
— Что?
— Грейнджер, в доме только одна кастрюля, — он объясняет таким тоном, будто бы повторяет это каждый божий день в течение всего года.
— Ой, прости, — извинения бездумно соскальзывают с языка, и Гермионе тут же становится неуютно, что она извинилась перед ним.
Малфой ничего не говорит, но окидывает её долгим взглядом, прежде чем забрать кастрюлю. Он отворачивается к раковине, хватает губку, и Гермиона замирает: так странно видеть Драко Малфоя, моющего посуду. Наверное, он в курсе, что она на него пялится, или же просто ощущает её присутствие — он включает воду, и его спина и плечи напрягаются.
— Ты тут уже давно? — Гермиона осознаёт, почему задаёт этот вопрос. Она ни с кем не разговаривала целую неделю, и сейчас в ней бурлит безрассудство.
Кажется, Малфой не желает отвечать, так что она садится на место, ёрзает и ждёт, что он либо заговорит, либо уйдёт. Вода смолкает, и она слышит, как он отжимает губку. Рон, Гарри, Лаванда и Дин никогда так не делают, что Гермиону жутко раздражает.
— Достаточно.
Это может означать и две минуты, учитывая то, как ей тут не по себе.
Малфой подходит к плите поставить кастрюлю, и краем глаза Гермиона замечает, как он тянется к ящику за открывашкой. Тусклый свет из окна освещает его рубашку, и она втягивает воздух в лёгкие.
— Ты ранен.
— Вообще-то, это томатный соус, который ты умудрилась пролить на столешницу, — он явно раздражён, и, присмотревшись получше, Гермиона замечает мокрое пятно там, где он, очевидно, старался отмыть грязь.
— Я же не специально.
— Может, стоит убирать за собой.
— Я не заметила, Малфой.
— Тогда включи грёбаный свет, — бросает он, вскидывает руку и бьёт по выключателю, мельком косясь на Гермиону.
Она жуёт свою лапшу и, прищурившись, вглядывается в него.
— Это только соус.
Малфой разворачивается и смотрит на Гермиону в упор, его тело напрягается, а челюсти сжимаются так, будто лишь по позе и выражению глаз она должна уяснить, что он хочет до неё донести. И, несмотря на своё раздражение, Гермиона прекрасно всё понимает, ведь это только соус. И именно поэтому Малфой был раздосадован, но не так уж и зол, чтобы высказать недовольство вслух. И это она сама подняла эту тему.
Гермиона понятия не имеет, что сказать, поэтому просто молчит и поворачивается к своей тарелке. Банка из-под супа врезается в мусорный бак громче, чем ей бы следовало.
День: 685; Время: 15
Малфой покидает белый дом спустя полторы недели, и всё это время было наполнено случайными встречами, которые заканчивались либо раздражением, либо неловким молчанием. Гермиона обнаружила, что они с Малфоем связаны в том смысле, что им обоим особо не с кем общаться. И не только в доме, а в принципе. Гермиона оставалась одна или же в обществе незнакомцев гораздо чаще, чем со своими друзьями. И она выяснила, что Малфой оказался в той же ситуации даже в большей степени, чем она сама. Если не брать в расчёт признание его заслуг Грюмом, вряд ли кто-то вообще с ним заговаривал.
Теперь вот ещё и она. Пусть даже общение было странным и вынужденным, и обычно они обменивались пятью предложениями от силы. Малфой продолжал относиться к Гермионе так, будто она только и искала возможность добраться до него, и ей было сложно его за это винить. Может, она и хотела завязать с ним разговор потому, что вокруг больше никого не было, но у неё также имелось скрытое желание разобраться в его подноготной. Гермиона всегда была любопытной, а Малфой интересовал её с тех самых пор, как она увидела его в комнате для допросов.
И пусть бо́льшую часть времени в этом доме они провели, игнорируя друг друга, и пусть Гермиона обычно безуспешно пыталась завести непритязательную беседу, теперь, когда Малфой ушёл, она чувствует себя более одинокой. Не то чтобы он давал ей какой-то стимул, просто рядом был кто-то, кого она хотя бы знала.
Через два дня после его ухода она была бы рада даже незнакомцу, который бы заполнил пустоту вокруг.
День: 695; Время: 18
Большинство авроров, с которыми Гермиона сталкивалась, были старше неё и преимущественно совершенно её игнорировали. Они выпивали, отсиживались в комнатах или кучковались по углам, шёпотом обсуждая то, что никто больше не должен был знать. В те несколько раз, когда она пыталась с ними хоть о чём-то поговорить, — сопоставимом по значимости с обоями на стенах, — её тут же обрывали.
Они вели себя так, будто она пыталась по крупицам выведать у них информацию или что-то в этом роде. Гермиона же думала, что они все были зациклены на самих себе и на собственной важности, и это жутко её раздражало. Словно эти люди не могли найти тему для обсуждения с ней потому, что она занимала недостаточно высокое положение в Ордене или же потому, что была слишком молода.
Если не считать случайных и поразительно коротких бесед о книгах или телевизионных программах, толку от других постояльцев не было никакого. Именно по этой причине в сундуке у Гермионы книг хранилось больше, чем одежды. Она читала каждый день, все дни подряд на протяжении последней недели. Она просыпалась и читала, ела и читала, шла в кровать и снова занималась тем же самым. И вот к восьмому дню глаза устали и зудят, и Гермиона понимает, что уже час сидит с закрытыми веками, лишь бы ни на что не смотреть.
Начинается дождь, глаза всё ещё закрыты, а книга лежит на коленях, и Гермиона двигается, не особо отдавая отчёт в своих действиях. Раскаты грома звучат громко и пугающе, а белые вспышки расцвечивают небо за распахнутыми створками. Именно открытое окно она винит за напоминание о том случае, которое покоится в её памяти под ворохом других событий.
Ледяные капли дождя ощутимо барабанят по усталой коже, и уже спустя минуту, проведённую на улице, чувствительность пропадает. Но Гермиона не уходит, её ботинки с развязанными шнурками шлёпают по лужам и грязи, пока она выискивает в лесу большой дуб. Она вспоминает обычно напряженного, но такого расслабленного в тот момент Малфоя, и прислоняется плечом к стволу дерева.
Одежда липнет к телу, потоки воды струятся по коже, тяжёлые волосы закрывают лицо и шею. Гермиона поднимает голову и подставляется под капли. Смотрит на туман, на линию горизонта и делает глубокие вдохи, пока полностью не растворяется в природе и не забывает обо всём.
День: 701, Время: 11
Гермиона со стоном толкает дверь, волоча за собой сундук. Она думает, что ей действительно стоит избавиться от части книг, но знает, что пожалеет об этом, как только снова останется одна.
Сидящий на диване Невилл вскидывает голову, а Гермиона встречается глазами с Малфоем, который отрывает взгляд от журнального столика. Оба парня склонились над какой-то картой, которую Малфой начинает скручивать, ещё даже не отвернувшись. Гермиона хрипло выдыхает и громко шмыгает носом, захлопывая за спиной дверь.
— Привет, Гермиона.
— Привет, — каркает она.
— Болеешь?
— Ага.
— Похоже, это витает вокруг, — ёжится Невилл.
— Нет. Нет, я просто э-э-э... попала под дождь, — Гермиона неопределённо взмахивает рукой, и тот, скорее всего, решает, что речь идёт об операции или о чём-то подобном.
Она до сих пор не уверена, что часовое расслабление стоило недельной простуды, которая, похоже, и не думала отступать. Гермиона размышляет, а что вообще заставило её последовать примеру Малфоя, и списывает всё на временное умопомрачение. Она слышала, во время войны этим оправдываются многие.
— Здесь холодно или мне только так кажется?
Сидящий в шортах и футболке Невилл оглядывает её свитер и тёплую мантию и сочувственно улыбается именно так, как умеет только он.
— Я приготовлю для тебя чай. Или хочешь какао?
— М-м-м. Удиви меня, — Гермиона пожимает плечами, пристраивает свой сундук у двери и плюхается на небольшой диванчик.
— Драко, я могу взять одеяло, что у тебя за спиной?
Гермиона резко вскидывает голову и от удивления даже забывает шмыгать, так что из носа едва не начинает течь.
Малфой стягивает со спинки своего кресла одеяло и бросает его на подлокотник диванчика вместо того, чтобы передать в руки терпеливо ожидающему Невиллу. Тот улыбается Гермионе, пока она медленно натягивает на себя одеяло, настороженно следя за бывшими однокурсниками. С каких это пор Невилл начал называть Малфоя иначе, кроме как... ну, Малфой? Интересно, как долго сотрудничают эти двое, раз Малфой никак не отреагировал на то, что к нему обратились по имени?
Невилл исчезает в коридоре, и Гермиона решает расспросить его позже. Пока она пребывает в ступоре, Малфой снова возвращается к лежащему у него на коленях блокноту, и она видит, как он что-то быстро пишет, глядя на бумагу сквозь падающую на лицо чёлку.
Одеяло тёплое, но Гермиона не знает, причина в самом доме или в спине Малфоя, хотя скорее всего, справедливо второе. Как бы там ни было, она уютно в него закутывается. Не обращая внимания на тишину, она успевает сделать всего несколько глотков чая, который принёс Невилл, но ей становится лень удерживать чашку. Сквозь слипающиеся веки она видит, как Малфой что-то изучает в своих записях, как Невилл над чем-то задумался, и тихое бормотание их разговора её убаюкивает.
Когда Гермиона просыпается, ей требуется несколько долгих мгновений, чтобы сообразить: должно быть, наступил новый день. Малфой — уже в другой одежде — сидит на том же месте, где она видела его в последний раз, и на бумаге чертит маркером яркую розовую линию через череду чёрных строчек. Разглядеть подробности со своего места Гермиона не может, к тому же зрение со сна её подводит, но она знает, эти строчки — имена, она уже видела подобные списки на совещаниях.
Малфой вздыхает — это скорее движение, нежели звук, — и убирает с лица волосы. Закрывает колпачок, задумчиво рассматривает список и отбрасывает розовый маркер в сторону. Подтягивает ноги, и Гермиона замечает, что его носки разного цвета. Интересно, а знает ли об этом сам Малфой.
Когда она переводит взгляд обратно на его лицо, он смотрит прямо на неё. Гермиона понимает, что закрывать глаза глупо, но всё равно поступает именно так. Кровь устремляется к щекам, и когда Гермиона поддаётся любопытству и приоткрывает веки, выражение лица Малфоя не меняется — он лишь приподнимает бровь.
— Именно так ты прячешься от монстров в шкафу?
Нет, только от тех, кто в кресле, — но этот ответ она придумает позже. А сейчас моргает снова и снова и выдаёт:
— Вообще-то, обычно я прячу голову под подушку.
Малфой издает смешок, судя по всему, так же удивлённый её ответом и собственной реакцией, как и она сама.
— Вижу, эти методы очень эффективны во всех твоих сражениях.
Она на мгновение замирает.
— Полагаешь, я от всего прячусь?
— Нет. Полагаю, ты всегда выбираешь наиболее лёгкое решение, даже если оно не сработает.
Гермиона сверлит его взглядом, выпутываясь из своего кокона.
— Я не ищу лёгких путей...
— Неужели?
— Выбирай я простые пути, Малфой, меня бы здесь не было.
Он задумчиво смотрит на неё какое-то время, после чего бормочет:
— Думаю, ты права.
— Более того, не понимаю, когда это ты перестал считать...
— Уже начали, да? — в дверном проёме появляется Невилл, размахивающий чайным пакетиком, будто белым флагом. — Гермиона?
Она почти что решает закончить свою мысль. Потому что ей не нравится отступать, когда дело касается Малфоя, но выражение лица Невилла такое усталое и серьёзное, что она сдаётся. С пыхтением и бормотанием Гермиона выбирается из недр дивана и встаёт, помятая и взъерошенная. Она чувствует взгляд Малфоя на своей буйной со сна шевелюре, но, честно говоря, ей плевать.
Проходя мимо, она окидывает Малфоя взглядом — его брови ползут вверх, а угол рта чуть дёргается.
— Кстати, у тебя носки непарные.
Может, это ребячество, или Малфою всё равно, тем не менее Гермиона фыркает и задирает нос.
— Не думаю, что ты прекратишь с ним цапаться, — говорит Невилл, когда чуть позже они уже уселись за стол, и Гермиона почти что пришла в себя. — Неважно, по какому поводу. Вы больше не на разных факультетах, не по разные стороны, но по-прежнему будете продолжать пререкаться.
— Это не означает того, что мы стали другими людьми. Мне всё равно, пусть Малфой спланирует хоть каждую операцию или организует фонд спасения домашних эльфов. Потому что часть него навсегда останется тем заносчивым засранцем, а часть меня никогда об этом не забудет.
Невилл смеётся и смотрит в свою чашку с чаем, и Гермиона знает, сейчас он скажет то, что ей не понравится.
— Гермиона, он не такой уж плохой. Он по-прежнему Малфой, но... старше. Более зрелый. Менее опасный и жестокий. Я не знаю...
— Я не знаю, почему он здесь. Я понимаю, что дело не в каких-то подлых мотивах, и осознаю, что каким-то образом он стал важной частью этой войны. И может быть, он не верит в геноцид. Делает ли это его лучше? Я так не думаю. Я его не знаю.
— Он другой. Он более... замкнутый, что ли. Но вдруг он такой и есть. Не знаю. Он просто другой.
— Да. Но насколько?
Невилл пожимает плечами и наконец встречается с Гермионой глазами.
— Может быть, достаточно.
Гермиона откидывает волосы и вздыхает.
— Я знаю, что он не придерживается прежних убеждений. Знаю, что он хороший стратег. Понимаю, что отказался почти от всего, что знал раньше, лишь бы остаться здесь. Но я также знаю, что он всё ещё заносчивый, противный, злой ублюдок. Он всё ещё говорит гадости, чтобы вывести меня из себя, по-прежнему совершает поступки, из которых я делаю вывод — он считает себя лучше. Особенно в сражениях. Вообще-то, мне пока пришлось столкнуться только с этим.
— Он в этом довольно хорош, — Невилл снова пожимает плечами. — Я не говорю, что он хороший человек...
— Но он может быть плохим человеком.
— Тем не менее изменения всё же произошли. И я видел достаточно, чтобы решить дать ему шанс показать, насколько они сильны. Он не лучший человек на этом свете, так же, как ты или я. Он спас мою жизнь, Гермиона. Дважды. Я не собираюсь закрывать глаза на то, что Малфой может быть нормальным парнем, и думать о нём как о сволочи после того, что он для меня сделал. Я так не могу.
Гермиона кивает, уставившись на поверхность стола, но всё, что она там видит, — это быстро уменьшающаяся фигура Малфоя, покрытого её кровью.
— Всё равно он засранец.
— И навсегда им останется.
День: 707; Время: 20
— Кажется, тебя я вижу чаще, чем кого бы то ни было ещё.
Наверное, он не знает, что на это ответить, поэтому молчит.
— Если бы ты мог получить что-то одно в этой жизни, что бы это было?
Сначала он опять её игнорирует, но, отрываясь от блокнота, с которым теперь неразлучен, кажется, понимает — Гермиона так просто не отвяжется. Малфой тяжко вздыхает, будто она — ребёнок, который просит его повернуть время вспять.
— Абсолютную силу, — он продолжает писать, даже не удостоив её взглядом.
Гермиона хмурится, потому что пытается увидеть в нём Изменившегося Малфоя, а этот ответ в духе прежнего Драко.
— Абсолютная сила и власть разв...
— Развращают. Да, я в курсе.
— Что ж, не удивлена.
Он одаривает её беглым взглядом и выглядит при этом донельзя раздражённым.
— Почему же?
— Ты всегда стремился к силе и власти и желал получить их как можно больше, — она отвечает честно.
Он отбрасывает записи в сторону, морщит лоб и из-под чёлки изучает Гермиону сквозь ресницы.
— Полагаю, ты разглядела эту черту во мне потому, что сама знакома с ней по собственному опыту.
— Прошу прощения?
Малфой шумно выдыхает через нос, закрывает блокнот и поднимает голову, чтобы открыто смотреть на собеседницу.
— Чего ты хочешь от жизни, Грейнджер?
— Это не имеет отношен...
— Очень даже имеет. Я ответил на твой вопрос вопреки своему желанию, теперь жду от тебя той же любезности.
— Мне всё равно, чего ты там ждёшь.
— Очень по-взрослому.
Она всматривается в него до боли в глазах.
— Я хочу, чтобы мы победили в войне.
— А потом?
Гермиона жмёт плечами и качает головой, на секунду, будто бы в поисках ответа, переводя взгляд на ковер.
— Не знаю. Мира. Закончить последний год. Поступить в хороший университет. Стать целителем или получить должность в Министерстве. Или работать учителем.
— Так значит, ты сможешь добиться всего этого без силы?
— Что? — её ответ не совсем уместен, и она это осознаёт.
— Тебе нужна сила, чтобы выиграть войну. Нужна, чтобы поддерживать мир. Тебе придётся найти в себе силы, чтобы после всего этого завершить обучение и поступить в достойное заведение. Силы, чтобы лечить людей, пробивать дорогу в Министерстве или учить. Ты...
— Ты передёргиваешь мои слова...
— Ты передёрнула мои. Полагаю, ты решила, что я подразумевал мировое господство, так? Чистокровное превосходство, а может, я жажду стать новым королём Англии. Мне нужна сила, чтобы выполнить всё необходимое для завершения этой чёртовой войны и для того, чтобы двигаться дальше. Именно ты истолковала мои слова в дурном ключе, а ведь и намёка не прозвучало на то, чего я планирую с этой силой добиться.
Гермиона смотрит на него и неуверенно возражает:
— То, как ты это сказал...
— Чушь. Сила и энергия необходимы всем, чтобы функцион...
— Ладно, а что мне было думать! Может быть, ты и здесь, Малфой, но я понятия не имею почему. Не так-то сложно, взглянув на тебя, увидеть того же человека, который называл меня грязнокровкой и пытался убить директора. Что я должна была подумать? — Гермиона кричит так громко, что будь в доме кто-то ещё, её бы все слышали.
Лицо Малфоя застывает, губы сжимаются, а вены на шее явно свидетельствуют о том, что он в ярости.
— Да мне плевать, что ты там себе думаешь.
— Почему ты здесь? — он встаёт и направляется к двери. А она повторяет свой вопрос снова и снова, пока не начинает орать Малфою в спину.
Он вдруг поворачивается и делает это так резко, что, Гермиона уверена — он должен был потерять равновесие. Жилы выступают на покрасневшей коже Малфоя, когда он кричит в ответ:
— А как ты думаешь, почему я здесь!
Это явно не вопрос, ведь ответа он не ждёт. Но Гермиона вскакивает на ноги и устремляется за ним.
— Почему я должна верить, что ты имеешь в виду что-то хорошее, если всегда видела, как ты говоришь об этом в отвратительном смысле? Я...
— Да, я ублюдок, Грейнджер, верно? Пришёл добровольцем, торчу здесь целыми днями, разрабатывая планы и стратегию, вытаскиваю ваши жалкие задницы из передряг. Наверное, именно это и делает меня плохим.
— Не веди себя так, будто ты анге...
Он разворачивается в коридоре и теперь стремительным шагом направляется не к своей спальне, а к ней.
— Нет, ты права. Я вырос со всеми этими расистскими убеждениями в душе и ненавидел тебя за то, кто ты есть, и за то, что ты, несмотря на это, делала. И даже сейчас, после того, как я изменил свою жизнь, мои поступки не играют роли, ведь я же когда-то был тем мальчишкой, верно? И, конечно же, я убийца. Ну ещё бы! Давайте не будем забывать об этом!
— Только лишь потому, что ты как-то изменился, не означает, что...
— Ты лицемерка! Не смей вести себя так, будто твои руки чище моих! — он наклоняет голову, и она чувствует его дыхание на своём лбу; Малфой пышет злостью. — Думаю, мы оба грязные, Грейнджер.
— Я делаю то, что должна! — слова звучат хрипло и приглушённо, но Гермиона ещё никогда никому не говорила о том, что ей приходилось делать, как ни разу не слышала о подобном от других.
— В конечном счёте мы все в одинаковых условиях, разве нет? — Малфой ждёт, а Гермиона трясёт головой, и на её лице отчетливо читается отвращение к нему и себе самой. — Чего ты от меня хочешь? Жаждешь, чтобы я извинился за то, что в чёртовой школе задел твои чувства, словно это самое важное, о чём сейчас стоит беспокоиться? Потому что я не собираюсь этого делать. Не знаю, чего вы все от меня хотите, но это всё, что я могу дать. И если тебе этого мало, иди на хрен.
И на этот раз она позволяет ему уйти.
День: 708; Время: 7
Возможно, Малфой и вправду всегда делал то, что должен был делать. Его расизм проистекал из его натуры, и этому нет прощения. И неважно, что этому его обучили, ведь в конечном итоге он применял свои знания на практике. Той ночью он впустил Пожирателей Смерти и чуть не убил директора, потому что должен был так поступить. А потом пришёл в Орден, почувствовав необходимость в этом.
Раскаяние? Если так, то за свои поступки или чьи-то ещё? Месть?
И, лёжа в кровати, Гермиона решила, что это не играет особой роли. Суть в том, что теперь Малфой был здесь, сражался за них... и делал это хорошо. Суть в том, что он отказался от старой жизни, чтобы начать новую, которой рискует ежедневно, и это стало самым серьёзным извинением, которое она хотела от него получить. Может, не имеет значения то, что часть неё всегда будет зла на Драко Малфоя, потому что намного сильнее она злится на настоящих врагов. На тех, кто не встал на путь искупления.
Где начался этот путь? Ей нравится думать, что на вершине той башни, когда мальчик опустил палочку, отказался от силы, власти, своего будущего в том лагере и отступил в сторону, чтобы никогда больше не быть прежним.
Конечно, ещё оставался вопрос, где этот путь будет окончен.
День: 713; Время: 10
Она получает два письма за раз, оба от Рона, хотя ко второму посланию пара абзацев приписана рукой Гарри. Гермиона знает: ребята всё ближе подбираются к цели. Первое письмо короткое, хотя в нём так комично описаны поварские эксперименты, что Гермиона задыхается от смеха. Второе пропитано энтузиазмом. Рон даже ставит восклицательный знак после обращения «Салют, Гермиона», что предваряет остальной текст.
Гермиона ищет подтверждение своим догадкам в лицах окружающих её людей, но все слишком измучены войной, и по ним ничего не распознать. Это никоим образом не остужает её пыл, и Эрни лишь смеётся над ней, пока она глупо улыбается несколько дней подряд.