3
День: 416; Время: 12
— Знаете, о чём я думаю, пока занимаюсь сексом?
— О, Мерлин, — стонет Эрни.
— Не уверена, что мы хотим это знать, — усмехается Лаванда.
— Этот вечер начинает меня пугать, знаете ли, — Дин бросает карты на стол рядом с Эрни и поверх его плеча улыбается Роджеру Дэвису. Тот смотрит на него в ответ.
— Нет, нет... Слушайте. Как думаете, сколько людей в мире сейчас занимаются сексом? Вы знаете? Нет! Нет... Смотрите: когда я занимаюсь сексом, то не могу перестать думать о том... сколько ещё людей в этот самый момент делают и чувствуют то же, что и я? Это как оргия. Только мысл...
— Никогда не участвовала в оргии, но могу гарантировать, что это не...
— Конечно, конечно, Лав, — смеется Джинни, и все подхватывают, несмотря на обиженное выражение лица Браун.
— Это такая доступная оргия, — встревает Роджер. — И всё становится лучше. Чем больше людей, тем лучше секс.
В комнате раздаются смешки и возгласы одобрения, Гермиона покрывается румянцем и качает головой, уткнувшись взглядом в колени.
День: 422; Время: 6
Её рвёт.
Выходить особо нечему, но тело сотрясается в спазмах, пока всё выпитое и съеденное за последние три дня не оказывается на земле. По подбородку стекают сопли, и Гермиона, хлюпая носом, вытирается. От мерзких ощущений на языке она снова начинает давиться, и на ладони выплёскивается зелёная желчь.
— Господи, — жалобно шепчет Гермиона.
У неё нет никакого желания видеть войну, кровь или смерть. Она не приспособлена к этому.
Гермиона не знает имени погибшего и от этого чувствует себя ужасно. Она понятия не имеет почему, но это так. Его имя важно, и жизнь тоже, ведь это было человеческое существо, у него была семья. А теперь он мёртв. Мёртв, мёртв, мёртв, и он заслуживает того, чтобы Гермиона запомнила его имя.
Она колдует, проверяя пульс, но тело усопшего уже даже успело посинеть.
— Ладно, хорошо.
Она вытирает о ткань джинсов перепачканную в рвотных массах и слюне ладонь и протягивает руку, чтобы закрыть глаза покойнику. Шепчет молитву богу, в которого убитый мог и не верить, убирает с распухшего лица измазанные в крови волосы. И отходит, потому что считать мертвецов будут позже (может быть), а сейчас для этого совершенно точно нет времени.
Волшебник, которого она обездвижила Ступефаем, начинает шевелиться, но Гермиона начеку и тут же швыряет в очухавшегося ещё одно заклинание. Она знает: действие магии закончится через пять секунд, поэтому при помощи палочки быстро связывает мужчину. Тот ворочается, и Гермиона оглушает его снова, одновременно с этим пытаясь отыскать вражеское оружие. Её руки трясутся после Круцио, которое она получила (дважды), прежде чем сообразила, что противники каким-то образом сбрасывают её чары.
Ей приходится обновлять заклинание ещё семь раз подряд, — и каждый раз Пожиратель едва до неё не добирается — когда наконец находит палочку. Гермиона отбегает назад, ломает толстое древко и бросает обломки на землю. Мужчина опять бьётся в своих путах, с рёвом пытается подняться на ноги — и тут замечает, что палочки больше нет. Гермиона не знает, что ей теперь делать, она судорожно пытается придумать способ удержать врага на расстоянии так, чтобы не надо было колдовать каждые несколько секунд или... Она поднимает палочку и насылает на него Таранталлегру, стараясь припомнить хоть что-то полезное. Гермиона вскрикивает от разочарования: ей кажется, её разум не выдержал, подвёл в решающий момент. И все знания вдруг улетучились.
Она сдавливает ладонями виски, стискивает зубы и стонет от нетерпения, копаясь в памяти. Пожиратель Смерти, отплясывающий джигу в нескольких шагах от неё, вдруг начинает орать, и она поднимает голову как раз в тот момент, когда зелёный луч попадает ему между глаз.
Сердце подскакивает в горло, Гермиона оборачивается — и видит Малфоя.
— Какого чёрта ты творишь? Хочешь, чтобы они все танцевали на этом грёбаном дворе? Это не театральная постановка и не грёбаное развлечение...
— Заткнись! Просто заткнись! Они... Их невозможно обездвижить! Я... Я понятия не имею почему. Я не...
— Тогда убей их...
— Что?
— Убей их, Грейнджер!
— Я не могу этого сделать! — она знает, что выглядит испуганной, но так оно и есть, и ей плевать, что об этом подумает Малфой.
Он шагает вперёд и описывает широкий круг испачканной в грязи рукой.
— Почему? Как думаешь, что тут происходит, Грейнджер? Процентов двадцать из них допрашивают и отправляют в Азкабан — а остальные? Мертвы. Мертвы, Грейнджер. Не затягивай этот чёртов процесс, убей их!
— Не могу!
— Так ты собираешься заставить их выделывать балетные па... — он замолкает, стискивает зубы, сжимает кулаки и трясёт головой. — Вот, вот.
Быстро идёт вперед и хватает за рубашку убитого, о чьём имени она так переживала.
— Эй!
— Кто его убил?
— Чт... Это не важно!
— Ещё как важно, ты, идиотка. Тупоголовая благодетельница! Видишь это? Ты это видишь? Его кишки свисают наружу, Грейнджер, а ты заставила того, кто сотворил такое, вытанцовывать вальс, — он весь кипит от злости, но опускает мужчину на землю гораздо бережнее, чем от него ожидала Гермиона.
— Я не такой человек! Я...
— Ты в курсе, что сторонники благополучно спасают восемьдесят три процента обездвиженных Ступефаем Пожирателей Смерти, и те спокойно покидают поле боя? Ты это знала? Почти все из них, Грейнджер. А это значит, восемь из десяти Пожирателей, которых ты заколдовала, приходят в норму и отправляются убивать твоих друзей. Как тебе такое? Нравится, а-а? Ты такой человек, который позволит этому случиться?
Гермиона замечает тень над его головой, и, когда вскидывает палочку, Малфой ощутимо вздрагивает. Он поднимает своё оружие, но она уже швырнула заклинание, обездвижив фигуру. Малфой замирает — его палочка направлена Гермионе в самое сердце — и, наконец, оборачивается.
— Это был Ступефай, Грейнджер? Был... Ты не поняла? Твою мать, ни черта не поняла! — это не вопросы, он орёт на пределе голосовых связок. — Это жизни! Твои драгоценные гриффиндорские приятели! Чьи жизни важнее, Грейнджер? На чьей ты стороне?
— Да пошел ты! Ты не знаешь...
— Да мне плевать, что у тебя такое большое сердце, что оно не помещается в грудной клетке, ясно? Плевать, что ты хочешь спасти разом мир, кроликов и домовых эльфов! Если ты хочешь спасать жизни, тебе придется их отбирать! Пожертвовать спокойным сном, как и большинству из нас, Грейнджер, и...
Зелёный луч срывается с его палочки и поражает застывшую на земле смятую мантию. Гермиона кричит и бросается вперёд, желчь поднимается в глотке и обжигает повреждённое горло.
— Нет! Ты... Я... Я не... — её колотит, пока она добирается до тела, но когда Гермиона понимает, что рыдает над трупом безымянного Пожирателя Смерти, её захлестывает невообразимая волна облегчения.
— Блейз всегда говорил, что ты свихнешься, но твою ж мать, Грейнджер, — кажется, в голосе Малфоя сквозит недоверие.
— Заткнись... Закрой рот, — Гермиона осмысляет произошедшее и пытается взять себя в руки, ведь сейчас она ведёт себя как ненормальная и прекрасно это осознаёт. — Я... Я не знала...
Он молчит, но тишина длится всего четыре секунды, потому что соображает Малфой так же быстро, как и двигается.
— Имеешь в виду, какая отметка была у него на рукаве? Мерлин! Мерлин, ты такая некомпетентная! В тебе нет ничего, что может здесь пригодиться! Сделай всем одолжение, уйди домой либо убейся обо что-нибудь! Это было бы...
— Оставь меня в покое! Я... — рычит она и от злости сжимает мантию на трупе. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу так сильно, что сейчас взорвусь!
— Ну, давай, — её гнев действует на Малфоя успокаивающе, и он скучающе тянет слова.
Рука Гермионы натыкается на камень, гладкий и удобно ложащийся в ладонь, и она швыряет его в Малфоя. Булыжник с глухим звуком попадает ему в плечо, и Драко изумлённо замирает. Когда удивление проходит, он бросается вперёд и хватает Гермиону за волосы. Та кричит — её мотают из стороны в стороны и, наконец, поднимают на ноги. Она бьёт Малфоя прямо в челюсть, и ей чудится, что костяшки треснули.
— Отпусти меня...
— О нет, Грейнджер. Ты же хотела взрывов, м-м-м? Хочешь, я помогу тебе? — он дёргает сильнее, и Гермиона слышит и чувствует, как рвутся волосы.
Он разжимает кулак и хватает её за подбородок — твёрдые пальцы впиваются в кожу и кости. Малфой тянет вверх до тех пор, пока глаза Гермионы не оказывается на одном уровне с его носом, и ей приходится встать на цыпочки, чтобы уменьшить давление его руки на своё лицо. С трудом, но она втыкает кончик своей палочки Малфою в горло.
— Собираешься убить меня? — кажется, ситуация его забавляет, и Гермиона презрительно усмехается и открывает рот, чтобы проклясть Малфоя, когда он произносит: — Я оторву твою грёбаную челюсть.
Однако Гермиона не из тех, кто пасует перед опасностью, поэтому она всё равно отправляет Малфоя в полёт. Его хватка такая сильная, что угроза почти что осуществляется, но в конечном счёте всё оканчивается не переломом, а всего лишь пронзительной болью. По крайней мере, Гермионе кажется именно так, ведь прежде, чем она успевает оценить свои повреждения и те увечья, которые наверняка получил рухнувший в нескольких метрах от неё Малфой, она сама оказывается на земле. Драко дёрнул её за ноги, и она не может даже вдохнуть, пока её тащат по булыжникам и твёрдой земле.
Движение прекращается, Гермиона кашляет, захлёбываясь песком, и осторожно касается того места на голове, которым приложилась о камень. Она ничего не может разглядеть из-за пыли, её хватают за рубашку и дёргают вверх и вперёд. Когда Малфой её отпускает, она понимает, что стоит перед ним на коленях, а его палочка упирается ей прямо в лоб.
— Мило, — тянет он с усмешкой и слизывает кровь с губ. — Но я совершенно не впечатлён. И это всё? Великая Третья Лишняя в компании Гриффиндорских Близнецов: Героя и его Закадычного Друга — и это всё? Я не удивлен, Грейнджер.
— Ты понятия не имеешь, на что я способна, — шепчет Гермиона, её палочка нацелена на Малфоя, но она не знает, заметил ли он это.
— Неа, — Гермиона пытается подняться, но он толкает её обратно — Ещё как имею...
Она втыкает ему под колено палочку с такой силой, что он орёт и сгибается. Малфой падает на повреждённую ногу и пытается схватить Гермиону, в то время как она сама старается швырнуть в противника проклятие. А затем Малфой, чьё лицо перекошено от гнева и чья рука вцепилась в прядь волос на её виске, замирает, его глаза быстро сканируют местность и оценивают обстановку. Его ладонь мягко скользит по её щеке, и Гермиона знает: опуская руку, он этого не осознаёт. Малфой отстраняется, и до своего падения Гермиона замечает, как он трёт и сжимает колено, чтобы согнуть ногу и подняться. Дальше она не видит уже ничего, кроме неба, и ветер швыряет ей в лицо грязь. Глаза жжёт, но моргнуть она не может. Она вообще не в состоянии шевелиться.
Гермиона уверена, что слышит голос Лаванды.
— Ой, Гермиона. Прости, пожалуйста. Я думала...
А затем раздаётся разочарованный голос Малфоя:
— Тупоголовые гриффиндорские сострадальцы!
День: 449, Время: 6
Тот день, когда Гермиона становится убийцей, выдаётся тёплым. Звучит чертовски противоречиво, а Гермионе нравится, когда события и вещи соответствуют друг другу.
Всё просто, потому что вариантов у неё нет. Она в одиночестве стоит перед двумя бойцами в капюшонах, и вдруг тот невозможный выбор больше не представляется таким уж невозможным. Времени, чтобы попытаться разоружить обоих противников, нет, а те научились (каким-то образом) справляться с её стандартными оглушающими заклинаниями.
Авада вырывается будто бы с треском. Именно так ей кажется. Словно при произнесении Непростительного заклинания вся её грудная клетка с хрустом распахивается. Долгий, дребезжащий скрежет в костях, от которого она безвозвратно разбита. Сломана.
Треснута. И вдруг, так внезапно, всего за несколько секунд, её жизнь изменилась. Навсегда.
Она изменилась. Два слова, и Гермиона уже никогда не будет той, кем была прежде, той, кто пару секунд назад взглянул на эти две маски. Никогда не будет той, кому легко осуждать других за то, что они являются теми, кем Гермиона стала сейчас. Той, кто не ощущал на языке горький жгучий привкус смерти.
Она произносит эти слова и чувствует, как внутренности разрывает дикая, свирепая боль. Холод ползёт по рукам, перебирается на плечи и водопадом устремляется к ногам. Ей кажется, будто она очнулась в холодной луже. Словно тонет в воздухе.
А затем её накрывает Круцио. Круциатус, от которого так же плохо, как и всегда, но всё же чего-то не хватает. Секунды или минуты спустя (а кажется, что годы, годы) она видит над собой Малькольма Бэддока. Гермиона уверена в этом, несмотря на маску, потому что на пятом курсе целых две недели была им увлечена и фантазировала, что он станет другим и полюбит её вопреки всему (она не рассказывала об этом ни одной живой душе). В то время она часами смотрела на него и теперь легко смогла узнать.
Он тоже узнаёт её. И этого хватает, чтобы Малькольм замер — его палочка целит Гермионе в голову, а ботинок давит на грудь. Хватает, чтобы она успела поднять свою палочку и убить его тоже. Он умирает, падая прямо на неё. Гермиона с трудом может шевелиться после заклятья, но напрягая все свои силы, двигается сантиметр за сантиметром, пока тело с неё не сваливается.
Рядом нет Джинни, в кровать к которой можно пробраться. Нет Гарри, в чьих объятиях можно успокоиться. Нет Рона, который бы закинул руку Гермионе на плечи и рассказывал о чём-то совсем ей неинтересном, лишь бы подруга не терзалась тем, что так её беспокоит. Нет никого.
Гермиону тошнит, она плачет и пялится в пустоту несколько дней кряду. Пытается спать, есть, но не может. Старается избавиться от ощущения Убивающего заклятия в своих костях, но понимает, что оно намертво проникло в её плоть.
Пути назад больше нет. Вообще-то, дороги обратно никогда и не было. И Гермиона ощущает перемены, будто приход зимы.
День: 460; Время: 13
— Думаю, я уже сто лет не была в ресторане, — Тонкс намазывает масло на булочку и, потянувшись, выхватывает корзинку из-под носа у хитро ухмыляющихся Фреда и Джорджа.
Гермиона уже знает: такое выражение у близнецов всегда, и неважно, сколько раз ты будешь стараться избежать их шутки, братья найдут способ добиться своего. Они постоянно отыскивают повод для проказ и шалостей. Сегодня — день рождения Гарри, который Тонкс решила отметить, несмотря на отсутствие именинника.
Люпин под столом берёт Тонкс за руку, по крайней мере, Гермионе кажется именно так, судя по тому, что подруга сначала вздрогнула всем телом, а затем улыбнулась Ремусу. Конечно, только если они не занимаются под скатертью кое-чем другим, но эта не та тема, которую Гермионе хочется обдумывать.
Невилл крутит в своём стакане соломинку и кидает на Гермиону взгляд, ясно дающий понять, что он думает о том же самом, и они оба не могут удержаться от смеха. Фред и Джордж ухмыляются и ждут объяснений, чтобы присоединиться к веселью, а Люпин и Тонкс взволнованно переглядываются и нервно пожимают плечами.
День: 472; Время: 8
Она в Норе одна. Гермиона рассчитывала застать Молли, вкусно поесть и получить порцию семейного и дружеского тепла, но дом пуст. Она впервые видит его таким. И ей неуютно.
Однако в руке Гермионы зажата записка от Гарри. В ней всего одно предложение (Всё в порядке, береги себя), и сначала она думает о том, как же мало у друга свободного времени, если это всё, что он умудрился написать. Но вчера утром Джинни тоже получила письмо. Четыре страницы, если быть точной. Гермиона была за неё очень рада, тем не менее сейчас горло обжигает мерзкая ревность. Она не готова признаться в этом даже самой себе, что уж говорить о других, но отвратительное чувство от этого никуда не девается.
Она читает. Ей казалось, возможность провести время в тишине с книгой станет отличным отдыхом от всего вокруг. Но Гермиона снова и снова скользит взглядом по странице, а затем просто пялится на чёрные строчки несколько часов подряд.
День: 489; Время: 17
Малфой за столом молча наблюдает за тем, как она учит Пэнси готовить. Паркинсон сообщает, что они живут здесь одни целую неделю, и вот уже три дня, как у них закончились съестные припасы.
Впервые с момента их стычки Гермиона видит его не на операции и не на совещании. Она ведёт себя надменно (безо всякой на то причины), только лишь потому, что знает — его это раздражает. Малфой сердится и отпускает Пэнси реплики, которые — он в курсе — заденут Гермиону.
Это такое ребячество, но иногда в нём есть определенная прелесть.
День: 492; Время: 5
Громкий, бурный смех и дружеские вопли сменяются нестерпимой тишиной, как только в доме появляются Малфой и Паркинсон. Проходя, Драко окидывает комнату таким взглядом, будто в ней никого нет, а Пэнси жмётся к нему поближе и смотрит прямо перед собой. Гермиона впервые видит их такими — отверженными. Двое против целой вселенной, пара, существующая в сером мире, скитальцы без точки опоры.
Она удивляется: какой же должна быть сила воли, чтобы прийти в убежище, битком набитое буйными гриффиндорцами, будучи теми, кем эти двое являются, и имея за спиной то прошлое, что есть у них. Какую храбрость надо иметь, чтобы сменить сторону. Сколько требуется отваги и твёрдости, чтобы противостоять вражде и ненависти своих же союзников, а потом сражаться со своими друзьями, которые находятся по другую сторону того, что зовется войной, а всё из-за веры в убеждения, вывернувшей твою жизнь наизнанку.
Гермионе легко от двух выпитых бокалов вина, но тяжело от размышлений.
День: 495; Время: 11
Раздаётся хрип, и — хлоп-шлёп — тело врезается в стену рядом с ней. Её голова так резко дёргается вправо, что в шее что-то щёлкает, и боль пронзает до самого затылка.
На какой-то момент Гермиона готова поклясться, что видит Блейза Забини, но она моргает — и перед ней оказывается Ли Джордан. Резкий контраст — белые руки, приподнимающие его лицо, и тёмная кожа. Гермиона ведёт взглядом по этим длинным пальцам к широким запястьям и знает, кто это, ещё до того, как упирается глазами в мужские предплечья.
— Чем в тебя попали? — его правильная речь сбивчива и тороплива, и по тому, как сейчас теряет своё хладнокровие тот, кто пытается сохранять спокойствие в любой дерьмовой ситуации, Гермиона понимает: операция летит к чёрту, как она и подозревала.
— Я... Не знаю. Не знаю, — Ли дышит с присвистом, и с каждым выдохом из его рта выплёскивается кровь.
Она орошает рубашку и шею Малфоя. Тот запрокидывает голову Ли ещё сильнее, осматривает его глаза и, кивнув, убирает руки.
— Хорошо. Где твой портключ?
— Я... — Ли кривится от боли, крепко зажмуривается и тянется к заднему карману.
Малфой поджимает губы, косится на замшелый валун неподалеку и, ругаясь под нос, лезет Джордану в карман и выуживает портключ. Окидывает взглядом Гермиону — единственную свидетельницу того, как он прикасался к заднице другого мужчины, — но, похоже, не сильно беспокоится по поводу её присутствия.
— Повреждения есть? — он осматривает её, но штаны Гермионы пропитаны чужой кровью — хотя, наверное, потёки больше похожи на то, что она описалась.
— Ты... чёрт... сомневаешься, — Ли морщится, его лицо искажено болью, а голос звучит так, будто он пытается проглотить свой язык.
— Не о тебе речь, идиот, — с раздражением бормочет Малфой, когда на его рубашке появляются новые кляксы крови, и хотя Гермионе кажется, что сейчас он выйдет из себя, этого не случается.
— Я в норме, — она наконец откликается, поскольку чувствует, что может теперь хоть немного дышать.
Малфой пристально смотрит на неё, без сомнения задаваясь вопросом, почему Гермиона бездействует, если с ней всё в порядке. Но он наблюдателен и быстро соотносит её местоположение с мёртвым Пожирателем Смерти у её ног. Переводит взгляд с изогнутой маски и встречается с ней глазами — она и не помнит, чтобы его глаза хоть когда-либо были такими серыми и широко распахнутыми. Он оценивающе разглядывает её, будто прикидывает возможность срыва и готовится к плохому исходу. Но отворачивается, и в его взгляде читается лишь понимание.
— Я могу... Я могу... — Ли трясёт головой, и Малфой открывает коробочку, вытаскивает оттуда ленту и наматывает Джордану на палец.
— Вообще-то, не можешь.
Теперь здесь остались только они с Малфоем, и Гермиона с удивлением осознает это, когда Драко поднимается и приваливается к стене. Проходит всего минута, а ей кажется, что они проводят в тишине вечность.
— Ты была в группе Б?
— Осби погиб. Я видела... того паренька с рыжими волосами, его тоже убили, — это не ответ на вопрос, но первое, что приходит ей на ум.
Малфой замирает, затем кивает.
— Девушка с косами мертва. Тот парень... этот... Энтони, он либо в Штабе, либо где-то на пляже. Финч-Флетчли засёк группу В и двинул туда.
— Что? Нам нельзя бросать членов своей группы... — Гермиона замолкает, потому что она-то правилам подчиняется, но мало кто вверит Малфою свою спину.
Энтони, наверное, решил, что его шанс спастись будет выше в другой команде. По правде сказать, единственные, кто упоминал вслух, что доверяет Малфою, были Пэнси и... И Невилл, как ни странно это признавать (Он спас мне жизнь, Гермиона).
— Ты звала? — возле неё появляется русоволосый бородач, и это сильно пугает Гермиону — ведь она должна была заметить его ещё на подходе.
— Что? — она пытается успокоить сбившееся дыхание.
— Ты активировала монету... — он переводит взгляд на Малфоя, и Гермиона только теперь чувствует пульсирующее тепло в кармане.
— Подождем, чтобы узнать, сколько наших погибло, — поясняет он.
Следующие двадцать минут они проводят почти в полной тишине, итогом их нетерпеливого ожидания становится понимание: их осталось чуть меньше половины. Шестеро из пятнадцати (восемь человек, включая эвакуированных раненых).
— Нам нужен новый план, — сразу заявляет Малфой.
— Нам нужно отступать. У нас нет достаточно людей... — начинает Дин.
— У нас хватит бойцов. Выбор такой: мы можем войти туда и разом завершить работу, или завтра они ударят нам в спину тем же количеством, — вклинивается в разговор стоящий рядом с ней блондин.
Они замолкают и прислушиваются к звукам Непростительных заклинаний. Либо это по ошибке сошлись два Пожирателя, либо сражается кто-то из их команды, ещё не успевший к ним присоединиться (если теперь вообще сможет).
— Хорошо. Хорошо. Значит, остаёмся. Но шестеро никоим образом не смогут одолеть... да неважно, сколько их там всего. К тому же, спешу добавить, похоже, их там чертовски много, — девушка, поразительно напоминающая Джинни, указывает на стену.
В течение десяти минут они обсуждают различные тактики, что скорее смахивает на перебранку, нежели на прорабатывание плана. Спорящие то отказываются, то соглашаются, в зависимости от предложения. По мере того, как отметаются варианты, Малфой — Гермионе требуется несколько минут, чтобы понять это, — ведёт себя всё более беспокойно. Он ёрзает, одёргивает рубашку, потирает руки и постоянно отбрасывает со лба волосы. Наконец, когда уровень гвалта достигает нечеловеческих высот, Малфой не выдерживает.
— Мы войдем одной группой, — просто удивительно, как его голос пробивается сквозь шум, заставляя людей обратить на себя внимание. — Повернём направо, вдоль живой изгороди... тут.
Он шагает вперёд, поворачивается лицом и касается земли палочкой. Делает вдох, что-то бормочет себе под нос и начинает рисовать в грязи план наступления.
Это лучший и наиболее разумный сценарий, который Гермиона слышит с момента начала операции (включая тот, что озвучили на совещании профессионалы), поэтому она сразу его поддерживает. К ней тут же присоединяются четверо, а после некоторых колебаний преданность Гермионе (или, может, Рону и Гарри), похоже, перевешивает в Дине недоверие к Малфою.
Она впервые понимает, какой Малфой отличный стратег, несмотря на то, что, видимо, ему было неприятно проявлять инициативу. По этой причине, когда они вшестером и еще двое найденных ими раненых выбираются с поля боя живыми и (относительно) невредимыми, она говорит ему «спасибо». Это единственное, чего Малфой удостаивается за то, что выступил с планом, который спас и операцию, и их самих, но он даже не смотрит на Гермиону, когда та его благодарит.
День: 500; Время: 12
Сквозь листву на деревьях свет кажется розовым и светло-фиолетовым. Ветер мягко овевает лицо, Гермиона прикрывает глаза и улыбается.
Некоторые удовольствия в жизни ничтожно малы, но она всё равно ими наслаждается.
День: 505; Время: 3
— Говорю тебе, это невозможно сделать всего лишь ввосьмером! — Гермиона так сильно впечатывает ладонь в столешницу, что кофе в чашке Дина выплёскивается наружу.
— А я говорю тебе, что у тебя нет выбора! Я профессионал...
— Да мне плевать! Плевать, кто ты...
— Гермиона, — шепчет Дин, хватая её за запястье.
Она выдёргивает руку, потому что устала. Так устала от всех этих профессионалов, которые c лёгкостью обсчитываются в количестве людей и объёмах поставок, отправляя их на плохо спланированные операции. Она так устала от всего.
— Это всего лишь разведывательная миссия, Гермиона. Только и нужно, что пробраться мимо пары людей и добыть некоторые документы... — пытается успокоить её Колин.
— Нам надо...
— Хорошо! Хорошо, если тебе это так не нравится, Грейнджер, уходи.
— Прошу прощения?
— Проваливай! Возвращайся к домашней стряпне в свою уютную Нору, и пусть этим займутся семеро...
— Я готова...
— Иди!
— Нет!
— Уходи!
— Я сказала, нет! Я...
— А я сказал, что если тебе не по нраву этот чертов план, проваливай. Именно так и будет. Никаких изменений или обсуждений. У тебя два варианта: не согласиться и уйти, или принять и остаться.
В комнате царит тишина, и Гермиона сосредоточивается на ней. Гордость застревает в горле таким комом, что его трудно проглотить. Дин снова дёргает её, и она садится. Садится и смотрит в пустоту, чувствуя жар, будто от лихорадки.
Фишер самодовольно продолжает и, закончив объяснение, сверлит Гермиону взглядом, пока, наконец, не выходит из комнаты. Документы отброшены в сторону, стулья скрипят, и Гермиона трясёт головой.
— Ребята, вот честно, вы довольны планом? Восемь человек, а он хочет, чтобы мы пробрались этим маршрутом.
Паркинсон фыркает, хотя она последняя, от кого Гермиона ожидает хоть какой-то реакции.
— Есть идея получше, Грейнджер? Не вижу других вариантов. Где ты возьмёшь ещё людей, родишь?
— По крайней мере, мы можем изменить план, — Дин пожимает плечами и смотрит на голубые линии на доске.
— Он профессионал. Он лучше знает, что...
— Клянусь, Колин, прекрати, — выдыхает Гермиона, прижимая пальцы к вискам, где бьётся боль, и встречается взглядом с Колином Криви, едва тот отрывается от бумаг. — Мы не можем разбиваться на пары. По меньшей мере, это небезопасно. Что, если только двое из нас наткнутся на всех, кто там есть?
— Значит...
— Значит, зайдем одной группой, — Гермиона встаёт, сглатывает и, обходя стол, выходит к доске. — Все восемь человек.
— Это так же нелепо, как идти попарно, Грейнджер, — тянет Малфой, обращая всё внимание на себя.
Вытянувшись, он со скучающим видом откидывается на спинку стула. В прошлый раз, когда она предложила изменить план, он был первым, кто направился к двери. Тот факт, что Малфой остался и даже принимает участие в обсуждении, лишь добавляет уверенности: ситуация действительно аховая.
— Почему? Если мы...
— Две группы. Одна с запада, вторая — с востока. Фишер сказал, что задняя дверь перекрыта. Мы как-нибудь блокируем передний вход до того, как проникнуть внутрь. Осмотрим комнаты, встретимся посередине, затем проверим север и юг, — Паркинсон пожимает плечами, а Малфой сверлит Гермиону взглядом, в котором той видится своеобразное одобрение.
В воздухе витает что-то странное. Будто все сидят и ловят каждое слово или движение, понимая, как важно происходящее. Если Гермиона поддержит это предложение, то тем самым продемонстрирует некое доверие Малфою и Паркинсон. Самую малость веры во врага, который допущен в эту комнату. Эти двое остались, потому что хотят посмотреть: стоит ли доверять идее, высказанной магглорожденной. Гермионе кажется, она может ответить взаимностью.
— Хорошо. Хорошо, ладно, — она выдыхает, прочищает горло и поворачивается к доске, чувствуя спиной взгляды семерых людей. — Значит... как мы будем блокировать фасад?
День: 511; Время: 18
Она в курсе, что за её спиной шепчутся. Кое у кого воображение работает на всю катушку, лишь бы только выяснить, почему она доверяет Малфою настолько, что поддерживает его план. Будь у неё возможность, Гермиона бы объяснила: всё дело не в том, кто он такой и что натворил, а в том, что она хочет использовать его умения и знания на благо их стороны. Гермиона может быть слишком упрямой и гордой, но последнее, на что она готова, это саботировать кого-то во вред себе и своим друзьям только лишь из-за неприязни.
Если Малфой хочет что-то предложить, почему этим не воспользоваться? Гермиона осторожна с ним, потому что знает: он опасен. Наверное, не в том смысле, что Малфой может оказаться шпионом Волдеморта, поскольку, будь это правдой, он бы вообще ни в чём не помогал. Тем не менее Гермиона не отмахивается от этой вероятности, потому что отдаёт себе отчёт: ведя свою игру, он может рассчитывать глубже проникнуть в их ряды. Однако она уверена в том, что Малфой опасен как человек. Он непостоянен, подвержен приступам гнева, и, оказываясь рядом с ним, она старается всегда держаться настороже. В то же самое время, пусть неохотно, но Гермиона доверяет ему достаточно, чтобы позволить возглавить операцию, ведь он действительно хорош... а её слишком сильно волнует другая сторона, чтобы забивать себе голову ещё и тем, что может преподнести своя собственная.
Дистанция между ней и ними, её приятелями-членами Ордена, стала ощутимее, но она ожидала появления шепотков и слухов, ведь за доброе дело всегда приходится платить.
День: 522; Время: 20
— Перепиши.
— Что?
Она бросает маркер: тот крутится по столу и, пойманный на краю, упирается в подставленную ладонь Малфоя. Гермиона понимает, он может отказаться лишь потому, что она «приказала», поэтому пускается в объяснения.
— Я уже была в этом месте. Вообще-то я уверена, что на той миссии ты был вместе со мной. А расположение неточное. Наступление отражено хорошо до того момента, пока мы не вышибем двери, но затем план слишком схематичен. Думаю, тебе стоит его переписать.
— Гермиона... ты с ума сошла? — Симус наклоняется вперёд и медленно качает головой.
Малфой с удивлением смотрит на неё через всю комнату. И тут Пэнси что-то шепчет ему на ухо, и по её лицу Гермиона не может определить, это что-то плохое о ней или о самом Малфое. Она склоняется к последнему, учитывая то, каким тяжёлым взглядом Драко одаривает свою подругу. Отодвинув стул, Малфой спотыкается, а затем обходит стол.
— Чёрт побери! Ты что, серьёзно...
— Симус, не разговаривай со мной подобным тоном. Такие выражения совершенно необязательны, — шепчет Гермиона, отстраняясь от его шипения.
— Мы отправим тебя в Мунго...
— А вот теперь она разозлилась, — фыркает Дин.
— Давайте просто посмотрим, что он скажет, — надвигающуюся ссору прерывает Невилл.
Симус вскидывает ладони вверх и мотает головой. Невилл лишь кивает туда, где Малфой чертит на доске круги и линии.
— Если нам не понравится, скажем этому мудаку проваливать. Если идея стóящая, согласимся.
— Он может быть в сговоре с Пожирателями...
— Прекрати, Симус, — Гермиона трясёт головой, не отрывая глаз от доски с планом.
— Из всех людей ты...
— Я не доверяю ему, Симус! Он просто... вытащил нас из очень плохой ситуации несколько недель назад, и он был хорош. Он здесь для того, чтобы сражаться на нашей стороне. Я не знаю почему, но это так, а значит, мы должны использовать его способности по максимуму.
Симус фыркает и усмехается, но в конечном итоге, он соглашается. Они все поддерживают план.
День: 524; Время: 21
Когда Пэнси садится в потёртое кресло, стоящее по диагонали, у Гермионы и в мыслях нет, что они проболтают три часа кряду. Беседа полнится неуютными паузами и странными сменами тем, будучи одновременно ни о чем и обо всём сразу.
Гермиона осознает, как ей не хватает общения. Ей нужно разговаривать хоть с кем-то, кроме себя, и, наверное, Пэнси требуется то же самое. И именно поэтому они не расходятся даже тогда, когда это кажется самым верным. Они не обсуждают войну, Малфоя, Гарри или Рона, но они разговаривают... и этого достаточно.
День: 538; Время: 15
Наступает период затишья, когда совершенно ничего не происходит. Гермиона знает: Пожиратели Смерти что-то затевают, но она также в курсе, что и в их штабе планирование идёт полным ходом. Тем не менее стратегия и тактика — не её обязанности. Поэтому Гермиона ждёт, ждёт и ждёт, и проходит столько времени, что она начинает испытывать чувства, схожие с теми, что одолевали её перед войной. Будто понимаешь: что-то надвигается, но не особо осознаёшь, что именно. Она так привыкла к безделью, чтению книг, встречам с друзьями, что, закрывая глаза ночью, чувствует себя в безопасности. В день её рождения не случается ничего тревожного, всё почти нормально, и приходит даже намного больше друзей, нежели в прошлом году.
Спустя какое-то время сквозь щели в дощатом полу их убежища Гермиона слышит новость о том, что сформирована группа, которая проникнет в тыл к Пожирателям Смерти; она снова концентрируется на войне, видя ещё одну цель, ради которой нужно сражаться. Она хочет этого всеми фибрами своей души — так же сильно, как и равноправия для себя.
Она жаждет спокойствия.
Потому что это самое прекрасное чувство, которое ей знакомо.
День: 582; Время: 10
Он пришёл из-за Пэнси.
Пэнси, которая решилась пойти наперекор своей семье. Пэнси, которую никто никогда не замечал. Он не был готов оставить её одну, а единственной альтернативой стало бросить её и пуститься в бега, пока кто-нибудь бы не поймал. Он согласился принять наказание и остался рядом со своим единственным другом, чьё предплечье не было заклеймено Меткой. Он пришёл с опущенной палочкой, предложил информацию, деньги, мэнор. Его оглушили и заперли в министерской камере на целый месяц (хотя, если бы не Пэнси, заключение продлилось бы дольше), прежде чем хоть что-то от него приняли.
Гермиона знает, он любил Пэнси, пусть и не уверена, было это дружеским или же романтическим чувством. Они не держались за руки, не касались друг друга, не обменивались улыбками. Но она четыре раза видела, как Малфой укладывал Пэнси в свою постель, а однажды заметила тени на тёмно-синей шторе — он целовал её. Однако Гермиона уже не раз становилась свидетелем тому, как тянутся друг к другу друзья, и Драко с Пэнси были не первой странной парой, чей выход из спальни она наблюдала утром.
Пэнси умерла, а Гермиона так и не узнала наверняка.
Временами она думает о его реакции. Иногда представляет, как он звереет, поглощённый яростью, а иногда видит его молчаливым и мрачным, и от выражения его горя сердце может вырваться из груди. Как бы там ни было, Пэнси мертва. Умерла, ушла, потеряна для всех, и горе Драко растворяется в воздухе войны. И уже не играет роли, был ли он влюблён в Пэнси, планировал ли на ней жениться; не имеет значения, что вели они себя не как люди, состоящие в романтических отношениях. Что важно сейчас, так это то, что он её по-своему любил, и эта непокорная девчонка с чёрными как смоль волосами и горящими глазами была причиной, почему он здесь оказался.
Она видит его на похоронах. Гермиона чувствует себя неловко и неуверенно, но она как-никак знала Пэнси и ощущает эту утрату. Никто не задаёт никаких вопросов, когда она вызывается посетить церемонию, только Люпин оглядывает её с лёгкой заинтересованностью. И Гермиона пристраивается в конце небольшой процессии. Сверлит блондина глазами — дольше, чем следовало бы, но готовность к чужому срыву всегда значилась в её характере. Впрочем, Малфой ничего не творит, только стоит и смотрит, даже когда всё заканчивается. Проходя мимо, Гермиона шепчет какие-то слова утешения и поддержки, которые потом и припомнить не сможет, а он просто продолжает смотреть на могильный камень. Ей кажется, его чувство потери сопоставимо с тем, что испытала бы она, лишившись одного из своих лучших друзей, и от этого её собственная печаль становится сильнее. Гермиона сочувствует Малфою, а она никогда не думала, что будет переживать подобное по отношению к нему.
Похоже, после смерти Пэнси он несколько теряется. Гермиона представляет, как Малфой оглядывается кругом и задаётся вопросом, а что он вообще тут делает и почему до сих пор здесь. Но спустя два месяца и одну неделю Драко вдруг возвращается. Возвращается, полный жажды мщения и готовности сражаться не только за выживание. Гермиона почти уверена, что он всё ещё воюет за Пэнси, возможно, есть и иные причины, но по большей части всё это — ради неё.
Это та верность, что, собственно, и привела его сюда и которая привлекла её внимание. Та преданность, что позволила Гермионе увидеть первую тоненькую ниточку между ним и собой — их отчаянная привязанность к друзьям, несмотря на последствия. Хотя, в то время как сердца Гермионы хватало почти что на всех, он был предан одной Пэнси. Лишь немногие люди добились такого места в его жизни и заслужили его верность. После смерти Пэнси Малфой посвятил себя делу, но в конечном итоге всё это — ради неё.
Гермиона сомневается, что, погибни Пэнси раньше, он бы остался. Малфою тут было слишком неуютно, и не проведи он здесь так много времени и не привыкни к этому ощущению, он бы шагнул за порог в ту же секунду, как получил печальные вести. Осел бы в другой стране, так далеко от выбора сторон, клейма предателя, призраков прошлого, тяжестей войны и долга Малфоя, что смог бы раствориться в неизвестности и прожить в стороне от напоминаний о том, кем он был и кем пытался стать.
Но он так не сделал.
Он остался.
И Гермиона приходит к выводу, что Драко Малфою есть что доказывать. Пэнси, отцу, им всем, самому себе; кому именно, она не знает. Но он всеми силами стремится к чему-то большему, что было у него, когда он только пришёл. Гермиона не знает, сможет ли он когда-либо обрести желаемое.
День: 619; Время: 7
— Слышал, что мы побеждаем.
Гермиона внимательно смотрит на Энтони.
— Это невозможно знать наверняка.
— За последние три месяца было схвачено или убито больше Пожирателей Смерти, чем наших бойцов.
— Это не всегда что-то значит, — к разговору присоединяется сидящая на крыльце Лаванда. В пальцах она держит сигарету — подхватила эту пагубную привычку после того, как три недели провела в маггловском мире.
— Ну, разумеется, значит. Смотри, они теряют больше, война затихает. Мы теперь не сражаемся так часто, и инциденты с участием Пожирателей...
— Это потому, что в начале они полагали, будто смогут одолеть нас напором. Они хотели атаковать, атаковать, атаковать без особого плана. Застать нас врасплох и задавить. Когда это перестало работать, они сменили тактику. Теперь большую роль играет стратегия, — отзывается Дин, полируя метлу к завтрашнему матчу по квиддичу, который состоится на площади Гриммо.
Они решили, что сейчас самое время сбросить напряжение в дружеском соревновании, и, учитывая количество людей, изъявивших желание участвовать, затея переросла в серию из трёх игр. Гермиона думает: это показатель того, как всё изменилось. Ведь в самом начале на такое не было ни времени, ни сил.
День: 630; Время: 14
В коридоре слышатся шаги, и, когда они смолкают, Гермиона поворачивает голову и видит Малфоя. Кажется, он тоже удивлен, застав её здесь, но уже в следующую секунду переводит взгляд на раковину, к которой и направляется. Гермиона моргает и снова глядит в окно, где Джинни, только что забившая гол, ухмыляясь, дразнит команду соперников.
— Почему ты не там? — она не понимает, зачем интересуется, но вопрос повисает в воздухе.
Сначала ей кажется, что Малфой промолчит, но он отвечает, заглушая шум льющейся из крана воды.
— Я сражаюсь достаточно, чтобы добровольно ввязываться в ещё один бой.
— Это игра.
— Неужели.
Это не вопрос, ведь они оба знают ответ. Каждый бладжер будет направлен Малфою в голову. Гермиона не понимает, почему ей это сразу не пришло на ум, хотя, наверное, она всё знала с самого начала и просто хотела попытаться избавиться от воцарившейся неловкости.
Несмотря на то, кто он такой, ей неприятно, что она затронула скользкую тему — ведь такова её натура. Гермиона никогда не пытается причинить другому боль, только если это не заслуженно. Она не разговаривала и не имела дел с Малфоем с момента смерти Пэнси, так что он не сделал ничего, чем бы мог спровоцировать её жестокость. Насколько Гермиона слышала, он стал таким же полноправным членом Ордена, как и она сама. Иногда настоящее так захватывает её, что она упускает из виду, что ей стоит винить Малфоя за прошлое. Она так часто сосредоточена на том, что неправильно сейчас, что вообще забывает о былом. Зачем задевать своего соратника, когда вокруг бушует война? Гермиона относит это на счёт зрелости или чего-то, чего не понимает.
Иногда она видит себя на той башне, но не в своём теле, а на месте Малфоя. Она думает о тех обстоятельствах, что по слухам, довлели над ним, и представляет себе, как могли бы видеть Дамблдора эти свинцовые глаза — те, что никогда не находили помощи в голубых глазах директора. Гермиона представляет вытянутую вперёд палочку и то, почему должна так поступить, но каждый раз не может ответить на вопрос: а смогла бы? А если бы там был Снейп, преданный врагу? Ей кажется, её рука бы не дрогнула. А смогла бы она пойти до конца, зная, что стоит на карте? Сейчас — возможно. Да, сейчас, наверное. И Гермиона немного ненавидит себя за это, потому что знает: она способна убить, когда стоит выбор между ней, её друзьями и Пожирателем Смерти.
Драко Малфой не смог. В тот раз не смог, и она тоже сомневается, что решилась бы тогда. Странно смотреть сквозь призму жизни Малфоя и задаваться вопросами. Что, если бы Гермиона поменяла ключевых игроков, что, если бы это была она сама? Она много думает об этом, потому что сейчас, когда вокруг так мало знакомых людей, для размышлений масса возможностей. Слышит ли она имя Малфоя в разговоре, встречает ли его самого — она думает. И чаще всего понимает. Потому что Гермиона всегда хотела и могла смотреть на мир с другой точки зрения. Не Пожирателя Смерти, не врага, но того, кто мог доказать, что стоит чего-то большего, чем её ненависть.
Поэтому она представляет себя на той башне — члены Ордена пробираются сквозь открытый ею проход — и напротив неё стоит враг. На кону родители, она сама, все её друзья, потому что, если она сможет выполнить поставленную задачу, то принесёт своей стороне важную победу. Она сделает это?
И в тот самый момент, когда воображаемые эмоции захлестывают тело и, мешая дышать, комом встают в горле, картинка меняется. Это Малфой замирает напротив неё, а она смотрит на него глазами директора, и внезапно её собственное понимание того, почему Малфой так поступил, зависит от понимания Дамблдора. Но она никогда не узнает ответ, ведь так? Никогда.
К тому моменту, как она выныривает из своих мыслей, Малфой уходит, а игра в квиддич продолжается — так же задорно, как и раньше.
День: 640; Время: 10
В Рождество Пожиратели Смерти нападают на три деревушки, и в Норе оказываются только Джинни, Фред и она сама. Они пытаются о чём-то разговаривать, проникнуться духом праздника, но слишком волнуются, и этот день совершенно не похож на рождественский.
Вместо этого они ждут, пока все, кому предписано уйти, уходят, и напиваются дешёвым шампанским и эггногом.
День: 643; Время: 12
Грюм шагает в ногу с Малфоем, и Гермиона впервые за долгие месяцы видит его с повязкой на глазу, что теперь выглядит необычным. Когда эти двое внезапно появляются на улице в маггловской части Англии, она замирает и задумывается, что же они тут делают, хотя, скорее всего, это информация для неё не предназначена. Так же, как Малфой не посвящён в причины, почему она здесь.
Они разговаривают, и Грюм вдруг довольно хлопает Малфоя по плечу и что-то отвечает. Гермиона моргает, потому что на Грюма это совсем не похоже, но от веселья аврора уже не остаётся следа. Наверное, Малфой сделал что-то, что Грюма порадовало, ведь лишь этим скупым жестом тот награждал Гарри, когда признавал его успех. Странно видеть ту же самую похвалу, но уже адресованную Малфою, и Гермиона так отвлекается, что чуть не врезается в женщину прямо перед собой.
Она поднимает взгляд, и Грюм с Малфоем тоже смотрят на неё. Аврор чуть кивает, и тут перед Гермионой проезжает автобус. Когда она снова видит улицу, там уже никого нет.