~ Part 6 ~
День близился к концу. Ноябрь продолжал «радовать» скачущими температурами и постепенным приближением к Новому Году. Ярко–оранжевое солнце светило с неба, отбрасывая жуткие тени на землю и стены. Из Запретного Леса раздавались странные звуки – как и крики птиц, так и монстров, обитающих там. Землю припорошило легким снежком, который мог в любой момент растаять и превратиться в месиво.
Но вернемся к теням.
Они, чаще всего, шевелились. Корявые силуэты двигались из–за ветра, который изредка, да поднимал вверх хлопья легкого белого снега или качал ветви голых деревьев; безликие людские тени брели за своими хозяевами, не в состоянии сделать и шагу без их дозволения.
Но единственным местом, где тени меняли своё положение только из–за времени суток, было кладбище.
Мэри стояла возле входа на кладбище, не в состоянии ни пойти обратно в Хогсмид, ни сделать шаг вперед. Всё внутри неё замерло, даже удары сердца стали реже.
Наверно, причиной всему была мертвенная тишина кладбища, пугающая до чертиков.
Друг за другом стояли кресты и надгробные плиты, чем–то напоминая ей армию солдат, которая при первом же указе своего командира бросится в бой. Проходя вдоль могил, девушка могла прочитать имена как темных, так и светлых волшебников. На некоторых плитах висели всевозможные ритуальные венки и ленты, когда другие кресты были неухоженными, придавая кладбищу ещё более пугающую атмосферу.
Мэри Харрис несмело шла к самому краю кладбища, зная, что должна найти могилу со скромным памятником. Подол утепленной мантии волочился за ней по земле, а небрежно завязанный шарф оголял шею. Руки держали две гвоздики.
Спустя пять минут, которые показались ей длиннее нескольких часов, Мэри увидела небольшую надгробную плиту. Подойдя к ней поближе, девушка присмотрелась к лицу, выгравированному на черном мраморе, на буквы, сливающиеся в имя и фамилию, на даты жизни покойницы.
На переносице женщины восседали черные очки; на щеке белел шрам, оставленный темными магами в напоминание о Первой Магической Войне. Её губы растягивались в теплую, знакомую улыбку. На фотографии каштановые волосы женщины касались пояса, но перед самой смертью она решила обрезать их по самые мочки ушей. Под землей покойница лежала именно с такой прической.
Откуда Мэри так много знала об этой женщине? Ответ был прост – это её мама.
Приложив руку ко рту, Мэри всхлипнула.
Её звали Аманда Изабелла Харрис, и она была маглорожденной волшебницей, учившейся на Пуффендуе. Все запомнили её, как хорошую жену, любимую мать и обаятельную женщину, которая некоторое время подрабатывала в лавке Оливандера перед началом Первой Магической Войны.
Девушка присела на небольшую скамейку, не отрывая взгляда от навеки застывшего лица на мраморной плите. Тишина кладбища, последние события, произошедшие в жизни Мэри, и лицо мамы перед глазами навеяли на неё ностальгию по временам, когда всё было хорошо.
Харрис вспомнила, как она в возрасте шести лет, даже не догадываясь о существовании Хогвартса, не понимала, куда родители ведут своих детей и говорят про какую–то «школу». Тогда Аманда, присев перед ней на колени и сжав рыжеволосую малышку за плечи, сказала:
– Ты – лучше всех, Мэри. Ты будешь учиться там, куда не поступит ни один твой знакомый. Но тебе нужно чуть–чуть подождать: Хогвартс принимает на учебу мальчиков и девочек, достигших возраста одиннадцати лет.
– Значит, мне осталось совсем чуть–чуть? – едва не задохнувшись от восторга, спросила младшая Харрис. В ответ на это Аманда лишь мягко улыбнулась ей своей самой ласковой улыбкой и, взяв под руку, направилась домой.
На следующий день все дети, жившие в том лондонском квартале, знали, что Мэри будет поступать в «какой–то там Хегстварт». Харрис хвасталась этим перед своими сверстниками, но дети считали её странной и отсталой. Тогда Мэри считала их идиотами.
Да, в принципе, и к шестнадцати годам осталась при таком же мнении.
Одно воспоминание сменялось другим, и мысленно Мэри вернулась в Рождество 1988 года.
Тогда на новогодние каникулы к ним приехал какой–то странный мужчина с длинными светлыми волосами. Он долго осматривал дом, её родителей, саму девочку и все, что его окружало. Лицо незнакомца было сложено в недовольную гримасу, а когда он с излишней аккуратностью надел на руку перчатку и поздоровался с Эдвардом коротким сухим рукопожатием, Мэри поняла, что этот мужчина совсем не нравится.
Девочка посчитала его слишком эгоистичным и циничным человеком, который всеми силами пытался казаться лучше её родителей. Мэри всеми силами сдерживала язык, чтобы не попросить длинноволосого блондина сделать лицо попроще.
Перед самим ужином гость присел перед Харрис на корточки и произнес:
– Рад познакомиться с тобой, девочка.
Мэри запомнилась его натянутая улыбка и золотой зуб, выделяющийся среди остальных. Она, немного поколебавшись, протянула ему руку и почти представилась, как вдруг её мать отодвинула девочку в сторону и сквозь плотно сжатые зубы прорычала:
– Не смей прикасаться к моей дочери своими грязными слизеринскими руками, Малфой! – она сжала кулаки и стала подходить к мужчине, с каждым словом сокращая дистанцию между ними. – Я не допущу, чтобы моя дочь пожимала руку тебе,твоему грязному роду, чтущих только собственную выгоду. Она ни за что не опуститься до такого уровня!
Тогда Мэри не понимала, кто этот мужчина, что такое «слизеринский» и про какой род говорила её мать. Почему она вообще на него так обозлилась? Младшая из семейства Харрис хотела спросить об этом папу, но он встал встал между женой и лучшим другом молодости, пытаясь их успокоить. Атмосфера накалилась до предела за считанные секунды.
Человек, пришедший к Харрисам в гости, скривился и произнес:
– Жалкая грязнокровка! – он, не прощаясь, вышел из дому. По пути мужчина пнул пса Мэри - Ричарда - который проводил грубого гостя звучным лаем и рычанием.
Позже Мэри узнала от своего отца, что пришедший к ним мужчина, Люциус Малфой, был школьным другом мистера Харриса, а в 1988 году считался известным в узких кругах аристократом, живущим в собственном поместье с женой, сыном и огромным количеством прислуги. В молодости Малфой считал Эдварда лучшим другом, но сильно невзлюбил его избранницу – Аманду Изабеллу Джесс.
В юности мама Мэри и Люциус вели довольно скучную и долгую войну. Эти двое постоянно шутили друг над другом, подкладывали в пеналы ручки с бесцветными чернилами, а в рюкзаки – игрушечных или резиновых змей.
Весь их конфликт можно было давно свести конфликт на «нет», но гордый Малфой и задорная Харрис не хотели заключать перемирие.
Мэри хмыкнула. Как же дети могут быть похожи на своих родителей! Ведь именно из–за того рождественского ужина Харрис отказала Драко в дружбе.
Она помнила их первую встречу с младшим Малфоем слишком хорошо, словно они познакомились только вчера. Хотя, нет, не вчера.
Она помнила эту встречу так хорошо, будто выскочила из купе Хогвартс-экспресса считанные секунды назад.
Это было в 1991 году. Мэри сидела возле окна, наблюдая за изменяющимся пейзажем за окном. Она до сих пор не могла прийти в себя! Харрис не могла поверить, что всё, о чем она и мечтать не рисковала, было реальным. У девочки дух захватывало от осознания того, что она будет жить в мире, где существуют злые и добрые волшебники, магические существа, где простое сочетание букв может лишить человека жизни.
Дверь в купе Хогвартс–экспресса открылась, и в её вагон зашел мальчик. У него были белоснежные волосы, зачесанные назад, колкий взгляд и неприятная ухмылка. Мэри посмотрела на него и заинтересованно сложила руки на груди крестом.
Он, вытянув руку, произнес:
– Будем знакомы?
– Все может быть, – легко улыбнулась Харрис, не торопясь пожимать ладонь мальчишки. – Как тебя зовут? – волшебник как будто ждал этого вопроса все те секунды, что они разговаривали. Блондин гордо поправил мантию и сел напротив Мэри:
– Фамилия «Малфой» тебе о чем–то говорит?
Девочка нахмурилась, словно вспоминая людей с этой фамилией. Она многое значила для её матери, но не для самой Мэри. В тот момент, когда началась новая глава жизни Мэри Харрис, стычка Аманды с Люциусом перестала казаться ей такой важной.
Но будущая когтевранка понимала, что сталкивалась с Малфоями раньше, поэтому, покачав рыжеволосой головой из стороны в сторону, сказала:
– Где-то слышала.
Лицо мальчика сошлось в удивленной гримасе, словно он ожидал услышать другой ответ, а в серых глазах сверкнуло что–то стальное. На мгновение в горле Мэри стало совсем сухо, и она закашлялась. Беловолосый незнакомец заговорил снова, на этот раз задрав подбородок ещё выше.
– Меня зовут Драко Люциус Малфой. Я – чистокровный волшебник и единственный наследник рода Малфоев, – он, поднявшись с места и чуть наклонившись к Мэри, спросил: – Надеюсь, это тебе что–то говорит?
Полное имя его отца сработало на девочку, подобно самому страшное заклинанию, о которых она ещё ничего не знала. Перед глазами Мэри появилось, подобно миражу из прошлого, лицо Люциуса, до ужаса схожее с лицом Драко, и утихнувшая за долгие годы злость пробудилась в ней с новой силой. В 1991 году Харрис не поняла, почему так повела себя, но к четырнадцати годам Мэри стало ясно, что это никак не зависело от неё.
Резкая реакция на фамилию Драко была естественной, точно инстинктивной.
Харрис не сразу поняла, что Малфой снова протянул ей свою ладонь. Тогда она показалась ей грязной и отвратной. Неприязнь к роду Драко захлестнула Мэри с головой и она, поднявшись с кресла, произнесла:
– Фамилия «Харрис» тебе о чем–нибудь говорит? – и, не дожидаясь его ответа Малфоя, продолжила:
– Меня зовут Мэри Аманда Харрис. И точно такую–же фамилию носит школьная соперница твоего папы, – поспешно спустив с верхней полки свой чемодан, рыжеволосая направилась к выходу и, не оборачиваясь, бросила:
– Надеюсь, это тебе что–то говорит?
Дверь купе Хогвартс–экспресса громко хлопнула за её спиной, но даже это не заглушило полный злости и обиды вскрик Малфоя:
– Ты ещё пожалеешь, что отказала мне в дружбе, грязная полукровка!!!
Мэри вынырнула из потока воспоминаний и, коротко рассмеявшись, утерла слезинку. Прошло шесть лет, а Малфой до сих пор так называет её. «Грязная полукровка!»...
«Черт бы побрал эту ностальгию»
Девушка, потрепав себя за щеки, опустилась на колено перед могилой Аманды, внимательно посмотрев на день смерти матери - 20 июня 1995 года.
Аманда была убита Пожирателями Смерти за несколько дней до окончания Турнира Трех Волшебников 1994 года.
Мэри была ошарашена её смертью, ведь в тот год в Хогвартсе погиб один из лучших друзей когтевранки – пуффендуец Диггори. Харрис до сих помнила конец того учебного года: она вернулась домой, чтобы поговорить с родителями, придти в себя после смерти Седрика, а на перроне 9 ¾ Мэри встречал папа, который с грустным лицом заявил, что её матери больше нет в живых.
Волан–де–Морт и его соратники начали свое новое восстание, первыми жертвами которого стали такие волшебники, как миссис Харрис. Всё началось с «грязнокровок». Смерти маглорожденных наделали шуму в магическом мире и здорово напугали других волшебников, которые не были к возвращению Сами–Знаете–Кого.
Аманду убил Люциус. Это мистер Харрис понял, когда увидел длинный светлый волос на полу их гостиной. Он, конечно, мог бы подумать, что убийство совершила Пожирательница, но Эдвард знал, как Малфой не любил его избранницу.
Когда отец Мэри вспомнил все стычки и ссоры его жены и бывшего лучшего друга, все злые слова, направленные в адрес друг друга, сомнений не осталось. Виновен Малфой.
После похорон Мэри ещё сильнее возненавидела Драко и всю его семью, которая только притворялась идеальной. Она до сих пор помнила, как стояла возле раскрытого гроба Аманды и, всматриваясь в бледное лицо матери, поклялась, что никогда не будет называть человека с фамилией «Малфой» своим другом.
Но судьба любит иронию: история повторяется спустя два года, а места родителей занимают их дети.
Интересно, кто же одержит победу в этот раз?
Мэри с любовью и осторожностью провела по выгравированному на мраморе лицу и имени женщины. Сначала девушке показалось, что фото на надгробной плите улыбнулось Мэри, словно Аманде стало щекотно от прикосновений дочери. Но потом Харрис поняла, что это ей померещилось.
«В последнее время мне уже всё кажется»
– Привет, мам, – она поняла, что слезы, которые она так долго держала в себе, предательски потекли по щекам. Сглотнув, Мэри продолжила.
– Извини, что почти не прихожу к тебе, времени почти нет. Но сейчас я здесь потому, что хочу поговорить с тобой... Хотя, ты, наверное, и так всё знаешь. Я каким–то неимоверным образом привлекла внимание Пожирателей Смерти. Они заманили меня в ловушку и сказали, что им нужны такие волшебники, как я – амбициозные, умные и молодые. Пожиратели сказали, что я должна к ним присоединиться, а иначе меня... убьют.
Страшное слово, которое она никак не могла произнести вслух, сорвалось с губ Мэри, и она вздрогнула против собственной воли. В попытке не разреветься самыми горькими слезами девушка запрокинула голову наверх, чувствуя, как ком, вставший в горле, душил её.
– Убьют потому, что я слишком много знаю и могу рассказать всё тем, кто сможет остановить их. Пожиратели думают, что я все расскажу Министерству Магии. Хотя, они чертовски правы. Если бы за мной не наблюдали каждую минуту, я бы давно все рассказала Дамболдору. Но я знаю, что они следят. Даже идя сюда, я слышала шаги...
На время Мэри снова замолчала, чтобы перевести дыхание. Сердце колотилось так быстро, что девушку начало подташнивать, а чувство жалости к самой себе заставляло нутро болезненно сжиматься.
Девушка, зажав рот рукой, постаралась издать тихий всхлип, но сорвалась и громко захлюпала носом.
– Я просто пришла сюда, чтобы попросить тебя не осуждать меня за принятое решение, мама. Прости меня, да я так не хочу умирать...
Ледяной ноябрьский ветер подул в лицо когтевранке, и на мгновение Мэри подумала, что таким образом мама пыталась так поговорить с ней. От этого сердце болезненно сжалось, а плохо застегнутая мантия распахнулись, оголяя грудь и шею девушки.
– Прости меня, мама.
Поднявшись со скамьи, Мэри положила на могилу красные, как кровь, гвоздики. Больше не говоря ни слова, она развернулась и направилась в сторону Хогсмида. Но углубившаяся в воспоминания девушка даже не заметила, как со стороны небольшого, но густого, леса за ней наблюдали внимательные и до ужаса знакомые серые глаза.