Untitled Part 2
Гермиона хорошо помнила ту первую ночь в слизеринских подземельях. Она часто думала о том, каково это будет — вновь остаться с Драко наедине. Сможет ли она? Почувствует хоть что-то, кроме страха? А он? Не будет ли ему противно, после того, что с нею произошло?
— Это странно, — произнес Драко, присаживаясь на кровать, застеленную изумрудным покрывалом.
— Что именно?
— Видеть тебя здесь. Нет места, которое подходило бы тебе меньше, чем Слизерин.
— Что, во мне нет ничего слизеринского? Если не брать в расчет чистокровность, конечно, — Гермиона хотела, чтобы это прозвучало шутливо, но получилось с каким-то вызовом. Она нервничала слишком сильно, чтобы контролировать себя.
— Ничего, — подумав, произнес Драко. — Ты гриффиндорка от макушки до кончиков пальцев, Грейнджер.
Это вряд ли был комплимент с его стороны, но Гермиона кивнула. Тогда ей казалось, что это правда. Кто же знал, что спустя всего лишь полтора года, она станет не просто частью Слизерина, а первой страницей его новой истории. Тогда никто из них не мог и помыслить о таком.
— Но я рад, что ты здесь, — произнес Драко, подойдя к ней вплотную. Гермиона вжалась спиной в тяжелую дверь, заглянула ему в глаза. Он тоже смотрел на нее — пристально, проникал к ней под кожу, пока не достиг чувствительного нутра. Потом наклонил голову, губами коснулся ее плеча, пробежался цепочкой поцелуев по шее и, обдав ухо горячим дыханием, прошептал: — Слизерин не для тебя. Но твое место рядом со мной, а мое — с тобой. Я больше никогда не отпущу тебя, Гермиона.
И она поверила ему. Поверила, глупая... Тяжело сглотнула, подняла непослушные руки. Пальцы дрожали, каждая пуговка на рубашке Драко непокорно выскальзывала, но Гермиона была упряма. Малфой стоял неподвижно, одной рукой опираясь на дверь у Грейнджер над головой. Он тяжело дышал, но не торопил ее. Он знал, что это ее битва, что ей нужно пройти через это одной.
Наконец-то рубашка поддалась, скользнула с плеч, распласталась на полу белым облаком. Гермиона погладила его вздымающуюся грудь ладонью, пальцами пробежалась по животу, замерла на секунду в нерешительности и скользнула ниже. Звонко цокнула пряжка ремня...
Драко шумно втянул воздух носом, мышцы на его животе напряглись. Для Гермионы это стало словно сигналом: она поддалась вперед, слепо ткнулась поцелуем ему в подбородок, а пальцами проникла под ткань брюк, сжала горячее и твердое. Он рыкнул, рука его скользнула по двери, царапнула поверхность ногтями, и он все же не удержался — обхватил Гермиону за затылок, привлек к себе, поймал ее губы поцелуем.
В следующий раз Гермиона осознала себя уже в кровати. Она была обнажена, кожа влажно блестела от пота, волосы разметались по подушке. И Драко был над нею и в ней — и ей не было ни больно, ни стыдно. Было хорошо. Так хорошо, словно она вернулась домой.
Потом он гладил ее разгоряченную кожу, целовал в плечо. Гермиона замерла, когда пальцы его коснулись шрама. Она знала, что получила его в ту ночь, но как именно, не помнила.
— Когда-нибудь я заставлю его ответить, Гермиона, — тихо произнес Драко. — Вот увидишь.
Грейнджер кивнула, ощущая, как жарко становится внутри. То было впервые, когда она по-настоящему поняла, что такое жажда мести.
***
И ведь заставил... Позже, гораздо позже, когда Волдеморт вновь призвал его, когда жизнь Гермионы стала ожиданием. Ожиданием встречи или — хотя бы! — вестей. Но прежде, чем Драко выполнил свое обещание, прежде, чем он убил Фенрира, Гермионе вновь довелось повстречаться с ним. В ту вторую встречу она была не одна, с нею были Рон и Гарри, но ей все равно порою снилась та его ухмылка, с которой он глядел на нее. Будто между ними была тайна, и он скалился от нетерпения, от желания поведать эту тайну всем. Как же не похвастаться, что трахнул подружку Поттера?
Гермиона зажмурилась до белых пятен перед глазами, запрещая себе вспоминать это. Не сейчас. Сегодня у Гарри и Джинни свадьба, и она не станет портить им настроение своей кислой миной. Она будет улыбаться и даже потанцует — с Гарри так точно. И ни разу за сегодняшний день не спросит его о Драко. Гарри и так делал все возможное, не стоило заставлять его и в такой день возвращаться к мыслям о работе.
Нора встретила Гермиону привычной суетой. Большинство гостей уже прибыло, и Грейнджер с невольной тоской подумала, что на церемонии бракосочетания Билла и Флер, было больше знакомых лиц. Нет, и сегодня гостей было немало — новые подруги Джинни по команде, сотрудники Гарри, какие-то новые лица из Министерства. Но не было многих и многих, кому не было суждено пережить тот тяжелый год и битву в Хогвартсе. Зато сегодня им не придется срываться с места и сбегать, никто не будет угрожать им, не испортит этот вечер. Наступил мир. Люди возвращались к полноценной жизни, были благодарны судьбе, что просыпаются в теплых постелях, в безопасности, и что теперь можно смотреть в будущее без страха. А Гермиона отдала бы все свое будущее за час прошлого — только бы Драко был в этом прошлом. Пускай в рассветном лесу, когда туман стелется у щиколоток, ветер пьянит травянистым духом, подмаренник цепляется за шерстяную юбку и птицы перекликаются тревожно и звонко. Драко бы возник в этом тумане, словно призрак, обнял бы ее, поцеловал, прижимая к стволу векового дерева. Кора под пальцами Гермионы была теплой, будто живой... Или, пускай, в тусклом свете палатки, где видно только лихорадочный блеск глаз и слышно тяжелое дыхание. Или в Мэноре, где все зародилось... Где угодно! Только бы с ним!
— Гермиона, милая! — воскликнула миссис Уизли, возникая на пороге Норы. — Что же ты стоишь? Я за тобой уже пять минут наблюдаю. Входи!
— Здравствуйте, миссис Уизли, — неловко улыбнувшись, поздоровалась Гермиона. В доме было душно, сразу же захотелось вновь вернуться на свежий воздух.
— Джинни наверху. Поднимайся, она тебя уже заждалась, — мягко подталкивая Гермиону к крутой лестнице, велела миссис Уизли. И не скажешь ведь ей, что с гораздо большим удовольствием она провела бы время с Гарри. Это из-за него она, по сути, и выбралась из стен Хогварства. Вряд ли бы она решилась на это ради кого-то другого. Нет, она хорошо относилась к Джинни, считала ее прекрасной партией для Гарри, даже несколько завидовала ее способности адаптироваться, возвращаться к жизни так легко, словно и не было этой войны в помине. Гарри и нужен был кто-то такой: инициативный, легкий на подъем, способный вытаскивать его из лап депрессии, которая уж точно периодически будет на него нападать. Но все же они были слишком разные. Общий факультет и общие друзья несколько сглаживали углы, но теперь они уже не были детьми, различия проступили явственнее. Наверное, Джинни в свою очередь раздражала унылость Гермионы, ее затворнический образ жизни. Она не понимала, — как можно было понять, не зная ситуации? — и, вероятно, считала, что Гермиона слаба, что война ее сломила. Даже в подружки невесты она ее не позвала. Но это и к лучшему, конечно...
В спальне Джинни толпилось множество незнакомых Гермионе девушек. Они синхронно повернули головы, когда она отворила дверь, нахмурились.
— Привет, Джинни, — кашлянув, произнесла Грейнджер. Джинни сидела напротив зеркала, за ее спиной какая-то ведьма колдовала над ее прической.
Их взгляды встретились в отражении, Джинни улыбнулась, на мгновение напомнив ту застенчивую девочку, которой она была когда-то.
— Герм, наконец-то! — воскликнула она. — Я так рада, что ты пришла.
Гермиона подошла поближе, склонилась над ее плечом, поцеловала в щеку, произнесла:
— Как же я могла не прийти? Ты такая красавица... — и это была правда. Джинни была счастлива, и не существовало украшения красивее, чем счастье. Глаза ее блестели, щеки покрылись румянцем, она крепко сжала руку Гермионы на своем плече, благодарно кивнула.
Гермиона улыбнулась ей и отступила в сторону, позволяя угрюмо косящейся на нее ведьме заканчивать прическу. Сегодня в жизнь претворялось одно из самых больших желаний Джинни Уизли. Ее детский неуклюжий восторг по отношению к Гарри превратился во взрослое чувство, и она была вознаграждена за терпение. Наверное, для нее тот год, который их троица провела в поисках Крестражей, тоже был непростым. Возможно, она лучше многих смогла бы понять терзания Гермионы, если бы только знала о них.
В комнату вошла миссис Уизли, привычно принося с собою шум и веселье. Вот где была настоящая стойкость! Потерять столь многое на войне, и все же уметь радоваться жизни! Воспользовавшись всеобщей суетой, Гермиона выскользнула из комнаты, поднялась еще на один пролет, стремясь передохнуть хотя бы несколько минут в тишине. Она почти не удивилась, найдя здесь Гарри. Он стоял в конце коридора, пытаясь поправить сбившийся на бок галстук и бормоча проклятия под нос.
— Эй, давай-ка я, — предложила Грейнджер.
— Герм! — вскинув на нее взгляд и близоруко щурясь (где только подевал очки?), воскликнул Гарри. Он обнял ее, крепко прижал к себе. Гермиона ощутила, как зачесалось где-то в переносице, словно она глотнула шампанского. Ну, уж нет, сегодня она будет смеяться, а не плакать!
— Где твой шафер?
— Миссис Уизли попросила его помочь с чем-то во дворе, — виновато пожал плечами Гарри.
— Тогда я побуду вместо него, ладно? — фыркнула Гермиона, поправляя узел галстука. — Вот так лучше. Очки?
— В комнате.
— Не забудь их, а то женишься еще на ком-то другом, — поддразнила его Гермиона. Гарри смешливо наморщил нос, засмеялся, и Гермиона тоже не удержала смех.
— Так приятно слышать твой смех, — тихо произнес Гарри. — Как ты?
— Нет-нет, Поттер, — отмахнулась Гермиона. — Это ты жених, и сегодня мы будем говорить только о тебе. Я так рада за тебя. Очень-очень.
Он вновь привлек ее к себе, поцеловал в макушку, пробормотал что-то — она не расслышала слов. Где-то внизу раздался взрыв смеха, и Гермиона вздрогнула, отстранилась.
— По поводу...
— Нам пора, — перебила Грейнджер, пытаясь смягчить улыбкой резкость тона. Но Гарри все и так понял: если он заговорит о Драко сегодня, в этот день, она не удержит внутри эмоций. — Тебе пора, Гарри. Тебя ждут.
— Да, — кивнул он.
— Очки не забудь, — мягко напомнила Гермиона.
То был хороший день. Наполненный смехом и надеждой, и все пролитые слезы были слезами счастья. Гермиона вдруг подумала, каково бы это было, прийти на эту свадьбу с Драко. Держать его за руку, танцевать с ним под десятками удивленных взглядов. Что бы она чувствовала? Как бы себя вел Драко? Их любовь родилась во время войны, все их решения были отчаянными, каждая их встреча — словно последняя. Как бы они жили в мирное время? Суждено ли ей вообще об этом узнать?
— Герм, ты совсем заскучала, — запыхавшаяся Джинни плюхнулась на соседний стул, схватила со стола бокал с шампанским, сделала большой глоток. Прическа растрепалась, подол белоснежного платья покрылся травяными пятнами. Но она была чертовски счастлива и оттого красива. — Пошли, я познакомлю тебя кое с кем. — Она ухватила ее за запястье, потянула. Гермиона перехватила ее ладонь, с трудом удержала.
— Джин, думаю, это не лучшая идея, — неловко засмеявшись, пробормотала Грейнджер. — Может, как-нибудь в другой раз.
— Не выдумывай! — уперев ладони в бока, потребовала Джинни. Сейчас она очень напоминала свою мать. — Нельзя же всю жизнь тосковать по моему глупому братцу! Я хочу и на твоей свадьбе побывать! Не бойся, ты точно ему понравишься!
Гермиона едва подавила истеричный хохот. Нет, она не тосковала из-за Рона. Не боялась, что не понравится этому знакомому Джинни. Она просто уже была замужем.
***
Родина их была необъятной и древней, как сама жизнь. Та деревушка — с десяток покосившихся хижин — приткнулась на границе с Шотландией, у подножия высокого холма. По утрам в этом ущелье стоял такой густой туман, что его можно было бы ложкой черпать.
— Нужно что-то сделать с твоими волосами, — пробормотала Пэнси, досадливо приподнимая потяжелевшую спутавшуюся от влаги прядь. Гермиона ничего не сказала — она почти ничего не говорила уже неделю, с того дня, как Драко одел ей на палец фамильное кольцо. Ей все чудилось, что если она заговорит или ущипнет себя, то просто проснется — и все это будет неправдой. Что он не вернется в назначенный день, передумает или — того хуже — с ним что-то произойдет... — Может, отрежем их? — задумчиво протянула Пэнси. — Вот так, — она провела ребром ладони по шее Гермионы, приводя ее в чувство.
— Нет, — непреклонно покачала головой Гренджер.
Вчера вечером, услышав тихую поступь возле их палатки, она выскочила навстречу, нырнула в молочно-белый туман, словно в тихое море. Но это был не Драко. Пэнси стояла на расстоянии вытянутой руки — бледная, завернутая в иссиня-черный плащ с головы до пят.
— Меня Драко прислал.
— Он?.. — голос дрогнул, по спине пробежался холодок.
— Будет завтра. И он женится на тебе, Грейнджер, — она рассмеялась, и смех ее отозвался эхом, будто воронье карканье. — Женится...
— Зачем ты здесь?
— Я буду твоей подружкой невесты, — пожала она плечами. — Истинно неисповедимы пути Господни, — Пэнси фыркнула и подошла ближе, почти вплотную — словно проплыла по туману. Она заглянула Гермионе в глаза, выискивая там что-то, поцокала языком и прошептала: — Пригласи меня внутрь, Гермиона.
И Гермиона пригласила. Ревности к Пэнси она давно не чувствовала. Она не могла точно сказать, когда в их Драко отношениях наступил этот момент — момент полной, фундаментальной уверенности, что ничего — кроме смерти, конечно! — не разлучит их. Они возвращались друг к другу вопреки всему — и никто не мог сбить их с тропы, ведущей домой.
И вот теперь Гермиона сидела на стуле, а Пэнси стояла за ее спиной и хмурилась, рассматривая ее непокорную шевелюру.
— Ладно, разберемся, — в конце концов, произнесла она, взмахивая волшебной палочкой. — Как он сделал тебе предложение, Грейнджер?
— Спонтанно, — пожала плечами Гермиона.
И это была правда. Вряд ли он планировал это. Вряд ли думал о том, что когда-то им придется жить в мире. Их жизнь была войною — и ничего иного они не знали. А на войне спонтанным решениям самое место, потому что другой возможности могло и не быть.
Они попрощались, Драко отступил на шаг. Заходящее солнце выглянуло из-за облаков, покрытые каплями недавнего дождя листья заискрились в его лучах. Где-то неподалеку громко запела птица, по ветках пробежала ярко-рыжая белка. Остаться бы им навеки здесь... В этом затерянном лесу, где жизнь течет размеренно, где внешнего мира не существует. Но где-то вдали, из палатки, доносился нестабильный радиосигнал, тревожный голос сообщал о потерях. Драко нужно было уходить, их встречи были так опасны. Эти танцы на острие ножа рано или поздно должны были привести к беде. Но Драко не торопился, стоял в лучах ласкового солнца, которое золотило его волосы и очерчивало уродливые границы метки на предплечье. Потом прищурился, склонил голову набок и произнес:
— Будешь моей женой, Грейнджер.
— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — улыбнулась Гермиона. Она не поверила ему. Шутка. Не очень-то смешная, но уж какая есть...
— Утверждаю. Ты не сможешь мне отказать, — он совсем по-мальчишески поиграл бровями, напоминая, почему она столько лет его терпеть не могла.
— Малфой, ты кошмарен, — Гермиона фыркнула и добавила: — Уходи.
Но он наоборот подошел к ней ближе, взял ее руки в свои, внимательно заглянул ей в глаза.
— Гермиона, я не шучу. Когда-нибудь я сделаю все правильно. Когда будет мир...
«Если будет мир», — мысленно исправила его Грейнджер.
-...а пока выходи за меня, — он коснулся ее губ своими. Ресницы его часто дрожали, по лицу бегали узорчатые тени от трепещущих вокруг листьев. Все слизеринское слетело с него, словно шелуха, осталось только человеческое — чувствительное и неуверенное.
— Да, — одними губами прошептала Гермиона, ощущая, как сжимается ее сердце. Как оно становится тугим, напряженным, жарким. Как бьется сильно и быстро, словно боится, что не справится, не уместит в себе всего — любви, неверия, страха, надежды, восторга, гордости — всего, что она испытывала.
Он засмеялся, щекоча ее губы своим дыханием. Видела ли она его когда-нибудь таким же счастливым, как в тот миг? Драко снял с мизинца кольцо, на внутренней стороне которого причудливым шрифтом было выгравировано «Малфой», и одел ей на палец.
Гермиона помнила, как потом вошла в палатку на дрожащих, словно ватных ногах, села рядом с Гарри, уронила голову ему на плечо. Он перевел взгляд с приемника на ее лицо, спросил:
— Все в порядке, Герм?
— Все хорошо, Гарри. Все будет хорошо.
Но Пэнси она об этом говорить не собиралась. Она была благодарна ей за помощь. Не с прической — не это было по-настоящему важно, а то, что Пэнси была другом Драко. Человеком, которому он доверял. Они оба были почти детьми и то, что им приходилось переживать, с какими опасностями сталкиваться казалось таким несправедливым. Но никто из них не жаловался, у всех них была своя роль в этой войне.
— Зануда, — пробормотала Пэнси, но настаивать не стала.
С Гермионой тем пасмурным утром она совершила настоящее чудо. Никогда еще отражение в зеркале не было таким прекрасным. Гермиона не узнавала саму себя — скулы ее заострились, глаза светились шальным блеском, щеки раскраснелись. Она казалась взрослой, хотя где-то внутри нее все еще жила та маленькая гриффиндорская девочка, которая заливалась горючими слезами, когда впервые в жизни ее обозвали грязнокровкой. Девочка эта была потрясена и немного испуганна, но Гермиона заглушила ее голос. Она больше не была ребенком. Она была взрослой женщиной и женою.
— Вот и все, — довольно хлопнув в ладоши, заключила Пэнси. — Впрочем, подожди немного... — она порылась в своих вещах, потом подошла к Гермионе, приподняла ее тяжелые волосы и защелкнула у нее на шее колье. Грейнджер никогда не интересовали украшения, но ей все же не удалось сдержать потрясенного вздоха. Она не знала, какова цена этой вещи, но ощущала силу, исходящую от нее. Силу магии, силу времени, силу крови, силу семьи. Это украшение создавалось, чтобы передаваться из поколения в поколение, чтобы храниться, словно зеница ока. — Остатки былого величия, — с печальной усмешкой произнесла Пэнси. Ее родителей тоже погибли, дом пришел в упадок. Неудивительно, что она так хорошо понимала Драко.
— Я не могу взять его... — пробормотала Гермиона.
— Брось, Грейнджер, — сухо проронила Пэнси. — Я дарю его тебе. Оно должно было перейти нашей с Драко дочери. Оно все еще может достаться дочери Драко, — она хмыкнула и добавила: — Это свадебный подарок. И я не приму отказа. Такую вещь прилично надевать только на свадьбу.
— Надела бы на свою, — пожала плечами Гермиона.
— Я никогда не выйду замуж, — с пугающей уверенностью произнесла Пэнси.
— Потому что любишь Драко? — осторожно спросила Грейнджер.
— Люблю, — без колебаний ответила Пэнси. Она присела на столик, — среди расчесок и помады — лицом к Гермионе. И добавила: — Так же, как ты любишь Поттера. Если, конечно, исключить тот факт, что мы раньше трахались время от времени. Или вы с Поттером тоже? — она лукаво прищурилась. Прежняя Гермиона-гриффиндорка оскорбилась бы, восприняла бы эту фразу в штыки. Но нынешняя Гермиона выходила замуж за слизеринца и больше не оценивала ничего и никого рамками «плохо-хорошо». А потому она улыбнулась, пожала плечами и проронила:
— Да как-то не доводилось.
— Жаль. Интересно, каков наш золотой мальчик, — Пэнси фыркнула, проворно вскочила на ноги и на ходу прокричала: — Пойду посмотрю, как там Драко.
— Пэнси! — уже на выходе из палатки нагнал ее голос Гермионы. — Спасибо. За подарок и вообще...
Пэнси ничего не ответила. Полог палатки поднялся и опал. Гермиона посидела еще несколько минут, переводя дух.
— Пора, — самой себе произнесла она, бросая последний взгляд на отражение в зеркале.
Гарри ждал ее возле входа в палатку. Формально он был шафером Драко (как все-таки непредсказуема жизнь!), но он также согласился провести Гермиону к алтарю. Конечно, она хотела бы, чтобы ее родители были здесь, чтобы под руку ее крепко держал отец. Но это было несбыточным желанием, и Гермиона старалась не думать об этом.
— Какая же ты красавица! — улыбнулся ей Гарри.
— Это все Пэнси, — смущенно пробормотала Гермиона.
— Держи, — он протянул ей цветущий вереск — темно-фиолетовый, пахнущий горьким медом.
— Рон?
— Нет, — коротко ответил Гарри. Рон ушел после того, как узнал об отношениях Драко и Гермионы. Наверное, и крестраж был виноват — он делал их нетерпимыми, злыми. А, может, Гермиона только успокаивала себя так, оправдывала черной магией те жестокие слова, которые Рон ей сказал. Она ведь любила его вопреки всему. И хотела бы, чтобы в такой день он был рядом, чтобы он понял, что она не предательница. Она не выбирала любить Драко. Любовь не выбирают. — Не думай об этом сегодня.
— Не буду, — пообещала Гермиона. И обещание свое сдержала.
Церквушка приткнулась у самого подножия холма, почти утонув в сиреневом вереске и ярко-желтом утеснике. Священник этого прихода был сквибом и знал, чьи судьбы сегодня соединяет. Без подробностей, конечно, но все же им не пришлось притворяться маглами, и брак их был законен для магического сообщества.
Тем туманным утром свет почти не проникал сквозь витражи. Дымно коптили свечи. И клятвы их под сводом звучали так громко. Так, чтобы и на небесах было слышно.
В приходской книге она написала «Гермиона Малфой». Сочетание было таким странным, и ей так и не довелось привыкнуть к нему. Вскоре и без того мрачные времена поглотила кромешная тьма.
***
— А вот и вы, — вернул Гермиону к реальности голос Гарри.
— Хотела познакомить ее с Рэджи, помнишь я рассказывала тебе о нем? Но ты же знаешь, какая упрямица наша Гермиона! — Джинни подошла к нему, положила руки на плечи и заговорщическим шепотом добавила: — Ну же, Гарри, уговори ее!
— Джин... — с укоризной проронил Гарри. Гермиона знала, что Джинни нередко заводит разговоры о ней и затворническом образе жизни, который она ведет. И понимала, как непросто Гарри держать оборону, уворачиваться от неудобных вопросов. Было бы проще, если бы Джинни знала правду, но довериться ей Гермиона не могла. Объективных причин сомневаться в ней не было, но все же откровенничать не тянуло. Не сейчас, когда судьба Драко все еще неизвестна. — Не начинай, прошу тебя.
— Ладно-ладно, — примирительно вскинув руки, пошла на попятную Джинни. — Молчу и не вмешиваюсь.
— Тем более, я и сам хотел потанцевать с Гермионой, — добавил Гарри, коротко целуя Джинни в губы. — Не против?
— Нет, конечно, — улыбнулась она. И, повернувшись к Гермионе, спросила: — С мужем моим хотя бы потанцуешь?
— С удовольствием, — кивнула Гермиона, растягивая губы в улыбке.
На лужайке громко играла музыка, танцевали гости, разносился веселый смех. Гермиона неуверенно потопталась на пороге шатра, крепко держа Гарри за руку. И он понял и без слов — всегда понимал.
— А может ну их, эти танцы? — лукаво прищурился он. Джинни выплясывала с кем-то из новых друзей; раскрасневшись, она то и дело отбрасывала волосы, падающие ей на лицо.
— И что ты предлагаешь? — неуверенно спросила Гермиона.
Гарри не ответил. Дернул ее в затхлый сумрак шатра, полог зашуршал за их спинами. Вечером здесь будет застолье, а пока не было ни единой живой души. Гарри побежал по узкому проходу между столами, увлекая Гермиону за собой. С другой стороны тоже был выход — они вырвались на лужайку, на мгновение ослепнув от яркого света. Вниз круто уходил склон холма, на котором примостилась Нора. На мгновение у Гермионы перехватило дух и зашумело в ушах, с такой головокружительной скоростью они неслись вниз. А потом она вдруг вспомнила, что она волшебница — страх не для нее. А еще — что ей восемнадцать, что она еще не стала строгой профессоршей под стать МакГонагалл. А значит может позволить себе глупости. Драко бы ее поддержал...
Внизу громко шумел ручей, с упорной яростью протекая по каменистой почве. Его чистая вода пенилась, преодолевая препятствия. Берег густо порос молочаем, сломанные стебли которого густо сочились белым соком у Гарри и Гермионы под ногами. Запах был густым и тяжелым, солнце высоко стояло в зените, посылая по водной глади разноцветные искры.
Гарри опустился на один из камней на самом берегу. Гермиона, не мешкая, последовала его примеру. Водные брызги намочили его брюки и подол ее платье, но они даже не заметили. Гермиона сняла туфли, погрузила ступни в воду и тут же вскрикнула:
— Она просто ледяная!
— Знаю, — Гарри рассмеялся, когда Гермиона шутливо пнула его кулаком в плечо. Гермиона подогнула ноги под себя, уложила голову Гарри на плечо. Смех постепенно утих, остался только плеск воды, деловитое жужжание цветастых стрекоз и сердитый рокот золотистых бронзовок и мохнатых шмелей.
— Ты никогда не думаешь о том, где мы были бы сейчас, сложись все иначе? — тихо спросила Гермиона, рассматривая перистые облака, проплывающие в ярко-синем небе.
— Иногда, — признался Гарри. — Если бы его не было, если бы родители были живы. Но такие мысли они... пустые, что ли, понимаешь, Герм? Я могу представлять другую жизнь, но не могу получить ее.
— Мне иногда снятся рыжеволосые дети. Я бы могла быть матерью этих детей, Гарри. Сложись все иначе, проще... — едва слышно пробормотала Гермиона.
— Ты бы выбрала простой путь, если бы могла? — серьезно спросил ее Гарри.
— Я не знаю, — прикусив губу, ответила Гермиона. — Когда мы скрывались, когда страдали от холода, когда нас пытали, когда умирали наши друзья и близкие — я могла справиться со всем, потому что он был жив. Я не жалела о своем выборе, потому что он был частью этого выбора. Но теперь...
— Герм, я же не сдаюсь! Я продолжаю искать его.
— Я знаю, знаю, Гарри, — мягко улыбнулась ему Гермиона. — А еще знаю, что поклялась не заводить об этом разговор сегодня. Думаю, что теперь я готова танцевать. Пошли назад, нас уже обыскались.
Гермиона обула туфли, поднялась, одернула платье. Гарри все еще внимательно смотрел на нее, будто бы хотел что-то сказать. Но все же промолчал, поднялся, подал ей руку, и они медленно зашагали назад — к шуму и веселью.
***
— Когда это произошло? — спросил Рон, облокачиваясь на замшелый ствол дерева. Солнце уже почти зашло, лес погружался в призрачный сизый сумрак. С его возвращения прошло три дня, первые эмоции улеглись, все начало возвращаться в прежнее русло. Но Гермиона знала, что этот разговор неизбежен. Рон должен был если не понять, то хотя бы смириться с ее выбором, осознать, что его глупые жесты, его детский шантаж, его скандалы — с нею и с Гарри — ничего не изменят.
— Что произошло, Рон? — Гермиона опустилась рядом, зябко обхватывая себя за плечи.
— Когда вы с этим... с ним...
— Его зовут Драко, Рон, — устало вздохнула Гермиона.
— Да-да, с ним, — упрямо продолжил он. — Когда это началось между вами?
— Еще в Мэноре, — прямо встретив его взгляд, ответила Гермиона. — Началось там, но полюбила я его уже позже.
— За что, Герм? — с искренним недоумением спросил Рон. — За что можно любить такого, как он?
— Я не знаю, Рон, — пожала плечами Гермиона. — Не могу я тебе объяснить это. Ну как ты чувства опишешь словами?
Она могла бы ответить. Могла бы сказать, что любит цвет его глаз, и как они темнеют, когда он хочет ее. Любит его губы — и когда он кривит их в презрительной гримасе, и когда смеется — громко и счастливо. Он только с нею так смеется. Любит его гордый нрав, потому что гордость — это, наверное, единственная нить, которая объединяет Гриффиндор и Слизерин. Любит его нахальство и его несдержанный язык, потому что от его действий и слов у нее тяжелеет внизу живота, и она чувствует себя такой порочной, и такой прекрасной. Любит его, когда он не в духе, и тревожно морщит лоб. Тогда она садится к нему на колени, целует его в висок, гладит по шелку белоснежных волос. Обнимает его крепко-крепко и ждет, пока он оттает, пока расслабятся его мышцы, пока уйдет тоска из его глаз. Любит его в силе и в слабости. Любит его в богатстве и бедности. Любит его в счастье и в горести. Любит его, когда он с нею, и когда между ними сотни и тысячи миль. Как же иначе, ведь он ее Драко, ее муж.
— Просто так получилось, — вместо этого произнесла Гермиона. О свадьбе она Рону не говорила, пока не могла. Обручальное кольцо теперь висело у нее на цепочке, надежно пряталось под плотной тканью свитера. Ей казалось, что теперь ей и с крестражем стало проще справляться, словно кольцо это давало ей сил. — Пожалуйста, Рон, постарайся понять меня. Или хотя бы сделай вид...
— Я постараюсь, — помолчав, кивнул он. И, внимательно взглянув ей в глаза, добавил: — Я никогда не пойму, Герм. Но я постараюсь принять.
— Спасибо, — губы Грейнджер дрогнули, но в улыбку так и не сложились. Вместо этого она придвинулась к Рону поближе, крепко обняла его, устроила голову у него на плече. То ли неловкость исчезла из-за того, что между ними осталась только дружба, то ли они оба повзрослели — что бы там ни было, но Гермиона впервые за долгое время ощущала себя комфортно рядом с Роном.
***
А еще через несколько дней их поймали. Когда Гермиона поняла, куда их привели, сердце ее болезненно сжалось. Ничего не осталось от былого величия Мэнора. После того, как Люциуса не стало, а Драко и Нарцисса покинули Англию, какое-то время здесь распоряжался Орден Феникса. Они были светлой стороной — но и добро способно мстить. Они изувечили этот дом — сорвали картины, разломали старинную мебель, запустили сад. Продать дом так и не удалось, и теперь сорняки цеплялись за ноги Гермионы там, где прежде буйно цвели столь любимые Нарциссой розы и незабудки. Теперь здесь снова обосновались Пожиратели, отвоевав часть позиций. Но, конечно, и они не стремились восстанавливать то, что пришло в разруху. Им нужны были только стены да крыша, а не душа этого дома.
В холле их ждала Белла — не узнать эти спутанные волосы и безумный взгляд было нельзя. Один из поймавших их егерей что-то прошептал ей на ухо, и губы ее тронула широкая улыбка, обнажились гнилые зубы. Она подошла к ним, взглянула на Рона, на нее, Гермиону, и, наконец-то замерла напротив Гарри.
— Так-так-так, и кто это здесь? — голос ее был звонким и предвкушающим, словно у девчонки, сгорающей от нетерпения развернуть подарок. — Как тебя зовут? — обратилась она к Гарри.
— Вернон Дадли, — упрямо отозвался Гарри, едва шевеля распухшими губами.
Белла нахмурилась, вновь повернулась к егерю, раздраженно проронила:
— Что, если ты ошибаешься? Если мы скажем Лорду, что поймали мальчишку, а окажется... Нужен кто-то, кто хорошо его знает. Кто-то... Мой племянник! — вдруг озарило ее. — Найди и приведи сюда Драко.
Егерь что-то пробормотал, слушать его Белла не стала, переходя к Гермионе. Но та в первое мгновение даже не заметила этого, так шумела кровь в ее ушах. Конечно, она хотела увидеть Драко! Но не при таких обстоятельствах! Все эти месяцы жизнь его висела на волоске. Да, он тайно занимался окклюменцией со Снейпом. И — явно — с Беллой. И он был хорош, на порядок лучше, чем все их Золотое Трио вместе взятое. Но весь их план держался не на его умениях, а на дерзости. Волдеморт и помыслить не мог, что этот мальчишка, дрожащий при его виде, способен работать на два фронта. Он яростно искал Гарри и не обращал внимания на мальчишку-сироту, непригодного для какой-либо серьезной работы. Эта была такая зыбкая почва, сплошная удача. Но если он увидит ее здесь, в плену, то как отреагирует? Не выдаст ли себя? Не поставит ли под угрозу и свою жизнь?
— Ты оглохла? — оплеуха вернула Гермиону к реальности. Рука у Беллатрикс была тяжелая. — Имя?
— Пенелопа Кристал, — облизав кровоточащую губу, тихо произнесла Гермиона.
— Не слышу! — визгливо воскликнула Белла.
— Пенелопа Кристал, — повторила та громче.
— А мне кажется, что ее зовут иначе, — раздалось из темного прохода, ведущего в подвал. Именно в этом подвале он тогда набросился на нее. Там он истязал ее и оставил умирать. Но она не умерла, и раны ее затянулись, превратились в уродливые рубцы. Шрамы, за которые Драко обещал убить его. Но пока Фенрир Сивый был жив — он стоял в темном проходе, занимая его полностью. Громадная зловещая фигура.
Белла с интересом взглянула на него, склонила голову к плечу, проронила:
— Да что ты говоришь... И как же зовут нашу гостью?
— Она гостит здесь уже не впервые. Зовут ее Гермиона Грейнджер, — голосом больше похожим на рык зверя произнес Фенрир. И шагнул на свет.