Untitled Part 3
Гермиона провела по шраму на предплечье. Грязнокровка. Она помнила какой мучительной была боль. Помнила зловонное дыхание Беллы, ее длинные волосы на своем лице, вес ее тела. И Фенрира — он стоял немного поодаль, скалился — зверь, в котором не осталось человеческого. Ее кровь пахла сладко, она возбуждала его, заставляла облизываться в предвкушении.
Когда Белла закончила, он присел перед Гермионой на корточки, подцепил крупную каплю крови грязным пальцем и слизал, едва не жмурясь от удовольствия.
— Мерзость, — фыркнула Белла.
— Попрошу Лорда отдать тебя мне, — склонившись к ее лицу, прошептал он. Гермиона стиснула зубы и не проронила ни звука. Она чувствовала себя рыбиной — тебя касаются руки, в твое беззащитное брюхо впивается острая сталь, потрошит тебя, извлекает из тебя внутренности. Она была пустой — несколько мучительно долгих минут ей казалось, что настал ее предел. Что хребет ее все же надломился, раскрошился. Она думала, что если Фенрир только прикоснется к ней, она сойдет с ума. Ничто не удержит ее рассудок здесь — в месте, где растоптали ее гордость, где истязали ее тело, где страх затапливал ее ледяными волнами.
Но он коснулся — рука его скользнула за ворот ее кофты, накрыла грудь — и Гермиона выдержала. Не ради себя, ради Драко. Пальцы Фенрира задели кольцо, потянули, вынуждая ее вмиг покрыться холодным потом. Она не могла позволить им увидеть его — это привело бы к вопросам, и если только они бы заглянули в потайные уголки ее памяти... Они ничего не скрыла бы, выдала бы Драко, привела его к гибели. Гермиона плюнула Фенриру в лицо. Он зарычал, — утробный, звериный звук — резко выдернул руку и с размаху ударил ее по щеке. Губы лопнули, словно перезревший плод, на языке растекся медный привкус. Фенрир ударил ее еще раз, голова Гермионы дернулась. Из уголка глаза все же сорвалась одинокая слезинка, затерялась где-то в волосах у виска.
— Что здесь происходит? — сквозь гул в ушах прорвался голос. Гермиона затаила дыхание, чуя, как подкатывает к горлу тошнота. Будь это Волдеморт, она, наверное, испугалась бы меньше. Но то был Драко. Ее Драко.
— Где тебя носило? — обратилась к нему Белла. Драко не ответил. Белла недовольно фыркнула и все же произнесла: — Мы поймали Поттера. Ну, скорее всего, это Поттер. По роже не поймешь. Но с ним была грязнокровка, так что я почти уверена...
Белла говорила что-то еще, Гермиона не слышала. Она ощущала приближение Драко — вот он преодолел разделяющее их расстояние, вот присел возле нее на корточки. Его пальцы сжались на ее подбородке, он вынудил ее повернуть голову к нему, заглянул ей в глаза...
— Помнишь еще свою подружку? — хохотнул Фенрир и прибавил: — Вот я-то помню...
Драко поднял на него взгляд, пальцы его неосознанно впились в кожу Гермионы до боли. Вторая рука его потянулась к волшебной палочке...
Гермиона закрыла глаза и обмякла. Смерти она не боялась. Только пускай она будет первой, пускай не доведется ей видеть его страданий, и пускай по другую сторону им все же суждено будет встретиться... Она не винила Драко — разве можно винить его за любовь? Разве можно винить его за то, что он, мальчишка с неподъемной тяжестью на плечах, не смог удержать в себе ненависть, превратившуюся в яростное пламя? Сейчас он убьет Фенрира — или попытается — но была еще и Белла, и егери, перешептывающиеся у стены. Нипочем им не выбраться отсюда живыми.
— Да, это Гермиона Грейнджер, — донесся до нее голос Драко и в тот же миг острый кончик волшебной палочки ткнулся ей в горло. Гермиона открыла глаза, взглянула на него...
Он вырос, вдруг поняла она. Повзрослел настолько, что смог удержать огонь внутри. Он сжигал внутренности Драко, пузырился на его коже, лизал его своими жадными языками, отсветы этого пламени Гермиона видела в его глазах. Когда-то он выпустит его наружу, позволит уничтожать все на своем пути, пожирать плоть врагов с ненасытностью дикого зверя, а пока...
Пока он глядел на нее и никто, кроме Гермионы не замечал в нем ничего подозрительного. Даже оскал Фенрира пропал, он поскучнел, словно желанная игрушка не оправдала ожиданий.
— Значит и мальчишка наверняка Поттер! — возбужденно воскликнула Белла и расхохоталась. — Нужно послать за Лордом.
Гермиона крупно вздрогнула, просыпаясь. Этот сон зачастую прерывался именно на этом моменте. Остальное произошло слишком быстро: она помнила только вихрь аппарации, вспышки заклятий, свист ножа, убившего Добби. Гарри разоружил Драко. Гермиона никогда не спрашивала зачем — то ли не совсем доверял ему, то ли решил обеспечить ему алиби и оградить от необдуманных действий.
***
В доме Билла и Флер Гермиона видела Драко в последний раз. Он появился на следующий день. Теперь, когда их связывали узы магического брака, ему было гораздо легче найти ее.
Гермиону разбудил шум. Она с трудом разлепила тяжелые веки — голова была свинцовой, затылок ныл тупой болью. Не стоило отказываться от зелья сна без сновидений, без него она полночи пялилась в темный потолок, прокручивая произошедшее в Малфой-мэноре вновь и вновь. Порезы на предплечье болели, губы покрылись сухой запекшейся коркой. Но физическая боль была не столь сильна по сравнению со страданиями растоптанной гордости. Может, поплачь она, ей стало бы легче, но глаза были сухи, словно в них щедрой рукой насыпали песка. Заснула она только на рассвете, провалилась в вязкое марево, расцвеченное кроваво-красным. И вот теперь проснулась, слабой рукой отбросила с лица пряди спутанных волос, прислушалась.
-...хватило наглости заявиться! — различила она голос Рона.
— Рон! — увещевал его Гарри.
— Не смей! Не смей защищать его! Он ей голову задурил...
Гермиона с трудом села, преодолевая тошноту. За окном плескалось ласковое море. Она вдруг представила, как хорошо бы было остаться здесь навсегда — и пускай война! Пускай наконец-то кто-то другой сражается вместо них — вчерашних детей! Гермиона тяжело вздохнула, покачала головой. Конечно, на самом деле она так не думала. Просто очень устала. Она поднялась на дрожащие ноги, переждала приступ головокружения — Фенрир все же сильно ударил ее. Ссора внизу нарастала, поэтому она преодолела небольшое расстояние до двери, распахнула ее, вышла из комнаты.
— Рон! — позвала она его. Еще миг — и они бы с Драко сцепились. Рон повернулся к ней — на его бледной коже расплылись красные пятна. Губы наоборот побледнели, сжались в тонкую линию.
— Он даже не попытался тебя освободить! Если бы не Добби! — воскликнул Рон, но тут же зло хмыкнул, махнул на них рукой и пробормотал: — Да о чем я вообще. Ты ослепла, Герм, совсем ослепла.
Он прошел мимо Драко, не преминув задеть его плечом, и вышел на улицу, напоследок громко хлопнув дверью. Билли и Флер были где-то в кухне, тихо перешептывались. Гермиона старалась не думать о том, как объяснит им визит Драко Малфоя в их дом — это подождет.
— Оставлю вас, — произнес Гарри, смущенно потерев кончик носа.
— Гермиона... — пробормотал Драко, когда они остались одни. Его пытали. Драко никогда не рассказывал ей об этом, но Гермиона научилась замечать: движения его становились нарочито медленными и осторожными, на виске дергалась ярко-синяя жилка, сосуды в глазах лопались, а губы покрывались трещинками. Да, Волдеморт вряд ли обрадовался тому, что добыча ускользнула, будто песок сквозь пальцы. Конечно, он сорвал злость на своих приспешниках.
— Пошли, — позвала она его.
Стоило им переступить порог комнаты, она заперла дверь и, повернувшись к Драко, крепко обняла его.
— Прости меня, — зашептал он, утыкаясь лбом в ее плечо. Спина его под ее пальцами дрожала — то ли от боли, то ли от усталости, то ли от непролитых слез. А — скорее — от всего вместе.
— Ты не должен... — начала была Гермиона, но Драко отстранил ее на расстояние вытянутой руки, легко встряхнул и прошипел:
— Он ведь прав! Твой рыжий Уизли прав! Если бы не домовик, я бы не знал, что делать. Я просто пытался выиграть время, но... Я почти погубил тебя...
Ладони Драко скользнули по Гермионовым плечам, ниже к локтям. Он взял ее руки, поднял. Гермиона дернулась.
— Драко, нет! — взмолилась она, пытаясь вырваться. — Не смотри!
Но он будто бы не слушал. Взгляд его остановился на кривых буквах, на метке, которую на ней оставила его тетка.
Глаза Драко стали темными, словно грозовое небо, словно морские воды в бурю. Он медленно выдохнул через нос, губы его дернулись.
— Ей я тоже отплачу.
Гермиона ничего не сказала. Может, ей стоило быть мудрой и попросить его не делать ничего — как бы там ни было, Белла была частью его семьи. Но она не смогла.
***
В итоге Белла погибла не от руки Драко. А вот Фенрир... Это обещание Драко сдержал. Тем утром, когда они лежали на узкой кровати, слишком измученные болью, чтобы даже разговаривать, он не сказал ей ничего. Хотя к тому времени Фенрира Сивого уже не было в живых. Гермионе не довелось спросить его — какого это, убить не в пылу сражения, а расчетливо? Что терзало его тогда сильнее — пытки Волдеморта или первая кровь, обагрившая его руки? Когда-то, словно бы в прошлой жизни, ее ужаснул бы его поступок, но она тоже изменилась — закалилась и огрубела. Известие о смерти Фенрира оказалось настолько приятным, что она даже смутилась. Оказывается, она ненавидела его сильнее, чем позволяла себе признать.
Когда Драко ушел, солнце стояло в зените. Она глядела на него из маленького окошка, пока он не исчез. Драко не обернулся, не помахал ей рукой. Они должны были увидеться совсем скоро — кто же знал, что с того момента все завертится в бешеной круговерти и им уже не будет суждено проститься?
Знай бы она... И что тогда? Она упала бы ему в ноги, умоляя не уходить? Разразилась бы слезами и прокляла их короткую жизнь, в которой на щепотку счастья приходился океан горя? Заперла бы его в крошечной комнатке в доме Билла и Флер, как когда-то поступил с нею он? Бросила бы друзей и сбежала бы с ним? Они могли бы вернуться в мир магглов. Или могли сесть на одну метлу — с Драко она не боялась летать! — и вернуться в ту деревеньку, где совсем недавно связали себя узами брака. Могли бы аппарировать из Британии, оставить ее полыхающие руины за плечами. Нет, ничего из этого она бы не сделала, даже знай, что потеряет его. Она переменилась, но все еще помнила, что такое честь и долг. А Драко... Он сражался не ради славы героя, не ради прощения — в нем он, кажется, совсем не нуждался — а ради родителей, смерть которых оказалась такой бессмысленной, и ради нее. Даже если бы Гермиона предложила Драко сдаться, оставить все на волю случая, он бы не согласился — зная, что то был мимолетный порыв и что на самом деле Гермиона никогда не простила бы себя, предай она друзей и дело, в которое верила.
***
В первую годовщину победы надежда Гермионы еще тлела. Во вторую — едва теплилась. В третью...
В тот день она вышла из Хогвартса, прошла по лужайке до хижины Хагрида и дальше — к Запретному лесу. У всей магической Британии сегодня был праздник, у нее же все валилось из рук. Она даже накричала на одного из своих подопечных ни за что ни про что. Ей нужно было побыть одной, привести мысли в порядок.
Гермиона с трудом пробиралась сквозь густые заросли, к юбке ее налипли клейкие семена череды и шипастые головки чертополоха, в волосах застряло несколько веточек. Кроме шелеста пожухлых листьев, тишину не нарушал ни единый звук. Гермиона вспомнила, какой страх раньше внушал ей Запретный лес. Она была совсем ребенком — скорее упрямой, чем смелой. Теперь же ни мертвенная тишина, ни сумрак, в котором прятались густые тени, ни сизый туман, который клочками поднимался от земли, забираясь своими призрачными пальцами ей под юбки — ничего не пугало ее.
Пройдя еще немного, Гермиона устало опустилась на поваленное дерево, заросшее болотисто-зеленым мхом. Сладковато пахло разложением и прелыми листьями. Неподалеку густо разрослись поганки — бледные и чахоточные, устало держащие крупные головки на тощих ножках. Гермиона подумала, что можно было бы пополнить запасы ингредиентов — грибы бы пригодились, а если пройти чуть дальше, то можно было бы собрать обжигающей крапивы и полыни, от которой даже пахло горечью. Она почти решилась — ну, что его поддаваться унынию? Она ведь нередко сюда ходила — собирала травы, выкапывала корни, срывала немного рябиновой коры. Бывало, что ей удавалось позабыть о Драко — на минутку-другую. Но сегодня... Нет, ноги ее не слушались, колени подкосились, и Гермиона вновь тяжело рухнула на ствол дерева.
Она достала цепочку с кольцом, коснулась блестящего ободка губами.
— Я скучаю. Драко, как же я скучаю по тебе, — пробормотала она, чувствуя, как вскипают на глазах злые слезы. Нет! Она же не плакать сюда пришла! Решение далось ей непросто, но раз уж она приняла его, то отступать не собиралась! — Но мне нужно жить дальше, Драко. Ты бы ужаснулся, увидев меня такой, правда? — она хмыкнула, смахивая с щеки слезинку. — Ты никогда не считал меня слабой. Какой угодно, но не слабой.
Руки Гермионы, которыми она расстегивала застежку цепочки, мелко дрожали. Когда она все же сумела снять ее, сердце забилось так отчаянно и болезненно, что Гермиона не сумела сдержать стон, сорвавшийся с губ. Отзвук его растворился под густыми кронами деревьев, растаял, будто его и не было. Гермиона спрятала кольцо в карман мантии. Она собиралась похоронить Драко. Пустой гроб, но все же это будет место, куда она могла бы приходить. Напоминание о том, что он вообще когда-то существовал в этом мире. А еще она хотела попросить Гарри исполнить свое обещание.
— Думаю, обвинения с него удастся снять, — сказал Гарри, поглаживая Гермиону по спутанным волосам. — Все же он на нашей стороне. Если будет нужно, я предоставлю свои воспоминания... Все будет хорошо, Герм, обещаю...
Тогда еще Гермиона думала о жизни после войны. Тревожилась о будущем Драко, о косых взглядах, которые будут преследовать его. Теперь же просто хотела смыть с имени Драко клеймо труса и предателя. Хотела, чтобы он наконец-то обрел покой.
***
Иногда Гермионе снились странные сны. В этих снах ее никогда не отправляли в Малфой-мэнор. В этих снах она любила — или думала, что любила — Рона. Он целовал Лаванду Браун, а она страдала и плакала в объятиях Гарри. Драко Малфой был ее врагом — даже в мареве сновидения сердце ее болезненно сжималось. Иногда она видела его в Хогвартсе в день битвы — осунувшийся, бледный, испуганный. Совсем мальчишка, которым он к тому времени уже давно не был. Гермионе снились его родители — они звали его, и он шел, ни разу не оглянувшись на нее. Его обнимал Волдеморт — паучьи пальцы касались его посеревшей кожи. Потом картинка менялась: Гермиона из другого мира целовала Рона, обнимала рыжеволосых детей. Она была деловой и решительной, в жилах ее текла горячая кровь, а не студеная водица. Та Гермиона умела громко смеяться и все еще была гриффиндоркой до кончиков пальцев. Иногда она видела и Драко — короткая вспышка, лишь миг. У Драко был сын — мальчишка с серебристыми волосами и лукавым взглядом. В нем от Гермионы не было ничего. То был не ее сын и не ее жизнь. Может, в какой-то другой реальности сложилось бы так. Наверняка так бы было проще...
После одного из таких сновидений, Гермиона решила наведаться к могиле Драко. Она нечасто приходила туда за минувший год. Но сегодня ее тянуло туда со сверхъестественной силой, словно кто-то дергал за ниточки, привязанные к ее рукам и ногам. Выйдя из Хогвартса она какое-то время понаблюдала за квиддичной тренировкой своих подопечных. За минувшие годы они стали не просто ее воспитанниками. Мерлин, с ними часто было непросто! Но всякий раз, когда они проверяли ее на прочность, она вспоминала Драко и то, каким он был когда-то. Уж если с ним она совладала, то уж тем более могла найти подход к этим детям. Она полюбила их, как могла бы любить их с Драко детей, которым никогда не суждено родиться.
***
Она петляла между старых могил, заросших цепкими стеблями, пока наконец-то не вывернула к нужной тропинке — узкой, грунтовой, поросшей по бокам чертополохом и вьюнком. Солнце спряталось за низко висящими тучами, ветер шелестел в кронах высоких деревьев, напевая сумрачные печальные песни.
Гермиона обхватила себя руками. Она вдруг очень замерзла — плечи ее мелко подрагивали, зубы начали выбивать частую дробь. На щеку ей упала тяжелая дождевая капля.
— Черт, — выругалась она сквозь зубы. Впереди, в густой дымке тумана, наконец-то показались очертания надгробия на могиле Драко. Гермиона ускорила шаг и тут... Там был кто-то: человек стоял к ней спиной, понурив плечи. Но даже издалека, в ртутном свете близящейся грозы, он так сильно напоминал ей... — Драко, — выдохнула она.
Человек не мог ее услышать, она все еще была слишком далеко, но он будто бы ощутил ее присутствие — поднял голову, повернулся к ней в профиль. Сердце Гермионы пропустило удар, а потом зачастило с неимоверной силой.
— Драко! — крикнула Гермиона, срываясь на бег. Начался дождь — сначала лениво, едва-едва, он с каждой секундой набирался ярости. Гермиона зацепилась за что-то, упала, ссадив колени и ладони.
А когда поднялась, его и след простыл...
***
— Герм... — Гарри устало потер виски.
— Ты мне не веришь, — сухо уронила она.
— Я такого не говорил! — воскликнул Гарри, взъерошивая волосы. — Просто... Разве тебе не могло показаться? Ты все еще...
— Люблю его? — дернув уголком рта, закончила Гермиона. — Ну, прости уж мне эту вольность.
— Гермиона, — Гарри поморщился, будто от зубной боли.
— Прости, — понуро склонив голову, пробормотала та. — Я понимаю... Ты искал везде и не нашел. Прошло больше пяти лет. Но я не ошиблась, Гарри. Знаю, что не ошиблась.
— Тогда я возобновлю поиски, — Гарри крепко сжал ее узкую ладонь, погладил пальцы в утешающем жесте. Гермиона благодарно ему улыбнулась, хотя на душе кошки скребли.
Если это все же был он, Драко... Где он провел минувшие пять лет? Почему не дал о себе знать? Что такого с ним могло произойти, что он позволил ей стать вдовою при живом муже? Неужто он разлюбил ее и встретив там, на покрытом призрачной дымкой кладбище, испугался ее упреков и сбежал? Нет! Это было невозможно! То, что было между ними — не было игрой. Не было сладостным сном, красочной грезой. Им было суждено — вопреки всему.
Если он скрывался от нее, значит считал, что так будет лучше. Он был упрям и горд, ее Драко. Но Гермионе ли было не знать, как часто гордость и глупость идут рука об руку? Что бы Драко ни надумал себе, отчего бы не скрывался — он должен был сказать ей это в лицо.
***
Вместе в последний раз они были незадолго до того, как ее, Гарри и Рона поймали егери. Если бы Гермиона знала, что то была их последняя близость... Она бы запомнила каждый миг, сохранила каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый отрывистый вздох, будто драгоценность. Но они думали, что у них есть время. Они были торопливы и так молоды.
Шероховатый ствол дерева был покрыт маслянистой смолой. От этого резкого и горького запаха у Гермионы кругом шла голова. Она вцепилась пальцами в плечи Драко, а ногами обвила его талию, прижалась к нему так сильно, что они стали напоминать одно целое. Он прижал ее к древесному стволу — влажному и холодному от утреннего дождя. Свитер меж лопаток промок, неприятно налип к коже — шерстяной и колючий.
— Подожди, подожди, — взмолилась Гермиона, на миг прерывая поцелуй и переводя сбившийся дух.
Мерлин, как же иногда она уставала от такой жизни! От того, что они вынуждены были прятаться в лесу, будто дикие звери, и заниматься любовью на покрытой мхом и разнотравьем земле. Или — когда земля была мокрой и сырой от минувшего дождя — и вовсе изловчаться, совсем как сейчас. Как надоело ей не иметь дома, пристанища, где никто не потревожил бы их! Иногда она думала привести Драко в палатку и сказать Гарри и Рону проваливать, оставить их одних хотя бы на час. Он был ее мужем, в конце-то концов! Гарри бы и говорить ничего не пришлось, он умел быть деликатным, когда следовало. Но Рон... Ох, Рон бы глядел на нее осуждающе и поджимал бы губы, и бормотал под нос. Неделями он бы припоминал ей это, ссыпал бы риторическими вопросами — «как ты могла?», «разве ты забыла, кто он?», «ты не боишься, что он предаст нас?». Одно дело знать о них, но совсем другое — видеть воочию, насколько близка Гермиона стала с их «заклятым врагом». Ничего не могло смягчить Рона — ни увещевания Гарри, на мольбы Гермионы, ни риск, на который шел Драко ради победы над Волдемортом. Он обещал, что попытается принять их отношения, но пока каждая его попытка с треском проваливалась.
Сегодня, впрочем, неудобства не особо тревожили Гермиону. Она так сильно соскучилась по Драко, что готова была позабыть обо всем на свете.
В густом тумане лицо Драко казалось призрачно-бледным, только губы алели от поцелуев, словно перепачканные кровью. Гермиона подняла руку и коснулась его рта кончиками пальцев, скользнула по острой скуле, к уголку глаза. Ресницы его часто задрожали, а губы сложились в хитрую улыбку.
— Любуешься?
— Иногда я просыпаюсь в ужасе. Мне кажется, что я забыла, как ты выглядишь, — тихо пробормотала Гермиона, большим пальцем проводя по брови Драко.
— Я не позволю тебе забыть, — посерьезнев, пообещал Драко.
И не позволил. В тот раз он был с нею почти груб. Он терзал ее губы, а плоть его в ней была такой обжигающе-горячей, что Гермионе порою казалась, что тело ее вспыхнет изнутри, будто свечка.
Позже, когда он держал ее в объятиях, а ладони его покоились на ее животе, Гермиона на миг представила, каково бы это было, если бы в ней рос их сын. Она знала, что этого не произойдет. Еще в Мунго она сквозь морок, в котором находилась беспрерывно, слышала тихие перешептывания врачей. Ее шансы когда-либо иметь детей были невелики после того, что с нею сделал Фенрир. Более того, Снейп снабдил ее зельем — так, на всякий случай. Ребенок сейчас был бы нежелательным препятствием, может, когда-то позже... Если наступит оно, «позже» это. Она отогнала эти мысли, будто назойливую мошкару, откинулась Драко на грудь. Он поцеловал ее в висок, щекотно обдал кожу дыханием.
— Когда-то у нас с тобой будет кровать, — пробормотал он.
— Только кровать? — фыркнула Гермиона. — Я бы не отказалась еще и от стен с потолком.
— Привереда, — подразнил ее Драко. Тело его напряглось, и Гермиона тяжело выдохнула. Ему пора было уходить. Он и так рисковал слишком сильно и не будь она так эгоистична, то и вовсе бы попросила его не приходить.
— Тебе нужно идти, — озвучила Гермиона очевидное.
— Да, — кивнул Драко. — Нужно. Я скоро навещу тебя снова
Того обещания Драко не сдержал. Вскоре они попались егерям, потом была та встреча в Малфой-мэноре и последняя — в домике на берегу.
Гермиона хорошо помнила последнюю близость и последнюю встречу, но многое другое позабыла. Забыла, когда в последний раз слышала его смех. Забыла, когда они в последний раз решались строить планы на будущее. А со временем начала забывать и его голос, слышала его теперь будто из колодца — приглушенным и слабым.
***
Гермиона стала часто приходить на кладбище. Иногда еще до восхода солнца, когда небеса становились индиговыми и нависали на ее головою низко-низко. Потом на горизонте начинало светлеть — словно белил плеснули.
— Доброе утро, — шептала Гермиона непослушными губами, пряча озябшие руки в широких рукавах мантии.
Иногда она представляла, что в ответ на ее приветствие раздастся ответ. Тихое «и тебе». Она оглянется и поймет, что ничего не забыла. Что помнит и его голос, и цвет его глаз, и то, как кривятся его губы — полуулыбка, полуухмылка. Гермиона бросилась бы в его объятия, прижалась бы к нему крепко-крепко. Она бы не стала его упрекать за украденные годы — по крайней мере, не сразу.
Но ответом ей был птичий щебет — заливистый и и издевательски радостный. Или тишина. Чаще всего ответом ей была лишь тишина.
Однажды она все же решилась и посетила Малфой-мэнор. Прошла по гулким коридорам, по плитке холла, визгливо стонущей под ее ботинками. Запустение, которое царило здесь, причиняло ей почти физическую боль. Не потому, что она любила этот дом, — разве могла она его любить после всего плохого, что произошло в этих стенах? — а потому, что ей чудилось, что дом этот — олицетворение Драко. Сорняки оплели стены дома, выбили окна, ворвались в комнаты, которые некогда с такой любовью обставляла Нарцисса. Природа отвоевывала свое, рушила творение рук человеческих. А время разрушало Драко. Все то время, которое он провел вдали от нее, оставило на них свой след. Глазами этого не увидишь, но внутри — Гермиона знала — они оба напоминали пепелище.
«Зачем ты так поступил с нами, Драко»? — часто думала Гермиона. И не находила ответа.
***
— Она умерла, — лицо Драко было серым, а губы белыми, словно у покойника. Гермиона обняла его и подумала, что упади он сейчас, она бы запросто его удержала — так он исхудал.
— Кто? — проговорила она непокорными губами.
— Пэнси, — глухо отозвался он. И, будто все не мог взять в толк, как же это вообще возможно, повторил: — Она умерла.
Были времена, когда такая новость не вызвала бы у Гермионы никакого отклика, а то и вовсе — она ведь была всего лишь человеком! — отозвалась бы в ней тихой радостью. Но теперь... Пэнси Паркинсон была единственным другом Драко, всем, что осталось ему в память о беззаботном детстве, о холоде слизеринских подземелий, о семье. Его неслучившаяся невеста, его верный товарищ, его опора. Гермиона представила, каково бы это было — потерять Гарри. Горло ее сдавило стальною рукой, она еще ближе прижала к себе Драко — хотя ближе, казалось, было уже некуда.
«Мне так жаль», — слова угасли, непроизнесенные. Разве Драко ждал от нее жалости и слез? Разве ей следовало рыдать и горестно заламывать руки? Или, вместо этого, нужно было оставаться стойкой? И напомнить ему, что он не одинок? Пока она, Гермиона, жива, он никогда-никогда не будет одинок.
— Он ответит за это, — яростный шепот сорвался с ее губ. — Вот увидишь, ответит.
Вряд ли Волдеморт вспоминал о замученной им девочке в тот миг, когда умирал. Иногда Гермиона думала, что смерть его была уж слишком милосердной, что он так и не испытал всех тех мук, которые довелось пережить сотням его жертв. Они так и не были отомщены, но, Гермиона надеялась, хотя бы обрели покой.
***
Гермиона представляла их с Драко встречу так часто, что со временем эти мечты смазались, утратили яркость, будто старые маггловские фото. Еще позже, когда она похоронили его и постаралась примириться с тем, что стала вдовой, у этих иллюзий появился кислый привкус. Даже во сне она ощущала нереальность происходящего — Драко в сновидениях словно был соткан из густого тумана и стоило только коснуться, образ его деформировался и вскоре исчезал, будто рассветная дымка. В такие ночи Гермиона просыпалась со вкусом желчи во рту и злыми слезами, вскипающими в уголках глаз.
И даже теперь, когда Гарри поклялся ей, что это не ошибка, не злая шутка, что он действительно нашел Драко, Гермиона все никак не могла поверить. Голова была пустой, губы то и дело сохли и лихорадочно горели, в висках скрутились тугие пружины головной боли, а ноги казались слабыми, словно у новорожденного теленка. Приходилось то и дело останавливаться и переводить дух, как будто Гермиона пережила затяжную болезнь и все никак не могла оправиться от нее. Хотя, по сути, оно ведь так и было... Почти шесть лет одиночества, тревоги и тоски — разве она была здорова?
Она специально аппарировала подальше. Ей казалось, что недолгая прогулка поможет прояснить голову, но стало только хуже. Сердце колотилось о ребра — испуганная пташка, пойманная в силки. Вдоль тропы желтел горицвет — его яркие головки глянцево блестели в солнечном свете. Гермиона сорвала цветок, растерла меж пальцев, ощущая резкий запах. Так же пахло и в тот день, когда они с Драко связали себя узами брака. Она тогда наступила на несколько цветков, стебли хрустнули под ее ногами, сломались, источая тяжелый дух.
«Как же я не догадалась?» — эта мысль билась в голове, словно назойливая муха. Она ведь искала его везде: Мэнор, дом Пэнси, та деревушка, где он когда-то прятался с матерью, какие-то базы Пожирателей, которые удалось раскрыть после победы. Но здесь, в месте, где она поклялась быть с ним до конца, до тех пор, пока смерть не отнимет их друг у друга... Здесь они никогда не искала его. В итоге их разлучила не смерть, их разлучил сам Драко. И уж если он так решил, то пускай бы сказал ей об этом в лицо, пускай бы наконец-то разрубил те пламенные нити, что оплели ее измученное израненное сердце.
Тропинка круто забирала вгору, и когда Гермиона наконец-то увидела деревню, раскинувшуюся на равнине у подножия горы, дыхание ее совсем сбилось, пряди каштановых волос беспорядочно налипли ко влажному лбу, а над губой выступили мелкие бисеринки пота. Она остановилась наверху — не только, чтобы перевести дух, но и просто чтобы вспомнить. Вон там, в той церквушке, приткнувшейся задней стеной к великаньему боку горы, они с Драко и стали мужем и женой.
— Что мы наделали? — рассмеялась Гермиона, широко раскинув руки. В смехе ее была радость. А еще неверие, щепотка страха и даже едва заметный отголосок паники. Солнце клонилось к закату, воздух казался прозрачным и словно бы сладким на вкус.
— Поженились, я так полагаю, — прислонившись спиной к заросшему мхом стволу, произнес Драко. Уголок его рта дернулся, словно он хотел сказать что-то еще, но передумал.
— Никогда не думала, что это произойдет так, — пробормотала Гермиона. Страх вдруг пересилил радость, задушил ее, словно слабосильную сестренку, не способную за себя постоять.
— Когда-то мы сделаем это правильно, я тебе обещаю, — неверно истолковав ее слова и подходя ближе, произнес Драко. Он коснулся прохладными пальцами ее щеки, заправил выбившийся локон волос за ухо. — Пригласим гостей, дадим объявление в газету, у тебя будут подружки невесты, а к алтарю тебя поведет отец...
— Нет, я не о том, — накрывая его ладонь своею рукой, перебила Гермиона. — Никогда не думала, что это произойдет так рано и что я все же буду жалеть, что мы не сделали этого еще раньше. Мне бы хотелось побыть твоею женой подольше, хотелось бы, чтобы тебе не нужно было уходить.
— Ты будешь моей женой до тех пор, пока кто-то из нас не умрет. И даже после смерти ты все равно останешься моей. У нас еще будет время, Гермиона. Будет время...
Гермиона поцеловала его губы. На вкус они были горькие, словно ложь осела на них ядовитой пылью. Гермиона сцеловала эти ложные клятвы, поглотила их без остатка и верила им еще много лет.
Знал ли ты, Драко, уже тогда, как мало у нас времени? Планировал ли отнять его по собственной воле? Или все это оказалось происками злодейки-судьбы?
***
Гермиона вошла в церквушку. Тяжелая резная дверь с глухим стуком захлопнулась за ее спиною, оставляя Гермиону в скудном свете, падающем сквозь запыленные окна, расположенные у самого потолка. Внутри стоял тяжелый резкий запах — не мирры и ладана, а какой-то дешевой химической отдушки.
Она прошла по проходу, стиснув зубы до скрежета. Воспоминания опустились на ее плечи когтистыми воронами, вспороли кожу, мышцы и сухожилия.
Берешь ли ты в жены... Берешь ли ты в мужья... И в горести, и в радости, пока смерть не разлучит вас... смерть...
Гермиона шагнула в косой луч света, пронизанный янтарной пылью, да так и замерла, сбившись с шагу. Как же счастлива она была в тот день — вопреки всему! Тогда ей казалось, что здесь так красиво, и она не видела запустения. Тогда глаза ее тоже застилали слезы, но то были слезы совсем иного рода.
— Я могу вам чем-то помочь? — донесся до Гермионы мягкий голос. Она вскинула взгляд и увидела того же священника, который когда-то заключал их брак. Не только перед глазами людей и их бога, но и перед лицом всего магического сообщества. И плевать, что магический мир так и не узнал об их с Драко союзе.
— Вы не помните меня? — вопросом на вопрос ответила Гермиона.
— Как же не помнить? — улыбнулся священник. — С каждым годом людей здесь остается все меньше, молодые стремятся уехать в город в поисках лучшей жизни. Брак в этой церкви заключают нечасто. Особенно такой брак, как ваш, дитя.
Гермиона кивнула, пристально глядя в вытянутое лицо священника. Он весь был из острых углов: треугольный подбородок с заметной ямкой на нем, длинный нос, изогнутые будто в удивлении брови, тонкие губы, сжатые в прямую линию. Сквибб... Только сейчас Гермиона подивилась его странному выбору — маги крайне редко были последователями маггловской религии, разве что некоторые магглорожденные. А этот человек был не просто последователем, он и сам был частью, символом веры.
— Мой друг... — Гермиона прокашлялась и отвела взгляд, вдруг поняв, что рассматривала священника непозволительно долго и пристально. В конце концов, у каждого были свои секреты и скрытые мотивы, какое ей было до этого дело? — Мой друг приходил к вам вчера.
— Да, Гарри Поттер, — просто кивнул тот.
— Вы...
— Конечно, я узнал героя магического мира, — улыбнулся священник. Улыбка скрадывала грубые черты лица, сразу делала его моложе. — Даже в наше захолустье время от времени доходят кое-какие новости. Не поверите, но сюда, бывает, и газеты привозят. Помнится, мистер Поттер на вашей свадьбе был почетным гостем, только назвался как-то иначе... Он и вчера почему-то представился чужим именем, все расспрашивал о вашем муже.
Гермиона дернулась, как от пощечины. Только теперь с полной ясностью она осознала, что это правда — Драко жив! И он где-то здесь, совсем неподалеку! Перед глазами ее потемнело, в ушах стоял жуткий шум, словно она попала в водоворот, и он смыкался вокруг нее все сильнее и сильнее.
— Что же вы, дитя? — посетовал священник. Гермиона открыла глаза и обнаружила, что сидит на одной из грубо сколоченных лавок, откинувшись на спинку. — Перенервничали?
— Все в порядке, — глухо отозвалась Гермиона. — Вы могли бы мне рассказать, рассказать о нем...
— О Драко? — его имя, так просто сорвавшееся с чужих губ, словно бы ударило ее под дых. Гермионе на миг показалось, что священник просто издевается над ней, но глаза его были ласковыми, а улыбка — успокаивающей. — Боюсь, он рассердится на меня, но все же... Когда-то я заключал ваш союз и, помнится, вы клялись, что будете вместе не только в радостях, но и в горестях. Вы не отказываетесь от своей клятвы, Гермиона?
«Да вся наша с ним жизнь и состояла из одних лишь горестей!» — в сердцах подумала Гермиона. Но вслух произнесла только:
— Не отказываюсь.
— Видите ли, — погладив подбородок, медленно начал священник. Гермиона все силилась вспомнить его фамилию, но ничего не получалось. А спрашивать теперь было неловко. — Видите ли, — повторил он, — с Драко произошло несчастье. По крайней мере, он сам расценивает это так, хотя, видит Бог, есть вещи и похуже, чем то, что произошло с ним.
Перед глазами Гермионы пронеслись десятки образов один страшнее другого: Волдеморт мог изуродовать его, мог пытать его так сильно, что он утратил разум, как родители Невилла, мог шантажировать его или угрожать, мог...
— Он здоров, дитя, — будто бы прочитав ее мысли, произнес священник. — Физически, как человек, он здоров, хотя ему и прошлось пережить всякое. Впрочем, как и всем вам, друзьям мистера Поттера. Но...
— Но? — поторопила его Гермиона.
— Но как волшебник он все же не совсем в порядке.
— Я не понимаю, — пробормотала Гермиона. Она так сильно сжала кулаки, что на коже проступили полукружия от ногтей.
— Знаете что? — всплеснув руками и на удивление бодро для своего возраста вскочив на ноги, воскликнул священник. — Давайте-ка мы с вами прогуляемся, и вы поймете все сами. Все же будет лучше, если вы сами догадаетесь, что с вашим супругом.
На миг Гермиона подумала, что сейчас не сдержится и проклянет его. Ей вновь показалось, что он играл с нею, водил вокруг да около! Неужто она здесь, чтобы строить догадки? Но священник уже стоял возле боковой двери, скрытой в тени, и Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним.