Чистокровный

     Гарри лежал на газоне и свирепо смотрел в серое лондонское небо. Пылкая встреча совершенно не соответствовала его ожиданиям. Он был так уверен, что Драко склонит перед ним покаянную голову, а вместо этого Драко словно озверел. Чем он его так обидел? Почему Драко так разозлился? Что он сделал не так? Гарри просто не хотел недомолвок между ними, хотел честных отношений, ведь без полного доверия не может быть настоящей любви. И он не упрекал, нет, он просто констатировал факт. Надо было письмо Гермионы принести. Хотя вряд ли Драко стал бы письмо читать, он даже не стал слушать его, сразу врезал. Что его так рассердило? Ну да, ясно ведь. Слизеринец тщательно продумал афёру под названием «Сын Поттера», и был уверен, что она сработала, когда узнал о счёте в банке, а тут приходит сам Поттер и заявляет, что афёра раскрыта. Драко по инерции продолжает играть роль. А ещё Драко обидно, что его досконально продуманный план не сработал. Такой удар по его самолюбию. И гордости. Неприятно, когда говорят правду в глаза. Ну и ладно, значит, их дорожки разошлись. Но какой же Драко всё-таки обворожительный, как опьяняюще действует на него. Надо просто подальше держаться от него. Он вспомнил такое родное лицо, пленительную улыбку, счастливые глаза, когда Драко очнулся. Между ними такое притяжение, они словно созданы друг для друга. У Гарри томно заныло сердце. Неужели это больше никогда не повторится? Нет, нет, он не готов прощать обман. И хорошо, что он не увидел ребёнка, которого заочно полюбил. После этого ему было бы ещё труднее пережить расставание.

      Когда же действие Петрификуса закончится? На то, что Драко выйдет и снимет действие заклинания, Гарри не рассчитывал, у того и так ограничено количество заклинаний, а Петрификус сам проходит через время, которое зависит от силы магии, вложенной в него. Драко не хочет превышать лимит дневных заклинаний. Какой же Драко после этого дурак, печётся о количестве заклинаний, а сам использовал Петрификус. С этим надо что-то делать. Теперь он так просто это не оставит. Как только Гарри почувствовал, что может двигаться, он поднялся и аппарировал в Министерство.
      В отделе исполнения наказаний он обнаружил Лаванду Браун. Она поздравила его с возвращением. И очень удивилась его визиту. Гарри попросил у неё личные дела Драко Малфоя, Грегори Гойла, Панси Паркинсон, Теодора Нотта.
      — Дела Паркинсон и Нотта закрыты и переданы в архив. Принести?
      — Не надо.
      — Ты так сильно загорел.
      Гарри надеялся, что под загаром не заметен след от пощечины — щека до сих пор горела, и ограничился односложным:
      — Да.
      — Я думала, что вы все уходите в отпуск.
      — Хотелось бы перед отпуском покончить с делом о контрабанде. Один слизеринец организовал трафик из Африки в Британию, — почти не соврал Гарри, презирающий ложь. — Надо проверить версию, не связан ли с ним кое-кто с его факультета.
      — Тогда тебе, возможно, стоит ознакомиться с делами Пайка и Хиггса.
      — Хорошо, давай.
      Лаванда принесла ему четыре папки.
      — Выносить их нельзя, изучай здесь.
      — За стойкой неудобно. Разве у вас нет специального помещения, где можно ознакомиться с документами? — разочарованно спросил Гарри, ему не нужны были свидетели. — Ну, чтобы тебе не мешать.
      — Есть комната, но ей никто не пользуется, там, наверное, пыльно, — Лаванда указала на дверь.
      — Ничего, — Гарри поспешил к двери.
      В комнате ознакомления с материалами Гарри придвинул к себе дело Малфоя, остальные отложил, они нужны были ему для отвода глаз.
      Палочки приговорённых были зачарованы в отделе исполнения наказаний так, что после выполнения каждого заклинания палочкой, запись о нём появлялась в специальном журнале. Гарри открыл журнал Драко на последней странице. Строчка с заклинанием «Петрификус Тоталус» пульсировала красным цветом, под ней спокойно синела «Вингардиум Левиоса». К его сожалению, кроме названия заклинания, в журнале записывался и объект, к которому применялись чары. Вообще-то Вингардиум Левиоса относится к бытовым заклинаниям, но в отношении Гарри Поттера смотрится подозрительно. Поэтому нужно будет менять обе записи. Гарри в Академии изучал, как можно определить фальшивые записи, и знал, что если Лаванда завтра проведёт проверку, то сразу заметит, что записи подделаны. Придётся потрудиться. В последних строчках он поменял адресацию с палочки Малфоя на свою палочку. Это было сложно — во всём журнале, который был настроен на палочку Малфоя, изменить настройку только двух строк на последние заклинания другой палочки. Но Гарри справился. Он очистил свою мантию от пыли и соринок, налипших с газона, и убрал пыль в комнате, в которой находился, с удовлетворением наблюдая, как пульсация утихла, красная строка посинела, и неугодные ему записи изменились на чистящие заклинания — Тергео мантия и Эскуро комната. Чья мантия и что за комната не уточнялось. Он зафиксировал строки и остался доволен своими хакерскими способностями. Возможно, специалист из Отдела Тайн и обнаружил бы взлом на этой странице, но не Лаванда, да к тому же ещё надо знать, где искать.
      Гарри просмотрел записи за предыдущие дни. Везде ровно десять заклинаний. Он взял дело Гойла и пролистал журнал. Гарри усмехнулся, у Грегори, похоже, была проблема со счётом, его журнал пестрел красными записями, а красными чернилами также фиксировалось превышение суточного лимита. Гарри пролистал журналы Пайка и Хиггса, в них тоже были красные записи, не так много как у Гойла, но были. Пайк и Хиггс подавали несколько раз прошение досрочном снятии наказания, в их делах лежали копии решения комиссии об отказе. Гойл, наверное, даже и не пытался подавать прошения, зная свои многочисленные грешки, ведь, судя по записям, за каждое нарушение он получал предупреждение. Гарри снова вернулся к журналу Малфоя, просмотрел все страницы с самого начала до конца. Ни одной красной записи.
      В последнее время в девять вечера Малфой использовал одно и то же неизвестное Гарри заклинание. Гарри стало любопытно. Надо запомнить заклинание, чтобы потом найти о нём информацию, оно не сработает, если не знать, какие делать пассы палочкой.
      — Дорментус инфантум, — произнёс Гарри вслух, чтобы легче запомнить.
      Гарри повторил заклинание ещё раз и вскинул палочку вверх. Что-то изменилось в комнате, но он не понял что, вроде стало немного светлее, а по столу пробегали какие-то блики. Он поднял голову — на потолке двигались какие-то светлые пятна. Гарри притушил освещение и увидел, как на потолке по кругу среди звёзд проплывают изображения волшебных существ. Единорог, дракон, феникс, книзл, фея, сирена, кентавр, сова приветливо махали ему и улыбались. Пройдя по кругу несколько раз, все двинулись в центр круга, там появилась детская кроватка с младенцем, разглядывающим зверей. Волшебные твари склонились над ним, а потом разлетелись в разные стороны и пропали. Дитя в кроватке заснуло, изображение медленно исчезло. Гарри восхитился самодисциплиной Малфоя. Имея минимум заклинаний, он берёг одно, чтобы уложить вечером сына спать. Гарри представился Малфой, смотрящий на потолок вместе с ребёнком, возможно, в это время он пел ему ещё и колыбельную.
      Как только Гарри осознал, что Драко использовал запрещённое ему заклинание, он понял, что тому могут совсем запретить пользоваться палочкой до конца срока. А Драко и раньше не хватало заклинаний, он постоянно брал у Гарри палочку. Он представил, как же тому будет тяжело с маленьким ребёнком без волшебства. Гарри стало совестно, обида сменилась жалостью. Он решил исправить положение и для этого пришёл сюда. Гарри захлопнул журнал — не время предаваться сантиментам.
      Папка Малфоя была толще остальных. Он вытащил из неё плотный конверт. В нём были свитки, исписанные знакомым почерком. В основном формулы, многие из них зачёркнуты, под ними названия ингредиентов со знаком вопроса, снова формулы, снова вопросы. Дюймы теоретических выкладок. И так с десяток свитков от одного до пяти футов. Малфой снова что-то изобретал. Но почему это здесь? Он придумал что-то темномагическое? Тогда этим записям место в Аврорате. Гарри взял в руки еще один свиток, это был рапорт Лаванды, что от Парвати Патил поступили сведения, что Драко Малфой в её аптеке интересовался покупкой запрещённых веществ, купил странное (подозрительное) сочетание ингредиентов и оловянный котёл, хотя использовать палочку ему можно только для бытовых заклинаний, а зельеварение к ним не относится. Парвати с Лавандой дружили ещё со школы, Гарри помнил, что они вечно шушукались и хихикали в общей гостиной. Наверное, Парвати рассказала подружке о посещении аптеки Драко, а бдительная Лаванда написала рапорт в Аврорат.

      Гарри перебрал все свитки, и обнаружил заключение Отдела тайн. Там было написано, что все предоставленные им рецепты неизвестны, потом он нашёл опись свитков, напротив каждого свитка стояла резолюция — опасности не представляет. Тут же была ещё одна опись, в ней перечислялись колбы и флаконы с содержимым разного цвета и консистенции. Напротив каждой строки стояла резолюция Отдела тайн — название вещества и в скобках «не запрещено». Прошёл месяц со дня последней резолюции, а свитки с рецептами до сих пор лежат здесь. Странно, если всё легально, почему Малфою не вернули свитки?
      В комнату вошла Лаванда с папками.
      — Гарри, я всё-таки подняла дела Паркинсон и Нотта. Посмотри.
      — Спасибо, Лаванда, — поблагодарил Гарри и открыл дело Теодора.
      Лаванда вышла.
      У Нотта, так же как и у Малфоя, не было ни одной красной записи. В папке лежало прошение о досрочном снятии наказания и положительное решение комиссии. У Панси суточный минимум был двадцать заклинаний, и то она трижды превысила лимит. Однако сразу после подачи первого прошения комиссия его удовлетворило. Гарри снова залез в папку Малфоя. С 2001 года он четырежды подавал прошения, но до комиссии они не дошли. Кто-то недобросовестно выполняет свои обязанности. Интересно, а подозрительные ингредиенты ему вернули? Даже перец у бедняги изъяли.
      Гарри собрал все папки и вышел из комнаты.
      — Ну как, Гарри, удалось что-нибудь обнаружить? — спросила Лаванда.
      — Нет.
      — Жаль, что не удалось помочь, — вздохнула Лаванда. — А ты обратил внимание, что Малфой интересовался запрещёнными веществами?
      — Да, я как раз хотел с тобой об этом поговорить. Почему ему не вернули свитки с рецептами?
      — Ну, ты же читал результаты экспертизы Отдела Тайн. Это все неизвестные рецепты, значит, они не входят в реестр разрешённых безопасных зелий.
      — Потому что они ещё в стадии разработки и не запатентованы.
      — Неизвестно чем закончатся эти разработки, — буркнула Лаванда.
      — Ты не доверяешь отделу Тайн? В заключении ясно написано — не представляет опасности.
      — А он добавит еще пару ингредиентов и зелья станут темномагическими.
      — Лаванда, давай не будем спорить. Все свитки с рецептами Малфою нужно вернуть. Хорошо?
      Лаванда нехотя кивнула.
      — А зелья ему вернули?
      Лаванда смутилась, но честно ответила:
      — Нет.
      — Где они?
      — Здесь, — Лаванда показал на ряды полок, заставленных папками и коробками. — Я не стала их тебе давать, там полный ящик флаконов.
      — Их тоже надо вернуть, они все легальные. Если ты, конечно, не хочешь служебной проверки от…
      Лаванда перебила его:
      — Я поняла тебя.
      — И ещё. Малфой четырежды подавал прошение о досрочном снятии наказания. И ни одно из них не было отправлено на рассмотрение комиссией. Нотту и Паркинсон после первого прошения комиссия вынесла положительное решение. Что не так с Малфоем?
      — Дела Нотта и Паркинсон вела Эмили Лестер, моя напарница, — Лаванда кивнула на пустой стол напротив. — Её сейчас нет, она в отпуске. Эмили слишком мягкосердечная. Носится с преступниками, как с малыми детьми. Проводит душещипательные беседы. У меня они бы с первого раза не получили разрешения. Особенно Паркинсон. У неё было двадцать заклинаний в день.
      — Она девушка, ей нужно больше заклинаний, для ухода за внешностью, для чистоты, гигиены ну, ты сама понимаешь, — Гарри вспомнил как на седьмом курсе, когда они жили в палатке, Гермиона часто пользовалась бытовыми заклинаниями, чтобы они не заросли грязью.
      — Но Паркинсон умудрилась превысить и этот лимит.
      — Всего три раза.
      — Эмили дала ей положительную характеристику, и комиссия вынесла после этого такой же вердикт.А я считаю, что преступникам не нужно давать поблажек.
      — Какая ты строгая, Лаванда.
      — Это моя работа.
      — Но вернёмся к Малфою. У него же нет ни одного нарушения. Почему ты не передала его прошения на комиссию?
      Лаванда задумалась. Потом как будто что-то вспомнила и сказала:
      — Он работает в иностранной фирме. И пользуется там другой палочкой.
      — Никаких ограничений на место работы у него нет. И разрешения на фирменную палочку у него получены. Тем более, он уже год как не работает. Лаванда, передай прошение Малфоя на комиссию. Хорошо?
      — Гарри, он преступник!
      — На пути исправления. И в решении суда сказано, что он имеет право на досрочное снятие ограничений через три года, если будет добросовестно выполнять условия наказания. И ты тоже должна добросовестно выполнять свою работу. Я не прошу тебя идти против закона. Оформи его дело и передай на комиссию, как положено, пусть комиссия решает.
      — Хорошо, Гарри, — Лаванде нечего было возразить.
      — И будь добра, не затягивай.
      Лаванда ничего не ответила. Гарри попрощался и ушёл. Его совершенно не мучила совесть, что сам он пошёл на подлог и нарушение, прикрывая Малфоя, в то же время, требуя от Лаванды добросовестного выполнения своих обязанностей. Он восстанавливал справедливость. Если бы он сразу выполнил просьбу Драко, то ещё до его командировки Драко мог бы свободно пользоваться палочкой. И сегодня бы ему не пришлось идти на подлог. Пусть с опозданием, но он всё-таки выполнил просьбу Драко. Он ему больше ничего не должен.
      Вместе с Гарри в лифт вошли ещё несколько человек — рабочий день подошёл к концу и министерские работники отправлялись по домам. Он никого из них не знал, но все ему улыбались и поздравляли с возвращением. На первом уровне из лифта напротив одновременно с ним вышли несколько человек и тоже поздоровались с ним. У входа в Атриум его нагнал волшебник лет сорока и заговорил:

      — Гарри, я Джон Белингер из отдела Тайн.
      — Очень приятно.
      — Мы вот у себя два месяца бьёмся над вашим приветом из Африки — модифицированным Коллопортусом. Не подскажешь, кто это сделал? Кто-то из местных колдунов?
      — Приветом? — Гарри не мог понять, что имеет в виду невыразимец.
      — Палаткой.
      — Какой палаткой?
      — Полевой. В которой вы жили. Нам два месяца назад прислали её из Аврората — они не смогли открыть одну комнату. Предполагается, что она запечатана усовершенствованным Коллопортусом. Неужели в Африке такие продвинутые колдуны?
      — Два месяца?
      — Да. Говорят, что вы в ней жили, а потом разбили новый лагерь.
      Наконец до него дошло.
      — Это моих рук дело, — признался Гарри.
      — Здорово! Зайдешь к нам в отдел, покажешь заклинание? — обрадовался Белингер.
      — Не могу, к сожалению.
      — А, в отпуск уезжаешь, я слышал. Ну, тогда после отпуска.
      — Нет, вы не так поняли. Я не помню… Я был в состоянии аффекта.
      — Вот как, — невыразимец задумался, потом широко улыбнулся. — Но, может, всё равно зайдёшь к нам, посмотрим в думосборе, как ты это сделал, а?
      — Хорошо, постараюсь, — ответил Гарри и поспешил домой.

      Весь вечер он прокручивал в голове встречу с Драко. Конечно же, не могло быть и речи о прекращении отношений. Всей душой он хотел быть с ним. Мысли о расставании, вызванные обидой за столь бесцеремонное выдворение из дома, были в корне неправильными. Завтра Драко успокоится, и они смогут цивилизованно поговорить. Гарри объяснит ему, почему он не приемлет обман между близкими людьми. В детстве тётя врала ему, что его отец пил и его родители погибли в автокатастрофе из-за этого. Потом Дамблдор утаивал правду о пророчестве, о том, что он крестраж. Не говорить правду это всё равно, что лгать. Хотя для Драко это не аргумент. Ложь Малфоев дважды спасла ему жизнь, когда Драко не сказал, что узнал его, и когда Нарцисса сказала Волдеморту, что он мёртв. Но тогда шла война. А сейчас мирное время, и они на одной стороне. Но как, как объяснить, что отношения не могут строиться на лжи? И он готов выслушать правду, даже самую ужасную и неприглядную. Готов выслушать и помочь. Даже если Драко промотал, проиграл деньги, они найдут способ обуздать его страсть. Хотя это маловероятно, он убедился, какая у Драко высокая самодисциплина. А если его шантажируют ребёнком? Он как аврор, сможет это пресечь. И объявит Джимми своим сыном, каковым и считает его уже давно.
      Чем больше он думал, тем больше понимал, что не может без Драко. За время командировки он так иссох без любви, словно пустыня без воды. И одно занятие сексом не могло удовлетворить любовный голод, как один глоток воды утолить мучительную жажду. Это был не просто секс, это дурман, сладость, магия; то, что между ними происходит — это истинное чудо, их страсть настолько сильна, что Драко теряет сознание. Это что-то же значит. Нет, он не отступится, завтра же с утра пошлёт ему сову. Надо вызвать Драко на откровенный разговор. Он всё объяснит ему. Драко должен, просто обязан его понять.

***

      Из Аврората постановления о наказании до конца дня так и не было. Значит, Поттер оказался человеком, и теперь всё зависит от решения отдела исполнения наказаний.
      Не в силах уснуть, Драко старался переключить мысли с предполагаемого наказания за не разрешённое ему заклинание, на то, что этому предшествовало. Драко вспоминал, как утонул в глубине притягательных глаз, да так и не смог вынырнуть, лишившись сознания. Неужели это больше не повторится? Он вынужден был признать, что — да. Обида жгла невыносимо. Эти ужасные слова о деньгах, о других мужчинах. Гарри считает его мотыльком, перелетающим с цветка на цветок в поисках нектара. Нет, не мотыльком, комаром, кровососом. Надо завтра же узнать о счете в банке и отказаться от этих денег. Если, конечно, его не арестуют. За ночь, что он проворочался в кровати, он успел отбыть срок в Азкабане, лишиться палочки, возненавидеть Поттера и признаться себе, что, не смотря ни на что, хочет его. Под утро ему приснилась тёмная тюремная камера, в которой он замерзал, но пришёл Поттер и взял его с собой в Африку, где они вдвоём изнемогали от жары в пустыне, и Гарри стал его раздевать…
      Утром прилетела сова из отдела исполнения наказаний. Его приглашали на комиссию по рассмотрению его дела в Министерство четвёртого ноября 2003 года. У Драко словно гора упала с плеч. Значит, его действия не считают столь опасными, что разрешают ему пользоваться палочкой в том же объёме ещё три месяца. Да и наказание скорей всего будет не слишком суровым, иначе они не тянули бы до ноября.
      Через пять минут прилетела ещё одна сова. Дрожащими руками Драко отвязал свиток — неужели они поняли, что ошиблись и его накажут уже сегодня? Это оказалось письмо от Поттера. Он просил о встрече. Им надо поговорить. Это очень важно. Никаких извинений. Ни слова о том, что был не прав. Он привязал письмо к лапке совы и отправил её назад, чтобы Гарри понял, что он с ним разговаривать не желает. Нет извинений — нет встреч. Более того, даже если Гарри будет извиняться, о прощении не может быть и речи. Его назвали лжецом, обвинили в меркантильности. С человеком, который не уважает его, разговаривать не о чем.
      Позже днём ещё две совы принесли ему конверт со свитками его рецептов и коробку с зельями и приправами. Это ещё больше утвердило его во мнении, что слишком строгого наказания не будет. Ну, сократят количество заклинаний ещё в два раза. Самое главное — свобода, и Джимми остаётся с ним. А пока у него есть целых три месяца, чтобы наслаждаться разрешёнными заклинаниями.