Глава 14
Гарри чувствовал себя разбитым. Не из-за уже хронической усталости, не из-за публичной ссоры с Роном, и даже не из-за всех чудес, что преподнес сегодняшний день. Ему было больно из-за собственного поступка. Хагрид. Его верный друг. Наивный добряк, преданный своим друзьям, но в первую очередь Дамблдору, «великому директору лучшей школы чародейства и волшебства». Именно из-за этой преданности Гарри и пришлось стереть Хагриду память, чтобы избавить его от груза лишних забот, а их с Оливьером и другими некромагами от проблем. Юноша не надеялся, что заклинание вообще подействует, так как знал, что великаны на магию реагируют подчас весьма своеобразно. Но оказалось, что у Хагрида иммунитет против боевой магии, тогда как воздействующие на сознание чары действуют, как на обычного человека. Теперь школьный лесничий был искренне уверен, что ничего исключительного помимо проказ малышки Наами не случилось. Всю обратную дорогу он рассказывал Гарри о фестралах, о том, какие они умные животные, и как он начинал с ними работать когда-то. Юноше только и оставалось, что поддакивать в нужных местах и соглашаться.
В
озле хижины они, наконец, расстались. Хагрид предложил зайти попить чаю, но Гарри под благовидным предлогом отказался: ему хотелось побыть одному. Он обходными путями, стараясь не попадаться никому из заинтересованных в нем людей на глаза, пробрался в Комнату Необходимости, желая там переждать до того времени, когда придется отправляться на урок к Нарциссе. Расположившись в кресле, он, как прилежный ученик, пытался читать, но мысли все время крутились где-то далеко. Когда Гарри понял, что уже с полчаса смотрит на одну и ту же страницу и при этом понятия не имеет, о чем там говорится, пришло решение все же поговорить с кем-то. Кто мог поддержать его в данной ситуации? Снейп, Нарцисса, Оливьер? Все потомственные слизеринцы, для которых не существует таких моральных проблем. Сириус… Нет, крестный и так слишком переживает за него. Остается только… Гарри достал зеркало Связи, протер полой мантии его поверхность и тихонько позвал: — Люпин! Ремус Люпин! Ответом ему было молчание и его собственное лицо с глазами тяжелобольного человека. Но поттеровское упрямство давно вошло в легенду, по крайней мере, среди его учителей, потому Гарри настойчиво продолжал звать друга по имени, вынуждая того ответить на его призыв. Такое упрямство не должно было остаться без награды, потому что поверхность зеркала, наконец, помутнела, и показалось знакомое лицо. Видимость, правда, была не очень, и то и дело по поверхности пробегала какая-то рябь. — Гарри, что-то случилось? — послышался взволнованный голос Люпина. — Ремус, как я рад тебя видеть, — ответил ему юноша совершенно искренне. — Я тоже, только не понимаю, как тебе это удалось. Ну, историю с зеркалом я еще могу принять, но чтобы ты дотянулся сюда… — Кстати, а где ты? — В лесу. Вернулся в родной лес. Откуда меня вытащил… — Люпин хотел было назвать имя Сириуса, но вовремя остановился и поправился. Не было нужды бередить сейчас былую боль. — Откуда меня вызвал Дамблдор. — Понятно. Гарри заметил, что Ремусу было тяжело говорить на эту тему до сих пор, но ничего не мог с этим поделать. Сириус мертв, вместо него есть синеглазый молодой человек, «новый любовник» богатой аристократки Нарциссы Малфой. И так оно и должно оставаться, по крайней мере, пока. — Что происходит, Гарри? — Люпин тоже мог быть настойчивым. — Моя сила растет, — спокойно констатировал юноша и, несмотря на плохую видимость, заметил выражение полнейшего изумления на лице любимого профессора. — Только, пожалуйста, Ремус, никому не говори об этом, даже Дамблдору. Я не хочу пока, чтобы об этом знали. — Я не совсем понимаю тебя, почему. Думаю, Дамблдора это обрадует. — Да, а Волдеморт удвоит попытки меня убить. — Гарри… — Постой, — перебил его юноша. — Я хочу рассказать из-за чего погиб Сириус. Вся эта история началась с того, что Волдеморт узнал о пророчестве, касающемся его и меня. И это прекрасно было известно Дамблдору. С его легкой руки и при его попустительстве произошло все то, что произошло. И я не доверяю ему больше. Я исполню свой долг, но никогда не доверюсь больше никому из этих манипуляторов, которые считают, что цель оправдывает средства. — Люпин хотел что-то сказать, но Гарри ему не позволил: — Может и оправдывает, но только средства, а не человека, который идет на все ради этой цели. — Гарри, а в чем заключается пророчество? — донесся тихий шепот, словно Ремус боялся, что его услышат. — В пророчестве говорится, что либо я убью Волдеморта, либо он меня. Вместе нам не жить. Дело времени. Так что я сам буду выбирать день и час своей смерти, и никто не будет меня подталкивать к этому, ни под каким предлогом. Это моя смерть, мои силы, мои способности, мое оружие, и я не хочу, чтобы кто-то о них знал. — Тогда почему ты говоришь это мне? — Потому что я тебе верю. Потому что я верю, что ты не станешь использовать эти знания против меня. Я не могу все это носить в себе, мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Ты друг моих родителей, ты друг Сириуса. Ты — мой друг. И мне кажется, ты способен понять меня. Как я когда-то понял тебя. Гарри говорил это все, и сам верил в свою искренность. Но где-то внутри под всеми этими правильными словами был еще и голый расчет, который помогал юноше играть на душевных струнах некогда открывшегося ему человека. И когда он услышал от Ремуса легкий печальный вздох, то понял, что выиграл очередную схватку, коими был наполнен сегодняшний день. — Гарри, я не знал о пророчестве. Но тебе не кажется, что Альбусу, как главе Ордена Феникса, было бы необходимо знать о том, что ты можешь? — предпринял Ремус последнюю попытку, но, судя по его неуверенности и по тому, как осторожно подбирались слова, он заранее знал ответ. И не ошибся. — Ремус, если мы скажем об этом Дамблдору, то тут может быть два варианта. Или он из лучших побуждений запрет меня, как Сириуса, в потайном месте, либо толкнет навстречу Волдеморту, чтобы свершилось предначертанное. И то и другое во имя общего блага. Нет, оба варианта меня не устраивают. Он всю жизнь принимал за меня решения, манипулируя окружающими. Пришло мое время. Это моя битва, и решать, какое занять в ней место, тоже мне. Даже на расстоянии Гарри видел, как по-волчьи воет душа оборотня, воет от тоски по ушедшим друзьям, от боли за повзрослевшего юношу, который так спокойно говорит о войне и смерти. А также от разочарования в учителе, который некогда по-доброму отнесся к нему, мальчику-волку, но который так и не смог научить своих подопечных простой доброте. Была в этой печальной песне и нота, посвященная Северусу, с которым они никогда не станут друзьями из-за ошибок, совершенных в детстве. Волк вел свой печальный рассказ, по-человечески подсчитывая прошлые потери. Он поверил юноше, хоть это и было так больно. Он принял его в свое сердце, а всем известно, что волки преданы своей семье… — Ты об этом хотел поговорить со мной? — И да и нет. Я начал с конца, — помолчав немного, Гарри все же решился на откровенность: — Сегодня мне пришлось стереть память Хагриду, потому что он увидел то, что не предназначалось для его глаз, и мог бы меня выдать. Ремус замер и лишь спустя несколько минут долгого молчания, нарушаемого только шелестом ветвей и стоном ветра в облетевших кронах деревьев, произнес: — Ты не мог просто его предупредить? Он бы тебя не выдал. — Выдал бы, — грустно ответил Гарри. — Может быть, сам того не желая, но выдал бы. В первую очередь Дамблдору, он перед ним благоговеет. — И каково тебе теперь? На этот раз с ответом задержался юный маг. Но, в конце концов, он нашел слова для определения своего душевного состояния: — Гнусно. И больно. Разумом понимаю, что выхода не было. Но на душе все равно противно. — Не могу сказать, что до конца понимаю тебя. Но послушайся своего разума. Я так понимаю, что ты все для себя решил, так зачем мучиться от ложного чувства вины? Мне кажется, что Хагрид понял бы тебя, — попытался успокоить его Рем.
— Все равно, мне не по себе. — Что я могу для тебя сделать? — Простой и логичный вопрос. — Поговори со мной. Расскажи что-нибудь. Было в этой просьбе что-то детское, чему трудно было отказать и противится. Люпин начал рассказывать об осеннем лесе, о людях, которые живут здесь неподалеку, о каких-то дорожных историях. Он говорил долго, пока не замерз и не охрип. Но, несмотря на разделяющее их расстояние, Ремус мог сказать, что Гарри стало легче. Это была длинная беседа, и она принесла свои плоды. Расстались они очень тепло, как и положено друзьям. Мужчина направился к приютившему его дому, тогда как Гарри, взглянув на часы, поспешил оказаться в лесном коттедже, где его уже в нетерпении ожидали Нарцисса и… Сириус.
***
— Что случилось, малыш? Разве можно сказать, что случилось, когда тебя называют малышом, так ласково, и так нежно, и так… Тебя никогда так не называли. Может быть мама, но ты этого не помнишь. Хотя хочешь так думать. Как хочется сейчас раствориться в этом ставшем таким родным теле, почувствовать его полностью. — Сириус, я хочу… Как трудно иногда подобрать слова. Хотя зачем они, когда еще есть руки. Нужно просто крепко прижаться спиной к груди мужчины, заставить его так же крепко обнять тебя, а затем резко перевернуться на живот, потянув его за собой. Тогда все становится без всяких длинных объяснений. — Это будет больно, — хриплый шепот на ухо. — Пусть, пусть будет больно. Я этого хочу, — такой же тихий ответ. Категоричное «нет», и груз со спины исчезает. — Пожалуйста, Сириус, — почти уже мольба. — Я не знаю, за что ты себя наказываешь, но я не буду тем, кто станет твоим экзекутором. Ты столько времени грелся в этих объятиях, столько рассказывал о себе, так чему удивляться, что любые нюансы твоего настроения так чутко улавливаются. Ведь тобой движет не страсть, не любовь и уж тем более не поиск удовольствия. Это жажда очищения. За предательство, на которое ты должен был пойти ради своей цели, за пусть невольное, но манипуляторство, которое позволил в отношении друзей. Ты просто хочешь заставить заткнуться этот голос, который шепчет, что дороги назад уже нет, да ее, собственно, никогда и не было. — Пожалуйста, — еще одна попытка. Хорошая попытка. Сириус давно уже ни в чем не отказывает своему крестнику… и любовнику. Тем удивительнее его отрицание. — Нет, малыш, — его рука касается волос и нежно перебирает мягкие пряди. — Я не хочу, чтобы ты меня потом возненавидел. — Я никогда… — Так обязательно случится, ведь нельзя любить собственного палача. А я не хочу тебя потерять. Нет, малыш, даже не проси. — И тихое: — Если тебе больно, мы можем просто поговорить… — Лучше обними. Конец разговорам. Прости, Сириус, я не буду говорить тебе о том, насколько далеко твой крестник ушел в своем изменении. Ведь палачей, даже чужих, любить сложно, а без тебя, твоих поцелуев и объятий не будет самой жизни. А выжить сейчас просто необходимо. Губы мягко касаются кожи, прогоняя назойливый голос. В их мире нет места внутренним демонам, есть только они, еще не возлюбленные, но уже любовники…
***
Через несколько дней Гарри решил выполнить обещание, данное кентаврам, а именно: поговорить с Флоренцом. Этот изгнанник продолжал вести уроки предсказания, астрологии и всего того, что называлось знанием кентавров. Именно его согласие учить человеческих детей стало причиной изгнания его из стада. И теперь Гарри должен был передать ему, что его сородичи готовы его выслушать, а может и принять обратно. Он задержался после занятия, попросив Рона его не ждать. Пронзительные синие глаза посмотрели на юношу. — Гарри Поттер, вы хотите что-то сказать? — Откуда вы узнали? — удивился юноша. Как обычно Флоренц тряхнул своей белокурой головой и сослался на небесные явления: — Звезды подсказали мне, что суббота была во всех смыслах знаменательной. Что-то случилось с вами, что-то крайне необычное, но к чему вы были готовы. — Вы правы, — подтвердил это предположение юный маг. — Я был в Запретном Лесу и встретил ваших сородичей. — Они пришли на поклон? — поинтересовался кентавр. Было в его голосе что-то, что заставило Гарри присмотреться к нему внимательнее. В глубокой синеве глаз он увидел знание о случившемся и какое-то темное удовлетворение от произошедшего. Потому юноша спокойно подтвердил это предположение, а заодно передал то, что был должен: — Да. Еще мы много говорили. Они готовы выслушать и вас. Ронан просил передать, что они готовы к разговору и что вас никто не тронет. — Они готовы принять меня обратно? — Не знаю. Они этого не обещали, — с сожалением сказал Гарри и с надеждой добавил: — Но думаю, что шанс есть. — Благодарю, Гарри Поттер. Это обнадеживающие слова. Кентавр склонил голову в знак признательности. Разговор был закончен, но тут Гарри решился задать тот вопрос, который его волновал уже несколько дней. — Флоренц, могу я спросить, откуда вы знали, что должно было случиться в субботу и что именно там случилось? — Но в тот день было солнечное затмение. — Я не видел. — Оно и не могло быть видно в наших широтах, но оно было. В такие дни некоторая магия наиболее ощутима. Вы набираете силу, наш будущий Лорд. Неудивительно, что некоторые наиболее близкие вам по магии существа чувствуют это. — А разве кентавры принадлежат к темным силам? — Нет, мы стараемся придерживаться равновесия. Разве к вам не приходили единороги, олицетворение света и чистоты, разве не благоволит к вам феникс, это солнечное существо? Да и тьма не всегда зло. Разве вы зло, Гарри Поттер? Юноша ненадолго задумался и поделился сомнениями: — Все — судьба, предсказание, долг — ведет меня к убийству. А убийство — зло, так все говорят. Флоренц лишь покачал головой в ответ. — У людей есть теория, которая называется «концепцией меньшего зла». Есть и другие доктрины, которые заставляют перевернуть картину и посмотреть на нее с иной стороны. Много философских течений, которые оправдают насильственную смерть. Особенно если она коснется того, кого называют сейчас Лордом Волдемортом или кого-то ему подобного. Только помните, Гарри Поттер, что если на одну чашу весов кладется чья-то гибель, то на другую тоже придется положить чью-то судьбу. Так работает закон равновесия. Гарри понял, что Флоренц сказал все, что хотел и мог, и дальше ему придется разбираться самостоятельно. Он поклонился мудрецу и вышел из класса.
***
В преддверии начала квиддичного сезона суета и волнения набирали свои обороты. Гарри не мог припомнить, чтобы это событие хоть однажды вызвало такой ажиотаж. Может, дело было в том, что команды наполовину состояли из новичков, а может, в предчувствии надвигающихся перемен. Весь магический мир находился в состоянии подготовки к очередной войне, и никто не мог сказать с уверенностью, что она не начнется в скорейшем времени.
Поняв, что сейчас мысли ребят заняты отнюдь не дополнительными уроками, Гарри отменил занятия Армии Дамблдора на этой неделе, тем более что новое расписание еще не было готово. Теперь команды с чистой совестью пропадали на поле и тренировались там до наступления темноты. Таким образом, у самого молодого преподавателя появилось время немного отдохнуть хоть от части своих обязанностей, а заодно обдумать свое положение. А подумать было над чем. Отношения с друзьями потихоньку восстанавливались, что не могло не радовать. Пусть Гарри не мог рассказать им всего, что с ним сейчас происходило, но за прошедшие годы он привык опираться на ум и знания Гермионы и на верность Рона. Последний, кажется, чувствовал себя виноватым за их ссору и теперь постоянно крутился где-то рядом, то и дело приставая с разговорами о перспективах победы гриффиндорской команды или спрашивая совета то по одному, то по другому вопросу. Иногда это начинало напрягать, посему Гарри принял единственное возможное решение: постарался перенаправить энергию Рона на достижение более завидной цели — завоевание сердца Гермионы. Через пару-тройку дней он сам понял, что сделал для всех доброе дело. То, что этим двоим суждено быть вместе, стало понятно уже давно. Порывистость и бестактность Рона компенсировались воспитанием их общей подруги, тогда как он отвлекал Гермиону от попыток превратиться в ярого книжного червя. Гарри смотрел на них и видел, что у них есть будущее, и в его силах сделать так, чтобы оно стало безоблачным. Малфой оставил его в покое. Кажется, ответив на все свои вопросы и сделав свой выбор, этот аристократ сам старался держаться подальше от своего Лорда. В этом был резон, ведь так или иначе Гарри еще предстояло встретиться с самозванцем и, как подсказывала Драко его слизеринская натура, в битве титанов главное — не оказаться на линии огня. Отношения с Сириусом вернулись на круги своя, тогда как наперсниками Гарри стали Оливьер и Ремус. С одним новоявленного Лорда связывала некая общность ситуации, другой же просто мог выслушать и принять необычность юного друга. В какой-то момент Гарри поймал себя на мысли, что воспринимает этих седовласых магов как две стороны единого целого. Некромаг по рождению и оборотень с раннего детства были чем-то неуловимо схожи и, в тоже время, словно стояли на двух разных чашах весов, как жизнь и смерть. Но наиболее Гарри беспокоило отношение к нему Дамблдора. Что-то неуловимо изменилось в том, как директор смотрел на своего Золотого Мальчика, во взгляде пронзительных голубых глаз сквозило подозрение. Снейп тоже это заметил. Назревал конфликт, который мог закончиться катастрофой. И он не преминул случиться.
***
В субботу после завтрака Гарри окликнул знакомый девичий голос. Обернувшись, он увидел Чоу Чанг, ловца команды Рейвекло, красивую девушку, которая некогда у него вызвала дрожь в коленях, и рядом с которой просыпалась вся юношеская застенчивость. Гарри она нравилась, но он с чистой совестью мог сказать, что не понимал ее. В прошлом учебном году они не слишком хорошо расстались, в этом же юноше было не до романтических увлечений, а посему отношение к Чоу было такое же, как ко всем остальным ученикам. Теперь же ему пришлось взглянуть на мисс Чанг, и Гарри увидел, что никогда бы не смог быть рядом с ней. Как большинство девушек, Чоу мечтала о романтических отношениях, о трепетной любви, воспетой средневековыми менестрелями, и о лебединой верности, когда супруг, потерявший подругу, умирает от тоски. В общем, обо всем том, что Гарри никогда не смог бы ей дать. Теперь, стоя напротив девушки в синей форменной мантии, он понимал, что не знает, что ей сказать. От неловкости его спасла сама Чоу. — Привет, Гарри. Я хотела спросить, ты придешь на матч? — Да, собирался, — ответил он осторожно, не понимая, к чему та ведет. — Это хорошо. Я хотела еще спросить… — Тут она замялась и, потупив глаза, продолжила: — Ты будешь болеть за меня? — Конечно, Чоу. Я желаю тебе победить. Девушка улыбнулась и собиралась что-то добавить, но тут в их разговор вмешался случай в лице директора. Дамблдор вышел из Большого Зала и подошел к ребятам. — Гарри, я хотел бы с тобой поговорить. Ты не хотел бы присоединиться ко мне и выпить чая в моей и Фоукса компании? Что еще оставалось Гарри, кроме как ответить «Конечно, сэр». Так под эскортом — или лучше сказать «под конвоем» старого могущественного мага юноша проследовал в знакомый кабинет. Все его предчувствия кричали об опасности, но у него не было возможности ее избежать. Всю дорогу он собирался с силами, чтобы противостоять новому противнику. Он больше не верил в показное благодушие Дамблдора. Еще свежа была в памяти попытка проникнуть в его воспоминания. Даже Волдеморт обычно действовал более мягко. Но беседа началась довольно-таки мирно. Дамблдор по обычаю предложил чай и сладости, которые сам очень любил. Гарри с благодарностью принял маленькую чашку с обжигающим сладким напитком, в горле пересохло от волнения. На него накатил страх. Не за себя, а за тех, кто его окружал, помогал ему и, в первую очередь, за Сириуса. Но при одной мысли о крестном волнение и страх куда-то испарились. Вместо них появилась железная уверенность в своих силах: что бы ни предпринял сидящий перед ним с загадочным видом чародей, он не причинит Сириусу вреда. — Как твои дела, Гарри? Ты сильно изменился в этом году, — начал издалека Дамблдор. — Мне пришлось, — совершенно искренне вздохнул Гарри. — После… всего, трудно оставаться глупым ребенком. Приходится много учиться, думать о будущем, о предназначении. — Мне жаль, что все так случилось с тобой. И мне жаль, что Том выбрал тебя в противники. Такой судьбы я не пожелаю никому. — Профессор… — Гарри мог бы сказать, что выбор Волдеморта скорее всего ничего не изменил бы, но это прозвучало бы слишком двусмысленно. Он решил вести себя так, как от него ожидают. — Сэр, может, вам все же стоило сказать мне обо всем раньше. Тогда, возможно, я не совершил бы того множества ошибок. — Мы уже говорили об этом, это не только твои ошибки, но и наши. И мои, и профессора Снейпа, и всего Ордена, и даже твоих родителей. Все мы в какой-то степени виноваты в сложившейся ситуации, которую разрешать придется тебе. Но мы не можем повернуть время вспять и изменить прошлое, ты сам понимаешь, что это невозможно. А значит нам остается только двигаться вперед и рассчитывать, что допущенные нами промахи научат нас чему-то важному, что приведет к победе. Гарри чувствовал, что за всеми этими правильными словами стоит не искренность, а голый расчет. Они оба играли в одну и ту же игру: скажи то, что от тебя ждет собеседник. На душе стало гадко. Юноша мечтал, чтобы этот разговор побыстрее закончился. Дамблдор, кажется, почувствовал это и перевел беседу в деловое русло: — Гарри, мы рассмотрели твое расписание, а также расписание тренировок квиддичных команд. К сожалению, тебе придется отказаться от части своих индивидуальных занятий, если ты желаешь продолжать заниматься с ребятами.
— Я не хочу их бросать, — покачал головой юный преподаватель. — Мне кажется, им эти знания в скором будущем пригодятся. — Ты прав, — довольно улыбнулся Дамблдор. — Кстати, я поддерживаю решение допустить к занятиям слизеринцев. — Они такие же ученики Хогвартса, и если они хотят заниматься, я не могу им препятствовать, — повторил Гарри те же аргументы, что всплыли в разговоре с Роном. Последовавшее за этим признание Дамблдора заставило Гарри задуматься о правильности слухов о гриффиндорском происхождении последнего директора Хогвартса: — Тем более что все они из древних магических семейств со своими тайнами, которые в азарте борьбы можно невольно выдать. Это пригодится Ордену. — Я думал о том, что может, если мы примем их, как одних из нас, то они не уйдут к Волдеморту вслед за родителями и друзьями. Ведь трудно убивать тех, с кем делил детские годы, — парировал Гарри. — Безусловно. Ты начал мыслить, как политик. Это похвально, говорит о том, что ты уже готов принимать серьезные решения. Вот это тебе и придется сейчас сделать. Посмотри эти бумаги и выбери сам день для новых занятий своей Армии. Гарри взял протянутые ему пергаменты, в которых было написано расписание тренировок по квиддичу на ближайшее время. Оно было составлено таким образом, что единственным вариантом, удовлетворяющим всех, был понедельник и четверг после ужина. Сознательно ли или случайно это было сделано, но ему приходилось отказываться от уроков Снейпа, на что Гарри и обратил внимание директора. — У тебя нет уверенности в своих силах? — покачал головой Дамблдор. — Даже Северус признал, что ты сильно продвинулся в окклюменции. Да и сам ты в прошлый раз доказал это. Думаю, у тебя достаточно сил справиться с возможным вторжением Волдеморта. — Увидев сомнения в глазах юноши, старый маг предложил. — Но если же тебе будут необходимы дополнительные занятия, я сам дам тебе несколько уроков. — Но на них не остается времени, — вслух посетовал Гарри, про себя поражаясь такой настойчивости со стороны Дамблдора. Видно, в этот раз желание выведать чужие секреты перевешивает опасность от выдачи планов Ордена, на которую он ссылался в прошлом году. — У меня во вторник есть пара свободных часов, — Дамблдор, кажется, решил не отступать. — Но у меня во вторник дополнительные зелья. — Думаю, Северус простит нас, — отмахнулся Дамблдор, зная, что Снейп ему перечить не станет. Но тут он наткнулся на сопротивление «жаждущего знаний» ученика: — Вряд ли. К тому же мне нужны зелья, чтобы стать аврором. Так сказала профессор МакГонагалл. Это был серьезный довод, против которого ничего нельзя было возразить. Во всяком случае, Гарри рассчитывал на это. Но только в следующую минуту понял, что его загнали в ловушку. — Тогда давай устроим тебе экзамен по окклюменции. Чтобы уж точно быть уверенным в твоих силах. Хода назад не было. Если бы Гарри отказался, это возбудило бы ненужные подозрения, которых и без того было достаточно. Оставалось только согласиться. Последнее, что увидел юноша – направленная на него палочка. Дальше все погрузилось во мрак. Чтобы противостоять Дамблдору, Гарри пришлось выложиться изо всех сил. Он намертво заблокировал все доступы в свой разум, полностью отключившись от реальности. Юноша чувствовал давление, которое оказывала на него магия Дамблдора. Она, словно каменная плита, навалилась на него всем своим весом. Но не зря Гарри упорно занимался несколько месяцев у лучшего специалиста в этой области. Сотворить ложную память при таком напряжении он не мог, но закрыться у него пока получалось. В какой-то момент Гарри почувствовал, что давление спало. Но он не спешил расслабляться и, как оказалось, был прав. Дамблдор сменил тактику и теперь планомерно долбился в его сознание, словно пытаясь пробить построенную стену. Каждый такой удар отдавался болью во всем теле. В какой-то момент Гарри почувствовал, что его сознание покинуло плоть. Боль исчезла, и теперь некромаг мог посмотреть вокруг. Его беспомощное тело лежало в кресле. Глаза были закрыты, рука с крепко зажатой палочкой свесилась и буквально касалась мягкого ковра. Весь вид говорил скорее о смерти, чем о жизни, лишь еле заметная пульсация височной вены показывало, что дело еще не безнадежно. Но сидящего перед ним мага, казалось, состояние ученика не беспокоило. Бледное лицо с бисером пота доказывало, что он не прекратил своей атаки на сознание юноши. Гарри содрогнулся от такой картины. Ему почудилось, что в кресле директора сидит не белобородый старец, а огромный паук, опутавший своей паутиной всех и вся, и не терпящий, когда какая-то мошка смеет прекословить ему. Юноша двинулся вперед и заглянул в глаза противника. Там он увидел холодный рассудок и безжалостность к чужим слабостям. Но еще ярче — ненависть к чужой силе. В мире должна быть всего одна воля — его. Школа давала ему эту власть над людьми. Из своих подопечных он мог лепить кого угодно: союзников и противников, друзей и врагов. Все они были только оружием в его руках, шахматными фигурками в партии, которую он играл сам с собой. Ведь другого интересного соперника для него не существовало. Гарри испугало это видение. Было страшно видеть такое в человеке, которого считал своим защитником долгие пять лет. Это вполне понятное человеческое чувство привело к тому, что он как в омут соскользнул в пучину боли, которая разрывала его голову. Еще секунда и защита пала бы, но его спасло появление профессора МакГонагалл. Она без стука вбежала в кабинет и с порога обратилась к директору: — Альбус! Альбус! Давление моментально исчезло, и Гарри с облегчением услышал усталый голос директора: — Что случилось, Минерва? — Северус… Метка… — Гриффиндорец мог с чистой совестью сказать, что такого взволнованного голоса у своего декана он еще не слышал. Но сейчас Гарри наслаждался окончанием пытки, он болтался где-то между реальностью и небытием, надеясь, что все закончилось, потому как второго раунда ему просто не выдержать. На этот раз его надежды оправдались. — Минерва, посмотри за Гарри, его нужно отправить в больничное крыло, а я посмотрю, что с Северусом. Хлопнувшая дверь показала, что директор покинул свой кабинет, и Гарри с чистой совестью расстался с сознанием.
***
И снова больничная палата. В этом году он видел ее так часто, что мог уже считать своим домом. Гарри медленно приподнялся, нащупал на тумбочке очки и огляделся. Судя по всему, была глубокая ночь, но из-за чуть приоткрытых штор пробивался свет почти полной луны. Именно этот холодный свет и разбудил его. Осторожно поднявшись, юноша направился к противоположному окну, чтобы закрыть его полностью. Но не успел он сделать и шага, как его окликнул хриплый голос: — Куда вы собрались, Поттер? Оглянувшись, Гарри увидел Снейпа. Алхимик выглядел усталым и больным. Его лицо было бледнее обычного, а вокруг и без того темных глаз провалами зияла чернота синяков.
— Профессор, что вы здесь делаете? — Разве не видно? Пытаюсь поспать, чего и вам желаю. Гарри облегченно вздохнул: что бы ни случилось со Снейпом, но его обычный сарказм был на месте, а значит, все не так плохо, как кажется. Юноша задвинул-таки шторы, подошел к кровати Снейпа и аккуратно опустился на край. — Что произошло? — тихо спросил он. — Это скорее у тебя нужно спросить. — Почему? — В моем мире уже ничего не происходит без твоего участия, — устало вздохнул Снейп, но Гарри почувствовал за этими язвительными словами легкую насмешливую улыбку. — Ну, что ты опять натворил? — Дамблдор устроил мне экзамен по окклюменции, — просто ответил юноша, наслаждаясь обескураженным молчанием наставника. Но вскоре это затишье показалось ему предвестием бури, и Гарри поспешил продолжить: — Он пытался взломать мою защиту. Ему не удалось. — И он так спокойно об этом говорит! — чуть не взорвался Снейп, но тут же закашлялся. Его дрожащая рука потянулась к стакану, стоящему на тумбочке. Гарри перехватил и сжал холодные пальцы алхимика, решив исполнить роль сиделки. Выпив добрую половину зелья, Снейп снова заговорил, на этот раз тихим шепотом. — Ты столкнулся с одним из Мастеров в области легилименции и так спокойно говоришь об этом. Я поражен. — Я тоже. Особенно тем, что не умер, — шокировал Гарри наставника ответом. — Все было так страшно? — Да, — юношу передернуло от одних только воспоминаний, — особенно когда удалось рассмотреть, кто он на самом деле. — Старый скользкий манипулятор, — спокойно ответил Снейп тоном «ты ничего нового не открыл». — Паук, играющий во властелина мира, — выдвинул свою теорию юноша. — Именно, — кивнул профессиональный шпион магического мира и вернулся к более интересующей его теме: — Значит, он все же решил проверить, что мы скрываем. — Да, но у него не получилось. — Ну, остальное мне тогда становится понятно. Ты боролся против Дамблдора, используя все ресурсы, и умудрился включить связь с Волдемортом. Твоя боль и твоя битва рикошетом ударила в него, а потом и в меня. — Поняв, что Гарри ничего не уяснил из его рассказа, Снейп попытался объяснить подробнее: — Твоя связь с Волдемортом в кои-то веки сыграла положительную роль. Дамблдор сражался не только с тобой, но и с Лордом. Но, к сожалению, метка, которая стоит на моей руке, тоже дает связь. Так что в борьбу оказался замешан и я. — Но почему? — Я некромаг, ты тоже, между нами, как связующее звено, оживший мертвец. Все логично. Ты начал черпать силы везде, где только мог. Блэк для этой цели не подходил, и твоя магия оперлась на того, кто больше подходил для требуемой цели. Так случилось, что наиболее подходящими кандидатурами оказались я и Волдеморт. Никогда не думал, что окажусь в такой компании, спасая тебя. Вот уж неисповедимы пути мертвецов. Снейп замолчал, словно заинтригованный иронией судьбы. Гарри тоже не знал, что сказать на такое заявление. Не придумав ничего, он медленно встал и поплелся на свою кровать. Откинувшись на подушки, юноша облегченно вздохнул. Усталость снова накатила на него. Положив очки на тумбочку, он прошептал Снейпу: «Спокойной ночи!», — и тут же уснул без сновидений.