спасибо

Остин сажает меня в машину, пообещав, что сегодняшний день мне точно понравится. Через полчаса езды мы останавливаемся на обочине загородной дороги, там же стоит ещё десяток машин. Что они здесь все нашли, я не понимаю - обычный лес вокруг дороги, точно такой же как и пять километров назад или вперёд. Отличие было только в том, что здесь от трассы отходила довольно широкая тропинка, конец которой скрывался между деревьями.

- Идём, - Остин берет меня за руку, во второй он прячет что-то, что достал из багажника, пока я изучала дорожку. По мере того, как мы уходим от трассы, шум дороги стихает, зато появляется новый - детские визги и смех, окрики взрослых. - Знаешь что это? - Остин вытаскивает из за спины санки, достаточно большие, чтобы там поместиться самому, и зачем он нес их в руках? Я киваю, а затем мотаю головой. Он вопросительно поднимает брови.

- Что это, я знаю, а вот как называется - нет.

- It is a sledge, - улыбается мужчина. Он предлагает мне дальше поехать на них, но я отказываюсь - хочется передвигаться на своих двоих, я и так неделю провела почти не вставая с кровати. Через пять минут мы стоим на достаточно большом холме, который используют как большую снежную горку. - Веришь мне? - Остин сел в санки и теперь протягивает мне руку. Я киваю и тут же оказываюсь у него на коленях. Мужчина отталкивается ногами и наш спуск начинается.

Я и забыла это ощущение - в лицо дует ветер и летит снег, из-за чего ты видишь только пару метров перед собой, а санки все продолжают набирать скорость, появляется чувство полета и свободы. Нас подбрасывает в воздух, когда сани сходят с намеченного маршрута, теперь первоочередной задачей является сохранение своего тела в нашем транспорте, но это получается у нас ужасно, а потому мы летим в пушистый снег. Я переворачиваюсь на спину, стираю с лица капли, оставшиеся от снежинок, и впервые за все время нахождения в этом теле искренне смеюсь, кажется вместе со смехом выходит и напряжение, что копилось все эти дни, пока я находилась в чужом и непонятном для меня мире. Остин, который вначале выглядел обеспокоенным из-за нашего падения, теперь тоже улыбается. Он зачерпывает немного снега и кидает в меня, а я даже не пытаюсь увернуться, поэтому лицо мое снова залепленно снегом, а я продолжаю задорно хохотать, потому что мне кажется, что теперь все будет проще и легче, теперь все будет хорошо.

На горке мы проводим часа полтора, после чего мокрые, уставшие, но довольные забираемся в машину и едем домой к мужчине, правда саму дорогу я уже не помню, потому что почти сразу же засыпаю, чтобы проснуться на широкой кровати, укутанной в одеяло и увидеть рядом с собой спящего Остина. Да, видимо его наши активные развлечения тоже утомили. Он спит, укрытый теплым пледом, а в руках у него книга по детской психологии, которую он, видимо, читал, прежде чем уснуть. Я выбираюсь из-под одеяла и ежусь, потому что оказываюсь в одних трусах - видимо Остин снял с меня всю мокрую одежду, чтобы высушить ее. Мужчину я перестала стесняться ещё в больнице - сложно стесняться того, кто каждый вечер моет тебя - но и ходить по его дому в одном нижнем белье я не готова. Своих вещей я не вижу, зато на спинке кресла висит синяя мужская футболка, которую я и надеваю, и которая выглядит на мне как платье в пол, ну и ладно, так в любом случае лучше, чем голышом. Подобрав "подол" футболки, я иду на поиски уборной, которая находится довольно быстро, а на обратном пути, не удерживаюсь от любопытства и заглядываю в гостиную. Здесь довольно мило и даже уютно, но внимание мое привлекает две яркие книги на кофейном столике. Одна из них мне отлично знакома - это тот самый "самоучитель", подаренный мне в больнице, где я его и оставила, сказав Остину, что мой кузен обязательно порвет его. Я беру в руки вторую и тут же кладу на место, потому что из нее выпадает сложенный листок. Развернув его, я улыбаюсь, потому что на нём оказываются выписаны темы и отмечены страницы, которые соответствуют этим темам в книге - Остин готовился к занятиям со мной, и это очень приятно. Захватив с собой свой самоучитель, я направляюсь обратно в спальню, потому что мужчина наверняка начнет волноваться, если не обнаружит меня рядом, когда проснется. Забравшись в кресло, я пробегаю глазами по выученным словам и правилам, убеждаясь, что ничего не забыла и приступаю к изучению нового.

Есть такое понятие, как свободное время, то есть время, когда у тебя ничего не запланировано и ты можешь делать все, что придет в голову. В моей жизни его никогда не было: сначала был детский сад и тренировки, потом школа и тренировки, универ и тренировки, а затем и работа с, угадайте чем - тренировками. К чему я все это? Просто в школе требовали делать, бессмысленную в большинстве своем, домашку, а делать ее дома я физически не успевала, поэтому она делалась там, где на это было время - метро, школьные перемены, раздевалка. А во всех перечисленных местах весьма шумно, поэтому у меня и выработался навык отключаться от внешнего мира в тот момент, когда я учусь. Конечно, я могу сосредотачиваться на учебе лишь частично, не выпадая из реальности, потому как в метро, например, это было бы весьма опасно, но тогда и знания сохраняются тоже выборочно, как известно, куда внимание - туда и результат, а сейчас результат мне нужен стопроцентный, поэтому и в учебник я ушла с головой, ведь в доме Остина мне ничего не грозит: пожары, потопы и падающие метеориты в расчет не беру - весьма маловероятные события, да и будь я при этом сосредоточена на них - это бы мало мне помогло.

- Давно ты не спишь? - Вырывает меня в реальность охрипший после сна голос Остина. Я пожимаю плечами, я не следила за временем. - Нашел книжки? - мужчина улыбается, и я понимаю, что он, в отличие от Дурслей, не сердится на меня за то, что я без его разрешения хожу по дому, хотя мог бы. - Я купил еще одну, так что теперь тебе не удастся отлынивать от занятий, - он грозит мне указательным пальцем и хмурит брови, но глаза его смеются, ведь он прекрасно знает, что я как губка впитываю все то, чему он меня учит. - Ты голоден? - Я пожимаю плечами, я вообще заметила, что когда день разнообразен в эмоциональном плане, мне и есть то особо не хочется, а сегоднящний был одним из таких. Остин садится на кровати и протягивает ко мне руки, - Ри, подойди пожалуйста ко мне, - он все еще улыбается, но я вижу как вместо веселых искорок в глазах появляется сосредоточенность, я аккуратно вылезаю из кресла, чтобы не запутаться в длиннющей футболке и подхожу к нему, мужчина кладет мне на плечи руки и смотрит прямо в глаза, - тебе надо лучше питаться, малыш, я знаю, что ты не хочешь этого и не понимаешь, зачем это нужно, но делай это потому что я прошу тебя, ладно? - Я отлично это понимаю и даже знаю, почему есть такая необходимость, вот только выполнить этого не могу в силу своего возраста, но этого я ему, естественно, не говорю, лишь пытаюсь сделать так, чтобы на лице не проявились сейчас ненужные эмоции, и это у меня выходит, вот только плечо дергается, и это выдает мое напряжение с головой. Остин - необычный мужчина, хотя бы тем, что он очень проницательный и наблюдательный, вот и сейчас, он все понимает правильно - догадывается, что напрягает меня не нежелание выполнять его просьбу, а невозможность этого. Я отворачиваюсь от него, чтобы уйти в безопасное кресло и спрятаться за книгой, потому что обсуждать с ним этот вопрос у меня нет моральных сил, но мне непозволяют этого - Остин осторожно, но настойчиво тянет меня к себе и стягивает с меня футболку, что не составляет особого труда, так как при моем телосложении и ее размере я, в принципе, могу и в рукав влезть, что тут говорить о горловине. - Ты похудел, Ри, причем достаточно сильно, а ведь прошло всего полторы недели. - Что я могу ему ответить? Я старалась питаться регулярно и хоть как-то разнообразить свой рацион, но это весьма проблематично при таких исходных данных, что заложены в доме номер четыре. Я молчу, а мужчина, закутав меня в мягкий плед сажает к себе на колени, - скажи мне, Ри, я чем-то обидел тебя?

- Нет, - я поворачиваюсь к нему лицом. Исходя из чего он вообще сделал такой странный вывод?

- Может сделал тебе больно?

- Нет, - к чему он ведет?

- Может я ненароком обманул тебя? - Я качаю головой, всматриваясь в его глаза, но понять по ним могу только то, что сейчас он расстроен, - тогда чем я заслужил твое недоверие, малыш?

- Я верю тебе, - я отворачиваюсь от мужчины и откидываюсь назад, упираясь затылком в его солнечное сплетения, чувствуя, как теплые руки обвивают мои плечи и крепко прижимают меня к себе.

- Тогда расскажи мне, - мягко просит он.

- Тебе не понравится и будет только хуже. - Я не могу ему врать, да и не хочу.

- Почему ты так думаешь?

- Ты же хочешь узнать почему я такой худой? Потому что меня плохо кормят, очень плохо. Но ты же ничего не можешь сделать, можешь только пойти и поговорить с ними, но люди не любят, когда им указывают, а потому все станет только хуже. - Почему я рассказываю ему это? Потому что за ту неделю, что провела с ним в больнице немного узнала его, и сейчас могу с увереностью утверждать две вещи: первое - он не отстанет, пока не узнает то, что хочет, а второе - после моего уверения, что станет хуже, он не пойдет разговаривать с Дурслями.

- Почему ты думаешь, что будет хуже, а не лучше?

- Проверял. - Как? Петунья взяла нас с Дадли в магазин за продуктами, потому что оставлять дома пятилетнего ребенка одного, даже эти люди не будут, а там пока Петунья расчитывалась на кассе, а Дадли орал, что ему жизненно необходим рыжий леденец, я стояла в сторонке с сумкой, в которой лежали ранее купленные фрукты, а мимо меня проходила девушка, у который в пакете с продуктами была дырка, которая росла с каждым шагом в геометрической прогрессии, о чем я ей и сообщила. Девушка меня поблагодарила и отправилась на кассу, на мое несчастье на ту же, где рассчитывалась Петунья, за новым пакетом. Пока одна перекладывала все в другой пакет, вторая успела рассчитаться и, окликнув меня вручить мне сумку с хлебом. Было тяжело, но терпимо, но девушка этого не оценила и решила, видимо в благодарность за спасенные от встречи с полом продукты, мне помочь. Она заявила Петунье, что таким милым маленьким мальчикам нельзя таскать такие тяжести, миссис Дурсль тут же отняла у меня пакеты и мило попрощалась с девушкой. Надо ли говорить, что когда мы зашли за угол мне вручили их обратно, да еще и с довеском в виде двух других?

- Иногда мне кажется, что тебе не пять, а гораздо больше, - задумчиво говорит мужчина, а затем целует меня в макушку, - Сейчас я придумаю, во что тебя одеть, и мы пойдем готовить обед, поэтому давай думай, что хочешь съесть, - Остин сажает меня на кровать и идет к платяному шкафу, в котором роется пару минут, но потом сдается. Я вылезаю из кокона, в которое превратилось одеяло и снова натягиваю его футболку, беру мужчину за руку и тяну в сторону двери.

- Хочу грибной суп, - я смотрю на его растерянное лицо и в который раз за день смеюсь. - Ты говорил мне, что любишь грибы и они всегда есть у тебя дома. Хочу из них суп.

Пока Остин готовит суп, я старательно нарезаю помидоры ножом, который с боем отобрала у упрямого мужчины, перед этим уверив его, что уже не раз помогала тете с таким нелегким делом, как нарезка овощей. Остин не спускает с меня глаз, борясь с желание отобрать у меня нож и сделать все самому. О моей худобе мы больше не говорим, но я точно знаю, что мужчина этот вопрос просто так не оставит. Рада ли я этому? Не знаю. Приятна ли мне его забота? Еще как.

После обеда мы идем в гостиную, где я рассказываю ему все, что успела выучить, пока он спал и мы приступаем к новому материалу. Вечер подкрадывается незаметно для меня, но весьма ожидаемо для Остина, потому что пока я учу новые слова, он, оказывается, готовит нам ужин, которым кормит меня так, будто я больше вообще никогда есть не буду, после чего отвозит на Тисовую, пообещав, что приедет через три восхода солнца. Мне не хочется с ним расставаться, поэтому я, глядя на затянутое тучами небо, спрашиваю его, что делать, если солнце не видно, а он улыбается и говорит, что мы не всегда способны разглядеть то, что для нас делают другие. Пока я думаю над этим он договаривается с Петуньей о своем следующем визите и уезжает, поцеловав меня в лоб.

Скучно, уныло и однообразно - вот, что бы я ответила вам, если бы вы спросили меня, как я провела эти три дня, потому что они ничем не отличались от тех, что были до этого. Меня спасало лишь то, что солнце действительно вставало по утрам, хоть и не показывалось на глаза.

Остин приезжает на Тисовую к одиннадцати, когда Вернон уже уехал на работу, а Дадли отвезли в гости к какому-то его другу, я же сижу в унынии в чулане и со скуки считаю воображаемых слоников, которые скачут друг за другом и которых я насчитала уже две тысячи триста сорок семь. Мужчина крепко обнимает меня, дает мне в руки полюбившийся самоучитель и зеленое яблоко и просит немного подождать, пока он побеседует с тетей. Я сижу на ступенях, грызу яблоко - кислое, как я люблю - и по книжке повторяю пройденное. Разговаривают они довольно долго, потому что мое яблоко кончилось и повторять больше нечего. Ну ладно - будем изучать новое. Но решить - это одно, а сделать - совсем другое. Мне всегда легко давался новый материал, но только с поправкой на то, что я хочу его усвоить, сейчас же я хочу другого - узнать, о чем так долго беседуют те двое, поэтому вместо того, чтобы выучить жалкие пять слов, что находятся на странице, я постоянно поглядываю на дверь.

Наконец мое мучение оканчивается - они выходят из гостиной. Остин расслаблен и, кажется, доволен, хотя когда приехал был довольно сильно напряжен, а вот Петунья задумчива и немного рассеяна, что весьма странно для этой особы. О чем же они говорили?

- Поехали, Ри, у нас еще много дел, - Остин забирает у меня книгу и ждет пока я оденусь. - Спасибо, миссис Дурсль, я рад, что мы с вами смогли договориться, - Остин - сама почтительность, а я уже сгораю от любопытства. Однако, когда мы оказываемся вдвоем, мужчина теряет все свое довольство, а вместе с ним и уверенность - движения становятся рваными и нервными, а на лбу появляется глубокая морщинка от сведенных бровей. Мы едем в тишине, в тишине же заходим в дом и раздеваемся. Остин находится где-то в себе, а когда он ставит вариться картошку он больше похож на робота, автоматически выполняющего свою работу, чем на человека. У него что-то произошло, из-за меня или нет - неважно, я все равно этого не узнаю, если он сам не расскажет, а он, скорее всего, не расскажет, важно то, что сейчас ему нужно побыть одному, а не возиться со мной. Я выключаю картошку, про которую он, кажется, забыл, ибо уже полчаса сидит уставившись в одну точку и не подает признаков жизни, и иду одеваться. С комбинезоном я справляюсь быстро, а вот застегнуть сапоги непослушными пальцами оказывается непросто, но выполнимо. Я подхожу к мужчине и тяну его за руку.

- Поехали.

- Куда? - Он смотрит на меня расфокусированным взглядом.

- Отвезешь меня домой, тебе же сейчас не до меня, приедешь потом, когда появится время, или... - а вот тут в горле появляется ком, но с ним я быстро справляюсь, - ... не приедешь, если не захочешь. - Я отворачиваюсь и иду к входной двери, чтобы он не увидел слез, которые появились на глазах, когда я подумала, что сейчас вероятность того, что я потеряю человека, к которому привязалась за это время, и которому сейчас единственному не наплевать на меня, очень велика. С тех пор как мы приехали, он не переоделся, а потому ему нужно только накинуть куртку, так что я тянусь к ручке, чтобы нажать на нее, но не успеваю, потому что Остин тянет меня обратно.

- Прости меня, - он расстегивает мои ботинки и комбинезон и выуживает меня из него, - прости, малыш, просто я договорился с твоей тетей, а теперь думаю, не будешь ли ты против, да еще и... Не важно, это я решу сам, - То что они с Петуньей о чем-то договорились я поняла давно, только вот о чем? - Нам нужно с тобой поговорить, Ри, но сначала я тебя накор... Черт, картошка! - Он кидается к плите и нахмурившись смотрит на выключенную конфорку, затем открывает крышку и протыкает картошку ножом, теперь на его лице написано удивление, которое он и демонстрирует, повернувшись ко мне, и которое увеличивается, когда он натыкается на мои смеющиеся глаза и широкую улыбку. - Ты выключил картошку?

- Она бы разваливалась, если бы варилась дольше, - я подхожу к обеденному столу и забираюсь на стул.

- Ты не перестаешь меня удивлять.

Едим мы в молчании и напряжении от предстоящего разговора, а когда тарелки оказываются пусты, перебираемся в гостиную.

- Я попросил твою тетю, чтобы она разрешила мне забирать тебя каждое утро и возвращать только вечером, иногда оставлять ночевать тут, - он вопросительно смотрит на меня, а я чувствую, как за спиной вырастают крылья, на которых я и лечу к нему, чтобы обнять за шею, бесцеремонно забравшись на колени, - это да? - Я целую его в щеку и шепчу "да". Мы долго сидим обнявшись, прежде чем мужчина продолжает говорить, - я работаю пять дней в неделю, поэтому почти все время мы будем у меня на работе, я уже обо всем договорился с Кэти и Милли - еще одной медсестрой, я вас познакомлю - они будут с тобой, когда я не смогу. Я травматолог, а травмы - это не заразно, поэтому ты вряд ли заболеешь, а еще там будут дети, с которыми ты сможешь играть, - я скептически смотрю на него: если Кэти я еще смогу потерпеть, то играть с детьми я точно не намерена, и не потому что я не люблю их, а потому что с ними я не смогу быть ни ребенком, ибо помню свою "прошлую жизнь", ни взрослым, потому что мне "пять", а подвешенное состояние я примерять на себя не хочу, - еще там будут книги, - добавляет Остин и качает головой, когда на моем лице появляется улыбка. - Еда тебе там вроде тоже понравилась? - Я киваю, а он встает и зачем-то несет меня на второй этаж.

- Куда мы?

- Послеобеденный сон еще никто не отменял, Ри.