спасибо

Вы когда-нибудь наблюдали за маленькими детьми? Им никогда не скучно, они всегда найдут чем себя развлечь, для них все ново и интересно. А вот я давно разучилась придумывать игры из ничего и мне уже скучно просто сидеть на кровати, подтянув ноги, только потому, что на полу плещется лава, в которую нельзя наступить, иначе сгоришь или, что страшнее, проиграешь.

Я не знаю, сколько нахожусь в чулане: я успела осмотреться и понять, что у изголовья кровати висят полки, на которых стоит несколько коробок. В коробках старые вещи Дадли, нет, они не заношенные, просто рваные или испачканные в чем-то таком, что не отстирывается. Судя по книгам Роулинг, это сомнительное богатство теперь принадлежит мне. За коробками спрятаны пять солдатиков-калек: у кого-то сломана нога или рука, кому-то не повезло остаться без головы. Больше здесь ничего нет. Ах да, ещё на полу около двери стоит стакан воды, который я только чудом не уронила, когда "заходила" сюда, и здесь есть верёвочка, подергав за которую можно получить тусклый свет. А ещё тут действительно много пыли, а в верхнем углу живёт семейство пауков. Я лежу на кровати и думаю, что когда мое новоявленное семейство ляжет спать, я пойду на поиски еды и тряпки, потому что это безобразие нужно убирать. Незаметно для себя я засыпаю, что впрочем неудивительно, если вспомнить предыдущую ночь и мое состояние после нее.

Когда я просыпаюсь, в доме все ещё слышны голоса, но уже не моих родственников, а телевизора, значит вылазку за продуктами придется отложить, но волнует меня совсем не это. Последний раз в уборной я была сегодня с утра, а сейчас, мне кажется, уже вечер. Я тихо слезаю с кровати и приоткрываю дверь. Из ближайшей комнаты доносится смех Дадли и воркование Петуньи, смешанное с голосом диктора, рассказывающего, что завтра будет похолодание. Дверь не скрипит, меня не услышат, это хорошо, а вот где тут туалет я не знаю, и это плохо. Я полагаю, он на первом этаже, по крайней мере, это было бы логично - не гонять же гостей на второй, чтобы "помыть ручки". Я на цыпочках иду в противоположную от гостиной, как я думаю, сторону. Вот и первая дверь. Аккуратно открываю - гардеробная, что ж, логично, ведь рядом входная дверь. Неизвестной остается только одна, я медленно нажимаю на ручку и на лице расползается улыбка - нашла. Я захожу и бесшумно закрываю дверь, надеясь, что мне повезет и никто из этого семейства не захочет посетить туалетную комнату. Не повезло, понимаю я, открывая дверь и утыкаясь глазами в необъятный живот. Ну почему Вернон решил прийти сюда именно сейчас? Я запрокидываю голову, чтобы увидеть его лицо. Лучше бы я этого не делала: колючий взгляд, в котором читается какое-то злобное удовлетворение.

- Что ты тут делаешь? - Шипит он сквозь зубы, хватая меня за плечо. Больно, наверняка останется синяк. - Я спросил тебя, почему ты не в своей комнате? - Кажется дядя не оценил моего молчания, потому что его голос переходит на крик, а из гостиной выглядывает тетя. Я продолжаю молчать. А что мне ему ответить, что я была в туалете? По-моему, это и так очевидно, да и спрашивает он меня явно о том, почему я без его ведома покинула чулан и, судя по всему, моя причина не покажется ему удовлетворительной. Не дождавшись от меня никакой реакции, меня тащут в гостиную, где с недовольным лицом сидит тетя и с предвкушающим - Дадли, и я слушаю длиннющий монолог от Петуньи. Спасибо Остину и без конца болтающей Кэти с теми мамочками, благодаря им я понимаю уже процентов семьдесят из сказанного. Ту часть, что я никчемный мальчишка можно опустить - она не несет никакой практической ценности, к концу этой пламенной речи я узнаю только одно - выходить из чулана без разрешения мне нельзя. Как быть, когда я хочу в туалет, я не спрашиваю, потому что ответ на этот вопрос уже прозвучал: "Мы сами решим, когда ты можешь ходить в туалет, потерпишь - ничего с тобой не сделается!" После того, как тетя выговорилась, а ее сын вдоволь насмеялся, Вернон отводит меня в чулан.

Я лежу на кровати и смотрю как паучок суетливо бегает по своей паутине. Когда я лежала в больнице, я решила, что не буду строить свое мнение о людях, которых не знаю. Для меня странно то обращение с Поттером, что описывалось в книге. Как вообще можно так относится к человеку, тем более ребенку. Он ведь даже не понимает за что его наказывают, он просто хочет быть рядом с вами, потому что он маленький и слабый, а вы большой и сильный, он просто хочет, чтобы его любили. Мне не хотелось верить, что с Гарри так обращаются, и не потому что теперь этим "Гарри" буду я, мне все-таки уже двадцать и свою порцию любви я уже получила, так что мне безразлично, как относятся ко мне эти люди, хотя было бы проще, если бы они были терпимее, но и с такой открытой враждебностью в свой адрес я вполне могу нормально жить. Нужно будет просто продумать вопрос с первичными потребностями. А вот если бы мне было пять, я бы наверняка сейчас ревела в подушку от обиды и непонимания, ведь маленьким детям очень важно знать, что мир, в который они пришли, их любит и ценит, что они ему нужны и интересны, а этим миром для малыша является тот взрослый, который рядом с ним.

Кажется проходит целая вечность, прежде чем в доме все стихает, я выскальзываю в коридор и иду в гостиную, являющуюся и столовой, откуда можно попасть на кухню. Найти холодильник не составляет труда, тем более что через большое окно с улицы падает свет от фонаря. Пара огурцов, пара яблок и полбуханки хлеба, думаю на завтра мне этого хватит. Теперь нужно найти бутылку и набрать туда воды, ибо пить из того стакана я не собираюсь. Бутылка находится быстро, как и тряпка, которую я тоже беру с собой - чихать от пыли я сегодня уже устала. Все это добро я уношу в два захода, все-таки ручки маленькие. Бутылка, с набранной туда водой отправляется под матрас к стене, яблоки и огурцы, завернутые в салфетки, так как пакетов я не нашла, отправляется следом, а вот хлеб в полиэтиленовом пакете находит свое прибежище на нижней полке в дальнем углу, куда даже не достает свет от лампочки. Если будут искать, несомненно найдут, но что будут, я сомневаюсь, у них в холодильнике столько еды, будто здесь живет не маленькая семья, а взвод солдат, так что пропажу они не заметят. Распихав свои припасы, я забираюсь под одеяло - спать хочется жутко. Об остальном я подумаю завтра. Будет день - будет пища, а она теперь у меня точно будет, я об этом позаботилась.

- Вставай, хватит спать! - В дверь с силой стучат кулаком, - через пять минут будет завтрак, опоздаешь, останешься голодным! - Шаги стихают, а я заспанно осматриваюсь, пытаясь понять почему я не в своей палате, понимание приходит быстро, захватив с собой и удивление. Меня что, все-таки кормят в этом доме? А вчера что было, разгрузочный день? Или я ем только по нечетным числам? Ладно, поживем - узнаем, а сейчас лучше не искушать судьбу. Я натягиваю на себя бежевую футболку, в которой поместилось бы еще трое таких как я, и надеваю в тон ей спортивные штаны, в которых переделана резинка по моему размеру, хорошо. Через три минуты я стою в дверях гостиной, не решаясь войти.

- Ты умылся? - Женщина нависает надо мной, а я закусываю нижнюю губу - жест автоматический, но в моем случае это не признак неуверенности, а признак того, что сейчас с моего языка грозит сорваться колкость в адрес собеседника. - Живо в ванную - умываться и чистить зубы. - Она разворачивается к плите, а я иду искать ванную, которая находится на втором этаже в конце коридора. Узнать свою щетку не составляет труда, как и найти пасту, которой мне разрешено пользоваться - они не стоят в стаканчике как все остальные, а сиротливо лежат рядом. Ладно, мы не гордые, спасибо и на том. Умывшись я спускаюсь обратно, замечая, что кроме меня и Петуньи никто больше не встал.

- Твой завтрак, - она ставит тарелку на столешницу рядом с плитой и пододвигает туда табуретку. Я, конечно, не рассчитывала, что меня посадят есть вместе со всеми, но... Рядом со мной стоит открытый пакет с мукой, а чуть левее женщина месит тесто, справа от меня на плите что-то варится, а я стою коленями на табуретке, потому что иначе не достаю. Наверное это карма, потому что передо мной стоит блюдо, которое я избегала целую неделю - porridge - но на этот раз я ем ее с аппетитом. А что? Голод - не тетка, хотя и эта особа вряд ли поделится со мной пирожками.*

После завтрака мне напоминают, что мое место под лестницей, однако это меня не огорчает - меня накормили, если так пойдет и дальше, то по ночам можно будет спать, а не таскать еду. Оказавшись в чулане, я берусь за тряпку и неспеша стираю всю пыль, которую стряхиваю в припасенную салфетку, затем мочу тряпицу водой из бутылки и протираю все поверхности снова. Хорошо, теперь здесь можно дышать, осталось только разобраться с пауками. Кажется они чувствуют, что я собираюсь их выселять, потому что перестают копошиться и замирают. Нет, братцы, здесь я собираюсь жить в одиночестве. Вопрос куда их деть решился сам собой, когда я вытирала пыль под кроватью - там валялась маленькая пустая коробочка. Поймать и посадить туда всех найденных восьминожек оказывается не просто, но за отсутствием альтернативы, хоть какое-то развлечение. Заняться больше нечем, поэтому я лежу на кровати, пытаясь вспомнить все выученные слова, которых за неделю оказалось немало, но и они кончаются. Все ступени, которые заменяют мне потолок, посчитаны, как и трещинки на двери, смотреть, как бегают беспокойные паучки, теперь невозможно за неимением оных, а больше занятий я придумать себе не могу. Я по второму кругу начинаю повторять слова, затем по третьему, а потому, когда тетя писклявым голосом зовёт меня помогать ей готовить обед, я даже счастлива, потому что сидеть без дела второй день подряд очень утомительно. Мне поручают нарезать огурцы для салата. Что может быть проще, спросите вы, я тоже так думала, пока не поняла, что навык есть в голове, но не в теле. Я улыбаюсь, кажется я знаю чем занять себя, когда меня снова запрут в каморке. А пока нарезка огурца превращается в целое испытание, потому что нож большой и тяжёлый. Когда я справляюсь с этим враждебно настроенным овощем, тетя уже заправляет почти готовый салат. Она забирает у меня доску с нарезанными огурцами и высыпает их в салатницу, после чего снова ставит ее передо мной, дает другой нож и кусок сыра, велев нарезать его тоненькими пластиночками. Это что, новый уровень? Сыр мягкий и я скорее давлю его, чем режу. Получается из рук вон плохо, но тетя ничего не говорит, что ж и на том спасибо. Моя "помощь" больше не нужна, а потому меня отправляют в ванную, вручив махровое полотенце и сказав, что таких грязнуль за столом не потерпят, а я снова улыбаюсь, кажется у меня будет полноценный душ.

На обед я спускаюсь в отличном настроении - теплая вода и душистое мыло сделали свое дело. Сажают меня все на ту же табуретку и за ту же столешницу, а обед мой состоит из салата, бутерброда с маслом и маленького кусочка куриного филе, который я с чистой совестью засовываю обратно в кастрюльку.

- Доешь, пойдешь прибирать у Дадли в комнате, - сообщает мне тетя, когда я доедаю свой бутерброд. Я киваю - интересно, что еще выполнял по дому маленький Гарри?

Уборка у Дадли занимает полчаса, потому как убрать нужно только игрушки, да сложить разбросанные вещи, а затем меня снова ждет чулан. За время, проведенное в этом теле, я уже привыкла к послеобеденному сну, а потому, оказавшись в каморке, быстро засыпаю.

Я не знаю во сколько просыпаюсь, знаю только, что идея пришедшая ко мне в голову во время готовки обеда не воплотится в реальность. Когда я поняла, что многих навыков у меня теперь нет, я подумала, что то время, что я провожу в чулане, я вполне могу занять письмом, ведь писать я теперь тоже не умею, но здесь настолько плохое освещение, что я скорее посажу зрение, чем научусь писать, а потому я смотрю на дверь с надеждой, что тетка позовет меня помогать ей готовить, но она не зовет. Ужинаю я за той же столешницей, где обедала и завтракала, из чего делаю вывод, что это мое постоянное место приема пищи, затем мне разрешают посетить ванную и почистить зубы, после чего я отправляюсь спать.

Если делить людей на сов и жаворонков, то я без сомнений отнесу себя ко вторым. Мне всегда нравилось вставать рано утром, когда все еще спят. Так тихо и спокойно, не нужно никуда спешить, и кажется, что весь мир открыт перед тобой, делай, что пожелаешь - все обязательно получится. Сегодняшний день в отличии от вчерашнего не был исключением, а потому я уже два часа сидела на кухне старательно выводя буквы на бумаге, которой в гостиной было с избытком, как и карандашей - видимо Дадли любил рисовать, когда услышала как открылась дверь в спальне на втором этаже и кто-то прошествовал в ванную. Сложив исписанные листы и вернув на место карандаш, я пошла в свой чулан, чтобы через десять минут услышать громкий стук в дверь, возвещающий о том, что мне пора вставать.

Этот день полностью повторял предыдущий, с поправкой на то, что Дадли разлил тарелку супа, когда забегал на кухню, а обвинили в этом меня, за что я лишилась еды и получила ссылку в чулан. На следующее утро, когда я завтракала тетя сообщила мне о том, что звонил "тот доктор из больницы" и сказал, что не сможет забрать меня на этой неделе и пообещал позвонить в понедельник. Я лишь вздыхаю, сегодня среда. Остин действительно звонит в понедельник, договариваясь с тетей, что на весь вторник заберет меня к себе, а я с облегченьем выдыхаю: за эти пять дней я узнала, что проступки Дадли, приписываемые мне, или мои собственные пропорциональны тому времени, на которое меня запирают в чулане и оставляют без еды, уверилась, что не зря в моей коморке припрятана еда, ибо за это время меня наказывали еще дважды, совершила еще одну ночную вылазку за едой и водой, а еще начала впадать в депрессию.

- Привет, Ри! Поехали? - Я заканчивала завтракать, когда позвонили в дверь. Петунья же, позвав меня, пошла доделывать завтрак своим мужчинам, кинув мне напоследок, что если я опоздаю на ужин, то останусь голодным. Останусь голодной? Какая разница, если Остин обнимает меня и просит прощение за то, что не смог приехать раньше.