2.3 Голос
— Значит, поезд, — начал Снейп тихим голосом. — Недостаточно хорош для знаменитого Гарри Поттера и его бессменного друга Драко Малфоя. Решили явиться с помпой, да?
— Нет, сэр, — сухо произнес Гарри, настойчиво смотря в глаза преподавателю, который словно хотел прожечь дырку во лбу мальчика.
Неожиданно в окно начали гулко стучаться сразу две птицы: одна — та, что несла письмо мальчиков, а второй была белоснежная сипуха с роскошным оперением.
Быстрыми, резкими движениями Снейп подлетел к окну, распахивая створки. Совы, немного покружив над головами присутствующих, сбросили письма на преподавательский стол, что был завален исписанными пергаментами.
Первым, как и ожидалось, профессор начал читать письмо, что пришло с семейным филином Малфоев. Лицо с каждой прочитанной строчкой становилось все задумчивее, а брови хмурились все сильнее.
— Что ж, это многое объясняет, — наконец подал голос Снейп. — Вопрос лишь в том, почему вы не дождались мистера Малфоя и не оповестили его о произошедшем?
— Мы думали, — подал голос до этого молчавший Драко, что все еще стоял глядя в пол, а щеки приобрели пунцовый оттенок стыда. — Что раз мы не можем зайти, то родители не могут выйти, — глухо пробормотал он.
— Они думали, — презрительно передразнил Снейп, но после задумчиво кивнул каким-то своим мыслям. Искривленное от злости лицо начало разглаживаться, приобретая обычный строгий и непроницательный вид.
Мужчина открыл второй конверт. Глаза пробегались по строкам с нечитаемым выражением лица.
— Лорд Малфой обеспокоен тем, что его сын вместе со своим другом так и не явились на платформу. Более того, он в бешенстве от того, что никто не сообщил ему, куда исчезли дети, что находятся на его попечении.
Драко побелел, став похожим на полотно. Гарри чертыхнулся про себя, думая, что надо было оставить записку чете Малфоев.
— Я сообщу им о произошедшем, — вкрадчиво говорил профессор. — Но не обещаю, что это спасет тебя, Драко, от их гнева, — Снейп взмахнул рукой по направлению к двери, отчего черная, словно ночь, мантия всколыхнулась в воздухе, — Я провожу вас до Большого зала.
***
Гарри молчаливо и неохотно жевал наложенную на тарелку курицу. Комок сомнений из-за содеянного все еще сжимал желудок и оседал где-то в горле, сдавливая и не давая спокойно есть.
Мальчик раздраженно слушал краем уха, как, воспрявший духом, Малфой рассказывает всему столу Слизерина об их приключениях, горделиво выпятив грудь.
В его приукрашенной версии событий Гарри и Драко пришлось убегать от полчища министерских работников, едва не погибнув.
Гарри мог бы возразить, но это бы выставило Малфоя лжецом, а мальчику еще было нужно его влияние, которое могло пригодиться в будущем. К тому же, мысли Гарри занимал профессор Снейп.
В начале прошлого года тот явно невзлюбил мальчика, но когда Гарри, тихий, как мышь, беспрестанно начал показывать познания не только в зельеварении, но и в других дисциплинах, принося Слизерину колоссальное количество очков, профессор будто бы смягчился по отношению к Гарри.
Нет, он все еще не был любимым учеником, его не особо-то и выделяли, но мальчика перестали едко подкалывать или пытаться унизить интеллектуальные способности на уроках зельев.
А теперь Снейп, даже не вызвав директора и профессора Макгонагалл, замял их проступок, не лишив ни одного балла факультета и не назначив наказание.
Гарри понимал, что, скорее всего, все сложилось так из-за Драко, чья семья была дружна с профессором, но, несмотря на это, мальчик был по-своему благодарен Снейпу.
***
Весь следующий день Гарри было не до размышлений.
Волшебный потолок в Большом зале был затянут серыми тучами. Это была любимая погода мальчика. Четыре обеденных стола, как полагается, были уставлены мисками с овсяной кашей, тарелками с копченой селедкой, тостами, блюдами с яичницей и жареным беконом.
Гарри уселся за свой стол, уткнувшись в книгу «Встречи с вампирами» — одну из тех, что дали Малфои из своей библиотеки. Не успел мальчик притронуться к тарелке с кашей, как над головой зашумели крылья влетевших сов, их было около сотни. Они кружи по залу, протяжно кричали, отчего Гарри отдало болью в виски, и роняли письма нужным адресатам.
Фамильная сова Малфоев, которую Гарри видел вчера, уселась на плечо уже успевшему побледнеть Драко. Мальчики переглянулись. Оба понимали, кто отправитель.
Малфой стал судорожно вскрывать конверт дрожащими от волнения пальцами.
Чем дальше он читал, тем сильнее сжимались губы, в конце концов превратившись в совсем тонкую линию. Гарри даже показалось, что на уголках глаз Драко собралась влага, которую он пытался скрыть нарочито небрежными движениями. Мальчик, дочитав, протянул письмо другу. Внутри было написано:
Драко Люциус Малфой, мы с твоей матерью до сих пор находимся в шоке от твоих действий.
Я уверен, что идея с камином была твоей инициативой, а не мистера Поттера.
Почему никто из вас не додумался подождать нас на вокзале или, в конце концов, оставить записку записку, чтобы мы с матерью не волновались?
Ты хоть представляешь, Драко, что случилось бы, если бы вас заметили незаконно проникшими в Министерство? Хоть понимаешь, какой удар бы это нанесло репутации нашей семьи?
Я разочарован, Драко.
Снизу пергамента красовалась фамильная печать Малфоев.
Гарри ощутил, как тошно стало внутри. Ему было все равно на чувства Драко, но мальчику было неприятно от того, какое впечатление он произвела на мистера и миссис Малфой. Гарри не хотелось выглядеть неразумным и импульсивным ребенком в их глазах.
Он отодвинул от себя тарелку с кашей. Есть больше не хотелось.
Углубляться в пространственные размышления о содеянном не было времени. Вдоль стола шел профессор Снейп, раздавая расписание. Когда он дошел до сидящих друг напротив друга Драко и Гарри, то задержал на них длительный взгляд своих холодных темных глаз.
Гарри в своем пергаменте прочел, что их класса два первых урока — трасология вместе с пуффендуйцами.
Гарри и Драко вышли из замка и, миновав огороды, поспешили к теплицам, где росли магические цветы и травы.
Подойдя к оранжерее, они увидели, что весь их класс стоял с левой стороны, а класс пуффендуйцев — с правой.
Тут же появилась и профессор Стебль — маленькая круглая ведунья в заплаканной шляпе и мантии цвета охры, что вечно была в засохшей земле с грядок.
— Здравствуйте, дети, — тепло улыбнулась преподавательница, которая всегда была жизнерадостна и приветлива. — Сегодня мы идем в оранжерею номер три.
Все толпившиеся ученики радостно загудели. В прошлом году они занимались только в теплице номер один, где содержались самые заурядные и безопасные растения.
Из теплицы, в которой они должны были заниматься сегодня, повеяло ароматом сырой земли, удобрений и цветов, что массивно свисали с потолка.
Профессор Стебль встала у длинного стола, заставленного горшками с растением, которое Гарри тут же узнал. Про мандрагоры он прочел в конце лета в учебнике «Магические цветы и травы: опасности, которые могут вас ожидать». Рядом с горшками лежали наушники-заглушки.
— Сегодня мы будем пересаживать мандрагоры, — сказала профессор. — Кто может рассказать о свойствах этого растения?
Гарри поднял руку первым. Он должен был доказать всем, что он лучше их. При этом мальчик пытался не перестараться, чтобы не выглядеть кичливым всезнайкой.
— Мандрагора или мандрагорум, — сильно действующее средство для восстановления здоровья, — отчеканил он. — Мандрагору используют, чтобы вернуть человеку, подвергшемуся внешнему влиянию, его изначальный облик.
— Отлично, десять баллов Слизерину, — сказала профессор Стебль. — Мандрагора является главной составляющей частью большинства существующих противоядий. Но и сама мандрагора небезопасна. Кто может сказать почему?
Гарри чуть помедлил, давая возможность другим высказаться. Но когда ничья ладонь так и не взметнулась в воздух, мальчик сам поднял ладонь вверх под презрительное закатывание глаз остальных учеников.
Гарри помнил, что ни на одном из факультетов настоящего дома у него не было. Как и не было друзей, а не полезных союзников, которыми можно было воспользоваться в будущем.
— Плач мандрагоры смертельно опасен для тех, кто его слышит, — сухо констатировал мальчик, не обращая внимания на реакцию остальных.
— Совершенно верно. Еще десять баллов Слизерину, — воскликнула женщина. — Перед вами саженцы мандрагоры, — взмахнула она рукой, указывая на горшки. — Поскольку у нас только саженцы, они не способны кого-либо убить, только оглушить на несколько часов. Чтобы защититься от этого, вам предоставлены специальные наушники. Надевайте!
Все начали надевать аксессуары, что лежали у их горшков.
Гарри неспешно и грациозно натянул на себя пару наушников. Тишина воцарилась полнейшая. Он заглянул внутрь горшка, чтобы поближе рассмотреть растение. Мандрагора выглядела, как торчащие из земли пучки лилово-зеленых листьев.
Профессор Стебль, надев розовые наушники и засучив рукава, ухватила одно растение и с силой дернула.
Вместо Корней из земли выскочил крошечный, испачканный землей, безобразный младенец. Листья росли у него прямо на макушке, кожа бледно-зеленая, вся испещренная разноцветными точками, и было очевидно, что он истошно кричит.
Гарри даже не дернулся, в отличие от других, при виде уродливого младенца. Почему-то, смотря на него, мальчик вспоминал скукоженную кожу Мейсона, когда тот бился в агонии, сгорая заживо.
Профессор Стебль взяла из-под стола горшок, что был заметно больше тех, в которых была мандрагора до этого, и посадила младенца внутрь, начиная быстрыми, ловкими движениями засыпать и утрамбовывать темную влажную землю. Затем она отряхнула руки от компоста и сделала ими взмах, призывая учеников действовать.
Все начали набивать горшки компостом, приготовленным из драконьего навоза, чтобы затем начать пересаживать мандрагоры. Те, будто бы не желая расставаться с уже насиженными местами и переезжать в горшок побольше, хватались кончиками Корней за свое старое место, корчились, брыкались, колотили острыми кулачками.
Гарри понадобилось целых десять минут, чтобы запихнуть в новый горшок особенно пухлую мандрагору. К концу урока он, как и все, несмотря на свои попытки оставаться чистым, был весь в грязи и поту, а руки болели с непривычки, ведь, как подумал мальчик, это было даже сложнее, чем работа в приютском саду на солнечном пекле.
На уроке трансфигурации, по мнению Гарри, все прошло ужасно. Несмотря на постоянное повторение теории летом, мальчику не хватило практики для того, чтобы превратить навозного жука в пуговицу. Его насекомое лишь потеряло лапки и стало более приплюснутым.
К концу урока только Блейзу Забини удалось сделать все идеально. Его жук превратился в красивую глянцевую пуговку черного цвета.
— Недостаточно... ты делаешь недостаточно... недостаточно... недостаточно... недостаточно... недостаточно, — билось в голове Гарри тревожным набатом.
Руки сжались в кулаки, пальцы впились в ладонь настолько сильно, что на коже остались кровавые следы-полумесяцы, губы сжались в тоненькую ниточку. Гарри обещал себе стать лучше, тренироваться упорнее, узнавать большее.
Следующим уроком шла Защита от Темных искусств, на которую мальчик пришел изначально недовольным. Его настроение испортилось еще сильнее, как только Локонс раздал задания для проверочной работы. На листе было написано:
1.Какой любимый цвет Златопуста Локонса?
2.Какова тайная честолюбивая мечта Златопуста Локонса?
3.Каково, по вашему мнению, на сегодняшний день самое грандиозное достижение Златопуста Локонса?
И так далее, и тому подобное. Последний, пятьдесят четвертый вопрос, звучал так:
54.Когда день рождения Златопуста Локонса и каков, по вашему мнению, идеальный подарок для него?
Гарри, прочтя все это, демонстративно отодвинул от себя пергамент, доставая из сумки книгу из Малфоевской библиотеки. Спустя какое-то количество времени Златопуст заметил поведение Гарри.
— Мистер Поттер, почему же вы не пишете?
Взор всего класса направился на мальчика. Драко что-то полувопросительно-полунедовольно шипел ему на ухо, но Гарри не слушал.
— Я не пишу, потому что заданные вопросы не относятся к Защите от Темных сил, — четко, громко и ровно отчеканил он, равнодушно смотря на профессора.
— Ах, кажется, я понял, мистер Поттер. Вы, конечно, знаменитость, но вам далеко до меня, великого и справедливого Златопуста Локонса. На вашем месте я бы тоже запереживал, но нельзя же от зависти вот так игнорировать урок и не менее важный тест. Боюсь, я вынужден назначить вам наказание.
По всему классу послышались насмешки. Гарри лишь сильнее сжал в руках перо, думая о том, как легко бы оно вошло в горло напыщенного преподавателя Защиты от Темных искусств, как тот будет корчиться в агонии, хватая руками воздух и пытаясь сделать вдох, как ноги мужчины подкосятся от слабости, и он упадет на каменный пол, размозжив себе голову, а его светлые волосы окропятся кровью.
***
Весь день до вечера Гарри слышал насмешливые шепотки.
— Бедный, сложно, наверное, перестать быть звездой школы.
— Да куда ему до Локонса? Он же ничего не сделал.
— Привлекает внимание как может.
— Он так жалок.
Не успел мальчик оглянуться, как часы уже показывали без пяти восемь.
Едва перебирая ногами, Гарри брел по коридору второго этажа к кабинету Локонса. Перед дверью он на мгновение замер, но, вдохнув и выдохнув, досчитав до десять и обратно, решительно постучал.
Дверь тут же распахнулась. Локонс при виде ученика широко заулыбался.
— А-а, вот и наш нарушитель. Заходи, сегодня ты будешь помогать мне отвечать на письма поклонников.
Гарри хотел подвесить Локонса за шею и, безудержно хохоча, смотреть, как тот судорожно дрыгает ногами, задыхаясь.
Кабинет был освещен множеством свечей. Стены сплошь увешаны фотографиями Локонса, так, что самих стен не было видно. На столе высоченная стопка конвертов.
— Будешь писать адреса! — торжественно воскликнул Локонс, не сомневаясь, что это доставит Гарри удовольствие. — Та-ак, вот письмо Глэдис Гаджен, дай бог ей здоровья, одна из самых моих преданных поклонниц.
Минуты ползли до того медленно, что Гарри на секунду поверил, что Локонс имеет при себе устройство для замораживания времени.
Тишину прерывали лишь редкие возгласы Локонса на очередное прочитанное письмо и тихий скрип пера.
Рука Гарри болела. Средний палец, в который упиралось перо, покраснел и припух.
Порой Локонс посылал мальчику избитые фразы вроде: «Слава — неверная подруга, Гарри» или «Знаменитость складывается из поступков, которые эта знаменитость совершает». Сам Гарри сохранял угрюмое молчание, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица.
Свечи становились короче, мигали, отблески пламени отсвечивали на портреты профессора.
В один момент Гарри услышал это.
Сначала он подумал, что это вновь голос в его голове, но, прислушавшись, понял, что звук идет не изнутри, из головы, а из внешнего мира.
Это был голос. Голос, что сочился ледяным ядом. Низкий, грудной, шипящий.
Парселтанг.
— Иди... или ко мне... дай мне разорвать тебя... убить... убить тебя.
Гарри посмотрел на безмятежного Локонса, думая, что ему делать.
— Прошу прощения, профессор, кажется, я плохо себя чувствую.
— Ах, конечно, уже так поздно. Что-то мы засиделись, — подмигнул он. — Ты можешь идти.
Выйдя из кабинета, Гарри облегченно выдохнул.
Он бежал по коридорам, следуя за зовом и пытаясь понять, откуда он исходит. Казалось, будто голос был везде и нигде одновременно.
Гарри остановил бег, когда перед его глазами предстала тревожная картина.
Окоченевшая кошка Филча — миссис Норис — была подвешена на канделябр.
Гарри, судорожно оглядевшись по сторонам, побежал в противоположную сторону, надеясь, что его никто не успел заметить.
Он боялся, что его обвинят в нападении на кошку.