Луи, выговорись
С утра пораньше меня решает навестить Луи, отмазываясь тем, что забыл что-то, пока жил у меня. Хотя, конечно, ясно, что он тупо хочет обсудить то, что произошло вчера. Да, моя хваленная безбашенная сестренка решила открыть моей команде то, что я в нее влюблен. А мне теперь расхлебывай. Конечно, я мог соврать, что это всего лишь «вранье малолетки», как выразился Лиам, но я не хотел. Я уже устал скрывать то, что так явно. Я люблю ее, и если она хочет, чтобы я был более смелым, чем я есть – пусть.
– Это отвратительно, – жалуется Луи, собирая реально свои вещи. Как удачно совпало, можно было бы подумать. – Черт, даже думать об этом не хочу, но это просто не выходит из головы! – кричит, злится на меня. Но из-за чего? Он сам изменил своей же любимой девушке, а теперь жалуется, потому что я влюблен в свою сестру. Неудачное сравнение, я полагаю. – Боже, и это я себя корил за то, что причинил своей любимой столько боли? – будто читает мои мысли.
Я молчу, зная, что ему следует выговориться. Если я буду перечить, он только больше разозлится, чего мне совсем не нужно. Стою позади, чтобы не попасться под его горячую руку, а он все собирает свои вещи и говорит, говорит, говорит, пытаясь вызвать у меня чувство вины. Но знаете что? Я не чувствую. Раньше и дня не проходило без желания выпить, но теперь, когда я знаю, что могу касаться ее хотя бы у них на глазах, я чувствую спокойствие. Эти уже два дня должны пройти идеально.
– Если бы я коснулся своей малышки Лотти! – срывается, переводя на меня гневный взгляд.
– Мы с Пенни не родные, – еле слышно произношу.
Он медленно поворачивает на меня суровый взгляд. Вижу, как вздымается и опускается его тяжелая от гнева грудь, и выпрямляюсь, делая шаг в сторону. Видимо, этот аргумент только разозлил его. Разворачиваясь, твердо шагает ко мне, сжав от злости руки в кулаки. Я вижу это, потому что в глаза смотреть не могу.
– Думаешь, это что-то меняет? – рычит, подступая все ближе и ближе.
Нервно сглатываю, отступая дальше от него. Ему приходится поднимать голову вверх, чтобы видеть мои глаза, но менее устрашающим его это не делает.
– Я…
– Что ты? Трахаешь свою сестру? – не перестает Луи и со всей злости бьет стену. – Я сделал много дерьма, Гарри, – слышу в его голосе что-то похожее на успокоение, но гнев все еще есть в нем, поэтому стоит молчать. – Пью, курю, бывает, и травкой закидываюсь, не отличаюсь особой верностью, но никогда не опускаюсь до такого!
– Луи, я… – пытаюсь оправдаться, но он опять не дает мне этого сделать – просто уходит из комнаты, собрав все нужное.
Иду за ним, в надежде, что смогу все же найти подходящие слова, но он все же не дает мне права даже слова сказать.
– Не нужно объясняться, Гарри! – все еще кричит, на что выходит из своей комнаты Пенелопа в моей рубашке. Она любит носить мои вещи, зная, что и я люблю видеть ее в своей одежде, но для Луи это значило совсем другое – секс. – Твою мать, – стонет, закинув голову назад, чтобы не видеть ее. – Меня стошнит сейчас!
– Туалет прямо по коридору, направо, – усмехается Пенни, облокотившись о перила двери.
Это заставляет меня издать нечто подобное на смех, что снова оборачивает внимание Луи ко мне. Быстро выпрямляюсь, будто сама серьезность, потому что под его суровым взглядом кто угодно будет паинькой. Думаете, откуда у него такая крутая репутация? Его замечательные глазки, которыми он может поставить на место даже самого Пола, про Марка я промолчу.
– Когда она уедет? – сухо спрашивает, прикрыв глаза и разжав кулаки.
– Что ты, мальчик мой, хочешь начать уже сейчас скучать по мне? – ерничает девушка, помахивая ему рукой, чем очень злит Луи.
Он моментально оказывается напротив нее и хватает ее за челюсть. Я пытаюсь остановить его, но он тут же предупреждает меня, что не только я пострадаю от этого, но и она. Стою абсолютно беспомощный и смотрю на то, как злой Луи пытается научить мою сестренку жизни. Я вижу по ее глазам, что ей больно, но сделать ничего не могу. Он смотрит прямо ей в глаза, но она старается отвести свой взгляд в сторону.
– Я говорил тебе, что тебе крупно повезло, что твой братец мой друг? – шипит сквозь зубы.
– Отпусти ее, – не выдерживаю и делаю шаг к ним, а он вновь останавливает меня своим суровым взглядом, полным гнева.
– Пока еще ты мой друг, – предупреждает, выдвинув руку вперед. – А ты, девчонка, должна научиться вести себя, раз хочешь быть с этим ублюдком, – Пенни лишь усмехается его словам.
– Чувак, это моя фишка, – смеется, пытаясь дышать.
Он отпускает ее, но она и вида не показывает, что напугана. Она такая сильная, что заставляет улыбаться, но при нем теперь я боюсь проявить к ней эмоции.
– Знаешь, Стайлс, ты идиот, – осуждает. – Твои шутки про Лили Коллинз меня вполне устраивали, – гнев в голосе медленно уходит на нет, но я все еще чувствую злость в его тоне. – Постарайся скрыть это от СМИ, – бросает и уходит, громко хлопнув дверью.
Сердце просто подает в пятки, и я закрываю глаза, потому что все его обвинения обоснованы. Но что мне делать, если меня просто тянет к ней? Чувствую ее руки у себя на торсе, как она обвивает мое тело и прижимается к спине.
– И все это ради меня? – тихо спрашивает.
Кладу свои руки поверх ее и разворачиваюсь, чтобы обнять ее. Да, ради нее.
– С тобой я слабая, Гарри, – как-то говорит она, стоя на кухне и готовя себе второй завтрак.
Из-за того, что кроме фруктов и овощей она ничего не ест, кушает она очень часто, совершенно не наедаясь. Все мои попытки соблазнить ее сочным куском стейка средней прожарки или курицей заканчиваются хоронением их же в мусорном ведре.
– Нет, – строго запрещает она, когда я предлагаю заказать пиццу.
– Эй, – не бросаю попытки и беру ее за руку, – посмотри на меня! – прошу, но она все равно не соглашает даже на вегетарианский вариант пиццы. Я даже не знал, что такая существует. – Ты самая красивая, и я влюблен в тебя не из-за твоей фигуры…
– Если бы я была толстой, ты бы даже не посмотрел на меня! – огрызается, вырываясь из моей хватки, идет к холодильнику, чтобы вытащить оттуда очередное яблоко.
– Что за глупости?! Пенни, плевать я хотел на твою внешность! – срываюсь на крик, потому что уже не могу с этим бороться.
Каждый чертов день на протяжение трех месяцев я борюсь за то, чтобы она съела хотя бы блинчики, которые, кстати, я готовлю через утро, но она все равно их выбрасывает, несмотря на то, что я и сам не прочь подкрепиться ими. Мой мусорный бак заполняется в считанные часы приличной едой, но радует она этим только бездомных, которые другого пропитания, конечно, не знают, и уличных собак.
– Опять врешь! – пропевает, откусывая яблоко.
В студию я опять беру ее с собой, потому что не хочу тратить время, учитывая, что уже послезавтра ее заберет отец. Только теперь я понимаю, какую глупость сделал, но обратного пути, увы, нет. Я не боюсь брать ее за руку при всех, но они смотрят с осуждением, поэтому рука автоматически опускается, и я делаю два шага назад от нее.
– Кто-то говорил, что трусом он больше не будет, – напоминает Пенелопа, поднимаясь на носки и шепча мне на ухо, чем вызывая еще большее отвращение у остальных в этой комнате.
Она проводит все свое время с Найлом, пока я записываю свою партию, но сосредоточиться на работе не могу, потому что все буквально грызут меня своими гневными взглядами, кроме Лиама и Найла. Лиаму абсолютно плевать, он привык к ней, для него она хороший друг, которого он просто не может судить, плюс я тоже друг, которому он желает счастья, а как я этого добьюсь, его не волнует. Он просто кивает мне через стекло и улыбается, потому что записываюсь я отлично, попадаю во все ноты, лишь пару раз лажаю, но только из-за того, что смотрю на Пенни и Найла, которые так увлеченно что-то обсуждают, смеясь.
– Гарри, не теряйся! – напоминает Лиам, и я вновь принимаюсь петь.
Я пою заученные наизусть слова, но не слышу ни себя, ни парней – смотрю на нее и на Найла. Она такая красивая, когда улыбается, но со мной она улыбается редко. Теперь это причиняет мне боль. Он протягивает ей миску с картошкой-фри. Ну, знаете, вся промасленная, только что привезенная Марком из макДональса. Она качает головой, вежливо, что еще больше удивляет, отказываясь от предложенного, но он настаивает, поедая картошку и показывая как это вкусно… она сдается.
Мне бы стоило радоваться, что моя Пенелопа съела хотя бы что-то более калорийное, чем яблоко или банан, но почему мне так больно? Грудь сжимается, и я отвожу взгляд в сторону, допевая свой куплет.
– Последняя строчка, Гарри, твой голос дрогнул. Давай попробуем еще раз, – просит чертов звукооператор.
– Ты съела картошку? – сажусь радом после того, как наконец-то записываю свою партию.
Сейчас очередь Найла, поэтому к ней я могу подойти. Она улыбается, смотря на меня своими сияющими зелеными глазами, и кивает, отодвинув в сторону полупустую миску.
– Думаю, теперь я вообще не буду ужинать, – гладит свой плоский живот, будто там есть большая складка жира.
– Он уговорил тебя съесть картошку, – настаиваю на подробностях, а она удивленно морщит лоб, будто совершенно не понимает, что я имею в виду.
– И что в этом такого? – невинно оправдывается, тряся головой. – Ты сам мечтал, чтобы я съела хотя бы мучное, ведь так? Радуйся, тут 316 калорий, что примерно походит на кусочек торта.
Опять сдаюсь я. Она ложится ко мне на колени и просто молчит. Руки опускаются к ее голове и гладят ее по волосам. Так мало времени, что даже ссориться не хочется. Главное ведь результат, а не то, кто ее уговорил на это. Но я все равно не могу успокоиться, почему-то... просто… боже, я так хотел быть тем, кто поможет ей осознать, что она прекрасна и без этой помешанности на весе, что ей не суждено потолстеть даже к 70, учитывая ее повернутость на калориях, но я не могу, у меня просто не получается. Зато прекрасно получается у Найла.
– Мне плевать на то, что у тебя там с ней, – грубит Зейн, когда я остаюсь с ним наедине. Точнее, когда я сам прихожу в его любимую комнату, где он прячется от всех. – Я тебе говорил, чтобы ты кончал с этим – ты проигнорировал. Теперь это исключительно твои проблемы, – даже не смотрит на меня. Но я хочу, чтобы он сказал все, что считает нужным. Может, он, как Луи, поймет, когда выговорится.
POV Луи Томлинсон
То, что натворил он даже в сравнение не входит с тем, что сделал я. Да, я много чего творю, но я и не думаю о том, чтобы трогать своих сестер. Теперь, когда я вижу то, что происходит с Гарри, я вытаскиваю свой телефон и звоню своей сестренке, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо. Ее очень удивляет то, что я вдруг решаю набрать ее номер.
– Луи? – удивляется Лотти, подняв трубку, а я улыбаюсь, выдохнув, и поднимаю глаза к потолку, чтобы скрыть слезы.
– Привет, сестренка, – всеми силами пытаюсь не показывать того, что скучаю по семье, что слишком пекусь о них. Каким бы засранцем я не был, хоть кто их тронет – стану еще большим ублюдком, но защищу их.
– Я рада слышать твой голос, – чувствую, как она улыбается. – Я говорила с Эль, – грустно произносит, я быстро смахиваю слезу, потому что это такая же болезненная для меня тема, как сестры.
– Тебе звонит брат, с которым ты не виделась два месяца, но ты все равно хочешь поговорить о ней, – усмехаюсь. – Совсем не меняешься, – слышу ее смех и закуриваю, чтобы отвлечь свои мысли от своих проблем.
– Я скучаю, – дрогнет голос, – но я хочу, чтобы ты поговорил со мной о ней, – просит так же нежно, как всегда.
Не знаю почему, но ее всегда волнуют мои эпичные расставания с девушками. К примеру, когда я бросил Ханну, она все время звонила, чтобы узнать, как я и что я чувствую.
– Ты скоро будешь тетей, – смеюсь, потому что по-детски перевожу тему, а она смеется, зная все мои трюки. – Как близнецы?
– Какие именно? Младшие или старшие?
– Все, – коротко отвечаю, затягиваясь.
Сигареты с недавних пор одни из моих лучших друзей. Они хотя бы с сестрами не спят.
– Луи, выговорись, – она прекрасно понимает, что я лишь тяну резину, чтобы не разговаривать об Элеонор.
– Я скоро приеду, поцелуй всех близнецов и Фелисите от меня, – быстро сбрасываю вызов и тушу окурок.
Шарлотта ждет меня дома, потому что с недавних пор не хочет появляться в студии со мной. Точнее, была она там всего раз, но одно язвительного комментария Пенелопы хватило, чтобы она больше туда идти не хотела. Я бы с удовольствием отдал все свое время девушке, что несет под сердцем моего ребенка, если бы не чувствовал груз вины из-за того, что так и не попросил прощения у той, кого всем сердцем любил… люблю.
Она не отвечает на мои звонки, но доступ к сообщениям, благо, не закрыла, поэтому я отправляю очередное смс ей с просьбами приехать на окраину. Я хочу с ней поговорить, до одури хочу.
Я шлю, слал и буду ей слать эти чертовы смс, буду приезжать каждый вечер в эту глушь и ждать, когда она появится. Я всегда меняю машины, чтобы меня никто не узнал и никто не начал задаваться вопросом: «что Луи Томлинсон делает на окраине Лондона?». Она не приехала вчера, но сегодня я снова здесь и жду…
Вижу, как едет ее машина, за рулем которой этот ее дружок – Макс. Конечно, он всегда будет рядом с ней, чтобы я не причинил еще большего вреда. Выхожу из машины параллельно с ней, и мы отходим в сторону, чтобы поговорить наедине. Она просит своего друга не беспокоиться, а меня это смешит, потому что я уж точно не сделаю ей ничего – все самое ужасное я уже сделал.
Мы долго молчим. Я забываю все слова, а она вечно оглядывается по сторонам, боясь папарацци. Побочный эффект отношений с известной личностью – всегда есть мания преследования.
– Женишься, – первые слова произносит именно она, хотя это я пригласил ее.
Как мальчишка прячу руки в карманы и стараюсь успокоить темп сердца.
– Элеонор, я…
– Я все понимаю, – перебивает меня, легко касаясь моего плеча. – У тебя будет ребенок, о котором ты так давно мечтал. Зачем тебе я, когда есть Шарлотта, так? – тихо произносит, но я не слышу того осуждения, которого так ожидаю.
– Я не хочу, чтобы мы расставались вот так, – голос дрожит, потому что рядом с ней я всегда чувствую себя слабым, но в то же время достаточно сильным, чтобы бороться с этим миром. – Ты самая большая любовь всей моей убогой жизни, – на этих словах ее глаза распахиваются, и она наконец-то смотрит на меня, не боясь ничего. – Я не хочу, чтобы ты думала, что я не люблю тебя.
– Эта «большая любовь» не помешала тебе изменить мне, – сурово констатирует, вновь заставляя чувствовать вину. – Ты всегда был благородным, Томмо, но ты никогда не мог терпеть это чертово расстояние, – замечает девушка, а я слышу, как дрожит ее голос, как готова она сорваться на слезы.
Подхожу к ней и крепко обнимаю. Так крепко, как это возможно. Хочет она этого или нет. В последний раз. Слыша всхлипы, прижимаю сильнее, чувствуя всю ее боль, причиненную мной.
– Ты не сможешь оставить своего ребенка, поэтому ты оставляешь меня, – отпускаю и вижу наполненные слезами глаза. – Я все понимаю, – сглатывает и отворачивается, чтобы больше не видеть моих глаз.
Так паршиво мне никогда не было.
– Я рад, что ты пришла.
– А я не уверена, что рада здесь быть, – смахивает слезы, приходя в себя. – Давай пропустим ту часть, где мы остаемся друзьями и просто забудем то, что были кем-то друг другу, – последнее, что говорит, прежде чем сесть в машину и уехать.
А дома меня ждет моя беременная невеста, которая даже не спросит, где я был. Доверяет, даже зная, что изменил своей бывшей, все равно доверяет. Настолько сильно любит? Мы не спим в одной кровати, потому что я опасаюсь за ребенка. Мало ли что я могу сделать во сне: повернуться не так или еще чего. Но я всегда ложусь рядом, прежде чем она засыпает, чтобы она чувствовала себя комфортно.
Люблю ли я ее? Не знаю. Может, она мне нравится, но это «нравится» даже близко не стоит с тем, что чувствовал к Эль. Нужно просто перетерпеть. От всего можно отвыкнуть…