Глава четвертая
Улицы Фирэла были живыми. Они дышали голосами людей и разговаривали стуком лошадиных копыт. Плакали вонючими сточными канавами и смеялись песнями музыкантов, криками старьевщиков, гудками заводов и далёких пароходов. Сопели свитками паровозов и курили фабричным дымом. И, конечно, как все живые существа, они заводили детей. Ви тоже была их дочерью.
Дети Фирэльских улиц похожи на родителей. Неказистые, худые и угловатые от возраста и вечного недоедания, как длинные кривые переулки. Бледные, расцарапанные ногтями друг друга в бесчисленных драках, светлоглазые, будто старые дома в утреннем тумане. Грязные и оборванные, таскающие на себе лохмотья, младших сестрёнок с братьями и паразитов с той же лёгкостью, с какой Гаун-стрит тягает на себе десятки дорогих карет с красивыми дамами и чопорными кавалерами, что говорят вроде по-корнерлендски, а вроде совсем не так, как Ви и её друзья. Ви, впрочем, пыталась копировать их речь, хотя над ней за это посмеивались. Но они были глупцы, что смеялись. Только дурак будет смеяться над языком аристократов!
Фирэляне частенько называли улочки и уголки своего города по прозвищам. Длинная Мун-стрит с её петляющими поворотами в разговорах звалась Кишкой, а Фирэльский мост через Тауду – Жеребцом Джо, якобы потому, что этот самый жеребец когда-то сбросился с него вместе со своим наездником. Дети улиц унаследовали и эту особенность. Они тоже куда лучше знали друг друга по кличкам. Использовать их, к тому же, было намного удобнее, чем имена. У кого-то ведь они повторялись, а кто-то и вовсе не знал, как его звали. То ли дело прозвища, у каждого – своё! Едва ли в Фирэле когда-то появится второй Сопливый Бобби или Весёлая Кэт. А если и появится, то очень нескоро, когда про первого уже давно позабудут. В чем беспризорники совсем не походили на родителей-улицы, так это в том, что детей забывали очень и очень быстро.
У Ви тоже было прозвище - «Везучая». Везучая Ви. Иногда клички значили прямо противоположное качество хозяина: Красавчику Питу в детстве откусила полноса крыса, и лицо его выглядело уродливо, Толстушка Лили больше напоминала скелет, чем живого человека, а Здоровяк – просто Здоровяк – со дня на день собирался отдать душу Лунобогу из-за чахотки. Прозвище Ви носило самое прямое значение.
Она правда была везучей – настолько, насколько может быть нищая сирота.
Во-первых – это, пожалуй, нравилось Ви больше всего – Лунобог одарил её чу́дной внешностью: рыжие, словно яркое-яркое пламя, густые кудри, которые брал не каждый дешевый гребешок. Белое, как у графини, лицо, что так и не удалось зажарить солнцу. Высокий полный бюст, на который частенько глядели мужчины, и покатые бёдра. Словом, всё, как в модных журналах, которые Ви иногда удавалось стащить и прочитать!
«Если бы я была богатой», - мечтательно думала Ви, разглядывая себя в зеркале ателье, в котором работала, - «Если бы мне не нужно было думать о деньгах на жизнь, я бы целыми днями смотрелась в зеркало. И всё кричала бы своим служанкам, чтобы они расчесывали мне волосы да делали причёски! А платья…», - и она с тоской косилась на очередной манекен, на котором висел почти готовый шедевр, произведение искусства, олицетворение мечты, которое звалось дорогим платьем. – «О, я бы каждый день заказывала новое платье!».
И Ви мысленно повторяла, как завороженная, волшебные слова, услышанные от разных знатных дам – чайное платье, бальное платье, платье для визитов, платье, чтобы ездить верхом. Она видела их все, и каждое очаровывало её по-своему – у того оборки на юбке, а у этого необычайной формы рукава. О, а это, пурпурное! Красители, особенно фиолетовые, стоили дорого, и Ви приходилось носить строгие, закрытые, унылые одежды серого цвета. Только во снах она могла видеть себя в красном, зелёном или голубом. А уж пурпурный…
Но Ви всё равно была везучей. Из того, что она красива, вытекало другое везение: в отличие от многих несчастных, она преспокойно прожила семнадцать лет и умудрилась не попасть в бордель. А ведь многие красавицы Фирэльских улиц не смогли избежать этой мерзкой участи: Ви приходилось слышать страшные истории о торговцах живым товаром, что ходили к нищим отцам хорошеньких девочек, предлагая за них не менее хорошенькую сумму, отлавливали юных сирот по ночам, не опасаясь гнева Лунобога, и опаивали их до беспамятства днём, не думая о тонукменах.
Ви и сама была свидетельницей того, как её симпатичные подруги иногда пропадали на какое-то время. А потом, случайно забредя в дикий приморский райончик Шот-стрит, Ви видела их и в тоже время не их – недавно простые милые девочки голодными собаками бродили вокруг безвкусно-ярких весёлых домов, полуодетые, размалеванные, растрёпанные, как старые куклы, которые выбросили богачи, когда их дети наигрались. И голоса их становились другими – хриплыми, наигранно-бойкими – и даже глаза. К Ви как-то подошла одна такая, вцепилась в руку. Она что-то горячо зашептала, кажется, «вытащи меня!», но Ви с трудом расслышала, потому что посмотрела в глаза. Когда-то тёплые и озорные, они стали пустыми, тоскливыми. И столько в них плескалось боли и отчаяния, что Ви потом несколько дней не спала от кошмаров, постоянно видя в них эти глаза. С тех пор она старалась ни под каким предлогом не ходить на жуткую Шот-стрит. И перед сном добрый час на коленях молилась Лунобогу, чтобы тот не дал забрать её в это место.
Когда Ви минуло тринадцать, ей снова повезло. И если красоту и свободу можно было списать на случайность, то это везение окончательно оставило за ней прозвище, а саму Ви убедило в том, что она, очевидно, любимица Лика Удачи.
В Фирэле дети взрослеют рано, но ещё раньше им приходится узнать, что такое деньги и как их зарабатывать. В самых худших кварталах, на окраинах, часто можно было увидеть малышей лет четырёх-пяти, что бегают за прохожими, выпрашивая монеты. В кварталы чуточку лучше отправляли тех, кого родители могли одеть почище и поаккуратнее – продавать спички и дешёвые цветы. Ребята на пару-тройку лет старше искали работу серьёзнее. Одни просились в шайки подростков, учиться воровскому ремеслу, другие пытались пристроиться мальчиками на побегушках, нянями или рабочими на завод. Законы Фирэла, правда, запрещали труд детей, не достигших девяти лет, но почти никто не следил за этим. Да и как уследишь, когда у доброй половины твоих работников нет никакого свидетельства о рождении?
Однако, если право вытаскивать из чужих карманов кошельки нужно было зарабатывать кулаками, то честный труд, особенно в хорошем месте, заслуживался одеждой. Может быть, на заводы или в трубочисты легко брали оборванцев, но, скажем, подмастерьев в приличные лавки отбирали очень придирчиво: руки и шея должны быть чистыми, одежда пусть старой, но целой, из обуви не могут выглядывать пальцы. Попасть младшим работником куда-нибудь на Гаун-стрит казалось далёкой, несбыточной мечтой, если ты грязная сирота. Тринадцатилетняя Ви об этом даже думать боялась. Не забрали в бордель, и на том спасибо.
Но в тот день всё изменилось.
Одна из подруг Ви накануне похвасталась, что нашла очень денежную работу – торговать крессом. Если, мол, купить его на рынке, хорошенько поторговавшись, а потом обойти дома с предложением продать пучок за четыре бронзовых фью, то можно выручить чуть ли не серебряный клок! А клок – это сказочные деньги, столько получает обученная швея, или ткачиха, или рабочая, способная управляться со станком. Ви сразу же согласилась и, встав, как учила подруга, на рассвете, отправилась за крессом.
Дела действительно шли неплохо. Ви была криклива, упряма и торговалась так, будто родилась на рынке – а может, так и было, Ви не знала точно. Ей удалось купить очень даже недурственный кресс за сущие гроши. Хорошенько вымыв и перевязав его в пучки, она отправилась дальше.
«Кресс! Кресс за четыре фью! Больше нигде не купите такой хороший за такую цену!», - звонко верещала Ви, колотя во все двери подряд. Её, конечно, мог прогнать какой-нибудь мимо проходящий тонукмен, но к этому Ви относилась спокойно: прогонит с одного места, она пойдёт в другое. Фирэл большой, и кресс наверняка нужен многим. Она стучалась, не особенно думая – и в многоквартирные дома, и в магазины, и ещё куда-нибудь. Так её научила подруга – если стучать везде, где-то да купят.
Когда полностью рассвело, Ви успела обзавестись двадцатью фью и разбитыми от стука в дверь костяшками. А ещё жутко устала. А ведь она продавала всего два часа! Многие продавали по четыре. Ви не понравилась эта мысль.
«Вот бы избавиться от этого кресса побыстрее и подороже», - тоскливо подумала она, глядя на пучки травы в озябших пораненных пальцах.
Стояла она прямо посреди дороги.
«Посторонись!», - услышала вдруг крик Ви. А вместе с ним – треск и стук. Подняв голову, она увидела, как на неё несётся повозка. А кричит, размахивая кнутом, извозчик. Ви торопливо отскочила в сторону, и повозка с грохотом проехала мимо. Закусив губу, Ви заметила, что выронила один пучок. После колёс и копыт от кресса осталась лишь уродливая зеленовато-коричневая вмятина.
Ви проводила повозку ещё более тоскливым взглядом.
«Счастливый ты», - подумала она. - «Наверняка зарабатываешь целую кучу клóков! А то и кинелей! Один раз съездишь на Гаун-стрит – и уже богач!».
И тут у неё в голове что-то щёлкнуло. Будто заработали шестерёнки, как в огромных часах, что громко тикают со стен парочки фирэльских зданий.
«А это идея!» - пробормотала Ви, и на губах её расцвела улыбка.
Раз уж она устала продавать кресс по дешёвке, почему бы не пойти на центральную улицу и немного поднять цену? Богачи или их прислуга ведь такие же люди, вполне возможно, что и покупают они то же! А уж на цены наверняка не смотрят! Конечно, тонукменов там, наверное, побольше, но необязательно вопить, как на окраине. Ви будет тихой и аккуратной. И всё получится!
Словно поняв задумку Ви, руки вдруг немного согрелись, да и ноги стали болеть меньше. Утерев со лба пот и попытавшись пригладить непослушные волосы, глядя в витрину, Ви направилась к Гаун-стрит.
Путь был недолгим, тем более что Ви знала, где можно срезать и через какие заборы перелезть, чтобы добраться быстрее. Кресс, правда, успел изрядно потрепаться, пока Ви сокращала дорогу, но её это мало волновало. Ей казалось, что богачи способны купить даже самое дурное за огромные деньги. На то ведь они и богачи!
Но вот, наконец, и Гаун-стрит: высокие красивые дома с колоннами, узорами и флагами, фонтаны, повозки и, конечно, люди – много людей, и все разные: господа в пальто и шляпах, бородатые торговцы, ярко одетые артисты, полные горожанки с маленькими детьми на руках… На миг Ви замерла, разглядывая всю эту красоту. А потом поспешила к обитателям этого чарующего мира.
«Сэр, не желаете кресса?», – увязалась она за каким-то не молодым уже щеголем.
Тот посмотрел на нее свысока и замахнулся ботинком: «Пошла прочь, попрошайка!».
«Сам ты…», - обиделась Ви и одарила неприятного господина самыми некрасивыми словами, какие слышала на улицах. Не вслух, конечно – ей ещё нужно было остаться на Гаун-стрит. Недолго подувшись, она побежала к даме, которая выглядела попроще, но повежливее. Такой могла быть служанка в богатом доме.
«Мэм! Кресс, всего шесть фью за пучок!».
Но женщина прошествовала мимо Ви, как будто она была пустым местом.
«Это оказалось сложнее, чем я думала», - мысленно вздохнула Ви.
И она принялась крутиться по улице, увязываясь за прохожими с самой располагающей внешностью, словно бездомная собачонка. Кто-то гнал её, кто-то не замечал, кто-то угрожал позвать тонукменов. Парочка людей миролюбиво улыбнулись Ви, но за тем только, чтобы сказать, что им или не нужен кресс, или нет на него денег.
Ви уже подумывала вернуться в рабочие районы, когда это случилось. Она решила последний раз попытать удачу и подойти к женщине, что неторопливо шла по тротуару. Дама выглядела так, будто по меньшей мере правила Корнерлендом – спина выпрямлена, голова поднята, руки чуть приподнимают юбки, чтобы полы одеяния не касались грязных плиток. Ви бы побоялась подходить к такой женщине, но было в ней что-то влекущее и очень располагающее. Может быть, тёплое выражение лица, особенно яркое в хмурой толпе, а может – ещё более дивное отличие от других людей: поверх платья дама закуталась в шерстяную, расшитую чудесными узорами шаль, а из-под неё… Сначала Ви думала, что ей показалось, но приглядевшись, она поняла: глаза её не обманывают! В шали прятался зверёк – поменьше кошки, пушистый, рыжий и с длинным хвостом. Мимо такой чудачки Ви точно не могла пройти! Если нормальные люди не покупают кресс, почему бы не купить вот этой?
«Мэм!», - бросилась за ней Ви. - «Не желаете кресса?».
Она, в общем, уже боялась надеется, но дама вдруг обернулась. От удивления Ви чуть в неё не влетела. Ещё два или три пучка выпали из её рук.
Лицо дамы тоже было как у настоящей леди – бледное, утончённое. Однако в тёмных глазах и мягких губах крылось что-то совсем неаристократичное. В хорошем смысле. Может быть, Ви показалось так потому, что женщина очень по-доброму улыбнулась, когда окинула её внимательным взглядом.
«Ты продаёшь кресс?», – спросила она с какой-то странной интонацией. Ви не поняла её, но то, что дама вступила с ней в разговор, уже очень бодрило.
«Да, мэм».
Ещё больше Ви приободрилась, когда к ней протянулась рука в светлой кожаной перчатке. Через четыре года она с лёгкостью сможет сказать – перчатка была из лайки, причём не дешёвая собачья, а из дорогого ягнёнка.
«Дай-ка взглянуть».
Какая-то часть Ви насторожилась – вдруг дама заберёт кресс и уйдёт? Или выбросит? Однако усталость и надежда были сильнее – что-то в женщине гипнотизировало, заставляло безоговорочно ей верить, а ноги уже ныли так, что Ви, пожалуй, даже обрадовалась, если бы у неё забрали несчастную траву.
Она послушно протянула пучки.
На удивление Ви, женщину заинтересовала вовсе не трава. Пальцы в перчатке легли на её ладонь и вдруг резко перевернули её тыльной стороной вверх. Взгляду дамы предстали разбитые, покрасневшие костяшки. Кровь уже успела засохнуть, приняв ржавый коричневый оттенок, и рука Ви выглядела отвратительно. С замирающим сердцем Ви смотрела на то, как сдвигаются тонкие чёрные брови на лице женщины, как суровеет её взгляд.
«Что это у тебя с пальцами?», – спросила она.
Ви тут же вспомнила тех детей Фирэла, что ходили у родителей в нелюбимцах: чесоточные, которые отпугивали всех жуткими язвами, чахоточные – их сторонились из-за жуткого кашля и кровохарканья. Испачканная ладонь Ви могла выглядеть так, будто она болела экземой. Что, если дама сейчас испугается заражения и уйдет?!
«Это не болезнь, мэм!», – поспешно затараторила Ви. - «Я просто стучалась…».
Но дама так и не стала выглядеть довольнее. И руку Ви не выпустила, продолжая внимательно её рассматривать.
«Во сколько же домов ты стучалась, дитя, что разбила себе пальцы?».
«Она меня… Жалеет?», - вдруг шевельнулось предположение в голове Ви. Очень зыбкое – кто станет жалеть фирэльскую уличную девочку?! Если кто и станет, то точно не красивая богатая леди! И все-таки Ви решила воспользоваться своим предположением. Она тут же чуть сгорбилась и надула губы, надеясь, что это придаст её более жалкий вид. И потупила взгляд, хотя больше всего захотелось оглядеться и проверить, не смотрят ли на неё все на площади. Пусть, пусть поглядят и позавидуют! Нищей Везучей Ви посочувствовала знатная дама!
«Во много, мэм…», - печальным голоском протянула Ви, силясь скрыть свою радость. - «Мне нужно было продать…».
«Кресс, я поняла». – оборвала её старую песню женщина. Не грубо, напротив, очень ласковым голосом. Дальше он, правда, стал жёстче, но уже не по отношению к Ви: - «Просто бессовестно так обращаться с ребёнком, да ещё с девочкой!», - и снова ей, Ви, снова по-доброму: - «Кто твои родители, дитя?».
Перед глазами Ви смутным воспоминанием соткалось доброе и сморщенное, как сухофрукт, лицо. С каждым годом его черты всё сильнее стирались из памяти, как и то, каким был голос и чем от неё пахло. Ви не знала, печалило её это или нет. Скорее, впрочем, нет: чем меньше она помнила, тем менее грустно жилось. В тот день, впрочем, она впервые порадовалась, что знала лишь одного члена своей семьи, да и то почти его забыла. Её история печальна, а значит, вытянет ещё сочувствие – и кто знает, к чему это приведёт?
«Я сирота, мэм. Была бабушка, но она умерла».
«Давно?».
«Когда мне было шесть, мэм. А сейчас мне тринадцать».
На самом деле Ви не была уверенна точно, ни сколько ей сейчас, ни сколько исполнилось тогда. Но в голове ещё оставались воспоминания, как её учили считать: тёплая рука накрывала одну ладонь полностью, сжимая её в кулачок, а на другой загибала один палец. «Это – шесть. Столько тебе годочков».
Дама всё держала её руку и всё вглядывалась в лицо Ви, будто там, в её лице, было написано что-то особенное. Ви тоже, хоть и старалась смотреть на свои потертые деревянные башмаки, то и дело украдкой поглядывала на женщину. Она уже успела разглядеть её всю – и серёжки с красивыми красными камешками, и цветочки на шали, и блестящие глазки её рыжего зверька, и маленькую родинку на шее.
«Вот как». – кивнула дама и отчего-то продолжила допрос: - «И ты не местная, так ведь? Я слышу акцент. Откуда ты?».
Ви снова напряглась. Некоторые люди не терпели иностранцев. Ви приходилось видеть, как дворники игнорировали светленьких корнерлендских бродяг, но отчего-то особенно жестоко гоняли смуглых гаренийцев. Однако акцент у Ви правда был, и она никак не могла его скрыть. Обыкновенная, впрочем, особенность для дочери Фирэла – дети матросов, иностранных проституток и мигрантов не были редкостью на грязных голодных улицах. И все они говорили с акцентом.
Сама Ви и это помнила плохо, размыто – шаткое дерево под ногами, солёный запах моря, лёгкую тошноту и высоких крепких мужчин, от которых воняло не менее крепким табаком. А вот что было до этого…
Ви решила быть честной – самый выгодный вариант, если не знаешь, как лучше солгать.
«Не помню, мэм. Я помню, что мы с бабушкой переехали, но откуда – не помню. Я была совсем маленькой».
«Как тебя зовут?».
«Вез…», - привычно начала Ви, но вовремя прикусила язык. Госпоже прозвище ничего не скажет. - «Ви. Ви, мэм».
Брови дамы приподнялись, будто она ожидала услышать что-то другое. Впрочем, она тут же улыбнулась.
«Ви. Хорошо».
С этими словами она вдруг отпустила руку Ви, но уходить не стала. Просто постояла какое-то время, глядя на Гаун-стрит и будто бы принимая очень важное решение. Весенний ветер развевал её длинные кудри и рисковал унести маленькую шляпку.
Ви смотрела на даму, не смея дышать. Она забыла уже про Гаун-стрит с её заманчивыми витринами, чудесными экипажами и волшебными запахами, забыла про всех этих людей, у которых была дорогая мягкая одежда, но не было улыбок на лицах, забыла про ноющие ноги и даже про кресс. Ещё один пучок выпал из её рук, но Ви даже не подумала его поднять. Интуиция подсказывала ей: сейчас происходит нечто очень и очень важное.
Прошло мучительно много времени, прежде чем женщина снова посмотрела на неё. И… Снова протянула руку!
«Пойдем-ка со мной, Ви», - позвала она и шевельнула ладонью, призывая взяться за неё. От неожиданности Ви вцепилась в оставшийся кресс, будто только он был последней соломинкой, а она тонула. Тогда дама покосилась на него с явным неодобрением: - «Брось уже свою траву. Вот тебе три кинеля», - это была уже какая-то магия, но рука на миг исчезла, а вернулась, когда на ней лежало три, целых три золотых монеты! Невероятные деньги, какие Ви и во сне не видала! Да на них можно… Наверное, взгляд Ви был достаточно выразительным, а может, и жадным, потому что женщина улыбнулась ещё шире: - «Девочка тринадцати лет от роду должна держать в руках красивые платья, а не сорняки. Платья у меня с собой нет, но кинели, думаю, тоже сгодятся. Пойдёшь со мной?».
Ви замерла, не сводя глаз с монет. В голове лихорадочным клубком сплетались два чувства. Осторожность вкрадчиво напоминала: не станет леди просто так давать столько денег. Среди торговцев живым товаром тоже есть женщины, и выглядеть они могут вполне прилично. Куда её поведёт эта дама? В переулок, где Ви скрутят руки и ударят по голове? Жадность и мечтательность шептали иное. Чудеса ведь случаются! И с кем ещё им случаться, как не с девочкой по прозвищу Везучая? Не может быть злой дама, которая протягивает кинели ей, уставшей и голодной бедной Ви!
Что же делать?
«Лунобог, помоги!», - мысленно взмолилась Ви к единственному советчику, который пришёл ей в голову.
И снова воспоминание – в ушах словно наяву зазвучал старый голос, учащий её простому детскому стишку, по какому было проще запомнить, что Лунобог един в восьми Ликах, по числу лунных фаз. В стишке, правда, ни слова не говорилось о Луне, и он был на иностранном языке, но отчего-то Ви прекрасно помнила его смысл.
Всего у бога восемь лиц:
Запомнить их спеши
И перед каждым падай ниц,
Шепча «Мне помоги».
Лик новых дел –к нему иди
Просить помочь в труде.
Заступник он выдумщиков,
Детей и матерей.
Удачи Лик и знаний Лик –
Он весел и опасен.
К нему иди, коль не везёт,
В учебе путь неясен.
Возмездий Лик – суровый Лик.
Обидчикам не мсти.
К нему иди – его проси,
И он их сокрушит.
Вот самый главный – Лик судьбы.
Его не просят ни о чем:
Давно все нити сплетены,
Скажи «спасибо» горячо.
Лик милосердия с добром.
Болеешь – подойди к нему.
Он светлый, он спасает всех,
Твою отвадит он беду...
«Ты молишься?», - оборвал стишок удивлённый вопрос дамы. Ви вздрогнула. Она была уверена, что не произнесла ни слова! Разве что губы шевелились, но едва ли понятно, тем более что слова были не корнерлендские…
Ви задумалась, стоит ли говорить правду, и в конце концов решилась. Если дама уйдёт – значит, едва ли она желала ей добра, наверняка её отвёл Лунобог. А если нет – то все хорошо, ей можно довериться.
«Да, мэм. А как вы узнали?».
Женщина снова улыбнулась. Ви вздохнула с облегчением – кажется, не уходит. Рука дамы протянулась к голове Ви и потрепала её по кудрявым, не очень чистым волосам.
«Боюсь, ответ может тебя напугать, дитя. Я не желаю тебе зла, если ты этого боишься, хотя знаю – дурной человек сказал бы тоже самое. Если вдруг не хочешь со мной идти, просто забери кинели. Но если хочешь, я бы могла тебе помочь».
В тот момент редкий корнерлендский гость, солнце, выглянул из-за тяжелых серых облаков. И то ли голос дамы, что не настаивала, а только предлагала, прозвучал достаточно мягко, то ли кинели очень уж красиво блеснули, поцелованные солнечным лучом, но Ви решилась. Робко, стесняясь и боясь, что её оттолкнут или она ненароком испачкает дорогое платье, она сама взяла женщину за руку. Не за ту, в которой лежали монеты, чтобы она не подумала, что Ви совсем жадная.
«Я с вами пойду!», - бодро сказала она.
Может, Ви показалось, но на лице дамы появилось облегчение. И даже её зверёк будто расслабился – хотя он и прежде выглядел очень спокойным.
* * *
На удивление Ви, дама не стала сворачивать с Гаун-стрит. Дождавшись, когда Ви спрячет за пазуху свои кинели, она повела её прямо, сквозь тонкую завесу тумана и изящные вывески. Мимо Ви, будто в сказке, проносились самые разные лавки, подмостки артистов, дорогие кареты и дешёвые пролетки. Прежде она бывала здесь от силы пару раз, и теперь глядела во все глаза, силясь запомнить все прелести центральной улицы. Дама вела себя очень терпеливо, подстраиваясь под медлительный шаг Ви и очень мягко дергая её за руку, когда она замирала возле очередной витрины или фонтана.
«Куда мы идём?», - спросила Ви, когда наконец почувствовала, что пресытилась красотой, а голову уже разрывает от впечатлений.
«Ателье миссис Тэйлор», - отозвалась дама. Ви это название ничего не сказало. - «Слышала о таком? ».
«Нет, мэм», - виновато отозвалась Ви. Виновато, потому что в голосе дамы прозвучало что-то такое… Как будто каждая уважаемая девица должна была знать, кто такая миссис Тэйлор.
Она почувствовала, что её снова гладят по голове. Плечи Ви, которые она напрягла от мгновенного испуга, тотчас расслабились.
«Значит, скоро узнаешь. Госпожа Эстер Тэйлор – настоящая мастерица. Её платья – просто чудо! Поговаривают, она шьёт даже для Её Высочества леди Кэтрин. Она моя давняя подруга, и сейчас ей нужна младшая работница. Девочка «подай-принеси» с приятной внешностью, чтобы не портила вид ателье. Работа чистая, нетяжелая, жалованья хватит, чтобы снять скромную комнату, недурно питаться и опрятно одеваться», - взгляд дамы с жалостью скользнул по истрепленным лохмотьям Ви. Она уже сама не помнила, чем это было. Кажется, дырявое платье очень большого размера, а снизу – мужская рубашка, которая прикрывала слишком открытую кожу. Ви поежилась, ощутив, как ужасно выглядит на фоне богатого убранства Гаун-стрит, но дама и не думала злиться на неё за это. - «К тому же», - продолжала она, - «есть шанс, что миссис Тэйлор отберёт тебя себе в ученицы, хотя он не слишком велик. Предыдущей девушке, Элизабет, кажется, стукнуло девятнадцать, и она выскочила замуж. К слову, за относительно состоятельного человека», - дама вдруг подмигнула. Ви догадалась, что познакомилась с состоятельным человеком та девушка как раз в ателье. - «И теперь может не работать. Я бы тоже хотела, чтобы ты совсем не работала», - она вздохнула, - «как и другая бедная ребятня, но, увы, не могу этого устроить. А вот избавить тебя от побитых замёрзших пальцев и ночёвок на улице – а ты ведь спишь на улице, не так ли?», - Ви кивнула. - «Я могу».
Ещё пара минут дороги ушла у Ви на осмысление услышанного. Женщина хочет пристроить её на работу. И куда – в ателье, хорошее, для богатых! Ви никогда в таких не была, но ей приходилось проходить мимо заманчивых витрин, что прятали за стеклом манекены – больших белых кукол, одетых в человеческую одежду. И в какую! Можно часами смотреть, а всех деталей всё равно не разглядишь. А ведь Ви сможет не только работать в таком месте и участвовать в создании этих чудесных вещей. Ей будут платить, да так, что больше не придётся в дождь и холод проситься ночевать в манор или работный дом, из которого не выпустят, пока не перемоешь посуду…
Только рука женщины остановила Ви, когда прямо перед ней проехал очередной извозчик. Задумавшись, она бы точно угодила под колёса. Грязь с плитки обрызгала ей юбку, но едва ли сильно испортила и без того не самую чистую ткань. Ви не успела даже испугаться – только сердце пропустило удар.
«Спасибо», - шепнула она севшим голосом, глядя себе на ботинки. Но бойкость быстро вернулась к Ви, и она решила задать даме вопрос. Чтобы точно поверить в то, что с ней произошло чудо: - «Зачем вы это делаете, мэм? Я не про извозчика».
Но женщина, ничего не отвечая, продолжила путь, и Ви последовала за ней.
Она успела насчитать семь витрин, когда дама наконец остановилась. Подняв голову, Ви увидела надпись огромными буквами и иглу, пляшущую вокруг мотка ниток рядом с ней. Тогда она ещё не умела читать, но догадалась, что это и было ателье миссис Тэйлор.
Ви неуверенно посмотрела на даму, ожидая, что та откроет дверь и войдёт, но та стояла не шевелясь. Как будто была, как и Ви, грязной нищенкой, и не решалась этого сделать.
«Мэм?», - не выдержав, окликнула её Ви. Только тогда женщина вздрогнула, словно просыпаясь. Поглядела на неё и улыбнулась в который раз. Ви не понимала, что в ней так забавляло эту госпожу.
«Ты задала мне вопрос», - сказала она, потянувшись наконец к дверной ручке. - «К сожалению, дитя, на него я пока тоже не могу ответить. Но запомни, что рано или поздно, через год ли, или через десять, к тебе явится человек, который всё объяснит. А пока – живи, как знаешь, и не удивляйся».
Вот так, на этом очередном странном монологе от не менее странной дамы, они зашли в ателье.
* * *
Первое, что подумалось Ви, стоило ей переступить порог – она никогда прежде не была в таких местах. Ей даже стало страшно, словно здесь, в этом ателье, так похожем на совсем другой мир, могут скрываться какие-нибудь жуткие монстры. Вроде тех, что живут в фирэльских катакомбах по рассказам некоторых беспризорников – чёрные, клыкастые и похожие на козлов или петухов. Дама спокойно прошла вперед, явно хорошо знакомая с местной обстановкой, но Ви нерешительно замерла на пороге.
Открывшаяся ей комната, правда, выглядела полной противоположностью катакомб: большая, светлая, с громадными окнами по тем стенам, где нет витрин. Манекены белой неживой армией стоят прямо перед подоконниками, и половина одета: на высоких – целые платья, на маленьких, что стояли на столиках – то ли верха платьев, то ли кофты. В одном месте стоит софа, расшитая дорогой тканью с цветочками, очень изящная на своих выгнутых ножках, с округлой спинкой и узорчатыми ручками. В другом – столы и скамьи вокруг, и везде лежат ткани, огромные листы, на которых что-то начерчено, иголки и нитки. Хотя на улице день, среди тканей, на свободных частях столов, горят свечи – непозволительная роскошь! А еще зеркала, много зеркал, что превращают одну чудо-комнату в тысячу, а нескольких девушек, суетящихся вокруг манекенов и тканей – в добрую сотню.
При виде вошедших некоторые девицы отвлеклись от работы, подняв головы с аккуратно собранными пучками. На Ви они почти не глядели, зато перед дамой рассыпались в поклонах и реверансах. «Леди Маргарет!... Миледи!... Здравствуйте, леди Маргарет», - птичьими трелями зазвучали их тонкие голоса. Дама отозвалась им кивком и улыбкой. Ви заметила, что её дивный зверёк с груди женщины перелез ей на плечо и теперь внимательно оглядывал ателье, словно тоже здоровался. Даже забавно. Ви, однако, постаралась подавить смешок и только произнесла беззвучно, шевельнув губами:
«Леди Маргарет».
В Фирэле, конечно, полным-полно леди, которых зовут Маргарет, и Ви едва ли так её найдёт, да и искать-то особенно незачем, но отчего-то ей захотелось запомнить.
И она запомнила имя своей благодетельницы. Помнила вот уже больше четырёх лет.
А леди тем временем прошла через всю комнату, туда, где на другом её конце находилась дверь, большая, светлая и с узорами, как всё в ателье. И быстро постучалась в неё маленьким кулачком в перчатке.
«Это я», - сказала леди Маргарет, когда ничего не произошло. Лишь после этого дверь открылась.
На пороге показалась ещё одна женщина. Тоже видно – если не благородная, то очень к этому близка. Идеальная осанка, гладкие, каштановые с проседью волосы, немолодое строгое лицо. Серое платье прекрасно сидит на стройной фигуре, серые глаза смотрят жёстко и внимательно. Она долго глядела на леди Маргарет, прежде чем её лицо немного потеплело, а на тонких губах завесой тумана соткалось подобие улыбки.
«Эстер», - только после этого произнесла Маргарет, называя её по имени. Ви догадалась, что перед ней хозяйка ателье. И подумала, что две эти дамы – полные противоположности друг друга. Одна яркая и живая, как пламя, другая серая и холодная, как стена. Поразительно, что они подруги.
«Маргарет». – сдержанно кивнула миссис Тэйлор. И продолжила молча смотреть. Наверное, ждала, что леди Маргарет скажет, чего хотела, и уйдёт. Но у неё планы были иные.
«Чудесно выглядишь», - издалека начала леди Маргарет, окинув подругу придирчивым взглядом.
«Ты тоже». – всё также терпеливо и равнодушно отозвалась миссис Тэйлор. Она тоже осмотрела леди Маргарет, и взгляд её зацепился за зверька, сделавшись неодобрительным. - «Твоя крыса ещё жива?», - и миссис Тэйлор покачала головой. - «Когда-нибудь я сошью из неё перчатки!».
Ви не могла видеть лица леди Маргарет, но отчего-то ей показалось, что на миг улыбка с него исчезла.
«Благодаря моей крысе жива твоя племянница», - напомнила она, вежливо, но уже не слишком весело. И, протянув руку к плечу, почесала рыжую голову своего зверька. Тот прильнул к ладони, словно домашний котёнок.
С ещё более неодобрительным видом миссис Тэйлор покачала головой.
«Только поэтому перчатки ещё не готовы». – сурово, но с явно сквозящей в голосе иронией произнесла она. А затем перевела взгляд за плечо леди Маргарет. Ви вдруг с ужасом поняла, что смотрят на неё, и вся сжалась. Больше всего ей захотелось выбежать на улицу. Особенно после того, как миссис Тэйлор добавила: – «О, я погляжу, твоя любовь к крысам с каждым годом только растёт!».
Ви было очень страшно, но к страху все же примешивалось любопытство – госпожа Маргарет так хотела пристроить её сюда. Что же она теперь будет делать? Неужто поссориться с подругой? Или прогонит её, Ви? Это было вероятнее, но…
Она увидела, как леди Маргарет встала ещё прямее, хотя, казалось, дальше уже некуда. Заметно напряглась и подняла голову. Ви могла ошибаться, но её зверёк будто бы тоже напрягся, и его густая шерсть поднялась дыбом.
«Моя мангуста ещё может потерпеть, когда ты зовёшь её крысой, Эстер». – проговорила леди Маргарет. Голос её по-прежнему звучал вежливо и даже добродушно, но теперь в нём отчётливо слышались ледяные нотки. - «Она животное и не понимает. Но это – девочка». – и уже чуточку менее холодно: - «Ты ведь говорила, тебе тяжело без Элизабет?».
Кажется, тон леди Маргарет заставил миссис Тэйлор несколько успокоить свою иронию.
«Но, помилуй Лунобог, я не просила…», - беспомощно пробормотала она, снова покосившись на Ви.
Сделав шаг навстречу подруге, леди Маргарет положила руку ей на плечо. И даже подтолкнула её в сторону комнаты, из которой миссис Тэйлор вышла. Выглядело это поистине удивительно, учитывая, что миссис Тэйлор была хозяйкой ателье, но леди Маргарет вела себя так, словно им владела она.
«Пойдём, Эстер, мне нужно с тобой поговорить».
Миссис Тэйлор посмотрела на леди Маргарет и, очевидно, уловила в её лице что-то особенное, потому что тотчас послушалась.
Когда светлая дверь захлопнулась за ними, девицы снова вернулись к работе. На Ви они по-прежнему не обращали никакого внимания, и она оказалась предоставлена сама себе.
Сначала она боялась, так ещё и стеснялась себя, оборванной и грязной, в этом чистом, полном красивой целой одежды месте, и потому стояла не шевелясь. Но в конце концов смущение и испуг сменились скукой, и Ви решила оглядеться. Медленно и нерешительно, каждое мгновение ожидая, что её прогонят, она принялась ходить по ателье, далеко обходя работающих девушек, чтобы им не мешать.
Сначала Ви просто ходила, с удовольствием разглядывая всё вокруг и принюхиваясь к невозможно приятным запахам – воск от свечей, мыло, цветочные духи (что это, она узнает потом). В животе в это время тревожно сворачивался узел волнения. Очень уж Ви не хотелось навсегда отсюда уходить и очень уж велик был шанс, что её не возьмут.
Но потом Ви добрела до другого конца зала и замерла.
До этого она шла мимо будничных платьев. Красивые, но такие Ви уже видела на дамах, что сидели в каретах или прогуливались в парках под ручку с отцами и мужьями. У противоположной же стены… В тот момент Ви понятия не имела, как звались эти платья. Она знала только, что если ателье – волшебный мир, то теперь она, несомненно, оказалась перед главными его магическими творениями.
Этих платьев было всего два, зато какие! Корсажи плотно прилегали к телам манекенов, все расшитые узорами – цветы, листья, птицы, что-то совсем уж вымышленное. Вокруг рукавов и груди слоями шли оборки. Пышные юбки огромными полукругами раздувались под талией, тоже все сшитые так, что походили на разноцветные облака – такими они казались лёгкими и воздушными. Одно было золотистым, другое – пурпурным.
Подобное Ви приходилось видеть разве что на паре очень дорогих кукол в магазине игрушек на Гаун-стрит, мимо которого они проходили с леди Маргарет. Она так и застыла, глядя на это чудо, будто любое движение, даже дыхание, могло сломать их или заставить испариться.
Но секунды превращались в минуты, а чудо-одеяния никуда не исчезали. В конце концов Ви не удержалась – очень уж ей захотелось проверить, что такая красота реальна, а не является плодом воображения. Дрожа с головы до ног, словно новорождённый зверёк, она неспешно, словно во сне, протянула руку к золотистому платью.
Ещё чуть-чуть, и кончики пальцев коснулись бы нежного бархата, но…
«Прошу вас, осторожнее, милое дитя! Это платье сегодня должна забрать его владелица, очень богатая графиня».
Голос звучал не строго и не иронично, он ворковал, словно хозяйка его была голубем, каких в избытке на улицах Фирэла. Однако Ви сразу узнала, что говорила миссис Тэйлор. И отшатнулась от платья, как от золотого бархатного пламени.
Тут же вернувшийся страх не позволил ей обернуться, и Ви пробормотала, обращаясь к чистым дощатым полам:
«Извините».
Позади раздался стук дорогих кожаных ботинок. Миссис Тэйлор остановилась совсем рядом, в нескольких шагах от Ви. Она чувствовала на себе взгляд этой суровой дамы, вот только теперь он отчего-то был не брезгливым, а… Добрым?
«Что вы, дитя, не извиняйтесь! Вам лишь надо привести себя в порядок, и трогайте, что хотите, только аккуратно. Эй, Мэри, отведи мисс… Как вас зовут?...».
Ви так смутилась от этого неожиданного вежливого тона и обращения на «вы», что не сразу вспомнила собственное имя.
«Ви, мэм».
«Да, конечно. Мэри, устрой всё, чтобы мисс Ви могла принять ванну и надеть чистую целую одежду. Это новая работница нашего ателье».
Одна из девушек, что возилась с платьями, сделала реверанс и подошла к Ви. Высокая, тоненькая, светлая, словно лебедь – Ви не могла не восхититься, хотя здесь, в этом ателье, все девицы выглядели одинаково. Велев Ви следовать за ней своим тихим мелодичным голосом, девица по имени Мэри последовала к ещё одной двери. Ви ничего не оставалось, кроме как отправиться за ней.
Она переступила порог – и, наверное, именно в тот момент прекратила быть нищенкой Ви. Теперь она стала полноправной Везучей Ви, девочкой на побегушках в одном из лучших ателье Корнерленда.
С тех пор прошло больше четырёх лет.