Министерство Астрологии

Никогда прежде Алле не приходилось страдать от неприятного запаха на работе. Она долго не могла понять, в чём же проблема: мусор из кабинета выносили часто, ели все на кухне на другом этаже, и никому не приходило в голову красить ногти на работе или пользоваться зловонным одеколоном.

– Ты тоже чувствуешь запах? – не выдержала через несколько дней она и спросила у Димы, медленно печатающего что-то несломанной рукой.

– Запах? – удивился тот, громко втягивая воздух. – Нет.

– А, я знаю, что ты имеешь в виду! – отозвался Лёня, поворачиваясь с первой «парты». – Стол пахнет?

Алла аккуратно приблизилась к столешнице, боясь показаться нелепой. Дима не стал стесняться и вжался носом в её стол, внюхиваясь, после чего объявил:

– Точно! Я уже давно привык.

– Что это? – сморщилась Алла.

– Никто точно не знает, – неловко улыбнулся Лёня. – Есть теория, что это советский клей ПВА забродил.

– Или проклятие духов с кладбища, на месте которого построили этот дом, – добавил Дима.

– Серьёзно? – спросила Алла, уже знакомая с чувством юмора Димы.

– Хэзэ, – пожал плечами тот и вернулся к работе.

С тех пор Алла пыталась попасть к Сосновской и попросить новый стол, но начальница вечно была не на месте. Коллеги никогда не знали, где именно пропадала директриса: то ли в Федеральной Налоговой Службе, то ли на торжественном открытии автомобильного завода, то на ли сельскохозяйственной конференции, но только не на рабочем месте.

Поэтому Алла фантастически обрадовалась, когда одним утром Лёня, ворвавшись в «класс», он же опен-спейс, сообщил:

– Дима, Алла, Сосновская зовёт нас.

Начальница пила чёрный кофе из тонкой фарфоровой чашки, держа её четырьмя пальцами и отставляя мизинец, украшенный кольцом с маленьким тёмным изумрудом. Таким же цветом сияли синяки под её уставшими глазами. Не поздоровавшись, она указала коллегам на три школьных стула напротив её письменного стола.

– Хочу отправить вас в поле, – начала она. – Алла, я читала в рекомендации от Андрея Иннокентиевича, что у тебя есть опыт, верно?

– Да.

– Отлично. Тогда езжайте тригоном в Полотняный Завод, пора их снова навестить.

– Куда? ­– хором спросили Дима и Лёня.

– М-м-м, – протянула Сосновская, закатывая глаза, – значит, так давно мы их не навещали, что вы и не знаете это захолустье. При СССР и в девяностые мы от них не отрывались. Думали постоянный кабинет там иметь, с нашими сотрудниками из Министерства. Да и несколько НИИ ими очень интересовались.

– Что особенного в этой деревне? – спросил Лёня.

– Особенного... – задумалась и Сосновская, а затем лукаво улыбнулась. – А знаете? Езжайте так, просто посмотрите на деревню, и вы сразу поймёте в чём дело. Это аномальная деревня. Когда вернётесь, я хочу услышать, что происходит в селе сейчас и какие у этого могут быть причины.

Алла смотрела на парней, спокойно выдерживающих непрофессионализм начальницы.

– Вопросы? – спросила Сосновская.

– Да, – уверенно сказала Алла, встретив непонимание в глазах начальницы. – С чего начать... С того, что мы не тригон. Я Близнецы, как и Дима, а Лёня Стрелец.

– Но вас трое, – заявила Сосновская, глядя на Аллу, как на идиотку.

– Смысл тригона не только в том, что нас трое, – вернула ей уничтожающий взгляд Алла. – Мы должны дополнять друг друга астрологически. Либо все быть из одной стихии, но разных Знаков Зодиака, либо быть сочетающимися Знаками разных Стихий. То есть, если я Близнецы, а Лёня Стрелец, нам нужен знак Земли в тригон для уравновешивания.

– Вот это вы в Москве заморачиваетесь! – рассмеялся Дима, почёсывая гипс.

– Аллочка, ваше знание матчасти впечатляет, – с ухмылкой сказала Сосновская. – В Москве применять теорию легко: у вас много кадров, экспериментировать с астрологической совместимостью тригонов можно бесконечно. Как ты видишь, у меня мало подчинённых. И я выбираю тех, кто свободен, а не тех, на кого указывают звёзды.

Странное чувство: Алла будто поменялась ролями с начальницей. Раньше она доказывала Ибрагимову, что глупо подбирать команду по натальным картам, а теперь убеждала директрису в обратном. Она смутилась, понимая голосовой, что согласна с Сосновской и начала спор из-за неприязни к ней.

– Можете идти, – напряжённо улыбнулась начальница.

***

Мотор баклажановой шестёрки гудел так, что заглушал радио. Сквозь гул проступали басы шаблонного бита, и это могла быть любая песня: и «Blinding Lights», и «От улыбки», и «Skibidi», и ремикс на «Прощание Славянки».

– Полчаса осталось! – крикнул Дима с пассажирского сиденья впереди.

Едва выехав из Калуги, они попали в лес, иногда прерывавшийся на деревни и поля. Алла, выросшая в Москве, в панельке детского дома-интерната, никогда не бывала в деревне. Однажды подруга по университету пригласила её покупаться в озере на даче, и с тех пор Алла думала, что деревни – это аккуратные пластиковые дачные домики с железными жалюзи, стеной опускавшимися на окна. Жалюзи вмерзали в стальные подоконники зимой, пока хозяева жили в городе, и защищали дорогую технику от воров. За такими жалюзи можно было бы спастись от Судной Ночи.

Настоящие калужские деревни тянулись тонкой полоской домов по обе стороны от дороги. В центре каждого села возвышался продуктовый магазин, а рядом с ним парковались местные жители, торгующие с машин первыми огурцами, луком и зеленью. Дома – все сплошь старые, деревянные, с двускатными крышами и ярко-разноцветные: голубые, жёлтые, розовые, зелёные, фиолетовые, с рисунками. В каждом без исключения доме окна были украшены белыми резными наличниками, а за рамами виднелись белые кружева тюли. Деревни казались полками с запылившимися пряничными домиками, отложенными для праздника, который так и не наступил.

– Кстати, Алла, – отвлёк её рулящий Лёня, – приглашение на водохранилище всё ещё в деле! Или на речку. Я посмотрел по карте – в деревне, куда мы едем, есть речка. Можем туда сходить.

– Во-первых, – вмешался Дима, – мы едем не в деревню, а в посёлок городского типа. Я погуглил. Во-вторых, я не могу купаться из-за гипса. И в-третьих, если ты даже не собирался позвать меня, это глупо и против профессиональной солидарности.

– «Третий лишний» – знаешь такую поговорку? – спросил Лёня.

– О-о-о, так у вас того... этого, – неопределённо помахал здоровой рукой Дима.

Лёня пожал плечами, а Алла почувствовала тихую радость, вылившуюся в лёгкую улыбку, не ускользнувшую от Димы, который удивлённо повёл бровями.

– Знаете, что я ещё погуглил? – переключился Дима. – Я выяснил, почему мы едем в Полотняный Завод.

– М? – одновременно спросили попутчики.

– Серьёзно? – усмехнулся он. – Вам настолько неинтересно, куда нас отправляет Сосновская, что не подумали поискать сами? Эх, новички! Короче, Полотняный Завод известен тем, что все жители там одного Знака Зодиака!

– Невозможно, – хмыкнул Лёня.

– Маловероятное совпадение, – заметила Алла.

– Совпадение или нет – никто не знает, – продолжил Дима. – Но факт остаётся фактом. Они все Раки!

– Раки! Час от часу не легче, – с притворством схватился на сердце Лёня.

Алла задумалась: не ради этой ли деревни отправил её сюда Ибрагимов? Решив не играть в прятки, она отправила бывшему начальнику имейл, сообщая, куда и зачем едет.

Полотняный Завод вправду оказался солиднее пыльно-пряничных деревень, пробежавших мимо на пути сюда. На горизонте виднелись трубы завода, предположительно полотняного, а на въезде в город стоял новенький ресторан.

– Так, сейчас налево, – указывал Дима, смотря на экран смартфона, – потом направо, и остановись на пощади Ленина.

Единственную площадь села было бы невозможно пропустить: маленький зелёный сквер с пустым местом посередине, где когда-то, вероятно, стоял бетонный Ленин. За сквером – розовое пряничное здание администрации, а перед ним – заполненная парковка. Заполненная, потому что квадратную площадь окружали каменные двухэтажные домики с продуктовыми и хозяйственными магазинами, а также высокая бетонная коробка с потемневшими буквами «Универмаг» на крыше. Красные, жёлтые и оранжевые каменные домики с каменными наличниками выглядели по-удивительному уютными и ухоженными, особенно в сравнении с деревянными домами прочих деревнями. На некоторых зданиях остались таблички с датами постройки, начинающимися с «17-».

– Нас встречают, – заметила Алла несколько человек в сквере, машущих им руками.

Дима нашёл место для баклажановой шестёрки, и они пошли навстречу тройке людей, ожидающих их в сквере. Две «делегации» встретились на месте отсутствующего памятника Ленина в центре и запутались в множественных рукопожатиях. Рассмеявшись, женщина в центре принимающей «делегации», сказала:

– Добро пожаловать в Полотняный Завод! Я Никанора Олеговна, глава этого посёлка городского типа. Признаться, наше скромное поселение давно не имело чести принимать в гости Министерство Астрологии.

– Это честь для нас – приехать в ваше необыкновенное села! – ответил за всех Дима, как старший астролог.

– Посёлок городского типа, – спокойно поправил его хмурый мужчина, стоявший рядом с главой.

– Прошу прощения, – ответил Дима. – Не переживайте, мы не хотим нарушить ваш уклад жизни. Мы не приехали с официальной проверкой или требованием лицензирования чего бы то ни было. Мы просто осмотримся, поймём, как вы живёте. Понимаете, Полотняный Завод чрезвычайно интересен с астрологической и статистической точки зрения.

– Мы понимаем, – с лёгкой грустью ответила Никанора Олеговна. – Но и вы нас поймите. При Союзе с нами и в хвост и в гриву боролись! И расселяли нас, и подселяли к нам другие Знаки Зодиака. Но уж такие мы получились аномальные! И просто хотим жить спокойно!

– Министерство Астрологии и не думает вас расселять или принуждать к чему-то, – заверил их Лёня. – Мы просто приехали как... туристы.

– Рады слышать, – ответили сопровождающие главы.

Поняв, что пришельцы из Министерства не настроены нападать на них незамедлительно, чиновники пригласили их прогуляться в близлежащий парк и насладиться солнечным днём. К радости Аллы, помощница главы Полотняного Завода раздала им бутылки с холодной водой из сумки-холодильника.

– Это Пушкинский дубовый парк, – гордо сказала Никанора Олеговна, когда «делегации» ступили на аллею под сенью ясеней, – через него мы выйдем к усадьбе Гончаровых. Да, супруга Пушкина родом из наших мест. Наш посёлок городского типа древний, старинный! Мы выросли из усадьбы Гончаровых и из полотняного завода, построенного ими. Он и до сих пор работает, теперь мы производим бумагу...

Глава села продолжала нахваливать село, а Алла пыталась не заплакать от обжигающе холодной воды. Она неосторожно осушила бутылку почти целиком, и теперь зубы сводило до судороги.

– Когда, вы говорите, церковь восстановили? – учтиво поддерживал беседу Лёня.

– Недавно, восемь лет назад.

Алла нащупала в кармане жвачку и с удовольствием отправила её в рот. Методичные жевательные движения спасли её от того, чтобы не закричать от боли.

– А почему у реки такое странное название? Суходрев? – продолжал Лёня, комментируя рассказ главы.

– Хм, я разные версии знаю, – ответила Никанора Олеговна. – Либо раньше река пересыхала каждое лето, и на дне обнажались старые деревья. Либо через реку вёл деревянный мост, который однажды сгорел при пожаре, и огонь распространился на близлежащий лес, который затем стоял мёртвый, полный сухих деревьев. Либо где-то на реке стояла заброшенная «сухая» деревня.

– У-у-у-у, загадочно, – без интереса протянул Дима.

– Как же вышло, что в Полотняном Заводе живут одни Раки? – вернулась к делу Алла.

Обе «делегации» вышли к скромному трёхэтажному особняку Гончаровых, за которым виднелись трубы завода, и продолжили путь по парковой аллее перед зданием.

– Легенда гласит, что пошло это от Гончаровых, – Никанора Олеговна спокойно пила ледяную воду из бутылки. – Афанасий Абрамович Гончаров, прапрадед Натальи Гончаровой-Пушкиной открыл здесь бумажную фабрику в начале восемнадцатого века, а затем решился построить родовое гнездо для всей семьи. По воле судьбы несколько поколений Гончаровых родились Раками и женились на Раках, так что вся большая семья, живущая в этом особняке, была одного Знака Зодиака. А жили они очень дружно и ладно...

– Ещё бы, раз все Раки, – вставил Дима. – Не зря люди шутят, что Раки сумасшедшие семьянины и всё тащат в дом, как хомяки.

– Так и есть, – по-доброму рассмеялась глава, – Для Раков – семья на первом месте. К тому же мы очень эмпатичны и легко ладим с людьми и понимаем их... Словом, Гончаровы тоже это заметили и подумали, а почему бы и крепостных крестьян не сделать Раками?

– Сделать? – удивился Лёня.

– Неправильно выражаюсь, – поправила себя Никанора Олеговна. – Много лет они покупали крепостных-Раков и продавали крепостных-не-Раков, пока вся деревня, коей был тогда Полотняный Завод, не стала полностью «Раковой».

– Но давно доказано, что Знак Зодиака не определяется Знаками Зодиака родителей, – заметил Лёня, – и это не наследуемая черта, она не определяется ДНК. Дети крепостных-Раков не получились бы Раками сами по себе.

– Гончаровы и это поняли, – ответила глава, – и приказали крестьянам заводить только детей-Раков... Да, удивление на ваших лицах оправдано – это не делалось гуманными методами. Они отбирали детей у родителей и продавали, ужасными методами проводили аборты, топили младенцев, как котят. Но что сделано, того не вернуть... Со временем крепостное право отменили, помещики исчезли, пришла революция. Красные, когда стояли в Полотняном, взорвали нашу церковь и сказали, что теперь мы свободны от религии, помещиков и диктатуры Раков. Но поколения, насильно привезённые из других волостей, давно канули в Лету, а мы успели понять, какое благо для общины несёт общий знак Рака. И мы продолжили традицию добровольно. Когда в тысяча девятьсот двадцать восьмом году пересмотрели даты Знаков Зодиака, мы тоже перестроились. А недавно мы даже герб изменили, если вы заметили.

– То есть в Полотняном Заводе рождаются только истинные Раки? – осторожно спросила Алла.

– Да, – уверенно ответила Никанова Олеговна. – Это не чудо, местные жительницы планируют рождение Раков заранее.

– Невозможно со стопроцентной, да даже с восьмидесятипроцентной уверенностью запланировать Знак Зодиака ребёнка, – обеспокоенно сказал Лёня. – Кто-то родится раньше и станет Близнецами, кто-то –позже и станет Львом.

– В теории невозможно, да, – согласилась глава. – Но Бог наc бережёт, и каждое лето здесь рождаются только Раки.

Алла перебросилась неверящими взглядами с Лёней и Димой, но никто не решился продолжить давить на главу посёлка городского типа.

– У нас открыта одна гостиница, – сменила тему Никанора Олеговна. – Это парк-отель для состоятельных гостей, которые приезжают к нам, чтобы отпраздновать свадьбу, юбилей или провести корпоратив. Но ради вас мы отменили бронь на неделю, и вы вольны располагаться в любом номере. Бесплатно.

Аллино сердце ёкнуло, когда она представила, что ради них опустошили целый отель, однако одноэтажная гостиница, названная «Каретным Сараем», оказалась не сильно больше обычного деревенского дома, где не могло поместиться больше, чем пять номеров.

– Вот мой номер телефона, – Никанора Олеговна подождала, пока её секретарша раздала визитки, – звоните по любому вопросу. Наша документация в порядке и может быть предоставлена в любой момент, нам нечего скрывать.

– Спасибо, мы обязательно вам позвоним, – ответил Дима, неуклюже держа визитку сломанной рукой.

Алле достался скромный, но уютный номер, из которого открывался чудесный вид на реку Суходрев и особняк Гончаровых. Переодеваясь для ужина в столовой, куда они собрались с Димой и Лёней, она поняла, что не взяла достаточно вещей на неделю. Есть ли в гостинице стиральная машинка? Правда ли они пробудут в этом селе-не-селе неделю? Можно ли сбежать раньше от фанатиков-Раков?

Она вдруг вспомнила слова Нади: «Ты с детства убедила себя, что Зодиаки ничего не решают, и прёшь по самому сложному пути». А если бы Алла родилась в Полотняном Заводе, думала бы она так же? Наверное, нет. Здесь её бы не оставила мать из-за Знака Зодиака, и у неё была бы настоящая семья. Не было бы причин ненавидеть свой Знак Зодиака и причин думать, что Зодиаки – пустой звук. В семье ли дело?..

В дверь постучали, и в коридоре обнаружился Лёня, одетый в слишком праздничный для ужина в деревенской столовой хлопковый костюм. Он сказал:

– Надеюсь, в столовой подают что-то кроме чебуреков. По дороге к селу я насчитал как минимум три придорожные чебуречные.

– А чем плохи чебуреки? – спросила Алла, выходя из номера и с трудом запирая скрипучую дверь.

– Я в детстве обжёгся раскалённым чебуреком.

– Как это? Мясом?

– Нет, в свежем чебуреке может быть кипящее масло. Представь: ты кусаешь чебурек, а на тебя вытекает кипящее масло.

– Не буду представлять, – ответил появившийся Дима. – Дамы и господа, пройдёмте в столовую «Весна».

Едва ли столовая могла удивить Аллу своей скромностью: в студенческие годы ей приходилось обедать холодными котлетами в кафе на цокольном этаже, потому что основная столовая была закрыта на ремонт все четыре года её обучения. К разочарованию Лёни, самым аппетитным из представленного оказались чебуреки, и Алла смело взяла два, приготовившись раскрасить свой жёлтый сарафан географической картой из маслянистых подтёков.

– Что вы думаете про местных? – тихо спросил Дима, когда они сели за столик в углу.

– Странно здесь, – ответил Лёня. За окном солнце заходило за бумажный завод и Лёнину рыжую голову. – Нужно походить, осмотреться.

– У меня нехорошее предчувствие, – полушёпотом призналась Алла, с удовольствием откусывая чебурек. Кажется, она никогда в жизни их не пробовала. – Здесь будто евгенические эксперименты над людьми проводят. Как можно проконтролировать, чтобы все рождались с двадцать первого июля по девятое августа? Вот именно, это невозможно! Без принудительных абортов или вообще... избавления от детей с неудобным Знаком Зодиака. Как при помещиках.

– Может, они просто записывают всех как Раков? – предположил Лёня, разрывая ножом куриную грудку на мелкие лохмотья.

– Нет, они идейные, – возразил Дима, неловко поедая чебуреки одной рукой. – Видели, как у главы глаза горели, когда она про семейные ценности и общину затирала? Такой, как она, день рождения по паспорту не важен. Она, может, сама на всех родах присутствует, чтоб проконтролировать... Но, возможно, это и хорошо.

– Что именно? – изумился Лёня, с трудом проглотив сухую жареную курицу.

– С астрологической точки зрения, общество, состоящее исключительно из Раков, идеально. Они заботятся об общем благе, неконкурентные, трудолюбивые, быстро прощающие. Раки идеальные учителя, врачи, руководители среднего звена. Они могут построить общество без конфликтов и разногласий, и, возможно, они это и сделали. Мне чрезвычайно интересно погулять завтра по городу и поговорить с местными.

– Даже если в теории это идеально, – вмешалась Алла, – может быть, здесь в воду подмешивают противозачаточные! Или ставят девушкам детородного возраста какие-нибудь инъекции весь год, кроме периода, подходящего для зачатия Раков... Никакое идеальное общество не стоит аморальных экспериментов на женщинах и детях.

– Твоё мнение, – покачал головой Дима.

– Мы ещё мало что знаем о Полотняном Заводе, – попытался разрядить обстановку Лёня. – Мы даже не знаем, правда ли это – что сто процентов населения здесь Раки.

– Запросим завтра документы у Никаноры Олеговны, – предложила Алла.

– Да сколько тут человек живёт? Тысяча? – прикинул Дима, соскребая остатки чебурека с тарелки ложкой. – Можем провести выборочную перепись населения. Опросить человек сто. Это несложно втроём.

– Для выборки неплохо, – согласился Лёня.

– Но, согласитесь, какая красивая идея? – не унимался Дима. – Деревня с общим Знаком Зодиака? И это Рак! Можно сказать, они создали общество без Знаков Зодиака в отдельно взятом посёлке городского типа! Как бы это назвать в отчёте?.. Монопоселение?

– Звучит эпично, – прокомментировал Лёня.

– Это должно быть так гармонично! – продолжал Дима, размахивая гипсом. – Может, в России есть и другие монопоселения, а мы не знаем! Может, монопоселения – будущее всего человечества. Представьте, государство Раков! Республика Весов! Страна Козерогов! Империя Овнов! Вот последним не завидую, передерутся... Но, по идее, это будут общества более-менее одинаковых людей с одинаковыми ценностями и стремлениями!

– Не сочиняй сценарий очередного фильма-антиутопии про диктатуру одного Знака Зодиака, – ответила Алла, понимая, что не доест последний чебурек. – За идеей гармонии могут скрываться фашистские эксперименты.

– Мы увидим завтра, – резюмировал Лёня.

***

О наступлении утра объявил петух, гордо прогуливающийся под окнами гостиницы. Накануне Алла забыла открыть окно, и теперь её комната варилась в коктейле из затхлого воздуха и солнечного света, упрямо пробивающегося через тёмные занавески. Открыв окно, Алла чуть не впустила внутрь серую кошку, расхаживающую по крыльцу. Та испуганно мяукнула, когда Алла её отогнала, и убежала в Пушкинский Парк ловить воробьёв.

Алла встретилась с коллегами на террасе за завтраком, бесплатно поданным хозяином отеля. Она неторопливо потягивала кофе и ела бутерброды, когда её посетила мысль, которой нужно было немедленно поделиться:

– Ситуация в Полотняном Заводе может быть проще, чем кажется. Это, возможно, секта.

– Да не, – хмыкнул Дима, почёсывая ставший грязным гипс. – Помнишь, как нам глава села показывала новую церковь? Они тут обычные православные консерваторы. Наверное, и по воскресеньям правда в церковь ходят.

– Это не значит, что они не могут быть сектой, – возразила Алла. – Наоборот. Выглядит ли Полотняный богатым? Нет. У них доходы от небольшого заводика да редких туристов. Тогда откуда деньги на новую здоровенную церковь? Когда все дороги разбиты...

– В этом нет ничего удивительного для России за пределами МКАДа, – заметил заспанный Лёня. – Церкви принадлежат РПЦ, а она богата. Дороги принадлежат городам и сёлам, а они бедны.

Алла смутилась, поняв, что была не права.

– Но теория про секту хорошая, – улыбнулся Лёня.

– Можете её проверить, если хотите, – без энтузиазма предложил Дима, допивая кофе. – Точнее, Алла, ты прощупай почву насчёт сектантства. Лёня, ты сходи в администрацию села и запроси документы о датах рождения жителей города. А я начну выборочную перепись населения, пообщаюсь с людьми...

***

Высокая белокаменная церковь с золотым крестом на крыше была видна прямо из гостиницы, нужно было лишь пересечь густой парк, иссечённый мелкими тропинками, протоптанными детьми, бегающими от реки до яблонь. Алла, одетая в белые шорты с белой майкой и жёлтой бейсболкой, поняла, что сама похожа на церковь.

– Погоди! – крикнул Лёня, сбежав по ступенькам в сад. – Я с тобой. Администрация в той же стороне.

Они шли под пышными деревьями, что шуршали листвой над тонкими аллеями, а прохладный ветер плавно опускался на землю. Сегодня казалось, что качающиеся деревья правда рождают ветер.

– Ты сама ходишь в церковь? – спросил Лёня.

– Нет, я не религиозна. А ты?

– Тоже, но верю, что что-то там должно быть...

– Между верой в «что-то там» и сектой, принуждающей людей рожать только Раков, должна быть огромная пропасть...

Внутри светлой церкви обнаружились лишь побеленные стены и простой золочёный иконостас с приоткрытой дверью алтаря. Новенький пластиковый иконостас будто заказали с Алиэкспресса: святых нарисовали кукольно-яркими красками. Окна по обеим стенам здесь открыли нараспашку, и летний ветер колыхал огоньки свечей.

– Молодые люди! – крикнула бабушка, сидящая в углу. – Девушка, наденьте юбку! И платок, платок! Молодой человек, кто же в церковь в шортах ходит? Сейчас я обоим что-нибудь приличное найду.

Оказывается, за спиной бабушки спрятался целый склад-гардероб из накидок, платков, шалей, юбок и платьев. Аллины шорты прикрыли длинной юбкой в пол, а на голову намотали пахнущий ладаном шарф с цветочным узором. Мужских брюк не нашлось, и служительница храма закрутила на Лёне громоздкий передник наподобие шаровар. Полюбовавшись на свои творения, бабушка удовлетворённо улыбнулась:

– Теперь – добро пожаловать!

– Спасибо, – с кислой улыбкой ответила Алла. – Подскажите, мы можем найти управляющего?.. Эм, священника?

– Батюшку? – добавил Лёня.

– Отец Сергий в трапезной, скоро вернётся, – ответила бабушка. – Вы исповедоваться желаете?

– Нет, мы из Калуги, из Министерства Астрологии, – ответила Алла. – Хотим поговорить о городе.

– Спаси и сохрани! – перепугалась служительница и перекрестилась.

– В чём дело? – напрягся Лёня.

– Опять расселять нас будете? – со скорбью спросила бабушка. – Говорить нам, что неправильно живём? На всё воля божья, и он бережёт нас, а вам это не нравится! Думали, всё, в восьмидесятые ад закончился, а вы снова тут как тут!

Со стороны иконостаса раздался хриплый кашель, и в церкви откуда ни возьмись появился священник в лёгкой чёрной рясе и с деревянным крестом на шее. Он сыто утирал рот рукавом рясы.

– Ефросинья Никифоровна, не пугайте гостей! Я слышал, что Министерство Астрологии здесь с исключительно научной миссией, не правда ли?

– Да, – ответила Алла. – Полотняный Завод – интересная статистическая аномалия. И мы хотели поговорить с вами об этом.

– С глубочайшим удовольствием, – улыбнулся отец Сергий. – Следуйте за мной.

Священник нырнул в незаметный коридор за иконами, из которого вышел. Коридор спускался под землю, и они оказались в системе переходов, которая вела из церкви к колокольне, трапезной и складам, в которых лежали старые потускневшие икона. Система вела и к дому батюшки, и Алла с Лёней внезапно оказались в деревянной деревенской избе.

– Вы голодны? – спросил батюшка, но, не дождавшись ответа, крикнул в другую комнату. – Мать! У нас гости из города!

– Мы только что позавтракали, спасибо, – попыталась отказаться Алла, но в комнате уже появилась полная женщина в халате, которая, очевидно, приходилась священнику женой, а не матерью.

– Что ж ты не предупредил! – взмахнула руками та. – Хоть чая заварю!

– Спасибо, но мы действительно не голодны, – возразил Лёня.

– Садитесь-садитесь, не стесняйтесь! – настоял священник.

Алла растерялась, посмотрела на растерянного Лёню, и они уселись за стол. Стол стоял напротив окна, откуда открывался вид на церковь и усадьбу Гончаровых, а вокруг стола возвышались шкафы с посудой и книгами. Через минуту стол был покрыт скатертью, жена священника принесла настоящий самовар и домашнюю выпечку.

– Вы и самоварного чая никогда не пили небось! – рассмеялась та, разливая напиток по чашкам.

– Никогда, – призналась Алла.

– Я сам родом из деревни недалеко отсюда, так что пил, – сказал Лёня.

– Откуда-откуда? – полюбопытствовала матушка, доставая откуда-то конфеты и свежие булочки, заманчиво пахнущие корицей.

– Вы не знаете, это очень маленькая деревня в Малоярославецком районе, – сказал Лёня, рассматривая глазированные булочки. – Ильинское – ближайшее большое село.

– А-а-а, Ильинское, – закивала женщина. – Как не знать, у нас кум оттуда.

Батюшка Сергий подул на чашку чая, отпил глоточек, поморщился от того, что кипяток правда кипяток, и спросил:

– Что же привело вас в наши края?

– Рядовая проверка, – ответила Алла, обводя пальцем цветочные узоры на раскалённой чашке. – Вероятность рождения Рака приблизительно равна восьми процентам, но в Полотняном Заводе – это полные сто процентов. Нам интересно, как это работает.

– Но не бойтесь, у Министерства нет планов о переселении или расселении Полотняного Завода, – заверил супругов Лёня.

– Отрадно слышать, – призналась матушка. – А то уже всякие слухи по улицам пошли...

– Чем же я могу вам помочь? – спросил батюшка.

Со второго этажа сбежали мальчик и девочка лет десяти с большим надувным кругом и крикнули:

– Мам, пап, мы на речку!

– С тётей Алёной? – спросила хозяйка.

– Да! – ответили они, уже выбегая из избы.

Лёня почувствовал, что всё-таки голоден, и осторожно взял булочку с булочковой горки. Она оказалась ватрушкой с яблочным вареньем и корицей и была настолько вкусной, что Лёня словил флешбеки из деревенского детства, как ресторанный критик в Рататуе.

– Я хотела узнать ваше мнение насчёт зодиакальной гомогенности Полотняного Завода, – серьёзно продолжила Алла. – Полагаете ли вы, что в этом есть роль религии, и какова она?

– Роль религии? – удивился батюшка. – Не сказал бы... Вы же знаете, кто ходит в церковь. В основном – это пожилые люди. На службе я изредка вижу одного-двух человек младше сорока. А люди старше сорока редко бывают благословлены ребёнком... Да, иногда приходят ко мне молодые пары, парни, девушки, спрашивают совета о семье, браке. Но за тридцать лет, что я служу в этом приходе, никогда у меня не спрашивали о таком деликатном деле, как дата зачатия ребёнка.

– А о чём тогда они спрашивают, если не секрет? – спросила Алла.

– В некотором роде, секрет, – лукаво улыбнулся батюшка. В его бороде остались крошки от только что съеденной булочки, – потому что существует тайна исповеди. Но вопрос, который всегда волнует прихожан, – спасутся ли они. И меня спрашивают, как быть хорошей матерью, хорошим отцом, достойной супругой, благодарным сыном и так далее... К счастью, сам я благословлён любящей семьёй, поэтому верю, что могу наставить и других, используя Слово Божие.

Матушка расплылась в улыбке и положила мужу новую ватрушку.

– Угу, – кивнула Алла. – Тогда каково ваше личное мнение: почему весь Полотняный Завод – Раки?

– Это традиция, начатая помещиками Гончаровыми, – ответил батюшка. – Сначала наш Знак Зодиака насаждался насильно, но со временем мы поняли, что это на благо. И теперь сам Господь помогает нам.

– Мир за пределами Полотняного слишком жесток, – добавила хозяйка. – Когда в город ездим, то первый вопрос, который слышим ото всех: «Какого вы Знака Зодиака?». И на базаре, и в церкви, и больнице. Какая им разница? У нас в Полотняном этого никто не спрашивает: мы все Раки.

– То есть вам не важно, какой именно у вас Знак Зодиака? Главное, чтобы был один? – спросила Алла. Чай подостыл, и она смогла его попробовать. Чёрный чай приправили листиками мяты, смородины и малины.

– Пожалуй, это имеет значение, – почесал бороду отец Сергий. – Говорят, что Раки самые спокойные и покладистые, честные и трудолюбивые. Для целого города, конечно, это благо. А вот если ты один, добрый и отзывчивый, живёшь среди хищников, то либо душа твоя очерствеет, либо постигнет тебя участь Иисуса – за доброту не простят, распнут... Я считаю, помещики сделали благое дело, собрав в Полотняном Раков со всех уголков Российской Империи. Столько благородных душ спасли!

– Но, признаться, мы не сильны в астрологии, – заметила хозяйка, подливая Лёне чая, – нам без надобности.

– Естественно, – согласилась Алла. – Но что, если у гипотетической пары здесь родится ребёнок зимой и будет, скажем, Змееносцем? Представим, что они придут к вам за советом. Что вы им скажете?

– Змееносцы эти, ох, новая мода! – прокомментировала хозяйка.

– Что скажу им? – удивился батюшка. – Да что сказать? Любите друг друга и растите ребёнка послушным и богобоязненным. Уж не думаете ли вы в городе, что мы здесь убиваем новорождённых не-Раков? Или, не дай бог, наши девушки аборты делают? Нет! Но Господь благословляет нас каждое лето исключительно малышками-Раками.

Алла задумалась, попробовала булочку с вишнёвым повидлом и поняла, почему Лёня молчит и не может оторваться от выпечки. Булочки оказались самодельными и ещё тёплыми, будто только из печки. Терпкий вкус повидла с кусочками вишни дополняла сладость карамели и горькость орехов. Мягкое-мягкое тесто с дымком приятно сминалось под пальцами.

– Нравится? – с надеждой спросила хозяйка.

– Ошень, – закивал Лёня.

– Кстати, матушка, ты заходила утром к соседу? Как Иваныч? – спросил священник.

– Ой, всё не встаёт Петя-бедолага! – в сердцах махнула рукой матушка и перекрестилась. – Так уж его спину болезнь скрутила...

Пока супруги отвлеклись на разговор о соседе, Алла затолкала в себя ещё три ватрушки: две с малиной и одну с абрикосом. Когда над столом повисла тишина, Алла почувствовала себя неловко и предложила:

– Лёня, нам пора.

– Уже? – расстроилась хозяйка. – Я вам сейчас с собой еды сложу. И вечером на ужин приходите! Заняты? Тогда завтра! Надолго вы у нас в гостях? Когда хотите приходите!

Они попрощались с батюшкой на пороге, держа в руках по большой банке клубничного варенья и пакет с булочками. Отец Сергий перекрестил их обоих, прочитал короткую молитву и отпустил с миром.

– Двери нашего дома и нашей церкви всегда открыта для вас, – сказал на прощание священник.

Отойдя от избы подальше в парк, Алла спросила Лёню:

– Что думаешь? Они пытались нас задобрить плюшками, чтобы Министерство снова не вмешивалось в дела Полотняного Завода?

– Не думаю... Может быть, они просто добрые люди.

– Может быть... И отец Сергий не похож на главу секты. Лидер секты должен быть громкий, харизматичный, боевой оратор, а не тихий семьянин. Но в тихом омуте, как известно...

– Мне кажется, ты себя накручиваешь, – признался Лёня, нюхая пирожки в пакете. – Мы можем попытаться поикать другого человека, который окажется «лидером секты»... О, мне же в администрацию нужно за документами! Там и спрошу.

– Не прямо про «лидера секты», я надеюсь? – рассмеялась Алла.

– Не, пусть Сосновская обозначит влиятельных людей в селе. С ними и поговорим.

Лёня отдал Алле пакет с пирожками и свою банку варенья и понёсся в центр села-не-села, оставив её слушать пение птиц и запах домашней выпечки.

***

Аллин мозг закипал, и безоблачный июльский день, тянувшийся бесконечно долго, не улучшал ситуацию. На ужине в столовой Алла осмелилась взять розоватую окрошку, Лёня последовал её примеру, а Дима вернулся от прилавка с горой чебуреков, наваленных в суповую тарелку.

– И зря вам они не нравятся, – обиделся за чебуреки Дима и, голодно разорвав напополам свою первую чебуречную жертву, спросил: – Ну как ваш прогресс?

– Местный батюшка кажется... нормальным, – сказала Алла, разглядывая местных, которые разглядывали её. – На первый взгляд на лидера культа, убивающего неугодных младенцев, не похож. Но я не буду отказываться от теории про секту.

– Окей, – безразлично согласился Дима и отправил в рот вторую часть чебурека, подстраховывая здоровую руку загипсованной, которую завернул в салфетку. – Лёня?

– Я запросил документы о переписи населения, но конкретно перепись здесь не проводилась со времен Всероссийской Переписи Населения две тысячи десятого года. Мне дали какой-то прошлогодний список избирателей, и, выборочно проверив людей, я увидел только Раков. Но избирательные списки включают только совершеннолетних граждан, поэтому я попросил их поискать другие сводные документы, и сама глава Полотняного, Никанора Олеговна, пообещала предоставить нам список жителей.

– Странно, что она лично контролирует нашу проверку, – заметила Алла.

– Забей, – махнул гипсом Дима. – Тут живёт сколько человек? Меньше двух тысяч, я слышал. У неё тупо немного работы, и ей скучно... Я погулял по деревне, поопрашивал людей, и знаете – все довольны. Кому-то я честно представлялся как чиновник из Министерства. Кому-то – как проезжий, который услышал про «Раковую аномалию» и хочет потрепаться... Все, как один, уверены, что сто процентов Полотняного Завода – Раки, никто никогда не слышал про случаи рождения не-Раков со времён «Ракового переселения» по указке Гончаровых, и все были страшно этим фактом довольны.

– Но это невозможно, – нахмурилась Алла. – Знаете, в каком случае все люди довольны? Когда живут при диктатуре и знают, что жаловаться небезопасно.

– Можно ли устроить диктатуру в деревне?.. – риторически спросил Лёня. – Они же не полтора миллиарда человек, как в Китае, заставляют молчать. Здесь пара тысяч односельчан, они могут просто договориться без всякой диктатуры.

– Я думала, ты на моей стороне, – попыталась пошутить Алла, но это прозвучало как претензия.

– Мы не на войне, чтобы выбирать сторону, и я... – потерялся, оправдываясь, Лёня.

– Алла, не раскачивай лодку, – обратился к ней Дима, поглощая четвёртый чебурек и ловя восхищённые взгляды других посетителей столовой. – Какие у нас есть доказательства того, что местные убивают младенцев?

– Мы здесь второй день, у меня нет доказательств, только предчувствие, – призналась та. – Вы понимаете, насколько статистически маловероятен процент зачатия исключительно Раков? В определённое время всё село перестаёт использовать контрацепцию и усиленно пытается произвести на свет Раков?

– А когда это случается?.. – задумался Лёня, считая на пальцах. – О, новогодние праздники!

– Всё понятно! – рассмеялся Дима. – Странно, что у нас пол-России не Раки.

– Не вижу над чем смеяться, – нахмурилась Алла. – Может быть, на праздники они устраивают жуткие сексуальные ритуалы.

– Почему сразу жуткие? – усмехнулся Дима. – И, пока все довольны, у Министерства нет вопросов к сексуальным ритуалам.

– Как мы можем быть уверены, что все довольны? – настаивала Алла.

– Слушай, я поговорил с полусотней людей сегодня, и все считают, что Полотняный Завод – рай на Земле. Без конфликтов, без Знаков Зодиаков, без стратификации общества и бла-бла-бла. Если найдёшь того, кто придёт ко мне и скажет: «Дмитрий Васильевич, меня каждый новый год заставляют совокупляться с тридцатью людьми противоположного пола без контрацепции, и мне это не нравится», тогда и поговорим.

Алла закатила глаза и отпила потеплевшего пива.

– И посмотрите на людей, – не выдержав, добавила Алла, – особенно на пожилых. Бабушки – в платках, дедушки – как священники одеты. Да и молодёжь некоторая. Консервативная секта...

Дима и Лёня синхронно рассмеялись, но по-доброму. Заметив непонимание на лице Аллы, Лёня ещё раз зашёлся в хохоте, но пояснил:

– Дорогая моя московская Алла, ты впервые в жизни оказалась в деревне, да? Здесь люди одеваются на ближайшем рынке, где нет модных шмоток, а только «бабушкины» и «священнические» аутфиты.

***

Алла крутилась всю ночь, заснув лишь под утро: духота заставляла её открывать окошко каждые десять минут, а холодный лесной ветер – закрывать. Однако и утренний сон продлился недолго благодаря назойливой кукушке, вздумавшей считать чей-то возраст на крыше гостиницы. Алла боролась с инстинктивным порывом считать крики кукушки, решив, что если начнёт делать это сейчас, то окончательно сдаст свой разум на съедение приметам, суевериям и Зодиакам.

На террасе, утопающей в утреннем тумане, за завтраком оказался лишь Лёня, тут же объявивший, что Дима уже ушёл возобновлять общение с местными жителями.

– А ты чем сегодня займёшься? – спросил он, пододвигая к Алле чашку с кофе и вчерашние булочки, заботливо посыпанные пудрой.

– Ой, это ты для меня? Спасибо, – удивилась Алла, решившая вчера, что и Дима, и Лёня считают её идиоткой. – Я хочу найти ближайшего гинеколога к Полотняному Заводу и выяснить статистику по абортам.

– Хм, боюсь, что это может быть врачебная тайна, – задумчиво почесал за ухом Лёня. – Кстати, вчера Сосновская сама предложила нам поднять документацию по родам в ближайшей больнице. Про аборты она, правда, не упоминала... Но сказала, что ближайший госпиталь, что не удивительно, в ближайшем городе – в райцентре Кондрово.

– Тогда поеду в райцентр, – решила Алла.

– Я собираюсь туда же.

Выезжая за пределы Полотняного Завода, Алла с Лёней будто покидали пасторальную открытку и въезжали в фильм Звягинцева о российской глубинке. Возможно, злую шутку сыграла уютная гостиница с видом на старинную усадьбу, лес и реку, и Алла видела лишь лучшие стороны Полотняного Завода, но теперь, оказавшись за его пределами, она окунулась в скорбную и бедную российскую деревню, которой Лёня и Дима постоянно пугали её.

– В Полотняном-то богато живут, – тоже заметил Лёня, сидящий за рулём. – Видишь, как дорога изменилась? Одни ямы, чтоб им неладно стало. Надеюсь, не раздолбаем машину, пока до райцентра доедем, а то Дима мне голову снесёт.

Навигатор наврал Алле, что до райцентра пятнадцать минут пути, и они пробирались между кочек и колдобин почти час. Так называемый город Кондрово едва ли отличался от близлежащих деревень. Да, они миновали квартал полуразвалившихся бледных пятиэтажек, но большая часть населения жила в старых деревянных избах, украшенных цветными резными наличниками и ставнями, как красиво одетые покойники.

– На следующем перекрёстке направо, и мы у больницы, – объявила Алла.

Больница странно напоминала роскошный Четвёртый Онкоцентр под руководством профессора Варфоломеева в Москве. Если бы чудесный старинный особняк Четвёртого Онконцетра не ремонтировали двести лет, а по ухоженным клумбочкам у входа пропустили стадо коров, он выглядел бы в точности так же, как Первая Районная Больница Дзержинского Района Калужской Области.

– Мы на месте, – неуверенно объявила Алла.

Лёня не заметил её изумления и припарковался прямо на клумбе, которую уже ничто не могло изуродовать ещё больше.

Когда-то больница была красива, а теперь в гранитном полу зияли рытвины, как на дорогах Калужской области, а жёлто-красная мозаика, когда-то воспевающая колхоз и крестьян, облезла и покрылась серым налётом. Половину холла отделили яростно-белыми пластиковыми панелями с четырьмя окошками регистратуры, в трёх из которых виднелись таблички «Перерыв. Скоро буду. Не стучать», а в оставшемся сидела бабушка в очках с толстенными линзами и разгадывала сканворд.

– Прошу прощения, – обратилась Алла к сотруднице. – У вас можно сделать аборт?

Бабушка с изумлённым презрением осмотрела незнакомку поверх очков и сказала:

– Если у тебя есть направление от гинеколога и прошла неделя тишины, которая даётся девушкам, чтобы те одумались и не губили несчастные детские души.

– А если у меня направление из Полотняного Завода, то я тоже здесь могу сделать аборт? – равнодушно спросила Алла.

– Это кто тебе выдал в Полотняном направление на аборт, милочка? Там ни поликлиник, ни больниц.

– То есть, если я из Полотняного Завода и хочу сделать аборт, я иду в местную районную поликлинику, жду неделю и прихожу сюда?

– Да я же вижу, что вы из города! – осознала бабушка, привстав за стойкой регистратуры и осмотрев одежду Лёни и Аллы. – Чего вам надо, а? В жизнь я не видела, чтоб девочки из Полотняного к нам на аборты являлись! Вы что, специально хотите слухи распустить? Безобразие! Я сейчас милицию вызову!

– Прошу прощения за непонимание, мы из Калужского Управления Министерства Астрологии, – спокойно сказала Алла, показывая удостоверение. – Мы проводим проверку Полотняного Завода. Мне нужно увидеть акушера-гинеколога, ответственного за аборты.

– Ой... – перепугалась сотрудница, увидев красную корочку с ярко-оранжевой бумагой внутри, удачно повторявшей стиль удостоверений канувшего в лету КГБ. – Анжела Георгиевна вам нужна... На третьем этаже.

Кабинет со старой деревянной дверью и ветхой табличкой с едва проступающими буквами «А.Н... шер-гин...» подсказывал, что Лёня с Аллой на верном пути. Внутри сидела пожилая женщина, будто клонированная с бабушки из регистратуры. Такие же толстые круглые очки, купленные в, скорее всего, единственной оптике райцентра, смотрели на такой же сканворд, купленный в, скорее всего, одном и том же киоске.

– Добрый день! – с подчёркнуто дружелюбной интонацией обратился к гинекологине Лёня, решая взять разговор в свои руки вместо подозрительно агрессивной Аллы.

Докторка спокойно выслушала объяснение Лёни насчёт проверки Полотняного и абортов и, отложив журнал, ответила:

– Я не веду статистики по абортам. Но у нас их очень мало. Понимаете, молодёжь вся в Калуге, здесь бабушки да дедушки, аборты делать некому. Но из тех, кто ко мне приходил на аборт, никого из Полотняного Завода не было. Я бы запомнила. Мы ведь все знаем, что там одни Раки рождаются. Если бы пошёл слух, что кто-то уз тамошних сделал аборт специально, чтобы не родился Рак, такой бы скандал поднялся...

– То есть вы думаете, что это действительно просто совпадение? – уточнил Лёня. – Что там рождаются одни Раки?

– Совпадение или чудо, не знаю... – незаинтересованно ответила гикекологиня, вспомнив новое слово для сканворда и вписав его. – Но женщины из Полотняного у меня в отделении исключительно рожают детей, а не абортируют.

– И все действительно рожают в период с двадцать первого июля по девятое августа? – уточнила Алла.

– Да, это называется родиться Раком, – ответила им, как идиотам, докторка, не понимая подвоха. – Статистику по рождениям в Полотняном могу дать за последние годы. А по абортам... Не знаю, может, мы в Калугу что-то отправляем. У меня нет бумажек по абортам. Но из Полотняного никто не приезжал за сорок пять лет моего стажа...

– А как бы вы объяснили то, что в Полотняном Заводе рождаются одни Раки? – спросил Лёня. – С профессиональной точки зрения.

– В Калужском меде это был самый популярный вопрос на экзамене по биологии на первом курсе, – низко рассмеялась докторка. – Но я при Союзе училась... Тогда в Полотняном каких только экспериментов и опытов не делали. Но так никто и не выяснил причину. Говорили, мутация, но в генах её не нашли. Хотя в теории возможна мутация, которая позволяла бы зачатие только в самое холодное время года. Но доказательств не было. И правильный ответ на экзамене был: «Советская наука ещё не знает ответа на этот вопрос, и я учусь, чтобы в будущем в биологии осталось меньше неотвеченных вопросов»...

Пролистав документы за последние семь лет, Лёня с Аллой не нашли ни одной роженицы из Полотняного, поступившей в больницу на роды не в конце июля или начале августа. Шесть лет назад в документах фигурировали два мертворождённых младенца, но и они были бы Раками.

Ожидаемо, но Алла обнаружила рядом с фамилией каждой роженицы букву «В» в скобках. Теперь она понимала, что это означало «неприоритетная пациентка зодиакальной группы В».

– По статистике всё чисто, – признал Лёня, закрывая папку с документами.

– Но у нас нет данных об абортах, – вздохнула Алла, – только слово докторки.

– А зачем ей врать? – спрашивал Лёня, когда они спускались по лестнице к машине. – Она не из Полотняного Завода, у неё нет личного интереса скрывать правду. Статистику за семь лет мы увидели. Там родилось сколько?.. Около ста детей, и все действительно Раки. С моей точки зрения, это достаточно точная статистика, даже и без абортов.

– Ты можешь быть прав. А можешь и не быть.

***

– Как успехи? – спросил Дима вернувшихся Аллу и Лёню.

Дима разлёгся на шезлонге возле террасы отеля в одних плавках, солнечных очках и гипсе. Рядом на пластиковом столике лежал старый журнал «Вокруг Света» и стояла недопитая кружка чая.

– Статистика по рождаемости в норме, – сказал Лёня.

– А ты весь в трудах, я смотрю, – обратилась Алла к Диме.

Тот устало махнул на неё, зевнул и величаво поднялся с шезлонга-трона, пояснив:

– Купался с Герасимом, хозяином отеля. Золотой человек! Купаться с гипсом фигово, но ради тёплой водички можно и в целлофан замотаться!.. А, кстати! Ваня посоветовал нам съездить в местный коровник. Там лучшее молоко в области и все Раки – коровы! В смысле все коровы – Раки!

– И рассказывайте мне после этого, что местные – не сектанты, – усмехнулась Алла, пытаясь вспомнить, знает ли она какого-то местного Ваню.

Коровник, официально принадлежавший Полотняному Заводу, стоял поодаль от села и прятался за лесополосой, через которую вела одна просёлочная дорога, изъеденная колеями от грузовиков. Алла, никогда не бывавшая на производстве молока и лишь отдалённо представлявшая, как функционирует корова, не понимала, почему коллеги начали восхищаться коровником ещё на подъезде к нему.

– Мы уже в ста метрах, ветер в лицо, а не пахнет! – изумлялся Лёня, руля через ухабы.

– Стены белые! – вторил ему Дима. – Даже вон там, где коровы гуляют!

Слух о приближающихся чиновниках из Министерства опередил самих чиновников, и две доярки уже встречали машину в светлом дворе коровника.

– Добро пожаловать! – зычно крикнула им полная женщина с голубым, как небо, передником.

– А мы за парным молочком к вам! – заявил Дима, будто приезжающий сюда каждую пятницу перед завтраком.

– Дадим-дадим! – обрадовала их другая работница в зелёном, как поле осоки, фартуке.

Десятка два-три чёрно-белых бурёнок гуляли по просторному голому загону, просовывая головы через деревянный забор из редких стройных балок и пытаясь достать свежую траву в поле.

– Они вернулись с дневного выпаса, но всё равно голодные. Теперь-то до вечера! – пояснила доярка в осоковом фартуке. – Они сейчас вон на то-о-о поле за еловым лесом ходют! Там Концерн не сеет ничего, просто трава растёт, вот коровки и кушают.

Внутри длинного, но узкого белого коровника прятались два ряда аппаратов автоматической дойки ужасающего вида. Коллеги Аллы продолжали восхищаться отсутствием запаха, а она поинтересовалась:

– Как так вышло, что все коровы Раки?

– Дело нехитрое! – рассмеялась доярка в небесном переднике. – Покупаем только телят-Раков, но Концерн нас знает и всегда делает хорошую скидку! У нас в стаде только тёлки. Был бык, но выводить Раков не получалось. Попробуйте сказать тёлке с быком, когда спариваться, а когда нет!

– А что делали с рождёнными телятами не-Раками? – спросила Алла.

– Продавали.

Рождённый в деревне Лёня пылал живым интересом к местным технологиям доения и выпытывал у доярок всё об аппаратах вплоть до завода-производителя.

– Моя мама двадцать лет в коровнике работала, – гордо заявил Лёня, – я там как дома жил.

– Где же молоко?! – не унимался Дима, а Алла укрепилась в подозрении, что тот купался на речке не только с хозяином отеля, но и с парочкой литров пива.

В то же мгновение доярка в осоковом фартуке появилась с высокой стеклянной бутылкой, запотевшей от теплоты молока. Не стесняясь, Дима выхватил бутыль здоровой рукой, расплескав молоко на пол, устеленный соломой, и отпил половину.

– О-о-о-х, аж жить захотелось! – выкрикнул тот.

– Мы вам с собой дадим! – пообещали доярки.

– Сколько стоит? – спросила Алла.

– Не надо о деньгах! – будто оскорбилась вопросом небесная доярка.

Однако тут же в коровник влетел мальчишка лет двенадцати на велосипеде. Звучно бросив двухколёсного друга на входе и подхватив плетёную корзинку с багажника, он понёсся к дояркам, крича:

– Собираю по сто-двести рублей! Собираю! По сто-двести!

Доярки, не отрываясь от работы и не спрашивая подробностей, потянулись к карманам за смятыми купюрами, и веселящийся Дима последовал их примеру. Алла не пользовалась наличными, так что лишь развела руками, когда мальчик беззаботно крикнул: «Сто-двести» – ей в лицо, а Лёня потянулся было к карману, но затем замялся, спросив:

– На что собираешь?

Мальчик рассмеялся и убежал, не дождавшись Лёниных ста-двести.

– Вы упомянули Концерн, – обратилась Алла к осоковой доярке. – Что это за фирма?

– Ох, официальное название я и не упомню... ООО «КалугПродТорг»... ОАО «ПродКалугТрейд»... ЗАО «ТоргКонцернКалуг»...

– Многие жители Полотняного на него работают? – спросила Алла.

– Мы не работаем на него, – пояснила другая доярка, – а продаём им молоко. Все наши фермеры тоже им продают. Вон если на то-о-о-о и вон то-о-о поле сходите, там все пашни принадлежат нашим, Полотняным. И они с Концерном торгуют.

– То есть Концерн здесь фактически монополист? – спросила Алла.

Доярки пожали плечами, а Дима, допивший бутылку молока, недовольно заявил Алле:

– Ну чего ты снова такая душная? Я уже всё-ё-ё выяснил! И про Полотняный, и про Концерн! Не беспокойся!

– Что ты выяснил? – уточнила Алла.

– Что всё нормально, – рассмеялся тот, будто опьянев от парного молока. – Завтра, давай все дела завтра... Дорогие мои девушки, приглашаю после смены всех купаться! Герасим проиграл мне в карты и сегодня проставится самогоном!

Одобряющие крики доярок со всего коровника не могли не означать согласие. Дима усиленно подмигивал молоденькой работнице в цветочном фартуке, моющей аппараты дойки.

– Алла, правда, не переживай, – обратился к ней Лёня, – попробуй парное молоко. Ты когда-нибудь пробовала?

– Нет, – призналась Алла.

Она отпила упругого тёплого молока, и оно оказалось на вкус как голубое небо и зелёная осока.

Вечером у гостиницы собрались не только доярки, но и прочие новые друзья общительного Димы: работники магазинов, столовой и простые прохожие, с которыми Дима пообщался за Полотняный Завод и за жизнь. Сначала Алле не хотелось присоединяться к полуночному купанию в реке с самогоночкой, но после заверений Лёни, что под их окнами, скорее всего, не жуткая сектантская тусовка, а обычный деревенский отдых в вечер пятницы, решилась выйти.

В парке недалеко от гостиницы владелец отеля Герасим развёл костёр, кто-то принёс гитару, и все собравшиеся затянули «Батарейку». Алла с Лёней сидели на поваленном дереве, а местные постоянно предлагали им новые и новые стопки самогона. Отказавшись от пяти подряд, Алла решилась на шестую.

Оказывается, звёзды светили душераздирающе ярко даже при горящем костре. Светили, как сияющие от пьяной радости глаза коллег и поющих в унисон местных Раков. Над их головами светили созвездия Большой Медведицы, Лебедя и Геркулеса, и Алла была счастлива не видеть на небе Зодиаки. Вот кто-то запёк в костре молодую картошку, присыпал солью и оставил на пеньке как угощение для всех. Картошка оказалось мягкой, как пюре, и напоминала парное молоко.

Кажется, потом Алла выпила ещё самогона и позвала Лёню искать цветы папоротника, и они убежали в лес, где целовались, и смотрели на звёзды, и целовались, и возможно, нашли цветы.

***

Алла настояла отправиться с проверкой к фермерам «на то-о-о поле», куда указала доярка из коровника. Дима согласился «поехать для галочки, хотя мне уже и так всё понятно», а Лёня не знал, чем ещё заняться.

Сами фермеры жили в Полотняном, но их сараи и ангары с рабочей техникой стояли на поле, до которого пришлось снова добираться через лесополосу и коровник. «То-о-о поле» оказалось длинной полосой земли, зажатой четырьмя лесами, посреди которой возвышалось несколько хозяйственных построек. Постройки смотрелись как космические корабли пришельцев с планеты, погибшей в техногенной катастрофе. Корабли приземлись в фонтанирующем жизнью поле и жадно пили его энергию, снова вспоминая вкус жизни.

Коллеги застали нескольких молодых парней у ближайшего ангара. Те аккуратно вывозили футуристического вида комбайн на поле. Дима держался с парнями приветливо и, кажется, был с ними знаком и даже пил с одним из них на речке.

– Как Дуся твоя? – по-дружески подмигнул Дима, и двое работяг желчно загоготали, пока один обиженно вздохнул.

– Мы здесь по делу, – строго вмешалась Алла. – Вы продаёте зерно Концерну, верно?

– Зерно? – удивился один из фермеров. – Мы кукурузу растим-то. Эх, городские!.. Но продаём Концерну, да.

– А почему ему?

Парни переглянулись и пожали плечами, сказав:

– Дык больше некому. Думаете, мы айти стартапы и выбираем клиентов? Не-е-е, уважаемая. Концерн даёт денежку, и нам выбирать не приходится.

– А хорошо платят, если не секрет? – спросила Алла.

– Такое... – скривился другой фермер. – Налогов много выходит.

– Налогов? – тут уже напрягся Дима. – Но Концерн – частная фирма. А налоги берёт только государство.

– Мы не разбираемся в бумажках, – признался фермер. – Вась, какие налоги мы платим?

– Да чёрт знает... – почесал затылок другой. – У нас простой этот, как его... процесс купли-продажи. Мы отдаём кукурузу, а Концерн всё сам оформляет. Там... налоги, лицензии, разрешения...

– А какие лицензии вам нужны? – поинтересовался Лёня. – Возможно ли, что от Министерства Астрологии тоже?

Парни переглянулись, обменявшись сконфуженными взглядами, и сказали:

– Вроде, я видел про астрологию бумагу... Не, я не помню... Да в зелёной папке от Концерна точно было...

Дима зацепился за лицензии и пытался выпытать подробности, но фермеры искренне не понимали, чего от них хотят городские чиновники.

– Каким образом вы оформляете фермерскую деятельность? – Дима даже звучал как канцелярский бланк. – Как ИП? Или вы сотрудники Концерна? Или их дочерних фирм?

– Так у нас колхоз... Нет, колхозов с Союза нет... – сомневались фермеры. – Что-то типа колхоза тогда... Да хрен его знает! Мы отвозим кукурузу Концерну, берём деньги и всё!

– А контракт есть? Или в чёрную? – не унимался Дима.

Алла осматривала ровные зелёно-жёлтые ряды кукурузы, которые, как волосы, перебирал тёплый ветер, мягко гладящий поле. Внезапно в голове Аллы родился вопрос, и она перебила Диму:

– А кукуруза тоже... Рак?

Фермеры странно уставились на девушку и замолчали. После пяти подвешенных секунд тишины деревенские парни громко рассмеялись, хлопая друг друга по плечам.

– Я слышал, что дама из проверки странная... – признался один, – но кукуруза-Рак! Во даёт!

– Не сложно предположить, что кукуруза Рак, когда все жители Полотняного и даже коровы Раки! – вступился Лёня за коллегу.

– Сади мы кукурузу под конец лета во время Рака, об урожае бы и не мечтали, – смеялись парни. – А у нас цветёт и колосится! Вам, приезжим, кажется, что мы совсем ку-ку, да? Думаете, не различаем коров, кукурузу и людей, и всех растим в раковых пробирках?

– Я не... – замялась Алла.

– Знаете, что я вам скажу? – прекратив смеяться, спросил фермер, которого другой назвал Васей. – Мы не знаем, почему вы здесь и что ищете. Но при Союзе мы натерпелись зла и от государства в целом, и от вашего Министерства в частности. Мы пытаемся быть дружелюбными. Пытаемся, как можем. Мы вас кормим, поим, развлекаем... Но если вы захотите уничтожить всё, что мы любим, всю нашу жизнь, то мы не стерпим. У нас есть хозяйство, у нас есть деньги, мы будем биться... Мы понимаем, что Полотняный Завод выглядит странно и непонятно для посторонних. Но это же вы, городские, кичитесь толерантностью и прогрессивностью, да? Ты вообще из Москвы, я слышал, да? И что, в Москве нормально быть геем, но ненормально иметь ребёнка-Рака. У меня два сына Рака, и да, мы с женой планировали время рождения! Я для тебя более странный, чем гей?

– Я не имела в виду, что планировать день рождения детей или быть геем ненормально... – потерянно ответила Алла.

– Тогда в чём проблема? – округлил глаза Вася. – Да, мы отличаемся от вас! Но это наш образ жизни, нам так жить хочется! Да, не вписываемся мы в ваш тринадцатеричный мир! Но, может быть, это вы... Это вы не вписываетесь в наш!

Когда Вася перешёл на крик, его друзья-фермеры схватили его за плечи, говоря:

– Простите, Вася – горячий парень.

– Да! Да, горячий! – всё больше входил в раж Вася. – Валите из Полотняного! Не трогайте нас!

– У Министерства нет никаких планов на расселение, как раньше... – пытался успокоить его Дима.

– Спасибо, блин, от души! – кричал Вася. – Земной поклон, что не посылаете нас на крайний север, как каторжных!

Васю прервал звон велосипедного звонка. Белобрысый мальчик, тот же, что носился вчера по коровнику, собирая деньги, летел к сараю, широко расставив руки и не держась за руль.

– А ну стоять! – крикнул теперь мальчику Вася. – Тормози! Убьёшься!

Белобрысый мальчик ловко остановился в пяти сантиметрах от двери сарая и громко бросил велосипед, понёсся к трактору, вокруг которого все собрались, крича что есть сил:

– Сто-двести! Собираю по сто-двести!

– На что? – спросил один фермер, хотя уже достал кошелёк из куртки.

– Петру Осинову на спину! – выпалил мальчик и похватал сторублёвые купюры из рук фермеров, тут же убегая обратно.

– Наконец-то! – улыбнулся другой фермер. – Уж сколько мать его в больницу посылали, а он боялся! Точно по двести с носа хватит?

– Тётя Ника сказала, что если все скинутся, то да! – ответил мальчик, уже запрыгивая на велосипед и уезжая.

После исчезновения мальчика наступила неловкая тишина. Алла открыла рот, дабы ответить на прежние нападки Васи, но Дима опередил её, сказав:

– Нам пора. Хорошего урожая, господа!

– Хм! – сквозь зубы бросил Вася, но под строгими взглядами фермеров промолчал.

– До свидания! – преувеличено приветливыми улыбками попрощались остальные.

***

Связь в селе работала из рук вон плохо, и Алла выяснила, что может загрузить аудиосообщения от Нади лишь между часом и двумя дня. Та, уже наслышанная о проблемах подруги, оставляла ей голосовухи ближе к обеду.

– Я всю неделю перерабатываю! – жаловалась Надя в сообщении. – Начальник прессует в этом месяце отделку не начать, а уже закончить! Это вот для того мега-особняка с Зодиаками. Помнишь, когда я приходила к Министерству и ваш стиль фоткала? Когда ещё Максима встретила... Время летит! Короче, нам доплатили, потому что особняк должен быть готов к определённой дате. То ли к свадьбе, то ли к юбилею... И, казалось бы, при чём тут архитекторка? Мой проект давно готов и сдан. Но нет, эти фанатичные олигархи всё время требуют правок! Сдвиньте Козерога под южное окно, сдвиньте Змееносца под северное... А мне план всей внешней кладки из-за них переделывать!.. Но лучше скажи, как ты сама?

Алла искренне пыталась вникнуть в проблемы Нади, но её разум полностью поглощал Полотняный Завод. Поняв, что не стоит грузить занятую подругу ворохом собственных проблем, она нажала на кнопку записи:

– У меня в целом всё нормально. Местечко здесь сумасшедшее, и я была уверена, что всё село состоит в секте, занимающейся евгеническими экспериментами над людьми. И, вероятно, так и есть, мы просто не нашли доказательств... Но возможно я судила книгу по обложке, а справедливость обретается в неожиданных местах и формах...

Она задумалась, имела ли смысл последняя фраза или нет, и пояснила в следующем голосовом:

– Я будто в мире Гарри Поттера или Звёздных Войн, где люди живут без Знаков Зодиака. А ты знаешь моё отношение к Зодиакам. Или знала. Возможно, влияние созвездий безумно преувеличено и раздуто, но само существование Полотняного Завода, стремящегося убежать от зодиакальной дифференциации, доказывает, что Зодиаки крепко держат всех нас в своих когтях...

***

– Эй, Лёня, Надя, выходите! – крикнул Дима со двора гостиницы.

Прошла неделя, отведённая на проверку Полотняного Завода, и завтра коллеги возвращались в Калугу. Возвращались без громких новостей о культе Раков, убитых младенцев или принудительных абортах, но со скучными выписками из найденных документов, подтверждающих единый Знак Зодиака всех жителей Полотняного, и протоколами опросов местных жителей, единодушно одобряющих и поддерживающих план Полотняного оставаться большой семьёй Раков.

Аллу продолжала грызть мысль о ненайденной статистике по абортам из Полотняного, но Дима и Лёней уверяли коллегу, что это была бы бумажная капля в море документов, опровергающих мифы о секте в Полотняном Заводе.

– Не верю своим глазам! – объявил Лёня, выходя на порог гостиницы и осматривая Диму. – Где гипс?

– Всё! – радостно крикнул тот, хвастаясь голой и теперь здоровой рукой. – Только что сняли в райцентре! Теперь два повода отмечать, пошли!

– А куда идти? – спросила Алла, выходя на крыльцо и вдыхая ароматный летний воздух.

– Сюда, на площадь! – махнул Дима в направлении центра села.

На Полотняный опускались вечерние сумерки, но на обычно тёмной центральной площади Ленина оказалось светло. Разномастные светильники, будто принесённые сельчанами из домов, подсвечивали аллейки изумрудного сквера, зажатого между продуктовыми магазинами и розовым пряничным зданием управы. Светящиеся садовые гномы, гирлянды из разноцветных мерцающих бабочек на деревьях, торшеры, электрические канделябры – всё казалось настолько же неуместным, насколько к месту. Площадь была сверкающим островком оранжевого света посреди сгущающихся сумерек. Тёплый свет отражался от оранжевых и красных домов-магазинчиков и концентрировался в центре на месте отсутствующего памятника Ленину.

– Столько людей! – удивился Лёня.

В центре сквера накрыли несколько столов, расставленных кругом. Под деревьями стояли мангалы, где жарился шашлык, а на огромных деревянных тарелках на столах ждали свежие деревенские овощи и местный сыр.

– Все захотели прийти попрощаться! – сказала Никанора Олеговна, встречающая гостей в ярко-алом платье.

– Почему? – смутилась Алла в обычных шортах и майке.

– Полотняный – тихое место, – пояснила глава, – и ваша проверка – событие, которое мы запомним на десятилетие, не меньше. А ваша рекомендация Министерству Астрологии не вмешиваться в дела Полотняного Завода и рассматривать нас как образцовое «монопоселение» достойна самого пышного торжества.

Алла с удивлением посмотрела на Диму, который, очевидно, стоял за рекомендацией, и тот улыбался в тридцать два зуба.

– И это не всё! – заметил отец Сергий, выставляющий на столах бутылки кагора. – Уже июль, а значит, скоро начнётся пора дней рождений Раков! Будем гулять почти каждый день, как сегодня!

Закрутившийся праздник унёс Диму за стол главы Полотняного и батюшки, а Алла с Лёней оказались за столом с доярками. Увы, Алла не знала, как поддержать разговор о видах сена, делающих молоко вкуснее и навоз менее вонючим, а Лёня блистал знаниями и купался во внимании доярок. Собравшиеся не смотрели косо на чиновников из Министерства, как ожидала Алла, а искренне кричали тосты за процветание родного села и за рождение новых Раков этим летом.

Карнавал света, еды, а теперь и живой музыки, когда между столами на пустой постамент памятника уселся мужичок с баяном и запел, окружал Аллу, как тайфун, но не трогал, словно она стояла в центре торнадо. Полупонятные разговоры о сборке урожая, крестинах детей и заготовке солений на зиму окутывали её, как уютный шерстяной платок, но она не могла вставить ни слова.

– Я тебе потом расскажу, что мы имеем в виду, – вдруг Лёня накрыл ладонью руку Аллы и по-доброму улыбнулся, и она невольно подумала, как интересно отражается непредсказуемый свет праздника в его рыжих волосах.

– Хорошо, – ответила Алла, всё равно не понимая сути разговора с доярками.

Дима пил на брудершафт с Никанорой Олеговной и громко декларировал ей свои мысли по поводу «монопоселений», их преимуществ и обещал дойти до Москвы, но заставить министра присмотреться к Полотняному Заводу, как к будущему России.

Баянист затянул «Калинку», и это стало сигналом молодёжи повыскакивать с мест и ринуться в центр площади через столы. «Калинку» странным образом танцевали на манер греческих сиртаки. Баянист распевался медленно-медленно, и танцующие двигались в плавном хороводе, иногда выбрасывая ноги в центр круга. Быстрее заиграл баянист, и быстрее затопали и захлопали танцующие.

Девушки кружились в хороводе с цветными платками в орнамент на плечах, и платки непредсказуемо переливались в неверном свете праздника. Стакан кагора, сочный шашлык, громкие песни и отчаянное веселье завораживали Аллу, которая не двинулась с места весь вечер, но будто танцевала и пела со всем селом, радуясь теплу и урожаю, радуясь, что опасность Министерства миновала, и радуясь, что вот-вот в Полотняном Заводе родятся новые Раки.

***

Неделю, проведённую на задании в поле, Алла не могла дозвониться Ибрагимову в Москву из-за отвратительной связи. Этим воскресным утром бывший начальник сумел дозвониться до Аллы и расспросить её о Полотняном Заводе.

– Мы пришли к заключению, что ничего подозрительного там нет, – ответила она, решив не погружать Ибрагимова в собственные сомнения касательно абортов. – Существование «монопоселения» странно и нелогично. Ещё страннее, что Раков принудительно собрали в Полотняном помещики три века назад. Но теперь вроде бы свободное село добровольно продолжает негуманный эксперимент Гончаровых.

– Чего не увидишь на Земле, – присвистнул Ибрагимов. – Алла, мой тебе совет. Смотри внимательно, Калужская Область удивительна и полна сюрпризов.