Международная прокуратура ООН

Поздний вечер. Конференц-зал Международного центра Сеула.

Минджи вошла в зал уверенным шагом, за ней шли Шериин и Джунхо. За большим круглым столом уже сидели двое: Ли И Фань — представитель Китая, спокойный, хладнокровный, с почти непроницаемым лицом, и Айсулуу — в строгом белом костюме, с тонкой ручкой в пальцах и всё той же выверенной дипломатической осанкой.

— Прокурор О Минджи, — вежливо кивнул Ли И Фань.

— Господин Ли. Госпожа Айсулуу, — коротко ответила Минджи, не показывая ни капли личного отношения.

Айсулуу кивнула, слегка сдержанно. Но в её взгляде было нечто большее, чем дипломатия. В нём была боль матери, которую не пускают в собственную кровь.

— Насколько мне известно, — начал Ли И Фань, открывая папку, — в деле, затронувшем деятельность международного блока, фигурируют имена граждан сразу нескольких стран. Китай настаивает на прозрачности расследования.

— Прозрачность будет обеспечена, — чётко сказала Минджи. — Но только по линии закона. А не по давлению извне.

Он посмотрел на неё, словно изучая.

— Это ваша личная позиция или позиция прокуратуры?

— Это позиция прокурора, назначенного расследовать дело без политических фильтров.

Айсулуу слегка повернула голову, её голос был спокойным, но внутри он бил по нервам.

— Минджи, твоя резкость иногда путается с принципами. В таких делах нужна осторожность. Особенно, когда ставки высоки.

Минджи прикусила губу. Мама снова говорила так, словно она девочка, у которой нет права на самостоятельность. Только теперь — это было на глазах у коллег.

— Я знаю, что делаю. И я не позволю ни личным, ни дипломатическим связям повлиять на ход расследования.

Молчание повисло. Ли И Фань посмотрел на Айсулуу, потом снова на Минджи.

— Китай предложит помощь в проверке одной из связей Владимира Лищенко. Он был в Шанхае в прошлом месяце. Возможно, у нас есть видеоархив.

Минджи кивнула:

— Примем любую информацию. Спасибо за сотрудничество.

Встреча продолжалась ещё двадцать минут, но всё, что происходило после — казалось лишь фоном. Главное произошло за первые пять минут.

Когда они вышли из зала, Шериин взглянула на Минджи:

— Ты выдержала.

— Это не победа. Это просто ещё один круг.

— Ты говоришь о деле?

Минджи остановилась. Впервые за долгое время — позволила себе дрожащий голос:

— Я говорю о ней.

Поздняя ночь. Квартира Минджи.

Свет в прихожей был тусклым, почти мертвенным. Минджи сбросила туфли, аккуратно повесила пиджак и прошла в гостиную. Там, на полке между книгами о международном праве и старыми делами, стояла рама с чёрно-белым снимком.

На фотографии — женщина в простом платье держит за руку маленькую девочку с длинной косой. Девочка улыбается, а женщина смотрит куда-то в сторону. Почти так же, как и сегодня — через плечо, будто избегает встречи взглядов.

Минджи провела пальцем по стеклу, медленно.

— Я не звала тебя "Мамой" с тех пор, как мне исполнилось восемь, — прошептала она. — И ты этого не заметила.

Она села на диван, взяла в руки рамку, крепче.

— Почему ты уехала тогда? Почему выбрала работу? Почему не забрала меня?

Слёзы не текли. Они давно высохли. Остался только ком в горле — тяжёлый, как чужой камень внутри.

— А теперь ты называешь меня "Минджи", как будто я тебе просто коллега. Представитель. Кто угодно, только не дочь.

С улицы донёсся шум — чей-то смех, мотоцикл, шаги. Город жил. А Минджи — только существовала в его рамках. В его законах.

Она поставила рамку на место, но теперь она стояла лицом внутрь полки — как напоминание о том, что прошлое не всегда достойно быть на виду.

Телефон завибрировал. Новое сообщение.

От: Джунхо.
“Я поехал проверить данные по Лищенко. Он не просто так был в Шанхае. У него был кто-то в посольстве. Мы на шаг ближе.”

Минджи выдохнула. Закрыла глаза. Вернулась в реальность.

— Дело не ждёт. Даже если душа ещё болит.

Флешбэк. Бишкек. 2001 год.

Поздний вечер. Дом в старом районе.

Шорох дождя по подоконнику, тёплый свет лампы, запах чая с молоком. Маленькая Минджи сидит на полу с книжкой, на корейском написаны буквы — она старается вслух:

— …엄…마…

Айсулуу проходит мимо с папкой, одетая не по-домашнему — в строгую блузу и пальто, словно не дома, а в чужом месте. Она на секунду останавливается:

— Что ты читаешь?

— Это письмо для тебя, мама, — отвечает Минджи, поднимая глаза. — Я учу слова, чтобы ты могла… понимать.

Айсулуу медлит. Потом садится рядом, но не полностью — словно всё ещё не может себе позволить расслабиться.

— Ты должна учить языки, чтобы стать сильной. Мир не прощает слабость, Минджи.

— Но я просто хочу… чтобы ты не уезжала.

Тишина. Айсулуу смотрит на неё. Пальцы на коленях дрожат, но голос спокоен:

— Мне нужно на заседание. Это важно. Я вернусь.

Минджи тихо кивает. В её глазах — ожидание.

Айсулуу встаёт. Берёт сумку. И не целует дочь на прощание.

Дверь хлопает. Минджи остаётся одна — с книжкой и словом, которое она так старалась выучить:

— …엄마…

Поздняя ночь. Гостиница.

Президентский номер. Тишина.

Айсулуу стояла у окна. Рядом — бокал воды, не тронутый. Документы на столе оставались закрытыми, планшет выключен. Она смотрела на ночной Сеул — город, в котором выросла её дочь, но в котором её самой почти не было.

Минджи была холодна, уверена, чётка. Как дипломат. Как чужая.

— Такая же, как я, — произнесла Айсулуу тихо, почти беззвучно.

Внутри неё боролись две женщины. Первая — дипломат, сильная, рациональная, защищающая интересы своей страны. Вторая — мать, которая не знала, как разговаривать с собственной дочерью.

«Я была на переговорах, когда ей исполнилось девять. Я не позвонила. Я думала — успею завтра. А завтра растянулось на годы».

Она прошлась по комнате. Осторожно, будто шаг за шагом пыталась пройти по собственной памяти.

— Когда ты впервые назвала меня просто "госпожа Айсулуу", я хотела крикнуть, что я твоя мать… — прошептала она, присев на диван. — Но… не имела права.

Она закрыла глаза. Образы детства Минджи всплыли в голове — тонкая косичка, пальцы, сжимающие ручку, глаза, полные ожидания. А потом — документы. Переводы. Полёты. Законы.

Айсулуу вдруг поняла: она запомнила все даты международных встреч, но не помнила, когда у Минджи выпал первый зуб.

— Я дала тебе мир. Но не дала любви. Прости меня.

Слеза скатилась по щеке, и она быстро стёрла её. Даже в одиночестве — не привыкла плакать.

На столе замигал экран: письмо из Бишкека, касающееся дела Лищенко. Она сделала глубокий вдох. Вернулась в привычную роль.

Но в глубине души — та другая женщина, мать, — осталась сидеть на диване. С фотографией в ладонях. Где маленькая Минджи всё ещё держала её за руку.

Раннее утро. Улица Намсан. Сеул.

Небо затянуто дымкой. Людей почти нет.

Кан Джунхо шагал быстрым шагом вдоль переулка. Место встречи было выбрано не им — старое здание, бывшая типография, давно заброшенная. Его контакт — человек, ранее работавший в консульстве, с которого Лищенко внезапно снял все полномочия за день до бегства из Женевы.

Он остановился у входа. Серый металл ворот казался мёртвым, но кто-то уже ждал внутри.

— Ты пришёл, — раздался голос.
Из тени вышел мужчина в очках, с ветхой сумкой на плече. Он оглядывался.

— Говори быстро, — сказал Джунхо, оставаясь на расстоянии. — Я не доверяю тому, что ты предложил встречу в таком месте.

— У тебя есть основания. Они зачищают всё, Джунхо. Я... я видел, как Лищенко встречался с человеком из финансового отдела китайского консульства. Это было незадолго до утечки данных.

— Кто этот человек?

— У меня нет имени. Только фото с камер наблюдения. — Он достал флешку и протянул. — Но ты должен знать — это не просто коррупция. Они что-то прятали. Связь уходит глубже — в один из исследовательских центров под защитой международной коалиции.

Джунхо прищурился.

— Биотехнологии?

— Возможно. Или военные контракты. Я не знаю точно. Но там были документы, помеченные как IPN-Class-7. Международная защита. А потом... всё исчезло.

Джунхо взял флешку, спрятал в карман.
— Ты покинешь страну?

— Уже сегодня. Мне оставили записку в лифте. Без имени. Только слова: «Ты много знаешь».

Он посмотрел в глаза Джунхо. В них было отчаяние. И страх.

— Береги Минджи. Если они поймут, что вы близки к разгадке — они пойдут на всё.

Внезапно снаружи раздался грохот — будто кто-то сбил мусорный бак.

— Иди! — прошептал источник. — Скажи ей… что это не просто политика. Это война.

Джунхо не стал оглядываться. Он ушёл быстро, резко, с напряжёнными мышцами. В груди — тревога. В руках — правда, за которую, возможно, придётся платить.Позднее утро. Прокуратура. Кабинет Минджи.

Минджи просматривала отчёт по флешке, которую только что передал Джунхо. Данные были фрагментированы, но в них мелькали фразы: "Закрытые каналы", "Третье лицо в Женеве", "Проект — под грифом IPN-Class-7".

Шериин вернулась с кофе, но, увидев лицо Минджи, остановилась у двери.

— Новости плохие?

— Они хуже, чем мы думали. Здесь след не только к Лищенко, но и к частному институту в Пусане. Все данные стерты за последние 6 месяцев. Ли И Фань явно не говорил всей правды.

Шериин подошла ближе и вдруг заметила на столе белый конверт — без марки, без подписи. Только имя:

"Прокурору Минджи. Лично."

— Ты это видела?

— Нет. — Минджи нахмурилась. — Это кто-то принёс?

— Я ничего не получала. Я была с тобой всё утро.

Минджи открыла конверт. Внутри — один лист бумаги. Напечатанный текст.

**"Каждый, кто роется слишком глубоко, рискует быть похороненным в той же земле. Выбор за тобой.

Следующее письмо будет не на бумаге."**

Пауза. Только гул вентиляции.

Минджи подняла глаза на Шериин.

— Это угроза.

— Думаешь, это связано с Лищенко?

— Это связано со всем. Кто-то не просто заметается. Кто-то предупреждает. Хочет, чтобы я отказалась от расследования.

Шериин побледнела.

— Ты… откажешься?

Минджи скомкала письмо и бросила в урну.

— Нет.

Она резко встала.
— Подключай Айсулуу. И Джунхо. Пусть готовят экстренную сессию. И скажи Джун Илю, чтобы он активировал протокол безопасности.
Если это война — мы не будем играть в тишине.

Конференц-зал прокуратуры. День X.

Минджи, Джунхо, Шериин, Айсулуу и Ан Джун Иль собрались за длинным столом. Атмосфера напряжённая, взгляд каждого полон тревоги и решимости.

Минджи поднялась, держа в руках распечатку с текстом угрозы.

— Сегодня утром я получила это, — её голос был твёрдым, но холодным. — Нам угрожают. Кто-то пытается остановить расследование.

Айсулуу сжала кулаки.

— Мы знали, что так будет. Но мы не можем позволить страху взять верх.

Джун Иль кивнул.

— Активировал усиленные меры безопасности. Все данные шифруются, сотрудники находятся под защитой. Но нам нужна конкретика.

— Флешка с информацией Джунхо — первый ключ, — сказала Шериин. — Мы уже начали расшифровку. Там упоминания о проекте под грифом IPN-Class-7, связанного с частным институтом в Пусане.

— Ли И Фань подтвердил участие Китая, — продолжила Минджи. — Но это только вершина айсберга. Кто-то на международном уровне пытается скрыть правду.

— Мы не одни, — сказал Джунхо. — У меня есть источник, который боится за свою жизнь. Он уверен, что проект связан с военными технологиями.

Минджи встретилась глазами с каждым из присутствующих.

— Это не просто дело. Это война за информацию. Но мы — сторона закона. Мы будем бороться, несмотря ни на что.

Комната наполнилась тихим согласием. Решимость была как броня.

— План действий следующий: продолжаем расследование, усиливаем безопасность, информируем международных партнёров. И держим связь друг с другом.

Минджи глубоко вдохнула.

— Это наш след в Сеуле. И мы должны пройти его до конца.