Международная прокуратура ООН

Сеул. Сумерки. Лето.

Плотный воздух мегаполиса прорывался сквозь жалюзи в кабинете Минджи. За окном — бесконечный гул города, как дыхание гиганта, живущего своей жизнью. Внутри — глухая тишина. Только часы на стене, не спеша, отсчитывали время.

Минджи сидела, скрестив руки на груди, вглядываясь в документы по делу, которое всё сильнее начинало походить на политическую ловушку. Подозреваемый исчез, материалы — фрагментированы, а главное имя — замазано. Но она чувствовала: это не просто бюрократическая ошибка. Это чей-то тщательно выстроенный след.

— Он снова появился, — произнёс Кан Джунхо, входя в кабинет без стука.

Минджи подняла взгляд. Он был уставшим, но взгляд оставался острым.

— Кто?

— Владимир Лищенко. Он прилетел из Женевы и уже дал интервью одному из европейских порталов. Сказал, что «международная прокуратура скрывает неудобные истины».

— У него нет права говорить о правде, — тихо, но твёрдо ответила Минджи. — Он сам бежал от неё.

Джунхо молча сел напротив. Между ними была своя, непроизнесённая история — сложная, запутанная, как сама политика, в которой они жили.

— У нас проблема, — вмешалась Шериин Аль Мухаммад, входя почти одновременно с сообщением на планшете. — Китайская сторона требует разъяснений. Ли И Фань готов встретиться прямо сегодня.

Минджи глубоко вдохнула.

— Хорошо. Назначь встречу. Пусть Айсулуу тоже будет там.

Имя Айсулуу вылетело легко, но за ним стояла буря воспоминаний. Мать. Женщина, которую она почти не знала, но кровь которой текла в её жилах. Сейчас — дипломат. Представитель Кыргызстана. Формально союзница. Фактически — незнакомка.

Сеул превращался в шахматную доску. И фигуры уже начали двигаться.

А в коридоре на мгновение замер человек в тени. Ан Джун Иль. Он наблюдал, как Минджи собирает команду. Он знал, что её вера в справедливость сильна... Но достаточно ли её, чтобы противостоять тому, что готовилось?
Кабинет снова погрузился в тишину после ухода Шериин. Минджи подошла к окну, но не открыла его. Просто стояла, глядя на отблески фар и неоновых вывесок, отражающихся в стекле.

— Ты изменилась, — тихо сказал Джунхо.

Минджи не повернулась.

— В этом городе у всех нет выбора. Или ты меняешься, или тебя раздавит система.

— Ты говоришь как политик. — Он встал и подошёл ближе, оперся на край стола. — А когда-то ты ненавидела политику.

— А ты — людей, которые держали в руках власть.

— Я и сейчас их не люблю. Но… ты ведь знаешь, я всё ещё верю в тебя.

Она развернулась, встретив его взгляд. В этом взгляде была история. История двух людей, которые когда-то не боялись быть рядом. До того, как пришли приказы. До того, как тайны разделили их.

— Джунхо… если ты пришёл сказать, что всё это слишком опасно, можешь не тратить время.

— Я пришёл не за этим.

— Тогда зачем?

Он замолчал на миг. Потом мягко:

— Я всё думаю... а если бы тогда я остался? Если бы не ушёл в департамент, если бы не стал выполнять приказ...

Минджи опустила глаза.

— Ты сделал выбор. Как и я. Не вини себя.

— Я не виню. Но мне больно, что я больше не знаю, кто ты. Эта Минджи, которая не боится обвинить международную систему — это уже не та девушка, что спорила со мной по ночам о справедливости и цитировала статьи из Конституции.

Она улыбнулась — устало, почти незаметно.

— А ты всё тот же — упрямый и слишком прямолинейный.

Они оба замолчали. Где-то за стеной раздался глухой сигнал планшета — новое сообщение. Мир снова напоминал о себе.

— Мы не можем вернуться назад, Джунхо, — сказала она наконец. — Но мы можем двигаться вперёд. Вместе, если ты готов. Не как раньше. Без иллюзий. Только правда. Только дело.

Он кивнул. Медленно, с каким-то внутренним принятием.

— Только не забывай: даже самые сильные люди иногда имеют право быть слабыми.

Она посмотрела на него с благодарностью, которую не смогла бы выразить словами.

— Спасибо… что всё ещё здесь.

---

Поздний вечер. Конференц-зал Международного центра Сеула.

Минджи вошла в зал уверенным шагом, за ней шли Шериин и Джунхо. За большим круглым столом уже сидели двое: Ли И Фань — представитель Китая, спокойный, хладнокровный, с почти непроницаемым лицом, и Айсулуу — в строгом белом костюме, с тонкой ручкой в пальцах и всё той же выверенной дипломатической осанкой.

— Прокурор О Минджи, — вежливо кивнул Ли И Фань.

— Господин Ли. Госпожа Айсулуу, — коротко ответила Минджи, не показывая ни капли личного отношения.

Айсулуу кивнула, слегка сдержанно. Но в её взгляде было нечто большее, чем дипломатия. В нём была боль матери, которую не пускают в собственную кровь.

— Насколько мне известно, — начал Ли И Фань, открывая папку, — в деле, затронувшем деятельность международного блока, фигурируют имена граждан сразу нескольких стран. Китай настаивает на прозрачности расследования.

— Прозрачность будет обеспечена, — чётко сказала Минджи. — Но только по линии закона. А не по давлению извне.

Он посмотрел на неё, словно изучая.

— Это ваша личная позиция или позиция прокуратуры?

— Это позиция прокурора, назначенного расследовать дело без политических фильтров.

Айсулуу слегка повернула голову, её голос был спокойным, но внутри он бил по нервам.

— Минджи, твоя резкость иногда путается с принципами. В таких делах нужна осторожность. Особенно, когда ставки высоки.

Минджи прикусила губу. Мама снова говорила так, словно она девочка, у которой нет права на самостоятельность. Только теперь — это было на глазах у коллег.

— Я знаю, что делаю. И я не позволю ни личным, ни дипломатическим связям повлиять на ход расследования.

Молчание повисло. Ли И Фань посмотрел на Айсулуу, потом снова на Минджи.

— Китай предложит помощь в проверке одной из связей Владимира Лищенко. Он был в Шанхае в прошлом месяце. Возможно, у нас есть видеоархив.

Минджи кивнула:

— Примем любую информацию. Спасибо за сотрудничество.

Встреча продолжалась ещё двадцать минут, но всё, что происходило после — казалось лишь фоном. Главное произошло за первые пять минут.

Когда они вышли из зала, Шериин взглянула на Минджи:

— Ты выдержала.

— Это не победа. Это просто ещё один круг.

— Ты говоришь о деле?

Минджи остановилась. Впервые за долгое время — позволила себе дрожащий голос:

— Я говорю о ней.