В Тисках Судьбы |18+|

Дорогие мои читатели я очень сильно старалась написать эту главу, отменила все свои запланированные встречи для того чтобы материализовать свое вдохновение. Я бы хотела чтобы вы по окончанию чтения этой главы написали мне самые яркие свои впечатления о ней. Это ещё не конец...

Вечер тянулся, как изысканная ария, где каждая нота держала напряжение до последнего вдоха. Мужчины стояли обособленно, собравшись в строгий полукруг — их лица были серьёзны, голоса понижены, а жесты сдержаны. Мафиозные разговоры никогда не терпели лишних ушей, особенно женских. Оттуда, из глубины зала, доносились обрывки фраз — «граница», «Марсель», «груз», «сделка». Как будто воздух сгустился над их головами.

Женщины, напротив, рассыпались по пространству, как драгоценные камни, разбросанные рукой ювелира: блестящие, безупречно одетые, но каждая — со скрытым лезвием под жемчугом. Улыбки были натянуты, как шелк на старинных веерах. Лицемерие витало в воздухе, будто тонкий парфюм.

Нера стояла чуть в стороне, вместе с Асу Урганджиоглу и её дочерью Авророй. Каждая из них держала по бокалу холодного шампанского, пузырьки в котором были единственным настоящим, что было в этих разговорах.

Асу говорила неторопливо, почти театрально, её голос обволакивал, будто мёд с перцем:

— Женщина рядом с мужчиной — не только украшение. Она — якорь, щит, вдохновение и грех. Мужчина без женщины — это пуля без цели. Он может быть опасным, но никогда — великим.

Её тёмные глаза задержались на Нере с лёгкой, почти материнской строгостью. Это были слова женщины, прожившей в тени империи, но держащей на себе её стены.

Нера слегка кивнула, уважая её силу.

Аврора в этот момент отвела взгляд. В её лице было что-то от мрамора — холодная красота, безупречность, но с трещиной. Её бокал был почти полон, но рука — натянута, как струна.

— А ты, Аврора? — спокойно поинтересовалась Нера, улавливая тонкую отстранённость. — Чем занимаешься в этой безумной мужской вселенной?

Аврора подняла глаза. И в них отразилось что-то глубокое — как тихая вода над древними тайнами.

— Я ювелир, — ответила она. — Работаю с камнями. Не только с огранкой, но и с их историей, их "настроением". Каждый камень говорит на своём языке. Нужно просто научиться слушать.

Нера изящно вскинула бровь.

— Правда? А какие камни больше всего подходят к синим глазам?

Аврора улыбнулась чуть теплее — это был её язык, её территория.

— Синие глаза требуют контраста. Они красивы сами по себе, но если хочешь подчеркнуть глубину — подойдёт танзанит. Его фиолетово-синие переливы делают взгляд почти гипнотическим. Также великолепно сочетаются изумруды, потому что зелёный оттенок усиливает яркость синего. И, конечно, алмазы. Их холодный блеск делает синие глаза ледяными, почти неземными.

Нера чуть склонила голову, принимая ответ, будто взвешивала его не умом, а душой. И в этот момент она подумала — что за странное совпадение? Алмазы. Как раз такой камень сейчас сиял на её правой руке — подарок Маурицио перед выходом.

— Камни, — добавила Аврора, чуть задумчиво, — они как люди. Не все выдерживают давление. Только самые сильные превращаются в нечто бесценное.

— Или опасное, — почти шепчет Нера, улыбаясь, и отпивает глоток шампанского.

Разговор начинает раскрываться, как бутон — отдалённые темы, смех, короткие реплики. Но в какой-то момент Нера чувствует, как в воздухе что-то меняется. Её взгляд, не желая того, вырывается за пределы женского круга и находит в толпе фигуру своего мужа. Маурицио.

Он стоит, как всегда, уверенно — властный профиль, идеально сидящий костюм, в руке стакан с виски. Но рядом с ним — женщина. Молодая, притягательная, слишком близко стоящая. Она что-то говорит, и её рука почти касается лацкана его пиджака. Улыбка на её лице — откровенная. Почти вызов.

— Госпожа Моретти, толку от красоты, когда мозгов нет, — негромко проговорила Асу, делая глоток шампанского и кивая подбородком в сторону женщины, стоящей рядом с Маурицио. — Эта девушка едва ли не кидается на вашего мужа, а он... он и взгляда от вас отвести не может. Пожалуй, она даже не догадывается, что её взгляд в сторону вашего мужчины — это не вызов, а смертельная ошибка. Ни одна уважающая себя женщина не станет флиртовать с мужчиной, зная, что его жена — икона власти — в пяти шагах от него.

Нера не ответила сразу. Её сердце, всегда выдержанное, сейчас билось с предательской быстротой. И всё же лицо оставалось спокойным, почти ледяным. Только внутренний мир — разорванный пополам между спокойной гордостью и неясной тревогой — дрожал, как лепесток в бокале шампанского.

Беатрис.

Имя будто вырезало воздух. Она вспомнила его голос, произносивший это имя раньше — как-то вскользь, между разговорами, когда ещё не было женитьбы, но уже была опасность. Теперь оно обрело плоть. И плоти этой было слишком много.

Это она. Она и есть та, из прошлого. Или, быть может, будущего.

Нера не была уверена, как ей поступить: подойти с достоинством и остановить это демонстративное представление или продолжать наблюдать, сохраняя лицо. Но внутри всё начало обретать форму. Острая, колючая, неприятная — как первый укол ревности, которую она себе раньше не позволяла.

Она медленно повернулась к Авроре, её голос был предельно вежлив, почти бархатный:

— Мисс Аврора, вы примерно моего возраста... Скажите откровенно: что бы вы сделали на моём месте?

Аврора чуть дёрнулась. Этот вопрос застал её врасплох. Несколько секунд она будто боролась с собой. И всё же ответила — спокойно, почти бесстрастно:

— Госпожа Моретти... если бы я по-настоящему любила своего мужчину... я бы подошла. Без истерик, без сцен. Просто дала бы понять той женщине, что это моя территория. Мой выбор. И моё имя у него на языке.
Она сделала паузу и опустила глаза в бокал:
— Но любовь — роскошь. А я знаю, что такое предательство. Оно больше не оставляет места ни доверию, ни гордости. Так что... на сегодняшний день я бы позволила своему жениху делать всё, что ему вздумается. Пока это не касается моей репутации.

Слова повисли в воздухе, как золото в дымке — красивые, горькие, блестящие.

Нера кивнула, медленно, обдуманно. Она вдруг увидела в Авроре себя — себя, если бы не Маурицио который не отбросил попыток с ней сблизиться. Себя, если бы не было у неё этой странной, необъяснимой уверенности, что он — уже не просто муж, а тот, кто действительно может излечить ее сердце.

— Прошу меня извинить, мне нужно вернуться к мужу — ровно сказала она и, повернувшись, направилась к своему мужу.

Она шла, как будто шёлк струился по мрамору — плавно, без спешки, с выверенной грацией. Несколько пар глаз обернулись ей вслед. Женщины перестали притворяться — они смотрели в спину той, кто знала свою цену.

Подойдя к Маурицио, она мягко коснулась его руки — невесомо, почти интимно. Он тут же обернулся. И всё исчезло — Беатрис, разговор, люди вокруг. Был только он и она.

Нера улыбнулась так, как улыбается королева, зная, что трон за ней.

Она шла, как будто шёлк струился по мрамору — плавно, без спешки, с выверенной грацией. Несколько пар глаз обернулись ей вслед. Женщины перестали притворяться — они смотрели в спину той, кто знала свою цену.

Подойдя к Маурицио, она мягко коснулась его руки — невесомо, почти интимно. Он тут же обернулся. И всё исчезло — Беатрис, разговор, люди вокруг. Был только он и она.

Нера улыбнулась так, как улыбается королева, зная, что трон за ней.

Он взял фужер из её руки, сделал глоток, не отводя взгляда, и вернул бокал обратно.
— Даже меня.

И вот теперь это была его сцена. Его демонстрация. Он не стал отдаляться от Беатрис, чтобы избежать неловкости — он приблизился к жене, демонстративно, подчёркнуто, чтобы всем было ясно: она — его выбор, его власть, его сердце.

Нера, даже не улыбаясь, посмотрела на Беатрис чуть сбоку:

— Всегда приятно познакомиться с людьми, которые умеют уходить красиво. Надеюсь, вы — из их числа.

Беатрис отвела взгляд. Что ещё ей оставалось? Через минуту они с Маурицио уже шли вдоль колоннады, его ладонь — уверенно на её талии, её спина — выпрямлена, а взгляд — ясный, горящий.

— Ты ревновала? — тихо спросил он, когда они оказались вне слышимости остальных.

Нера наклонила голову:

— Я просто защищаю то, что принадлежит мне.

Он остановился, притянул её ближе и прошептал:

— Мы принадлежим друг другу только на бумаге la mia bellezza. — Кинул жене Маурицио сам понимая что все не так. 

— Скажи это ещё раз и больше никогда не увидишь меня не то чтобы с раздвинутыми ногами перед собой а вообще в своей постели дорогой муж. Не буди во мне зверя. 

Тишина в зале была мягкой, бархатной — как ожидание перед бурей.

Нера и Маурицио стояли рядом, и весь зал видел: это не просто пара. Это альянс. Союз, скреплённый не только кольцами, но и доверием, властью и чем-то гораздо более глубоким. В этом взгляде Маурицио на жену — было то, что не подделаешь. В его словах — металл убеждения.

Но прежде чем гости успели снова погрузиться в свои бокалы и разговоры, в зале раздался прекрасный голос — Авроры Урганджиоглу.

Её походка была медленной, осознанной, как у той, кто привык к вниманию и знает цену моменту. Платье цвета ночного серебра обтекало её фигуру, будто вшитое в кожу. Волосы сияли, как чёрный жемчуг, а в её руках охранник нёс тяжёлую квадратную шкатулку, обитую тёмно-синим бархатом. Гости, как по команде, обернулись, разговоры стихли.

— Господин Моретти, — произнесла она, и голос её звенел, как бокал шампанского, ударившийся о мрамор, — вот и ваш заказ наконец говор это, возможно, одна из моих лучших работ. Я счастлива, что её будет носить такая красивая и достойная женщина.

Маурицио медленно взял коробку в руки. Даже он не скрывал интереса, когда открывал крышку — внутри, на подушечке из тёмного атласа, лежал кулон, созданный не просто ювелиром, а кем-то, кто понял суть Неры.

Большой изумруд в центре — глубокий, как её взгляд, и резкий, как её слова. Вокруг — алые, как кровь, рубины, и сияющие, словно замороженные слёзы, бриллианты.

Мужчины переглянулись, одобрительно покачали головами. Женщины — кто с восхищением, кто с плохо скрываемой завистью — не могли отвести взгляда.

Беатрис, ставшая на фоне всей этой сцены всего лишь румяным пятном среди безликих гостей, прижалась к другой группе женщин, притихла, сжав губы до побелевших пальцев. Аннет в это же время слегка склонила голову, прислушиваясь к шепоту Джузеппе, прежде чем позволить ему коснуться её талии. И вся сцена вдруг застыла, как на холсте великого мастера.

Маурицио посмотрел на свою жену. Его голос зазвучал громче, чем ожидали.

— Нера, — начал он, — я, возможно, самый везучий мужчина во всём этом зале. Мне досталась королева. Ни одна женщина не сравнится с тобой. Ты — самая умная, сильная и мудрая женщина из всех, кого я знал. В тебе я нашёл не только жену, но и опору, консильере и, если потребуется, коварного соперника. Ты — моя гавань в самой страшной буре. И я не перестану благодарить твоего отца за то, что он дал согласие на наш брак.

Он достал кулон из коробки и передал её Авроре, едва кивнув в знак благодарности. Потом снова повернулся к жене.

— Тюльпан — это символ рода, правящего рода. Носи этот кулон чаще, моя вспыльчивая, мятежная госпожа.

С этими словами он отодвинул волосы с её шеи. Его пальцы коснулись кожи, и это прикосновение было интимным — не вульгарным, а священным, как обряд. Он застегнул кулон, и на её груди засиял символ её силы.

Нера стояла, чуть приоткрыв губы, глаза её блестели.

— Маурицио... — выдохнула она, забыв всё, что хотела сказать.

И тут голос Авроры прозвучал снова — чётко, без излишков, но с той самой долей артистичной гордости, которую может позволить себе только мастер:

— Госпожа Моретти, это, без преувеличения, одна из моих лучших работ. Изумруд в центре — ваша сила и уверенность. Бриллианты — ваша чистота. А рубины в нижнем ряду — это страсть, кровь, и любовь, которую вы способны пролить ради вашего мужа. Я желаю вам счастья. Истинного. Не на показ, а в сердце.

Гости молчали. У кого-то сжались кулаки, у кого-то — сердца. Кто-то улыбался, кто-то — завидовал. А Нера сделала то, чего никто не ожидал. Она приподнялась на носки и поцеловала мужа. На глазах у всех. Глубоко, искренне. Не по этикету. Не по протоколу. Этот поцелуй не был просто жестом любви, это было заявление.

"Я — его. Он — мой. И не вздумайте забыть это."