Универсамовские девчонки ||Турбо

Пустые, до невозможности длинные коридоры снова встретили ее холодом, пробирающим до самых костей. Ей казалось, что ни одна шуба не сможет согреть человека, ступившего за порог когда-то живого дома, в котором никогда не стихали голоса. Яна до сих пор не могла поверить, что ей хватило сил как моральных, так и физических, прийти сюда. Промозглая, даже сырая пустота проедала девушку насквозь, словно самая настырная моль, случайно запертая в платяном шкафу.

Как и обещала, Амина провела ее до самых ворот, отказавшись заходить внутрь, будто почувствовав, что это место было для блондинки чем-то особенно личным, прямо таки сакральным. Яна благодарно улыбнулась ей напоследок, ведь пускать кого-то в родительский дом, при этом самой едва заходить внутрь — казалось неким предательством, будто неуважением. Хотя, раньше им часто доводилось принимать гостей, друзей семьи, которые будто испарились после трагичной гибели хозяев.

Она медленно прошагала вперед, попутно стягивая с себя шубу, которая сейчас ощущалась втройне тяжелее, чем была на самом деле. С голубых глаз больше не текли слёзы, ведь девушка всячески умоляла саму себя не рыдать хотя бы здесь. Отец, который обладал наикрепчайшим внутренним стержнем, точно бы не оценил ее страданий, по кому бы они не были. Он всегда учил их обоих оставаться сильными, даже когда позади бежала стая голодных гиен.

"Дело не в том, собьют ли тебя с ног, а в том, встанешь ли ты."

Яна продолжала ходить по пустым комнатам, которые выглядели весьма зловеще в кромешной темноте. Грудь сдавливало силками, когда та думала, что раньше здесь всегда был слышен детский смех, приятные беседы ни о чем, хрипящее радио, которое всегда оставлял включенным отец. Здесь была жизнь. На губах засияла легкая усмешка, когда в голове всплыли совсем давнишние воспоминания:

Маленькая девочка со всех ног неслась по широкому коридору, при этом крича на весь дом так, что скрипели стекла. С одной из комнат выбежала напуганная сестра, которая посмотрела на младшую так, словно перед ней семенил страшный призрак.

— Янка, ты в своем уме? Ты чё орешь на всю Ивановскую? — кудрявые волосы спадали ей на плечи, пока она подходила ближе, пытаясь ухватить младшую сестру за шкирку, затащив в комнату.

— Наташа, у меня под кроватью настоящий монстр! Я так боюсь, так боюсь... — девушка не могла отдышаться, то и дело бросая на входную дверь боязливые взгляды, словно переживала, что неизвестный монстр найдет ее.

— Господи...

Сейчас же, пережитки прошлого казались чем-то до боли эфемерным, будто его никогда не существовало, будто это всё — жуткая иллюзия, способная довести до исступления. Яна готова бесконечно корить саму себя лишь за то, что так беспечно не ценила былые времена, где всё пропитано непоколебимым спокойствием, которое было на грамм золота в данный момент. Картинка за картинкой сменялись, заставляя девушку почти что согнуться пополам, лишь бы не чувствовать чертово сожаление, подбивающее ее ещё больше. А бить было и нечего, ведь она — лишь маленькая птичка, у которой осталось одно кровоточащее крыло.

Где-то на задворках сознания, там, где безумие и горе не задело, пронеслись забавные мысли. Дабы отвлечься от негатива, Яна буквально заставила думать себя о том, как бы она могла отстроить этот дом, живя здесь рука об руку с любимым, который в последнее время так же само сходил с ума. Что бы они делали, оставь их обоих здесь? Ценили бы они момент?

Иногда она боялась признаться самой себе, насколько сильно смогла полюбить человека, который, казалось бы, не приучен к подобному вовсе. Валера был похож на самую высокую снежную гору, проход на которую был воспрещен любому, ведь стоило только сделать шаг и тебя окутывало с головы до ног. А она — бесстрашный альпинист, которому ни зимняя вьюга, ни бьющий по щекам ветер не был препятствием, ведь ты привык достигать своих целей даже тогда, когда приходится драться. Они оба были в своем роде сумасшедшими, необузданными дикарями, которым совсем нельзя существовать вблизи, но от того любовь лишь крепнет.

Этажом ниже послышалась громкая трель, заставившая девушку продрогнуть от неожиданности. Домашний телефон, который отныне стал ее самым верным спутником, теперь стоял на изящной тумбе, заведомо очищенной от пыли. Яна пообещала самой себе, что как только разгребет личные проблемы, сразу же займется восстановлением здешних уюта и помпезности.

Она по инерции затаила дыхание перед тем, как поднять ржавый металл, ведь была без малейшего понятия, кто мог звонить ей в столь позднее время. Где-то внутри ей хотелось, чтобы это был Валера, который своим бархатным, почти мурчащим голосом скажет, что всё хорошо. Дрожащая рука сжала трубку крепче, поднося к холодной щеке.

— Я вас слушаю. — ее голос слегка дрогнул, но блондинка быстро взяла себя в руки.

— Яна, это я. Где ты?

Облегчение. Вот именно так можно было описать родной, мягкий голосок старшей сестры, в котором слышалось беспокойство.

— Не поверишь, Наташ. В родительском доме...

— Ты с ума сошла? Яна, это совсем не смешно, я тебе не за этим позвонила... — теперь в голосе можно было услышать легкую обиду из-за неудачной шутки, которая таковой вовсе не являлась.

— А я и не шучу. Куда ещё мне было идти, если моя квартира опечатана? — блондинка начинала потихоньку раздражаться, но не из-за сестры, а из-за собственного бессилия, которое буквально валило ее на ноги.

— Я не знаю, что сказать. Просто знай, ты не одна.

Ну конечно. Куда же без пресловутого сочувствия старшей сестры, которая слишком хорошо чувствовала настрой Яны? Они обе знали, что родительский дом — место настолько сокровенное, что даже сами там не появлялись. Девушки списывали это на вечную занятость, но на самом деле им попросту было больно там находиться, ведь детские воспоминания всё ещё оставались свежими, словно их кто-то забальзамировал.

— Проехали. Ты чего звонишь, случилось что? — девушка поспешила отмахнуться от больной темы, которая резала прямо по сердцу.

— Почему вы никого не предупредили, что уезжаете? Все с ума сходят, переживают, как бы не словили вас! — по ту сторону провода теперь отчетливо была слышна злость в перемешку с сильным беспокойством.

— Оставь свои нотации кому-то другому. Я никого с собой не звала, сама поехать хотела. Дело у меня тут появилось. — она не хотела грубить сестре, но и выслушивать нравоучения ей тоже не хотелось, ведь и без них было тошно.

— Валера с тобой хоть? Вова злой такой ходит, видать поссорились они. Мне не по себе что-то, ещё и живот как на зло тянет. Будьте аккуратнее, я прошу тебя, Ян...

— Да всё хорошо будет, не волнуйся. И вообще, спать иди ложись. Нечего тебе режим сбивать, мало ли как это на ребенке скажется. А мне племянник здоровый нужен!

— Я люблю тебя.

— И я тебя.

***

Плевок.

Уже, мать его, десятый плевок, который ударился о крепкую спину, пенисто скатавшись по блеклому принту потертой куртки. Валера поклялся самому себе, что как только выберется с этой чертовой клетки, обязательно сломает все кости долговязому мужику, который надменно смотрел на него свысока. Он явно переоценивал себя, ведь был не больше чем мелкой сошкой, которую оставили последить за «особо опасным преступником». Идиоты, ей богу.

Где-то за стенами можно было изредка услышать веселый гогот пьянчуг, которые случайным образом попали в обезьянник. Они явно находились здесь не в первый раз, ведь иначе никак не объяснить, почему их голоса звучали столь весело. Валера их радости не разделял, более того, даже немного завидовал, ведь им явно не грозил такой же срок, как и ему самому. Парень хотел удариться головой об стену от собственной глупости.

Он пробыл здесь не более чем тридцать минут, а ему уже захотелось встать на табуретку, перед этим забросив на крепкую шею петлю. Валера не был ярым фанатом милиции и всегда старался избегать их, но в этот раз судьба-злодейка изрядно помучила его, с громким лязгом сомкнув на его запястьях ржавые наручники. И что теперь делать?

Около его временной камеры промелькнула чужая тень, а через мгновение, перед ним оказалась самая ненавистная ему рожа. Ильдар стоял совсем близко, мерзко и до невозможности самодовольно ухмыляясь прямо тому в лицо. Валере казалось, что его зубы противно заскрипели, когда он с силой сжал челюсти, пытаясь хоть немного удержать себя в руках. Не смотря на то, что кудрявый был до ужаса зол, он прекрасно понимал, что вести себя плохо — не в его интересах.

— Ну что, Туркин, нравится тебе тут? — мужчина важно поправил ярко красные погоны на плечах, расхаживая по скрипящему полу то назад, то вперед.

— Безумно.

— Это хорошо, даже очень... Особенно, если учитывать то, что туда, куда тебя отправят, по условиям не уступает.

Милиционер пытался оказывать психологическое давление на него, но и Валера не пальцем деланный: на всякую чушь, подобную этой, не вёлся, да и хорошо разумом своим управлять мог. Не всегда однако, но кое-как умел. Держать голову холодной в неимоверно стрессовых ситуациях — вот что было воистину правильным, нужным.

— Хоть мне тебя и совсем не жаль, ведь таким выродкам место как раз в тюрьме, я готов пойти на уступок. Уменьшить срок, а то и вовсе отпустить. Яна ведь сможет написать заявление на Джона, а тебе спишем всё на оборону... Интересует? — он заговорщически подмигнул кудрявому парню, понизив голос.

Валера продолжал молчать, но сам невольно призадумался. Мужчина в погонах явно умел вещать сладкие речи, знал, чем можно подкупить не хотевшего сидеть человека, но... Главной загвоздкой оставалось то самое «условие», которое тот обязательно озвучит, даже если парень сразу откажется. Со стороны это походило на договор с самим дьяволом, ведь тот точно так же искушал сладостью, а после испарялся, готовясь к собственному выходу в удачный момент.

Но, интерес всё же брал своё. Валера сел на исцарапанной лавочке вполоборота, кинув на мента взгляд, полный наглости и дерзости.

— Ты ведь знаешь, что интересует. Вот только совсем не то, о чем ты так распинаешься. — кудрявый хищно ухмыльнулся, сощурив зеленые глаза, которые продолжали светиться даже в полумраке темного обезьянника.

— Знаешь, а ведь ты лишь маленькая сошка в крупной игре... Я ненавижу несправедливость, и мне не хочется быть жестоким...

Ильдар активнее начал ходить с одной стороны в другую, слегка нервно теребя двумя пальцами пышные усы, которые забавно поднимались каждый раз, когда тот шумно выдыхал. Валера начинал пылать диким пламенем от того, что мужчина специально тянул время, от чего-то не осмеливаясь вывалить ему свое гадское «условие». Если бы не переплет ржавой камеры, он давно бы уже вырубил мента с одного удара, при этом даже не напрягаясь лишний раз.

— Решил обмениваться загадками? Говори уже, чё взамен хочешь...

— Я помогу тебе, если ты скажешь, где сейчас находится Владимир Суворов.

Вот оно, заманчивое предложение.

***

Ее разбудила звонкая трель домашнего телефона, которая звучала в разы громче, отбиваясь по стенам пустого коридора эхом. Яна до ужаса испугалась, по-началу не осознав, где она находится, и почему вокруг так темно. Бордовые портьеры не пропускали в окна даже приглушенный свет полумесяца, который всячески пытался спрятаться под густыми облаками.

Она уснула прямо в одежде, от чего на теле оставались красные полоски. Блондинка и сама не поняла, как забрела в родительскую спальню, где, казалось бы, до сих пор слышен аромат маминого французского парфюма. Яна жадно вдохнула морозный воздух, быстрым шагом подходя к сумке, в которой покоился телефон.

Девушка не была и каплю удивлена, что кто-то ночью обрывал ей трубку. Казалось, ночные созвоны стали нормой, а то и вошли в привычку. Но, на этот раз ее сердце от чего-то забилось быстрее, а по телу прошлась всепоглощающая волна тревожности. Что-то было не так, и Яна это отчетливо чувствовала.

— Да, я вас слушаю.

Молчание. Был слышен лишь судорожный вздох, а после всё то же молчание. Она понимала, кто ей звонит.

— Джон, что происходит? Почему ты звонишь мне так поздно? — девушка шумно выдохнула, по инерции приподняв тонкую бровь в претензии.

И опять таки молчание. Если быть честным, Яна могла поклясться, что ей лишь в радость его страдания, ведь бывший одноклассник был тем ещё мудаком, но... На данный момент, ей действительно не хватало его голоса, дабы хоть немного разобраться в чертовых причинах его ночных звонков.

— Если что-то случилось, и мне нужно прийти на наше место, постучи два раза.

По ту сторону трубки послышалось едва слышное копошение, а через мгновение, приглушенный стук кулака об лакированную тумбу. Яна шумно выдохнула, прижимая ко лбу вспотевшую от волнения ладонь. Ну какого черта это всё происходило именно с ней? У нее ведь нет ни единой гарантии того, что бывший одноклассник не лжет, не пытается загнать ее в угол, дабы сыграть в злую шутку.

— Я буду через двадцать минут.

***

Яна почти что вбежала в помещение, в котором царила непроглядная темень. В любой другой момент она бы испугалась, отказалась ступать и шагу вперед, но сейчас, зная о том, что что-то пошло в очередной раз наперекосяк, девушка просто запретила себе бояться. Глухой стук каблука был единственным звуком в опустошенном заброшенном кафе, где частенько блуждали алкоголики и другие нелицеприятные люди.

Джон, как и все остальные разы, был одет во всё черное, будто долгие годы нес траур. Он сидел с прямой спиной на том же месте, как и в последнюю из встречу, даже не подняв на девушку лишенный всех эмоций взгляд. Парень въедливо смотрел прямо на тусклый фонарь, ограненный металлом, который едва мог осветить хоть частичку пространства.

Яне не нужны были предисловия, она не хотела задавать вопросы, ответов на которые всё равно не получит. Блондинка просто впилась в сидящего напротив парня выжидающим взглядом, зажав между тонкими пальцами крепкую сигарету. Он насмешливо поморщился, когда едкий дым полетел в его сторону, впитываясь в дорогое пальтишко.

— Ну? — когда ей надоела одиночная игра в «гляделки», она таки подала голос, нетерпеливо затянувшись сигаретой.

Джон едва слышно цокнул языком, доставая с внутреннего кармана пальто кожаный блокнот и гелиевую ручку, которая непонятными кляксами растекалась по желтоватым листам. Яна слегка приподнялась на месте, пытаясь разглядеть почерк, который сегодня казался не таким аккуратным, как обычно. Это напрягло ее, натягивая, словно струну. Он писал долго, будто специально доводя девушку до исступления от нетерпения, дабы та взорвалась.

Закончив, Джон идентичным прошлому движением придвинул к ней блокнот, который чересчур резко оказался сжатым в руках девушки. Яна подсвечивала текст оранжевой искрой незакончившейся сигареты, пока глаза бегали от слова к слову, никак не сумев сконцентрироваться.

«Валера твой в ментовке уже, отцовские псы оказались быстрее. Ты не серчай, я правда не был уверен, помогать тебе или нет. Но, в принципе, я всё же смогу переубедить всех, вытащив твоего гопника оттуда. Вот только, на этот раз придется очень хорошо постараться. Ты ведь понимаешь, о чем я?».

Яне казалось, будто ее с размаху кинули в ледяную воду, не дав и капли времени задержать дыхание. Челюсти напряглись настолько, что можно было услышать скрип, а сжатые кулаки так и норовили влететь в сидящую напротив морду. Что-то внутри нее умерло ровно в тот момент, когда она осознала то, что выбора у нее особо-то и нет. Она ведь клялась, что сделает абсолютно всё для его спасения, без чертовых исключений... Но, ей всё же нужно было подумать, хорошенько всё взвесить, а может даже поискать иной вариант.

Если таковой существует, конечно же.

Она поднялась с места на негнущихся ногах, внимательно проследив за взглядом парня, который тут же усмехнулся, посчитав ее упрямой дурой. Всё таки, та драка с Валерой ничему его не научила. Джон всё ещё оставался последним ублюдком, который не представлял из себя ничего, кроме как сыночка богатенького папаши. Не то чтобы ее это расстраивало, просто... Просто Яне хотелось верить в добро, не разбивая при этом розовые очки, которые нагло вросли в нее.

— Теперь время на подумать нужно мне. — она уже было подалась вперед, как на ее запястье сомкнулась чужая рука, оставляя после себя ожог.

Джон поспешил отпустить ее, стоило ему только напороться на гневный взгляд. Он в мирном жесте поднял обе руки вверх, а после подхватил со стола чертову ручку, быстрым движением выводя новые слова. Яна с нескрываемым интересом слегка склонила голову набок, поправляя шубу, которая съехала в сторону.

Спустя минуту в ее руках снова оказался прежний блокнот с новой записью, из-за которой ей захотелось ударить его по голове.

«Думай, думай. Вот только, времени у тебя немного. Завтра жду ответ».

Сука.

Уже через пятнадцать минут она сидела на мокром после дождя асфальте посреди неизвестного двора, не имея сил даже на то, чтобы хорошенечко выплакаться. Яна чувствовала себя опустошенной, даже привычного ей волнения не осталось. В голове была лишь одна мысль: Валера в милиции. Осознание этого убивало ее медленно, мучительно.

Подсознательно решив, что боли ей мало, девушка стала перекручивать в голове всё то, что было с ними ранее. То, как они по-началу ненавидели друг друга, всегда язвили и вели себя как настоящая заноза в заднице. Воспоминания об этом периоде были довольно забавными, и она глупо хихикнула, затем мгновенно зажав рот рукой. Ей так хотелось хоть на минуточку вернуться обратно, туда, где главной проблемой было непонимание собственных чувств.

А сейчас... Сейчас ей нужно сделать выбор, а точнее, иллюзию.

***

Вова был вне себя от ярости, которая, казалось бы, поглощает вокруг всё. Он уже был в курсе, где сейчас находится его друг.

Армеец ходил, словно зачарованный, со стороны в сторону, сжимая обе руки в жесткие кулаки. Где-то в углу тихонечко сидела Наташа, в защитном жесте по обычаю сложив теплые ладони на заметно округлившемся животе. Она пристально наблюдала за мужем, не зная, как его успокоить и возможно ли это вообще. Жестокая реальность затопило вокруг всё, словно наводнение.

— Вов, может пойдем спать? — неуверенный шепот прорезал слух обоим, от чего тело продрогло.

— Вряд ли у меня получится уснуть... Я просто, блять, ума не приложу! Как можно было так по-тупому попасться?

Он даже не пытался сдержать яростный крик, который всячески вырывался с глотки. Наташа вся сжалась, растерянно посмотрев на дверь, за которой спали друзья и бабушка, явно уставшие после долгого дня. В какой-то мере она даже завидовала им, ведь они всё ещё не знали, во что ввязался Валера, и где тот находился. Да ей и самой было до ужаса тяжело поверить в реальность происходящего.

За деревянной дверью послышался тихий шорох, а через мгновение оттуда вышла заспанная Маша, прикрывая рукой рот в зевке. Она сощурила глаза, оглядывая друзей по очереди, пытаясь понять, почему те до сих пор не спят. Брюнетка быстро заметила, насколько сильно был зол армеец, ведь его руки по-прежнему сжимались в крепкие кулаки, а вены, казалось бы, и вовсе запульсировали.

— Почему вы не спите? Вова, орёшь так, что аж окна трещат! — девушка с возмущением уперла обе руки в бока, оставаясь стоять около двери.

— Прости нас, мы просто... — с угла послышался до ужаса уставший голос Наташи, которая уже и сама начала зевать, будучи явно не против того, чтобы наконец-то уйти спать.

— Валеру поймали. Он в обезьяннике, но это ненадолго...

Яростный, грубый голос Вовы обрушил на плечи тяжелый груз, под которым хотелось свалиться на колени и, опустив голову, больше никогда не подниматься. Наташа, уже знавшая об этом, лишь уронила уставшее лицо в ладони, пока ошарашенная неутешительными новостями Маша просто замерла на месте, не двигаясь. Она во все глаза вытаращилась на друга, который поспешил повернуться к ним спиной, дабы не показывать грусть в глазах.

Они простояли в мучительной тишине около пяти минут, прежде чем все внутренности прожгло болезненным осознанием всего, что произошло. Маша на негнущихся ногах прошла к слегка пыльному дивану, садясь около подруги, которая буквально засыпала сидя, широко зевая. Вова продолжал стоять посреди комнаты, тяжело выдыхая прелый воздух, которого было недостаточно, дабы вдохнуть полной грудью.

— Я не знаю, что теперь делать... Если они вышли на него, значит и мой час сочтён. — он посмотрел на жену глазами полными горечи, пока девушка напряженно уставилась на пол.

— Мне кажется, у меня есть идея, как можно помочь. Правда, я совсем без понятия, получится ли... — в разговор вклинилась брюнетка, пока глаза блестели от неупавших слёз.

То, о чем она подумала — оставалось последней надеждой, единственным выстрелом, который станет решающим во всей этой истории. Только вот, смертельным или предупреждающим никто не знал, и догадываться не мог. Перед ее глазами всплыл образ слегка чудного, но доброго сердцем соседа, который в прошлом был весьма амбициозным, справедливым милиционером, потерявшим всё из-за неблагополучного брата. Петр мог помочь, если его влияние всё ещё не иссякло.

Последняя надежда.