Глава 20. Нигилизм.
Определение:
Нигилизм — это философское направление, которое ставит под сомнение или полностью отрицает общепринятые ценности, нормы, идеалы, мораль, культуру и даже смысл жизни. Название происходит от латинского nihil, что означает «ничто».
Марина
Мы с Вики решили отправиться пешком на футбольное поле, которое находилось примерно в километре от нас. Однако, поняв свою оплошность, мы вызвали такси и вскоре уже были на месте.
Небольшой футбольный стадион без крыши был заполнен болельщиками. Вокруг царила атмосфера праздника и предвкушения игры, которые были чужды мне раньше. Тысячи людей размахивали флагами и транспарантами, поддерживали свою команду, и я не знала, что мне делать среди них. Такое ощущение, что все нагло рассматривают меня, хотя это вовсе не так, учитывая реакцию Вики.
Некоторые покрасили свои лица в цвета флагов команды, некоторые из них бранились плохими словами, аж захотелось закрыть уши. Но по мере нашего подъёма количество людей в верхних рядах становилось всё меньше, что не могло не радовать.
Стадион окружён трибунами, на которых расположились зрители. Над стадионом — ярко-синее небо, солнечные лучи создают яркие блики на поверхности поля и трибун.
— Думаешь, Мерт здесь? Он ничего не сказал, когда уходил, вдруг он решит выйти на поле, чтобы поиграть в футбол, — тревожно спросила я у Вики.
Я крепко сжимала ее руку, чтобы мое сердце перестало так сильно биться из-за шума и толпы.
— Его не должны допустить с сотрясением мозга и перевязанными предплечьями, — пожала Вики плечами.
Она успела сказать лишь это, прежде чем мы добрались до самых верхних трибун, где люди толпились всё яростнее, толкая меня, разделив с Вики. Она отвлеклась на телефон, поэтому, когда я протянула к ней руку, то не смогла из вежливости оттолкнуть наглого мужчину, который преградил мне путь к подруге.
Я растерянно оглядывалась, дышать стало трудно, но я старалась держать себя в руках. В голове появился спокойный голос Мерта, который подсказывал, как дышать, чтобы паника отступила. Мне это помогало.
Но вдруг из-за спины прозвучал тот самый голос.
— А я как раз искал тебя.
Мерт.
Моя кожа покрылась приятными мурашками, а в животе появилось знакомое ощущение бабочек.
— Привет, — сказала я, обернувшись к нему.
Его ссадины, порезы и кровоподтеки от недавней аварии начали заживать, а забинтованные предплечья скрывала черная рубашка. Он был намного выше меня, когда мы поравнялись, поэтому мне пришлось запрокинуть голову.
Его прищуренные глаза казались чёрными, как ночь с тихими звёздами, но в то же время такими родными, а его улыбка была такой нежной и искренней, что у меня перехватило дыхание.
Мне хотелось убедиться, что он не снял кольцо, и я быстро взглянула вниз, чтобы убедиться в этом.
Не снял.
Мои губы растянулись в улыбке, а рука непроизвольно потянулась к своему кольцу.
Люди проходили мимо нас, но теперь никто не задевал меня. Возможно, причина была в Мерте, который стоял передо мной, словно чёрный рыцарь, излучая ауру смертельной угрозы.
— Неужели я ошиблась? — спросила я, глядя на него, запрокинув голову.
— Насчет чего? — он склонился вниз, чтобы лучше расслышать меня, а моя голова закружилась от такого внимания и его приятного запаха.
— Ты не испугался, что тебя засмеют друзья, иначе снял бы кольцо.
— А я разве говорил, что я боюсь этого?
— Да, — я кивнула, вспомнив его первую реакцию на мой подарок в виде кольца.
Он усмехнулся, задумчиво протирая подбородок, наверное, тоже вспомнив свои шутливые слова, и, немного задумавшись, сказал:
— Тогда я тоже ошибся.
— Насчет чего? — настала моя очередь спрашивать.
— Что мне есть дело до других, — затем, часто заморгав, он более серьезно спросил: — Знаешь, чего я действительно боюсь?
Я покачала головой, наблюдая, как его брови хмурятся, а в глазах появляется печальный блеск.
— Чего ты боишься, Мерт? — спросила я, не выдержав его долгой паузы.
— Боюсь своих потерянных воспоминаний, — от недавней радости не осталось и следа, лишь нервная дрожь в уголках губ. Мерт раздраженно взъерошил волосы и, с болью в голосе, прошептал: — Боюсь потерять тебя. Потому что чувствую, что не должен видеться с тобой, проводить время вместе, влюбляться в тебя после каждой твоей улыбки. И... когда я вспомню, почему не должен, то обязательно всё испорчу, поэтому боюсь, что мои воспоминания вернутся.
Я не могла поверить своим ушам. Он стоял передо мной, словно кающийся грешник, и в его словах не было ни капли лжи. Его терзали собственные, забытые воспоминания. И как никто другой, я понимала его. Меня тоже сковывал ледяной ужас перед той страшной тайной, которую от меня скрывали. Я боялась своих воспоминаний так же, как и он.
В его глазах плескались боль и растерянность, и от этого зрелища сжималось сердце. Мне хотелось лишь одного – обнять его. Утешить, прошептать бессмысленное "все будет хорошо". Но это было бы ложью. Если он станет прежним Мертом, Мертом, не желающим повторять прошлые ошибки, он больше не взглянет на меня. И тогда я снова останусь наедине со своей одержимостью.
— Я тоже их боюсь, — прошептала я, опустив взгляд. — Боюсь своих воспоминаний, но одновременно с этим хочу знать правду. Ты ведь не снимешь это кольцо после того, как все вспомнишь? Все это... — в конце мой голос дрогнул.
— Я надеюсь, что нет, — слабо улыбнулся он, когда на моё плечо легла теплая ладонь.
Недоумевая, я обернулась и увидела Кристину. Она хмурилась, глядя на меня в ответ, когда я развернулась и извиняюще посмотрела на Мерта.
Он коротко улыбнулся мне, показав, что будет ждать недалеко, и напоследок одарил Кристину недоверчивым взглядом.
— Привет, куколка, — сказала она.
— Приветик, — слабо улыбнулась я.
— Как дела? — нетерпеливо спросила она, окинув меня выжидающим взглядом.
— Отлично, а что? — нахмурилась я.
— У меня срочные новости. Можем мы поговорить в более спокойном месте?
Не нравится мне все это. Казалось, будто она предостерегает меня от плохого.
В ответ я кивнула и оглянулась на Мерта, который в этот момент тоже повернулся в мою сторону, пока вокруг царила суматоха.
— Почему ты сюда пришла? Могла подождать меня дома, — начала я, когда мы уединились в старой кладовке, заполненной чистящими средствами.
— Не могла. Алиса тоже здесь, я не одна.
— Что за срочные новости? — я скрестила руки на груди.
Она подозрительно прищурилась, откинув свои прямые каштановые волосы.
— Ты обижена на меня?
— С чего бы? — не понимала я. — Просто я нервничаю из-за твоего поведения.
— Прости, — она опустила взгляд, а затем резко выдавила: — Папа просил передать тебе, что он уже подписал документы на передачу твоего опекунства Мишель.
Я стояла, поражённая, и пыталась понять, в чём подвох, но серьёзный вид сестры не давал мне никаких подсказок.
— Папа был категорически против этой идеи, а теперь он подписал?
Мне восемнадцать, но так как я недееспособна принимать правильные решения из-за проблем с психическим здоровьем, мне нужен опекун. Но почему папа так быстро передумал? Какую игру он играет? Почему я всегда не в курсе?
— Он хотел поговорить с тобой вживую, но придется по телефону.
Она кивнула и, вытащив мобильник, позвонила кому-то и передала телефон мне.
— Когда закончишь, постучи два раза в дверь. Я буду недалеко, — сказав это, она быстро покинула комнату.
Я не могу не упомянуть, что она шарахалась от меня, будто я могла навредить ей. Что с ней не так?
Голос отца, раздавшийся из телефона, прервал мои размышления:
— Марина, это ты?
Я прочистила горло и, взяв себя в руки, тихо пробормотала:
— Да.
Раздался глубокий вздох, словно он о чём-то сожалел. И это было действительно так, когда он сказал следующее:
— Я очень сожалею, что не смог прийти. Как ты себя чувствуешь, птенчик?
Это его прозвище ранило сильнее любого ножа, прямо в сердце, вызывая невыносимую моральную боль. Мне захотелось плакать, и только из-за того, что я услышала папин голос. Теперь я осознала, как скучала по нему.
В тот же миг в моей памяти всплыло воспоминание о том, как отец обижал мать, заставляя ее насильно выпивать лекарство. После этого мой голос стал резким и суровым.
— Почему ты согласился на передачу опекунства?
— Потому что ты можешь обратиться в суд с требованием о смене опекуна. Ты могла бы выступить против меня, но я решил сам показать тебе истинное лицо твоей матери.
— Она не такая, — уверенно произнесла я, ощущая несправедливость по отношению к ней. — Ты не можешь обвинять ее в этом, когда сам не лучше нее. Меня звали Аннабель? И почему ты скрыл это?
— Потому что я люблю тебя.
Мне хотелось бросить телефон в стену, лишь бы это прекратило навязчивые мысли и неукротимую панику внутри. Я просто выключила звонок и с яростью сжала телефон в руках.
«Вдох-выдох, Марина. Попробуй сделать вдох, а затем выдох», — прозвучал в моей голове голос Мерта.
Это снова помогло.
Я должна испытывать радость от того, что скоро буду жить с мамой, но вместо этого ощущаю лишь пустоту и тревогу. Мне кажется, что я иду навстречу неизвестности, где меня ждут лишь испытания.
Я иду, чтобы найти ответы на свои вопросы.
Кристина снова была рядом. Её взгляд был необычным — в нём читалось то ли сочувствие, то ли настороженность.
— Спасибо, что сообщила мне, — официально сказала я.
— Я забыла кое-что сказать, — она часто заморгала. — Я иду с тобой. Мы вместе будем жить у... неё, — едва проговорила она, при этом тяжело сглотнув.
— Но...
— Это единственное условие от папы. Я буду с тобой.
— Но ты боишься и ненавидишь маму, — прошептала я.
Она слабо улыбнулась, а ее взгляд выражал лишь дикий испуг, будто она отправляется на казнь вместе со мной.
Через некоторое время она подняла ладонь к моему лицу и нежно прикоснулась теплыми пальцами к моей щеке, поглаживая, пока я смотрела на нее с явным вопросом во взгляде.
Она вдруг прошептала:
— Я готова пройти через огонь ада ради тебя, сестренка.