Глава 6. Гаптофобия.
Определение:
Гаптофобия — редкая специфическая фобия, навязчивый страх, боязнь прикосновения окружающих людей. Наблюдается при обсессивно-компульсивном расстройстве и психастении. Проявляется как страх вторжения или загрязнения, распространяющийся даже на близких знакомых человека, страдающего гаптофобией.
Марина
Я проводила время в своей комнате, занимаясь созданием альбома «Рассвет». В нём я собирала самые красивые фотографии восходов, которые мне удалось запечатлеть на камеру. У меня также есть отдельные альбомы, посвящённые Мияру (моему коту), закатам, цветам, городским пейзажам и людям. И многое другое.
Погладив Мияра у себя на коленях, я рассмотрела одно фото, которое навсегда останется у меня в сердце, вернее воспоминание о том, как я его запечатлела.
Внезапно на меня нахлынуло чувство привязанности, которое словно подталкивало меня к действию. Сердце начало быстро биться, когда я вспомнила маму и её лучезарную улыбку. Мне захотелось написать именно ей после того, как посмотрела своё первое фото рассвета, которое помогла мне сделать именно она.
Я взяла в руки телефон и быстро нашла контакт «Учитель музыки». Я так её назвала из-за папы.
Марина: Привет, мама, как ты?
Тяжело сглотнув, поскольку папа не разрешает мне писать ей или хранить её номер, бросила телефон обратно на кровать возле себя. Глубоко дыша, я пыталась успокоить сердце, когда получила сообщение. Я подумала, что это мама, но на экране высветилось уведомление от Кристины:
Кристина: Куколка, как ты себя чувствуешь?
Марина: Я начала разговаривать со своей кошкой как с человеком. Какой диагноз ты поставишь?
Пошутила я.
Кристина: Синдром «Марины». С вас десять тысяч лир.
Марина: Ничего себе.
Кристина: Рада, что ты не потеряла способность шутить.
Марина: А ты сама как?
Кристина: Нормально. Сегодня или завтра собираюсь навестить вас.
Марина: А как идут дела с работой?
Кристина: Всё так же. Алиса немного на нервах из-за прошлого приезда бывшего.
Они, как лучшие подруги, нашли себе общую работу в известной компании и работают бухгалтерами. Но хочу упомянуть, что после имени «Алиса» появляется неприятное ощущение в груди. Это потому что она «жена» Мерта, хоть они и фиктивно все еще вместе. Но какой от этого толк? Всего лишь разозлить бывшего мужа Алисы?
Марина: Хорошо, буду ждать, смайлик с поцелуйчиком.
Кристина: Сердечко.
Вдруг после её сообщения пришло ещё одно. Теперь это точно было от мамы. Мы с ней не созванивались несколько лет. Я, конечно, писала ей, но она никогда не отвечала, поэтому я не думала, что это она.
С чувством, будто меня сейчас убьют за то, что я посмела написать ей, зашла в чат, чтобы прочитать её сообщение:
Учитель музыки: Привет, малышка. Я нормально, а ты как себя чувствуешь?
Меня переполняли эмоции, я даже отложила телефон, чтобы понять, не галлюцинации ли это. Я пыталась ощупать себя и перестать дрожать от переполненных в теле чувств.
Маму зовут Мишель. Она кондитер, сколько я себя помню, а помню я себя с девяти лет после полной амнезии, когда упала с лестницы в её доме. Этот период почти стёрся из моей памяти. В то время я жила с мамой и наслаждалась её вкусными блюдами. Однако папа забрал меня оттуда, потому что подал на неё в суд за то, что она недостаточно заботилась обо мне.
После этого случая он начал убеждать нас, что наша мама — настоящая злодейка. Но я уверена, что она не виновата в произошедшем. Она не могла знать, что я упаду с лестницы и разобью себе голову.
Но... Она ответила. Мама любит меня. А папа врет. Иначе она не стала бы так вести себя, так нежно звать меня, заставив в груди полыхать от теплоты. Из глаз даже полились счастливые слезы, а сопли не заставили себя долго ждать.
Я привела себя в порядок и начала печатать:
Марина: Всё прекрасно сердечко
Учитель музыки: Я только приехала в город. Только папе не говори, что я здесь. Можем мы встретиться? Я так скучаю по тебе.
Я кивнула, перечитывая её сообщение.
Марина: Конечно, может, сегодня?
Учитель музыки: В парке возле девятого квартала. Я жду тебя там в семь вечера. Надеюсь, твой отец не сильно разозлится.
Марина: Я приду, даже если он будет против.
Учитель музыки: Моя девочка. Жду тебя.
Я убрала телефон, когда в сотый раз перечитала её ласковые и нежные слова. В моей голове роилось множество мыслей, но я была уверена, что сегодня обязательно встречусь с ней и налажу общение.
Через минуту, когда я рассказывала Мияру, что произошло, в комнату вошёл папа.
— Как себя чувствуешь, птенчик?
— Хорошо, — я нервно улыбнулась, когда он сел на край кровати.
— Мы сегодня собираемся в церковь, ты пойдёшь с нами? Тебе там станет легче, — сказал он, улыбаясь.
— Сегодня я не хочу, но обязательно пойду в следующее воскресенье, — я попыталась улыбнуться, но в голове крутились слова, что папа делает вид, что хороший, но на самом деле не такой.
Даже если он никогда не повышал на меня голос и не поднимал руку, меня всё равно терзает это чувство. Мне необходимо принять лекарство, чтобы избавиться от ощущения, что мои родные — мои враги, которые в конце концов меня убьют.
— Ты пьёшь таблетки? — папа встал и направился к моему рабочему столу, где лежал специальный контейнер с лекарствами, которые нужно принимать три раза в день. Они распределены по ячейкам, чтобы не путаться. Вики мне всегда их собирает, когда я жалуюсь, что распределять эти таблетки сложно.
Я вернула своё внимание на папу, который, подозрительно прищурив глаза, проверял, выпиты ли мои лекарства. С довольным выражением лица он вернулся и в скором времени ушёл, на прощание нежно прикоснувшись к моей щеке.
Как папа и сказал, через час я выпила вечерние таблетки, а в доме стало шумно. Я вышла из своей комнаты и направилась в сторону коридора. Вики прощалась с папой и убеждала его, что присмотрит за мной и не сведёт оба глаза, и, если понадобится, вырастит ещё два на затылке. Папа посмеялся над её шуткой, а она не выглядела так, будто шутила.
Когда дверь захлопнулась, я подошла к ней сзади и испугала её, но она просто сделала вид, что испугалась.
— Ты выпила таблетки? — спросила Вики.
— Почему все только и делают, что спрашивают меня об этом? У вас нет других... более важных дел?
— У тебя апатия, ты можешь решить, что это тебе не нужно, а я должна присматривать за тобой.
— Ладно, выпила я, не читай нотации.
— Хорошо, — она подозрительно прищурила глаза.
Я проверила время на настенных часах и пришла к выводу, что у меня ровно час, чтобы отвлечь Вики. Но это невозможно, поэтому я прибегла к крайним мерам. Подсыпала ей в напиток лекарство, которое вырубало меня во время бессонных ночей.
Мы смотрели телепередачи, где одинокие женщины ищут для себя красивых женихов, и попивали любимый напиток Вики: зелёный чай с гвоздикой. Через двадцать минут она склонилась ко мне и, положив голову мне на плечо, беззаботно уснула.
Я хотела аккуратно переложить её голову на диван, чтобы она лежала спокойно, и уйти, но она проснулась, когда я собиралась пойти в свою комнату.
— Ты куда идёшь? — невнятно пробормотала она, едва открывая глаза.
— Я писать хочу.
— Вернись скорее.
— А если по-быстрому не получится? — усмехнулась я, но она вновь закрыла глаза, поддавшись действию лекарства.
Я покачала головой и, вытащив из полки фотоаппарат, щелкнула её беззаботное выражение лица, прекрасно понимая, что она потом меня убьёт. Надев джинсовку, потому что на улице было прохладно, я направилась в парк, чтобы встретиться с мамой. С каждым шагом я понимала, что приближаюсь к ней, и сердце от этого радостно подскакивало.
Спустя примерно четверть часа я оказалась в парке. Там были развешаны гирлянды, которые мигали и освещали всех, кто беззаботно прогуливался, наслаждаясь первыми звёздами на небе.
Я искала взглядом маму или женщину, которая запечатлелась в моих туманных воспоминаниях. Но она сама меня заметила и помахала мне с лавочки. Я постаралась скрыть дрожь в руках и с улыбкой подошла к ней.
Я думала, что обрадуюсь и крепко обниму её, но в животе развязался тупой узел, а в лёгкие не поступал воздух. В тени разума притаился новый приступ, угрожая мне сдавливанием груди, в которой бешено колотилось сердце.
— Мама? — неуверенно спросила я, когда она стремительно подошла ко мне и обняла.
Стиснула в своих объятиях, и тогда я задрожала ещё сильнее, но попыталась взять себя в руки и сопротивляться передергиваниям лица и всего тела.
— Как ты, доченька? — спросила она, приложив холодную ладонь к моей щеке.
Это плохая идея, потому что любые прикосновения до приступа негативно сказываются на моем состоянии. Это может усилить конвульсии и перейти в ухудшенную версию эпилепсии. Поэтому я отодвинулась от неё, но улыбнулась.
— Прости, я всегда забываю, что ты у меня особенная.
Она имеет в виду мою болезнь? Все называли меня больной, а она — особенной. После её слов мое тело заметно расслабилось, а лицо перестало выражать пустоту, но тревога и паника всё ещё находились поблизости, готовые схватить и увести меня в темноту.
— Привет, мама, — произнесла я дрожащим голосом.
После моих слов она заплакала, вероятно, от радости и тоски по мне, и казалось, что это было искренне, но больше она меня не обнимала.
— Как у тебя идёт учёба в школе? Что ты ешь? Твой папа хорошо относится к тебе?
— Да, всё в порядке, мам.
— Хорошо, — она попыталась остановить слёзы, а я только сейчас заметила мокрые дорожки на своих щеках. Я старательно протёрла веки и села на скамейку рядом с мамой. В голове возникали странные образы: кровь, лицо мамы, мои отчаянные крики.
Они мучили мой разум, и я согнулась, обхватив голову руками, пытаясь справиться с этой болью.
— Девочка моя, ты в порядке? — спросила она, протянувшись ко мне, но не прикасаясь.
Я кивнула и снова пришла в себя.
Я вроде выпила лекарства, так почему мой разум рисует непонятные окровавленные сцены, и почему это происходит в её присутствии?
Покачав головой, я сосредоточилась на лице мамы. Её глубокие морщины и чёрные густые волосы, её тёплый и обеспокоенный взгляд карих глаз, нервная улыбка с поджатыми тонкими губами — всё это навевало тоску о моём детстве. Мне хотелось обнять её, прикоснуться к ней, но что-то внутри меня словно кричало об опасности, о том, что я должна немедленно уйти от неё. Однако я отгоняла эти параноидальные мысли в самый дальний угол своего сознания, потому что они не всегда были правдой.
— Ты ходишь к врачу?
Я кивнула, когда она в ответ глубоко вздохнула. Следующие слова я произносила тихо, но отчаянно, надеясь, что мама не оттолкнет меня.
— Я хочу, чтобы ты стала моим опекуном. Я больше не хочу жить с папой.
После этого глаза мамы загорелись, и она быстро схватилась за край моей джинсовой куртки, заставив меня испуганно отпрянуть.
— Прости, я... — запнулась она и, придя в себя, спросила: — Ты серьёзно, малышка? Конечно. Если ты не против, я хочу проводить с тобой больше времени. Я не думала... что ты сама это предложишь.
Она снова залилась слезами, закрыв лицо ладонями, и её рыдания были полны горечи. Я пыталась её утешить, но не могла найти слов. Как бы я ни пыталась ласково коснуться её спины, я не могла заставить себя это сделать.
Сквозь слезы и рыдания она сказала:
— Я подам в суд, поговорю с органами опеки и обещаю сделать всё возможное, чтобы мы снова жили вместе.
— Снова... — часто заморгала я.
— Ты не помнишь?
Я покачала головой, надеясь, что её слова пробудят забытые воспоминания, однако этого не последовало. Мой разум был затуманен. Иногда возникали лишь чувства, но не полные воспоминания.
— Неважно, — сказала она, привлекая моё внимание. — Оставайся со мной на связи, чтобы мы могли общаться по телефону. А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец заподозрит что-то неладное.
Я молча кивнула, и когда она протянула руку, чтобы поцеловать в щеку, я непроизвольно отпрянула назад, не позволив ей этого. Одно её прикосновение, и, кажется, у меня начнётся новый приступ, поэтому я старалась всеми силами избежать этого.
Она осталась стоять на месте и провожать меня, когда я помахала ей и скрылась из виду. Однако это был далеко не конец, потому что за мной увязались несколько незнакомых мне парней. Снова маньяки. Снова это чувство паранойи. Как бы я ни пыталась от неё избавиться, не получалось, и это стало бесполезным, когда вдруг один из тех парней меня окликнул:
— Красавица, куда ты так спешишь?
