[4]
Дома была обжираловка. Хоби притащил курочку, Чимин огромный торт и... девчонку. Вроде как компенсация за облом. Гук посмеялся в дверях, отдал Намджуну пакет с пивом и пошел в душ.
Девчонка постоянно бросала любопытные взгляды на Чона, пока он ел, усевшись рядом со всеми на пол вокруг стола в гостиной. По телику показывали подборку лучших клипов месяца среди мужских групп, Намджун верещал, что может станцевать получше этих кузнечиков и изображал медузу, называя это фристайлом. Хосок ржал и учил его трясти задницей, роняя курицу на всех вокруг, Чимин хлебал пиво, мацал девчонку, та пялилась на Гука и подсовывала ему куски повкуснее.
— Гукки, как тебе этот рыжий? — лупит его по ляжке Хоби, тыча пальцем в экран телевизора, — Похож на Чимчима, правда? Прям твоя первая любовь!
Все ржут, Гук улыбается, дожевывая мясо, краем глаза замечая, как перекосило подругу Чима. Она что-то шепчет тому на ухо, он смеется, и через минуту Чон записан в лучшие подружки блондинки, накормлен самым большим куском торта и вообще лучший зайка на земле, а эти мужланы ничего в жизни не понимают.
«Мужланы» с завистью смотрят тысячный по счету спектакль с ахами и охами над их младшим, чтобы потом снова возмущаться тем, как несправедлива жизнь и женщины, непонятно за что обожающие геев.
Сегодня Гук спит на диване один, поэтому все окна открыты и шелест листьев успокаивающе крадется по комнате. Можно было бы, конечно, жить в комнате с Хоби или Намджуном, но первый очень беспокойно спит, а второй может так секануть клешней во сне, что проснешься с проломленным носом.
Поэтому Гук обитает в гостиной, когда Чимин не один. На радость девчонкам, крадущимся по утрам в душ и любующимся младшим, раскинувшимся по дивану в труселях.
— Блять...
Чонгук вскакивает на постели в темноте и злится. Третий час он пытается спать, но в голове только одна мысль — хочется вот как сейчас Чимин за стенкой, сука, скоро кровать сломает, только не с блондинкой. А с наглой вредной Вишенкой. Это все еще смешно, Гук лыбится во мраке, но ему нравится. Он уже даже не хочет знать происхождение прозвища, ему просто по кайфу так называть его про себя.
И что стоило номер записать? Сейчас бы але-мале, и все по-вкусному. Эх. Четыреста двадцать... пятьдесят... или шестьдесят? Гук напрягает память, вспоминая список номеров в телефоне Юнги. Двадцать четыре... кажется, так. Хватает телефон и набирает, идут гудки, Гук заранее продумывает извинения за ошибку с номером, сонный голос на том конце связи прочищает горло и спрашивает:
— Кто это?
— Вишня, это ты?
Секундное молчание.
— Чонгук?
— Угадал, ну надо же!
— Кто что угадал?
— Я. Твой номер.
— Мм. Какой молодец. И чего тебе надо в три ночи?
— А сам как думаешь?
— Да нихрена я не думаю, я спать хочу.
— Понял. Сорян за побудку.
Гук сбрасывает вызов и тупо смотрит в экран. А чего ты, собственно ждал? Что он там спит стоя в ожидании твоего звонка? Экран грустно гаснет, Гук падает на подушки и обиженно дует губы. Но вдруг тренькает сообщение. Ожидая очередную рекламу, он открывает его, и видит адрес.
Десять минут на тихушные сборы, бумажник найден, дверь тихо закрывается, и Гук летит в такси через полгорода, чтобы потом подняться на девятый и увидеть в дверях мокрую голову только что вылезшего из душа Тэхена.
— Ты что, помылся ради меня?
— Ну тебе же не спится из-за меня, — устало отшучивается Ким.
— Как трогательно, щас расплачусь, — дразнит Гук, уже сбрасывая обувь в прихожей.
— Трогательно то, что ты запомнил мой номер.
— Ну дак рядом с ним было написано Вишня! Мой мозг не мог это не заскринить!
Тэхен не выдерживает и смеется. Гук молча бродит взглядом по голой коже, не прикрытой ничем, кроме полотенца на бедрах, сглатывает комок в горле и смотрит в глаза. В них пляшут смешинки. Тэхен тянет за край полотенца и оно падает на пол, обнажая стояк. Сердце Гука набирает скорость, руки тянутся к бесстыдной наготе, воздух становится густым и тяжелым.
Тэхен стоит спокойно, зная, что им любуются, щедро позволяя на себя насмотреться, только тихо вздыхает, когда Гук склоняет голову и целует кожу плеча. Ким ныряет пальцами под черную футболку, скользит по рельефному животу, заставляет поднять руки и снимает, но не до конца, спутывает краями руки у Чона над головой, Притягивает свободной рукой его к себе за талию и целует губы, память о которых так долго не давала ему спать.
— Ты сегодня за главного, малыш, — шепчет он на ухо Чону, — я слишком устал, чтобы ломать тобой свою квартиру.
И руки, одно воспоминание о которых заставляло Кима возбуждаться, подхватывают его под бедра и несут вглубь дома. Гук находит в полумраке диван, садится, заводит ноги Кима себе за спину и тянется за поцелуем.
Тэхен целует, отстраняется, запускает руку в темные волосы и серьезно смотрит на Гука.
— Почему ты позвонил?
Такой нужный и неудобный вопрос. Чонгук не разрывает взгляд, ничего не говорит, но ему кажется, что Ким выкачивает из него глазами то, что хрен объяснишь, то, что нужно ему услышать, что Гук ни за что не скажет, но выдохнет в поцелуй, и они оба все поймут.
— Не скажешь, да? — улыбается Тэхен, — Тогда я скажу. Я ровно три секунды думал, хочу я ради тебя проснуться, или нет.
Внимательный взгляд.
— Хочу по-настоящему.
Немой вопрос на лице Чона.
— Хочу только с тобой.
— Тэхен... Каждая вторая шлюшка в клубах — твоя. Каждая первая — моя. Как думаешь, кто из нас первым сдастся?
— Сколько было после меня?
Гук отводит глаза и улыбается.
— Ну? — Требует Ким.
— Никого.
— Вот.
— А ты?
— А я дрочу каждую ночь из-за тебя.
— Извращенец.
— Может, и так. Только ты, когда завтра уйдешь, больше не звони, если не захочешь насовсем.
Смешались вместе возбуждение от сидящего на коленях голого Тэхена и странная горечь от его слов, будто нужно вот сейчас прямо встать и уйти, будто он гонит. Но его глаза говорят обратное. Они почти умоляют, просят тепла, руки гладят шею, такие ласковые, он их не запомнил в прошлый раз, потому что они причиняли боль, а сейчас любят его кожу, скользя по ней медленно и осторожно. Гук закрывает глаза, позволяет гладить свое лицо, касаться губ. Тэхен придвигается ближе и Чон касается лбом его груди, трется носом о кожу, пробует губами, потом руками, Тэхен слезает с его ног на пол и стягивает с него оставшуюся одежду, тянет его задницу к краю дивана и раздвигает ноги шире.
Чонгук недоверчиво наблюдает и ждет. Он правда это сделает?
— Тэхен?
— Да, не пробовал, — понимает Ким его вопрос.
— Уверен, что хочешь?
— С тобой — да.
Почему в его глазах такая беспомощность? Гук не понимает, но ему кажется, навязчиво кажется, что Тэхен пытается ему понравиться. Он сейчас совсем не похож на того смелого актива, что ловит своих жертв где захочется и трахает их до изнеможения, не спрашивая имен. Кажется, Чонгук сломал эту Вишенку, когда отымел ее в ответ.
Гук шарит по карманам лежащих рядом джинсов и достает резинку, протягивает ее Киму и вопросительно смотрит. Тот берет ее в руки, вертит пальцами и спрашивает:
— Ты со всеми был в резинках?
Чон кивает.
— Всегда? Уверен?
Снова кивает. Более, чем уверен. Он же свой член не на помойке нашел, чтоб без защиты лезть в приключения.
— Доверяешь мне?
Снова этот взгляд...
— А ты?
Вместо ответа Ким толкает его в грудь, заставляя упасть на подушки, отбрасывает резинку в сторону, проводит ладонями по раздвинутым гуковым ногам до задницы, наклоняется и берет в рот его член. Чон от неожиданности ощущений весь напрягается и взволнованно смотрит, как медленно исчезает во рту и вновь появляется головка. Он начинает чаще дышать, причем через рот, отчего губы пересыхают, он облизывается и улыбается, закрывая глаза.
Неумело, но старательно, горячий ротик вбирает и отпускает, чуть царапая зубками, немного давясь при попытках взять глубже, Чонгук какое-то время не вмешивается, потом открывает помутневшие глаза и тянется рукой к тэхеновым волосам, гладит их, отчего тот останавливается, выпускает член и вопросительно смотрит. Его губы стали такими сочно-красными, что Гук не удержался и, подавшись вперед, впился в них своими.
— Ты и правда Вишенка, — шепчет он в поцелуй, — Я покажу, если хочешь. Только слушай мои руки.
Тэхен кивает, Гук встает на ноги, берет его за подбородок, заставляя поднять голову, и приставляет головку к губам. Тэхен открывает их, и Чон медленно погружается, чуть приседая, одновременно поглаживая пальцами горло Кима, как бы показывая, где расслабить. Осторожно, глубже, возвращаясь при каждом сопротивлении мышц и внимательно глядя Тэхену в глаза, Гук двигается, направляя его голову руками, пока он не ловит ритм и уже сам двигается навстречу.
Губы Тэхена, раскрытые так широко, очень нравятся Гуку, ему постоянно хочется их целовать, даже больше, чем трахать, он делает еще движение, выходит, опускается на колени и целует глубоко и сильно. Горячие, мягкие, чуть соленые, очень-очень вкусные, отвечают ему так честно, что хочется переспросить у глаз, чтобы до конца поверить. Чон берет лицо Тэхена в ладони и внимательно, долго смотрит, ищет ложь, хотя бы одну каплю сомнения, недоверия, но их нет. Темные глаза клянутся, что он самый желанный.
Сердце уже прыгает в груди, требуя свою долю, крича о том, что оно заждалось своего часа, устало наблюдать за бездушными потрахульками с безликими телами, ему хочется кого-то запомнить, отпечатать на себе его имя, чтобы, расставаясь, снова ждать встречи и после прикосновений желать их повторения.
И Тэхен, будто чувствуя это, прислоняется своим лбом к его и зажмуривается.
Просто поверить, что из всего этого что-то выйдет.
Решиться, и бросить якорь у этого острова.
Гук вдруг смеется, Тэхен шокированно смотрит на него и спрашивает:
— Что?
— Я представил, как приведу тебя домой и скажу: «Знакомьтесь хены, это Вишня»
Он начинает хихикать, пока Ким мечет глазами молнии, не может остановиться, потому что представляет себе рожи друзей, а особенно Чимина, который обязательно также спросит: «А почему не персик?».
— А твои хены такие же придурки, как и ты? — До Тэхена сквозь злость доходит, что Гук сказал это потому, что задумался о них всерьез, и он тоже смеется.
— О, да, еще какие!
— Значит сойдемся.
— Уверен? Они кому хочешь мозг вынесут!
— Пхх! Видел бы ты Юнги, когда его таращит!
Гук улыбается уголком рта, думая о том, что они, как два придурка, сидят голыми задницами на полу и обсуждают друзей.
— Кажется, чтобы мы что-нибудь успели до рассвета, нам надо найти кровать, — говорит он, — А то твой ламинат какой-то несобранный.
Неожиданно они слышат, как кто-то торопливо пытается открыть замок входной двери. Переглядываются, хватают штаны и только успевают их застегнуть и выглянуть из комнаты, как замок щелкает, слышатся крики, дверь распахивается и в прихожую с силой вваливается Юнги, а следом за ним четверо, двоих из которых Гук сразу узнал.
— Ты, сука, хер куда от нас сбежишь, — орет один из них, с силой пиная лежащего на спине Мина в живот. Тот хэкает, скручивается от боли и кашляет, выплевывая кровь.
Тэхен, непонятно как так быстро подскочивший к ним, сильным махом ноги бьет обидчика по лицу и тут же бросается на второго. Гук разбегается, толкается ногой от стены узкого прохода и выбивает биту из рук третьего, замахнувшегося Тэхену в голову. Та звонко гремит металлом, вылетев на лестничную площадку, а Чон в повороте приземляется локтем в нос стоящему ближе к двери, он от удара бьется о косяк и сползает на пол.
Из соседних квартир выбегают люди, какой-то мужик узнает в Киме соседа, соображает кто кого бьет, хватает биту и за ворот вытягивает крайнего, которому Чон разбил нос, пинком спускает его по лестнице и влетает в квартиру.
В это время Ким и Чон отбивали Мина от остальных, упорно пытавшихся его пинать. Бита глухо приземлилась на спину одному, он взвыл, обернулся, получил по зубам и отправился за дверь вслед за первым. Юнги, наконец, поднялся, присоединился к парням, и уже общими усилиями они вчетвером отпинали оставшихся двоих, вытолкали из квартиры, выслушали гневные возмущения набежавших соседей, вызвавших полицию, после чего сосед с битой, в общих чертах узнавший у Мина в чем дело, посоветовал им валить сейчас отсюда, пока он будет сдавать копам четверых гостей.
Наскоро одевшись, они заперли квартиру и спустились вниз на лифте. Когда он открылся на первом, за стеклом подъездной двери увидели мигалки.
— Черт! Сюда! — прошипел Тэхен и метнулся направо в темноту. Спотыкаясь и врезаясь в стены, они бежали за ним на звук, спустились в подвал, дверь в который висела на одной петле, а в подъезде уже был слышен топот на лестнице и звуки рации. Переступая через кучи барахла в воняющем кошачьим дерьмом низком помещении, они пытались не потерять Тэхена, шнырявшего в темноте, как у себя дома.
— Псс, Ким, ты куда нас тащишь? — Спросил Гук.
— Там в конце есть лаз на улицу. Только не гремите, спалимся.
— Да тут черт ногу сломит!
— А больше никак. Вон свет, видишь? Тихо вылезаем и валим!
Изгваздавшись в пыли и окурках, они протиснулись по очереди в узкое отверстие в бетонной стене и дали деру через дворы, сигая через заборы и скамейки, пока не пробежали весь квартал. Тэхен сполз по стене дома на землю, и, тяжело дыша, сказал:
— Мин, ты скотина.
— Обломал вам пидарскую ночку? — задыхаясь, Юнги привалился рядом.
— Нет, я ему правда всеку! — Чонгук часто дышал, упершись руками в колени.
— А я помогу.
— Друг, называется!
— Ты где их опять нашел, Мин? Мне теперь и домой не вернуться, будут же ждать, твари.
— Прости, бро. Я думал, успею заныкаться внутри, пока они добегут по лестнице.
— Ты опять кого-то кинул?
— Двоих из них я видел в прошлый раз, — вмешался Гук, — Тогда они его не добили, видимо, подмогу взяли.
— Вот все-то ты помнишь, — скривился Юнги.
— Могу еще кое-что вспомнить, если не заткнешься, — Гук угрожающе сузил глаза.
Юнги покосился на Тэхена и затих. Ким удивленно посмотрел на одного, на другого.
— Не понял?
Мин угрюмо следил за реакцией Гука и ждал. Тот выпрямился, сунул руку в карман и достал телефон.
— Почти пять. Вам есть куда пойти? Надо валить с улицы, мы похожи на побитых бомжей.
Мин и Тэхен переглянулись.
— Дайте угадаю — возле дома Юнги тоже пасутся, а к Джину их привести вообще не хочется?
— Чонгук, ты вот откуда все знаешь, а? — хмурится Ким.
— У меня тоже друзья есть. Все мы бывали в заднице. Подъем, девочки, я хочу поспать хоть пару часов перед работой.
***
Заспанный Намджун непонимающе смотрит на троих разной степени побитости парней, сидящих за столом их кухни, и пытается понять, где Чонгук нашел таких вонючих друзей да еще и сам так же провонял.
— Ну ты же сам их разложишь на диване, да, Гукки? — Тот кивает, — Только помойтесь, умоляю, от вас несет, как от параши.
Стараясь не шуметь, Чон нашел три пары чистых штанов, расстелил диван, пока парни мылись, и, когда они все трое растянулись в горизонтальном положении, уснул в ту же минуту.