34 глава «Несломленная»
Дни слились в однотонный, серый кошмар. Счет времени потерялся где-то между приношениями скудной еды и редкими визитами Гриши, чье настроение становилось все гаже. Он уже не бросал колкости, а просто мрачно смотрел на нее, словно на надоевшую проблему, которую никак не разрешат.
Еду – всегда тот же черствый хлеб и теплую воду – теперь приносил молча. Иногда в миске была холодная, безвкусная баланда. Он ставил ее на пол и уходил, не глядя. Анфиса ела. Потому что надо было выжить. Каждый кусок, каждая капля воды были маленькой победой над ними, над ним, над Кощеем.
Она продолжала свою тихую работу. Пластиковые хомуты на запястьях были давно перетерты о острую кромку металлической балки до тонких ниточек. Она могла освободиться в любой момент. Но куда бежать? За дверью с засовом был еще один охранник, а за ней – неизвестность. Ее оружием было терпение. Она ждала своего часа, как хищник, вцепившись в одну единственную мысль:
Они ищут. Валера ищет.
Но дни шли, а ничего не менялось. Ни штурма, ни криков, ни выстрелов. Только ветер завывал в щелях склада, да вода все так же мерно капала в темноте. В ее душу начал закрадываться червь сомнения. А вдруг?.. Нет. Она гнала эти мысли, кусая губы до крови.Он не бросит. Он не такой.
На четвертый или пятый день – она уже путалась – дверь открылась не для того, чтобы принести еду. В проеме стоял не Гриша. Стоял он.
Кощей.
Он был не таким, каким она его помнила. Не древним стариком, не исчадием ада. Он был... обычным. Высокий, сухощавый мужчина в дорогом, но неброском пальто. Лицо – маска вежливой усталости, лишь глаза – два осколка льда, абсолютно пустых, без возраста, без эмоций. Он пахнул морозным воздухом и дорогим одеколоном, и этот запах был губительнее вони Гриши.
Он молча осмотрел ее с ног до головы, его взгляд скользнул по грязной одежде, спутанным волосам, синякам на запястьтах. В его лице не было ни злобы, ни удовольствия. Был лишь холодный, научный интерес.
— Ну что, красота — его голос был тихим, ровным, без единой эмоциональной ноты. — Понравился у нас прием?
Она молчала, вжимаясь в стену. Все ее существо кричало от животного ужаса, но она сжала зубы, заставив себя встретить его взгляд. Пустота. Она должна показать ему пустоту.
— Молчунья, — он едва заметно улыбнулся уголками губ. — Это хорошо. Умная. В отличие от твоего кудрявого рыцаря. Он, знаешь ли, чуть не спалил полгорода в поисках. Очень трогательно. И очень глупо.
Сердце Анфисы упало, а потом забилось с бешеной силой. Значит, он искал! Искал! Но Кощей, казалось, прочитал ее мысли.
— Успокойся. Он уже ушел с тропы. Остыл. Понял, что игра проиграна. Теперь ты мне не нужна.
Эти слова прозвучали как приговор. Но он не мог бросить.
— Зачем? — хрипло выдохнула она, и голос ее показался ей чужим, проржавевшим. — Зачем ты это сделал?
Ледяные глаза сузились.
— Проверка. Его слабости. И твоей прочности. Результаты... противоречивы. Он эмоционален, предсказуем. А ты... ты интересна. В тебе есть стержень. Жаль, что он работает против меня.
Он повернулся к двери.
— Отведите ее на северный участок. Разберется с ней Пастух.
Гриша, стоявший за спиной у Кощея, кивнул с каменным лицом.
Это был последний день. Она поняла. «Пастух» – это не имя. Это приговор. Ее везут на утилизацию.
Когда Гриша грубо дернул ее за рукав, чтобы поднять, она не сопротивлялась. Она позволила ему натянуть на голову мешок из-под картошки, вдохнула удушливую пыль. Ее руки снова стянули, на этот раз – проволокой, впивающейся в плоть.
Вели из склада, под руки. Морозный воздух обжег легкие даже сквозь ткань мешка. Ее втолкнули в багажник какой-то машины, с грохотом захлопнули крышку. Двигатель заурчал, и машина тронулась.
Она не плакала. Она считала повороты. Правый. Лево. Прямо долго. Снова лево. Она пыталась запомнить дорогу, но скоро потеряла счет. Просто лежала в темноте, слушая, как воет мотор и скрипят колеса по снегу.
Машина ехала очень долго. Час. Два. Потом она резко свернула с асфальта на ухабистую грунтовку, стала подпрыгивать на кочках. Наконец, остановилась.
Багажник открылся. Ее вытащили на мороз. Воздух был другим – чистым, колким, пахнущим хвоей и бескрайней пустотой.
— Иди с богом, красавица, — прохрипел Гриша и с силой толкнул ее в спину.
Она полетела вниз по склону, кубарем, цепляясь за сучья и снег. Мешок слетел с головы. Мир завертелся – черное небо, усыпанное безумно яркими звездами, темные пики елей, белое снежное покрывало.
Удар о землю выбил из нее воздух. Она лежала на спине, глотая ртом ледяной воздух, глядя в бездонное звездное небо. Где-то наверху заурчал двигатель, и звук стал быстро удаляться, пока не растворился в абсолютной, оглушительной тишине.
Они уехали. Бросили ее здесь одну. В лесу. Зимой.
Первая мысль была парадоксально светлой: Я свободна.
Вторая – леденящей: Я одна. И я умру.
*От лица Валеры*
Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут.
Каждая из них – пытка.
Первые три дня – ад. Я метался как зверь в клетке. Мы прочесали всю промзону. Каждый сарай, каждый подвал.Я выжимал все свои связи, все долги,даже Измайловских. Ничего. Кощей и его люди словно сквозь землю провалились. Склад на ЖБИ оказался пустым, лишь следы их недавнего пребывания – окурки, пустые банки. И запах ее духов, едва уловимый, сводивший с ума.
На четвертый день я рухнул без сил. Я не спал, не ел. Просто сидел в ее комнате, сжимая в руках тот самый цитатник, читая и перечитывая строчки, в которых была ее душа. Я ненавидел себя. Свою беспомощность. Свою тупость.
Зима и Вахит молча дежурили рядом. Аиша плакала тихо, испуганно. Даже Пальто, обычно саркастичный и острый, говорил приглушенно, почти шепотом.
На пятый день пришло осознание. Горькое, как полынь. Они ушли. Они просто взяли и ушли, растворились. А она... она была для них разменной монетой, которую использовали и выбросили.
Но выбросили куда?
Мы снова прошлись по всему ее маршруту. Опросили каждого бомжа, каждую бабку у подъезда. Никто ничего не видел. Ничего.
На седьмой день я вышел из дома. Морозный воздух обжег легкие. Я смотрел на серое, низкое небо и понял, что надежды больше нет. Осталась только пустота. И тихая, холодная ярость, которую я носил в себе, как ледяной шар в груди.
Кощей думал, что сломал меня. Что, забрав ее, он выиграл. Но он ошибался. Он не выиграл. Он подписал себе смертный приговор. Теперь моя жизнь свелась к одной-единственной цели – найти его. И стереть с лица земли.
Я вернулся в качалку. Ребята смотрели на меня с опаской. Я видел себя в зеркале – осунувшееся лицо, впалые глаза, в которых горел холодный огонь.
— Все, — сказал я, и мой голос прозвучал чужим, металлическим. — Точка сбора – через час. У нас новая работа. Единственная работа.
Они молча закивали. Они понимали. Мы хоронили ее в своих сердцах. И шли на войну, которая не закончится, пока жив хоть один из нас.
*От лица Анфисы*
Первым делом – освободиться от проволоки. Она впилась в запястья, но ослабла после падения. Стиснув зубы от боли, она изловчилась, подцепила петлю краем обломка ветки и с нечеловеческим усилием разогнула ее. Проволока с треском лопнула, оставив на коже глубокие кровавые борозды. Боль была острой, живой, почти приятной. Она означала, что она жива.
Дальше – оценить обстановку. Лес. Глухой, явно северный. Глубокий снег. Мороз, наверное, под минус двадцать. На ней – тонкая куртка, свитер, джинсы, кроссовки. Смертный приговор.
Паника подкатила к горлу сладковатым, тошнотворным комом. Она захлебнулась ею, судорожно глотая воздух. Умру. Замерзну. Здесь и сейчас.
Но потом из глубин памяти всплыло его лицо. Его голос, злой, сдавленный: «Держись,Киса,держись,черт тебя дери. Ты сильная».
— Сильная, — прохрипела она вслух, и звук ее голоса, пусть и хриплый, придал ей сил.
Она встала, отряхивая снег. Нужно двигаться. Остановиться – значит умереть.
Шла, проваливаясь в снег по колено. Каждый шаг давался с огромным трудом. Холод пробирался сквозь одежду, сковывал движения, щипал кожу на лице. Мысли путались. То она представляла себе теплую печь, горячий чай, то – его руки, которые обнимут и согреют.
Но чаще перед глазами вставало ледяное лицо Кощея. «Он уже ушел с тропы. Понял, что игра проиграна». Нет. Она не верила. Не могла поверить.
Ночь тянулась бесконечно. Она шла, спотыкаясь о скрытые под снегом коряги, падала, снова поднималась. Пальцы на ногах и руках потеряли чувствительность. Веки примерзали.
Она начала заговариваться. Шептала стихи из цитатника, отрывки разговоров, вспоминала смех Аиши, ворчливость Зимы. Это спасало ее рассудок, не давало погрузиться в пучину отчаяния.
Когда на востоке стало сереть, силы были почти на исходе. Она шла, уже почти не чувствуя ног, двигаясь на автомате, как раненый зверь, ведомый лишь инстинктом выживания. Снег слепил глаза, и она уже почти не отличала реальность от галлюцинаций. Ей мерещились огни между деревьями, слышались обрывки голосов.
И вдруг сквозь однообразный пейзаж елей и сугробов проступил контур, неестественно прямой и резкий. Столб. Потом еще один.Она свернула в их сторону, надеясь выйти на просеку.
Но это было нечто другое. Снег под ногами сменился на жесткое, утрамбованное покрытие. Она подняла голову, с трудом фокусируя взгляд. Два параллельных рубежа, уходящих вдаль, в предрассветную мглу. Асфальт.
Трасса.
Слезы брызнули из ее глаз и тут же замерзли на щеках. Она сделала последнее усилие, выбравшись с обочины на дорогу. Где-то вдали, в призрачном свете зари, мелькнул одинокий огонек. Машина? Или ей опять показалось?
Она попыталась крикнуть, призвать на помощь, но из горла вырвался лишь хриплый, беззвучный стон. Она пошатнулась и сделала несколько неуверенных шагов навстречу призрачной надежде. Ноги были ватными, тело не слушалось.
Помутнение сознания нарастало. Звезды на небе поплыли, сливаясь в белесые разводы. Звон в ушах нарастал, заглушая все другие звуки. Последнее, что она почувствовала, – это вибрация под ногами, нарастающий гул мотора, и ослепительный свет фар, вынырнувший из-за поворота.
Она протянула руку в сторону света, в немую просьбу о спасении. Но сил не осталось совсем. Ноги подкосились, мир опрокинулся, резко уйдя в сторону.
Темнота. Тишина. Холодный асфальт щекой.
И потом – все исчезло.
Они выбросили её, как мусор. Но они забыли, что из праха и пепла рождается феникс. И у феникса — память длиною в вечность, а когти — из стали.
______________________________
Прошу подписку на тгк!!!
Фиска пишет🐈⬛(https://t.me/esexxs1)
буду очень благодарна!!!
Там будут выходить эдиты,видео про героев и возможно спойлеры,всех жду!
Ставим звездочки!!
Я вас люблю! 🫶