33 глава «Игра»
У Аиши сжалось сердце. Она позвонила в качалку и ответил Турбо.
— Валера, она ушла! К Марату, одна! Я не смогла ее остановить!
На том конце провода повисла секундная, тяжелая как свинец, пауза.
— Идиотка, — прошипел кудрявый, и в его голосе было нечто такое, от чего Аиша похолодела. — Сиди там. Никуда не выходи. Щас приедем.
Через десять минут на улице резко затормозила машина с Турбо и Зимой. Они влетели в подъезд.
— Она есть? — с порога бросил Валера, его лицо было искажено гримасой ярости и страха.
— Нет! Я звонила Марату — он ее не видел! Она не пришла! — почти рыдая, выдохнула Аиша.
Валера выругался сквозь зубы,схватил телефон и набрал номер Пальто.
— Андрей, слушай сюда. Её нет. Вышла к Марату, не дошла. Задействуй всех, кто может крутить глазами плёнку по всему району! Немедленно! Микроавтобусы, «газели», все тёмные машины! Ищи!
Он бросил трубку на тумбу и в отчаянии провел рукой по лицу. Он знал. Он чувствовал это нутром.
Кощей не просто нанес удар. Он расставил ловушку. И они, ведомые горем и яростью, сами в нее побежали. Он забрал Адидаса, чтобы выманить ее. И они клюнули.
Теперь он забрал ее. Игра изменилась. И цена за ошибку стала невыносимой.
Хорошо, вот продолжение от лица Валеры, с фокусом на его внутреннем состоянии и действиях.
*От лица Турбо*
Слово «Идиотка» вырвалось само, прежде чем я успел обуздать ярость, поднимающуюся черной, удушающей волной из самого нутра. Не на нее. Ярость — на него. На себя. Я бросил телефон на тумбу. Руки дрожали мелкой, предательской дрожью. Я сжал кулаки, вдавливая фаланги в ладони до хруста, до боли, чтобы заглушить оглушительный вой бессилия в голове.
Ушла. Одна.
Мозг, уже привыкший к постоянной боевой готовности, мгновенно выдал картинку: ее бледное, восковое лицо, пустые глаза, смотрящие в никуда. Ее автоматические, роботские движения. И все это — на улице, где за каждым углом мог стоять его человек. Где каждая тень таила угрозу.
— Зима! Машину! Сейчас! — рявкнул я, срываясь с места и хватая первую попавшуюся куртку. Мне было все равно, кто услышит. Вся качалка могла рухнуть от этого крика.
Мы неслись по городу, я чувствовал, как я выжимаю из тачки все соки. Зима молчал на пассажирском, и его молчание было красноречивее любой истерики. Я смотрел в окно, выискивая в толпе ее темные,длинный волосы, знакомую походку. Каждая одинокая женская фигура заставляла сердце бешено колотиться и тут же замирать от разочарования. Ее там не было.
Влетели в «Резиденцию». Аиша, вся в слезах, бросилась к нам. Ее слова «не дошла» прозвучали как приговор. Как окончательный, бесповоротный вердикт.
Внутри все оборвалось. Весь шум мира стих, остался только мерный, навязчивый стук в висках. Я чувствовал, как каменеет лицо, как лед заполняет жилы, вытесняя панику. Паника была роскошью. Сейчас она была смерти подобна.
Я набрал Пальто. Говорил сквозь зубы, каждое слово — отточенное, как клинок. «Задействуй всех. Крути плёнку. Ищи». Бросил трубку. Рука сама потянулась провести по лицу, смахнуть несуществующую пыль, спрятать на секунду дрожь, которую никто не должен был видеть.
Кощей. Этот старый, трусливый шакал. Он не полез в лоб. Он не стал бить по мне. Он ударил по ней. Сначала забрав Адидаса — брата,хоть и не родного. Зная, что это выбьет почву из-под ног, заставит действовать сгоряча. И мы клюнули. Я клюнул. Отпустил ее из виду, позволил ей уйти в себя, в свое горе, вместо того чтобы быть рядом, быть ее щитом. Я был так занят подготовкой к войне, что не заметил, как враг уже проник в самое сердце моей крепости.
Теперь он забрал ее. Не убил. Украл. Значит, она нужна живой. Значит, это ловушка. На меня. Приманка выложена. И я, как идиот, должен был броситься в погоню сломя голову, метаться по городу, светясь, как новогодняя елка, и подставить себя и всех под удар.
Я больше не мог позволить себе эту роскошь. Ошибка уже была совершена. Цена за следующую стала бы окончательной.
Я повернулся к своим. К Зиме, который смотрел на меня, ждя приказа. К Аише, которая сжалась в комок на диване, пытаясь не реветь.Я быстро набрал номер качалки,ответил Грач.
— Грач — голос мой прозвучал хрипло, но уже ровно, обретая сталь. — Выдвигаетесь. Весь ее маршрут, от подъезда до дома Марата. Смотрите всё. Люки, помойки, подворотни. Ищете любую мелочь. Окурок, обертку, след... любое говно, что может быть меткой. Не трогать, не спрашивать ни у кого. Только глаза. Понятно?
— Понял — звонок закончился.
— А мы? — хрипло спросил Вахит. Его пальцы бесцельно перебирали провода от принтера, но взгляд был острым, собранным.
— Мы ждем, — я уставился на молчащий телефон. — Ждем звонка Пальто. Без инфы мы слепые. Он — наши глаза сейчас.
— Ждать?! — взвизгнула Аиша, подскакивая с дивана. — Ты с ума сошел! Они там... они могут делать с ней что угодно! Пока мы тут ждем!
Я резко обернулся к ней. Взгляд должен был быть ледяным, потому что она отшатнулась и притихла.
— А ты предлагаешь? — спросил я тихо, и тишина в комнате стала звенящей. — Бегать по улицам и орать ее имя? Подставить себя, чтобы они прикончили ее, и тогда ей точно никто не поможет? Она в их руках, Аиша. Единственное, что у нее есть сейчас, — это надежда, что я не облажаюсь еще раз. Что я буду думать головой, а не жопой.
Я подошел к окну, уперся лбом в холодное стекло. Где ты, кис? Держись. Черт тебя дери, держись. Ты сильная. Ты выбралась в первый раз, выберешься и сейчас. Только дай мне время. Дай мне понять, где ты.
Часы тянулись мучительно. Я прошелся по комнате, снова подошел к окну. Вахит молча собирал и разбирал зажигалку. Аиша тихо плакала, уткнувшись лицом в подушку. Я ненавидел эту беспомощность. Ненавидел себя за нее.
Наконец, через вечность, завибрировал телефон. Пальто.
— Говори, — я включил громкую связь, чтобы слышали все.
— Нашли, — голос Андрея был напряженным, быстрым. — Камера с магазина на Профсоюзной. Темный микроавтобус, без номеров. «Фольксваген-Транспортер». Затормозил в переулке, рядом с ней. Трое. Затащили внутрь. Все быстро, чисто. Двери — закрылись, машина — рванула. На все про все — пять секунд.
— Куда? — выдавил я.
— В сторону промзоны. Дальше они вырубили камеры на светофорах. Приборку. Профессионалы, Валера. Но есть еще одна ниточка. Мой оперский крендель дрожит как осиновый лист. Шепчет, что слышал — для таких «спецзаказов» Кощей использует один старый заброшенный склад на территории завода ЖБИ. Там раньше его лабораторию травили.
Склад на заводе ЖБИ. Сердце ушло в пятки, а потом ледяной волной вернулось обратно, сконцентрированное, готовое к действию.
— Координаты. Всё, что есть по планировке. Схемы, если остались.Сейчас.
Я бросил телефон и посмотрел на Вахита. Он уже стоял наготове, с рюкзаком, набитым всяким полезным хламом.
— Собирай шпильку, — бросил я ему. — Поехали. Аиша, — я повернулся к ней. — Ты остаешься здесь. На связи. Если что — только Пальто. Никому не открывать. Поняла?
Она кивнула, глаза ее были огромными, полными страха, но уже без паники.
Мы вышли в подъезд. Я притормозил у двери, сунул руку во внутренний карман куртки. Там лежал ее цитатник. Потрепанный, истрепанный. Я сжал его в руке, чувствуя шершавую обложку.
Война изменилась. Он перешел личные границы. Он взял мое самое ценное. Теперь это была не война за выживание или месть. Это было что-то другое. Нечто древнее и простое.
Он взял моего человека. Теперь правила диктовал я. И правил не будет.
Отлично. Распишем этот долгий и мучительный день с фокусом на переживаниях и трансформации Анфисы.
*От лица Анфисы*
Тьма.Она была не просто отсутствием света. Она была веществом — густым, вязким, сладковато-пахнущим, как испорченный сироп. В нее проваливалось сознание, беспомощное и разобранное на части. Первым вернулось обоняние. Запах пыли, старого металла, машинного масла и чего-то еще... едкого, химического. Пахло заброшенным гаражом или цехом. Потом слух. Где-то далеко, за пределами этой липкой темноты, мерно капала вода. Стук-пауза, стук-пауза. Этот звук стал первым якорем, за который зацепилось ее расплывающееся сознание.
Анфиса попыталась пошевелить пальцами. Откликнулась тупая, отдаленная боль, будто конечности были чужими, пришитыми к телу грубыми нитками. Руки затекли, были грубо отведены за спину и стянуты в районе запястий чем-то холодным и жестким — пластиковыми хомутами. Ноги тоже были скованы.
Память возвращалась обрывками, как вспышки света в кромешной тьме. Улица. Резкий, животный страх. Взрыв мотора за спиной. Сильные руки, пахнущие табаком и позже. Грубая ладонь, намертво запечатавшая ее рот, не давшая издать ни звука. И потом... укол. Острый, жгучий холод в шее. И падение в эту самую бездну.
Кощей.
Имя прозвучало в голове не как мысль, а как физический удар по вискам. Сухая, леденящая ярость, острее любого страха, на секунду пронзила оцепенение. Он не просто нанес удар. Он украл меня.Что он хочет?
Она медленно, преодолевая свинцовую тяжесть в веках, открыла глаза. Полумрак. Высокий потолок, закопченные стены, забитые досками окна, сквозь которые пробивался тусклый серый свет. Утро. Значит, прошло несколько часов. Она лежала на голом бетонном полу старого склада. В метре от нее валялись какие-то ржавые шестеренки, тряпка.
Шаги. Где-то за стеной. Тяжелые, мерные. Кто-то ходил туда-сюда, как хищник в клетке. Анфиса мгновенно закрыла глаза, снова притворившись безжизненной. Дыхание она замедлила, сделала глубоким и ровным, тело обмякло. Она научилась этому искусству — искусству казаться невидимой, пустой — за те долгие дни в ванной, после первого своего крушения. Теперь этот навык стал ее оружием.
Дверь, железная, с солидным засовом, скрипнула. В проеме возникла фигура. Невысокий, коренастый мужчина в простом спортивном костюме. Лицо обветренное, жесткое, с плоскими, ничего не выражающими глазами наемного работника. Он постоял, посмотрел на нее, потом флегматично плюнул на пол.
— Дрыхнет еще. Хлипкая. Дали бы полную дозу, еще бы сутки отрубленная была, — бросил он через плечо кому-то невидимому.
— И слава богу. Меньше проблем, — отозвался из-за стены второй голос, более молодой. — Кощей сказал — не трогать. Ждать. Кормить, поить, чтобы живая была.
— Надоело уже тут торчать. Дело на пять минут, а сидим непонятно сколько.
Анфиса слушала, впитывая каждое слово, каждый звук, каждую интонацию. Ждать. Кормить, поить. Значит, она ценна живой. Значит, ее не убьют сразу. Это был крошечный лучик, слабая надежда, но она ухватилась за нее. Пока она жива, у нее есть время. Время думать. Время искать слабину.
Мужик в спортивном костюме — его позвали Гриша — ушел, захлопнув дверь. Снова осталась одна. Тело ныло от неудобной позы и холода, исходящего от бетона. Она осторожно, миллиметр за миллиметром, попыталась пошевелиться, оценить прочность связок. Пластик впивался в запястья, не оставляя надежды на разрыв.
Часы тянулись мучительно медленно. Она лежала и смотрела в закопченный потолок, мысленно возвращаясь домой. Валера.Она представляла его лицо, искаженное яростью и страхом. Он уже знает. Он уже в бешенстве. Он рвет и мечет. Эта мысль согревала изнутри, но тут же леденила душу другой: а если это и есть ловушка? Выманить ее, чтобы выманить его? Заставить его действовать сломя голову, нарываться на пули?
Она сжала зубы. Нет. Она не будет его слабым местом. Не позволит.
Дверь снова открылась. Теперь вошел тот, второй, с более молодым голосом. Парень, лет двадцати пяти, с безразличным взглядом. В руках он держал пластиковую бутылку с водой и полпалки батона.
— Эй, красавица, вставай. Перекусим.
Анфиса медленно открыла глаза, сделав вид, что только что очнулась. Она смотрела на него, не мигая, стараясь не выражать ни страха, ни злобы — ничего. Пустота.
Парень неуклюже помог ей присесть, прислонив к стене.Сунул бутылку ей в руки. Пальцы затекли, она еле удерживала ее.
— Руки-то у тебя связаны, сам понимаю, неудобно, — он усмехнулся криво. — Но приказы есть приказы. Не трогать. Так что извини.
Он поднес бутылку к ее губам. Вода была теплой, безвкусной, но для пересохшего горла она показалась нектаром. Она сделала несколько жадных глотков.
— Кто вы? — голос ее звучал хрипло, чужим.
— Таксисты, — парень хмыкнул. — Специального назначения. Забудь, детка. Пей давай.
— Кощей вам платит?
Вопрос повис в воздухе. Парень на секунду замер, его глаза насторожились. Мелкая мушка, почуявшая неладное.
— Тебе какая разница? Сиди тихо, целой будешь.
— Он плохо платит, — продолжила Анфиса, глядя ему прямо в глаза. Ее сердце колотилось где-то в горле, но голос она держала ровным, почти бесстрастным. Она вела свою игру, единственную, что могла вести сейчас. Игру на нервах. — И бросает своих. Как бросил Универсам. Как бросит вас, когда вы станете не нужны или слишком опасны.
Лицо парня дрогнуло. Слух об Универсаме, видимо, дошел и до него.
— Заткнись, — буркнул он, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Тебя не трогать, но язык отрезать — в приказе не сказано.
Он сунул ей в рот кусок хлеба, встал и быстро вышел, захлопнув дверь. Анфиса осталась сидеть, прислонившись к холодной стене, давясь сухим хлебом. Но внутри у нее что-то злорадно зашевелилось. Она нашла первую трещину. Маленькую, но трещину.
День тянулся бесконечно. Она то дремала, проваливаясь в короткие, тревожные сны, то просыпалась от каждого шороха. Где-то вдали проехала машина. Кричали дети. Обычная жизнь, которая шла своим чередом, всего в каких-то ста метрах от нее, за этими стенами. И эта обыденность ранила больнее всего.
Она думала о Марате. О его боли. О Вове. Мысленно просила у него прощения за то, что не дошла, не сказала. Теперь он узнает от кого-то другого. Или уже узнал.
К вечеру ее снова навестил Гриша. Он был мрачнее тучи.
— Ну что, принцесса, отоспалась? — его голос был хриплым от курения. — Скоро, глядишь, и свидание у тебя будет.
Анфиса молча смотрела на него. Страх притупился, его сменила какая-то отрешенная, холодная ясность.
— Кощей придет скоро,поговорить надо с тобой.
Девушка фыркнула.
— С чего это ему надо со мной говорить?
— С того, что у него есть на тебя дело.
Она видела, как в его пустых глазах мелькнул не просто интерес, а что-то вроде жадного любопытства. Эти люди были винтиками, они не знали всей картины. А ей вдруг пришло озарение: Кощей, этот призрак, действующий из тени, наверняка тщеславен.
Гриша помолчал, разглядывая ее с особым интересом.
— Валера-то твой уже, поди, всю землю рыщет.
Молчание.
— Ладно, — буркнул он наконец. — Помалкивай пока. И не выдумывай ничего.
Он ушел. Наступила ночь. Темнота стала абсолютной. Холод проникал под кожу, заставляя зубы стучать. Она сжалась в комок, пытаясь согреться хотя бы дыханием. В голове проносились обрывки стихов из ее же цитатника, смешанные с лицами друзей. «Выходи. Мы тут. Все». Слова Валеры грели лучше любого огня.
Она не плакала. Слез не было. Была только холодная, кристальная решимость. Она мысленно прощупывала пластиковые наручники, искала острый угол на стене, чтобы попытаться их перетереть. Просчитывала каждый шаг, каждое слово.
Они думали, что украли испуганную, сломленную девушку. Они ошибались. Они разбудили того самого Кощея, которым она медленно становилась, вбирая в себя всю боль и ярость этой войны. Они взяли в заложницы не жертву. Они принесли в свое логово тихую, терпеливую месть.
Игра изменилась. Теперь нельзя было ошибиться. Цена за ошибку стала окончательной.
______________________________
Прошу подписку на тгк!!!
Фиска пишет🐈⬛(https://t.me/esexxs1)
буду очень благодарна!!!
Там будут выходить эдиты,видео про героев и возможно спойлеры,всех жду!
Ставим звездочки!!
Я вас люблю! 🫶